АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Нандронол (ретаболил)

Читайте также:
  1. И АНАБОЛИЧЕСКИЕ СТЕРОИДЫ
  2. Препараты анаболических стероидов.

 

Анаболический стероид нандролон был синтезирован в 1950 году и представляет собой 19-нортестостерон. Приставка 19-нор – означает, что в молекуле тестостерона отсутствует метильная группа в 19-м положении. Все анаболические андрогенные стероиды по своей структуре являются производными тестостерона, мужского полового гормона. Но анаболики, в отличие от него, дают значительно больший анаболический эффект (наращивание мышечной массы) и меньший – вирилизующий (огрубение голоса и оволосение по мужскому типу у женщин). Нандролон является классическим анаболиком. Как показали многие исследования, нандролон обладает самым продолжительным воздействием на клеточные рецепторы, ответственные за анаболические процессы. Это определило успех нандролона. В форме деканоата (эфира декановой кислоты) он выпускался в Венгрии под названием ретаболил, на Западе и США – под названием дека-дураболил. Одна ампула ретаболила содержит 50 мг препарата. Эффект после инъекции продолжается две недели. В клинической практике ретаболил применяется при лечении дистрофии, при восстановлении после травм, операций, инфарктов. У женщин поднимается уровень гемоглобина в крови, снижается потеря кальция из костной ткани. Артисты балета и цирка, звезды кино и театра – тоже время от времени проводят курсы инъекций. До сих пор противники современной концепции антидопинговой борьбы, проводимой Международным Олимпийским комитетом (МОК), приводят нандролон и спектр его положительного воздействия на больных в качестве аргумента за контролируемое применение этого высокоэффективного и относительно малотоксичного препарата. По их словам, нандролон просто оклеветали, а потом запретили, в результате чего спортсмены стали вынуждены употреблять другие анаболики, либо малоизученные, либо сомнительного происхождения. Как "сухой закон": запретили водку – стали пить всякую гадость.

В спорте нандролон вместе с тестостероном и метандростенолоном спокойно царствовал в 60-е и 70-е годы, пока в антидопинговых лабораториях не появились надежные и простые в управлении хромато-масс-спектрометры, приспособленные для серийных анализов. Стало возможным не только определять следовые количества запрещенного препарата по времени удерживания, но и достоверно подтверждать структуру его метаболитов на основании масс-спектра. Теперь после применения анаболических стероидов, особенно инъекционных форм, спортсмен мог попасться в течение месяца или даже более. Эта была революция. До этого использовался метод радиоиммунологии, который, как выяснилось позднее, давал как ложноотрицательные, так и ложноположительные результаты. Именно на иммунные методы полагались большинство специалистов в те годы. И вот в 1978 году, на чемпионате Европы в Праге сразу пять известнейших легкоатлетов из СССР и Болгарии попались на ретаболиле! Это был шок. Избежать скандала тогда удалось за счет казуистики – якобы пробы были плохо закрыты и не так хранились, – словом, эта какая-то провокация.

Этот случай заставил все лаборатории срочно закупать хромато-масс-спектрометры американской фирмы "Хьюлетт-Паккард". В СССР как раз успели закупить эти приборы до начала афганской войны, из-за которой на продажу такого высокотехнологичного оборудования Конгресс США сразу ввел строгий запрет. Приближалась Московская олимпиада 1980 года. В разгаре было политическое противостояние двух систем, и спортивные победы расценивались как доказательства преимуществ одной системы над другой. Боясь попасться на масляных инъекциях нандролона, спортсмены переключались на новые эффективные анаболики. Однако такого ощутимого эффекта, как при применении нандролона, достичь было трудно. Поэтому была основательно разработана схема предсезонной подготовки: с ноября по декабрь на инъекциях ретаболила, дальше на таблетках. Зимний сезон пропускался. Называлось это "готовиться дома к ответственным стартам". Профессор Манфред Донике (Кельн, Германия), в то время секретарь Подкомиссии по допингу и член Медицинской комиссии МОК, еще тогда выступал за проведение внезапных тестов в подготовительный период, но "железный занавес" в начале восьмидесятых был непроницаем, а ловить только своих было как-то не с руки.

После многолетних закрытых дискуссий ограничились принятием на сессии Медицинской комиссии МОК в Москве в 1987 году "Этического кода лаборатории", запрещавшего под угрозой потери аккредитации (это разрешение на проведения антидопингового контроля на международном и национальном уровне) проводить эксперименты по выведению анаболиков или принимать любые пробы со стороны с условием неразглашения результатов анализов. Как только это проверить или за этим уследить?

Короче, в восьмидесятые годы на нандролоне попадались преимущественно спортсмены из бедных стран или просто "чайники". Да и пробы на допинг отбирали у спортсменов только во время олимпийских игр, национальных чемпионатов или крупнейших соревнований. Хотя почти все высокопоставленные функционеры ИААФ и МОК понимали, что отрицательный результат анализа после соревнований свидетельствует только о том, что спортсмены заблаговременно прекратили прием запрещенных допинговых препаратов. Но на фоне успеха первого чемпионата мира по легкой атлетике в Хельсинки в 1983 году, появления богатых спонсоров и дальнейшей коммерциализации мирового спорта открыто признавать существование такой проблемы никому не хотелось. Более того, в критический момент делалось все, чтобы скрыть истину и приукрасить действительность. Истину мы не знаем до сих пор: по косвенным данным, во время чемпионата в Хельсинки было 38 положительных проб, причем 17 из них принадлежали кому?.. – нет, не угадали, – легкоатлетам США. Звездопад мог быть неописуемым, но ныне покойный Примо Небиоло, президент ИААФ, положивший много сил на организацию первого в истории мирового чемпионата, – торжественно и спокойно объявил, что положительных проб нет. Из жертв нандролона восьмидесятых годов я бы отметил двоих. На Олимпиаде в Лос-Анджелесе в 1984 году попался Марти Вайнио, чемпион Европы-78 в беге на 10 000 м (27.30,99!). Вайнио, любимец Финляндии, был вторым в беге на 10 000 м, вышел на старт бега на 5000 м, уже разминался и его сняли прямо перед выстрелом стартера: нандролон! Было проведено официальное расследование. Оказалось, что вероятнее всего нандролон попал в результате переливания собственной крови (аутогемотрансфузии, запрещенной, но никак не определяемой процедуры) за несколько дней перед стартом. А кровь у него была взята в тренировочной период, когда Вайнио "сидел" на нандролоне... Более того, стало известно, что за несколько месяцев до Лос-Анджелеса организаторы Роттердамского марафона просто скрыли факт его положительной пробы, тот же нандролон. Заметим, что после этого расследования, видимо, были приняты какие-то меры – и финских бегунов на длинные дистанции с той поры мы уже не видим. Сам Вайнио, правда, вернулся после 18-месячной дисквалификации, бегал снова и уже ветераном установил мировые рекорды для сорокалетних: 8.05,08 в беге на 3000 м и 28.30,88 на 10 000 м – не побитые по сей день. Титан!

И еще один титан пал жертвой нандролона в 80-е годы – это Батч Рейнольдс, автор феноменального рекорда в беге на 400 м – 43.29, превышенного только Майклом Джонсоном на последнем чемпионате мира в Севилье в 1999 году. У Рейнольдса в пробе был четкий нандролон – но во время контрольного анализа в лаборатории Парижа в присутствии американского эксперта из олимпийской лаборатории Лос-Анджелеса был нарушен протокол образцовой лабораторной практики. Результат подтвердили, но не провели детального сравнения с другой, заведомо положительной, пробой, называемой "лабораторный контроль", – из-за боязни перекрестного загрязнения. На основания рапорта своего эксперта американская федерация посчитала результаты повторного анализа недостаточными и оправдала Рейнольдса, однако медицинская комиссии ИААФ, изучив результаты, дисквалифицировала его на два года. Рейнольдс все эти два года судился с ИААФ, затем пытался вернуться в большой спорт – но и то, и другое оказалось безуспешным.

Своим чередом шли научные исследования – оказалось, что метаболиты нандролона могут быть обнаружены у женщин при приеме некоторых контрацептивов, а также в начальный период беременности. Все спортсменки сразу стали декларировать прием контрацептивов при заполнении документов во время сдачи анализов на допинг. Но потом исследования показали, что соотношения (относительные количества) метаболитов другие, и все встало на свои места.

Конец восьмидесятых и начало девяностых годов принесли много изменений. Рухнул блок соцстран, "железный занавес" исчез. Вопрос о проведении тестирования на анаболические стероиды в подготовительный период был поставлен ребром. Было решено начать со штангистов, так как превосходство спортсменов из СССР и Болгарии раздражало весь остальной мир. А после скандала с Беном Джонсоном в 1988 году в Сеуле ряд крупнейших международных федераций, в том числе ИААФ, объявили о программе внесоревновательного контроля на допинг. И в 1989 году начались внезапные проверки в подготовительный период. Чемпион Сеульской олимпиады в беге на 5000 м Джон Нгуги (Кения), оставивший вторым в том забеге Дитера Бауманна, – убежал куда-то в горы, когда инспекция с проверкой приехала к нему в тренировочный лагерь. И получил дисквалификацию – этот "побег" ему перезачли как отказ от сдачи пробы, что равносильно положительному результату. Сборная Австрии, спринтеры, всей эстафетной командой попались на станозололе. Тем временем главный "станозололыцик", канадец Бен Джонсон, слезно каялся и давал показания специальной правительственной комиссии. Президент МОК Хуан-Антонио Самаранч объявил, что допингу нанесен решительный удар, и скоро эта проблема будет окончательно решена.

Итак, в конце 80-х ситуация радикально изменилась. Эпоха масляных инъекций отошла в прошлое. Ретаболил в СССР, например, ушел из спорта высших достижений, оставшись в любимцах лишь у "качков", бандитов и заводчиков крупных и сильных собак. В Америке ему остались верны так называемые recreational athletes – большая прослойка спортсменов, кто для себя интенсивно занимается спортом, но спорт не является источником их дохода.

Однако в последние годы нандролон появился в новых формах – в виде так называемых "прогормонов" – их считают в США "пищевыми добавками" и продают без рецепта, вариаций их просто несть числа, а рост объема продаж в 1999 году по сравнению с 1998 годом составил по различным оценкам от 500 до 1000 процентов. И эта вторая волна нандролона захлестнула в свой водоворот многих.

Посыпались звезды первой величины. Взять Дитера Бауманна, лучшего европейского бегуна на 5000 м последнего десятилетия. Олимпийский чемпион Барселоны и призер Сеула, многократный чемпион Европы, рекордсмен Европы – 12.54.70. Бауманн стартовал редко, тщательно готовясь к важнейшим соревнованиям. Тоже был любимцем всей Германии. Выступал против допинга. И вдруг такой скандал – две подряд положительные пробы, в октябре и ноябре 1999 года, – причем концентрация основного метаболита была 20 нг/мл. Это в десять раз превышает нижний допустимый предел концентрации, так что ошибка полностью исключена. Бауманн пытался оправдаться: якобы кто-то проник к нему в дом и ввел нандролон в тюбик с зубной пастой. Действительно, сотрудники кельнской лаборатории для эксперимента почистили зубы этой пастой – конечно, нашли потом в моче метаболиты нандролона. Жаль, что сначала никто не попробовал тихо прокрасться к Бауманну в дом – этот эксперимент точно бы не удался. Позиция ИААФ однозначна: все ссылки спортсменов на то, что ему или ей подсыпали, подбросили или подлили, считаются несостоятельными. Обе повторные (контрольные) пробы Бауманна подтверждаются в двух разных лабораториях – и его дисквалифицируют на два года.

Тут надо отметить, что совсем по-другому поступил Линфорд Кристи, еще один чемпион Барселонской олимпиады, составивший нандролонную компанию Бауманну в 1999 году Он объявил, что не будет оправдываться. Оправдаться было бы крайне трудно: нандролон у него был обнаружен не где-то там в Париже, а во все той же Кельнской лаборатории, и концентрация метаболитов составляла почти 200 нг в миллилитре (!). Так часто зубы не чистят. И вообще, когда Кристи, по своему обыкновению, после очередного победного финиша освобождался по пояс из своего комбинезона и демонстрировал фантастическую по красоте мускулатуру – то мне все было ясно: такого быть не может! Этого нельзя будет оправдать. Так оно в итоге и оказалось.

Чувствительность современных методов допингконтроля с использованием хромато-масс-спектрометров высокого разрешения находится на уровне сотых долей нанограмма. Эта невероятная глубина анализа в прямом и переносном смысле. Последние исследования популяций здоровых мужчин и женщин показали, что иногда можно обнаружить следы нандролона на уровне 0,25–0,60 нг/мл. При беременности уровень возрастает – значит, у женщин все-таки происходит его образование естественным путем. Как такое может получаться – нет объяснения. Поэтому во избежание ошибки и наказания невиновных нижний предел обнаружения при положительном (в смысле применения допинга) результате анализа был установлен на уровне концентрации 2 нг/мл у мужчин и 5 нг/мл у женщин, а что ниже этого уровня – не считается положительным результатом. Этим сразу воспользовалась федерация легкой атлетики Великобритании – и чемпион Европы-98 в беге на 200 м Дуг Уокер, кумир шотландской молодежи, у которого были найдены следовые количества на уровне нижнего предела концентрации, – был оправдан. Пока еще его мускулатуре действительно далеко до уровня Кристи.

И, наконец, Мерлин Отти, красавица и ветеран легкой атлетики – она была призером в беге на 200 м еще во время Московской олимпиады в 1980 году – в июле была отстранена от соревнований после положительной пробы на нандролон. Однако национальная федерация легкой атлетики Ямайки не решилась ее дисквалифицировать, и в ноября Отти была признана невиновной. Она тут же объявила, что будет готовиться к зимнему сезону-2000. В Германии, в Карлсруэ, ее к старту не допустили, а в Испании, в Валенсии, она с блеском выиграла бег на 60 м – 7,14 с. ИААФ выразила свой протест федерациям легкой атлетики Испании и Ямайки – такого афронта в Европе никто не ожидал. Продолжение, видимо, следует.

Все-таки мне кажется, что нандролон – это "самый допинговый" препарат XX века. В следующем номере мы расскажем о тестостероне – это еще один номинант на звание самого-самого...

Тестостерон

Тестостерон занимает особое место среди анаболических стероидов. Это синтетический аналог важнейшего природного стероида, мужского полового гормона, имеющий точно такую же структуру, которая была определена еще в 1935 Году. Эксперименты с тестостероном проводились в 40-е и 50-е годы, и есть основания полагать, что многие рекорды тех времен пали не без его участия. Действие тестостерона хорошо изучено. Он дает выраженный анаболический эффект, то есть увеличение мышечной массы, и воздействует на нервную систему, снимая ощущение усталости и поднимая общий тонус и настрой, "боевой дух". Это можно почувствовать уже после нескольких инъекций, содержащих, как правило, 50 миллиграммов тестостерона в виде эфира органической кислоты, например, пропионовой. Есть инъекции с очень большой дозой – до 250 мг. В последние годы появились различные таблетированные формы тестостерона с дозами от 20 до 50 мг. Пожалуй, это единственный анаболик, употребляемый накануне старта. Побочные эффекты от продолжительного применения тестостерона тоже хорошо известны – он планомерно угнетает выработку своего, эндогенного, тестостерона у мужчин. У женщин заметно грубеет голос и растут волосы на лице...

Тестостерон – такой, на первый взгляд, простой препарат – был и остается одной из самых сложных проблем в современном антидопинговом контроле. Проблема надежного определения тестостерона как допинга стояла всегда, и до конца никак и не решалась, так что без рассмотрения научных аспектов этой проблемы нам не обойтись. Природный тестостерон циркулирует в крови, интенсивно метаболизирует, превращаясь в так называемые 17-кето-метаболиты, прежде всего андростерон и его производные. Эти метаболиты выводятся с мочой, которую и отбирают для анализа на допинг. Самого тестостерона в ней очень мало. Допинговый, то есть полученный извне, тестостерон также вовлекается в интенсивный метаболизм, все перемалывающий и перемешивающий, и через непродолжительное время как бы исчезает.

Как тут доказать факт применения допинга? Ведь если регистрируются пики метаболитов нандролона или станозолола – это допинг, положительная проба, этих пиков быть не должно вообще. А вот появился пик тестостерона – каким образом здесь отличить тестостерон свой, эндогенный, от внешнего, экзогенного, то есть допингового? Ответа долго не было, так что до 1984 года тестостерон как допинг никак не определялся. Хотя и было известно, что после введения тестостерона его концентрация увеличивается, потом плавно снижается, однако эта динамика видна при лабораторном эксперименте.

При допинговом контроле имеется всего одна проба с данной концентрацией. Измерение этой одной концентрации ничего не дает, так как естественный тестостерон присутствует в моче мужчин и женщин в довольно широком диапазоне концентраций – от 10 до 100 и более нанограмм на миллилитр.

Первым стал определять тестостерон профессор Манфред Донике, основатель и директор Института биохимии спорта – так он сам называл свою всемирно известную Антидопинговую лабораторию в Кельне. Он синтезировал реагент века – MSTFA, который превращал молекулы тестостерона, анаболических стероидов и их метаболитов в удобные для анализа соединения. Затем Донике принял важное и смелое решение – измерять не концентрацию тестостерона, а отношение концентраций тестостерона (Т) и эпитестостерона (Е), его природного изомера, роль которого и происхождение в то время были совершенно неизвестны. Введение тестостерона резко изменяла отношение Т к Е. За норму отношения Т/Е была взята единица. Хотя разброс значений Т/Е был тоже велик – от 0,1 до 3,5 и даже выше, тем не менее при Т/Е > 6 можно было утверждать, что это проба положительная. Чтобы набрать статистику для такого утверждения, были проделаны тысячи анализов.

Каким-то невероятным образом Донике удалось увезти в Кельн все пробы "Б" (невскрытые контрольные пробы с мочой) с Московской олимпиады-80. По тем временам эта была уникальная коллекция биопроб от элитных спортсменов, представляющих разные виды спорта. На ее основе было проведено сравнение распределения отношений Т/Е у популяции атлетов и обычных людей, и детально отработана процедура анализа. В итоге Манфред Донике, в то время Секретарь допинговой подкомиссии МОК, вводит, со свойственной ему решимостью, эту процедуру определения тестостерона на Олимпийских играх в Лос-Анджелесе в 1984 году, несмотря на сопротивление ряда ведущих специалистов, включая Дона Кетлина, директора Лос-Анджелесской Олимпийской лаборатории и основного оппонента Донике по проблеме определения тестостерона на всем протяжении их 10-летней совместной работы в МОК.

Основным аргументом оппонентов были ложноотрицательные результаты, получаемые при такой процедуре. То есть можно было применять тестостерон в достаточно эффективных дозах даже накануне старта, и при этом оставаться в пределах допустимого значения Т/Е. Это давало преимущество атлетам, у которых от природы была высокая концентрация эпитестостерона и, соответственно, низкое отношение Т/Е, на уровне 0,1–0,5. Такие значения характерны для представителей азиатских стран. Даже несколько инъекций тестостерона не позволяли им достичь значения Т/Е равного 6! Но по иронии судьбы первой жертвой новой процедуры стал японский волейболист. Он был первым (и последним) на той печальной памяти Олимпиаде в Лос-Анджелесе, где из-за бойкота наши спортсмены не участвовали. Остальные положительные пробы так и остались тайной века – из гостиничного номера, где проживал Принц Александр де Мерод, глава Медицинской комиссии МОК, были украдены все документы и протоколы отбора проб, результаты анализов которых были положительными.

Потом появились первые ложноположительные результаты, что было просто неприемлемо. В Норвегии, а потом в Австралии были обнаружены индивидуумы, у которых отношение Т/Е стабильно было в районе 7. За ними наблюдали достаточно долго – отношение оставалось неизменным. Последующие исследования в Швеции показали, что вероятность такого явления достаточно высока – один случай из 2000–3000. То есть средняя антидопинговая лаборатория могла в год давать один или два ложноположительных результата. Отметим, что в СССР тоже было как минимум двое таких уникумов с высоким природным Т/Е – один талантливый (далеко за 8 м) прыгун в длину, другой фехтовальщик. Они были совершенно несправедливо "закопаны" в конце 80-х годов.

Было решено отодвинуть границу положительных отношений Т/Е до 9, а тех, у кого было найдено отношение от 6 до 9, – наблюдать, то есть повторно и внезапно отбирать пробы. Как только отношение изменилось на несколько единиц в ту или другую сторону – проба положительная. Искусственно удержать отношение в принципе можно, принимая тестостерон с эпитестостероном в отношении 30:1 (тестостерон интенсивно метаболизирует, и только небольшая его часть выходит в неизмененном виде). Однако при этом резко изменяется концентрация самого эпитестостерона и ее отношение к концентрациям других природных стероидов. Так что выбор эпитестостерона как внутреннего биологического стандарта, сделанный Донике, был просто пророческим, его не оспаривали даже самые яростные противники метода. Но в целом процедура оставляла место для вопросов и споров.

Необходим был какой-то дополнительный метод, чтобы быть уверенным при подтверждении положительного результата на тестостерон. Финские ученые еще в 70-е годы, наблюдая бодибилдеров, постоянно употреблявших анаболические стероиды, отметили, что у них изменяется стероидный профиль: уменьшается концентрация естественных андрогенных стероидов, искажаются соотношения между андрогенными и остальными стероидами. На хроматограмме, где стероиды представлены в виде характерной последовательности пиков различной интенсивности, это искажение профиля бросается в глаза. Количественный обсчет соотношений не составлял труда, и Донике сделал ставку на изучение стероидного профиля спортсменов как источника дополнительной информации, подтверждающей применение тестостерона и других сильных анаболиков. Действительно, это работало, но имелись существенные ограничения. Во-первых, все это было применимо только для мужчин. Разброс и циклические колебания соотношений гормонов в стероидном профиле женщин не позволяли задать статистически достоверные границы между нормой и отклонением от нее. А во-вторых, выработка природных мужских гормонов могла снижаться и оставаться в подавленном состоянии в результате перетренировки, на фоне болезни или соревновательных стрессов и нагрузок. То есть изменение профиля не является специфической реакцией только на анаболики.

Но Донике упорно искал соотношения концентраций природных стероидов, наиболее чувствительных к воздействию анаболических стероидов, и верил в будущее этого подхода. В итоге его результаты анализа стероидного профиля показали, что 90 процентов победителей и призеров Сеульской олимпиады в легкой атлетике применяли анаболические стероиды. И Донике это публично озвучил! Какой тогда поднялся вой! И хотя Донике был вынужден взять свои слова обратно, но в этой цифре, мне кажется, сомневаться не приходится. Удивительно еще, что не все 100% – видимо, были такие здоровые, что их профиль ничто не могло поколебать...

Несмотря на то, что стероидный профиль так и не стал признанным оружием в борьбе с допингом, однако это ружье неожиданно стрельнуло – и не один раз. Все любители легкой атлетики помнят Катрин Краббе, выдающуюся бегунью на короткие дистанции, бриллиант в короне звезд бывшей ГДР. В 1991 году она легко обыграла всех на чемпионате мира в Токио, показав, кто станет наследницей Флоренс Гриффит-Джойнер в следующем году на Олимпийских играх в Барселоне. Естественно, перед Олимпиадой у нее неоднократно отбирали пробы в подготовительный период. И вот три пробы со сборов в Южной Африке попадают в кельнскую лабораторию – и у всех проб оказывается совершенно одинаковый стероидный профиль! Донике показал, что с точки зрения статистики такое совпадение совершенно невероятно, то есть пробы где-то подменили или как-то там намухлевали во время сдачи проб. Короче, во всех трех пробах оказалась одна и та же женская моча.

С точки зрения закона и прежде всего презумпции невиновности, этот случай ненаказуем, тем более что пробы отбирались в присутствии официально уполномоченного на такие действия представителя ИААФ, затем пару недель где-то хранились по холодильникам в отелях Африки, пока не попали в лабораторию в Кельн. То есть Краббе и оказавшейся в компании вместе с ней Грит Бройер, тоже звезде из ГДР и рекордсменки мира среди юниоров в беге на 400 м, – оправдываться было не нужно и собственно не в чем. Но Федерация легкой атлетики объединенной Германии в пылу разоблачений фармакологических допинговых программ бывшей ГДР восхотела свежей крови – и отстранила Краббе и Бройер от соревнований, поставив вопрос об их дисквалификации. Краббе подала в суд, и решение федерации, поддержанное ИААФ, было отменено. Краббе продолжила подготовку к Барселоне, но тут ей коварно нанесли удар в спину – за два месяца до Игр у нее во внесоревновательной пробе обнаружили кленбутерол – крайне спорный, со спортивной точки зрения, препарат, возможно, обладающий некоторым анаболическим эффектом, но по структуре своей никак к стероидом не относящийся и не входивший в то время в Список запрещенных препаратов. Так вот, чтобы выпутаться из этой истории, Медицинская комиссия МОК с подачи ИААФ включает кленбутерол в Список запрещенных допинговых препаратов и на этом новообретенном основании дисквалифицирует Краббе и Бройер на четыре года! Бройер отсидела и вернулась, а вот красавица Краббе судилась, занималась автогонками, открыла магазин, даже начала бегать – но вернуться не смогла. Все происшедшее с Катрин Краббе – самая неприглядная страница в истории антидопингового контроля.

Станозолол

 

Станозолол (он же стромба или винстрол) – один из самых употребляемых и эффективных анаболических стероидов. Примечательно, что он изначально был представлен в двух формах: инъекционной и таблетированной. Если бы не последние проблемы с нандролоном и его количественным определением, вот уже второй год держащие в напряжении Международную федерацию легкой атлетики (ИААФ), то я бы без тени сомнения назвал станозолол анаболическим стероидом XX века.

В восьмидесятые годы станозолол был наиболее популярным препаратом у спортсменов высокого класса, и прогресс во многих видах спорта был напрямую связан с его систематическим употреблением. Этот допинговый препарат имеет, пожалуй, наиболее интересную историю, разделенную на две части. Первая часть была совершенно невидимая, теневая, а начало второй ознаменовалось самым известным случаем в истории борьбы с допингом, когда в 1988 году на Олимпийских играх в Сеуле через день после триумфа – блестящей победы в беге на 100 м с мировым рекордом 9,79 – у Бена Джонсона была отобрана золотая медаль. "Станозолол", – произнес тогда на пресс-конференции Принц Александр де Мерод, руководивший Медицинской комиссией МОК и отвечавший за антидопинговый контроль. Это слово с тех пор запомнил весь мир. И мало кто знал, какой огромный прессинг со стороны спортивных функционеров и околоспортивных магнатов, не хотевших "мутить воду и омрачать праздник", выдержал тогда принц де Мерод...

Станозолол был синтезирован в середине пятидесятых годов и выпускался, к примеру, в Австралии в виде инъекций для использования в ветеринарной практике. В семидесятые годы немецкая фирма "Винтрол" стала выпускать таблетки по 5 мг под названием Стромба и эмульсионные инъекции ("молочко") по 50 мг под названием Винстрол, быстро ставшие известными во всем мире. В СССР на рубеже 80-х годов стромба продавалась по специальному разрешению в аптеках 4-го Управления Минздрава, обслуживавших партийно-правительственную номенклатуру. Инъекции винстрола привозили из-за границы сумками. Считалось, что это разные препараты. Я хорошо помню, когда работал в составе советской делегации на Олимпиаде в Сеуле, как все ахали и спрашивали – что это там корейцы нашли у Джонсона, сложное такое название. И удивлялись, узнав, что "наши" винстрол и стромба и есть тот самый станозолол. Так что во избежание путаницы будем использовать название самого анаболика – станозолол.

Структура станозолола существенно отличается от структуры двух рассмотренных нами ранее анаболических стероидов, нандролона и тестостерона. Помимо дополнительной метильной группы, у станозолола есть еще одно кольцо с двумя атомами азота, что долгое время затрудняло обнаружение этого препарата. Все это способствовало ореолу легенд и слухов, окружавших этот препарат. Одни мне как-то удалось прояснить, другие – так и остались загадкой...

В московском антидопинговом центре до осени 1985 года станозолол не определялся, пока не удалось воспроизвести очень чувствительную по тем временам методику, разработанную чешским профессором Бернджихом Хунделой, директором Пражской лаборатории, и представленную им на Московском антидопинговом симпозиуме летом 1985 года. Осенью профессор Хундела неожиданно умирает. Той же осенью 1985 года в Москве был просто обвал положительных проб на станозозол! На него был специально настроен отдельный прибор, хромато-масс-спектрометр, выделявшийся среди остальных подобных приборов замечательной чувствительностью, "любивший стромбочку", как мы шутили. Потом уже, сравнив чувствительность нашей методики с данными ведущих западных и американских лабораторий, мы поняли, что в то время московская лаборатория значительно опережала и Кельнскую, и Монреальскую, выйдя на уровень одного нанограмма на миллилитр. Доказательством тому была положительная проба Бена Джонсона на станозолол в 1986 году во время первых Игр доброй воли в Москве, за два года до Сеульской олимпиады. Тогда он по небегучей дорожке в Лужниках показал в беге на 100 м невероятные 9,95. На допингконтроль Бен шел улыбаясь и приветствуя зрителей, будучи уверен, что ничего найти невозможно.

Это было верно для всех допинглабораторий мира – кроме нашей, Московской. В тот день, когда Бен Джонсон бежал 9,95, я работал в лаборатории. Поздней ночью с легкой атлетики привезли пять закодированных, то есть без имен, проб: две были отмечены как женские, три – мужские. А врач, принимавший у спортсменов пробы, похвастался автографом Бена. Пробу Джонсона я вычислил, как только посмотрел на список препаратов, которые задекларировали мужчины. Две пробы были со стандартным набором фармакологии: эссенциале, карнитин, панангин, инозин – которым тогда пичкали сборную СССР, то есть это были наши ребята. Тогда третья проба, без всяких пометок, должна принадлежать Бену Джонсону. И именно в этой пробе хорошо были видны оба пика метаболитов станозолола. На следующий день анализ повторили – классический станозолол.

Но мир этого не узнал. Помимо Бена Джонсона, на первых Играх доброй воли в Москве было 14 (четырнадцать) положительных проб, в том числе у звезд легкой атлетики из ГДР. Так что наши спортивные и партийные руководители не решились "омрачать праздник", все-таки эта была первая (с 1976 года!) встреча атлетов СССР и США после бойкота олимпиад в Москве и в Лос-Анджелесе. Так что Бен Джонсон еще два года удивлял мир своими результатами, без проблем пройдя девятнадцать допингтестов, пока, бедняга, не попался в Сеуле. Кстати, аккредитацию Сеульской лаборатории перед олимпиадой проводили по заданию Медицинской комиссии МОК специалисты Московского антидопингового центра, и Бен Джонсон стал нашим подарком корейским специалистам, прославившимся тогда на весь мир.

Но мы слишком забежали вперед. Вернемся назад, в тот роковой для советского спорта 1984 год, год бойкота Лос-Анджелесской олимпиады. Целое поколение спортсменов тогда просто сломали, не пустив на олимпиаду. Потом это поколение сполна отплатило за это своей стране, создав организованные преступные группировки в первые годы перестройки. Казалось, при чем здесь станозолол? Но он тогда, в период теневой части своей истории, играл важную для всего мирового спорта роль. Станозолол не ловился, и его безнаказанно употребляла элита мирового спорта. Однако ситуация стала меняться в 1983 году, перед олимпиадой, когда профессор Манфред Донике, директор Кельнской лаборатории, создал новую методику для чувствительного обнаружения анаболиков и тестостерона, наводившую ужас на всех. Самый известный случай того года – это паническое бегство американских спортсменов из Каракаса, с Панамериканских игр, когда они узнали, что приезжает Донике со своими приборами проводить допингконтроль.

Методика работала просто убийственно: после проведения первого чемпионата мира по легкой атлетике деятели ИААФ не решились объявить о большом количестве положительных проб. С учетом бойкота Московской олимпиады, обстановка стала непредсказуемой. Противостояние американских и советских спортсменов должно было разрешиться в Лос-Анджелесе, да еще спортсмены ГДР на своем оралтуринаболе, фирменном анаболике, вообще могли оставить позади и тех, и других.

Среди этой паники самым интересным был тот факт, что станозолол эта методика не определяла (!), об этом знали очень немногие, и этот факт скрывался. Было объявлено, что олимпийская лаборатория Лос-Анджелеса, возглавляемая Доном Кетлином, оснащена по самому последнему слову техники и надежно определяет все запрещенные препараты, так что борьба будет честной. Напуганные предыдущими событиями, тренеры и врачи сборных команд, знавшие спорт изнутри, решили, что это прозрачный намек на то, что проблема определения станозолола наконец решена. Учитывая, что в то время в Москве станозолол продавался, употреблялся, но не в лаборатории не ловился, можно было понять озабоченность наших деятелей, обязанных высоко нести знамя советского спорта. Одна положительная проба на Олимпиаде в Лос-Анджелесе – и всем потом будет очень и очень плохо. Хотя, по моим данным, в то время существовала не очень чувствительная методика определения станозолола в секретной лаборатории ГДР в городе Крайша – и больше, наверное, нигде, – но немцы на контакт не шли. А профессору Хунделе из Праги еще оставался год жизни на создание своей действительно уникальной методики.

Что-то надо было делать. Советские руководители многократно посещали олимпийские объекты Лос-Анджелеса. Особенно их заинтересовал порт, где можно было пристроить корабль, такую плавучую базу, с лабораторией на борту. Планировалось, что к началу Игр наша лаборатория будет определять станозолол. Да дело было не только в одном станозололе: в связи с 11-часовой разницей во времени спортсмены для адаптации должны были приехать минимум за неделю до открытия Олимпиады, так что, пройдя обязательное тестирование в Москве перед выездом, они снова начнут употреблять таблетки и стромбы, и метандростенолона, и оралтуринабола. То есть в Лос-Анджелесе их надо опять проверить на корабельной лаборатории. Так вот, когда американские власти не дали "добро" на месячную стоянку нашего корабля, то советское руководство на следующий же день объявило о "неучастии" наших спортсменов.

Вообще я расспрашивал про станозолол и Кетлина в Лос-Анджелесе, и Донике в Кельне. Кетлин мне рассказал и про корабль, и про то, что станозолол в Лос-Анджелесе во время Олимпиады не определялся. А Донике, честно говоря, меня сильно удивил, сказав, что до 1983 года он вообще не рассматривал станозолол как анаболик, используемый в спорте, и в свою методику этот препарат не включил. У меня такое чувство, что станозолол на Западе и в США рассматривался как противовес оралтуринаболу, мягкому, но очень эффективному ГДР-овскому анаболику, лежавшему в основе допинговых программ немецких спортсменов. Оралтуринабол тек полноволной рекой в СССР и прочие соцстраны, и тоже определялся крайне поверхностно. В то время не были известны долгоживущие метаболиты оралтуринабола, так что через несколько дней от приема таблеток не оставалось и следов. А вот остальные популярные анаболики – за исключением станозолола – определялись методикой Донике весьма чувствительно, поэтому можно было представить, в каком положении оказались бы западные и американские спортсмены в Лос-Анджелесе, если бы их станозолол ловился!

То, что параллельно оралтуринабольной программе подготовки спортсменов в ГДР существовала аналогичная станозолольная программа в Америке, можно узнать из отчета правительственной комиссии Канады, которая расследовала дело Бена Джонсона. Если систему подготовки высококлассных атлетов ГДР постоянно поминают как ужасную и бесчеловечную, то канадский отчет, страниц 400 текста, почему-то никто не вспоминает. А там столько интересного, хоть на русский язык переводи. Ключевая фигура, доктор Джеймс Астафан, кормивший станозололом Джонсона, Анжелу Исаенко и многих других, прямо говорит, что он помогал спортсменам оптимальным образом планировать употребление анаболиков таким образом, что дозы были минимальные, а эффект достигался максимальный. И подчеркивает, что те бегуны, кто приходили к нему за консультацией, до него ели анаболики горстями, а быстро не бежали. Он вместе с тренером Чарльзом Френсисом делал их великими. Это была его работа, он получал деньги за свои знания и опыт – и больше ничего. А в употребление анаболиков его клиентов втянул сам спорт с его большими деньгами, приоритетами и системой ценностей. Тем не менее поминают одного Астафана, его имя сделали чуть ли не нарицательным.

Так что и с той, и другой стороны океана во время подготовки к олимпийским играм и соревновательного отбора к ним попавшиеся на допинге спортсмены не дисквалифицировались, а так, предупреждались и прощались. Например, в 1988 году на отборе в Индианаполисе, где ныне покойная Флоренс Гриффит-Джойнер показала фантастические 10,49 в беге на 100 м (Френсис сказал, что она обогнала свое время на 49 лет), а полуфиналы в беге на 400 м у мужчин закрывали с результатом из 45 секунд, было 17 или 18 положительных проб, однако имена атлетов так и не были обнародованы. И тут и там копился опыт по выведению препаратов, вырабатывалось умение чередовать их прием между соревнованиями и, наконец, выходить на пик формы к главному старту сезона – словом, постепенно складывалась система подготовки атлетов мирового класса. И надо отметить, что система ГДР была и более мягкой, и более человечной – достаточно вспомнить, как замечательно выглядели немки, спринтеры и прыгуньи, например, по сравнению с американскими коллегами с их просто невероятной мускулатурой.

В середине девяностых годов отмечался всплеск положительных проб на станозолол в результате применения так называемой масс-спектрометрии высокого разрешения, разработанной в той же Кельнской лаборатории профессора Донике. Первой жертвой этой методики стали австралийские велосипедисты-трековики, участники чемпионата мира в Германии в 1993 году. Как и Бен Джонсон в Москве, они были уверены, что все давно у них вышло. Ан нет, попались. В этом была некая справедливость, ведь Австралия по сей день является одним из мировых лидеров по подпольному производству стероидов, в том числе и станозолола. Правда, по правилам профессиональной федерации велоспорта трековикам за это полагалось лишь три месяца дисквалификации – против четырех лет по любительским правилам ИААФ.

На станозололе попадались многие наши атлеты, причем выдающиеся. Стоит только назвать имена бегуний на средние дистанции: Наталья Артемова, Татьяна Самоленко, Лилия Нурутдинова, Любовь Кремлева... Следует отметить, что в Сиднее в беге на 100 м с/б победила Ольга Шишигина из Казахстана, вернувшаяся после дисквалификации за употребление станозолола. Среди зарубежных станозолольщиков вспоминается австралийский спринтер Дан Капобьянко. Его Федерация легкой атлетики Австралии оправдывала и отмазывала как могла – но справедливость восторжествовала.

На самом деле в Кельне при определении станозолола применяли специальную смолу, селективно собиравшую его метаболиты. Это позволяло не только концентрировать метаболиты, но и избавляться от фоновых компонентов, мешавших чувствительному обнаружению станозолола. В целом методика требовала колоссальных усилий и тщательности, и ни одна лаборатория так и не смогла воспроизвести ее в полном объеме. Тем не менее нынешний прогресс в деле определения станозолола связан с детектированием долгоживущих метаболитов, о которых в восьмидесятые годы не было известно.

Сегодня станозолол употребляется менее интенсивно. Тому есть ряд причин. Во-первых, он вместе с нандролоном, кленбутеролом, метандростенолоном и метилтестостероном входит в "большую пятерку" анаболиков, которые лаборатории обязаны определять с максимальной чувствительностью, на уровне ниже одного нано-грамма в миллилитре. Так что элита мирового спорта предпочитает синтетический гормон роста, который пока не определяется. Во-вторых, на черном рынке появилось очень много подделок, и под видом станозолола продаются самые невероятные сочетания анаболиков. Многие из подделок содержат метилтестостерон, и есть большая опасность на нем попасться. И, наконец, появление в последние годы всевозможных "прогормонов" типа андростандиолов или -дионов, а также их норандроаналогов значительно потеснило "старые" анаболики, в том числе и станозолол, на мировом рынке стероидных гормонов.

 

 

Метандростенолон

Метандростенолон (метандиенон) – весьма старый, однако и по сей день один из самых употребляемых анаболических стероидов. Он был разработан в середине 50-х годов в США доктором Джоном Циглером и с 1958 года производился в виде 5-миллиграммовых таблеток под торговой маркой Дианабол. Хотя производство "родного" Дианабола было прекращено в 1972 году, в Америке это название используется по сей день, поскольку слово метандростенолон неудобопроизносимо, а мексиканские подпольные производители анаболических стероидов продолжают синтез и продажу этого препарата под тем же самым полюбившимся названием. В этом названии было использовано греческое слово "анаболе", означающее "подъем", от которого потом образовались термины "анаболические стероиды" и "анаболики", применяемые сегодня в качестве группового названия для синтетических стероидных препаратов.

Без сомнения, стремительный прогресс ("подъем"...) в скоростно-силовых видах, начавшийся в 60-е годы и так поразивший весь мир фантастическими результатами на Олимпиаде в Мехико в 1968 году, не может быть объяснен лишь тартаном и идеальными условиями высокогорья. За прогрессом стояли систематические инъекции тестостерона и упаковки таблеток метандростенолона. "Дианабол – завтрак для чемпионов" – ни один анаболик не рекламировался так широко и откровенно. Вообще в количественном отношении метандростенолон – безоговорочный допинговый лидер XX века, если можно было бы посчитать число таблеток, употребленных спортсменами за сорок с лишним лет.

В 60-е годы метандростенолон пошел по Европе – сначала западногерманский, самый престижный и считавшийся "чистым", производства фирмы "Байер", а затем и венгерский, фирмы "Гедеон Рихтер", называвшийся Неробол и широко поставлявшийся в страны социалистического блока. В СССР в те годы тоже не отставали, и на заводе "Акрихин" начали выпуск своего препарата, так прямо и называвшегося – Метандростенолон. Следует отметить, что в ГДР производились масляные инъекции под названием Нероболил, содержавшие 19-нортестостерон (нандролон), что вызывало путаницу. Некоторое время метандростенолон выпускался в инъекциях для ветеринарной практики.

Точно известно, что сразу после Олимпиады в Мехико советским спортсменам, членам сборной, стали выдавать Неробол, венгерский метандростенолон. Его каким-то образом закупали нерасфасованным, в больших банках по 500 таблеток, и раздавали в пакетиках из расчета по две таблетки в день. Кто-то отказывался, а кто-то, наоборот, употреблял за себя и за того парня, который отказывался. Эффект был очевиден, особенно в спринте, прыжках и метаниях. Быстро и неограниченно рос спрос на отечественный метандростенолон, а по-простому "метан", "меташку" или, в шутку, "стенолом" – так как в те годы допингом считались только стимуляторы, на слуху были эфедрин и амфетамин, от которого где-то на Западе прямо в седле скончался какой-то профессиональный велогонщик, о чем советские газеты тех времен регулярно вспоминали, отмечая, что у нас такого нет и быть не может.

Вообще, я знал многих спортсменов, обычных ребят, которые, попав на свои первые сборы, получали таблетки метандростенолона вместе с витаминами – и начинали прием, будучи уверены, что это тоже какой-то витамин. При этом их тренеры были противниками "химии" и строго запрещали "колоться", то есть делать инъекции, однако в употреблении отечественных таблеток ничего предосудительного не находили.

Производство метандростенолона в СССР было настолько интенсивным, что он использовался как своего рода валютный эквивалент. В "застойные" годы его вывозили всеми возможными путями за рубеж как наши известные, так и оставшиеся неизвестными спортсмены, причем в таких объемах, что в Скандинавии, например, можно было купить "рашн файв", как называли наши таблетки по 5 мг, во многих спортивных залах и на стадионах. Западные спортсмены тоже не терялись – они создавали просто ажиотажный спрос, приезжая, скажем, в 1979 году на Спартакиаду народов СССР и меняя адидасовские кроссовки и костюмы, предел мечтаний большинства наших спортсменов, на несколько упаковок отечественного метана или тестостерона. Для молодых людей уточню, что в те годы хороший спортивный костюм или джинсы стоили 200 рублей, это была зарплата врача или инженера. А упаковка метандростенолона, сто таблеток, стоила 2 рубля 2 копейки. Излишки метана шли в такие удивительные отрасли, как выращивание пушных зверей в клетках – мех норки и ондатры получался исключительного качества. Недаром метандростенолон является очень эффективным средством от облысения.

Основной пик применения метандростенолона спортсменами высокого класса пришелся на 60-е, 70-е и начало 80-х годов, когда вся система антидопингового контроля только развивалась. В мае 1967 года на 66-й сессии МОК в Тегеране председателем Медицинской комиссии был избран Принц Александр де Мерод (Бельгия). Он немедленно поставил вопрос о проведении лабораторных анализов на зимней и летней Олимпиаде в 1968 году. За год была решена проблема определения стимуляторов: амфетамина, эфедрина, кофеина, стрихнина и ряда других. Однако определять метандростенолон и нандролон стали только в 1976 году, впервые на Олимпиаде в Монреале.

Лабораторий в начале 80-х было очень мало: Монреаль, Кельн, Москва, Мадрид – и поэтому допингконтроль проводился лишь на крупнейших соревнованиях, был предсказуемым и очень выборочным. Пробы отбирали только после финалов и по незамысловатой схеме – первый, затем второй или третий, плюс еще кто-то из восьмерки сильнейших. Достаточно было прекратить прием таблеток за 7-10 дней – и можно было спать спокойно. Так что в легкой атлетике известных случаев или скандалов, связанных с употреблением метандростенолона, за исключением случая Людмилы Нарожиленко (Энквист), о чем будет рассказано ниже, было очень мало. На прилете, в гостиницах или во время тренировки, то есть задолго до стартов, – в те годы никого не тревожили. Потому что в те времена, когда во всем, будь то наука, искусство или спорт, видели противостояние двух политических систем, подобные выпады, называемые теперь "внезапными проверками" или "внесоревновательным контролем", были бы однозначно расценены как политические провокации.

Так и случилось на соревнованиях в Париже в 1984 году, когда легенду отечественной легкой атлетики Татьяну Казанкину, трехкратную олимпийскую чемпионку в беге на 800 и 1500 м, выигравшую забег на 5000 м, неожиданно пригласили сдать пробу на допинг. Это было после той самой Олимпиады в Лос-Анджелесе с нашим "неучастием", организованным партийным руководством в отместку за бойкот Московской олимпиады 1980 года. По официальной версии, руководитель советской делегации запретил Казанкиной сдавать пробу на допинг. Если бы она ослушалась руководителя – то стала бы невыездной на те же пару лет. Сдавать пробу Казанкина не пошла, и ИААФ ее дисквалифицировала, засчитав отказ как положительный результат на допинг.

Этот случай основательно укрепил опасения советских спортивных руководителей: в том же году поздней осенью неожиданно и без объяснений был отменен выезд наших бегуний, абсолютных лидеров и рекордсменок мира, в США, в Сан-Диего, на первый чемпионат мира в беге на 10 км по шоссе. После этого практически все спортсмены, выезжающие за рубеж, стали подвергаться предварительному, "выездному", антидопинговому контролю. Если проба давала положительный результат, то такого спортсмена "снимали" с поездки, ссылаясь на травму, сессию в институте или болезнь отца. И все было тихо и спокойно.

Спокойствие продолжалось до конца 80-х годов, пока не был введен внесоревновательный контроль. Тогда же, на рубеже 90-х годов, в лабораториях Кельна и Монреаля были открыты долгоживущие метаболиты метандростенолона, и, благодаря применению масс-спектрометрии высокого разрешения, был нанесен основательный удар по приверженцам метандростенолона. Особенно сильно досталось штангистам (штангу как наиболее анаболоемкий вид спорта вообще хотели исключить из программы Олимпийских игр). Из наших легкоатлетов попался талантливый метатель диска Дмитрий Шевченко – на чемпионате мира в 1993 году в Штутгарте. Четыре года дисквалификации.

Метандростенолон относится к большому классу анаболиков, имеющих метильную группу в 17-альфа положении. Если в молекулу тестостерона ввести такую группу, то получается метилтестостерон, достаточно известный, но малоэффективный анаболик, основной наполнитель для всевозможных подделок, которыми заполнен теневой рынок анаболических стероидов. Добавив еще одну двойную связь, то есть убрав два атома водорода, получим молекулу метандростенолона, предмет нашей статьи. Метилтестостерон и метандростенолон имеют ряд общих метаболитов. И, наконец, добавив атом хлора в положение 4, получаем оралтуринабол, широко распространенный в 80-е годы ГДР-овский анаболик.

Если модифицировать молекулу тестостерона в другой последовательности – сначала ввести двойную связь, а потом метильную группу – то промежуточным соединением будет болденон, весьма эффективный анаболик, известный под торговой маркой Анаболикум Вистер. Он выпускался в виде капсул с масляным содержимым, по 10 мг болденона в каждой. В СССР он попадал из Италии, стоил очень дорого и считался элитным. На болденоне, например, попался Ромас Убартас, олимпийский чемпион Барселоны в метании диска. А в последнее время появился прогормон (другими словами, предшественник) болденона – андростадиендион, с которым вся борьба еще впереди.

Болденон не так-то прост для определения, поскольку образует ряд метаболитов, близких по своей структуре к естественным, природным, стероидам. И есть опасность принять эти природные стероиды за метаболиты болденона, то есть дать ложноположительный результат, за что антидопинговые лаборатории строго наказываются. Именно на такой ошибке в определении болденона была лишена аккредитации ГДР-овская лаборатория в городе Крайша, с которой профессор Манфред Донике, директор кельнской лаборатории, больше года не мог справиться после объединения Германии. Никто не любит конкурентов, и в тех странах, где было по две антидопинговые лаборатории (Германия, США и Канада), между ними всегда шла жестокая борьба. Олимпийская лаборатория в Калгари, столице зимних Олимпийских игр 1988 года, прокололась на оралтуринаболе – и в Канаде осталась одна Монреальская лаборатория. Исключение составляет только Испания.

Однако вернемся к метандростенолону. Великая русская барьеристка Людмила Нарожиленко сейчас живет в Швеции и носит фамилию Энквист. Под этой фамилией она принесла Швеции золотую медаль в барьерном беге на 100 м в Атланте. Потом у нее определили рак груди, и вся Швеция следила за процессом лечения и за ее возвращением в большой спорт. И вот на чемпионате мира в 1999 году Людмила становится бронзовым призером, проиграв лишь неувядающей Гейл Диверс.

Их слезы и круг почета стали одним из самых запоминающихся моментов последнего мирового чемпионата. После этого Людмила ушла из легкой атлетики, и сейчас готовится в двойке выступать в бобслее на зимней Олимпиаде-2002.

Этим весьма необычным событиям предшествовал допинговый скандал, самый значительный и, пожалуй, единственный, где в качестве допингового препарата фигурировал метандростенолон. В 1994 году в серии зимних стартов Людмила превысила мировые рекорды в беге на 60 м с/б. Естественно, чтобы мировой рекорд был утвержден и чтобы получить причитающийся за него денежный приз, надо обязательно пройти допинговый контроль. Причем на одном из стартов Людмила повторила мировой рекорд и сама попросила взять у нее пробу, чтобы получить призовые за повторение мирового рекорда. В итоге в двух ее пробах находят метандростенолон, да еще Парижская лаборатория, та самая, что в свое время не смогла нормально подтвердить нандролон у Рейнольдса, рапортует – метилтестостерон. Конечно, это была ошибка, на самом деле это был тот же метан, у этих препаратов есть общие метаболиты.

Итак, спортсменка, употребляющая метандростенолон, знает точно, что у нее возьмут пробу на допинг – и не пытается сбежать или исчезнуть. Более того, сама идет сдавать пробу. Так не бывает. Единственное этому объяснение – она сама не знает, что каким-то образом постоянно употребляет анаболики. Кто-то подсыпает, что ли... На этом были построены первоначальные оправдания, и бывший муж Людмилы берет вину на себя – якобы он из ревности к ее менеджеру Йохану Энквисту подсыпал ей в белковый препарат истолченные в порошок таблетки метандростенолона. Это был не самый лучший ход. ВФЛА Людмилу дисквалифицирует.

Людмила Нарожиленко и Йохан Энквист опротестовывают в суде решение ВФЛА о дисквалификации. На суде Йохан хорошо изложил, что Людмила – профессиональный атлет, и решение о ее дисквалификации лишает ее основной работы и средств к существованию. По российским законам лишить работы можно только за совершение уголовного преступления или в судебном порядке. В этом случае не было ни суда, ни преступления. Я, как независимый эксперт, сказал, что по статистике элитные спортсмены попадаются в основном на станозололе или тестостероне, а употребление метана перед стартом только принесет вред, поскольку анаболики делают мышцы жесткими и нарушается координация движения, так необходимая в таком виде, как барьерный бег. В общем, суд – первый в отечественной истории – был выигран. Но отношения с федерацией были испорчены, и Нарожиленко становится Энквист и уезжает в Швецию.

Из последних событий отметим случай Александра Багача, известного украинского толкателя ядра. В 2000 году у него был найден метандростенолон в невероятных количествах, что характерно для толкателей и метателей.

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.017 сек.)