Варварское королевство (его характер и социальная сущность) 18 страница

Должно быть сразу после смерти Теодериха Великого в 526 г. лангобарды заняли ряд расположенных на Дунае местностей Паннонии, примерно область между Веной и Будапештом.¹⁶⁾ При этом они использовали свои в тот период дружеские связи с гепидами, которые жили к востоку от Тиссы и в Трансильвании, а затем растущую слабость этого государства после смерти короля остготов.

После освобождения лангобардов от господства герулов, во всяком случае не позднее, к ним стала проявлять интерес Византия, чтобы при случае использовать их как военную силу и противопоставить гепидам и остготам. Когда в начале войны Византии с остготами при короле Теодате армия Юстиниана [193] захватила Сирмию (535), Византия обрела союзников в лангобардах.¹⁷⁾ Вероятно, уже в те годы (535—536) был заключен союз с королем Вахо, ибо в 539 г. Вахо отказывает в военной помощи королю остготов Витигису, ссылаясь на свой союз с Византией.¹⁸⁾ Однако, с другой стороны, он не выступил против гепидов, когда, они в том же году вторглись в византийские владения к югу от Дуная и уничтожили войско полководца Каллука. Вскоре после этих событий Вахо умер, и новым королем лангобардов стал его малолетний сын Вальтари под опекой Аудоина. Аудоин принадлежал к знатному роду (fara) Гаузус, и когда Вальтари в 545 или 546 г. умер, королем лангобардов стал Аудоин.

В эти годы союза с лангобардами добивались франки, замышлявшие в правлении Теудеберта союз с остготами, гепидами и лангобардами, своего рода антивизантийскую коалицию, а также и Византия. Византийцам было прежде всего необходимо обрести в лангобардах союзников против гепидов и остготов. В 546 г. Аудоин перешел на сторону Византии; к этому его склонили подарками и обещаниями новых земель.

В 546—547 гг. лангобарды в силу этого союза вошли в Западную Венгрию и заняли также Бургенланд. Позднее, около 565 г., они утвердились и на верхнем течении Савы. Политическим центром лангобардского государства в Паннонии была область рек Рааб, Рабниц и Маркал. Именно там обнаружены особенно богатые захоронения лангобардов.¹⁹⁾Поселение лангобардов охватывало позднеримские провинции Валерия и Паннония I; захвачены были и прилегающие области Норика. Паннония II осталась во власти гепидов. Византийцы ежегодно посылали лангобардам установленные договором денежные суммы. Среди городов, которые лангобарды заняли в Паннонии, во многих сохранились еще прочные укрепления, например, в Петовионе и Целейе.

Лангобарды селились на территории прежних римских владений; вне римских провинций поселения лангобардов до сих пор в Паннонии не обнаружены.²⁰⁾ Остатки прежнего романского населения существовали к этому времени еще на территории, простирающейся до юго-восточного угла озера Балатон (при Кестхели), кроме того, далее на юге в области Дравы оставались еще значительные поселения романского населения, которые попали под власть лангобардов. Группа герулов также жила под властью лангобардов в области Нойзидлер-Зе и альпийских отрогов.

В качестве федератов Восточной Римской империи лангобарды послали в последующие годы контингент вспомогательных войск на Восток, где они в 555—556 гг. приняли участие в войне с Сассанидами.²¹⁾

В ответ на лангобардско-византийский союз король гепидов Туризинд объединился с гуннским племенем кутригуров; император Юстиниан натравил на них другое гуннское племя утигуров. Гепиды получили помощь от славянского племени склавонов, опустошивших в 551 г. Иллирик, в результате чего Юстиниан был вынужден заключить мир с кутригурами и гепидами.²²⁾ Он [194] был заинтересован не столько в уничтожении этих народов, сколько в ослаблении тех и других, по возможности в равной степени.

Между тем, начиная примерно с 548 г., между лангобардами и гепидами начались столкновения. В решающей битве в пограничной области между владениями лангобардов и гепидов весной 552 г. гепиды потерпели сокрушительное поражение. Готский историк Иордан сравнивает это событие с битвами Аттилы.²³⁾

Благодаря византийскому посредничеству между обоими народами был заключен мир.

Вероятно, только после этой победы лангобарды послали в Италию вспомогательный отряд в 5500 человек в помощь византийскому полководцу Нарсесу, воевавшему с остготами; этот контингент лангобардов активно участвовал в решающем сражении с остготами в конце июня — начале июля 552 г. в местности, названной busta Gallorum (могилы галлов), близ античного города Сентин.²⁴⁾ Однако после сражения Нарсес немедленно отправил вспомогательные войска лангобардов назад в Паннонию; как утверждают, они были слишком необузданны и жестоки. Вероятно, вернувшиеся из Италии лангобарды рассказывали тем, кто оставался на родине, об этой стране. В их рассказах Италия описывалась как страна богатая и плодородная; быть может, это сыграло известную роль в принятом королем Альбоином решении отправиться в Италию (568) после того, как он уступил или, вернее, вынужден был уступить, свои владения в Паннонии аварам.

Когда в 565 г. король Аудоин умер, в правление его сына и преемника Альбоина (565—572) вновь ухудшились отношения с гепидами, которых теперь поддерживали византийцы, опасавшиеся растущей мощи лангобардов. После смерти Юстиниана (565) между лангобардами и гепидами начались сражения. Преемник Юстиниана император Юстин II (565—578) хотел предоставить обоим народам свободу действий, полагая, что они уничтожат друг друга. В 566 г. византийские войска заняли осажденный лангобардами город Сирмий и вместе с гепидами отбросили лангобардов назад. Альбоин заключил с каганом аваров Баяном союз, который был направлен против гепидов и одновременно угрожал Византии. В этом союзном договоре, по которому лангобарды должны были предоставить аварам несколько тысяч лошадей и быков, аварам была обещана земля гепидов.

Византия обещала гепидам помощь и в дальнейшем, но в действительности не предоставила ее. Несмотря на то что осада Сирмия лангобардами была снята с помощью византийских войск, гепиды отказались отдать город византийцам. Византия отомстила, отправив к стенам Сирмия вооруженные силы, чтобы при благоприятных обстоятельствах взять город.

В 567 г. произошло решительное сражение между гепидами, с одной стороны, и лангобардами с их союзниками, аварами, с другой. В этом сражении был убит король гепидов, а гепиды [195] потеряли свое государство. На венгерской низменности междуДунаем и Тиссой решилась судьба гепидов, в значительной степени определявших политическое развитие народов на среднем течении Дуная после сражения на реке Недао (453—454).²⁵⁾

Византийцы воспользовались благоприятными обстоятельствами и в том же году заняли Сирмий. Остатки войска гепидов перешли к византийцам, захватившим и королевскую казну.

Лангобардское общество находилось в первой половине VI в. на стадии переходного периода, который, например, бургунды и вестготы прошли в первой половине V в. Родовой строй разлагался, остатки его сохранились еще в организации войска. Переселения и захваты вместе с ростом социальной дифференциации способствовали разложению родоплеменного общественного устройства. Ознакомившись с организацией византийского войска, лангобарды реорганизовали и свое военное устройство по византийскому образцу.²⁶⁾ Fara, обозначение рода, означало и владение рода, которое постепенно превратилось во владение семьи.²⁷⁾ Народное собрание, gairethinx (слово означает собрание войска), еще обладало значительным влиянием. Но подлинная политическая власть принадлежала королю (kuning) и родовой знати, (adalingi) — это были, вероятно, представители высшего слоя знатных и богатых родов. Свободные, принимающие участие в собрании войска, назывались ариманнами (arimanni). Наряду с ними были также полусвободные альдионы (aldidi или aldiones), похожие на франкских литов, и несвободные (skalki), которых на латинском языке называли servi, ancillae или mancipii. Однако последние не играли почти никакой роли. Вражда (faida) и связанная с ней кровная месть имели все еще большое значение в судопроизводстве.

О характере земельной собственности у лангобардов в Паннонии нам ничего не известно. Выводы, сделанные, исходя из позднейших условий поселения лангобардов и их собственности на землю, весьма проблематичны, так как развитое классовое общество Италии, несомненно, быстро оказало глубокое воздействие на внутреннюю структуру лангобардского общества.²⁸⁾ Безусловно, уже в Паннонии — области, где давно существовало римское классовое общество с прочно укоренившимися традициями, постепенно складывались формы землепользования, близкие франкскому аллоду и приближавшиеся к крестьянской частной собственности на землю. Лангобардское общество находилось на ступени социального развития, переходной от разлагающегося родоплеменного строя к возникающему классовому обществу.

После гибели государства гепидов лангобарды стали испытывать растущее давление со стороны аваров, славян и византийцев. Противостоять возможной коалиции этих трех групп лангобарды не могли бы. Альбоину было прежде всего ясно, что он со своим войском не может надеяться на победу над сильной и испытанной в боях аварской конницей, защищенной панцирями и вооруженной луками. Лангобарды и аланы заключили «вечный» [196] союз, по которому к аланам отошла Паннония. 2 апреля 568 г. весь лангобардский народ ушел из своих поселений в Паннонии и отправился, поддерживаемый саксами (саксы, как утверждается, послали 20 тыс. воинов с семьями), в Италию. За год до этого Юстин II сместил выдающегося полководца Нарсеса; его преемник Лонгин был более слабой политической фигурой. Некоторые хронисты полагают, что Нарсес, разгневанный своим смещением, сам призвал лангобардов в Италию; однако, возможно, что это просто придворные сплетни, которые исходили от тех, кто хотел войти в милость императрицы Софии. София, пытавшаяся подражать роли Феодоры при константинопольском дворе, несла ответственность за отставку Нарсеса.

Исторический процесс, в ходе которого на основе феодального способа производства сложились классы и возникло Лангобардское государство, завершился позднее в Италии. [197]

Варварское королевство (его характер и социальная сущность)

В предыдущих главах были охарактеризованы политические события, которые привели к изменению политической карты Европы: на той территории, которую прежде занимала Западная Римская империя, возник ряд варварских королевств. Согласно традиционной, широко распространенной в исторической литературе точке зрения, смещение последнего западноримского императора и формальное утверждение политической самостоятельности варварских королевств знаменовали собой переход от античности к средневековью в Западной Европе. Согласно марксистской историографии эти политические события представляли собой составную часть того социального переворота, который означал смену рабовладельческого строя феодальным в рассматриваемом регионе.

Для того чтобы более полно охарактеризовать смысл и значение указанного исторического перелома, следует рассмотреть два вопроса:

1) почему оказалась возможной военная победа варваров над Западной империей и создание ими ряда королевств на ее территории?

2) каковы были социальный характер и сущность этих королевств?

Военный успех варваров нельзя объяснить ни их численным превосходством над римлянами, ни более высоким уровнем общественного развития. Наоборот, германцы, установившие свою власть над Галлией, Испанией, Италией и Северной Африкой, составили лишь несколько процентов от общей массы населения данных стран. По уровню же развития материальной и духовной культуры варварское общество стояло значительно ниже, чем позднеримское. Правда, вооружение варваров во многих случаях не уступало по своему качеству римскому. И их войско обладало внутренней сплоченностью, обусловленной узами родоплеменных объединений. Но всего этого было бы недостаточно для прочного военного успеха варваров, если бы не внутреннее разложение рабовладельческого позднеримского общества, все более сказывавшееся на его военном потенциале. [198]

В Западной Римской империи IV—V вв. правительство не обладало широкой социальной базой и это обусловило военную слабость государства. Значительная часть населения была освобождена от службы в армии, а те, кто оставались военнообязанными, упорно уклонялись от несения службы. Магнаты, на которых лежала повинность представлять рекрутов из числа своих колонов, старались обойти это требование, и правительству пришлось согласиться на замену рекрутов денежными взносами. В конечном счете вооруженные силы государства состояли из варваров-наемников или варваров-федератов. Ни первым, ни вторым не присущи были патриотические настроения и та моральная стойкость, которую сообщает войску его органическое единство с гражданским населением и заинтересованность в судьбах своего государства. Массы производительного населения — рабы, колоны, свободные крестьяне и городские ремесленники — не склонны были выступать в защиту того государства, которое отдавало их во власть крупных землевладельцев и декурионов и само подвергало жестокой экспулатации с помощью налогов и повинностей. Это не значит, что колоны и крестьяне шли на союз с варварами, как утверждали в свое время некоторые историки. В некоторых случаях массы поднимали восстания, рабы использовали военные действия для бегства от своих господ, а иногда и примыкали к соплеменникам. В целом же позиция низших слоев римского общества была пассивной. Но и подобное отношение народных масс к государству лишало его внутренней прочности, столь необходимой в период конфронтации с внешним, противником.

Кризис рабовладельческой системы с характерным для него ростом натуральнохозяйственных отношений, прогрессирующим упадком городов и торговли вел к ослаблению связей между провинциями и метрополиями. В различных частях Западной империи росли сепаратистские тенденции, которые находили проявление как в политических выступлениях, в захватах власти узурпаторами, так и в появлении местных ересей (например, донатизма в Северной Африке).

В таких условиях Западная империя смогла просуществовать еще более половины столетия после взятия Рима Аларихом лишь благодаря разобщенности его противников и большому политическому и государственному опыту римских правящих кругов, которым удавалось использовать одних варваров для борьбы против других.

Для самих же германцев борьба против Римской империи в период ее крушения являлась экспансией, характерной для племен, находящихся на стадии разложения родоплеменного строя. Королевская власть варваров еще выступала на этой стадии как выразительница интересов всех свободных членов племени, заинтересованных в захвате земель для поселения и военной добычи.

В ходе завоеваний все более возрастало значение военных [199] дружин, что содействовало в свою очередь усилению королевской власти.

Что касается интерпретации социально-экономического и политического содержания изучаемого явления — образования варварских королевств, то в западной историографии еще весьма значительно влияние концепций Фюстель де Куланжа и Допша. Крушение Западной Римской империи и образование варварских королевств рассматривается как преобразование чисто политического характера, которое не сопровождалось сколько-нибудь глубокими социально-экономическими преобразованиями. Так, немецкий историк Р. Бухнер, анализируя характер Франкского королевства при Меровингах, подчеркивает значение преемственности с позднеантичными политическими институтами, но признает, что сама королевская власть представляла собой германское явление.¹⁾

Для французского ученого Ф. Лота образование варварских королевств на Западе не является переломным историческим моментом. Он начинает последний период в истории античного мира с кризиса III в. и заканчивает этот период каролингским временем. С VIII в. начинается, по его мнению, эпоха средневековья.²⁾

Примерно в таком же духе, но еще более резко подчеркивая преемственность с поздней античностью, характеризует общественный строй Меровингского королевства другой французский историк Г. Фурнье. Он считает, что франкское общество в рассматриваемый период, несмотря на влияние германских институтов, оставалось по своей структуре продолжением Поздней Римской империи. Завоеватели включились в соответствующие слои местного населения, в том числе в слой крестьян — мелких земельных собственников.³⁾ Меровингское общесто, подобно позднеримскому, было рабовладельческим. Но в политических институтах преобладало германское влияние.⁴⁾

Еще в большей степени подчеркивает континуитет, говоря о средиземноморских варварских королевствах, западногерманский исследователь К. Штрохекер. Он доказывает, что в Вестготском, Остготском и Вандальском королевствах германский элемент играл роль ведущего военного сословия. В Вестготском королевстве в поздний период его существования возникли «предфеодальные отношения». Но в целом все эти государства представляли собой последнюю фазу поздней античности на Западе.⁵⁾

К. Штрохекер, как и некоторые французские историки, отмечает особый «дуалистический» характер этих королевств, выражавшийся в длительной обособленности местного и германского населения в области права и религии.⁶⁾

Представители «современной школы» в историографии ФРГ придают особенно большое значение германским элементам в структуре варварских королевств. Так, для Т. Майера германский король — ядро нового государства. Он создает «государственный [200] народ». Отношение к королевской власти становится моментом, определяющим социальный статус человека.⁷⁾ По мнению Г. Данненбауэра, в рассматриваемый период не произошло никакой социальной революции, так как крупное землевладение и рабство не были уничтожены, крестьяне (имеются, очевидно, в виду колоны) не получили свободы. У германских завоевателей был примерно тот же способ хозяйствования, что у римлян.⁸⁾ Но германское королевство не имело ничего общего с позднеримским государством.⁹⁾ К. Босль подчеркивает аристократический характер общественного и политического строя варварских королевств. Главными носителями государственных функций в период переселений у германцев были знатные с их дружинами. Аристократия с монархом во главе — это отличительная черта германских народов в данную эпоху. Рабство, по его мнению, исчезло уже в конце античности, рабов заменили прикрепленные к земле мелкие держатели.¹⁰⁾ Существование сельских общин и сохранение институтов родоплеменного строя (в частности, сотенного устройства) в эпоху раннего средневековья, как известно, отрицается сторонниками данного направления в историографии.

Таким образом, варварские королевства, согласно концепциям упомянутых историков, по своему социальному характеру представляют собой продолжение либо античности, либо общественного строя древних германцев, либо сочетание черт той и другой общественных систем, но не нечто новое. В этих королевствах имеются лишь те элементы феодализма, которые возникли еще в Поздней Империи или у германцев в тацитовские времена.¹¹⁾

Собственно же феодальные отношения складываются значительно позднее, после VIII в.

В марксистской исторической литературе в течение длительного времени вся эпоха раннего средневековья рассматривалась как раннефеодальный период. Время существования варварских королевств считалось составной частью этого периода. Но еще с 50-х годов стали высказываться и иные взгляды. Так, Б. Д. Греков, например, считал, что IV—VI вв. у восточных славян были эпохой военной демократии, а VI—VIII вв. можно трактовать, как переходный период от родового строя (на последнем этапе его развития) к классовому обществу, к раннефеодальному государству. Этот последний этап соответствует тому периоду, который в Западной Европе относится ко времени существования варварских королевств.

Особенно резко поставил вопрос о необходимости выделения времени существования варварских королевств в особый период. А. И. Неусыхин в 1966 г. в своем докладе на научной сессии «Итоги и задачи изучения генезиса феодализма в Западной Европе». По его мнению за этапом разложения родоплеменного строя следует дофеодальный (или протофеодальный) период, для которого характерны следующие черты: основную массу племени составляет еще широкий слой свободных; зарождается [201] индивидуально-семейная собственность, возникает имущественное расслоение, а затем и социальное неравенство, но не классовое деление. Родовая знать еще не превратилась в особый класс, эксплуатирующий свободных людей. Варварское королевство еще не было государством в том смысле, что имелся аппарат политического господства одного класса над другим. Политический аппарат был еще слабо развит или вовсе отсутствовал. Такой характер носило франкское общество при Хлодвиге, а общество саксов — вплоть до IX в.¹²⁾ Точка зрения А. И. Неусыхина встретила возражения некоторых историков,¹³⁾ но получила поддержку других.¹⁴⁾ В историографии ГДР в последнее время также получило распространение мнение о наличии переходного периода между рабовладельческой-эпохой и феодальной, о существовании так называемых промежуточных структур (Zwischenstrukturen); для Западной Европы — это период IV—VI вв.¹⁵⁾

Точка зрения А. И. Неусыхина на процесс генезиса феодализма в Западной Европе представляется обоснованной и плодотворной. Принимая его концепцию дофеодального или протофеодального периода,¹⁶⁾ необходимо, однако, учитывать, что она имеет в виду некий чистый тип развития варварского германского общества, не осложненный воздействием внешних факторов. То, что пишет А. И. Неусыхин о дофеодальном обществе франков на рубеже V и VI вв. или саксов до VIII в., основано исключительно на анализе внутренних отношений у этих германских племенных союзов. Выводы из этого анализа можно применить без оговорок по отношению к саксам, а также к франкам в самый начальный период их поселения в Галлии, в известной мере и по отношению к германским завоевателям Британии. Но если мы рассматриваем конкретную историю не франков, а франкского королевства в целом и других варварских королевств, основанных на прежней римской территории, то должны учитывать смешанный характер их социальных структур. В разных странах были представлены в различном соотношении социальные институты разлагающегося родоплеменного строя, с одной стороны, позднеантичного общества, с другой. Сам А. И. Неусыхин вполне отдавал себе в этом отчет и подчеркивал, что избрал своей задачей изучение процесса зарождения предпосылок феодализма в разлагающемся первобытнообщинном строе, стараясь, разумеется, принимать во внимание связь этого процесса с разложением рабовладельческого способа производства.¹⁷⁾ Двойственный характер присущ социальной природе всех варварских королевств, возникших на территории Италии, Галлии, Испании и Северной Африки, хотя удельный вес римских и германских элементов, точнее — позднеантичных рабовладельческих и родоплеменных — в разных странах и даже в тех или иных областях одной и той же страны был неодинаков. Во Франкском королевстве, в котором доля германцев в общей массе населения была гораздо большей, чем в других варварских королевствах в Европе и Африке, возник довольно значительный общинный уклад хозяйства (главным образом к [202] северу от Луары). Основную массу германского населения составляли свободные рядовые франки, хотя имелись в его составе также слои полусвободных (литов) и рабов, с одной стороны, зарождавшейся служилой знати, дружинников, с другой. Рядом, с этой структурой находилась другая — галло-римская. Сохранилась значительная часть крупных и средних вилл, где хозяйство-вание велось прежними позднеантичными способами, оставались римские города и деревни. Соответственно уцелели римские светские крупные и средние землевладельцы, католическое духовенство, мелкие земельные собственники, прекаристы, колоны и рабы, а также купцы и ремесленники. Для общественного управления характерно сосуществование системы военной демократии в виде королевской власти, местных судебных собраний, военного ополчения всех свободных франков, с одной стороны, остатков римской административной системы (комиты городов, судьи, сборщики налогов и проч.), которые, однако, тоже имеют теперь своим главой франкского короля, с другой.

Наряду с германским обычным правом сохраняет свое действие для галло-римского населения постклассическое римское право. Если ведущими принципами последнего являются идеи частной собственности, классовой иерархии, то первое еще признает принцип родовой собственности, исходит из полноправности всех свободных германцев. Такое же примерно сосуществование римских и германских элементов характерно и для Бургундского, Вестготского, Вандальского, Свевского и Остготского королевств. Особенностью всех этих политических образований (отвлекаясь, от своеобразных черт каждого из них) было еще большее численное превосходство местного населения над германским, чем во Франкском государстве, расселение германцев не обособленно от римлян (как было в большинстве случаев в королевстве Хлодвига), а вперемешку с ними (во всяком случае в королевствах вестготов, бургундов и остготов). Свободные германские общины здесь представляли собой островки среди римских вилл и деревень со смешанным римско-германским населением. Соответственно узкой была сфера действия германских судебных собраний.

Несмотря на свою малочисленность, слой свободных рядовых германцев играл известную роль в хозяйственной жизни страны, оказав влияние на ее аграрный строй и положение непосредственных производителей. Особенно значительное место занимали они в политической жизни. Составляя войско, свободные германцы служили опорой королевской власти, которая и здесь надстроилась не только над германскими, но и над римскими органами управления. Относительная слабость германского элемента в данных королевствах заставляла королевскую власть, которая являлась прежде всего и главным образом выразительницей интересов своих соплеменников, в первый период искусственно поддерживать обособленность двух основных этнических групп (запрещение смешанных браков, сохранение арианской религии).

Таким образом, варварское королевство в том виде, в каком [203] оно существовало в первый период после поселения германцев на территории Галлии, Италии и Испании, не может быть охарактеризовано однозначно лишь как доклассовое и догосударственное образование. Для такого королевства типична двойственная природа: в нем сочетаются доклассовая структура германцев и классовая позднеантичная структура; догосударственные органы управления варварского общества и остатки государственного аппарата Империи.

Иной характер носили варварские германские королевства, возникшие на территории Британии. Римские виллы и города вместе с римскими органами управления были здесь сметены в ходе завоевания страны варварами. Англосаксонское общество V—VI вв. было слабо дифференцированно: основная масса германцев — полноправные свободные; сохраняется еще и родоплеменная знать. Местное кельтское население оказалось в приниженном положении. Для обеих этнических групп характерно наличие полусвободных и рабов, не игравших основной роли в процессе производства. На этой социальной структуре базировалась и соответствующая общественная организация — королевская власть, народное ополчение, судебные собрания всех свободных в округах, обычное право, которое впервые фиксируется королевской властью лишь в начале VII в. (в Кенте). Примерно с этого же времени среди германских завоевателей Британии стало утверждаться христианство, еще в римские времена распространившееся среди кельтского населения страны. В то же время варварское королевство, вопреки популярной в зарубежной историографии концепции, не было прямым продолжением позднеримского общества. Особенно наглядным свидетельством этого положения служит процесс классообразования в раннефеодальный период. Известно, что формирование основного типа непосредственного производителя феодального общества проходило не путем прямого превращения колона в феодально зависимого крестьянина. Как в свое время отметил Ф. Энгельс, «между римским колоном и новым крепостным стоял свободный франкский крестьянин».¹⁸⁾ Данный слой свободных франкских земледельцев, который не был ни классом позднеримского общества, ни классом феодального общества, и представлял собой социальную основу варварского Франкского королевства. Позднее в раннефеодальный период этот социальный слой разлагается и формируется зависимое крестьянство.

Следует отметить, что и основная хозяйственная ячейка феодального общества — вотчина — там, где генезис феодализма осуществлялся в наиболее полной, «классической форме», т. е. в Северной Франции, складывалась не просто путем видоизменения позднеримской виллы, а в результате образования крупного имения нового типа.¹⁹⁾ Все это, разумеется, не означает, что в формировании класса зависимого крестьянства не участвовали позднеантичные колоны и другие социальные слои, что на становление средневековой вотчины не оказывала влияния [204] уцелевшая римская вилла. В некоторых случаях данные компоненты процесса феодализации могли даже превалировать. В общем, каким бы ни было варварское королевство по своей структуре, смешанным или «чистым», оно содержало в себе предпосылки процесса феодализации. Зачатки феодальных отношений, как известно, возникали и в позднеримском, и в родоплеменном обществе в период его разложения. В варварских королевствах эти элементы получили дальнейшее развитие. Процесс генезиса феодализма, совершавшийся в этих королевствах, имел своим непосредственным результатом возникновение раннефеодального общества и государства. При рассмотрении эволюции варварского королевства в последнее время и зарубежные и советские ученые большое внимание уделяют вопросам синтеза римских и германских отношений.

Поиск по сайту: