АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Зачем стараться?

Читайте также:
  1. Вам никогда не было интересно как создавался тот или иной персонаж? Когда его придумали, зачем, почему и откуда он вообще такой взялся? Как раз таки это я и буду вам рассказывать.
  2. Вот так во всей книге приводят аяты и тексты на арабском, которые не переводят. Непонятно зачем, наверное, чтобы создать видимость, что луноход знает арабский.
  3. Глава 6. Кто и зачем навязывает нам вредные привычки?
  4. Епископ спросил: «Что случилось? Зачем вы укрыли беднягу попугая?»
  5. Зачем в мире зло?
  6. Зачем вам зарплата?
  7. Зачем вообще что-то измерять
  8. Зачем же держаться за дело, где ты уже достиг своего потолка? Ради денег? Они не нужны. Хочется заниматься тем, что интересно.
  9. Зачем искать гуру?
  10. Зачем калечить животных?
  11. Зачем красавицам такая пропорция?
  12. Зачем Лукашенко ездил в Киев?

 

Клайв Льюис писал: «Создается впечатление, что Бог никогда не делает Сам того, что может перепору­чить Своим творениям. Он заповедовал нам, не торо­пясь и не спотыкаясь, делать то, что Сам мог бы сде­лать мгновенно и безошибочно». Ярчайший пример тому — Церковь Иисуса Христа, которой Бог поручил быть воплощением Божьего присутствия в мире. Все наши усилия — это наши попытки выполнить Божье поручение.

Каждый родитель знает, как рискованно давать по­ручения детям; при этом испытываешь и радость, и тревогу. Ребенок делает первые шаги. Сначала он дер­жится за руку родителя, потом отпускает ее, потом па­дает и с трудом снова встает на ноги, чтобы предпри­нять следующую попытку. Другого способа научиться ходить, увы, нет.

Несомненно, церковь не всегда выполняет свою миссию, делает серьезные ошибки, потому что ее со­ставляют люди, как всегда, «лишенные славы Божией». Но Бог пошел на такой риск. Каждый, кто, всту­пив в церковь, ожидает найти в ней совершенство, не понимает, что такое риск или что такое человек. Так и романтик в итоге узнает, что брак — это только нача­ло, а вовсе не конец борьбы за любовь. Пусть же и каждый христианин поймет, что церковь — это толь­ко начало.

Игорь Стравинский как-то написал произведение, в котором была очень сложная партия скрипки. После нескольких недель репетиций солист подошел к Стравинскому и сказал, что не может это сыграть. Он старался изо всех сил, но партия была слишком замысловатой, можно даже сказать, невозможной для исполнения. Стравинский ответил: «Я понимаю. Мне от вас нужен лишь звук скрипки, пытающейся испол­нить эту партию». Нечто подобное, вероятно, пред­ставлял Себе и Бог, думая о церкви.

Эрл Палмер, пастор, защищавший церковь от на­падок критиков, рассказывал, что они говорили, что в церкви полно лицемеров, церковь преследуют неуда­чи, церковь не похожа на новозаветную модель. Палмер ответил очень живо:

— Когда школьный оркестр пытается сыграть Де­вятую симфонию Бетховена, результат всегда отвра­тительный. Я не удивлюсь, если во время каждого та­кого исполнения старый Людвиг переворачивается в гробу, несмотря на свою глухоту. Вы спросите: «Зачем же стараться? Зачем взваливать на бедных ребятишек непосильное бремя исполнения бессмертной Бетховенской симфонии?». Даже Чикагский симфониче­ский оркестр не может исполнить ее идеально! Отвечу так: благодаря игре школьного оркестра не­которые слушатели в первый и единственный раз в жизни узнают, что Бетховен написал великую Девя­тую симфонию. Их игра далека от совершенства, тем не менее, для них это единственный шанс услышать бетховенский шедевр.

Всякий раз, когда я начинаю испытывать какое-либо недовольство на богослужении, мне вспомина­ется сравнение Эрла Палмера. Возможно, нам никог­да не удастся сыграть свою партию так, как написал ее Великий Композитор, но только благодаря нашему исполнению эти звуки может услышать хоть кто-ни­будь на земле.


Послесловие:

похвала честности

В. Ковалюк

 

Похвальное ли чувство — благоговение? Пожалуй, да. Похвальное... если только оно не превращает жи­вое в мертвое. Оно похвально, если животворит, а не убивает.

Давайте будем до конца честны и подумаем, не превращаем ли мы порой своим благоговением Биб­лию в «долину сухих костей». Не забываем ли мы о том, что она населена людьми, сделанными из плоти и крови? Такими же, какими населены наши церкви...

Долгое время я видел в апостолах небожителей. Я искал в них небесное и отказывался видеть земное. Но вдруг что-то произошло. Читая в очередной раз Евангелия, я увидел и услышал людей.

Раньше мне. казалось, что апостолы даже разгова­ривали не как обычные люди, а очень по-духовному, по «синодальному»:

— О, возлюбленный брат Петр, закончил ли ты свое второе послание?

— Нет, драгоценный брат Павел. Вот когда ты до­пишешь свою первую эпистолу коринфянам, тогда и я завершу свою...

Почти как пелось в знаменитой рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда»: «Вот, пойдем, засядем за Евангелия...»

Апостолы казались мне недосягаемым идеалом христианской святости, пока... пока я не натолкнулся на строки Павла:

 

«...а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахо­жу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, ко­торого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать до­брое, прилежит мне злое».

 

Как он — святой — мог такое написать? Вдруг в го­лосе его зазвучала обида — простая, чисто человече­ская:

 

«Не Апостол ли я? Не свободен ли я? Не видел ли я Иисуса Христа, Господа нашего? Не мое ли дело вы в Господе? Если для других я не Апостол, то для вас Апостол; ибо печать моего апостоль­ства — вы в Господе. Вот мое защищение против осуждающих меня».

 

Я увидел, как негладко складывались отношения между апостолами:

«Когда же Петр пришел в Антиохию, то я лич­но противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие Иудеи, так что даже Варнава был увлечен их ли­цемерием. Но когда я увидел, что они не прямо по­ступают по истине Евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи Иудеем, живешь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего языч­ников принуждаешь жить по-иудейски?»

 

Петр тоже не оставался в долгу:

«...как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости, написал вам, как он го­ворит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания».

 

И меня поразила — сразила — мысль: Господи, они же люди! Они живые! Они познали Тебя, как никто другой, но так и остались людьми!

Чем больше человеческого виделось мне в характе­рах апостолов, тем больше восхищала сила Бога. Ка­кие великие дела удавалось Ему творить через немощ­ную плоть верующих — живых людей, обычных чле­нов церкви. В чем секрет? — думал я. В поисках вели­кой тайны я перечитывал Деяния, и мне открылись совершенно необычные стороны жизни первой церк­ви. Секрет оказался прост: ее члены просто жили. Они не боялись принимать решения, совершать по­ступки, ошибаться. Мы страшимся ответственности и полностью лишаем себя права на ошибку, а потому начинаем усиленно искать «лица Бога», ожидая, что Он ответит нам не иначе, как из неопалимой купины, и не иначе, как громовым голосом. На меньшее мы не согласны. Час за часом, год за годом мы стоим в мо­литвенной задумчивости. Стоим и бездействуем. Мы хотим, чтобы Бог взял нас за руку и тянул за Собой по жизни. Тогда, что бы ни случилось, разве я ответстве­нен за то, что произошло? Мол, Господь во мне...

Отчего мы забываем, что Господь Иисус Христос всегда с нами? Что Он Духом Святым ежесекундно пребывает в наших сердцах, даже когда мы не чув­ствуем вожделенного тычка в спину. Не христиан­ским ли инфантилизмом порождено бездействие ве­рующих, выливающееся в бездействие церкви?

А как поступал тот же Павел?

Однажды «...Павел положил в духе, пройдя Македонию и Ахаию, идти в Иерусалим, сказав: побывав там, я должен видеть и Рим».

Где пост перед принятием важного решения? Где многодневная молитва? Ведь еще в Коринфе Павел узнал, что «...Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима...» Да и пророки предупреждали Павла об опасностях такого путешествия:

 

«...некто пророк, именем Агав... войдя к нам, взял пояс Павлов и, связав себе руки и ноги, сказал: так говорит Дух Святый: мужа, чей этот пояс, так свяжут в Иерусалиме Иудеи и предадут в ру­ки язычников».

 

Павел сам принял решение. Реакция Господа? Нег­одование? Возмущение? Наказание? Нет.

 

«...Господь, явившись ему, сказал: дерзай, Па­вел; ибо, как, ты свидетельствовал о Мне в Иеру­салиме, так надлежит тебе свидетельствовать и в Риме».

 

Совершенно недуховный поступок с точки зрения современного верующего. Но Павел не стеснялся быть живым, принимать решения и отвечать за свои поступки. И у него было качество, которого так не хватает многим христианам и многим церквам, — спокойная уверенность и доверие Богу.

 

Почему первая церковь была именно живой? Прежде всего потому, что она, как и составляющие ее люди, отталкивалась в своих делах от реальности. В наших современных церквях мы заменили жизнь на программы. Прибегает кто-нибудь издалека, хорошо упитанный и при галстуке: «Все сюда! Что я принес вам! Вы этого еще не видели! Все проблемы исчезнут! Мгновенный переход количественных изменений в качественные! (Или качественных в количественные — в зависимости от ситуации в церкви.) Это новая «помазанная» программа. Бог дал ее в силе Духа. Она является откровением для всех без исключения!»

Так было, например, с домашними группами. Их объявили своеобразным «христианским антибиоти­ком». Естественно, что панацея не состоялась. А вот церковь эпохи Деяний не была заложником про­грамм. Она спокойно жила. Нет возможности часто собираться в храме? Ну и ладно, встретимся по до­мам. Никто не объявлял это естественное решение «новой программой домашних групп»... Возникли сложности с помощью вдовам? Ничего страшного, и это исправим. Первая церковь обладала самым глав­ным качеством, которое и должно было быть у Тела Христова, — жизнью.

Книга Ф. Янси как раз и рассказывает о такой церкви, которая живет. Она живо реагирует на реа­лии окружающего мира, на нужды окрестных жите­лей. Она состоит из людей, в которых, как и в апосто­лах, слилось небесное и земное. Автору хватило сме­лости войти в церковь, которая поначалу показалась ему скопищем чудаков, и посмотреть вверх — на Бога, и по сторонам — на людей. Он увидел людей несовер­шенных, разных по имущественному признаку (ведь церковь ЛаСаль, о которой рассказано в книге, нахо­дится на границе бедного и богатого кварталов), от­личающихся цветом кожи. Он увидел аспирантов, до­кторов, бомжей. Увидев их, он не испугался, хотя лю­ди обычно ищут такую церковь, где они будут «среди своих», т.е. подобных себе по возрасту, образованию и т.п. Он понял, что единство семьи определяется ее многообразием. И непохожесть церквей друг на друга — результат того же самого многообразия ее членов.

После прочтения книги Ф. Янси я успокоился, ибо понял: проблемы останутся с церковью навсегда, до той поры, пока все мы не окажемся на небесах. Автор пишет: «...Я перестал беспокоиться о музыке, порядке богослужения и прочих деталях, которые так раздра­жали меня в период моих исканий. Я слишком много внимания обращал на внешнее, забывая о глубинном смысле поклонения, о том, что поклонение ведет к встрече с Богом».

Проблемы останутся, как всегда остаются пробле­мы у любого живого организма. Их нет только у мерт­вых тел. Но живое Тело Христово, которое действует, дышит, «живет, движется и существует» Богом, неиз­бежно будет сталкиваться с трудностями, бороться с ними.

Как различны тела людей, так отличаются между собой и поместные церкви. У кого-то нос длиннее, у кого-то уши больше... Так и в церквях. А потому стоит ли осуждать те церкви, которые строят свою жизнь иначе, чем ваша?

 

Книгу я прочел и как пастор, и как прихожанин, и как душа, ищущая Господа, а потому свои практиче­ские выводы из нее мне придется разбить на три части.

Что могу сказать себе, как пастырю, и другим па­стырям?

 

· Пастыри, когда будете читать эту книгу, обратите внимание, что послужило отправной точкой для социальных программ церкви. Это бы­ли конкретные нужды конкретных людей, прихо­дящих в церковь. Не стремитесь немедленно бе­жать из России и начинать проповедовать абори­генам в Австралии. Посмотрите по сторонам в радиусе 2 — 3 кварталов от вашей церкви и спро­сите себя: «Что мы можем сделать здесь?»

· Сейчас есть ряд общих дел для всех церквей, как-то: кормление бездомных, помощь наркома­нам, раздача еды. Я не говорю, что это плохо. Конечно, нет. Только, может быть, есть некая осо­бенная нужда там, где находится ваша церковь? Если что-то делают все, совсем необязательно, что и вы должны делать то же самое. И наоборот. А потому вполне возможно, что вы станете перво­проходцами в каком-то служении. Бог укажет на него. Главноене бойтесь новизны.

 

Многообразие церковной жизни огромно. В этом я абсолютно согласен с Филипом Янси.

 

Что мне сказать себе как прихожанину и другим прихожанам церквей? Вы — Тело Христово. Вы — члены церкви, то есть члены единого организма. Но церковь — это не институт, принимающий на себя «коллективную ответственность» за своих членов. Как свободная душа, вы несете ответственность за свои поступки. За то, что сделали и — главное — чего не сделали. И тут автор заставляет нас задуматься:

 

· Любим ли мы тех, кто не похож на нас? Хоть пытаемся научиться любить?

· Имеем ли мы право игнорировать боль? Свою собственную и чужую? Мы предпочитаем пить анальгин, лишь бы не испытывать внутреннего дискомфорта. Когда в двери стучится чужая боль, мы задвигаем засов: сегодня меня нет дома для больных и бедных. Своя и чужая боль должна становиться для нас стимулом к действию.

· Достаточно ли мы честны с собой, чтобы признаться: Бог часто бывает источником того, что нам не нравится. Он не фокусник, который достает из шляпы только белых и пушистых кро­ликов. Взглянуть в лицо реальности и возблагодарить за нее Бога — способны ли мы на это? Уви­деть те блага, которые поступают от Бога в не­угодной нам форме,вот наша задача. Можете себе представить: эти стихи написал верующий человек в сталинских лагерях.

Запоры крепкие, спасибо,

Спасибо, старая тюрьма.

Такую волю дать могли бы

Мне только посох и сума.

Решетка ржавая, спасибо!

Спасибо, лезвие штыка.

Такую мудрость дать могли бы

Мне только долгие века...,

 

· И самый главный вывод, который можем сде­лать из книги мы, прихожане церквей: «Мы без церкви нищие». Видите, этот выводя даже не ре­шился написать своими словами. Так сказал перед смертью Лютер — человек ученый, умный, неза­висимый в своих суждениях (как вы могли заме­тить из истории), великий знаток Библии. Он зря не скажет.

 

 

А какие выводы я могу сделать просто как «душа, ищущая Господа»?

Я был крещен в младенчестве, сознательно уверо­вал в 32 года, Библию считаю Словом Божьим и про­рочеством № 1. Если вы классифицируете меня как «христианина» — меня это вполне устроит. Чего я хочу?

Эйден Тозер писал: «Есть много вопросов, ответы на которые сокрыты в тайных глубинах Божьего есте­ства. Если посвятить всю свою жизнь разгадке этих тайн, можно стать великим богословом, но великим святым — никогда». Мы — Божьи создания, а потому главным нашим стремлением должно оставаться стремление к святости.

И вот из книги я вынес для себя удивительно раз­нородные мысли, которыми и поделюсь с вами.

· При всей своей глубокой любви к Библии я предпочел бы быть святым, нежели богословом. Но святость не достижима наедине с самим со­бой, в отсутствие «внешних раздражителей». Ве­ликий институт человечества, в рамках которо­го святость может существовать, — это Тело Христово, Церковь, скопище чудаков. Их чудаче­ства — залог моей святости. Мои чудачества — залог их святости...

· Поместная церковь — живой организм со сво­им характером, присущей только ей атмосферой. А в живом организме никогда не должна застаи­ваться кровь. Разгонять ее по кровеносным сосу­дам — задача сердечной мышцы. И тех, кто в Теле Христовом роль сердечной мышцы выполняет...

· Боль в Теле Христовом никогда нельзя гасить. Если это боль членов Телаее нужно лечить. Если же это боль от ожогов, полученных в миру, то ожог лишь показывает, где в миру пылает по­жар, куда и какую спасательную команду нужно высылать...

 

Книга Филипа Янси заставила меня думать. Много думать. Гораздо больше, чем некоторые пухлые фоли­анты. И все потому, что она задела меня за живое. Мне захотелось вскочить и сказать, как сказал про­рок: «Господи, вот я! Пошли меня!». Дело в том, что честность и искренность Филипа Янси не оставили меня равнодушным. А вас?

 

Владимир Ковалюк,

пастор Московского Христианского центра

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.008 сек.)