АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ВВЕДЕНИЕ 23 страница. “Школа рынка” открыта не для одних только предпринимателей

Читайте также:
  1. I Введение
  2. I ВВЕДЕНИЕ.
  3. I. Введение
  4. I. Введение
  5. I. ВВЕДЕНИЕ
  6. I. Введение
  7. I. ВВЕДЕНИЕ
  8. I. ВВЕДЕНИЕ В ИНФОРМАТИКУ
  9. I. Введение.
  10. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 1 страница
  11. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 2 страница
  12. I. ОСНОВЫ МОЛЕКУЛЯРНОЙ СТАТИСТИКИ 3 страница

“Школа рынка” открыта не для одних только предпринимателей. Население учится торговать. Наиболее простой способ представлен уличной штучной торговлей “с рук”. На следующих ступеньках располагается лоточная и палаточная торговля. Более серьезный уровень связан с оптовым торговым посредничеством и экзотической для нас работой брокера, погруженного в потоки экономического времени. Предприимчивые граждане освоили профессию разъездных коммивояжеров — “челноков”, взваливающих на свои плечи товаропотоки из зарубежья. Укрепляются такие непривычные нам виды деятельности, как торговля деньгами и манипулирование ценными бумагами. Тысячи людей всех возрастных групп и разных социальных статусов вкладывают последние
сбережения в акции широко разрекламированных компаний и осваивают на уровне здравого смысла механику фондового рынка.

В оборот вовлекаются всевозможные виды ресурсов (земля, жилье, информация). Формируются группы рантье, живущие на проценты с денежного или вещного капитала. Для одних, ссужающих деньги на короткие сроки под немыслимо высокие проценты, это является формой рискового бизнеса. Для других, сдающих в аренду собственные квартиры, — это лишь вынужденный шаг, политика собственного выживания.

Учатся торговать и “слуги народа”. Конечно, коррупция была и раньше. Но сегодня, действительно, можно говорить о новой когорте чиновников-предпринимателей, переводящих торговлю разрешениями (подписями) на регулярную (профессиональную) основу. Раньше под контролем партийных комитетов брали, что называется, “по чину”. Сегодня масштабы торговли чиновничьими услугами возросли и приобрели более открытый характер.

Одновременно ряд социально-профессиональных групп оказался в “подвешенном” состоянии. Это относится к тем, кто имеет невостребуемую сегодня узкую квалификацию и привязан к “лежачим” предприятиям, уже потерял работу или находится перед угрозой ее потери, вынужден сняться с насиженного места и бежать из “горячих точек”, превратившись в беженца, полуэмигранта. Для многих неопределенность длится годами. Состояния безработного, бомжа, беженца связаны с новыми формами самоидентификации, принять которые вчерашнему советскому человеку бывает не просто.

Жертвой стабилизационной финансовой реформы стали широкие слои служащих бюджетной сферы, поставленные в условия унизительной бедности и неопределенности перспектив. Произошло частичное размывание профессиональных слоев в здравоохранении и образовании, науке и культуре. От структурных изменений страдают и работники целого ряда производственных отраслей. Конверсия наступает на отрасли военно-промышленного комплекса, сосредоточившие значительную часть научно-технического потенциала страны. Жертвой частичной демилитаризации становится армия, в первую очередь среднее и младшее офицерство, которому приходится думать о мирных профессиях. Большинство их вынуждены смириться с потерей материальных и статусных позиций. Частичной компенсацией для “бюджетников” становятся падение трудовой дисциплины и тихое растаскивание стареющего государственного имущества.

Социально-экономическая дифференциация. В ходе реформ резко возросла дифференциация доходов, имущественного состояния и уровня
жизни. Появилась группа хорошо обеспеченных по западным стандартам людей, являющих и классические образцы престижного (демонстративного) потребления. Одновременно пополняются ряды бедного населения. Причем в них попадают не только безработные и нетрудоспособные, деградировавшие и деклассированные, но и часть работающего населения, находящегося в расцвете сил и способностей (так называемые новые бедные). Возникла опасность появления застойных очагов материальной необеспеченности. Оценки действительных масштабов бедности варьируют от 20 до 60 и более процентов в зависимости от выбранных критериев и политических взглядов экспертов. Да и само понятие бедности неоднородно и охватывает различные социальные состояния18[554].

Неудовлетворенность людей своим материальным положением сохраняется и даже возрастает. Но материальные условия жизни сильно изменились по сравнению с дореформенным периодом, когда наблюдался хронический дефицит предметов первой необходимости. За период с начала реформ значительно возросли материальные потребности людей, разнообразились стили жизни, что само по себе является важным показателем социально-экономического развития. Мы переживаем очередную “революцию притязаний”.

В большей степени это, конечно, касается элиты, освоившей новые потребительские стандарты: отремонтированное по европейским меркам жилье, машины-“иномарки”, просторные летние дома, высококачественные импортные потребительские товары, отдых за границей, образование детей в платных школах в России и за рубежом. Копируются образцы потребления, приписываемые средним и высшим средним слоям на Западе. Собственно само понятие “новые русские” (до появления анекдотического налета) обозначало не предпринимателей или богатых как таковых (хотя высокий уровень обеспеченности предполагался). Это в первую очередь выражение нового для нас западнического стиля жизни, обозначение нового сообщества потребления. Войти в это сообщество могут далеко не все (речь идет о нескольких процентах населения). Но жизненным ориентиром это становится и для более массовых групп, которые по отдельным показателям начинают тянуться за “новыми русскими”. Достаточно обширные слои населения обзаводятся товарами длительного пользования, покупают
машины, строят дачи. При этом “западничество” в потреблении может причудливым образом сочетаться с прежним традиционализмом жизни и взглядов.

Изменение трудовых и статусных ориентиров. Властно-ориентированный тип сознания не сдал многих своих позиций. Однако он вынужден потесниться под давлением новой системы статусных ориентиров, характеризующихся связкой “Запад — бизнес — доход”. Иными словами, престижным стало то, что связано с Западом или с бизнесом, а лучше всего — с западным бизнесом.

С размыванием присущей советскому строю трудоцентристской идеологии усилилось и без того немалое значение высокого заработка в системе трудовых ценностей 19[555]. Одновременно в оценках населения пошли вниз ценности, связанные с добросовестным трудом, трудолюбием. На передний план выдвигаются “деловые способности” — умение “вертеться”, находить нужные связи, зарабатывать20[556]. Сравнительная привлекательность профессий изменяется в пользу тех, которые обеспечивают более солидное и быстрое материальное вознаграждение. Наиболее доходные места занимаются экономистами и юристами, бухгалтерами и маркетологами и т.п.21[557].

Вообще реабилитируется все, что связано с экономикой и товарно-денежными отношениями. Притягательная сила атрибутов экономической власти среди символов успеха значительно возросла. Активно утверждается символика рынка. “На коне” оказываются те, кто успешнее других толкуют о содержании рыночных реформ (особенно если они демонстрируют знания какой-нибудь западной теории и практики). При этом каждый волен вкладывать в рыночные категории самый разный смысл.

Мы переживаем ситуацию повышенной нормативно-статусной неопределенности. Общая сложность социальной картины, раздробление части привычных сообществ, открытие новых (зачастую неясных) социальных и профессиональных перспектив, быстрая смена господствующих идеологий способствуют утрате частью населения четких нормативных ориентации, понимания целей
и перспектив развития общества. Добавим к этому возросшие культурно-нормативные разрывы между поколениями, воспитанными при разных хозяйственно-политических режимах. Традиционная “проблема отцов и детей” готова принять нетрадиционно острые формы и способна на долгое время остаться источником напряженности.

Реформенный цикл. Среди многих уроков последнего десятилетия привлекает внимание следующее. Конечно, никто не застрахован от социальных потрясений на вечные времена. Но пока опыт показывает, что возможности социально-экономической адаптации населения превосходят первоначальные ожидания. Множества предрекавшихся политизированными идеологами социальных взрывов так и не произошло. В то же время оказались несостоятельными отдельные попытки форсирования структурообразующих процессов, подобные, скажем, программам ускоренной фермеризации сельского хозяйства. Пришлось признать, что экономические и тем более социальные процессы обладают сильной инерцией, а новые явления и социальные группы должны органически вырастать из складывающихся условий.

Не вдаваясь в споры о “правильности” курса реформ, коротко представим их общую хронологию, охватывающую следующие три этапа. Перестройка (1986–1991) стала первым этапом постепенного социал-демократического “подновления” существующего строя, своего рода взрыхлением почвы для более серьезных перемен. Либеральные реформы (1992–1994) — это наиболее сложный и интенсивный по динамике преобразований второй этап, когда осуществлялся решительный поворот в макроэкономическом регулировании хозяйственных процессов и запускались масштабные институциональные преобразования. В 1994–1995 гг. либеральные реформы плавно перешли в третий этап, который можно назвать этапом консервативной стабилизации. Реформенный цикл завершается частичной контрреформой, нацеленной на восстановление обновленного хозяйственно-политического порядка22[558].

Перспективы современной России. Попробуем перечислить предлагаемые для современной России альтернативные пути, проистекающие из разных мировоззренческих позиций.

1. Социал-демократический вариант, или строительство “социализма с человеческим лицом”. Речь идет не о возврате к прошлому,
а о переходе к социализму, облагороженному западным опытом — заимствованиями из “шведской модели”, практики американских коллективных предприятий или израильских киббуцев. Зачастую утверждается и то, что никакого социализма при советском строе у нас построено не было (на помощь приходят метафоры, заимствованные из марксистской историософии: “государственный феодализм”, “государственное рабовладение”, “азиатский деспотизм”), а вот теперь мы построим социализм “истинный”23[559].

2. Эконом-либеральный вариант, или культивирование капитализма и переход к рыночной экономике. Говорят, что мы съехали со столбовой дороги мировой (западной) цивилизации, заразились коммунизмом и азиатчиной, задавили рынок административно-командными мерами. Теперь же должны вернуться и стать “нормальным капиталистическим обществом с социально ориентированной рыночной экономикой”.

3. Умеренно-западнический вариант, или осуществление “догоняющей” модернизации. Россия поздно вступила на путь модернизации, а большевистские эксперименты ее еще более задержали, направили на ложный модернизационный путь. “Запаздывающая” модернизация полна противоречий, но имеет и немалые преимущества, — можно активно заимствовать готовые формы, пропущенные через фильтры западного опыта.

4. Технократический вариант, или прорыв в постиндустриальное общество. Мы могли бы пойти не к капитализму и рынку, но, используя мощный военно-промышленный потенциал, перейти в постиндустриальное общество — с административным управлением и высокими технологиями, со скромным достатком и мощными ракетами, с высокой ролью научно-технической интеллигенции и закрытыми элитными городами24[560].

5. Имперский вариант, или обустройство евразийской платформы. Россия находится на перекрестке между Западом и Востоком. Но Запад враждебен, а Восток населен комплиментарными этносами,
зависимыми от нас хозяйственно и культурно. Ставится вопрос: был ли “советский народ” чудовищной этнической химерой? Или же “новая историческая общность советский народ” уже наметилась, пусть в самых общих контурах? В первом случае Л.Н. Гумилев заранее предсказал события в Нагорном Карабахе и Приднестровье, Абхазии и Чечне. Во втором случае, быть может, распад Союза и война суверенитетов, перерастающая в гражданские войны, явились следствием безумной политики и амбиций центральных и региональных политических элит. И возникает вопрос о возможной новой интеграции бывших республик (конечно, не всех и на других основаниях).

6. Почвеннический вариант, или построение Всеславянского Союза. Предполагается возрождение российского национального самосознания на базе нашего особого культурно-исторического типа. И здесь возникает очередной вопрос: предположим, что Н.Я. Данилевский был прав, и России предначертано стать центром славянского мира. Разве не выполнена была эта миссия в рамках Советского Союза и социалистического содружества (пусть даже способ осуществления идеи заставил бы Н.Я. Данилевского содрогнуться). Причем, к славянской оси этого содружества, завернутой в коммунистическую оболочку, был притянут целый ряд иных культурно-исторических типов. Или, может, это был “ложный старт”, путь к деградации? Можно ли считать попытки интеграции с Белоруссией началом нового объединения?

7. Вариант особого пути, или возрождение российской мир-экономики и мир-культуры. По Ф. Броделю, Россия до XVIII столетия представляла собой особый мир-экономику, однако затем перешла в ранг “европейской периферии”. Что означает сегодня “закат Европы” для нас, если он действительно происходит? Означает ли это “пробуждение Азии”? Как рассматривать с этой точки зрения современное положение России? Может быть, Россия — еще малое дитя, и нас ожидает пора хозяйственного и культурного расцвета? Либо расцвет культуры уже позади (вспомним блестящие образцы русской литературы, искусства XIX в.), советский период был проявлением истерического цивилизационного “всплеска”, а сейчас нашу цивилизацию ожидает медленный полураспад? И не являются ли “перестройки” и “переходы к рынку” поверхностным отражением более глубоких колебаний? В какой фазе цикла мы находимся?

Заключение. Задаваясь бесчисленными вопросами о перспективах российского общества и перечисляя множественные альтернативы, мы вовсе не имеем намерения дать какие-то прямолинейные ответы и сделать однозначные заключения. Оценка альтернатив,
видение перспективы российского хозяйства и общества во многом составляют вопросы личного, субъективного выбора, лежащие за пределами готовых формул и сводных статистических таблиц.

И последнее замечание. Часто подразумевают, что наше общество находится в некоем переходном состоянии, эволюционирует от одной модели к другой, более совершенной. Нам кажется, что не стоит завлекать себя парадигмой переходности, ибо, как говорят, нет ничего более постоянного, чем временное; ничего более устойчивого, чем переходные формы25[561]. Именно поэтому многое из того, что нам удается зафиксировать сегодня, останется с нами если не навсегда, то по крайней мере надолго.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.)