Васков, Осянина, Комелькова

Васков: Эх, девчоночки вы мои, девчоночки! Погибли наши товарищи смертью храбрых…

Осянина: Товарищ старшина!

Васков: Да какой я вам теперь старшина, сестрёнки? Я теперь вроде как брат. Вот так Федотом и зовите. Или Федей, как маманя звала…А помощи нам не будет… И бой надо будет принимать. Последний, по всей видимости…А артиллерии у нас, девоньки, нету!

Комелькова: Ничего, Федот, отобьёмся!

…Рита… была тяжело ранена в живот. Женька секунду смотрела на неё в упор, а потом, схватив автомат, кинулась к берегу, уже не оглядываясь… Женькин автомат ещё бил где-то, ещё огрызался, всё дальше и дальше уходя в лес. И Васков понял, что Комелькова, отстреливаясь, уводит сейчас немцев за собой…

Женька никогда не расстраивалась. Она верила в себя, и сейчас, уводя немцев от Осяниной, ни на мгновение не сомневалась, что всё окончится благополучно.

И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет..

А немцы ранили её вслепую, сквозь листву, и она могла бы затаиться, переждать и, может быть, уйти. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лёжа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили её в упор, а потом долго смотрели на её и после смерти гордое и прекрасное лицо…

18-ая картина.

Васков, Осянина.

Осянина: Помнишь, на немцев у разъезда наткнулась? Я тогда к маме в город бегала. Сыночек у меня там, три годика. Аликом зовут, Альбертом…

Васков: Не тревожься, Рита, понял я.

Осянина: Рита знала, что рана её смертельна и что умирать она будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только всё сильнее пекло в животе и хотелось пить. Но пить было нельзя, и Рита просто мочила в лужице тряпочку и прикладывала к губам… Вскоре всё вдруг затихло, и она заплакала. Плакала беззвучно, без вздохов, просто по лицу текли слёзы: Рита поняла, что Женьки больше нет… А потом и слёзы пропали. Отступили перед тем огромным, что стояло сейчас перед ней, с чем нужно было разобраться, к чему следовало подготовиться. Холодная чёрная бездна распахивалась у её ног, и Рита мужественно и сурово смотрела в неё. Она не жалела себя, своей жизни и молодости, потому что всё время думала о том, что было куда важнее, чем она сама. Сын её оставался сиротой, оставался совсем один на руках у болезненной, робкой матери, и она гадала сейчас, как переживёт он войну и как потом сложится его жизнь…

Рита выстрелила в висок, и крови почти не было… Синие порошинки густо окаймили пулевое отверстие, и Васков почему-то особенно долго смотрел на них.

19-ая картина.

Васков: Что, взяли?.. Взяли, да?...Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!...А – не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!..

20-ая картина.

Ведущий: Привет, старичок!

Ты там доходишь на работе, а мы ловим рыбёшку в непыльном уголке.

Комары проклятые донимают, но жизнь всё едино райская, старичок!

Давай цыгань отпуск и рви к нам…

Сегодня с моторкой приехал какой-то старикан без руки и с ним капитан-ракетчик. Капитана величают Альбертом Федотычем (представляешь?), а своего старикана он именует тятей. Что-то они тут собираются разыскивать – я не вникал…

Вчера не успел дописать: кончаю утром.

Здесь, оказывается, воевали, старик. Воевали, когда нас ещё не было на свете. Альберт Федотыч привёз мраморную плиту. Мы разыскали могилу – она за речкой, в лесу. Я хотел помочь им донести плиту и – не решился…

А зори-то здесь тихие, только сегодня разглядел…И чистые-чистые, как слёзы…

(Возлагает цветы к обелиску.)

Поиск по сайту: