АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

TOUR DE BABEL 7 страница

Читайте также:
  1. DER JAMMERWOCH 1 страница
  2. DER JAMMERWOCH 10 страница
  3. DER JAMMERWOCH 2 страница
  4. DER JAMMERWOCH 3 страница
  5. DER JAMMERWOCH 4 страница
  6. DER JAMMERWOCH 5 страница
  7. DER JAMMERWOCH 6 страница
  8. DER JAMMERWOCH 7 страница
  9. DER JAMMERWOCH 8 страница
  10. DER JAMMERWOCH 9 страница
  11. II. Semasiology 1 страница
  12. II. Semasiology 2 страница

- Ой, да ну ее, - возмущается Лена, - она просто без мыла…

- Короче говоря, - говорю я, - мы приступили… Еще минут двадцать велась, так сказать, кондиционная перепалка, и когда «Шныра» пришла в себя и отряхнулась от наших приставаний, когда уже все цыкали друг на друга, чтобы не сбивать её с ритма, и когда уже даже Жора встал, просто встал, перестав щелкать свои кедровые орешки, и когда даже чётки вдруг оживили Жорины пальчики, и когда даже солнечный зайчик притих на стене, и когда даже…

- Ты скоро кончишь, – спрашивает Лена, - когдакать?

- И вот, когда уже «Шныра» сама задала свой вопрос («Вопрос кинешь?»), Стас развернул наш вопросник:

- Тина – это кто?

Вот так в лоб!

- Дальше, - сказала «Шныра».

Это значило, что вопрос задан неправильно. Тина – женщина! Вот и весь ответ. Другие ответы (мужчина, домохозяйка, космонавт, девочка...) не имели смысла.

- Ты чё эт тут нам выпендриваешься? – без всяких там церемоний вмешалась Рада.

Все уставились на неё, не зная как реагировать. Стас приложил указательный палец к губам, мол, молчи. Жора сказал:

- Молчи, дура…

- Ты мне? – спросила Рада.

Жора помотал головой и ткнул пальцем в «Шныру».

- Тшшшшшшшшшшшшшшш… - прошипела «Шныра». Это значило, что пошёл сбой - «Шныра» была настроена на распознавание голоса Стаса. И Жора показал свой огромный кулак Раде, мол, видишь, что ты наделала. Он не произнес своё «дура» ещё раз, это можно было прочесть по его губам.

Стас поднял руку вверх, требуя тишины. Затем задал очередной вопрос:

- Ты завтракала?

- Жареными мидиями… Советую… Семь тысяч триста девяносто две калории.

Нас этот ответ устроил. Все как-то сразу приободрились, стали шушукаться, кто-то дурацки хохотнул и Стасу снова пришлось поднимать руку вверх.

- Расскажи о себе, пожалуйста…

- Читай меня… Губами по губам…

- Ты мне друг?

- …но истина дороже.

- Что есть истина?

- Ты брат Пилата?

Отвечая вопросом на вопрос, «Шныра» выказывала своё недовольство. Это значило, что образ Тины был размытым и едва уловимым. Нужны были более конкретные вопросы.

- Какого цвета твои волосы? – спросил Стас.

- Я реально Рыжее… - сказала Тина.

Что такое «Рыжее» было не вполне ясно. Но оно прозвучало с большой буквы. Как имя.

- Скажи мне, Рыжее, у тебя есть семья?

- Можешь называть меня Тиной.

- Тина, ты замужем?

- Да. У меня есть семья и один зарегистрированный брак.

- То есть?

- Да. То и есть.

- Опиши себя.

Наступила пауза – Тина задумалась… Вопрос снова был неконкретный, но после недолгого шипения, Тина, отвечая на вопрос Стаса о её друзьях, снова заговорила:

- Предпочитаю скорее друзей, нежели подруг.

- Наш человек, - сказала Аня.

- Я бы тоже так ответила, - сказала Тая.

Кто-то ухмыльнулся.

- Но как вы узнали, что надо искать её в Багдаде? – спрашивает Лена.

Хороший вопрос! Как узнали?.. На то и создавалась наша «Шныра», чтобы узнавать. Всё дело, конечно, в программе, но я уже когда-то рассказывал тебе…

- Да-да, не важно… И?..

- Мы пытали её каждый день с утра до ночи. Вскоре Стасу надоело быть единоособным, так сказать, палачом, и он предпочёл разделить эту участь на всех. Вот потеха-то была. Теперь вопросы летели как залпы снарядов. Усерднее всех оказалась Света:

- Ты любима?

- Да-да!

- Ты любишь?

- Люблю!

- Ты любишь жизнь?

Тина тотчас ответила:

- Жизнь восхитительна, если живёшь в полный голос. Вы этого не умеете. Вам не понять, что нет-нет-нет… нет на нашей планете ничего прекраснее и интереснее жизни. Вам не дано знать…

- Ясно, - сказал Юра, - это ясно…

- Не закрывай ей рот, - сказал Стас.

- А как ты относишься к нашей Пирамиде, к нашим…

Тина прошипела, не давая Жоре закончить фразу:

- Пустышшшшка… Пшшшшик… У вас же нет людей… Биомассссса… Омут…

Тина снова зашипела, замигали какие-то светлячки на панелях, залило поле дисплея кроваво-красным, запахло ананасами…

- Стоп! – выкрикнул Стас и выключил «Шныру».

На другой день…

- Почему ананасами? – спрашивает Лена.

- Разве ты не знаешь? Как только весь этот электронный фарш компьютера испытывает перегрузки, он разогревается и наполняет пространство запахом ананаса. Счас народ просто балдеет от этого запаха. Появились уже зависимые… Новый наркотик… Цивилизационная игла, современный этап развития… 21 век! Ты не знала?

- Нюхнуть бы!

- Еще нанюхаешься… На следующий день…

Потом мы узнали, что гастрономический портрет Тины написан травками на молочном фоне с рыбками, с добавлением сыра и груш, шоколада и кофе со сливками… Да, и вишнёвый сок, и мороженое, и что-то там еще… кажется, вино цвета рубина и кареглазый чай, но только зеленый, зеленый аж до золотисто-карего…

- Ну и замес, - восторгается Лена.

- А травку она уже вкусила в неполные шестнадцать.

Потом мы узнали, что в планах на ближайшее будущее у Тины посещение Тибета (ведет переговоры с властями Китая), что жить хочет красиво и долго, что не мыслит себе жизни без крыльев и готова летать и учить этому других (как Джонатан Ливингстон у Баха), что…

- Хотеть жить красиво и долго, - говорит Лена, - надо крепко вкалывать.

- …что, вообще-то Тина планирует не только далёкое будущее, в котором не видит старости, но каждую минуту, каждую… требующую от жизни вечной молодости. Ибо когда ты занят, говорит Тина, старость отступает…

И еще: что она никогда не готова к смерти близких, но смерть считает красивым и праздничным предприятием! Фейерическим и фонтанирующим! (С чего бы?!). Что терпеть не может бросаться на летящий автофургон или локомотив лишь только потому, что он не любимого (не кареглазый как крепкий чёрный чай!) цвета, что не любит отвечать на вопрос «Ты счастлива?» лишь потому, что твёрдо знает, что такое её счастье и не готова его ни с кем делить (Это – моё!), лишь потому, что оно – счастье – это дар Божий и её сокровенный интим, и даже сакрал, и что никакое скряжничество и никакая жадность и скупость тут ни при чём, и как вы этого не понимаете (её крик!), что счастье – это солнечный зайчик, бабочка-однодневка и только лишь редкое «ку!» из множества «кукукуууу»! И как вы этого не понимаете!?

Оказалось, что Тина умеет злиться! И не терпит недотёп! «И если ты еще раз - грозно произносит она – ещё раз наденешь юбку…»… Это она мне так пригрозила…

- Ну, ты юбку-то снял? – смеется Лена.

- Она просто сдернула с меня эту злополучную юбку.

- Обабился ты, я смотрю, - говорит Лена.

- С кем поведёшься…

И что единственное качество, которое ей в себе нравится – это крылатость! И что крылья у неё с полмира, с целый мир, когда она распахнёт их, и что они белые-белые… как чаячий пух!... И что…

- Заездил ты всех их чаячьм пухом…

- Правда?..

- Слушай, пахнет ананасом, чуешь?.. Остынь, милый…

- Ладно… Но Тина, знаешь…

- Идем спать… Тебе надо отдохнуть.

- Ой, Тин, знаешь…

- Милый, я – Лена. Ты перегрелся. Идем спать…

- Да-да… спать… спать… спать…

С Тиной…

С ума сдуреть!

А ведь я уже был на грани…

 

Глава 23

 

- Вот видишь!..

Юля не находит себе места.

- Я же говорила…

В уголках ее дивных глаз вызревают озерца слез.

- Я же говорила…

Еще одно мое слово и слезы, я знаю, ливнем рухнут из этих глаз. И мне ничего не остается, как только, резко повернувшись на носках своих летних туфель, быстро уйти… Убежать, да-да, убежать… Это бегство спасет ее от умопомрачения, от истерики. Ничего не поделаешь – жертвы неизбежны. Это - как хоронить в сырую землю живые зерна… Надеясь на скорые всходы. Жаль, конечно, и этого краснощекого пузана, будущего Паганини… Конечно жаль! Но сколько их, будущих Бахов и Моцартов, Гогенов и Ван Гогов, Микельанджело и Роденов, Цезарей и Наполеонов… Сколькими из них еще придется пожертвовать, чтобы Пирамида пустила крепкие корни?... Сотнями, сотнями тысяч… Да, каждый новый клон – это новая жизнь, что там жизнь – целый мир, целая вселенная! И пока технология их производства (какое жуткое слово!) хромает, пока она несовершенна, достичь совершенства жизни никому не удастся.

Отсюда – жертвы…

С трупами в мире всегда были проблемы…

Но если люди уходят один за другим, десятками, сотнями или сотнями тысяч…

Каждая стволовая клетка может стать новым Цезарем, Наполеоном или Эйнштейном… Но они (клетки) мириадами гибнут, не достигнув совершеннолетия… Издержки технологии, производства и чьего-то неудовлетворенного честолюбия.

Мириады Цезарей – страшно подумать! Засилие не только Цезарей, но и Наполеонов, Гитлеров, Сталинов… но и Шекспиров, и Леонардо да Винчи, и Эйнштейнов… И Ленины, Ленины, Ленины, Ленины… Да-да: Лениныленинылениныленины…

С ума сдуреть!..

- Ты куда?- слышу я за спиной.

И не оборачиваюсь… Через час-полтора я найду ее успокоившейся.

- Это тебе,- скажу я, даря ей свежий букетик.

- Ах!.. Я пока еще не умею читать твои мысли,- говорит Юля, - спасибо!

- Неправда,- говорю я,- ты уже заканчиваешь мои предложения.

Я думаю теперь не о том, сколько прожить, но как. Хотя для меня и небезразлично знать, сколько еще осталось. Нет большого урона в том, что я не смогу взобраться на вершину своей Пирамиды. Да и ни к чему пытаться оседлать трон Иисуса. Главное – сделано! Кость есть, а мясо жизни обязательно нарастет.

- Ты не застегнул манжеты! - произносит Юлия.

- А где мои запонки?- спрашиваю я.

Галстуки и запонки – это мои каждодневные проблемы.

Я и сам стал замечать за собой некоторую рассеянность. Что это – старость? А в самом деле: сколько же осталось? Все наши научные ухищрения с преодолением старения, конечно, достаточно эффективны. Многие из тех, кому мы продлевали молодость, прекрасно живут и здорово себя чувствуют. Тот же несостоявшийся монарх! Давненько же мы не виделись! Женился ли он на своей пассии?

- Держи свои запонки, Маша-растеряша.

Я и сам до сих пор нахожу в себе силы, удивляющие не только меня, но и Юлию, да и многих из…

- Ты позвонил своему султану?- снова спрашивает Юля.

- Я помню… Ты не видела мою записную книжку?

- Эту?..

- Электронную…

Я благодарен Юлии за ее заботу.

И все же никто не может сказать мне, сколько осталось. Кроме Юры. И Ани… Они могли бы, подсчитывая активность нуклеотидов в генах моего долголетия, сказать до дня, может быть до последнего часа, могли бы предупредить: завтра!.. Будь готов!... Но где их искать? Где они, те, кто… Те, без которых?.. Где они?... Даже Юля не знает…

Может быть, мне скажет Сенека – мой веками проверенный друг?

- А где мои таблетки?- спрашиваю я.

- Держи…

- Ой, Юсь! – восклицаю я, - ты у меня просто…

- Слушай, я же просила! – снова возмущается Юля. – Я запрещаю тебе!..

Теперь я только улыбаюсь! Ведь своими запретами она в очередной раз полосонула по моим переполненным венам, уже просто лопающимся от восторга и любви к ней!

- Слушай!..

Я и не думаю слушать. Запрещай, запрещай!!! Я только рад твоим запретам!

Юля! Вот, кто скажет мне правду-матку в глаза. Почему я не спрашиваю у нее? Я ловлю себя на мысли: я боюсь! Иногда я шлю ей только эсэмэски: «Живу ожиданием. Totus Tuus. (Весь Твой. Лат.)».

Я и правда живу ожиданием…

Чего, собственно?

Поздно вечером я нахожу-таки свою Юлю. В белом халате она кажется мне лилией!

- Тебе!..

Мой обещанный ей букетик.

- Ах!..

- Да!..

Лилия цветёт!

Мы шушукаемся… То, сё… Она – в норме!.. Да!.. А ты как думал?!

- Что это? – спрашиваю я, найдя на столе глазами какую-то безделушку, напоминающую бронебойный патрон.

- Флешка,- говорит Лилия,- здесь вся наша Пирамида. На случай если этот ваш задрипанный коллайдер даст деру. Вдруг его понесет куда-нибудь в бок. Что тогда?.. Что останется?!.

- Да, с коллайдером шутки плохи. Ты сегодня – как лилия!

- И вчера…

Флешка! Вот что останется! Там вся моя жизнь! Наша жизнь!

И все будущее... В этой вот самой, как сказал Жора, бздюшке-безделушке…

- Так что надо спешить, - говорит Юля.

- Опять, - спрашиваю я, - куда теперь?

- Жить, - говорит Юля и, сверкнув глазами, спешит в ванную комнату.

Мне ничего не остается, как принять этот вызов – надо спешить!

Festina lente (Спеши медленно, лат.).

 

Глава 24

 

Коротко говоря, я через день оказался в настоящем Багдаде…

- А тот ваш вопросник для вашей «Шныры» у тебя есть? – спрашивает Лена.

- Тинин, что ли? Где-то, конечно, есть. Он есть и у «Шныры». В памяти. Тебе интересно?

- Ага. Мне интересно, как бы я отвечала на ваши вопросы.

- О,кей, спросим, - говорю я, - мне тоже это интересно! Я могу и без вопросника спросить тебя: - ты любима?

- Спроси у себя, - говорит Лена, - ты вообще как ко мне относишься?

- Я не отношусь к тебе, - говорю я, - я…

- Что?

- Сама знаешь…

Итак я прилетел в Багдад…

Я не мог объяснить себе ход собственных мыслей и всю логику построения самых невероятных схем поиска и все же я надеялся на свою интуицию. Она меня еще ни разу не подвела.

- Ой, ты прям… Носишься со своей интуицией…

- Лен, но это чистая правда! Лишь однажды я обманулся, доверившись женщине, безоговорочно даря ей лучшие годы… Да. Это история и урок. Теперь же нужно было только предугадать место на планете, где завтра может обьявиться наша Тина. Где? Каждый день я ложился спать в надежде, что найду ответ во сне, как это часто у меня случалось, но рассвет приходил за рассветом, и я в который раз снимал свой заказ на рейс в Дакоту, Сидней или Сингапур. Ну, ты помнишь места её наиболее вероятного обитания: Дамаск, Оклахома, Краков, Луизиана, Фиджи, Питер, Гаваи и рядышком там Майями… География, надо сказать… Тут любая логика скиснет! Как можно так жить – паутина непредсказуемости (Тина бы сказала: «Империя». «Империя непредсказуемости»). «Шныра» тоже выходила вся из себя, возмущалась: «не могу я взять в толк вашу Тину!».

А кто может?!.

Это случилось в четверг. Я проснулся ровно в три часа ночи. Через минуту я уже звонил в бюро заказов, и первым же рейсом (6.15) вылетел в Тегеран. Господи! как я мог до сих пор не догадываться! В Багдад мне пришлось добираться на попутном автомобиле с ксивой журналиста. Тысячи препятствий, но всегда есть возможность купить то, что тебе необходимо в данную минуту, скажем, пропуск на территорию военной базы или тайну исповеди.

Я не останавливался перед расходами и был бесконечно щедр с теми, кто не отказывался за известную плату меня подвезти. Только бы вовремя мне попасть… Я спешил, на знаю куда. Я думал о случайной возможности встретить Тину в толпе. Так бывает. Помню как-то в Москве совершенно случайно я встретил своего однокашника, которого разыскивал долгие годы и уже, казалось, напал на след и шел по этому следу целый год, но никак не мог ухватить его за рукав, и тут вдруг… Я встретил его в метро на Красносельской, мы оба куда-то спешили и одновременно впрыгнули в вагон перед закрывающейся дверью. Стояли рядом, держась за поручень, ладонь в ладонь, наконец взглянули друг на друга и приветственно улыбнулись друг другу, мол, как хорошо, что нам повезло, что мы чуть было не остались на перроне среди опоздавших, и мы уже отвернулись друг от друга, спина к спине, и потом, осознав произошедшее, разом обернулись и уставились друг на друга с выпавшими из орбит от удивления глазами: «Привет!..». Такое бывает. Я спешил, на знаю куда. Я думал о случайной возможности встретить Юру в толпе. Так бывает…

- Юру? – спрашивает Лена.

- Что, «Юру»?

- Кого встретить-то?

- Тину. А я что сказал?

- Ничего…

- Да, - продолжаю я, - так бывает. Признаюсь, я надеялся и тогда, в том кромешном аду точно так встретить и нашу Тину. Я знал, что там ад, настоящее пекло. И какого хрена её туда понесло? Земля, давшая миру архитекторов и строителей Вавилонской башни, пролившая свет разума и указавшая путь к Небу, родник и колыбель цивилизации, теперь горела под ногами. Как и на всякой войне здесь было множество жертв, кровь лилась как из лейки вода, и ни о каком интеллектуальном убийстве не могло быть и речи.

- О чём ты говоришь?

- Я перепутал – вспомнилось, как я искал здесь же и Юру.

- Они что с Тиной сговорились?

- Так бывает…

Убивали десятками, просто, выстрелами из пушек, из минометов, сотнями, стелющимися по земле, как дождевая туча, ковровыми бомбардировками, наконец выстрелами в упор… О жертвах пестрели газеты, захлебывались телекомментаторы…Мирное население, старики, дети… Убивали заложников, журналистов, без суда и следствия… Нечего сказать - война. Глупо было выискивать среди вороха смертных новостей жертву единичного интеллектуального убийства.

- При чём тут Тина?

- Не знаю. Мне казалось, что они с Юрой…

- Они вместе орудовали?

- Не думаю. Думаю, что… И они не орудовали, они…

- Война и Тина – есть какая-то связь?

- Не уверен, но её скупое «я бывала в Багдаде» привело меня к мысли…

Что заставило меня отправиться сюда, в этот ад, я не мог себе объяснить. Я готов был разбомбить нашу «Шныру»! Я вползал в это пекло, как вползает в пасть надменного гада слабый и безвольный лягушонок, безропотно и покорно, движимый инстинктом самоуничтожения. Земля и вправду горела у меня под ногами. Но остановить этот бег я был не в силах. Меня просто несло. Как пушинку.

Пришла ночь, но не принесла покоя. Небо горело. При мысли о том, что случайная пуля может легко залететь ко мне в гости, моя голова инстинктивно вжималась в плечи, вминалась, как пластилиновая. О том, чтобы немного поспать не могло быть и речи. Какого черта я сюда забрался? Не мог же Юра сидеть где-нибудь в соседнем номере в ожидании жертвы!

- Какой жертвы? Ты кого там искал Тину или Юру?

- Сперва Юру, а потом и Тину. Их свела судьба…

- Это ж разное время! Юра был там… Или не был вообще. А Тина…

- Все перепуталось… Извини… Вряд ли Юра стал рисковать собственной жизнью, принимая решение ехать сюда. Зная, что на каждом шагу тебя подстерегает опасность, он отказался бы от поездки в первую минуту.

- Ты когда был в Багдаде? Ты Тину нашёл?

- Два дня я не выходил из своего номера, стараясь понять, каким ветром меня сюда занесло. Никакая логика не спасала. Стало быть, моя интуиция меня подвела? День и ночь свистело, сверкало и грохотало. Конечно же, было страшно. Залетит какой-нибудь заблуший снаряд в мой номер, что тогда? Я успел об этом только подумать…

- Ничего не понимаю, - говорит Лена, - зачем ты мне про войну?

- Ненавижу войну!

К утру мне все-таки удалось уснуть. Я проснулся от грохота, как потом выяснилось, рассыпавшейся на куски чашки, которую Жора по неосторожности смахнул со стола. Мне было трудно понять, как он здесь оказался. Вскоре выяснилось, что весь этот военный кошмар с гоняющимися за мной пулями и снарядами мне всего лишь приснился. Слава Тебе, Господи!!! Только приснился! Приснится же такое! Но какой живой сон! Грохот, ночные высверки залпов орудий, горящая под ногами земля, крики, стоны… Надо же так разгуляться воображению! Но какие цвета: желтый, черный, огненно-красный, черный, красный, красный… Только кровь и огонь, даже дыма не видно. А однажды – золотой свет белого солнца, яркий, жаркий, палящий, цвет, от которого слепнут… Пока я отсыпался после бессонной ночи, Жора сидел в кресле, читая своего Дюрренматта и терпеливо ждал, когда же я наконец разлеплю веки.

- Который час?- спросил я, протирая глаза кулаком.

Вообще-то я птица ранняя, и встаю с первыми петухами. Ему это было известно, и он был несколько удивлен тем, что я все еще в постели. Он не будил меня.

- Читал?- спросил он, показывая мне книжку.

- Мне больше нравится Фриш.

Жора закрыл книгу и бережно положил на стол.

- Ты, значит, согласен с тем, что у Кэт достоверные факты?

Я промолчал. Мы это вчера обсудили. Похоже было, что наши клеточки стали нас слышать. Я откинулся на подушку и закрыл глаза.

- Ты будешь хохотать,- сказал я,- но мне приснилось…

- Рано или поздно, дорогой мой,- сказал Жора,- тебе придется смириться с тем, что мы не должны зависеть от Ани, Юры и Пети… От какой-то там Тины… Мы должны…

- Послушай,- сказал я,- ты только послушай!..

И стал рассказывать ему сон, как я заказывал билеты, как ждал в аэропорту, как мы приземлились в Тегеране, была ясная ночь и потом я добирался до Багдада на каком-то очень грозном военном грузовике. Всему этому можно не верить, можно над этим смеяться, но все было как наяву… Особенно ночное небо с огромными желтыми смеющимися глазами звезд. Таких звезд я давно не видел! Глаза Тины, подумалось мне! Я воочию видел вспышки разрывов, слышал вой снарядов и гул самолетов над головой, мне было жаль погибших детей, и меня возмущала надуманная история с оружием массового поражения Хусейна. Меня потрясла трагедия этой страны, трагедия Месопотамии и Вавилона, этой святой и священной земли…

Жора снова взял книгу и открыл на нужной странице.

- Здесь человек впервые, заложив основание Вавилонской башни,- не унимался я,- попытался приблизиться к Богу. И совершенно неважно, что Бог, передернув что-то там с языками, разделил людей. Это не имеет никакого значение, что бы теперь об этом не говорили, как бы не интерпретировали Его деяния. Важно другое: люди здесь приблизились к Богу.

Жора слушал, не отрывая глаз от Дюрренматта.

- И я отказался от поисков,- сказал я. – Мне стало ясно, что Тина не может быть ни в Багдаде, ни а Афганистане, ни в Чечне, её не может быть там, где гибнут сотни людей… Хотя, знаешь, если подумать, то как раз Тина…

- Да, дурацкая это затея,- сказал Жора,- нам следовало бы рассчитывать на собственные силы и не надеяться на каких-то там Ань, Юр или Тин, а обходиться теми, кто всегда под рукой. Ты, кстати, читал «Как грек ищет гречанку»,- Жора поднял раскрытый томик Дюрренматта,- забавная штука, правда?

Жору очень забавляло и то, что я стал втолковывать ему идею о бессмысленности войны в Ираке.

- Нам в этом не разобраться,- сказал он.

- Варвары, дикари,- возмущался я,- мы ведь не только разрушаем святыни лона древней цивилизации, мы надругались над духом природы человека.

Жора только хмыкал и не говорил ни слова. Он по-прежнему делал вид, что читает. Я продолжал возмущаться, хотя по всему было видно, что он не поддержит вдруг возникший во мне порыв пацифизма. Он ждал, когда я вернусь в настоящее, его волновали другие события.

- Ты прав,- наконец произнес он,- мы разрушаем святыни, поэтому мы и должны завтра же …

Теперь я не слышал его. Этот сон о чужой, казалось, далекой войне взволновал меня больше, чем поиски Тины. Я поражен был ночным, разорванным в клочья, небом Багдада, гулом и грохотом, трескотней пулеметов… И этой красной, огненно-красной, льющейся рекой, живой красной кровью… Я никогда не был в Багдаде, я никогда не видел так близко войны.

- Ты согласен?- спросил Жора.

Я кивнул: да.

- Что «да»?

- Нечего нам там делать.

- Ты не понял, - сказал он, ты меня не расслышал…

Жора подошёл ко мне вплотную, бережно взял своими большим крепкими руками моё лицо (как в тиски), и глядя мне в глаза, произнёс:

- Завтра же отправляйся в Багдад. Тебе ясно?

Я мигнул ресницами.

- Тем более, сказал Жора, - что ты только что оттуда… И почти прывык. Ты согласен?

Я мигнул ресницами ещё раз.

- Молодец, - заключил Жора, - и тиски его рук высвободили мое лицо.

- Стоп, - сказала Лена, - хватит нам войн. Ты Тину нашёл?

- А как же, – воскликнул я, - а тоооооо!..

- В Багдаде?

- Да, много раз, - говорю я, - нашёл… Таки Тину нашёл!... Ты не поверишь!.. Много, много раз!...

Ведь она – как россыпи звёзд…

 

 

Глава 25

 

Я до сих пор не знаю, как расценивать факт клонирования Жорой Христа. Что это – вызов, отчаяние или твердая уверенность в себе? Жора, при его напускной вялости и нарочитом равнодушии ко всему, что вокруг него происходило, нередко готов был на поступок, поражающий своей новизной и значимостью. И его решительно невозможно остановить, если он вбил себе в голову достичь цели. Чем больше я размышляю о его поведении в тот решительный час, тем больше убеждаюсь в его правоте. Клонирование Христа – цель достойная, архиважная цель. Эта идея многие годы таилась в наших умах. Ведь из всех великих Он один Великий, единственно Великий. Он недоступно и непостижимо Велик! Поэтому-то Жора и взял в осаду эту идею. Она томила наши души, но никто из нас не осмеливался что-либо предложить по части ее осуществления. Клонировать Самого Иисуса? Но как?! Разве мы вправе, разве нам дозволено? Жора осмелился.

- Мы должны протиснуться через это Иисусово игольное ушко, - заявил он, - Ad augusta per angusta! (К высокому через узкое! лат).

Он отчаянно жаждал стать архитектором новой жизни.

- Обустроить жизнь, изменив мироустройство – вот достойная цель! Мы живем по законам плоти, страсти и, по сути, - по законам греха. А ведь время от времени законы нужно менять, не правда ли? И теперь сущность любого, так сказать, «человеческого» закона должна составлять никакая не политическая целесообразность, но би-о-ло-ги-чес-кая. То есть природная, если хочешь – божественная. Мы, как Буриданов осел, мечемся между двумя вопросами – «иметь» или «быть». А ведь главный вопрос жизни давно уже сформулирован: «To be or not to be?» («Быть или не быть?», англ.). Сейчас крайне важно воцарить в миру справедливость! Еще в четвертом, кажется, веке твой любимый Блаженный Августин сказал, что государство без справедливости — это банда разбойников. А сейчас какой век на дворе?

Жора кивнул, мол, отвечай: какой? Я тоже кивнул, мол, знаю.

- То-то, - сказал он и продолжал, - и вот что я еще заметил: сейчас в мире какая-то дурная мода на посредственность! Чем ты дурнее, серее, площе, чем ты богаче и жирнее, тем больше ты привлекаешь к себе внимание. Так, правда, было всегда, но сегодня посредственность прям аж так и прёт, так и прёт… Как… Как … Запрудила жизнь, заполонила… И не понимать этого, медлить…

Он воистину понимал: промедление сейчас смерти подобно! Он не терял ни желания, ни надежды и был твердо уверен в правоте своих действий! Это казалось ему достойным высшей славы. Каждый из нас мог бы это сделать, ведь в наших клеточных культурах поддерживалась культура клеток с геномом Иисуса. Когда мы с Юрой были в Иерусалиме, Жора, вероятно, уже принял решение.

- Мы не должны, - сказал Жора, - бинтовать себя различными предрассудками и условностями. Мы должны либо изменить себя, либо исчезнуть. История онемеет, если мы не наберемся мужества.

Мне вдруг показалось, что сама судьба в долгу перед Жорой. А иначе, зачем же она одарила его этой тягой к Небу? Он верил в судьбу и теперь ждал от нее преображения. А как же можно изменить себя, как не через Иисуса? Почему без согласия с нами? Мы бы его отговорили? Или препятствовали? Мы бы просто-напросто мешали. Думаю, что к этому выводу пришел и Жора.

- Знаешь, - как-то признался он мне, - я не знаю человека, которому от меня ничего бы не было нужно.

Я не помню, к чему он это сказал, но меня это возмутило.

- А я?!.

Жора скупо улыбнулся, обнял меня, прижимая к груди, а затем, выпустив из объятий, сказал:

- Тебе же я нужен весь, целиком. Как наживка тунцу.

Он продолжал улыбаться, но глаза его были грустными. Это была не добрая, но и не злая улыбка, мне приходилось видеть ее, когда ему нездоровилось, или не все шло по намеченному плану, или просто рушилось… Втайне я полагал, что интуиция его не подведет, и мы достигнем-таки своей цели.

- Понимаешь,- сказал Жора,- пока что Иисус, увы – Единственно Совершенный Человек. Определенно: Единственный!.. Ecce Homo! (Вот Человек! лат.).

- Не могут же все стать богами!

- Но каждый может встать и идти по Его Пути. Разве сегодня не ясно, что среда, то, что нас окружает убивает каждый геном, каждый ген. Начиная от какой-то там бледной спирохеты и заканчивая нами с тобой. Нас жгут, травят, топят в таком дерьме повседневности, что удивительно, как мы до сих пор еще живы. Люди сегодня живут так недолго, потому что мир, в котором они живут, агрессивен. Это враг всякой жизни. Жить просто вредно! Вот, где работает обратная связь! Чем агрессивнее окружающая среда, тем меньше у жизни шансов реализовать свой геном. Она, эта безжалостная среда, как корова языком, просто слизывает, точнее сжирает всю добродетельную феноменологию, оставляя в геноме только пороки, способные ей противиться, выживать – алчность, гнев, корысть…

Жора на секунду задумался, затем:

- И вот что еще важно понять: Земля – живая!.. Она как может, всеми своими силами противится деяниям этого ненасытного чудища - Человека производящего – Homo faber… И потребляющего… Жрущего-жрущего…

Ему совсем не нравился ни портрет этого человечества, ни его проект.

- И ведь нет выбора: ее единственные рычаги самооздоровления – молнии, пожары, землетрясения, вулканы, цунами, смерчи… Это нам только кажется, что все эти смертоносные вздохи бесчисленными жертвами устилают землю… Нет! Это так живая Земля сбрасывает со своих плеч непосильную ношу человеческих нагромождений, созданных для услады своей сытой и стареющей плоти, да! Жить надо проще, проще: «Naturae convenienter vive» (Живи согласно с природой, лат.). И даже еще проще… А мы, жадные, все силы свои тратим на загребание… Поэтому и живем по короткому циклу: 60 – 70 лет. А могли бы…


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.027 сек.)