ИЛИ О ЦАРСТВЕ ЧЕЛОВЕКА 5 страница

Наконец, надо настоятельно и всячески убеждать людей, чтобы в

исследовании и собирании естественной истории их усердие отныне совершенно

изменилось и обратилось в противоположную сторону по сравнению с теперешним.

Ибо до сих пор люди проявляли большое усердие и любознательность в фиксации

разнообразия вещей и в объяснении тонких особенностей животных, трав и

ископаемых, многие из которых представляют, скорее, игру природы, чем

какую-либо действительную пользу для наук. Действительно, вещи этого рода

доставляют некоторое удовольствие, а иногда также имеют значение и для

практики, но для проникновения в природу -- мало или никакого значения.

Поэтому надо всецело обратить внимание на исследование и выявление подобий и

соответствий вещей как в целокупностях, так и в частях. Ибо это и есть то,

что объединяет природу и начинает составлять науки.

Однако во всем этом необходима величайшая осторожность и

осмотрительность, чтобы в качестве примеров соответствия и соразмерности

принимались только те, которые отмечают физические (как мы сказали вначале)

подобия, т. е. вещественные, реальные и заключенные в природе, а не

случайные и относящиеся к виду и тем более не доставляемые суеверием или

любопытством, как те, что постоянно выставляют писатели естественной магии

(люди легкомысленнейшие, которых едва ли надо упоминать в столь серьезных

делах, как ныне разбираемые нами), с большим тщеславием и безрассудством

описывая пустые подобия и симпатии вещей, а иногда и придумывая их.

Но, оставив это, мы не должны забывать, что в самом строении мира -- в

его больших частях -- нельзя пренебречь примерами подобия. Таковы Африка и

Перуанская область с континентом, простирающимся до Магелланова пролива, ибо

и та и другая область имеют подобные перешейки и подобные мысы, а это не

случайно^[102].

Так же и Новый и Старый Свет. И тот и другой расширяются к северу, к

югу же сужаются и заостряются.

Важными примерами соответствия являются также сильные холода в средней

(как ее называют) области воздуха и неистовые огненные извержения, которые

часто вырываются из подземных областей. Эти две вещи составляют пределы и

крайности: природа холода устремляется к окружности неба, а природа тепла --

к недрам земли вследствие отталкивания противоположных природ.

Наконец, достойно быть отмеченным соответствие примеров в аксиомах

наук. Так, риторический троп, называемый неожиданностью, соответствует

музыкальному тропу, который зовется уклонением каденции. Подобным же образом

и математическая аксиома -- "Две величины, равные третьей, равны между

собой" -- соответствует строению того силлогизма в логике, который соединяет

сходящееся в среднем. Вообще весьма полезно в очень многих случаях некоторое

чутье в исследовании и отыскании физических соответствий и подобий.

XXVIII

На седьмое место среди преимущественных примеров мы ставим уникальные

примеры, которые мы также часто называем неправильными или

гетероклитическими (заимствуя название у грамматиков). Это те примеры,

которые показывают тела в их конкретности и представляются необычными и как

бы оторванными по своей природе и никак не сходящимися с другими вещами

этого же рода. Таким образом, примеры соответствия подобны другим, а

уникальные примеры подобны себе. Пользование уникальными примерами такое же,

как и пользование скрытными примерами, а именно: они пригодны для вынесения

и объединения природы с целью открытия родов, или общих природ, с

последующим их ограничением посредством истинных отличий. Ибо не должно

отступать от исследования, пока свойства и качества, открываемые в вещах

такого рода, что они могут почитаться за чудо природы, не будут сведены и

заключены в какую-либо форму или определенный закон так, чтобы открылось,

что всякая нерегулярность или сингулярность зависят от какой-либо общей

формы, а чудо состоит только в тонких отличиях, в степени, в редкостном

совпадении, а не в самом виде; тогда как ныне созерцания людей не идут

дальше того, чтобы почитать вещи этого рода тайными и великими творениями

природы, как бы беспричинными вещами и исключениями из общих правил.

Образцы уникальных примеров суть Солнце и Луна среди светил, магнит --

среди камней, ртуть -- среди металлов, слон -- среди четвероногих, половое

чувство -- среди родов осязания, охотничье чутье собак -- среди родов

обоняния. У грамматиков уникальной почитается также буква "S" по причине

легкости, с которой она слагается с согласными -- иногда с двойными, иногда

с тройными, чего не делает никакая другая буква. Примеры этого рода весьма

ценны, ибо они обостряют и оживляют исследование и врачуют разум,

испорченный привычкой и обыденностью.

XXIX

На восьмое место среди преимущественных примеров мы поставим

отклоняющиеся примеры, т. е. уклонения природы, уродства и диковины, когда

природа отклоняется и удаляется от своего обычного хода. Уклонения природы

отличаются от уникальных примеров тем, что уникальные примеры суть чудеса

среди видов, а уклонения -- чудеса среди индивидов. Однако пользование ими

почти такое же, как и пользование уникальными примерами, ибо они

восстановляют разум против навыков и вскрывают общие формы. Ибо здесь не

следует отказываться от исследования, пока не будет открыта причина этого

рода отклонения. Причина же эта восходит не к некоей форме в собственном

смысле, а только к скрытому процессу, который ведет к форме. Ведь кто

познает пути природы, тот также легче заметит и отклонения. А кто познает

отклонения, тот тщательнее опишет пути.

Уклонения отличаются от уникальных примеров также тем, что в большей

степени наставляют практику и действенную часть. Ибо производить новые виды

было бы очень трудно; разнообразить же известные виды и отсюда производить

много редкого и необычайного -- менее трудно. Переход же от чудес природы к

чудесам искусства легок. Ибо если природа была однажды застигнута в своем

отклонении и причина этого стала ясна, то будет нетрудно повести природу

посредством искусства туда, куда она случайно отклонилась. И не только туда,

но и в других направлениях, ибо уклонения одного рода указывают и открывают

дорогу к уклонениям и отклонениям повсюду. Здесь нет нужды в примерах,

настолько они многочисленны. Следует создать собрание или частную

естественную историю диковин и чудесных порождений природы -- словом, всякой

новизны, редкости и необычности в природе. Однако это надо делать со

строжайшим выбором, чтобы соблюдалась достоверность. Наиболее сомнительным

надо считать те из них, которые в какой-либо мере зависят от религии, как

чудеса, описанные Ливием, и не меньше те, которые находятся у писателей

естественной магии или также алхимии и у других людей этого же рода: все они

искатели и любители сказок. Но следует заимствовать примеры из положительной

и достоверной истории и надежных сообщений.

XXX

На девятое место среди преимущественных примеров мы поставим

пограничные примеры, которые мы также называем причастиями. Это примеры,

показывающие такие виды тел, которые как бы составлены из двух видов или

являются первыми приближениями к тому и другому. Эти примеры можно было бы,

не делая ошибки, причислить к уникальным или гетероклитическим примерам, ибо

они редки и экстраординарны в универсуме вещей. Однако ввиду их ценности они

должны быть истолкованы и расположены отдельно, ибо они превосходно

указывают сложение и строение вещей, и уясняют причины количества и качества

обычных видов во Вселенной, и ведут разум от того, что есть, к тому, что

может быть.

Примеры этого: мох -- среднее между гнилью и растением; некоторые

кометы -- среднее между звездами и огненными метеорами; летающие рыбы --

среднее между птицами и рыбами; летучие мыши -- среднее между птицами и

четвероногими, а также

Обезьяна, безобразнейший зверь, столь похожий на нас^[103]

и двуобразные рождения у животных, помеси из различных видов и тому

подобное.

XXXI

На десятое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры

могущества, или фасций (взяв название у знаков консульской власти), которые

мы также называем способностью или руками человека. Это наиболее

значительные и совершенные создания и как бы последняя ступень в каждом

искусстве. Ибо если задача преимущественно состоит в том, чтобы природа

подчинялась человеческим делам и благополучию, то подобает отмечать и

перечислять те дела, которые уже были во власти человека (как бы области,

занятые и подчиненные ранее), особенно дела наиболее совершенные, ввиду того

что от них переход к новому и до сих пор не открытому будет легче и ближе.

Ибо если кто-либо после внимательного их созерцания усердно и деятельно

приступит к делу, то он, несомненно, или продвинет их еще несколько далее,

или отклонит их к чему-либо определенному, или, наконец, распространит и

приложит их к какому-либо важному опыту.

Но это не все. Подобно тому как редкие и необычные творения природы

побуждают разум возвыситься до исследования и открытия форм, способных

вместить эти творения, то же, и в гораздо большей степени, происходит и с

выдающимися и удивительными творениями искусства, ибо способ образования и

сотворения подобного рода чудес искусства по большей части очевиден, тогда

как в чудесах природы он обычно более затемнен. Однако и здесь должно

соблюдать величайшую предосторожность, чтобы эти чудеса не подавили разума,

как бы привязывая его к земле.

Ибо есть опасность, что разум будет ошеломлен и связан такого рода

творениями искусства, которые кажутся как бы некими вершинами человеческой

деятельности, и, как бы завороженный ими, не сможет привыкнуть к другому, но

будет думать, будто ничего нельзя достигнуть в этом роде, кроме[Author ID1:

at Sat Jan 1 21:46:00 2000 ] как не тем же путем, каким достигнуты эти

чудеса, только с большим прилежанием и более тщательным приготовлением.

В противовес этому следует считать установленным, что пути и способы

осуществления деяний и творений, открытых и известных до сих пор,

обыкновенно скудны и что всякое большое могущество зависит и закономерно

происходит от источников форм, из которых ни одна пока не открыта. И поэтому

(мы уже в другом месте об этом сказали^[104]), если бы кто начал

думать о тех осадных орудиях, которые были у древних, то хотя бы он это

делал упорно и истратил на это весь свой век, он никогда бы все же не напал

на изобретение огнестрельных орудий, действующих посредством пороха. Так же

и тот, кто устремил бы свое наблюдение и размышление на производство шерсти

и растительного шелка, никогда не открыл бы природы шелковичного червя или

шелковой нити.

Поэтому все открытия, которые могут считаться более значительными,

появились на свет (если внимательно вглядеться) никак не посредством

мелочной разработки и расширения искусства, а всецело благодаря случаю. Но

нельзя воспроизвести или предвосхитить случай (который имеет обыкновение

случаться лишь с течением долгих веков) иначе как через открытие форм.

Нет надобности приводить частные образцы примеров этого рода ввиду их

изобилия. Надо проследить и глубоко проникнуть во все механические, а также

изящные искусства (поскольку они относятся к практике) и из них почерпнуть

собрание или частную историю великих, мастерских и наиболее совершенных

творений в каждом из искусств вместе со способами их осуществления или

произведения. Но мы не ограничиваем прилежания, которое должно быть

приложено к собранию этого рода, только тем, что почитается мастерским и

недосягаемым в каком-либо искусстве и возбуждает изумление. Ибо изумление

есть порождение редкостности: если что-либо редкостное и обычно по своей

природе, оно все же вызывает изумление.

Напротив того, то, что по справедливости должно вызывать изумление

различием самого его вида по сравнению с другими видами, лишь едва

замечается, если оно привычно. А уникальное в искусстве надобно замечать не

меньше, чем уникальное в природе, о чем мы ранее говорили^[105]. И

подобно тому как мы отнесли к уникальному в природе Солнце, Луну, магнит и

тому подобное (вещи обычнейшие и все же, можно сказать, единственные по

своей природе), так же должно поступать и в отношении уникальных примеров

искусства.

Так, уникальный пример искусства есть бумага, вещь вполне обычная. Но

если разобраться внимательно, то искусственные материалы или сотканы из

прямых и поперечных нитей, как шелковая, шерстяная, полотняная ткань и т.

п., или составлены из сгущенных соков, как кирпич, или гончарная глина, или

стекло, или эмаль, или фарфор и тому подобные материалы, которые блестят,

если хорошо соединены; если же не так хорошо, то затвердевают, но не

блестят. Однако все то, что делают из сгущенных соков, хрупко, а отнюдь не

стойко и гибко. Бумага же, наоборот, стойкое тело, которое можно разрезать и

разрывать так, что оно почти соперничает с кожей животного или листом

растения и тому подобными творениями природы. Ибо она не ломка, как стекло,

не соткана, как ткань, и состоит из волокон, а не из различных нитей --

совсем наподобие естественных материалов, так что среди искусственных

материалов едва ли найдется что-либо схожее, и бумага -- пример вполне

уникальный. А среди искусственного надо, конечно, предпочитать или то, что в

наибольшей степени восходит к подражанию природе, или, наоборот, то, что ею

управляет и преобразует ее.

С другой стороны, среди произведений дара и рук человека не должно

пренебрегать забавами и фокусами. Ибо многие из них, хотя и легковесны и

несерьезны, все же могут быть поучительны.

Наконец, не следует совершенно отбрасывать и суеверия и магию (в

обычном смысле этого слова). Ибо, хотя вещи этого рода глубоко погребены под

массой лжи и сказок, все же нужно рассмотреть, не скрыто ли в глубине

некоторых из них какое-либо естественное действие, как, например, в дурном

глазе, в гипертрофии воображения, в управлении вещами на расстоянии, в

передаче впечатлений как от духа к духу, так и от тела к телу и т. п.

XXXII

Из сказанного нами ранее явствует, что последние пять родов примеров, о

которых мы говорили (а именно: примеры соответствия, примеры уникальные,

примеры отклоняющиеся, примеры пограничные и примеры могущества), не следует

оставлять до тех пор, пока не будет найдена некая определенная их природа

(подобно остальным примерам, которые мы перечислили раньше, и многим из тех,

которые последуют). Но сразу же в самом начале следует приступить к их

собиранию, как к некоторой частной истории, ибо они приводят в порядок то,

что воспринял разум, и исправляют неправильный склад самого разума, который

совершенно неизбежно будет без этого напитан и заражен и наконец извращен и

искажен каждодневными привычными впечатлениями.

Итак, эти примеры должны быть приложены как нечто подготовляющее к

исправлению и очищению разума. Ибо все то, что отводит разум от привычного,

ровняет и сглаживает его поле для восприятия трезвого и чистого света

истинных понятий.

Более того, примеры этого рода пролагают и приготовляют дорогу для

практики, о чем мы в свое время будем говорить, когда речь будет идти о

выводах к практике^[106].

XXXIII

На одиннадцатое место преимущественных примеров мы поставим примеры

сопровождения и вражды, которые мы также называем примерами постоянных

предложений. Это примеры, представляющие что-либо телесное или конкретное

так, что исследуемая природа постоянно следует за ним, как некий неразлучный

спутник, или, наоборот, от чего исследуемая природа постоянно убегает и

исключается из сопровождения, как вражеская и неприязненная. А из примеров

этого рода образуются достоверные и всеобщие предложения -- положительные

или отрицательные, в которых субъектом будет такое тело в его конкретности,

а предикатом -- сама исследуемая природа. Ибо частные предложения вообще

непостоянны: в них исследуемая природа оказывается текущей и движущейся в

конкретном, т. е. привходящей или приобретаемой и, обратно, уходящей или

утрачиваемой. Поэтому частные предложения не имеют какого-либо большого

преимущества, разве только в случае перехода, о котором уже сказано

раньше^[107]. Все же и эти частные предложения, будучи сопоставлены

и сравнены со всеобщими, многому помогают, как в свое время будет сказано.

Мы, однако, не ищем даже во всеобщих предложениях точного или абсолютного

утверждения или отрицания. Ибо для нашей цели достаточно, если они будут

допускать некоторые единичные или редкие исключения.

Пользование же примерами сопровождения служит для приведения

подтверждающего форму к более узким пределам. Ибо подтверждающее форму

суживается как в случае примеров переходящих, когда форма вещи с

необходимостью должна считаться чем-то таким, что вводится или упраздняется

посредством этого действия перехода, так и в случае примеров сопровождения,

когда форма вещи с необходимостью должна быть принята чем-либо таким, что

входит в данную конкретность тела или, наоборот, избегает ее; так что тот,

кто хорошо узнает строение и внутреннюю структуру такого тела, будет не

далек от того, чтобы извлечь на свет форму исследуемой природы.

Например, пусть исследуется природа теплоты. Пример сопровождения есть

пламя. Действительно, в воде, воздухе, камне, металле и многом другом тепло

подвижно и может приходить и уходить; пламя же горячо всегда, так что тепло

постоянно следует за конкретным пламенем. Враждебного же теплу примера у нас

нет ни одного. Ибо о недрах земли ничто не известно чувству, но среди

известных нам тел нет ни одного, которое не было бы способно воспринимать

тепло.

Пусть теперь исследуется природа плотности. Враждебный пример есть

воздух. Ибо металл может течь и может быть плотным, точно так же и стекло,

так же и вода может стать плотной, когда она заморожена; но невозможно,

чтобы воздух когда-либо стал плотным или утратил текучесть.

В отношении таких примеров постоянных предложений остаются два

указания, полезные для нашей цели. Первое состоит в том, что, если в

чем-либо совершенно отсутствует постоянно подтверждающее или отрицающее,

тогда и самая вещь обоснованно расценивается как несуществующая, как мы и

поступили в отношении тепла, где постоянно отрицающее (поскольку речь идет о

тех сущностях, которые доступны нашему знанию) отсутствует в природе вещей.

Подобным же образом нет у нас всегда подтверждающего, если исследуется

природа вечного и нетленного. Ибо нельзя приписать вечность и нетленность

какому-либо из тех тел, что находятся под небесами и над недрами земли.

Второе указание состоит в следующем: ко всеобщим предложениям в отношении

какой-либо конкретности, как положительным, так и отрицательным, вместе с

тем должны присоединяться те конкретности, которые ближе всего подходят к

неосуществленному. Так, для тепла -- мягчайшие и наименее обжигающие виды

пламени, а для нетленного -- золото, которое ближе всего к этому подходит.

Ибо все это указывает пределы природы между существующим и несуществующим и

помогает описанию форм, чтобы оно не распространилось и не начало блуждать

за пределами состояний материи.

XXXIV

На двенадцатое место среди преимущественных примеров мы ставим те самые

присоединительные примеры, о которых мы говорили в предыдущем афоризме и

которые мы также называем примерами крайности, или предела. Ибо примеры

этого рода полезны не только для присоединения к постоянным предложениям, но

также сами по себе и в своей особенности. Ибо они не скрывают истинного

разделения природы и меры вещей, а также указывают, до какого предела

природа что-либо совершает и производит и затем -- переход природы к

другому. Такие примеры суть золото -- в весе, железо -- в твердости, кит --

в величине животных, собака -- в чутье, воспламенение пороха -- в быстром

расширении и т. п. Равным образом те примеры, которые стоят на низшей

ступени, должны быть показаны, как и те, которые стоят на высшей, как,

например, винный спирт -- в весе^[108], шелк -- в мягкости, кожные

черви -- в величине животных и т. п.

XXXV

На тринадцатое место среди преимущественных примеров мы поставим

примеры союза, или соединения. Это примеры, смешивающие и соединяющие те

природы, которые считаются разнородными, отмечаются в качестве таковых и

обозначаются посредством принятых разделений.

Так, примеры союза показывают, что действия и результаты, которые

считаются свойственными только какой-либо одной из этих разнородностей,

принадлежат также и другой. И это обнаруживает, что разнородность, которую

рассматривали, не есть подлинная и существенная, а только видоизменение

общей природы. Поэтому примеры союза отлично пригодны для возвышения и

возведения разума от видов к родам и для устранения масок и призраков вещей,

поскольку они встречаются и выступают замаскированными в конкретных

субстанциях.

Например, пусть исследуется природа теплоты. Представляется вполне

заслуживающим доверия деление, устанавливающее три рода тепла: тепло

небесных тел, тепло животных и тепло огня, причем эти три рода (особенно

один из них в сравнении с остальными двумя) различны и совершенно разнородны

по самой сущности и специфической природе, так как тепло небесных тел и

животных рождает и согревает, а тепло огня, наоборот, губит и разрушает.

Поэтому примером союза является известный опыт, когда виноградную ветвь

заключают в помещение, где поддерживается постоянный огонь; от этого кисти

созревают даже на целый месяц раньше, чем под открытым небом. Так что

созревание висящего на дереве плода может совершаться посредством огня, хотя

это и представляется собственной работой солнца. От этого начала разум,

отбросив разнородность в существенном, легко поднимается к исследованию,

каковы на самом деле различия между теплом солнца и огня, благодаря которым

действия солнца и огня становятся столь несхожими, хотя они сами причастны к

одной общей природе.

Этих различий окажется четыре. Первое состоит в том, что тепло солнца

по своей степени намного легче и мягче, чем тепло огня, второе -- в том, что

по качеству оно намного влажнее (тем более что проникает к нам через

воздух), третье (и это самое важное) --в том, что оно в высшей степени

неравномерно, то прибывая и увеличиваясь, то отступая и уменьшаясь, а это в

наибольшей степени способствует рождению тел. Ибо правильно утверждал

Аристотель, что главная причина тех рождений и разрушений, которые

происходят здесь у нас на поверхности Земли, есть блуждающий путь Солнца по

зодиаку. Отсюда и тепло Солнца -- отчасти вследствие чередования дня и ночи,

отчасти вследствие смены лета и зимы -- становится удивительно

неравномерным. Однако названный философ не преминул тотчас испортить и

извратить то, что он правильно открыл. Ибо он, как судья природы (что у него

в обычае), весьма властно приписывает причину рождения приближению солнца, а

причину разрушения -- его удалению, тогда как то и другое (т. е. приближение

и удаление) не соответственно, а как бы безразлично дает причину как для

рождения, так и для разрушения, так как неравномерность тепла помогает

рождению и разрушению вещей, а равномерность -- только их сохранению. Есть и

четвертое различие между теплом солнца и огня, и оно имеет важное значение.

А именно: солнце производит свои действия через большие промежутки времени,

тогда как действия огня (подталкиваемого нетерпением людей) приходят к

завершению через короткие промежутки. Ибо если кто-то усердно возьмется за

то, чтобы смягчить тепло огня и низвести его до более умеренной и мягкой

степени (а это легко сделать многими способами), и затем еще прибавит к нему

некоторую влажность, особенно же если он будет подражать теплу солнца в его

неравномерности, и, наконец, если он терпеливо выждет время (разумеется, не

такое, которое было бы соразмерно действию солнца, но все же более

длительное, чем обычно дают люди действию огня), то он легко отрешится от

этой разнородности тепла и либо замыслит, либо совершит, либо в ином

превзойдет действие солнца посредством тепла огня. Подобный пример союза

представляет собой воскрешение малым теплом огня бабочек, окоченевших и как

бы замерзших от холода. Отсюда легко заметить, что огонь так же не лишен

способности оживлять одушевленное, как и делать зрелым растительное. Так же

и знаменитое открытие Фракастория^[109]: горячо нагретая сковорода,

которую врачи надевают на головы безнадежных апоплектиков, явно

распространяет животный дух, сжатый и почти подавленный соками и преградами

мозга, и снова побуждает его к движению -- не иначе, чем огонь воздействует

на воду или на воздух и вследствие этого их оживляет. Так же и птенцы из яиц

иногда выводятся посредством тепла огня, который вполне уподобляется

животному теплу. Есть и многое другое этого же рода, так что никто не может

сомневаться, что во многих предметах тепло огня может быть видоизменено до

подобия теплу небесных тел и животных^[110].

Подобным же образом пусть исследуются природы движения и покоя.

Представляется основательным и происходящим из глубин философии разделение,

согласно которому тела природы или вращаются, или двигаются прямолинейно,

или стоят, т. е. пребывают в покое, ибо есть или движение без предела, или

стояние у предела, или стремление к пределу. И вечное вращательное движение,

по-видимому, свойственно небесным телам; стояние, или покой, по-видимому,

принадлежит самому земному шару; остальные же тела (как их называют, тяжелые

и легкие, т. е. помещенные вне места своего естественного расположения)

движутся прямолинейно к массам или соединениям подобных же тел: легкие тела

-- вверх по направлению к окружности неба, а тяжелые -- вниз к земле. Все

это красиво сказано.

Но примером союза является любая более низкая комета. Ибо, хотя она

находится много ниже неба, все же она вращается. И выдумка Аристотеля о

связи или о следовании кометы за какой-нибудь звездой уже давно лопнула --

не только потому, что лишена правдоподобного основания, но и потому, что

опыт явно показывает неправильное движение комет через различные места неба.

Другой пример союза в отношении этого же самого предмета есть движение

воздуха, который в тропиках (где большие круги движения), по-видимому, и сам

вращается с востока на запад^[111].

Еще один пример этого рода был бы в приливе и отливе моря, если бы

только обнаружилось, что сама вода находится во вращательном движении (хотя

бы медленном и слабом) с востока на запад, но при этом дважды в день

отбрасывается назад. Если это обстоит так, то очевидно, что вращательное

движение не заканчивается в небесных телах, но сообщается воздуху и воде.

Так же и свойство легкого устремляться вверх довольно неустойчиво.

Здесь за пример союза может быть взят водяной пузырь. Ибо если воздух

находится под водой, то он быстро поднимается к поверхности воды вследствие

того движения вытеснения (как зовет его Демокрит), с которым падающая вода

толкает воздух и уносит его вверх, а не вследствие напряжения и усилия

самого воздуха. Но когда воздух приходит к самой поверхности воды, то он

удерживается от дальнейшего подъема легким сопротивлением, оказываемым

Поиск по сайту: