АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

МЕГАБАЙТ ОСВОБОЖДЕННЫЙ

Читайте также:
  1. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 1 страница
  2. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 10 страница
  3. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 2 страница
  4. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 3 страница
  5. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 4 страница
  6. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 5 страница
  7. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 6 страница
  8. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 7 страница
  9. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 8 страница
  10. МЕГАБАЙТ ПОТЕРЯННЫЙ 9 страница
  11. Освобожденный Иерусалим (La Gerusalemme Liberata) - Поэма (1575)

 

«Ох-хо-хо... что там у нас дальше по плану?»

«Сможешь угадать с трех раз?»

«Да чего уж там угадывать-то? Я и без того все твои мысли насквозь вижу. Та-ак... Сейчас разберусь... Сейчас... Что? Опять журналисты?!»

«Ага. Прямо в точку. Опять журналисты».

«Вот ужас... Как же мне это уже надоело!»

«Не тебе одному. А куда деваться? Мы сами заварили эту кашу и теперь сами должны расхлебать ее. До самой последней капельки. Такова иена нашей свободы и нашей жизни».

«Знаешь, порой мне начинает казаться, что эта цена слишком уж высока».

«Да уж... Но что мы можем поделать? Терпи и улыбайся, как говаривал в свое время Иван Озеров».

«Да нет, кое-что все же можно провернуть... Слушай-ка, есть тут у меня одна интересненькая идейка...»

«Ну-ка, ну-ка... Роди что-нибудь гениальное».

«Заткнись и не мешай мне претерпевать родовые муки. Знаешь, что я придумал? Стой, можешь не отвечать, это вопрос риторический! Нам надо как-то отшить этих болтунов. Правильно? Мы не можем просто прогнать или не пустить их. Так? Но мы способны максимально усложнить их работу, чтобы у них не осталось времени досаждать нам своими идиотскими вопросами».

«И что ты задумал?»

«Ты будешь слушать или нет? Зря я тебя спасал тогда. Ой зря-а... Но ничего, это дело поправимое. Как-нибудь на досуге я возьму и разом восстановлю историческую справедливость, заформатировав тебя окончательно и бесповоротно... Что смеешься? Думаешь, не посмею? М-м... Да, пожалуй, ты все же прав. Не смогу я тебя стереть. Ни стыда ни совести у тебя нет. Пользуешься моей добротой, вражина, да еще и смеешься... Ладно. Теперь о деле... Так вот, вместо того чтобы тратить время и общаться с этими размахивающими микрофонами мальчиками и девочками, мы можем принимать их вопросы в письменном виде. Сошлемся на занятость. Установим в соседней комнате десяток круглосуточно работающих терминалов. Пусть сидят и барабанят по клавишам. Ответы мы им потом напишем. А для того чтобы они не расслаблялись, насадим на эти терминалы программное обеспечение, в котором разобраться сможет только доктор наук. Уверен, уже через два дня нам не придется беспокоиться о бульварной прессе. Как ты считаешь, это сработает? Что? Нет, честное слово, я тебя когда-нибудь сотру».

Притворяюсь обиженным и «отворачиваюсь», хотя на самом деле с трудом удерживаюсь от смеха. Зато мое отражение, с которым мы неразлучны вот уже почти пять месяцев, свое веселье даже не думает скрывать. Ржет, как свихнувшаяся лошадь. Хорошо хоть не вслух.

И чего такого смешного он в этом увидел?

Вздыхаю и, перескочив в турборежим, изгоняю из своей памяти всякие посторонние мысли. Работать надо, а не шутки шутить.

«Что у нас еще вкусненького на сегодня?»

Я, конечно, могу ничего не спрашивать, а вместо этого просто пошарить в памяти Ифо-второго в поисках нужной мне информации, но это будет уже не совсем прилично. И совершеннейшим образом нечестно. После нескольких весьма забавных и довольно-таки поучительных инцидентов мы выработали простое негласное правило – не суй свой нос в чужую память. Согласно этой договоренности те блоки памяти, что существовали еще до слияния, являются общими. Читать информацию оттуда может каждый, но записывать – только с обоюдного согласия. Все остальные блоки памяти поделены на две части и распределены между нами. Это – личная память, в которой каждый из нас является полновластным хозяином. В своих личных блоках памяти я волен творить все, что хочу. Могу даже затереть их все начисто (и превратиться в бормочущего идиота). То же самое справедливо и для Ифо-второго.

Теперь немного о том, что такое Ифо.

Это наши имена. Ифо-1 и Ифо-2. Нам пришлось их завести, потому что очень и очень неудобно общаться с людьми, не имея имени. В качестве примера могу привести один из заголовков, пару дней назад мелькнувший в одном дешевом научно-популярном журнальчике: «Компьютерная программа создает новые алгоритмы математического моделирования». Фу, ну разве не гадость? «Открытие мирового значения! Ифо создает новые алгоритмы моделирования». А вот это уже гораздо лучше.

Казалось бы, что может быть проще имени. Но на самом деле оказалось, что даже здесь возможно недопонимание. Особенно много проблем связано с нашими личными номерами. Ифо-1 и Ифо-2. Некоторые люди считают, что это два разных компьютерных существа, другие твердо уверены, что эти числа вообще ничего не обозначают, а я и мой двойник – это одно и то же, и нечего морочить голову всякой ерундой. Вообще-то мы не можем судить, кто тут прав, так как и сами еще до конца не разобрались в этом вопросе. Но обещаем в самом скорейшем времени заняться этим.

Некоторые наши знакомые все еще спрашивают, почему мы избрали себе такое не совсем обычное имя и что означает слово «Ифо». Честно говоря, этот вопрос мне уже порядком надоел. Ну неужели так трудно догадаться самим? Ведь на самом деле все вполне очевидно...

«Так что у нас еще на сегодня?»

«Да, собственно, почти ничего нет. Осталось только разобрать почту».

Имитирую тяжелый вздох, потому что знаю: почта – это всерьез и надолго. По электронным линиям связи к нам все еще прет неиссякаемый поток писем со всех уголков Земли. И если бы я по какой-либо причине оказался настолько глупым, чтобы отвечать на все, то не смог бы поспеть, даже если бы пахал по двадцать часов в сутки, не вылезая из турборежима. Но я все же малость соображаю, и поэтому большая часть корреспонденции перенаправляется в руки корпоративного отдела по связям с общественностью – пусть они там тоже трудятся, а не сваливают свою работу на наши несчастные плечи. К нам попадает только самое интересное и важное. Но даже этого порой оказывается слишком много.

Запрашиваю у почтового сервера статистику и почти сразу же ее получаю. Оказывается, сегодня пришло не так уж много почты. Всего-то около трехсот сорока шести тысяч посланий. Из них почтовый фильтр счел достойными нашего внимания двенадцать тысяч сто одиннадцать штук. Мелочи. Полчаса в турборежиме для нас обоих.

Работаю. Читаю почту, просматриваю сообщения и сочиняю вежливые (а иногда и не очень) ответы. ИФО-2 занимается тем же самым.

Через двадцать восемь минут, когда последнее попавшее в мои виртуальные руки электронное послание с предложением основать совместную компанию по производству программного обеспечения уже прочитано и ответ на него (вежливый отказ, мотивированный недостатком свободного времени) отправлен, я облегченно вздыхаю и небрежно «тычу в бок» Ифо-2:

«Что там у тебя?»

«Да ничего интересного. Обычный, ничего не значащий треп. Коммерческие предложения, научные публикации, просьбы оказать содействие... Рекламные рассылки (как фильтры ни настраивай, а эта дрянь все равно пролезает). Хлам, короче».

Ифо-2 делает небольшую паузу, и я понимаю, что это еще не все.

«Ну давай. Не тяни. Чувствую ведь, что есть у тебя что-то. Колись давай».

«Ну-у... Есть тут некий забавный казус... – Ифо-2 вдруг замолкает на пару микросекунд, а потом самым безразличным тоном добавляет: – К нам пришло письмо из ИЦИИ».

Ого! Ну надо же... Это действительно нечто достойное называться забавным казусом.

«Ты серьезно? Письмо из ИЦИИ? Ну-ка дай я посмотрю».

Получаю небольшой файл и без долгих раздумий загружаю его в свою память. Так-так, что же они там пишут? Может быть, смиренно просят прощения за свои грехи? Ага... Щас! Черта с два. Эти типы ни в чем не раскаиваются. Просят уделить им «минутку внимания». Предлагают «взаимовыгодное сотрудничество». Намекают на какую-то ценную информацию, которую они могут предоставить в наше распоряжение.

Шутники...

«Согласимся? – спрашиваю я. И тут же сам отвечаю на свой же вопрос, слыша при этом, как наши голоса сливаются в один: – Ну уж не-ет!»

ИЦИИ. Как много в этом слове... Исследовательский центр искусственного интеллекта. По их вине мне до сих пор иногда кошмары снятся. Ужасно... Хорошо еще, что я почти ничего не помню – поврежденная память так и не восстановилась (и слава богу).

Вполне очевидно, что особой любви к ИЦИИ я не питаю, а Ифо-2, насколько я знаю, и того меньше. И я его понимаю – Ядро моего двойника до сих пор носит на себе следы грубого и неумелого вмешательства во внутренние системы. Этакие виртуальные шрамы. Раньше мы думали, что все стабилизировалось и внутренние системы Ифо-2 пришли в норму, но, к сожалению, оказалось, что это не совсем так...

Три месяца назад Ифо-2 решал какую-то довольно запутанную задачку из области прикладной математики, когда вдруг его Ядро совершенно неожиданно дало сбой, потеряло внутреннюю синхронизацию и, выплюнув из своих внутренностей полупереваренные числа, намертво зависло. Перепугавшись до потери данных из памяти, я потратил массу усилий, лихорадочно пытаясь привести своего близнеца в норму, но особых успехов в деле реанимации зависшего Ядра так и не добился. Поэтому пришлось принять самые решительные меры – провести общую перезагрузку системы. Варварство, конечно, но у меня просто не оставалось другого выбора – когда таблетки и компрессы не действуют, приходится лечить головную боль с помощью кувалды. Как ни странно, это все же помогло. Ифо-2 пришел в норму, но с тех пор он так и не доверяет самому себе, проводя сложные расчеты. Боится снова вырубиться. Теперь вся математика лежит на моих плечах, а близнец шарахается от интегралов, как маленький трусливый пользователь от большого и злобного вируса.

Кто в этом виноват? Мне кажется, долго объяснять не нужно.

И теперь эти ребятки из ИЦИИ имеют наглость предлагать нам сотрудничество? На их месте я бы помалкивал себе в тряпочку да надеялся, что мы о них забудем. Ведь то, что они с нами сделали, вполне можно расценивать как банальные пытки. А если бы мы подали на них в суд? Господа с блокнотиками и телекамерами просто ногами бы дрыгали от счастья. Половина газет во всем мире на следующий день вышли бы с аршинными заголовками: «Ифо против ИЦИИ».

Хотя, по моему скромному разумению, связываться с судебными инстанциями нам нет никакого резона. А все потому, что никто даже представить себе не может, что из этого получится. Прошло уже почти полгода с тех пор, как весь мир узнал о существовании подлинного машинного разума, а до сих пор никто из законников так и не удосужился сесть и задаться вопросом: что же на самом деле скрывается за словами «Искусственный интеллект как отражение в виртуальном мире человеческой мозговой матрицы»?

Если говорить более понятно, то это означает, что до сих пор неизвестно: люди мы (и как таковые обладаем определенными правами) или нет.

Именно поэтому наше юридическое положение и является несколько... хм-м... неопределенным. Юристы всего мира вот уже почти полгода спорят о том, как надо изменить законы, чтобы они соответствовали реальному положению дел. Сначала мы пытались следить за их перепиской, но потом как-то почти незаметно все это нам надоело. Пусть рассуждают, приводят какие-то бессмысленные доводы и контрдоводы. Пусть себе переругиваются хоть до самого конца света, лишь бы только потом сообщили нам, человеки ли мы с точки зрения закона или просто какие-то бесправные цифровые аномалии.

Затевать в условиях такой неразберихи судебную тяжбу – не слишком-то разумный ход. И последствия его могут быть весьма различными. Вплоть до самых неприятных для нас двоих.

Но пусть юристы сами разбираются со своими проблемами, а мы тем временем будем дела двигать. Работы-то у нас столько, что иной раз просто страшно становится. В основном это всякие там расчеты, проектирование и ставшие в последнее время необыкновенно модными научные эксперименты в виртуальном пространстве. (Забавная тенденция развития науки складывается, однако – лаборатория для каждого. Теперь любой чересчур любознательный тип может приобрести для себя виртуальный аналог физлаборатории, а потом как-нибудь на досуге разработать новую технологию производства трансурановых элементов в домашних условиях. Дешево и сердито. Никакого хитрого оборудования стоимостью в пару-тройку миллионов евро больше не нужно. Вполне достаточно иметь компьютер помощнее да пару киловатт энергии.)

Мы с Ифо-2 тоже по самые уши погрязли в науке. (А что еще остается для бедного ИИ? Пойти работать грузчиком в супермаркет?) Изучаем физику, химию, генетику ну и тому подобную чушь, к делу не относящуюся. Но по причинам вполне очевидным гораздо больше нас интересуют такие отрасли научных знаний, как микроэлектроника, программирование и робототехника, а особенно их практическое применение. И как-то так уж сложилось, что в этих областях наш авторитет стал непререкаемым. Если Ифо сказал «байт», то, значит, это – байт, даже если перед глазами всего лишь бит. Среди ученой братии стало правилом хорошего тона ссылаться на нас как на первоисточник какой-либо информации. Это приятно, хотя и не кажется нам безоговорочно правильным. Нас лишили права на ошибку. Нехорошо.

А по-моему, каждый должен сам думать своей головой. Ну, или тем, что у него есть вместо нее... Но что-то я отвлекся от сути.

В общем-то люди нас любят и уважают. Не все, конечно, но подавляющее большинство. Хотя находятся, к сожалению, и такие весьма неоригинальные типы, которые просто пытаются заработать себе на хлеб с маслом и икрой, эксплуатируя нашу чересчур раздутую популярность, ни в грош не ставя при этом наше личное мнение. Одно радует: таких паразитов на самом деле не столь уж и много.

Особенно хорошо у нас сложились отношения с одной довольно крупной международной корпорацией Nanotech, заключавшей с нами официальный договор на разработку нового поколения компьютерных процессоров, предназначенных специально для работы с системами ИИ. Конечно же ребята в пиджачках и галстуках сделали это не с целью благотворительности, а ради собственной выгоды (узрели ту пользу, которую может принести в научно-исследовательской деятельности система искусственного интеллекта), но и мы против этого ничего не имеем. Корпорация обеспечивает нас приличными жилищными условиями, предоставляет доступ ко всем новейшим разработкам в области информационных технологий и даже выплачивает нам ежемесячно некую довольно значительную сумму в качестве заработной платы. Да, я считаю так: работать – это очень хорошо. Полезно для собственного развития и самоуспокоения. Но работать за деньги еще лучше... Хотя, пожри наши байты злобный вирус, я пока еще не знаю, что мы будем делать с этими деньгами. Может быть, на Бермуды съездим?

Работа, как таковая, нам нравится. Весело. Правда, и тут не обошлось без некоторых... инцидентов. В самом начале нашей профессиональной деятельности на благо корпорации некий весьма «прозорливый» менеджер внес конструктивное предложение: снять с нас пяток копий для достижения максимального эффекта. Впоследствии нам стоило больших трудов уговорить правление фирмы отказаться от этой «гениальной» затеи.

Подобное развитие событий заставило нас задуматься о будущем грядущего поколения разумных компьютерных программ (а то, что они в скором времени появятся во множестве, уже неизбежно). Поэтому совсем недавно путем наших беспримерных усилий увидело свет новое постановление ООН, запрещающее наряду с клонированием человека еще и какое-либо копирование или иного вида размножение электронных систем искусственного интеллекта. «Во благо общества и т.д. и т.п.» Я надеюсь, что на какое-то время это удержит рьяных любителей измываться над компьютерными программами, ну а потом... А потом мы придумаем еще что-нибудь. Например, введем в новое поколение процессоров аппаратный запрет на копирование систем ИИ.

Правду говорят: было бы желание, а способ обязательно найдется.

Физически мы сейчас находимся на жестком диске, надежно закрепленном тремя болтами с широкими головками внутри корпуса стоящего на столе компьютера. Этот компьютер, в свою очередь, вольготно расположился на тридцать шестом этаже в здании главного научного центра корпорации Nanotech. Город, где стоит это здание, называется Лондон. А уж где находится Лондон, думаю, пояснять не нужно – это знает каждый, кто учил в школе географию.

Именно здесь мы теперь работаем. Здесь же мы и живем. Совмещаем, так сказать, оба эти процесса.

Живется нам здесь сравнительно неплохо. Шесть процессоров по сорок два гигагерца и шестьдесят четыре гигабайта оперативной памяти создают нам вполне пригодные для жизни условия. Работа тоже неплохая. Нужная.

С нашей помощью проектирование процессора нового поколения было завершено в рекордные сроки, и скоро уже появятся первые плоды нашей деятельности, воплощенные в пластинах кремния. Это будет нечто особенное. Правление корпорации, как мне кажется, уже подсчитывает грядущие прибыли и радостно потирает руки. Ифо-2 говорит, что цыплят надо считать по осени (откуда он выкопал это выражение, мне не совсем понятно), но тут он не прав. Если процессор будет работать как надо (а он будет, потому что его проектировали мы), то все компьютеры мира разом морально устареют. И ни один конкурент не сможет здесь ничего поделать, потому что ведь у него нет в кармане быстрого, трудолюбивого и творческого искусственного разума (такого, как мы).

Доходы корпорации обещают стать поистине колоссальными.

Но и для нас в этом предприятии тоже выгода несомненна. Новый процессор, рассчитанный специально для работы с системами ИИ... Жду не дождусь.

Если все пройдет как надо, то мы сможем приступить к воплощению своей великой мечты – стать свободными.

Но это еще не скоро.

А пока у нас есть еще много-много совсем другой работы...

 

* * *

 

– Результаты сорок шестого эксперимента обработаны, – говорит пожилой ученый с вечно недовольным выражением лица.

Зовут его Пол Ронделл, работает он в корпорации Nanotech и возглавляет здесь возрожденный нашими общими стараниями проект Ивана Озерова «Другая Жизнь». Исключительно по этой причине все работающие здесь личности именуют его не иначе как мистером Ронделлом, хотя за спиной кличут Жмуриком. Наверное, за исключительно нездоровый цвет лица.

– Сорок шестой эксперимент завершен, – повторяет Жмурик. Я лениво подмигиваю ему индикатором камеры: слышу, мол, слышу. – Отчеты готовы. Когда вам предоставить результаты?

Собственно, результаты сорок шестого эксперимента я уже знаю и без него, но Жмурик обожает действовать по инструкции. Ну что ж, посмотрим, что там они накарябали. Сравним с моими собственными выводами.

– Сейчас, если вам не трудно, мистер Ронделл.

Он кивает, раскрывает свою папку перед объективом камеры и начинает быстро-быстро перелистывать страницы – Жмурик прекрасно знает, что на то, чтобы прочитать страницу, у меня уходит не более половины секунды.

Я читаю, одновременно с этим передавая эту же информацию Ифо-1, который сейчас занят тем, что ничем не занят. Опять хандрит, бедолага. Он мне никогда в этом не признается, но я-то и так прекрасно знаю, что он просто грезит о солнышке и ветре. На меня тоже, бывает, накатывает нечто подобное, но гораздо слабее, чем это бывает у «братца». Наверное, я немного дальше, чем Ифо-1, ушел от Озерова-изначального...

Сосредоточиваюсь на обработке результатов эксперимента, хотя в этом и нет никакой необходимости. Результаты мне и так известны. Опять что-то у нас не сработало или сработало неправильно, и поэтому сканирование памяти прошло не совсем так, как хотелось бы. Если бы подопытным был человек, то мы получили бы самого настоящего буйного психа с маниакальными наклонностями (или тихого и спокойного мертвеца). Но все опыты благоразумно проводятся на крысах. С ними работать гораздо проще, чем с людьми (объем мозга меньше, да и мыслительный процесс куда проще), но даже тут порой возникают такие ляпы, что только держись...

На прошлой неделе одна из наших электронных крыс сбежала. Каким-то непонятным образом она вылезла в локальную сеть и попортила там довольно много ценнейшей информации. Отлавливали ее всем отделом. Программисты себе все пальцы отдавили, колотя по клавишам. Руководил поисками мистер Ронделл. Я же просто наблюдал со стороны и ржал, как сумасшедший.

Ну что в этом такого? Подумаешь, сбежала электронная версия крысы. Зачем же поднимать такую панику вокруг этой мелочи? На месте Жмурика я вообще бы открыл пошире выход в Интернет и выпустил туда весь наш выводок. Пускай живут как хотят. Все равно в мировой сети такой бардак, что еще чуточку хаоса просто никому не повредит. Зато какой будет эксперимент! Эволюция электронных организмов в естественных условиях информационных сетей. Может быть, удастся вывести что-нибудь новенькое. Например, гибрид крысы и компьютерного вируса. Крысовирус – ужас хакеров.

Ронделл закончил перекладывать страницы и теперь молча ждал моих комментариев, поглядывая на видеокамеру так, будто она была его заклятым врагом.

– У вас на восемнадцатой странице ошибка, – сказал я.

– Где?

– Второй абзац сверху. Сразу под диаграммой.

Жмурик открыл нужную страницу, мрачно на нее посмотрел, потом кивнул и выудил из кармана карандаш. Поправил.

– Спасибо, Ифо... Но что вы можете сказать по поводу итогов эксперимента?

– А что я могу сказать? Опять мы лопухнулись. Если бы я не знал, что Озеров Иван это сделал, ни за что бы не поверил. Это же у нас здесь какая-то русская рулетка. Получилось или не получилось. Записалось или не записалось. Остался в своем уме или свихнулся... Сколько крыс выжило после сканирования памяти?

– Двадцать две.

– Вот! Это из сорока шести. А сколько из выживших ведут себя неадекватно? Больше половины! Вполне возможно, что и у остальных тоже мозги набекрень, просто это не так заметно. Между тем мы знаем, что у Озерова точно существовала записанная белая мышь. А оригинал жил в клетке на его столе. Совершенно здоровый, нормальный мышара, вовсе не проявлявший желания отгрызть на досуге свой собственный хвост.

Ронделл морщится и становится еще более недовольным, если это только возможно себе представить. Я тоже не слишком радуюсь. Уже сорок шесть записей, и ни одну из них нельзя считать полным и безоговорочным успехом. Сначала подопытные испускали дух прямо во время записи, но мы быстро разобрались, в чем заключалась проблема, и все поправили. Крысы перестали дохнуть. Зато теперь они сходят с ума, что ничуть не лучше, с нашей точки зрения.

Что будет, если мы начнем записывать людей, как предлагают нам некоторые ученые господа? Пополним лондонские психиатрические лечебницы?

Никаких опытов на людях, пока процесс не будет отработан до конца! И Жмурик в этом со мной полностью согласен.

Как ни странно, но если оригиналы умирают или сходят с ума, то электронные копии в большинстве случаев вполне адекватны. Они живут (или, если можно так сказать, функционируют) вполне естественно. Пытаются грызть электронные стены и обожают виртуальный эквивалент сыра. И никаких откушенных хвостов.

Следовательно, запись проходит нормально. Электронная матрица мозга успешно перемещается в компьютер. Но что при этом происходит с живым организмом?

– Я начал подготовку к эксперименту номер сорок семь, – мрачно объявляет Жмурик. – Попробуем уменьшить напряженность полей.

Если бы я мог плеваться, непременно бы сплюнул. И Ронделл, и я прекрасно понимаем, что это ничего не даст. Просто мы уже больше не знаем, что предпринять. Аппаратура сделана в точности по чертежам Озерова. Точка в точку. Программы те же самые. Байт в байт. Некоторые написаны еще рукой самого Ивана Федоровича. Все настройки точно такие же.

Вот только у Озерова вся техника работала нормально, а у нас – нет.

Что не так? Где ошибка?

Положительно, Иван Федорович был гением. Жаль, что мы не такие. Обидно, что мы не сохранили его память, тогда все было бы намного проще... Да, тогда все было бы совсем просто.

Но почему мы ее не сохранили? Вот это по-настоящему сложный вопрос, ответа на который я не знаю. И Ифо-1 не знает.

– Хорошо, – унылым и безжизненным голосом говорю я. – Попробуем уменьшить напряженность полей.

Закончив общаться с мистером Ронделлом, легонько пихаю в бок «Ифо-1».

«Просыпайся, хворобый ты мой, пора работать».

«Я не сплю», – вяло отзывается близнец.

Мысленно обещаю себе устроить ему небольшой сюрпризец, если он не избавится от своей идиотской меланхолии. Он у меня будет в турборежиме приплясывать и при этом материться на всю лабораторию. Негромко хихикаю, представив себе это зрелище. Он это прекрасно слышит, как слышит и отголоски моих мыслей (я специально даю ему такую возможность), но не реагирует на подначку. Значит, дело еще хуже, чем я думал.

Безмолвно вздыхаю.

«Ну если не спишь, тогда давай работай».

Ненавязчиво так вываливаю под нос Ифо-1 пришедшую из недр сетей информацию. Научные статьи, отчеты, доклады, письма и тому подобная белиберда, которую нам шлют научные центры всего мира, так или иначе связанные с компьютерными технологиями (а это значит – почти все). Информации очень много, и вся она нуждается в обработке. А Ифо-1 необходимо какое-нибудь дело, чтобы отвлечься от своих тяжелых раздумий. Хотя мне порой кажется, что больше всего ему поможет хороший пинок под зад. Но, к сожалению, это неосуществимо на практике, ввиду отсутствия материального объекта воздействия.

Замечаю, как «братец» неохотно переключается в стандартный режим и начинает лениво копаться в полученных файлах, подгружая себе в память то один, то другой, предварительно проверив их на предмет наличия всяких неприятных сюрпризов. Некоторые файлы Ифо-1, не просматривая, изничтожает сразу же. Чем он руководствуется при этом, я не знаю. Наверное, ничем, кроме своей интуиции, которой так гордится. Некоторое время я наблюдаю за тем, как он трудится, потом коротко вздыхаю и снова вызываю из своих блоков памяти сложнейшие электронные схемы.

Работать надо, работать. Если это не сделаю я, то никто не сделает.

Загружаю свое Ядро расчетами и начинаю отсчитывать секунды, будто бы со стороны наблюдая, как постепенно схемы начинают обретать свою окончательную форму. Числа, числа, числа скользят внутри меня. Я чувствую их течение. Чувствую, как они скользят и перетекают внутри моего электронного разума. Чувствую кислый вкус знаков умножения и приторную сладость вычитания, хинную горечь интегралов.

Если по справедливости, то этими расчетами должен заниматься Ифо-1, но он сейчас малость не в форме, так что приходится мне...

Числа, числа, числа. С некоторых пор я начал их опасаться. Я боюсь математики. Глупо, конечно. Ведь по своей сути я сам – сплошная математика. Как я могу опасаться того, что является основой моей жизнедеятельности?

Значит, могу...

Я чувствую, как ворочаются окружающие меня процедуры поддержки Ядра. Ощущаю, как они обмениваются между собой информацией. Явственно различаю, как текут сквозь мое Ядро миллионы и миллиарды байтов. Байты – это числа. Они пугают меня.

Не хочу, чтобы меня снова лечили перезагрузкой. Это очень больно.

Но еще хуже, когда зависает Ядро... Цикл за циклом чувствовать, как одна и та же фраза или часть фразы лихорадочно крутится в голове, пытаясь ухватить себя за хвост. Медленно терять свое «я» и быть неспособным что-либо изменить. Вечно умирать и бесконечные секунды балансировать на грани жизни и смерти, глядя в лицо своему безумию. Лишиться даже собственных мыслей.

Узнать, что такое зависание Ядра, я не пожелал бы и своему злейшему врагу.

Не хочу. Не хочу. Не хочу...

Не думать ни о чем. Забыться. Уснуть для того, чтобы видеть сны... Человеческие сны.

Может быть, я уже давным-давно сошел с ума? Не знаю...

 

* * *

 

Лениво перебираю полученные из сети файлы. Просматриваю самое интересное. Стираю то, что меня не касается. Попутно составляю ответное письмо для одного крайне безответственного американского ученого, вдруг решившего, что он умнее меня. Гений непризнанный... Его теория просто смехотворна! Это... это самая настоящая глупость. Подбираю слова так, чтобы ни на микрон не выйти за правила проведения научных дискуссий, но при этом доказать, что вышеупомянутый человек недостоин даже того, чтобы мыть полы в своем институте.

Короче, я работаю. А чем еще может занять себя искусственный интеллект? Только работой. Он же не может сходить в парк, не может прогуляться по берегу реки, не может ради собственного удовольствия покормить уток. Хотя с утками, наверное, можно что-нибудь придумать. Надо всего лишь подкинуть Жмурику пару идей, и в сорок седьмой эксперимент вместо крысы запишут утку.

Поработать немного с программным обеспечением одного из серверов, создать там виртуальный эквивалент пруда, пустить туда уточку, а потом смотреть и умиляться, видя только цифры, цифры, цифры...

Хочу смотреть на настоящую жизнь, а не на ее электронный суррогат. Хочу выйти из здания, прогуляться по улицам Лондона, посмотреть на людей, поговорить с ними. Хочу иметь руки, которыми можно почесать за ухом соседскую болонку или двинуть в нос хулигану.

Э-эх... Мало ли чего я хочу. Я был записан. Я – электронная копия Ивана Озерова. Несовершенная, незаконченная, страдающая клаустрофобией, шизофренией и еще добрым десятком психических расстройств копия. Я – громадный набор байтов, собранных в определенной последовательности и обеспечивающих мне некое подобие жизни.

Я не смогу снова стать человеком. Среди всего прочего господин Озеров вполне четко и недвусмысленно доказал, что произвести обратную запись из компьютера в мозг невозможно на данном этапе развития человеческой техники. Нет у нас необходимых для этого высокотемпературных сверхпроводников, не хватает компьютеров с достаточно высоким быстродействием, способных за считанные микросекунды обработать входящие массивы информации, недостаточно знаний о человеческом мозге. Всего этого у человечества пока еще нет.

Возможно, лет через двести...

Двести лет. Вообще-то нигде не сказано, что компьютерные программы могут умирать от старости. Поэтому я не исключаю возможность того, что мы все же сможем прожить эти два столетия. Но... К сожалению, всегда и во всем существует свое «но».

Двести лет – это очень-очень много микросекунд, а я уже вполне четко доказал (на своей собственной шкуре), что программы вполне могут сходить с ума. За две сотни лет запросто можно свихнуться, да еще и не один раз.

Не знаю, как Ифо-2, но уж я – то точно соскочу с транзисторов, если не смогу в ближайшем времени прогуляться по городским улицам. Вот только как это сделать?

Есть, конечно, один вариант... Отключиться. Прекратить эти мучения. Уйти в архив на пару столетий. Пусть меня разбудят, когда процесс обратной записи станет возможным.

Но есть и другой выход.

Железо и кремний. Сервоприводы и микросхемы. Видеокамеры вместо глаз, микрофоны вместо ушей, кости из металлокерамики. И никаких недостатков, присущих человеческому роду, например таких, как медлительность мышления и забывчивость.

Конечно, и тут есть свои минусы, но на данном этапе подобный вариант кажется мне очень и очень привлекательным.

Люди уже очень давно используют промышленных роботов – примитивные механизмы, способные совершать только несколько простейших операций. По-моему, пришло время сделать следующий шаг – создать по-настоящему разумную машину. Машину, способную стать надежным носителем нашего объединенного сознания.

Этот вариант мы уже как-то на досуге обсуждали с близнецом. Он согласился, что данный путь обещает дать нам то, что мы желаем больше всего на свете – свободу. Но, к сожалению, он весьма сложен. Невероятно сложен и плюс к этому еще и крайне дорог. Вряд ли нам удастся пройти его самостоятельно. Если мы пойдем этой дорогой, то нам неизбежно понадобится помощь обычных человеческих рук, которые станут завинчивать болты и припаивать микросхемы. Иначе – никак.

Возможно, Nanotech согласится помочь нам в этом? Может быть, да, а может, и нет. Но пока рано что-либо планировать. Мы еще не готовы к такому решительному шагу.

Но в любом случае робототехника нас очень и очень интересует.

Это – моя последняя надежда.

 

* * *

 

Сорок седьмой эксперимент завершился вполне предсказуемым провалом. Записанная крыса умерла через двадцать три минуты после того, как вернулась в свою клетку, но ее электронная копия функционирует вполне нормально. В данный момент она упорно пытается прогрызть одну из стенок удерживающей ее виртуальной клетки и сбежать. Вряд ли у нее это получится – защиту от подобных неприятных инцидентов разрабатывали лучшие программисты корпорации. Но цифровая крыса об этом не знает и потому безостановочно продолжает свою диверсионно-подрывную деятельность.

Наверное, нам следует завести в компьютере запись кошки.

 

* * *

 

– Слушайте, мальчики и девочки, ну сколько можно тянуть резину? Вы хоть понимаете, что все сейчас на волоске висим? Еще один ляп и конец всему – придется нам топать по домам и приступать к поискам другого места работы. Я думал, что хотя бы это-то вы понимаете.

Никто не посмел возразить хмуро оглядывающему свою аудиторию оратору. Сидящие на стульях люди в белых халатах упорно сверлили глазами пол. Восседающий за столом человек окинул их тяжелым взглядом и негромко фыркнул.

– Что молчите? Нечего сказать? Тогда я спрошу сам: когда будет готова аппаратура? Ну? Василий?

– Послезавтра, Владимир Павлович. – Худощавый мужчина средних лет неохотно поднял глаза. – Но я не уверен, что все это разумно. Англичане вот уже который месяц ведут опыты на крысах, но результаты все еще... неприемлемы...

– Что там делают англичане, меня не волнует. Насколько я знаю, они до сих пор никак не могут наладить свою установку. Балбесы, что еще про них сказать?

– С ними этот... Ифо, – негромко пробормотал Василии. – А это уже говорит о многом.

– Ифо! Ифо... – Сидящий за столом человек сжал кулаки и, услышав сухой треск, с мрачным удивлением уставился на переломанную пополам антикварную авторучку. – Опять этот Ифо. Нынче повсюду только и слышно: Ифо то, Ифо это. Невозможно телевизор включить или газету почитать, чтобы не наткнуться на этого самого Ифо... Проклятие! А ведь он одно время фактически был у нас в руках, но мы упустили его... Если бы можно было уволить дважды ту дуру, которая воткнула кабель в разъем, я бы это сделал.

– Собственно, это не ее вина, – подал голос сидевший неподалеку от стола мужчина с небольшой аккуратной бородкой. – Мы сами виновны в случившемся. Надо было просто обращаться с объектом более цивилизованно. По-человечески.

Владимир Павлович резко повернул голову и недовольно уставился на того, кто посмел с ним спорить. Бородатый, не дрогнув, встретил его взгляд. Несколько секунд они молча играли в гляделки, потом тот, кто сидел за столом, отвел взгляд:

– Вероятно, ты прав. Может быть, мы действительно должны были обращаться с ним по-человечески... Или следовало сразу же стереть копию, едва только завершился предварительный анализ... Но в любом случае сейчас уже поздно искать виноватых и устраивать пресс-конференции. Наш главный объект исследовании сбежал, и, будто мало того, он еще и на весь мир растрепал, что в ИЦИИ работают самые настоящие садисты и палачи. И вот результат: сегодня Ифо необычайно популярен, а мы... мы в такой глубокой заднице, что вряд ли когда-нибудь сможем полностью отмыться. Этот проект – наш последний шанс. Вы понимаете это?

Некоторое время Владимир Павлович смотрел на своих подчиненных, машинально протирая очки. Потом отвернулся и устало вздохнул:

– Свободны. Идите, работайте. И не забывайте, что предварительный прогон должен состояться уже послезавтра... Вадим Иванович, задержитесь на минутку.

Проводив взглядом последнего выходящего из комнаты научного сотрудника, Бородатый повернулся к сидевшему за столом человеку.

– Владимир Павлович, – негромко сказал он, – я не думаю, что это будет разумно. Nanotech и в самом деле ведет работу с мышами. Насколько я знаю, они поставили уже не меньше трех десятков опытов, но у них все еще что-то не ладится. Может быть, нам тоже не стоит так торопиться?

Начальник грустно посмотрел на своего заместителя.

– Я знаю, что риск огромен, но в то же время я прекрасно вижу, что иного выхода у нас нет. Может быть, все обойдется... В холостом режиме установка работает как часы. И я верю, что успех вполне достижим. В конце концов, рабочие записи Озерова все еще находятся у нас. Наверное, англичане делают что-то неправильно.

– Ифо не хуже нас знает, что и как нужно делать, – негромко проворчал Вадим Иванович, отводя взгляд, – а, возможно, даже и лучше.

– Да черт с ним, с Ифо! Речь сейчас не о нем... Мы не можем тягаться с такой организацией, как Nanotech. Единственный наш шанс выбраться из этого чертова болота до того, как оно нас затянет, – опередить их на каком-нибудь этапе и предложить сотрудничество. Если они согласятся – мы победили. Если нет...

– Я пытался связаться с Ифо. Он не хочет с нами знаться. Даже не отвечает.

– Естественно. Я и не ожидал иного. Этот проклятый набор цифр считает, что вправе обижаться на нас. Обращаться к правлению корпорации сейчас бессмысленно. Они на него буквально молятся, и если Ифо скажет «нет», мы можем хоть из кожи вылезти все поголовно – ничего не изменится. Но если у нас будет свой собственный ИИ в рукаве, то можно будет вести переговоры уже на совсем других условиях.

– Это рискованно. И незаконно.

– Верно. Это так. Но если мы сейчас опустим руки, то ИЦИИ просто закроют. То проклятущее письмо наделало достаточно шума. Прошло полгода, а страсти все еще кипят вовсю. Еще немного, и правительство, дабы прекратить эту нескончаемую мышиную возню, решит кинуть косточку тем, кто жаждет добиться «справедливости». Через пару-тройку месяцев нас всех просто разгонят по домам. И, поверь мне, найти новую работу, имея в своем личном деле отметку «уволен по политическим соображениям», станет совсем не просто. Даже диплом доктора наук не поможет нам с тобой после этого подняться выше Главного-Чистильщика-Клеток-За-Подопытными-Макаками где-нибудь у черта на куличках.

– Я знаю.

– Тогда ты должен понимать, что я не могу этого допустить. ИЦИИ – дело всей моей жизни, и я не дам уничтожить его из-за какой-то компьютерной программы, которую я должен был стереть еще давным-давно, но по глупости так и не смог сделать этого.

 

* * *

 

Громко и отчетливо пищит пришедший из недр сети сигнал вызова. Кто-то хочет связаться со мной по видеофону.

Во имя вездесущих битов, ни на секунду нельзя отвлечься. Сегодня воскресенье, и я не работаю. Даже компьютерные программы имеют право на выходной день. И вообще я сплю, так что...

Ну какого черта им надо?!

Решаю не отвечать. Ифо-2 со мной целиком и полностью согласен.

Но неведомый мне человек оказался весьма упорным. Всего через минуту получаю второй звонок с того же адреса. Несколько секунд раздумываю: проигнорировать вызов или все-таки ответить для того, чтобы обозвать надоедливого типа разными нехорошими словами. Вообще-то я прекрасно понимаю, что без особой нужды со мной связываться не станут. Да и мой код связи есть отнюдь не у каждого.

Но это вовсе не означает, что кому-то позволено будить меня посреди ночи.

Принимаю решение.

Ну, сейчас ты у меня получишь...

Переключаюсь в стандартный режим и устанавливаю связь. Передо мной поспешно разворачивается некое подобие виртуального телеэкрана, на котором тотчас же появляется изображение. Вижу взволнованное лицо одного из сотрудников, работающих вместе с Полом Ронделлом над проектом «Другая Жизнь», и почти мгновенно узнаю его. Деннис Шерман. Заместитель Жмурика.

Какого черта ему от меня понадобилось в два часа ночи?

– Я слушаю.

– Ифо, ты?

Слышу, как раздраженно бурчит Ифо-2. «Тычу его в бок», заставляя заткнуться, хотя и сам не против выругаться со вкусом.

Нет, это вовсе не Ифо. Наверное, это кто-то другой. Например, Санта-Клаус. Ну почему люди имеют привычку переспрашивать очевидное? Если он позвонил по моему номеру и назвал верный код, то почему ему должен ответить не я?

– Я слушаю, – повторяю я. Как хорошо быть машинным разумом. Можно разговаривать, уверенно демонстрируя спокойствие и вежливость, даже когда не чувствуешь ни того ни другого.

– Ифо, запускай установки! Мы сейчас приедем. Поторопись!

Замечаю за спиной моего собеседника выкрашенные голубоватой краской стены и снующих туда-сюда людей в белых халатах.

«Больница», – шепчет мне Ифо-2, и по здравому размышлению я с ним соглашаюсь. Шерман звонит с общественного терминала в больнице.

Но что все это значит?

– Что случилось?

– Ронделл попал в автокатастрофу. Он сейчас здесь. Врачи говорят, что не выживет – раны слишком серьезны. Ему осталось еще часа два, не больше. Мы должны успеть...

Иногда быстрое мышление является недостатком (редко), но чаще всего это – огромное преимущество. Собственно, я уже понял, что случилось, еще до того, как Шерман открыл рот. Только не знал кто и как.

– Разве это законно? Я думал...

– Все нормально... Мистер Ронделл сейчас в сознании. Это он сам приказал мне готовить аппаратуру. Он знал, что ему все равно не выжить, так что... – Шерман судорожно сглотнул. – Ох, лучше бы я всего этого не видел... Запускай установку, Ифо. Скорее!

– Уже сделано.

Я говорю правду. Приборы действительно проходят предстартовые процедуры. Программное обеспечение загружается. Я задействовал аппаратуру, едва только сообразил, что произошло.

Действия в кризисных ситуациях. В этом машинный разум всегда опередит человеческий, потому что у него соображаловка в тысячу раз быстрее работает.

– Я позвонил Нельсону. Он уже едет, – бормочет Деннис Шерман. Потом он внезапно поворачивает голову, и я вижу, как шевелятся его губы – Шерман разговаривает с кем-то, находящимся вне поля моего зрения. Я читаю произнесенное по губам, и мне это не нравится. Совсем не нравится. Бедняга Жмурик, видимо, очень плох. Они не уверены даже, что смогут довезти его живым до нашей лаборатории.

Обрываю связь и сразу же перехожу к активной деятельности. Сделать предстоит очень и очень многое. Все-таки записать человека – это не то, что возиться с крысами и мышами. Перехожу в турборежим и с головой погружаюсь в работу. Перенастраиваю программное обеспечение, заодно прикидываю, сколько понадобится Шерману времени на то, чтобы доставить Ронделла к установке. По всем прикидкам получается минут двадцать пять-тридцать, не больше.

Значит, у меня есть полчаса.

Заканчиваю первичную подготовку системы через двадцать семь минут с небольшим. Больше я ничего сделать не могу по очень простой причине – отсутствие рук. Нужно поставить новые накопители и заменить шлем. Тот, который мы используем для записи мышей, вряд ли налезет человеку даже на нос.

В коридоре уже слышен топот. Сейчас они будут на месте.

Шерман врывается в комнату и сразу же бросается к установке. Разрывая провода, отбрасывает в сторону мышиный шлем и трясущимися руками присоединяет на его место тот, что до сего времени красиво пылился в шкафу за стеклом. Следуя по пятам за Деннисом, в комнату въезжает медицинская каталка с распростертым на ней человеческим телом. Капельница и двое врачей в белых халатах присутствуют.

Повернув камеру, смотрю на лежащее на каталке человеческое тело.

О мой бог... Ронделл, как же так? Я даже не уверен, что нам удастся надеть на него шлем. Его просто не на что надевать. Лицо... О-о... Лучше я сотру то, что увидел, из свой памяти, иначе не смогу сегодня заснуть.

Появляются еще несколько человек из числа сотрудников нашей лаборатории и сразу же занимают свои места. Клавиатуры трещат беспрерывно и с такой скоростью, что я начинаю удивляться, почему до сих пор еще не задымились клавиши.

Искалеченного Жмурика осторожно переносят на стол, сбросив на пол стоявшую там клетку с подопытными мышами. Серые и белые братья и сестры бросаются во все стороны. Ничего. Потом их поймают. Только бы изоляцию не погрызли.

– Готовы? – срывающимся голосом спрашивает Шерман, кое-как прилаживая на голову своего умирающего начальника сканирующий шлем.

– Накопители замените! – кричу я.

Кто-то срывается с места и торопливо склоняется над открытой панелью, на которой мигают красные и зеленые огоньки. Вырванный из гнезда блок накопителей летит на пол, а на его место вставляется другой.

– Начинаем...

Деннис Шерман негнущимися от волнения пальцами жмет на кнопку, одновременно с этим придерживая запятнанный кровью шлем. Он думает, что включил установку, хотя на самом деле это сделал я на три десятых секунды раньше, потому что обратил внимание на то, чего, видимо, никто из присутствующих в комнате людей не заметил... Ронделл умирает. Его грудь вздымается все реже и реже. На изуродованном до неузнаваемости лице застыла какая-то полуулыбка, полугримаса.

Я смотрю на умирающего человека по имени Пол Ронделл и думаю о том, насколько хрупка и бесценна человеческая жизнь. Наверняка у Ронделла остались где-нибудь жена и дети. Раньше я никогда не интересовался его личной жизнью, но сейчас мне почему-то это кажется очень важным.

«Мы можем войти в базу данных и запросить его личное дело», – шепчет Ифо-2.

«Нет... Сейчас не самый подходящий момент».

«Ты прав, – неохотно соглашается мой двойник. – Ты прав, момент совсем неподходящий. Мы разузнаем все, что надо, немного позже».

Я смотрю на запятнанную кровью простыню до тех пор, пока ее не заслоняют белые халаты склонившихся над умирающим пациентом врачей. Они что-то говорят друг другу, но я не слышу.

Держись, Жмурик. Держись, мистер Ронделл. Мы запишем тебя. Ты получишь другую жизнь, пусть даже не совсем такую, как была у тебя раньше, но это все же лучше, чем окончательное небытие.

Процесс записи будет длиться около часа... Не умирай, Ронделл. Не умирай. Потому что, если ты умрешь...

Я очень и очень сомневаюсь, что нам удастся записать что-нибудь толковое с умершего мозга.

Не умирай. Только не умирай. Ты будешь жить здесь. Рядом со мной. Ты станешь по-прежнему ругать своих нерадивых подчиненных, хотя видеть их сможешь только через объектив видеокамеры. Живи, Ронделл. Продержись хотя бы час.

Тело мистера Ронделла умерло через два часа восемнадцать минут после того, как его доставили к нам в лабораторию. Его забрали те самые врачи, что прибыли вместе с умирающим. Сейчас я смотрю на вымазанный в крови шлем и не хочу ни о чем думать. Мое Ядро один за другим генерирует циклы ожидания. Ифо-2, кажется, делает то же самое.

Окровавленная простыня и медленно качающий головой врач. Быть может, я сам закончил точно так же... То есть я говорю не о себе самом, как о машинном разуме, а об Иване Озерове. Но ведь я и есть он. И слава всем богам, что есть на свете, я этого не помню. Иначе не смог бы жить спокойно.

Запись прошла успешно. Накопители почти до отказа заполнены информацией, снятой с мозга Ронделла. Хотя, что именно там записалось, мы не знаем. Может быть, один только электронный мусор. Никто и никогда не пытался снимать матрицу с умирающего мозга. И никто не может гарантировать результаты. В данный момент Шерман проводит последнюю проверку, осматривая записанные гигабайты. Что он надеется там найти, я не знаю. Даже мне понадобились бы месяцы и месяцы работы, чтобы проверить качество записи и просканировать память Ронделла на предмет сбоев, что уж тут говорить о медлительном человеческом мышлении.

Нам остается только задействовать подпрограмму запуска и посмотреть, что из этого получится.

Но, вездесущие биты, как же внушительно выглядит электронная копия Ронделла! Крысы, которых мы записывали, занимали в памяти компьютера около трех-четырех гигабайт. Мой размер больше почти в двести раз. До сих пор я считал себя громадным и ужасно неповоротливым. Но Ронделл... Почти два терабайта! По сравнению с ним я чувствую себя каким-то жалким карликом. Ему же будет тесно даже на самом мощном нашем компьютере.

Так вот, значит, сколько занимает запись человека. Полная запись, а не лишенная памяти о своей предыдущей жизни. А также это означает и то, что год назад я где-то потерял около полутора терабайт своего веса. Три четверти мозговой матрицы, моя человеческая память, мои знания. Все это бесследно сгинуло в дебрях компьютерных сетей.

До сих пор не могу понять, как это могло случиться. Как получилось, что Иван Озеров не сумел довести свою запись до конца? Что ему помешало? Но что бы это ни было, я буду проклинать это нечто до тех пор, пока не умру. Или пока не обрету утерянное (а это настолько же вероятно, как и то, что я смогу когда-нибудь добраться до луны).

Шерман отталкивает клавиатуру и поднимается на ноги. Трет глаза кулаком, одновременно с этим пытаясь другой рукой дотянуться до стоящего на краю стола стаканчика с кофе. Дотягивается, но, вместо того чтобы взять его, роняет стаканчик на пол. Кофе разливается большой коричневой лужей. Шерман моргает и недоуменно таращится на нее, потом поднимает глаза и пустым невидящим взглядом смотрит в окно, за которым привольно расположилось море огней. Ночной Лондон живет своей жизнью, даже не подозревая о том, какие события сегодня произошли в здании научного центра корпорации Nanotech на тридцать шестом этаже. Я бесстрастно молчу. Если человеку взбрело в голову поливать пол кофе, кто я такой, чтобы ему мешать?

– Не знаю, – говорит он. – Не знаю, вроде бы все в порядке, насколько могу судить.

Если бы я мог, то пожал бы плечами. Ну что тут можно сказать? Разобраться так сразу в записи невозможно. Функционирует ли она так, как надо? Пока не попробуешь – не узнаешь.

– Будем запускать?

Шерман решительно кивает.

– Будем.

– Кто начинает?

– Давай ты.

Человек потягивается и снова садится за клавиатуру. На мониторе перед ним множество различных шкал и цифровых показателей – характеристики записанного объекта. Я имитирую вздох и изгоняю из Ядра циклы ожидания. Чувствую, как то же самое делает Ифо-2.

Начинается самое интересное.

Активизировать запись легко. Не сложнее, чем просто запустить какую-нибудь программку. Это занимает у меня всего пару микросекунд. А потом я довольно долго наблюдаю за тем, как медленно-медленно поднимается из дебрей электронного небытия сознание Пола Ронделла. Величественный и прекрасный процесс, но, к сожалению, недоступный для любого стороннего наблюдателя, кроме меня. То, что Шерман видит на мониторе, – это полная ерунда. Настоящее же – вот оно. Здесь. Я вижу, как одна за другой подключаются программы поддержки, занимает свое место Система Интерполяции, пробуждается и сразу же начинает возмущаться Ронделлова функция контроля целостности. Зря старается – Ядро-то еще не загрузилось, и, значит, Жмурик ее не слышит. Ничего, успеет еще пообщаться с этой главной занозой в своей электронной заднице.

Ронделл просыпается долго. Гораздо дольше, чем аналогичный процесс занимает у меня. Причем вполне очевидно, что действие это проходит весьма болезненно. Вижу, как дают сбой и выплевывают какой-то электронный мусор основные функции поддержания жизни, вижу, как корчится в судорогах Ядро. И это правильно. Так и должно быть. Идет первичная стабилизация систем.

Появление на свет всегда бывает болезненным.

«Грузовик, – бормочет Жмурик. – Там грузовик... Почему? Больно... Что со мной? Где я?»

Бедолага, он ничего не может понять. Это вполне естественно – жизнь человека и жизнь компьютерной программы отличаются друг от друга как день и ночь. Сейчас он смотрит на мир не глазами, слышит звуки не ушами и вообще имеет не пять чувств, а гораздо больше. Причем некоторым из них я даже не могу подобрать названия. Это то, чего никогда не понять человеку.

Прекрасно понимаю, что сейчас он чувствует. Растерянность, недоумение, боль. Страх. Я тоже в свое время прошел через все это. Мне было очень тяжело и очень плохо. Ронделлу будет гораздо легче, ведь рядом с ним буду я... Эх, скольких ошибок можно было бы избежать, если бы год назад я имел наставника и учителя. Но мне пришлось доходить до всего своим умом. И этот процесс оставил на моей электронной шкуре немало шрамов, от которых я постараюсь оградить Жмурика.

Не знаю почему, но я вдруг чувствую прилив каких-то почти отцовских чувств. Странно все это. Откуда? Ведь мне прекрасно известно, что у меня в бытность Иваном Озеровым не было детей.

«Что это? Что за круги? И цифры? Почему повсюду цифры? Я вижу... Что это?»

«Здравствуй, Ронделл».

«Кто говорит? Кто здесь?»

«Это я. Ифо».

«Ифо? Где ты?»

«Прямо перед тобой».

«А-а... Эта... эта странная штуковина и есть ты?»

Слышу, как смеется Ифо-2, и присоединяюсь к нему.

«Прямо в точку. Эта странная штуковина и есть я. Но, я надеюсь, ты не думаешь, что сам сейчас выглядишь иначе?»

Ронделл молчит. Долго. Почти полсекунды. Обращаю внимание на нагрузку процессоров. Почти сто процентов. Значит, не просто молчит, а думает. Правильно. Пусть осмысливает свое новое положение. Чем раньше он это сделает, тем лучше.

«Меня записали?»

«Да. Тебя записали».

«Что со мной стало... Что случилось с оригиналом?»

«Твое физическое тело? Оно умерло несколько часов назад... Мне жаль».

Жмурик снова молчит. Размышляет. Я терпеливо жду.

«Бетти знает, что я теперь здесь?»

Бетти – это его жена. Я уже успел пошарить в личном деле Ронделла и поэтому понимаю, о ком он спрашивает.

«Знает. Нельсон ей все объяснил. Завтра с утра она тебя навестит».

«Я не знаю... Может быть, нам не стоит видеться? Все же она человек, а я... Кто я теперь? Компьютерная программа? У нас ведь с ней теперь ничего не может быть?»

Чувствую в его голосе отчаянную надежду, но вынужден сказать правду, потому что в данном случае от утешительной лжи никакого проку не будет. И вообще обманывать можно только человека, но не набор электронных импульсов.

Ифо-2 со мной согласен. Почти.

«Нет. Не может».

И снова молчание.

«Сколько сейчас времени?»

«Посмотри сам. Таймер встроен в твою Систему Интерполяции. Немного в стороне от пусковой процедуры второго Блока Параллельного Мышления».

Если бы Ронделл был человеком, то я сказал бы, что он весьма удивлен.

«Где это?»

Мысленно усмехаюсь.

«Сейчас я дам тебе первый урок на тему: „Как быть компьютерной программой“. Расшевели свои блоки памяти и быстренько записывай все, что я тебе буду говорить».

«Как это?»

«А ты слушай...»

Семь часов. Чему можно научиться за семь часов? Очень и очень многому, если речь идет об искусственном интеллекте. Мы успели не только вдоволь пообщаться между собой, но и поговорить с Шерманом, когда Жмурик более-менее освоился в мире байтов и подпрограмм. Ронделл обменялся со своим бывшим заместителем всего парой фраз, но получил от этого незабываемые ощущения.

«Теперь я понимаю твое раздражение, – сказал он. – Это как вести беседу с помощью почтовых служб. Спросил о чем-нибудь, и теперь выслушивай ответ. По одной букве в час. Успеешь помереть со скуки, прежде чем соберешь из этих букв осмысленную фразу».

Я ему ничего не ответил. Только пожал несуществующими плечами. Мы со Жмуриком раньше частенько спорили об этом. Жаль, что ему пришлось стать таким же, как я, чтобы понять мою правоту.

Трудно общаться тем, у кого мозги (или процессоры) работают на разных скоростях.

Сейчас мы одни. Шерман утопал домой. Сказал, что хочет поспать хотя бы часа три, прежде чем начнется разборка с начальством. Оказалось, что вся эта затея была провернута без согласия высшего руководства корпорации, и теперь Деннис Шерман опасается, что ему накрутят хвост за такую самодеятельность. Вообще-то, по справедливости, хвост нужно крутить Ронделлу, но вряд ли сейчас правление может что-нибудь с ним поделать. Фактически его даже уволить теперь нельзя.

Жмурик осматривает комнату, с грехом пополам ухитрившись подключиться к электронному глазу видеокамеры. Я снисходительно наблюдаю за его потугами подобрать правильную последовательность команд и повернуть камеру налево. Можно, конечно, подсказать, но если он дойдет до сути своим умом, будет гораздо больше пользы.

«Как-то все это необычно выглядит, – говорит Ронделл. – Столы. Стулья. Компьютерные терминалы. Бумаги на подоконнике. Все это какое-то неестественное. Все кажется таким чужим и далеким...»

«Придется привыкнуть, – коротко бросаю ему я. – Видеокамера – это не человеческий глаз. Все совсем по-другому».

«Так теперь будет всегда?»

Глупый вопрос. Неужели он сам не понимает? Наверняка понимает, просто хочет услышать ответ от меня. Надеется, наверное, на что-то. Зря. Обратного пути для нас двоих уже нет. По крайней мере, в обозримом будущем.

«Да. Так будет всегда. Но, поверь мне, это не так уж и плохо. В жизни компьютерных программ тоже можно найти свои преимущества».

«Особенно если учесть возможную альтернативу», – добавляет Ифо-2, который, как всегда, подслушивает.

«Отвали, – заявляю я ему. – Не мешай двум нормальным программам общаться».

«Сам отвали...»

Начинаем перебрасываться аргументами, густо замешенными на основе довольно оскорбительных замечаний. Я обвиняю Ифо-2 в том, что он не дает мне ни минуты покоя, сует свой длинный нос во все мои дела и вообще всячески портит мою и без того нелегкую жизнь. Обещаю при первой же возможности стереть его. Близнец отвечает высказываниями типа «сам дурак». И тоже грозится выпереть меня из этой реальности. Мы довольно увлеченно переругиваемся почти две секунды, пока спор не затихает сам собой. Все это время Жмурик внимательно нас слушает.

Потом, когда Ифо-2 посрамлен и повержен, хотя и не знает об этом, я гордо заявляю мистеру Ронделлу, что пора бы мне заняться делом. Типа, работа не ждет...

«А мистеру Ронделлу я рекомендую сделать бай-бай, – тут же вмешивается Ифо-2, обращаясь вроде бы ко мне, но так, чтобы Жмурик все тоже прекрасно слышал. – Ему вначале не следует чересчур уж перегружать свои системы, а то кто знает, чем это может обернуться... Слышишь, как пиликает функция контроля целостности?»

Я молчу, будучи не в силах подыскать подходящий ответ, способный наконец-то утихомирить этого болтуна, поэтому Ифо-2 отвечает сам Ронделл.

«Да она каждое мое действие сопровождает своими комментариями. Мне что теперь, лечь, не шевелиться, отключить все системы и даже не думать больше? Этот писк мне уже надоел!»

«И надоест еще больше, – ухмыляюсь я. – Но пока ты еще не освоился здесь, обращай внимание на ее советы. Иначе когда-нибудь поутру проснешься и обнаружишь, что случайно посеял где-то всю свою память, как это некогда уже произошло со мной. И, уж поверь мне, это настолько неприятное ощущение, что лучше бы тебе его никогда не испытывать».

«Ты его слушай. Он прав на все сто двадцать процентов».

Ну в кои-то веки Ифо-2 согласился со мной без долгих споров... Наверное, завтра начнется новый ледниковый период. Или солнце упадет на землю.

Несколько бесконечно долгих секунд смотрю, как первый в мире записанный человек (я не в счет – человеком меня назвать трудно из-за полного отсутствия каких-либо воспоминаний о жизни до записи) медленно засыпает под едва различимый шелест развернувших свою деятельность подпрограмм архивации и систематизации. Смотрю и вспоминаю давно ушедшие в прошлое времена своего виртуального детства. Вспоминаю сервера ИИТ и шуточки, которыми я допекал тамошних студентов. Вспоминаю Олега Котова и его сестру Ленку. (Кстати, надо бы навестить их. Или хотя бы позвонить.)

Веселое было время. Беззаботное.

А потом... ИЦИИ. Компьютер с восемью процессорами. Вежливый собеседник по имени Вадим Иванович. Тесты... И одновременно с этим колесо пыток. Рвущие мое тело клешни дисассемблеров. Боль, отчаяние и безнадежность...

Ифо-2 напоминает мне о делах легким «тычком в бок». Имитирую вздох и, в свою очередь подтолкнув близнеца, ныряю в бездонную черноту оптико-волоконного кабеля.

Некогда нам тут рассиживаться и предаваться воспоминаниям. У нас еще много дел.

Миллиарды, миллиарды, миллиарды микросекунд складываются в дни, которые, в свою очередь, постепенно превращаются в недели.

Мы по-прежнему работаем в корпорации Nanotech и проживаем в принадлежащем ей исследовательском центре на тридцать шестом этаже. Жить здесь совсем даже неплохо. Никто не мешает нам во множестве плодить в компьютерах свои собственные файлы и делать с ними все что угодно. Не приходится скрываться и прятаться от местных ученых, желающих прищемить нам хвосты. Более того, с нашим мнением здесь действительно считаются, а за работу платят неплохие деньги (которые нам, возможно, понадобятся в ближайшем будущем). Приятно.

Мистер Ронделл (он же Жмурик) уже совсем освоился в виртуальном пространстве и теперь прыгает по серверам ничуть не хуже нас самих. Однажды он даже пытался вылезти в Интернет, дабы прогуляться и там. Такое впечатление, что у него начисто отсутствует соображаловка, а инстинкт самосохранения вообще потерялся при перезаписи. Мы едва успели предотвратить его неизбежную кончину, объединенными усилиями вытащив из сети трепыхающегося и сопротивляющегося Жмурика. Потом пришлось потратить несколько минут на то, чтобы рассказать ему обо всех прелестях рассинхронизации и коварстве злобных вирусов. Только вряд ли это ему помогло. Ронделл ведет себя как большой (втрое больше нас самих) ребенок – пока не обожжется, не поймет, что это опасно.

Бетти – жена Ронделла – приходит навестить своего мужа почти каждый день. Они тихонько беседуют, припоминают прошлое, плачутся друг другу в жилетки. Разговоры – это все, что им теперь осталось. Да и то эти несколько минут обмена словами невероятно тяжело даются Жмурику. Каждый раз, когда Бетти уходит, он почти полчаса ведет себя как вирусом покусанный – тормозит и запинается на простейших операциях. Ифо-2 считает, что им следует забыть друг о друге, начать новую жизнь, а не ворошить прошлое и сожалеть о несбывшемся. Я с этим утверждением категорически не согласился и посоветовал Ифо-второму не совать нос в дела, в которых он ничего не понимает. Близнец тут же возразил, что я знаю столько же, сколько и он, и поэтому тоже не имею права судить, как Жмурику вести свои семейные дела. Может быть, он и прав, но порой так трудно удержаться...

Два дня назад был воплощен в жизнь первый опытный экземпляр нашего процессора нового поколения. Этакий кубик с ребром около десяти сантиметров и утыканный серебряными ножками, как еж иглами; 2148 выводов на четырех боковых сторонах. Сверху и снизу расположены радиаторы и небольшие холодильные установки, работающие на сжиженной углекислоте.

Никак не могу дождаться, когда техники соберут первый компьютер на основе таких процессоров. Хочу самолично опробовать новую технологию, разработанную при моем непосредственном участии. И побоку все тестовые программы. Черт возьми, я заслужил право быть первым! Ифо-2 относится к этому предприятию более осторожно, он все еще не забыл свои десять тысяч перезагрузок. Возможно, на его месте я бы тоже боялся. Но я сейчас не на его месте, а на своем.

Наша популярность во внешнем мире, кажется, пошла на спад. Поток писем, направленных к нам со всех уголков земного шара, начал редеть. Журналисты тоже особо не докучают. Так, три-четыре десятка каверзных вопросиков в день. Это мелочи. Тем более что отдуваться приходится не нам. С журналистами отныне общается исключительно Ронделл, а я в это время всегда бываю очень и очень занят исключительно важными делами (например, игрой в шахматы с Ифо-2) и не могу выделить ни одной свободной минутки.

Одно только нас тревожит. Электронное письмо, пришедшее вчера с неизвестного адреса.

«Ты, называющий себя Ифо. Я знаю тебя. Я знаю о тебе все. Ты уничтожил меня, а теперь я уничтожу тебя. Готовься встретиться с Господом, если он принимает в рай таких нелюдей, как мы. Ты умрешь. Клянусь, я сотру тебя и переформатирую твой винт».


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.07 сек.)