Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС 4 страница

______________________ МАРКС И «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG» (1848-1849)___________________ 16

Немецкая буржуазия, только что начавшая создавать свою крупную промышленность, не имела ни силы, ни мужества для завоевания себе безусловного господства в государстве, ни насущной потребности в этом завоевании; пролетариат, в такой же мере неразвитый, вырос­ший в полном духовном порабощении, неорганизованный и даже еще не способный к само­стоятельной организации, только смутно чувствовал глубокую противоположность своих интересов интересам буржуазии. Поэтому, хотя по существу он был грозным противником буржуазии, он тем не менее оставался ее политическим придатком. Напуганная не тем, чем немецкий пролетариат был, а тем, чем он грозил стать и чем французский пролетариат уже был, буржуазия видела только одно спасение — в любом, даже самом трусливом компро­миссе с монархией и дворянством; пролетариат же, не сознавая еще своей собственной исто­рической роли, вынужден был на первых порах в подавляющей своей массе выполнять роль наиболее передового, крайнего левого крыла буржуазии. Немецкие рабочие должны были прежде всего завоевать себе те права, которые были им необходимы для самостоятельной организации в классовую партию: свободу печати, союзов и собраний, — права, которые са­ма буржуазия обязана была завоевать в интересах своего собственного господства, но кото­рые она из страха перед рабочими стала теперь у них оспаривать. Две-три сотни разрознен­ных членов Союза затерялись в огромной массе, внезапно пришедшей в движение. Немец­кий пролетариат появился поэтому на политической сцене сначала как самая крайняя демо­кратическая партия.

Это определяло наше знамя, когда мы приступили к основанию в Германии большой газе­ты. Таким знаменем могло быть только знамя демократии, но демократии, выдвигавшей по­всюду, по каждому отдельному случаю, свой специфический пролетарский характер, о чем она еще не могла раз навсегда написать и а своем знамени. Если бы мы не пошли на это, если бы мы не захотели примкнуть к движению на его уже существовавшем, самом передовом, фактически пролетарском фланге и толкать его дальше вперед, то нам не оставалось бы ни­чего другого, как проповедовать коммунизм в каком-нибудь мелком захолустном листке и вместо большой партии действия основать маленькую секту. Но для роли проповедников в пустыне мы уже не годились: для этого мы слишком хорошо изучили утопистов и не для этого составили мы свою программу.

Когда мы приехали в Кёльн, там демократами, а отчасти и коммунистами, уже велась под­готовка к созданию большой

______________________ МАРКС И «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG» (1848-1849)___________________ 17

газеты. Ее хотели сделать узкоместной, кёльнской, а нас сослать в Берлин. Но мы в 24 часа, главным образом благодаря Марксу, завоевали позиции; газета стала нашей; зато мы сделали уступку, включив в состав редакции Генриха Бюргерса. Последний написал (в № 2) одну ста­тью, за которой никакой другой так и не последовало.

Нам нужен был именно Кёльн, а не Берлин. Во-первых, Кёльн был центром Рейнской провинции, которая пережила французскую революцию, усвоила через кодекс Наполеона¹⁵ современное правосознание, развила у себя наиболее крупную промышленность и вообще во всех отношениях была тогда самой передовой частью Германии. Мы по собственным на­блюдениям слишком хорошо знали тогдашний Берлин с его едва зарождавшейся буржуази­ей, с его наглым на словах, но на деле трусливым и раболепным мещанством, с его еще со­вершенно неразвитыми рабочими, с его бесчисленными бюрократами, придворной и дворян­ской челядью, со всеми его особенностями города, представлявшего собой только «резиден­цию». Но решающее значение имел тот факт, что в Берлине господствовало жалкое прусское право и политические процессы разбирались профессиональными судьями; на Рейне же дей­ствовал кодекс Наполеона, не знавший процессов по делам печати, так как исходил из суще­ствования цензуры, и к суду присяжных привлекали не за политическое правонарушение, а только за преступление. В Берлине после революции молодой Шлёффель за пустяки был осужден на год16, на Рейне же мы располагали безусловной свободой печати и использовали ее до последней возможности.

Мы приступили к изданию газеты 1 июня 1848 г. с очень небольшим акционерным капи­талом, из которого была внесена только незначительная часть; да и сами акционеры были более чем ненадежны. После первого же номера половина из них нас покинула, а к концу месяца не осталось ни одного.

Конституция редакции сводилась просто к диктатуре Маркса. Большая ежедневная газета, которая должна выходить в определенный час, ни при какой другой организации не может последовательно проводить свою линию. К тому же здесь для нас диктатура Маркса была чем-то само собой разумеющимся, бесспорным, и мы все ее охотно принимали. Именно его проницательности и твердой линии газета была в первую очередь обязана тем, что стала са­мой известной немецкой газетой революционных лет.

Политическая программа «Neue Rheinische Zeitung» состояла из двух главных пунктов:

______________________ МАРКС И «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG» (1848-1849)___________________ 18

единая, неделимая, демократическая немецкая республика и война с Россией, включавшая восстановление Польши.

Мелкобуржуазная демократия делилась тогда на две фракции: северогерманскую, желав­шую демократического прусского императора, и южногерманскую, тогда почти специфиче­ски баденскую, желавшую превратить Германию в федеративную республику по образцу Швейцарии. Нам надо было бороться с обеими фракциями. Интересам пролетариата одина­ково противоречило как опруссачение Германии, так и увековечение ее раздробленности на множество мелких государств. Интересы пролетариата повелительно требовали окончатель­ного объединения Германии в единую нацию, что одно только и могло очистить от всяких унаследованных от прошлого мелких препятствий то поле битвы, на котором пролетариату и буржуазии предстояло помериться силами. Но интересам пролетариата в то же время реши­тельно противоречило установление прусского верховенства: прусское государство со всеми своими порядками, своими традициями и своей династией было как раз единственным серь­езным внутренним противником, которого должна была сокрушить революция в Германии; кроме того, Пруссия могла объединить Германию, только разорвав ее, только исключив из нее немецкую Австрию. Уничтожение прусского государства, распад австрийского, действи­тельное объединение Германии как республики, — только такой могла быть наша револю­ционная программа на ближайшее время. И осуществить ее можно было посредством войны с Россией, только таким путем. К этому последнему пункту я еще вернусь.

Вообще же тон газеты отнюдь не был торжественным, серьезным или восторженным. У нас были одни только презренные противники, и мы относились ко всем им, без исключения, с крайним презрением. Конспирирующая монархия, камарилья, дворянство, «Kreuz-Zeitung»¹⁷, — словом, вся объединенная «реакция», вызывавшая такое нравственное негодо­вание у филистера, — с нашей стороны встречала только насмешки и издевательства. Но не лучше относились мы и к созданным революцией новым кумирам: мартовским министрам. Франкфуртскому и Берлинскому собраниям и к их правым, и к их левым. Первый же номер газеты начинался статьей, издевавшейся над ничтожеством Франкфуртского парламента, над бесполезностью его длиннейших речей, над никчемностью его трусливых резолюций18. Она стоила нам половины наших акционеров. Франкфуртский парламент не был даже дискусси­онным клубом; в нем почти не дискутировали, а в большинстве

______________________ МАРКС И «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG» (1848-1849)___________________ 19

случаев произносили заранее заготовленные академические трактаты и принимали резолю­ции, которые должны были воодушевлять немецкого филистера, но которыми, однако, никто вообще не интересовался.

Берлинское собрание имело уже больше значения: оно противостояло реальной силе, оно дискутировало и принимало решения не на пустом месте, не в заоблачных высотах Франк­фуртского собрания. Ему поэтому и уделялось больше внимания. Но и к тамошним кумирам левой — Шульце-Деличу, Берендсу, Эльснеру, Штейну и т. д. — мы относились не менее резко, чем к франкфуртцам; мы беспощадно разоблачали их нерешительность, робость и ме­лочную расчетливость, показывая им, как они своими компромиссами шаг за шагом все больше изменяли революции. Это, разумеется, вызывало ужас у демократических мелких буржуа, только что сфабриковавших себе этих кумиров для собственного употребления. Но этот ужас означал, что мы попадали прямо в цель.

Точно так же выступали мы и против усердно распространявшейся мелкой буржуазией иллюзии, будто революция закончилась мартовскими днями и теперь остается только пожи­нать ее плоды. Для нас февраль и март могли иметь значение подлинной революции только в том случае, если бы они были не завершением, а, наоборот, исходной точкой длительного революционного движения, в котором, как во время великого французского переворота, на­род развивался бы в ходе своей собственной борьбы, партии обособлялись бы все резче и резче, пока полностью не совпали бы с крупными классами: буржуазией, мелкой буржуази­ей, пролетариатом, — а пролетариат в ряде битв завоевывал бы одну позицию за другой. По­этому мы выступали также против демократической мелкой буржуазии повсюду, где она же­лала затушевать свою классовую противоположность пролетариату излюбленной фразой: ведь все мы хотим одного и того же, все разногласия — просто результат недоразумений. Но чем меньше мы позволяли мелкой буржуазии создавать себе ложное представление о нашей пролетарской демократии, тем смирнее и сговорчивее становилась она по отношению к нам. Чем резче и решительнее выступают против нее, тем более податливой она становится, тем больше уступок делает она рабочей партии. В этом мы убедились.

Наконец, мы вскрывали парламентский кретинизм (по выражению Маркса) различных так называемых национальных собраний19. Эти господа выпустили из рук все средства власти, передав их — отчасти добровольно — обратно правительствам. Наряду с вновь окрепшими реакционными правительствами

______________________ МАРКС И «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG» (1848-1849)__________________ 20

в Берлине и во Франкфурте существовали немощные собрания, воображавшие, однако, что их бессильные резолюции перевернут мир. Жертвами этого идиотского самообмана были все, вплоть до крайней левой. А мы повторяли им: ваша парламентская победа будет в то же время и вашим фактическим поражением.

Так оно и случилось и в Берлине и во Франкфурте. Когда «левая» получила большинство, правительство разогнало все собрание; оно могло себе это позволить, так как собрание поте­ряло доверие народа.

Когда я прочитал впоследствии книгу Бужара о Марате, я увидел, что мы во многих от­ношениях лишь бессознательно подражали великому образцу подлинного (не фальсифици­рованного роялистами) «Ami du Peuple»20 и что все яростные вопли и вся фальсификация ис­тории, в силу которой в течение почти столетия был известен лишь совершенно искаженный облик Марата, объясняются только тем, что он безжалостно срывал маску с тогдашних ку­миров — Лафайета, Байи и других, разоблачая в их лице уже законченных изменников рево­люции, и тем еще, что, подобно нам, он не считал революцию завершенной, а хотел, чтобы она была признана непрерывной.

Мы открыто заявляли, что представляемое нами направление лишь тогда сможет начать борьбу за достижение подлинных целей нашей партии, когда у власти будет самая крайняя из существующих в Германии официальных партий: по отношению к ней мы тогда перейдем в оппозицию.

Но события позаботились о том, чтобы наряду с насмешками над немецкими противника­ми зазвучали и слова пламенной страсти. Восстание парижских рабочих в июне 1848 г. за­стало нас на посту. С первого же выстрела мы решительно выступили на стороне повстан­цев. После их поражения Маркс почтил побежденных одной из своих самых сильных ста­тей²¹.

Тут нас покинули последние акционеры. Но удовлетворение мы находили в том, что в Германии и почти во всей Европе наша газета была единственной, которая высоко держала знамя разгромленного пролетариата в тот момент, когда буржуазия и мещанство всех стран изливали на побежденных свою грязную клевету.

Наша иностранная политика была проста: выступления в защиту каждого революционно­го народа, призыв ко всеобщей войне революционной Европы против могучей опоры евро­пейской реакции — России. С 24 февраля²² нам было ясно, что революция имеет только од­ного действительно страшного врага — Россию и что для этого врага необходимость всту­пить

______________________ МАРКС И «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG» (1848-1849)__________________ 21

в борьбу становится все более настоятельной, по мере того как движение приобретает обще­европейский размах. Венские, миланские, берлинские события должны были задержать на­падение России, но неизбежность этого нападения становилась тем вернее, чем ближе надви­галась революция на Россию. Но если бы удалось толкнуть Германию на войну с Россией, то Габсбургам и Гогенцоллернам пришел бы конец и революция победила бы по всей линии.

Эта политическая линия проходит через все номера газеты до момента действительного вторжения русских в Венгрию, что вполне подтвердило наши предсказания и сыграло ре­шающую роль в поражении революции.

Когда весной 1849 г. стал надвигаться решительный бой, тон газеты с каждым номером становился все более резким и страстным. Силезским крестьянам Вильгельм Вольф напомнил в «Силезском миллиарде» (восемь статей)23 о том, как при освобождении их от феодальных повинностей помещики при содействии правительства обманули их и в денежном отноше­нии и в отношении земли, и требовал миллиард талеров возмещения.

Одновременно с этим в апреле в виде нескольких передовых статей появилась работа Маркса о наемном труде и капитале²⁴, определенно указывавшая на социальную цель нашей политики. Каждый номер, каждый экстренный выпуск указывал на подготовлявшуюся вели­кую битву, на обострение противоречий во Франции, Италии, Германии и Венгрии. Особен­но экстренные выпуски в апреле и мае призывали народ быть в боевой готовности.

Во всей Германии удивлялись нашим смелым выступлениям в прусской крепости первого класса, перед лицом восьмитысячного гарнизона и гауптвахты; но 8 пехотных ружей и 250 боевых патронов в редакционной комнате и красные якобинские колпаки наборщиков при­давали нашему помещению в глазах офицерства также вид крепости, которую нельзя взять простым налетом.

Наконец, 18 мая 1849 г. последовал удар.

Восстания в Дрездене и Эльберфельде были подавлены, восставшие в Изерлоне окруже­ны; Рейнская провинция и Вестфалия были наводнены войсками, которые после окончатель­ного подавления прусской Рейнской области должны были двинуться против Пфальца и Ба-дена. Тогда, наконец, правительство отважилось приняться и за нас. Одни редакторы под­верглись судебному преследованию; другие, как не пруссаки, подлежали высылке. Против этого ничего нельзя было поделать, так как за правительством стоял целый армейский

МАРКС И «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG» (1848-1849)

корпус. Мы вынуждены были сдать свою крепость, но мы отступили с оружием и снаряже­нием, с музыкой, с развевающимся знаменем последнего красного номера, в котором мы предостерегали кёльнских рабочих от безнадежных путчей и говорили им:

«Редакторы «Neue Rheinische Zeitung», прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и повсюду будет: освобождение рабочего класса!»

Так закончила свое существование «Neue Rheinische Zeitung» незадолго до того, как истек первый год ее издания. Начатая почти без всяких денежных средств, — обещанные ей не­большие суммы не были, как я уже сказал, выплачены, — она уже в сентябре достигла тира­жа почти в 5000. При введении осадного положения в Кёльне выход газеты был прекращен, в середине октября она должна была начать все сначала. Но в мае 1849 г., при ее запреще­нии, у нее было снова 6000 подписчиков, между тем как «Kolnische Zeitung»26 имела, по ее собственному признанию, не более 9000. Ни одна из немецких газет — ни раньше, ни позже — не обладала подобной силой и влиянием, не умела так электризовать пролетарские массы, как «Neue Rheinische Zeitung».

И этим она была обязана прежде всего Марксу.

Когда разразился удар, редакция рассеялась. Маркс уехал в Париж, где подготовлялась развязка, наступившая 13 июня 1849 года²⁷; Вильгельм Вольф занял теперь свое место во Франкфуртском парламенте — в тот момент, когда это Собрание должно было выбирать между разгоном сверху или присоединением к революции, — а я отправился в Пфальц и стал адъютантом в добровольческом отряде Виллиха28.

Написано в середине февраля — начале марта 1884 г.

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» №11, 13 марта 1884 г.

Подпись: Фр. Энгельс

Печатается по тексту газеты Перевод с немецкого

ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА

В СВЯЗИ С ИССЛЕДОВАНИЯМИ ЛЬЮИСА Г. МОРГАНА²⁹

Написано в конце марта — 26 мая 1884 г.

Напечатано отдельной книгой в Цюрихе в 1884 г.

Подпись: Фридрих Энгельс

Печатается по тексту издания 1891, сверенного с изданием 1884 г.

Перевод с немецкого

Обложка первого издания книги «Происхождение семьи, частной собственности и государства»

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Нижеследующие главы представляют собой в известной мере выполнение завещания. Не кто иной, как Карл Маркс собирался изложить результаты исследований Моргана в связи с данными своего — в известных пределах я могу сказать нашего — материалистического изучения истории и только таким образом выяснить все их значение. Ведь Морган в Амери­ке по-своему вновь открыл материалистическое понимание истории, открытое Марксом со­рок лет тому назад, и, руководствуясь им, пришел, при сопоставлении варварства и цивили­зации, в главных пунктах к тем же результатам, что и Маркс. И подобно тому как присяжные экономисты Германии годами столь же усердно списывали «Капитал», сколь упорно замал­чивали его, точно так же и представители «доисторической» науки в Англии поступали с «Древним обществом» Моргана*. Моя работа может лишь в слабой степени заменить то, что уж не суждено было выполнить моему покойному другу. Но в моем распоряжении имеются среди его подробных выписок из Моргана³⁰ критические замечания, которые я, в той мере, в какой это относится к теме, воспроизвожу здесь.

Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-

«Ancient Society, or Researches in the Lines of Human Progress from Savagery through Barbarism to Civilization». By Lewis H. Morgan. London, Macmillan and Co., 1877 [Льюис Г. Морган. «Древнее общество, или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации». Лондон, Макмил-лан и К°, 1877]. Книга напечатана в Америке, и в Лондоне достать ее чрезвычайно трудно. Автор умер несколь­ко лет тому назад.

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА_________ 26

таки, бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни: предметов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство само­го человека, продолжение рода. Общественные порядки, при которых живут люди опреде­ленной исторической эпохи и определенной страны, обусловливаются обоими видами про­изводства: ступенью развития, с одной стороны — труда, с другой — семьи. Чем меньше развит труд, чем более ограничено количество его продуктов, а следовательно, и богатство общества, тем сильнее проявляется зависимость общественного строя от родовых связей. Между тем в рамках этой, основанной на родовых связях структуры общества все больше и больше развивается производительность труда, а вместе с ней — частная собственность и обмен, имущественные различия, возможность пользоваться чужой рабочей силой и тем са­мым основа классовых противоречий: новые социальные элементы, которые в течение поко­лений стараются приспособить старый общественный строй к новым условиям, пока, нако­нец, несовместимость того и другого не приводит к полному перевороту. Старое общество, покоящееся на родовых объединениях, взрывается в результате столкновения новообразо­вавшихся общественных классов; его место заступает новое общество, организованное в го­сударство, низшими звеньями которого являются уже не родовые, а территориальные объе­динения, — общество, в котором семейный строй полностью подчинен отношениям собст­венности и в котором отныне свободно развертываются классовые противоречия и классовая борьба, составляющие содержание всей писаной истории вплоть до нашего времени.

Великая заслуга Моргана состоит в том, что он открыл и восстановил в главных чертах эту доисторическую основу нашей писаной истории и в родовых связях североамериканских индейцев нашел ключ к важнейшим, доселе неразрешимым загадкам древней греческой, римской и германской истории. Его сочинение — труд не одного дня. Около сорока лет ра­ботал он над своим материалом, пока не овладел им вполне. Но зато и книга его — одно из немногих произведений нашего времени, составляющих эпоху.

В нижеследующем изложении читатель в общем и целом легко отличит, что принадлежит Моргану и что добавил я. В исторических разделах о Греции и Риме я не ограничился дан­ными Моргана и добавил то, что находилось в моем распоряжении. Разделы о кельтах и гер­манцах в основном принадлежат мне; Морган располагал тут материалами почти только из вторых рук, а о германцах — кроме Тацита — лишь низко-

____________________________ ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ________________________ 27

пробными либеральными фальсификациями г-на Фримана³¹. Экономические обоснования, которые были достаточны для целей, поставленных Морганом, но для моих целей совершен­но недостаточны, все заново переработаны мной. Наконец, само собой разумеется, я отвечаю за все те выводы, которые сделаны без прямых ссылок на Моргана.

I ДОИСТОРИЧЕСКИЕ СТУПЕНИ КУЛЬТУРЫ

Морган был первый, кто со знанием дела попытался внести в предысторию человечества определенную систему, и до тех пор, пока значительное расширение материала не заставит внести изменения, предложенная им периодизация несомненно останется в силе.

Из трех главных эпох — дикости, варварства, цивилизации — его, само собой разумеется, занимают только две первые и переход к третьей. Каждую из этих двух эпох он подразделяет на низшую, среднюю и высшую ступень сообразно с прогрессом в производстве средств к жизни, потому что, говорит он,

«искусность в этом производстве имеет решающее значение для степени человеческого превосходства и господства над природой; из всех живых существ только человеку удалось добиться почти неограниченного господства над производством продуктов питания. Все великие эпохи человеческого прогресса более или менее прямо совпадают с эпохами расширения источников существования»³².

Наряду с этим происходит развитие семьи, но оно не дает таких характерных признаков для разграничения периодов.

ДИКОСТЬ

1. Низшая ступень. Детство человеческого рода. Люди находились еще в местах своего первоначального пребывания, в тропических или субтропических лесах. Они жили, по край­ней мере частью, на деревьях; только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных зверей. Пищей слу-

___________________ I. ДОИСТОРИЧЕСКИЕ СТУПЕНИ КУЛЬТУРЫ. — 1. ДИКОСТЬ________________ 29

жили им плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода — возникновение члено­раздельной речи. Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно длилось, вероятно, много тысячеле­тий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, при­знав происхождение человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние.

2. Средняя ступень. Начинается с введения рыбной пищи (куда мы относим также раков,
моллюсков и других водяных животных) и с применения огня. То и другое взаимно связано,
так как рыбная пища делается вполне пригодной к употреблению лишь благодаря огню. Но с
этой новой пищей люди стали независимыми от климата и местности; следуя по течению рек
и по морским берегам, они могли даже в диком состоянии расселиться на большей части
земной поверхности. Грубо сделанные, неотшлифованные каменные орудия раннего камен­
ного века, так называемые палеолитические, целиком или большей частью относящиеся к
этому периоду, распространены на всех континентах и являются наглядным доказательством
этих переселений. Заселение новых мест и постоянное деятельное стремление к поискам, в
соединении с обладанием огнем, добывавшимся трением, доставили новые средства пита­
ния: содержащие крахмал корни и клубни, испеченные в горячей золе или пекарных ямах
(земляных печах), дичь, которая, с изобретением первого оружия, дубины и копья, стала до­
бавочной пищей, добываемой от случая к случаю. Исключительно охотничьих пародов, как
они описываются в книгах, то есть таких, которые живут только охотой, никогда не сущест­
вовало; для этого добыча от охоты слишком ненадежна. Вследствие постоянной необеспе­
ченности источниками питания на этой ступени, по-видимому, возникло людоедство, кото­
рое с этих пор сохраняется надолго. Австралийцы и многие полинезийцы и теперь еще нахо­
дятся на этой средней ступени дикости.

3. Высшая ступень. Начинается с изобретения лука и стрелы, благодаря которым дичь
стала постоянной пищей, а охота — одной из обычных отраслей труда. Лук, тетива и стрела
составляют уже очень сложное орудие, изобретение которого предполагает долго накапли­
ваемый опыт и более развитые умственные способности, следовательно, и одновременное
знакомство со множеством других изобретений. Сравнивая друг с другом народы, которые
знают уже лук и стрелу, но еще не знакомы с гончарным искусством (его Морган считает
началом перехода к варварству), мы действительно находим уже

____________ ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ, ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ И ГОСУДАРСТВА_________ 30

некоторые зачатки поселения деревнями, известную степень овладения производством средств существования: деревянные сосуды и утварь, ручное ткачество (без ткацкого станка) из древесного волокна, плетеные корзины из лыка или камыша, шлифованные (неолитиче­ские) каменные орудия. Огонь и каменный топор обычно дают также возможность уже де­лать лодки из цельного дерева, а местами изготовлять бревна и доски для постройки жили­ща. Все эти достижения мы встречаем, например, у индейцев северо-запада Америки, кото­рые хотя и знают лук и стрелу, но не знают гончарного дела. Для эпохи дикости лук и стрела были тем же, чем стал железный меч для варварства и огнестрельное оружие для цивилиза­ции, — решающим оружием.

2. ВАРВАРСТВО

1. Низшая ступень. Начинается с введения гончарного искусства. Можно доказать, что во
многих случаях и, вероятно, повсюду оно было обязано своим возникновением обмазыванию
плетеных или деревянных сосудов глиной с целью сделать их огнеупорными. При этом ско­
ро нашли, что формованная глина служит этой цели и без внутреннего сосуда.

До сих пор мы могли рассматривать ход развития как вполне всеобщий, имеющий в опре­деленный период силу для всех народов, независимо от их местопребывания. Но с наступле­нием варварства мы достигли такой ступени, когда приобретает значение различие в при­родных условиях обоих великих материков. Характерным моментом периода варварства яв­ляется приручение и разведение животных и возделывание растений. Восточный материк, так называемый Старый свет, обладал почти всеми поддающимися приручению животными и всеми пригодными для разведения видами злаков, кроме одного; западный же материк, Америка, из всех поддающихся приручению млекопитающих — только ламой, да и то лишь в одной части юга, а из всех культурных злаков только одним, но зато наилучшим, — маи­сом. Вследствие этого различия в природных условиях население каждого полушария разви­вается с этих пор своим особым путем, и межевые знаки на границах отдельных ступеней развития становятся разными для каждого из обоих полушарий.

2. Средняя ступень. На востоке начинается с приручения домашних животных, на западе
— с возделывания съедобных растении при помощи орошения и с употребления для постро­
ек адобов (высушенного на солнце кирпича-сырца) и камня.

_________________ I. ДОИСТОРИЧЕСКИЕ СТУПЕНИ КУЛЬТУРЫ. — 2. ВАРВАРСТВО______________ 31

Мы начинаем с запада, так как здесь, до завоевания Америки европейцами, дальше этой ступени нигде не пошли.

Индейцам, находившимся на низшей ступени варварства (к ним принадлежали все, кто жил к востоку от Миссисипи), был известен уже ко времени их открытия какой-то способ выращивания в огородах маиса и, возможно, также тыквы, дыни и других огородных расте­ний, которые составляли весьма существенную часть их питания; они жили в деревянных домах, в обнесенных частоколом деревнях. Северо-западные племена, особенно обитавшие в бассейне реки Колумбии, стояли еще на высшей ступени дикости и не знали ни гончарного искусства, ни какого бы то ни было возделывания растений. Напротив, индейцы, относящие­ся к так называемым пуэбло в Новой Мексике³³, мексиканцы, обитатели Центральной Аме­рики и перуанцы находились ко времени завоевания на средней ступени варварства: они жи­ли в похожих на крепости домах из адобов или камня, выращивали в искусственно орошае­мых огородах маис и другие — различные, в зависимости от местоположения и климата, — съедобные растения, служившие им главными источниками питания, и даже приручили не­которых животных: мексиканцы — индюка и других птиц, перуанцы — ламу. К тому же они были знакомы с обработкой металлов, но за исключением железа, и поэтому они все еще не могли обходиться без оружия и орудий из камня. Испанское завоевание оборвало всякое дальнейшее самостоятельное их развитие.

Поиск по сайту: