Чувства и эмоции 13 страница

Таким образом, поскольку эмоция оказывают то же фундамен­тальное влияние, что и мотивы физиологического происхождения, мы можем их назвать мотивами. Это наиболее фундаменталь­ный из характеризующих эмоции фактов. Он служит нам как основное средство различения эмоций и немотивационных психи­ческих процессов. (...)

^. Перейдем к третьему положению. Для того чтобы составить более четкое представление об эмоциональных мотивах, необходимо рассмотреть отношение эмоциональных мотивов к мотивам вообще. а полагаю, что среди мотивов могут быть выделены два типа, представляющие собой два полюса некоторого континуума, который охватывает, все мотивы. На одном его конце находятся такие сугубо физиологические мотивы, как голод или жажда. Некоторые из них зависят от гомеостатического состояния организма. Другие, подобно зубной боли, либо боли от механического удара или электрошока, зависят от внешней стимуляции. Но в этих случаях внешняя стимуляция должна быть относительно сильной, а прекращение афферентных импульсов, идущих от точки стимуля­ции, например от зуба, прекращает и действие физиологического мотива. Эмоциональные же мотивы зависят от более сложных психологических процессов. Рассмотрим, например, гусят, изучав­шихся Тинбергеном. Когда над гусятами перемещали силуэт ястре­ба, они обнаруживали реакцию страха и делали попытки спря­таться; когда эта же картонная модель перемещалась над ними другим концом вперед, становясь похожей на силуэт гуся с вытяну­той шеей,—они оставались спокойными. В этом-случае реакция на зрительный стимул безусловно является врожденной, или инстинктивной, и тем не менее мы могли бы назвать этот процесс эмоциональным.

Однако в большинстве случаев такого рода процессы пред­полагают вовлечение приобретенного опыта. Представим, напри­мер, что человек консультируется у врача по поводу некоторого симптома. Ему говорят, что существует некоторая вероятность заболевания раком, и предлагают на следующей неделе провести диагностическую операцию. Врач может посоветовать человеку пока не беспокоиться и жить привычной жизнью. Однако воз­действия всех обычных стимулов теперь будут изменены благо­даря сложным процессам осмысления человеком своей ситуации. (...)

Два типа мотивов различаются следующим образом. Эмо­циональные мотивы — это процессы, которые зависят от сигналов, во многих отношениях напоминающих раздражители, вызывающие перцептивные или когнитивные процессы; это процессы, которые могут возбуждаться даже очень легкими и слабыми внешними раздражителями или которые вызываются даже отсутствием какой-либо необходимой стимуляции. С другой стороны, физиологи­ческие мотивы в основном зависят или от специфических хими­ческих условий в организме, или от особенно сильного перифери­ческого раздражения. (...)

В-четвертых, мне бы хотелось выдвинуть положение о том,. что у высших животных, в том числе и у человека, наиболее важны­ми мотивами являются мотивы эмоциональные. Во всяком случае именно эти мотивы у высших животных наиболее развиты. В случае эмоциональных мотивов используются специфические преимущества высших животных — как их превосходные дистантные рецепторы, так и возросшие возможности научения и восприятия. Возьмем,

например, оленя. Он может обнаруживать очень слабый запах иди звук, указывающий на врага. Но, что биологически особенно важно оленю недостаточно просто чувствовать присутствие пумы. Очень важно также, чтобы он был этим сильно мотивирован, несмотря, на то, что пока еще нет тех реальных повреждений, которые могут быть нанесены позже, если враг будет игнорироваться.

Я не хочу сказать, что физиологические мотивы не являются важными в нашей жизни. Но основными нашими мотивами являют­ся эмоциональные мотивы, особенно в настоящее время, когда как говорит Маслоу, достигнут достаточный уровень удовлетворе^ ния потребностей в пище, воде и физическом комфорте. В условиях современного общества человек является сильно мотивированным существом, причем этот факт обусловлен именно эмоциональными процессами. Именно эмоциональные мотивы способны в значи­тельной степени изменяться в результате научения. Они действуют с учетом как отдаленных, так и ближайших целей и тончайших условий складывающихся ситуаций. Таким образом, именно они наиболее соответствуют требованиям человеческого существования.

В качестве пятого положения мы должны дать более подроб­ную характеристику природе эмоциональных процессов. До сих пор мы говорили о том, что эмоциональные процессы являются мотивами. Но что им свойственно еще? Что представляют собой процессы, являющиеся эмоциональными мотивами? (...)

Новое положение, которое я хочу выдвинуть..., состоит в том, что эмоциональные процессы могут рассматриваться как один из видов перцептивных процессов. Причем я хочу сказать не то, что эмоциональные процессы зависят от перцептивных процессов или ими порождаются, хотя это верно тоже. Я имею в виду более сильное утверждение — а именно, что эмоциональные процессы в своей основе и существенных чертах являются перцептивными процессами, подобно тому как перцептивным процессом является кажущееся движение.

Конечно, не все перцептивные процессы суть процессы эмо­циональные. Большинство процессов, изучаемых в рамках проблемы восприятия (например, при исследовании феномена обратимых фигур, влияния зрительного контура или психофизических зависи­мостей), полностью лишены какого бы то ни было эмоционального или мотивационного содержания. Сосредоточение исследований на процессах беспристрастного восприятия возникло по соображениям удобства. Ведь гораздо легче найти испытуемых для экспери­ментов по сравнению длины линий, чем найти (и потом удержать) их для исследований по различению силы электрораздражений. (...)

Но принцип удобства, влиявший на ранние исследования, не должен определять наше представление о восприятии. Ведь из­вестно множество примеров, когда перцептивные процессы постепен­но приобретают все более и более отчетливое мотивационное значение как эмоционального, так и более простого физиологи­ческого характера. Предположим, например, что ребенок, которого купают, откусывает кусок мыла. Разве теряется перцептивный

характер процесса из-за того, что он не является нейтральным а мотивационном отношении? Или предположим, что человек по­лучает удар электротоком. Разве болезненность этого процесса и сильное побуждение перейти от восприятия к активному действию лишают этот процесс перцептивного характера? Вспомните о гусятах Тинбергена, видевших силуэт ястреба. Разве переставал этот процесс быть перцептивным вследствие того, что он определял их поведение типичным для мотивационного процесса образом? (...)

Для пояснения этого положения перцептивные процессы можно сравнить с черно-белыми и цветными кинофильмами. Восприятие, которое обычно изучается в экспериментах, подобно черно-белым кинофильмам. Представим, что некоторые из этих фильмов все больше и больше насыщаются цветом. Факт добавления цвета вовсе не означает, что в этих фильмах уменьшается точность дета­лей, что они в каком-то смысле становятся в меньшей степени «фильмами». Точно так же восприятие, приобретая мотивацион-ный или, конкретнее, эмоциональный характер, не перестает быть динамически организованным нервным процессом, связанным со сложной корковой активностью. Короче говоря, оно не пере­стает быть перцептивным процессом.

К каким выводам нас может привести принятие подобной моти-вационной, — по-видимому, мне следует сказать перцептивно-мотивационной — теории эмоций? Два таких вывода здесь будут рассмотрены в качестве шестого и седьмого положений.

Прежде всего, если эмоциональные процессы суть процессы перцептивные, то уже в сравнительно ранние периоды жизни они должны становиться все более разнообразными и индивидуализи­рованными. Это вытекает из того, что второй (после динамиче­ской организации) отличительной чертой перцептивных процессов является их чрезвычайная подверженность модификациям под влиянием опыта и научения. Я думаю, мы можем с уверенностью утверждать, как это делал Коффка и особенно подчеркивал Хебб, что младенец способен воспринимать лишь самые простые формы перцептивной организации. Лицо матери для него, по-видимому, неотличимо от лиц других людей. Но по мере развития ребенка его перцептивные механизмы, столь неопределенные вначале, стано­вятся все более точными и тонкими. (...)

Наконец, еще одно следствие перцептивно-мотивационной теории эмоций касается вопроса об изменении эмоциональных процессов и эмоциональных привычек. (...)

Для объяснения этого я воспользуюсь небольшим примером из непсихологической работы — из маленькой книжки К. Форбс «Ma­ma's Bank Account». Девочка, от лица которой ведется повество­вание, вначале вместе со своими тетушками весьма негативно и пренебрежительно относится к одному из своих дядюшек. Им кажет­ся, что он занят исключительно собой. Несмотря на то, что его работа, состоящая в покупке захудалых ферм, их отстройке и пере­продаже, должна, казалось бы, приносить неплохой доход, он живет чрезвычайно бедно. Неприязнь он вызвал, продав какие-то фамиль-

ные ценности, вывезенные из Норвегии, и, очевидно, прикарманив деньги. Родственники понимают, что у него есть свои трудности. Им известно, что он в детстве получил какое-то увечье и сильно хро­мает, но их возмущает его крайний эгоцентризм.

Когда он умер, семья собралась на похороны, не без интереса относясь к вопросу об оставленном им состоянии. Однако оказа­лось, что никаких денег он не оставил, — нашли лишь маленькую записную книжку с множеством записей типа:

Джозеф Спенелли, четыре года. Туберкулез левой ноги. 237 долл. Ходит.'

Джеми Келли. 9 лет. 435 долл. Ходит.

Эста Дженсен. 11 лет. Растяжка, 121 долл.

Сэм Бернштейн. Пять лет. Косолапость. 452,16 долл. Ходит.

В результате этой дополнительной информации происходит рез­кий и стойкий сдвиг эмоционального отношения. Почему? Вовсе не потому, что прежнему эмоциональному отношению к этому чело­веку не доставало силы или устойчивости, но потому, что возникла новая, более сильная перцептивная структура, не отрицающая, а включающая в себя предшествующие фактические знания. (...)

Мне представляется, что развитию предложенного здесь понима­ния эмоций сильно мешала наша приверженность к определен­ным привычкам мышления, сформировавшимся еще на заре психо­логии. Речь идет о традиции мыслить психологические процессы лишь в контексте проблемы сознания, а также о неспособности видеть сходные свойства там, где бросаются в глаза существующие одновременно с ними различия. Я мог бы даже сказать, что иногда мы напоминаем ребенка, который на вепрос о том, похожи ли мяч и апельсин, утверждает, и даже не без оснований: «Непохожи. Апель­син можно есть, а с мячом можно играть». Я согласен, что существуют различия между эмоциями и остальными перцептивными процессами. Но я смею утверждать, что, усматривая между ними также и существенное сходство, можно прийти к некоторым весьма полезным представлениям.

ЛИТЕРАТУРА

At kin son J. W, An introduction to motivation. Princeton, 1964. В а г г о n F. Creativity and Psychological health. Princeton, 1963. Hartley S. H, Emotion and the evaluative feature of all behavior.—Psychol.

Rec., 1958, v. 8.

Berlyne D. E. Conflict, arousal and curiosity. N. Y., I960. Cartwright D. Lewinian theory as a contemporary systematic framework.—In:

Koch S. (ed.). Psychology: a study of a science, v. 2. N. Y., 1959. Festinger L. The psychological effects of insufficient rewards.—Amer. Psycho­logist, 1961, v. 16.

Fiske P. W., Maddi S. (eds.). Functions of varied experience. Homewood, 1961. Harlow H. F. The heterosexual affectional system in monkeys.—Amer. Psycholo­gist, 1962, v. 17.

•Miller N. E. Liberalization of basic S—R concepts; extensions to conflict behavior, motivation and social learning.—In: Koch S. (ed.). Psychology: a study of a science, v. 2. N. Y., 1959.

Munsinger H., Kessen W. Uncertainty, structure and preference.—Psychol. Monogr., 1964, v. 78.

ISO

ч ц r ray E. J. Motivation and emotion. N. Y., 1964.

cart re J P. Sketch for a theory of the emotions. London, 1962.

i,o I о m о n R. a. o. Traumatic avoidance learning: the outcomes of several extmction

procedures with dogs, — J abnorm soc. Psychol., 1953, v. 48. ivhite R. W. Motivation reconcidered: the concept of competence. — Psychol. Rew.,

1959, v. 66. young P. T. Motivation and emotion. N. Y, 1961.

Рубинштейн Сергей Леонидович (6 (18) июня 1889 — 11 января 1960) — совет­ский психолог и философ, профессор, член-корреспондент АН СССР (с 1943), действительный член АПК СССР. Окон­чил Одесский (Новороссийский) уни­верситет (1913'). С 1919 г. — доцент ка­федры философии и психологии Одес­ского университета. В 1932—1942 гг. — зав. кафедрой психологии Ленинград­ского государственного педагогического ин-та им. А. И. Герцена, в 1942— 1950 гг. — зав. кафедрой психологии Московского университета, в 1942— 1945 гг.—директор Института психо­логии АПН РСФСР. С 1945 г. — зав. сектором психологии Института психо­логии АПН РСФСР. С 1945 г. — зав. сектором психологии Института фило­софии АН СССР.

Основные работы С. Л. Рубинштейна посвящены философским и методологи­ческим проблемам психологии, и прежде всего проблемам сознания, деятель­ности и личности. С. Л. Рубинштейном "выполнен ряд экспериментальных ис­следований в области психологии вос­приятия, мышления и др. С. Л. Рубин­штейн был непревзойденным системати­затором. Его фундаментальные «Осно­вы общей психологии», удостоенные Го­сударственной премии, до сих пор оста­ются одним из лучших отечественных руководств по-психологии с глубоким марксистским анализом основных ее - проблем.

Сочинения: Основы психологии. М., 1935; Основы общей психологии. М., 1946; Бытие и сознание. М., 1957; О мышлении и путях его исследования. М., 1958; Принципы и пути развития психо­логии. М., 1959; Проблемы общей психологии. М., 1973.

Поиск по сайту: