Глава 5. Мне вправду очень хочется им помочь в уборке, но я не в силах это сделать, точнее сказать - не могу встать

"Сухой"

Мне вправду очень хочется им помочь в уборке, но я не в силах это сделать, точнее сказать - не могу встать, сижу на скамейке у стола, оставленный здесь заботливым Очкариком. Меня до сих пор пронизывает боль в области почек (Быдайло был мастером в своем ремесле, бил точно и уверенно).

Пока корчу рожи от боли за столом, мир не стоит на месте, приборка набирает обороты.

Прибираются трое, но основная часть работ ложится на плечи Коли с Очкариком, для Сухого приборка что-то вроде забавы.

(Такие как он, любое благородное начинание могут исказить и опаршивить до такой степени…. А потом, когда все что можно было испортить испоганят, злорадствуя обвинят во всем тех, кто больше всех работал, оттого меньше говорил.

И отчего-то большинство людей, таким как Сухой верят, кто-то доверяет, не хотят видеть истину маячащую перед носом, верят тем кто больше всех орет перебивая других, воруют у нас истину подставляя вместо сладкий и многообещающий обман.

Меня всегда такая позиция общества угнетала, но со временем привыкнув к реалиям, я понял, что от моего недовольства, никому не сделается ни хорошо, ни худо. Дело в том, что вся страна устроена таким образом, от низов до верхов - все пронизано враньем. Мы лжем, не считаясь с совестью, когда нам это удобно, всякий раз чем-нибудь да оправдывая себя, и неистово с гневом возмущаемся, когда чей-то обман касается нас, таких милых и чистых.

"Да, как они посмели!!! Отрубите им руки за это!" - кричим мы. А начать-то надо рубить прежде с себя.

В общем, я с этим смирился давно, и уже не обращаю такого сильного внимания, что было в прежние годы)

Стоит признаться, в начале Сухой поддерживает общий задор, здоровой рукой собирает вещи, как все, спрятав больную в карман ветровки. Но это связано не с желанием помочь, просто не хочет выделяться из толпы, потому что даже Фонарь, согнутый пополам в спине собирает свои пожитки.

Сухой делает вид занятости уборкой, потому что сразу после, как Фонарь убирается в берлогу, отгородясь от внешнего мира шторкой, Сухой показывает истинное свое лицо.

Мне хорошо, опершись о стол, заметно его притворство! Нет, все-таки таких ублюдков я еще не встречал!

Почуяв, что Фонарь сейчас и ближайшее время будет занят только своей болью, у него, что называется, появляются крылья за спиной, наигранная маска улетучивается без следа.

Начинает он с меня, надменно с улыбкой, которую можно сравнить только с улыбкой гиены, если бы она умела улыбаться, подходит к столу.

"Самойлов, ты чо это сидишь, все убирают хату, а он уселся!" - его маленькие остренькие от злобы глазки выпучились на меня, перекошенное в гримасе лицо выражает ненависть -

"Я не понял, ты чо? Три дня отсидел и почуял себя блатным!? А ну взял быстро руки в ноги и побежал подметать!"

"Я не могу…" - подтверждая сказанное, безуспешно пытаюсь подняться - "У меня спина болит!"

"Ой-ой один раз легонько стукнули, а реву, как от бабы. Поднимайся, тебе говорят! Считаю до трех, не встанешь, я тебе вообще хребет переломлю!"

Могу сразу же сказать, у него ничего не выходит, прекрасно понимая, какую игру он ведет.

И, конечно, отсчитывать до трех он не стал, просто блефуя, надеется, что испугавшись, я больной поползу на коленках выполнять его приказы.

Все дальнейшие попытки психологически подействовать на меня я парирую единственным верным в данной ситуации действием. Вся хитрость - в бездействии, я просто тупо молчу, делаю вид, что его не существует. Чем сильнее не обращаю на него внимание, тем сильнее он бесится. Не в силах сдержать себя, он несколько раз замахивается, целясь в голову.

Во время молчаливой защиты от негативных атак мне думается, как же хорошо, что с нами сидит Фонарь, кажется, только поэтому меня до сих пор не избивает Сухой, а терпит.

В конце концов, Сухой истощает себя безответным гневом, уставший орать в никуда усаживается рядом -

"Моя бы воля Самойлов ты бы отдыхал вместе со своим дружком-петушком у туалета!" - я не ожидал такого поворота, все-таки он находит, чем зацепить меня (видимо Фонарь рассказал, как я спасал Колю от изнасилования). По взгляду глумливых серых глаз, становится понятно - я выдал себя.

"Не тебе так ему я мозг вынесу!!!" - в веселой злобе сообщает он мне.

Он еще долго разглядывает, ехидно улыбаясь мою рану, которую он смог расковырять, прежде чем напасть на Колю. Да я теперь и не скрываю свою боль за Колю, открыв на показ свое сочувствие и сопереживание, не в силах больше держать в себе.

"Эй, педрила, живей шевелись!" - орет он с места.

С Колей он не церемонится, как может издевается, периодично оскорбительные слова сменяются пинками, доходит до того, что он заставляет вроде бы в шутку его вылизывать унитаз языком, смотреть на творящееся противно. И помочь никак, от бессилия я закрываю глаза, на меня опять находит хандра.

Выходит, в нашем противостоянии побеждает Сухой, ему удается расшатать мою психику, и самое главное он не ведая, топчет хрупкие чувства надежды и любви в воспоминаниях, оставшиеся со мной от встречи с Леной, а я так старательно их оберегал. Они все время грели мне душу, а теперь их нет, незаметно они исчезли, как, не спрашивая разрешения поэта, покидает его вдохновение. Несправедливые удары Быдайло не в силах были выбить их, а вот уродливый гаденыш смог, он залез мне в душу и высморкался!

И откуда в человеке столько дерьма!? Не знаю…

Поиск по сайту: