АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Техника экстаза

Читайте также:
  1. Агротехника выращивания красной смородины.
  2. АСКЕТЫ И МАСТЕРА ЭКСТАЗА В ВЕДАХ
  3. ГЛАВА 1. ПРЕДМЕТ И МЕТОД УЧЕБНОГО КУРСА «ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ТЕХНИКА»
  4. ГЛАВА 12. Профессии типа «человек — техника»
  5. ГЛАВА 2. ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ТЕХНИКА: ПОНЯТИЕ И ФУНКЦИИ
  6. Глава 3. Охрана труда и техника безопасности
  7. ДОЛЖНОСТНАЯ ИНСТРУКЦИЯ ТЕХНИКА-ПРОГРАММИСТА
  8. ЗАДАНИЕ № 2. Техника окраски по Граму.
  9. Занятия по рисованию нетрадиционными техниками, как средство развития творческих способностей.
  10. Игротехника медицины.
  11. Как работает техника МВОС?
  12. Коникотомия. Показания, техника операции, осложнения ближайшие и отдаленные. Почему после этой операции немедленно производится трахеостомия?

Примеры, которые мы сейчас приводили, позволяют определить основные особенности посвящений в шаманы и одновременно понять значение шаманства для истории религий. Шаман или колдун может быть определен как «специалист сакрального»: индивидуум, кото­рый участвует в сакральном более полно или более правильно, чем остальные смертные. Независимо оттого, был ли он «избран» Сверхчеловеческими Существами или сам постарал­ся привлечь их внимание и получить их покро­вительство — как это происходит в Северной Америке—шаман—это индивидуум, который обладает мистическим опытом. В среде шаман­ства, в собственном смысле этого слова, мисти­ческий опыт означает транс шамана—действи­тельный или притворный. Шаман по преиму­ществу личность экстатическая. Таким образом, на уровне первобытных религий экстаз пред­ставляется полетом души на Небо или ее ски­таниями по земле или, наконец, ее спуском в подземные области и скитанием среди мертвых. Шаман предпринимает следующие экстатичес­кие путешествия: 1) чтобы встретиться лицом к лицу с Небесным Богом и представить ему приношения от соплеменников; 2) чтобы отыс­кать душу больного, которая, как предполага­ется, заблудилась или была похищена демона­ми; 3) чтобы проводить душу умершего в его новое жилище; 4) наконец, чтобы усовершен­ствовать свои знания, благодаря общению с Высшими Существами54.

Но когда душа покидает тело во время эк­стаза, это равносильно временной смерти. То есть шаман является человеком, способным «умереть» и «воскреснуть» много раз. Теперь мы понимаем значение многочисленных испы­таний и наставлений, необходимых при любом посвящении в шаманы. Благодаря своему по­священию шаман обучается не только технике «смерти» и «воскресения», но также тому, что он должен делать, когда его душа покидает тело, и в первую очередь тому, как ориентиро­ваться в неизвестных далях, куда он проникает во время экстаза. Он учится исследовать новые уровни существования, открытые благодаря его экстатическому опыту. Он знает дорогу, веду­щую к Центру Мира, дыру в небесном своде, через которую можно устремиться в высокое Небо, и отверстие в Земле, через которое мож­но спуститься в Ад. Он предупрежден о пре­пятствиях, которые встретятся в его путеше­ствии, и умеет их преодолевать. Короче, он ин­формирован о маршрутах, ведущих как на Небо, так и в Ад. Все это он узнал во время по­священия, находясь в одиночестве, или под ру­ководством шаманов-учителей.

Благодаря способности безнаказанно поки­дать свое тело, шаман может, если пожелает, вести себя как дух: он летает по воздуху, он ста­новится невидимым, он видит на больших рас­стояниях, он поднимается в Небо или спуска­ется в Ад, видит там души и способен их пой­мать, он не горит в огне и т. д. Демонстрация некоторых способностей факира во время се­ансов и, особенно, «игра с огнем» призвана убе­дить окружающих, что шаман приобрел способ становиться духом. Способности превращаться в животных, убивать на расстоянии или пред­сказывать будущее являются частью того, что могут духи. Демонстрируя их, шаман провозг­лашает, что участвует в жизни невоплощенных существ. Желание вести себя как дух означает прежде всего желание обрести сверхчеловечес­кий образ жизни; в общем, наслаждаться сво­бодой, могуществом и знанием духовных су­ществ, будь то Боги или духи. Шаман получает этот трансцендентный дар, подчиняясь более полному и драматичному сценарию посвяще­ния, чем сценарии, о которых мы говорили в предыдущих главах. Действительно, как мы видели, важнейшие моменты посвящения ша­мана это: 1) пытки и расчленение тела; 2) со­скабливание плоти до превращения тела в ске­лет; 3) замена сосудов и обновление крови; 4) довольно долгое пребывание в Аду, во время которого будущего шамана обучают души умерших шаманов и «демоны»; 5) подъем на Небо для получения посвящения Небесного Бога. В отличие от неофитов в других посвяще­ниях, будущий шаман претерпевает более ра­дикальное испытание мистической смертью. Он не единожды подвергается опасности по­мрачения разума, и он побеждает эту опасность в надежде перейти к жизни, полностью отлич­ной от обыденного существования.

Посвящения австралийских колдунов

Чрезвычайно интересно констатировать, что схема, характерная для посвящений сибир­ских и центрально-азиатских шаманов, почти идентична той, которую мы находим в Австра­лии. (Речь идет об общей схеме, а не только о некоторых темах посвящения, распространен­ных во всем мире, таких, как подъем на Небо, спуск в Ад, расчленение тела.) Параллелизм. Сибири и Австралии ставит перед историком проблему возможности распространения ша­манства из единого центра. Но прежде чем ка­саться этой сложной проблемы, нам нужно из­ложить традиционный сценарий посвящения австралийского колдуна. Благодаря книге А. П. Элкина «Аборигены высокого ранга»55 это из­ложение не представляет трудностей.

Как и в Северной Азии или Америке, кол­дуном в Австралии становятся: 1) наследуя про­фессию; 2) по «призванию» или «избранию»; 3) по собственной инициативе. Но, каков бы ни был путь, стать колдуном можно, только полу­чив признание определенного числа колдунов, или после обучения у одного из них и, прежде всего, пройдя более или менее трудное посвя­щение. В большинстве случаев посвящение со­стоит в экстатическом испытании, во время ко­торого мифические Существа производят ряд операций над посвящаемым, и он должен пред­принять подъем на Небо или спуститься в зем­ные недра. Как говорит Элкин, в ритуал посвя­щения входит также «воспроизведение того, что случилось в прошлом с героем-просветителем. В любом случае Сверхъестественные Существа, герои древности или души умерших рассмат­риваются как дарующие посвящение, то есть учителя профессии»56. Кандидата «убивает» одно из этих Сверхъестественных Существ, ко­торое затем производит несколько хирургичес­ких операций над его бездыханным телом: вскрывает ему живот и вынимает внутреннос­ти, которые заменяет другими, новыми, доба­вив некоторые магические вещества;57 или раз­резает тело от шеи до паха, удаляет лопатки и бедренные кости, иногда лобную кость, вводит магические вещества, и высушивает кости прежде, чем вернуть их на свои места58.

В своей предыдущей работе («Шаманизм») мы уже приводили ряд примеров. Рональд и Катрин Берндт получили ценную информа­цию, касающуюся воспитания колдуна у пле­мен, живущих в восточной пустыне Южной Австралии. Оплакиваемый, как умерший, так как все знают, что он будет «разрезан на кус­ки», он направляется к яме с водой. Там два колдуна закрывают ему глаза и бросают в пасть Змеи, которая его заглатывает. Посвящаемый остается в животе Змеи на неопределенный срок. Когда, наконец, колдуны приносят двух кенгурят в дар Змее, она подбрасывает канди­дата высоко в воздух. Он падает на скалу, и кол­дуны отправляются на его поиски. Они нахо­дят его, уменьшенного до размеров совсем ма­ленького ребенка. (Мы узнаем обрядовую тему превращения в эмбрион в животе Чудовища, тождественного материнскому чреву.) Один из колдунов берет младенца на руки, и они уле­тают в свою деревню.

После такого посвящения мистического по­рядка — поскольку его осуществило Сверхъес­тественное Существо — начинается собствен­но посвящение, в котором главную роль игра­ют старые колдуны. Кандидата-младенца помещают в огненный круг, он там быстро вы­растает до пропорций взрослого человека. Он заявляет, что хорошо знает Змею, что они даже друзья, потому что он побывал в ее животе. За­тем наступает период заточения, во время ко­торого кандидат медитирует и беседует с духа­ми. Однажды колдуны отводят его в лес и рас­крашивают красной охрой. «Он лежит на спине перед огнем и считается мертвым. Главный кол­дун разрубает ему шею и кисти рук и расчле­няет суставы в локтях, бедрах, коленях и лодыж­ках». Другие «доктора» набивают его тело ра­кушками; они кладут их ему в уши и рот, чтобы кандидат мог слышать и понимать духов, птиц и чужих. Его желудок также набивают ракуш­ками, чтобы он получил новую жизнь и стал не­уязвимым для любого оружия. Затем колдуны его «отпевают» и воскрешают. Все возвращают­ся в деревню, где его ждет новое испытание: колдуны бросают копья в нового «колдуна», но, благодаря ракушкам, которыми он набит, они в него не попадают59.

Мы имеем дело со случаем очень тщатель­но разработанного посвящения. Здесь можно обнаружить две главные темы посвящения, из которых только вторая характерна для посвя­щения колдунов: 1) заглатывание Чудовищем; 2) расчленение тела. В действительности речь идет о двойном посвящении, первое из которых производит Сверхъестественное Существо, вто­рое — колдуны. Но, претерпев «возвращение в чрево», кандидат не умирает в животе Змеи, потому что он помнит свое пребывание там. Настоящее обрядовое умерщвление при посвя­щении — дело старых колдунов, оно включает расчленение на части, замену органов, введе­ние магической субстанции.

Операции посвящения в чистом виде вклю­чают обновление органов и сосудов, чистку кос­тей и введение магических субстанций: кристал­лов кварца, перламутровых ракушек или змей-духов. Кварц связан с небесным миром и радугой; перламутровые раковины ассоциируются с раду­гой-змеей, то есть опять-таки с Небом60. Эта не­бесная символика связана с экстатическим подъе­мом на Небо. Действительно, во многих местах кандидат посещает Небо, или собственными уси­лиями (карабкаясь, например, по веревке), или вознесенный Змеей. На небе он беседует с Сверхъестественными Существами и мифичес­кими героями. Другие посвящения включают нисхождение в царство мертвых: будущий кол­дун засыпает рядом с кладбищем, или проника­ет в пещеру, или переносится под землю или в глубь озера и т. д.61 У некоторых племен посвя­щение включает также «поджаривание» неофи­та на огне или возле огня62. Под конец посвящае­мого воскрешают те самые Сверхъестественные Существа, которые его убили, и теперь он «чело­век, наделенный силой»63. Во время и после свое­го посвящения он встречает духов, героев мифи­ческих времен и души мертвых, и все они обуча­ют его тайнам колдовского ремесла. Собственно образование, очевидно, завершается под руковод­ством старых мастеров.

В заключение: колдуном становятся в ре­зультате смерти в обряде посвящения, за кото­рой следует воскресение к новым сверхчелове­ческим возможностям. Но обрядовая смерть ав­стралийского колдуна включает, как и смерть сибирских шаманов, две специфические и исключительные особенности: 1) серию операций над телом кандидата (вскрытие живота, обнов­ление органов, промывку и сушку костей, до­бавление магических веществ); 2) подъем на Небо, сопровождающийся или не сопровожда­ющийся другими экстатическими путешестви­ями в потусторонний мир. Открытия, касающи­еся технических секретов колдунов, были по­лучены в состоянии транса, сна, бодрствования, до, во время или после обряда посвящения как такового.

Влияния более высоких культур

Элкин сближает сценарий посвящения ав­стралийского колдуна с ритуалом мумифика­ции, засвидетельствованным в восточной Авст­ралии; представляется, что этот последний при­шел сюда с островов Детруа де Торрес, где действительно практиковался особый тип му­мификации64. Меланезийские влияния на севе­ро-восточную австралийскую культуру неоспо­римы. Но Элкин склонен считать, что эти ме­ланезийские влияния несли с собой идеи и технику, изначально принадлежащие другим, более высоким культурам. Он не настаивает на возможном египетском происхождении мела­незийского ритуала мумификации, хотя неко­торые аналогии поразительны. Но он сравнивает, и совершенно справедливо, парапсихоло­гические возможности австралийских колдунов с поведением индийских и тибетских йогов. Действительно, вхождение в огонь, использова­ние магической веревки, способность исчезать и возникать по желанию, ходить чрезвычайно быстро и т. п. так же популярны среди австра­лийских колдунов, как среди йогов и факиров. «Возможно, — пишет Элкин, — что существу­ют определенные исторические связи между йогой и другими оккультными практиками Индии и Тибета и практикой и психическими возможностями австралийских колдунов. Ин­дуизм распространился в восточной Индии, йога практиковалась на острове Бали, а неко­торые действия австралийских колдунов срав­нимы с действиями их коллег с Папуа65.

Если предположения Элкина были бы обо­снованы, мы имели бы в Австралии ситуацию, сходную с той, которую мы обнаружили в Азии и Сибири: шаманство центральной и северной Азии глубоко проникнуто элементами культу­ры, пришедшей из Месопотамии, Ирана, Ин­дии и Китая. Нам кажется, что основы ритуа­ла, верования, оккультная техника австралий­ских колдунов приняли свою нынешнюю форму благодаря индийским влияниям. Но это вовсе не означает, что обе эти формы шаман­ства — австралийская и североазиатская—должны рассматриваться как результат влияний более высокоразвитых религий. Эти влияния, несомненно, изменили мистическую идеоло­гию и технику шаманов, но не они ее создали. Сходные шаманские ритуалы, и, что еще более примечательно, парапсихологические возмож­ности воздействия, сравнимые с действиями индо-тибетских факиров или австралийских колдунов, обнаружены в регионах, где трудно предположить индийские влияния — напри­мер, в обеих Америках. Во всем мире приобре­тение паранормальных способностей возника­ет как результат опыта смерти и воскресения колдунов, их техники одержимости и транса, имитируемых или подлинных. Это происходит в среде магов и одержимых, пытающихся, иног­да неверными средствами, радикально изме­нить свое нормальное поведение, чтобы утвер­дить веру в свои паранормальные силы. Итак, существование магов и одержимых было засви­детельствовано на самых древних стадиях раз­вития культуры. Возможные индийские влия­ния в Австралии, как и определенные влияния ламаизма в Сибири, могут лишь подтвердить, уточнить и дополнить местные традиции древ­ней магии.

Но, кроме того, специфически шаманские техника и идеология — например, подъем на Небо по дереву или «магический полет», — засвидетельствованы почти во всем мире, и трудно их объяснить индийскими или месопотамски­ми влияниями. Равным образом, широко рас­пространены верования, касающиеся «Оси Зем­ной», находящейся в Центре Вселенной, точки, из которой возможна связь между тремя зонами Космоса. Кроме того, следует учитывать, что ос­новной чертой шаманства является экстаз, ин­терпретируемый как момент, когда душа поки­дает тело. Еще не доказано, что экстатический опыт является созданием определенной истори­ческой цивилизации или определенного куль­турного цикла. Весьма возможно, что экстатичес­кий опыт, в своих многообразных проявлениях, неотделим от человеческой жизни и является составной частью человеческого сознания, осо­бым способом существования человека в мире. Шаманство — это не только техника экстаза; его теология и философия в последнюю очередь за­висят от значения, придаваемого экстазу. Что означают все эти шаманские обряды и мифы, связанные с подъемом на Небо и «магическим полетом», или способность становиться невиди­мым и несгораемым? Все они выражают разрыв во вселенском плане с ежедневным, обыденным существованием. Двойное значение этого разры­ва очевидно: это одновременно переход в дру­гой мир и свобода, которые можно обрести при подъеме, полете, возможности стать невидимым и т. д. Естественно, что термины «трансценден­тность» и «свобода» не относятся к древним уровням культуры — но опыт относится, и это важно. Стремление к абсолютной свободе, стремление разорвать путы, которые привязы­вают к земле, и освободиться от ее границ стоят в одном ряду с основными устремлениями Че­ловека. С другой стороны, полет и подъем озна­чают трансцендентный акт: «полет» доказыва­ет, что человек вырвался за пределы человечен кой жизни «вверх», что он подхвачен избытком духовности. Все мифы, обряды и легенды, кото­рые мы только что рассмотрели, идут от носталь­гической потребности видеть человеческое тело, которое ведет себя как «дух», видоизменить те­лесную форму человека, превратив ее в «фор­му» духовную66.

Итак, желание «вести себя как дух» распро­странено повсеместно, оно никак не связано с конкретным моментом истории человечества. Шаман или колдун играют в древних религиях роль, подобную роли мистиков в развитых ре­лигиях; они являются образцом для остального сообщества, ибо реализуют трансцендентность и свободу и тем самым становятся подобны ду­хам и другим Сверхъестественным Существам. Есть основания полагать, что стремление похо­дить на Сверхъестественные Существа волнова­ло человека с самого начала его истории.

Общий феномен шаманизма выходит за пределы сферы нашего исследования, и мы вынуждены удовольствоваться представлением некоторых его аспектов, касающихся, главным образом, идеологии и обрядов посвящения. Мы констатировали важность темы мистической смерти и возрождения. Но мы также показали наличие некоторых особенностей, почти ис­ключительно относящихся к шаманским посвя­щениям: разрезание тела, превращение в ске­лет, обновление внутренних органов; большое значение, придаваемое мистическим подъемам и спускам в потусторонние миры; наконец, важ­ная роль памяти. Шаманы и колдуны — это люди, которые помнят свой экстатический опыт. Некоторые шаманы даже уверяют, что хранят память о своих предыдущих жизнях67. Таким образом, мы констатируем заметное уг­лубление опыта смерти при посвящении и в то же время усиление значения памяти и вообще психических и умственных способностей. Ис­ключительность шамана в том, что ему удается включить в свое сознание опыт, который в обы­денном мире принадлежит снам, «безумию» и предсмертным состояниям. Шаманы и мисти­ки первобытного общества справедливо рас­сматриваются как высшие существа; их маги­ческие и религиозные возможности объясняют­ся мощью их ментальности. Вот почему шаман становится образцом для тех, кто желает при­обрести эти возможности. Шаман — это чело­век, который знает и помнит, то есть посвящен в тайну жизни и смерти, разделяет жизнь духа. Он не только экстатик, но и созерцатель и мыс­литель. В более поздних цивилизациях «фи­лософы» начнут появляться именно среди этих людей, страстно пытающихся разгадать тайны существования и по призванию склон­ных к экспериментальному познанию внут­ренней жизни.

 

 

Глава VI

ТЕМЫ ПОСВЯЩЕНИЯ В ВЕЛИКИХ РЕЛИГИЯХ

Предмет этой последней главы может по­казаться дерзким. Не столько потому, что оп­ределенные традиционные сценарии посвяще­ния не прослеживаются в развитых религиях, но потому, что их обсуждение выходит за рам­ки, которыми мы ограничили настоящее иссле­дование. Мы обязательно вернемся к этой про­блеме в книге «Смерть и посвящение».

Религии, к которым мы сейчас обратимся, бесконечно сложнее первобытных религий, которые к тому же, за исключением Индии, — мертвые религии, и мы не всегда можем быть уверены, что хорошо понимаем те немногие документы, которыми располагаем. Нет необ­ходимости повторять: посвящение по преиму­ществу обряд тайный. Если мы кое-что знаем о посвящении в первобытных обществах, то толь­ко потому, что белым людям удалось пройти посвящение, или потому, что туземцы дали нам некоторую информацию. Мы еще далеки от знания глубины первобытных посвящений. Что же говорить тогда об элевсинских обрядах или греко-восточных мистериях? О тайных об­рядах у нас почти нет свидетельств. Вообще наши сведения о посвящении в античной ис­тории фрагментарны и косвенны; они даже откровенно тенденциозны, потому что пришли к нам от христианских авторов. Если, однако, были люди, которые могли говорить о посвя­щении в античности, то это только потому, что они верили в возможность реконструировать некоторые сценарии посвящения, и потому, что уже знали о феномене посвящения и об отно­шении к нему в некоторые моменты истории христианства.

С точки зрения метода, восстановление сце­нария посвящения на основе нескольких отры­вочных документов и с помощью остроумных сопоставлений вполне возможно. Но, если мож­но надеяться восстановить схему посвящения в греко-восточных мистериях, то неосторожно было бы утверждать, что мы можем расшиф­ровать религиозные переживания их участни­ков. Можно до бесконечности обсуждать, на­сколько содержание этого религиозного опыта доступно современным ученым, ограниченным в своих возможностях весьма скудной докумен­тацией. Но какой бы ни была позиция, приня­тая в этом методологическом споре, весь мир согласен с тем, что достигнуть ценных резуль­татов можно лишь путем долгой и кропотли­вой работы. Сейчас мы не можем этого сделать и вынуждены довольствоваться приблизитель­ными толкованиями в ожидании последующих исследований.

Индия

Мы начнем с Индии, поскольку здесь сохра­нилось множество древних религиозных форм, бытующих наряду с более новыми идеями и верованиями. Нам уже представлялся случай говорить об «упанаяме» (upanayama), обряде взросления, обязательном для трех первых каст, посредством которого неофит «рождается» брахманом, становясь, таким образом, «дваж­ды рожденным». Равным образом, мы уже го­ворили о «дикше» (diksä), обряде посвящения, которому должен следовать каждый посвящае­мый и который заключается главным образом в символическом превращении посвящаемого в эмбрион. Наконец, мы упоминали о другом обряде посвящения, состоящем в возвращении в материнскую утробу, — «хиранъягарбха», и о мистическом рождении посвящаемого Мате­рью-Землей.

«Дикша» и «хираньягарбха» являются по­священиями, которые открывают кандидату доступ в более глубокие области сакрального. Но Индия знала множество других посвящений этого типа, то есть ведущих к более полному участию в сакральном или к радикальному из­менению экзистенциального статуса посвяща­емого. Нас особенно интересует именно этот тип посвящений: посвящения, при которых со­вершается переход из мирского состояния в состояние трансцендентное. С точки зрения морфологии, этот тип посвящений можно было бы рассматривать как индийскую параллель посвящениям в братство в первобытном мире и, особенно, шаманским посвящениям. Разуме­ется, это не означает, что их содержания тож­дественны. Просто мы имеем дело с узко спе­циализированными посвящениями, которые подчиняют индивидуума множеству ограниче­ний в надежде преобразовать его образ жизни. Иногда сценарий древнего посвящения по­чти полностью сохраняется, хотя испытание обрядовой смертью приобретает новые значе­ния. Наиболее прозрачные примеры продол­жения и, одновременно, переоценки древнего сценария мы находим в индо-тибетском тант­ризме. Тантризм, по преимуществу,— выраже­ние туземной духовности, реакция народных слоев. Естественно поэтому, что он использует древние религиозные категории. Например, мы находим специфические мотивы шаманс­ких посвящений в мифах, обрядах и фольклоре тантрических «сиддха» (святых), особенно в образах Матсьендранатха и Гаракхнатха — пер­сонажей, особенно поразивших народное вооб­ражение. По некоторым легендам, Гаракхнатх осуществил посвящение двух мальчиков Мат­сьендранатха: он их убил, вымыл их внутрен­ности, «как это делают прачки», повесил их кожу на ветки дерева и затем воскресил их1. Этот сценарий странным образом напоминает характерный мотив сибирских шаманских по­священий и посвящений австралийских колду­нов. И царица Маянамати, также посвященная Гаракхнатхом, тоже вела себя как шаман: она не горела в огне, не тонула в воде, могла прой­ти по мосту, сделанному из одного волоса, хо­дила по лезвию бритвы, спускалась в Ад, сра­жалась с богом Смерти, освобождала душу сво­его мужа и т. д.2 Эти фольклорные мотивы перекликаются с устными рассказами шаманов Сибири и Центральной Азии3.

Эти же фольклорные мотивы находят па­раллели в тантрических обрядах. Например: в индо-тибетском обряде, называемом «тчёд» (гтчёд), посвящаемый предлагает демонам по­жрать его плоть. Силой медитации он вызыва­ет богиню с саблей в руке, которая отрубает ему голову и расчленяет его на куски, затем он ви­дит демонов и диких животных, которые бросаются на него и пожирают. Другая тантрическая медитация состоит в том, чтобы в вообра­жении избавиться от своей плоти и увидеть себя «скелетом — белым, сияющим и огромным»4. Подобную тему посвящения мы встречали у сибирских и эскимосских шаманов. Но в слу­чае индо-тибетского «тчёд» мы обнаруживаем новую оценку традиционной темы расчлене­ния и превращения в скелет: новичок прохо­дит испытание, вызывая силой своего вообра­жения ужасное видение, которое он, впрочем, подчиняет себе силой мысли. Он знает, что речь идет о создании его собственного мозга, что богиня и демоны также ирреальны, как его соб­ственное тело и весь космос вообще. Так как неофит — буддист, принадлежащий Великому Перевозчику, он знает, что мир «пуст», то есть онтологически ирреален. Эта медитация при посвящении в то же время является «посмерт­ным» испытанием, то есть «спуском в Ад», — но неофит в этом случае достигает пустоты вся­кого посмертного опыта, чтобы освободиться от страха в момент смерти и, следовательно, избе­жать нового рождения на Земле. Традиционное испытание разрезанием тела на куски, проис­ходящее в мире шаманства, при соответствую­щих обрядах, при «болезни посвящения» или в снах и видениях — не истолковывается боль­ше, как мистическая смерть, необходимая для «воскресения» к новой жизни. Теперь это испьггание служит инструментом познания: бла­годаря ему неофит понимает, что такое «все­общая пустота», и, поняв это, приближается к конечному освобождению. Другим тантричес­ким ритуалом, в котором явственно сохрани­лась структура обряда посвящения, является обрядовое проникновение в «мандалу». Тожде­ственная австралийской «бора» и вообще лю­бому другому «священному пространству», «мандала» одновременно и «модель мира», и пантеон. Проникая в мандалу, неофит в каком-то смысле подходит к «Центру Мира»: в самом центре мандалы он может выйти за пределы и подойти к способу стать трансцендентным5.

Посвящение происходит под руководством учителя, который с помощью специального обряда одаряет ученика способностью понима­ния и познания. От него требуется строго хра­нить тайну. «Когда высшее познание возник­нет в тебе, ничего не говори тем, кто не видел великий круг божественности (то есть манда­лу), иначе связь (мистическая) порвется». И тот же учитель добавляет: «В этом твоя связь с «Вад­жрой» (то есть с тантрической доктриной). Если ты заговоришь с кем-нибудь, твой череп разле­тится на куски»6.

Но только рассмотрев вкупе различные тех­нические методики, входящие в йогу, мы пой­мем процесс переоценки традиционной темы посвящения. Внешний аспект практической йоги напоминает поведение неофита во время посвящения: так йог покидает общество людей, удаляется в уединение, подвергает себя аскезе, иногда слишком строгой, и следует устным наставлениям учителя, преимущественно тай­ным, передаваемым «от рта к уху», как выра­жаются индусские тексты. Более того: приемы йоги, сведенные воедино, воспроизводят схему посвящения. Конечная цель йоги, как и всяко­го посвящения, — радикальное изменение эк­зистенциального режима того, кто следует ее правилам. Благодаря йоге аскет разрушает ус­ловия человеческой жизни, то есть по индийс­кой терминологии — тусклое существование, полное страдания, — и получает способ стать необычным: то, что индусы называют освобож­дением, свободой, «мокша», «мукти», «нирва­на». Но уничтожить будничную жизнь, чтобы обрести абсолютную свободу, — означает уме­реть для этой жизни и возродиться в новой, трансцендентной, безусловной.

Символика смерти при посвящении оче­видна в различных психо-философских аспек­тах, характерных для йоги. Если наблюдать за йогом во время его практики, возникает впечат­ление, что он старается сделать прямо противо­положное тому, что делают «в мире», то есть тому, что делают обычные люди—узники собственного невежества. Действительно, вместо того, чтобы двигаться непрерывно, йог замира­ет в абсолютно статичном положении, которое называется «асана» и которое делает его похо­жим на камень или растение. Взволнованному и аритмичному дыханию обычного человека, живущего в мире, он противопоставляет «пра­наяму», ритмическое замедление дыхания и даже стремление к полной задержке дыхания. Хаотическому потоку психо-ментальной жиз­ни, так называемой нормальной, он отвечает фиксацией мысли на одном пункте («экагра­та»). Короче, он делает противоположное тому, что жизнь заставляет делать человека, — и он ведет себя так, чтобы освободиться от много­численных систем, обусловливающих и состав­ляющих всякую обыденную жизнь, и открыть для себя уровень вне условий, абсолютно сво­бодный. Но достичь такого положения, сравни­мого и даже превосходящего положение Богов, можно только умерши для тусклой, обыденной жизни, жизни без озарения.

В йоге мы находим комплекс верований, идей и приемов аскезы и созерцания, цель ко­торых — превращение, даже разрушение обычного существования. Итак, важно отме­тить, что этот долгий и трудный путь аскезы развертывается по хорошо знакомым знакам сценария посвящения: в конце концов йога «убивает» обычного человека, то есть метафи­зически «невежественного», добычу иллюзий — и «рождает» человека нового, вне условий и свободного. Конечно, высшая цель йоги не тождественна целям, преследуемым различ­ными посвящениями в шаманы или в тайные братства, проанализированным в двух преды­дущих главах. Хотя есть йоги, цель которых — мистическое единение (unio mistica) с Боже­ством, настоящий йог прежде всего старается получить полную духовную независимость. Но для нашего исследования важно, что все эти различные цели, стоящие перед мистиками и колдунами, шаманами и йогами, требуют ас­кезы и духовных упражнений, структура ко­торых узнается в классической канве посвяще­ния: преображение неофита посредством ми­стической смерти. Это становится еще более очевидным, если рассмотреть некоторые ме­дитативные упражнения йоги. Сразу же вид­но, в каком смысле символика мистической смерти была переоценена тантрическим «тчёд». Познание посмертных (post mortem) состояний можно получить с помощью упраж­нения, на которое намекает «Шива Самхита»: определенная медитация позволяет йогу пред­восхитить процесс растворения, происходя­щий после смерти. И так как «садхама» йогов включает космический контекст, эта медитация открывает также процесс периодического растворения Космоса7.

Другая тема традиционного посвящения, подхваченная и переоцененная йогой и буддиз­мом, — это тема «нового тела», в котором воз­рождается посвященный. Сам Будда провозг­ласил, что он показал своим ученикам спосо­бы, как восстановить, исходя из плотского тела, «другое тело», созданное из «интеллектуальной субстанции» (рупим маномаям) 8. Последователи хатха-йоги, тантристы и алхимики стараются с помощью соответствующих приемов получить «божественное тело» (дивъя деха), абсолютно духовное (чинмая), или превратить естествен­ное «зеленое» (апаква) тело, в совершенное, «зре­лое» (паква) тело9. Обычаи буддийских монахов включают некоторые обряды, сохраняющие структуру посвящения10. Более того, обрядовые клише посвящения обильно встречаются в буд­дийских мифах и легендах. Среди испытаний, которые должен преодолеть Ананда на соборе в Раджагрихе, чтобы быть принятым в «санг­ху», есть проход через замочную скважину11, одно из хорошо известных испытаний-препят­ствий. С другой стороны, легенды о Будде и других святых и мудрецах неутомимо повторя­ют старые темы посвящения — «внутренний жар», пламя, появляющееся из головы тех, кто вышел за пределы обыденного мира12. Когда Ананда достигает нирваны, его охватывает пла­мя и тело его сгорает целиком13. Итак, в Индии мы находим те же первобытные обряды тради­ционных посвящений, но обретшие иное зна­чение: разрезание тела на куски, смерть и вос­кресение, беременность и новое рождение, ис­пытания и препятствия, обретение нового тела, магический жар. Какими бы разными ни были цели, которые преследуют индийский мудрец, колдун или мистик, они надеются достигнуть их физическими и психо-ментальными сред­ствами, предполагающими разрушение обыч­ной человеческой жизни. Кроме того, процесс освобождения или обожествления человека все­гда можно отождествить с основными момен­тами посвящения, и они нигде не были выра­жены с такой очевидностью, как в традицион­ной образности и терминологии посвящения.

Следы обрядов посвящения в Древней Греции

Если мы обратимся теперь к религиям Сре­диземноморья, мы встретим там три основных типа посвящения: обряды взросления, вступле­ние в тайные братства и мистические посвяще­ния. Но мы не застанем все три типа посвяще­ния в пределах одной и той же исторической эпохи. Когда Греция и Рим входили в историю, обряды взросления, по-видимому, потеряли свою религиозную ауру, но, судя по мифам и легендам, они практиковались в доисторичес­кое время. В Греции в историческую эпоху об­ряды взросления были представлены в форме, относящейся к гражданскому воспитанию, включающему, помимо прочего, лишенное драматизма введение мальчиков в религиозную жизнь гражданской общины. Однако персона­жи мифологических сценариев, которые опре­деляли этот свод гражданских ритуалов, еще напоминали о более древнем порядке вещей, который не был лишен сходства с той атмос­ферой, в которой разворачивались обряды взросления. Например, можно продемонстри­ровать, что легендарная фигура Тезея и обря­ды, связанные с его именем, легче всего объяс­нить, отталкиваясь от сценария посвящения. Многие эпизоды легенды о Тезее на самом деле являются испытаниями посвящения: так, его ритуальное погружение в море — испытание, эквивалентное путешествию в загробный мир, а точнее, в подземный дворец Нереид — фей, преимущественно «взращивающих юношей» (courotrophoi); проникновение Тезея в лабиринт и его борьба с чудовищем — образцовая тема героического посвящения; наконец, похищение Ариадны, одной из многочисленных ипостасей Афродиты, которым Тезей закончил свое посвящение «через божественный брак». Как считает X. Жанмер, многие подвиги Тезея входили в древние ритуалы, которые в предшествующую эпоху отмечали возвращение юноши в дерев­ню после его обрядового пребывания в лесу14. Равным образом, пережитки древнего сце­нария обряда взросления прослеживаются в прославленной спартанской системе воспита­ния Ликурга, которая включала закаливание болью, одиночеством и страхом и которая по всем пунктам походила на древние испытания посвящения. Так, юношу посылали в горы, он должен был прожить там год и не видеть нико­го; тот, кто позволял себя увидеть, подвергался наказанию15. Иными словами, юноша (couros) целый год вел жизнь волка. Превращение в вол­ка или ритуальное подражание поведению вол­ка, как мы видели, — специфическая черта по­священия шаманов и воинов. Итак, речь идет о верованиях и древних обрядах, которые надол­го пережили свое время на севере и на юге Ев­ропы. Их список может быть продолжен в гре­ческих мифах и легендах. В фигурах мистичес­ких Куретов еще можно узнать руководителей посвящения: они наставляют юношей в лесу, обучая их древним приемам собирания плодов и охоты, танцам и музыке. Некоторые момен­ты истории Ахилла можно интерпретировать как испытания посвящения он был воспитан кентавром, то есть был посвящен в лесу наставниками, принадлежащими животному миру; он должен был пройти сквозь огонь и воду — классическое испытание посвящения; и он даже прожил некоторое время среди девочек, одетый как девочка, в соответствии с обычаями неко­торых первобытных обрядов взросления. Неко­торые черты посвящения можно найти в мифах и легендах о Гефесте. Бог был сброшен с неба и девять лет оставался в море. У него были пере­резаны сухожилия и вывернуты ноги — трав­мы, характерные для посвящений колдунов и кузнецов, — наконец, он учился кузнечному ремеслу в подземной кузнице Кедалиона в гро­те Евриномы (Смерти), которая приняла его к себе (Илиада, XVIII, 398), что означало усынов­ление и перерождение16.

Мы почти ничего не знаем о посвящении девушек в Древней Греции. Однако X. Жанмер показал, что в Тесмофориях можно распознать сценарий женского посвящения17. Собрание молодых девушек вокруг Сапфо также можно рассматривать как пережиток древнего ритуа­ла, связанного с достижением половой зрелос­ти. Новички, находящиеся до замужества под присмотром Сапфо или другой наставницы, получают посвящение специфически женское (прядение, ткачество и т. п.), узнают «добрые обычаи»; такое наставничество имеет прототип в мифологии18. Гомосексуальность лесбиянок была ответом на «дорическую» любовь эфебов. Гомосексуальные отношения между наставни­ками и посвящаемыми также присущи многим первобытным обществам.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.007 сек.)