Рабочие завода в конце XVIII – первой половине XIX в

Обратимся теперь к вопросам, связанным с повседневной жизнью заводских рабочих. Как известно, трудовая жизнь многих мастеровых начиналась в достаточно раннем возрасте – нередко пороги цехов впервые переступали в 8-12-летнем возрасте. Например, в 1772 г. в «фурмовой фабрике» Кончезерского завода 25% работников были 13-15 лет отроду. Детский труд на заводах широко применялся в 1770-80-х, а в особенности в последнем десятилетии XVIII в. Во втором десятилетии века XIX применение детского труда сократилось, поскольку с одной стороны в этом уже не было особой необходимости, а с другой было ясно, что широкое применение труда детей имело довольно печальные последствия. В 1812 г. Фуллон, занимавший должность начальника Олонецких заводов, писал, что в 12 лет «малолет должен поступать в настоящую работу», но добавлял, что применение их на тяжелых работах может лишить завод «будущих средств», поскольку в 12-13 лет «естественные силы их не получили еще от природы достаточного развития». Но и в 1826 г. на заводе работали 9 человек в возрасте 8-12 лет, 48 – в возрасте 13-15 лет, 31 в возрасте 16-17 лет.

Срок службы на заводах ограничен не был. Поэтому потомственные мастеровые, а также мастеровые, набранные из приписных крестьян, подлежали увольнению только по инвалидности «на собственное пропитание», или иногда с очень небольшим «пенсионом». Также иногда практиковался перевод старого мастера или мастерового «в сторожевские должности». Например, когда в 1798 г. Гаскойн решил уволить с завода стариков 38 человек освободили «на собственное пропитание» и нескольких на иждивение родственников, а 16 человек «по неимению пропитания» определили в сторожа. В числе уволенных, наряду с 70-80 летними были и 30-40 летние, которые потеряли на работе здоровье и были зачислены в «старики». А уволенный Федор Климов имел и вовсе возраст в 22 года. Из 46 мастеровых, уволенных в 1834 г. «пенсион» в размере 66 копеек в месяц получили только 28 человек, а остальным отказали, т.к. пенсия полагалась только тем, кто отработал на заводе не меньше 30 лет без наказаний и штрафов. Когда в 1853 г. полковник Соколовский проводил инспекцию завода, то заметив на работах 60-70-летних, «бесспорно выслуживших по 40 и более лет», он спросил их желают ли они ходатайствовать об отставке. Однако рабочие ответили, что если их уволят, то они не смогут прокормить себя и свои семьи. С другой стороны мастеровые из приписных крестьян зачастую не потерявшие связь с деревней, с нетерпением ждали возможности покинуть завод. Случалось и так, что сын мастерового из крестьян заменял отца, давая ему возможность вернуться. Например, в 1824 г. «крестьянский сын» Захар Иванов захотел сменить своего отца Ивана Андреева и «поступить в мастеровые того завода на все время своей жизни».

Продолжительность рабочего дня в горнозаводской отрасли обычно ограничивалась длиною светового дня и изменялась от 10 часов осенью и зимой до 14 летом. На Олонецких заводах работа в доменном цехе велась в 2 смены по 12 часов, остальные цеха работали в одну смену; рабочий день начинался в 5-6 утра и продолжался до 8 вечера, с обеденными перерывами на один или два часа. Утром до начала работы производилась перекличка мастеровых, а в течение рабочего дня администрация следила, чтобы мастеровые «неленостно работали» Мастерам и подмастерьям предписывалось строго контролировать качество работы и количество затраченного материала и за неисправность «наистрожайше взыскивать и штрафовать». На заводах соблюдались многочисленные праздники, что обуславливалось страшным изнеможением мастеровых после тяжелейшего рабочего дня. Во время ремонта доменных печей мастеровые либо привлекались к ремонтным работам, либо направлялись на выжиг угля и добычу руды. Гаскойн сократил количество праздничных дней, а с увеличением заказов в начале девятнадцатого века рабочих нередко принуждали работать и в воскресенье. Например в августе 1800 г. из 88 мастеровых и поторожных работников 68 человек работали 30-31 день, 13 человек 28-29 дней и только 7 – менее 28 дней. В 1827 г. рабочие Александровского завода заявляли, что «работают каждодневно», а рабочие Кончезерского завода жаловались, что им приходится заготовлять для себя дрова по ночам, потому что они «работают беспрестанно». Иногда как в рабочее, так и во вне рабочее время, а также в праздники мастеровых принуждали выполнять различные работы в хозяйстве кого-либо из руководства завода.

Заводские инструкции предписывали, чтобы представители администрации в праздники выстраивали рабочих «во фронт» и читали им из регламентов и указов «приличные к службе и к благому поведению артикулы», а потом вели в церковь к обедне. Посещение церкви было отнюдь не добровольным делом. О неявке в церковь не только мастеровых, но и горных офицеров смотрителями подавались рапорты по начальству. Как писали мастеровые в своем прошении в 1806 г., если кто-нибудь не явится в церковь, то в следующее воскресенье «без выхода из завода работаем с наказанием». Заводские рабочие не имели права без разрешения администрации отлучаться от завода более чем на 4 версты.

Что касается заработной платы, то в 1770-80 х гг. она не слишком изменилась по сравнению с первой половиной XVIII в. Мастера получали 48-60 рублей в год, подмастерья – 26-36 рублей, взрослые рабочие и ученики – 20-24 рубля, рабочие в возрасте 16-18 лет – 15-18 рублей, а 12-15 летние – 8-12 рублей. В молотовых цехах в 1737-89 гг. сдельная оплата не менялась – с пуда железа мастер получал 3 копейки, подмастерье 1,5 копейки, работник – 0,75 копейки. В случае направления на другие работы мастер получал в день 10 копеек, подмастерье 8 копеек и рабочие по 6 копеек.

Такую заработную плата никак нельзя назвать большой. Например, в 1775 г. пуд муки по данным заводской канцелярии можно было приобрести за 36 копеек. При тяжелой и длительной работе рабочие потребляли не менее 3 фунтов в день. Если к этому прибавить расходы на соль и небольшое количество рыбы, мяса и масла, то годовой расход рабочего на питание получался равным 17-18 рублям. Например, в письме Соймонову Ярцов утверждал, что мастеровой в год тратит на еду 16 рублей 41 копейку, а на платье быстро изнашивающееся при огне ему остается лишь 3 рубля 59 копеек.

К началу 1780-х гг. рабочие по прежнему получали 20-24 рубля и лишь небольшая группа учеников и мастеровых имела доход в 28-30 рублей. В тоже время цены на продовольствие росли. Например, в 1730-х гг. пуд ржаной муки стоил 6-7 копеек, а в 1775 – 36 копеек. В марте 1784 г. в Петрозаводске за пуд ржаной муки уже просили 50 копеек, а пшеничной – 1 рубль. Пуд соленой ряпушки стоил 50 копеек, а сига 1 рубль 30 копеек. Поскольку семье мастерового в месяц требовалось 4-5 пудов ржаной муки (при заработке 2 рубля в месяц), то становится ясным, что положение заводчан было довольно печальным. Чтобы работники просто напросто не вымерли, властям пришлось пойти на выдачу ржаной муки на льготных условиях – в 1785 г. установили «неизменные» цены на муку в 20 копеек за пуд, муку отпускали из казенных магазинов. Однако такая мера конечно же не могла серьезно улучшить положение мастеровых. Объясняя причину побегов с Александровского завода, мастеровые в 1786 г. показали, что «тому их побегу не другая какая побудительная была причина, как только малой задельный за их работу платеж». Денежный оклад мастеровых в конце XVIII в. позволял им, разве что, выкупать паек ржаной муки из заводского магазина. Так, в январе 1788 г. всем мастеровым Александровского завода предстояло получить 391 рубль 39 копеек, но из этих денег администрация удержала «за провиант» 360 рублей 68 копеек и 4 рубля 3 копейки на госпиталь. Деньгами выдали только 26 рублей 67 копеек, т.е. где-то по 8 копеек каждому.

Размеры окладного жалованья на Олонецких горных заводах в 1797 г.

Помимо окладного жалованья на Олонецких заводах с последнего десятилетия XVIII в. получает довольно большое распространение «задельная» (т.е. сдельная) плата, ставшая второй частью заработка рабочих. Если раньше она существовала только при выковке железа, то теперь она начинает внедряться в доменном, пушечном и сверлильном цехах. В этой ситуации окладное жалованье превратилось в «провиантский оклад», который иногда выдавался деньгами. В конце 1790-х гг. рабочие из егерей, трудившиеся на Кронштадтском заводе получали в месяц «провиантского жалованья» по 3 рубля, а сдельной платы в среднем по 2 рубля 50 копеек. Здесь же из 35 рабочих, присланных из Петрозаводска, 24 получали в месяц 4-5 рублей «провиантской» и сдельной платы и 11 – более 5 рублей. На Александровском пушечном заводе в ноябре 1797 г. средняя сдельная плата в сверлильном цехе составляла 2 рубля 57 копеек, в пушечно-литейном – 2 рубля 34 копейки, а в снарядо-литейном – 2 рубля 10 копеек. Больше всех зарабатывали в доменном цехе – всего в месяц там в среднем выходило 7 рублей 40 копеек. Однако цены росли и на «провиантские» со временем приходилось все меньше муки. Интересно, что в тот же период средняя стоимость дневного солдатского рациона, состоявшего из хлеба, соли и крупы была примерно 11-12 копеек (кроме того, солдат получал еще приварочные).

Поскольку Александровский завод был ориентирован на выпуск артиллерии для военно-морского флота, представляется небезинтересным сравнение денежных окладов работавших на заводе с окладами военных моряков и служителей морского госпиталя того времени.

Размеры денежных окладов офицерского и рядового состава Балтийского флота при Екатерине II

Размеры денежных окладов персонала военного госпиталя второй половины XVIII в.

Возвращаясь к вопросу о доходах мастеровых Александровского завода необходимо заметить, что в гаскойновский период определенных расценок за единицу продукции, как правило, не было, сдельная плата часто называлась «награждением» и ее размер зависел от воли заводского начальства. Сдельная плата была несколько повышена в 1806-07 гг., но уже к 1820-м гг. эти ставки явно устарели в связи с падением курса ассигнационного рубля и подорожанием товаров. Пожалуй, тяжелее других категорий рабочих приходилось углежогам и рудокопам. В 1822-25 гг. за обработку и выжиг кучи в 20 сажен платили 70 рублей. Для полной обработки, выжига и разлома кучи четыре углежога должны были работать около 75 дней. Таким образом, за два с половиной рабочих месяца углежог получал по 7 рублей в месяц. Не слишком много если учесть, что в 1825 г. пуд муки стоил 2 рубля 50 копеек. Те, кто трудился непосредственно в цеху, могли зарабатывать много больше, даже не смотря на то, что мастеровые основных цехов из общей суммы сдельного заработка должны были оплатить все израсходованные в цехе смазочные материалы, топливо и т.д. В 1826 г. сдельная зарплата мастеров и подмастерьев пушечного цеха составляла 23-29 рублей, учеников – 17-20 рублей, мастеровых 5-19 рублей. Средний заработок мастерового составлял 12 рублей, вместе с пайком ржаной муки (2 пуда 32 фунта) доходил до 15-16 рублей. Среди 62 мастеровых литейного цеха 20 человек в среднем получали в месяц 4-6 рублей, 11 – 7-14 рублей, 13 – 15-16 рублей и 18 мастеровых 17-18 рублей. Можно сравнить эти доходы с месячными сдельными ставками в 1825-1826 гг. на Кончезерском заводе:

Ситуация с низкой заработной платой мастеровых не изменилась и в последующие десятилетия вплоть до реформы 1861 г. например, в 1850 г. средняя месячная сдельная зарплата мастеровых колебалась в пределах 1 рубля 80 копеек – 4 рублей 58 копеек, или 22-55 рублей в год. Однако, как признавал управитель Александровского завода Чебаевский, взрослому мастеровому с женой и двумя малолетними сыновьями необходимо в год 60 рублей, кроме квартиры и «провиантской» муки, получаемой из казны. На 60 рублей семья мастерового должна была приобрести минимальное количество крупы, иногда мясо (в посты рыбу), картофель, масло, соль, а также материал для одежды и обуви. Однако многие мастеровые имели вместо сыновей дочерей, на которых, в свою очередь, не выдавался льготный паек муки. Кроме того, в некоторых цехах не получали окладного жалованья, соответственно стоимость муки вычиталась из их сдельной зарплаты. Зарплаты рабочих разных цехов продолжали различаться, так в 1860 г. средний месячный заработок мастерового доменного цеха составлял 6 рублей 22 копейки, в пушечно-литейном цехе – от 2 рублей 10 копеек до 2 рублей 88 копеек.

Из и без того небольшой зарплаты производились различные вычеты: на госпиталь, на похороны умерших, на постройку церкви, содержание церковных писарей и прочие церковные расходы, на оплату артиллеристов, проводивших пробу пушек и т.д.

Возвращаясь к церковному вопросу необходимо отметить, что в 1832 г. завод обзавелся своим собственным храмом. Место для него выбрал сам император Александр I, посетивший Петрозаводск в 1819 г., он же и пожертвовал 30 000 рублей на его строительство. Помимо этого в течение почти 10 лет рабочие завода должны были отчислять по 2 копейки с каждого заработанного рубля в фонд стройки. Первоначально планировали построить церковь по проекту Монферрана, но стоимость строительства оказалась слишком высокой и горное начальство сделало выбор в пользу архитектора А.И. Постникова. Строительство под руководством итальянца Пьетро Мадерни началось в 1826 г., живописные работы заказали петербургскому художнику Александру Чижову. Заводская Александро-Невская церковь была освящена 27 января 1832 г.

Перейдем теперь от вопросов, связанных с заработной платой рабочих к вопросам, связанным с жилищно-бытовыми условиями жизни мастеровых. Одновременно со строительством Александровского завода на левом берегу Лососинки в 1770-х гг. строились казенные здания на Круглой площади и дома для чиновников и инженеров по нагорной линии (позднее Английская и Мариинская улицы). На Зарецкой стороне, а также недалеко от завода строили дома для служителей и казармы для мастеровых. В 1776 г. был построен мост через Лососинку, который связал городскую и заводскую стороны. Также поначалу мастеровые жили в старой «фабрике» и конюшне Петровского завода, а также в зданиях бездействовавших «французских фабрик». На рубеже веков мастеровые стали переселяться в заводские казармы, располагавшиеся около Заводской площади, отделявшей Зарецкую сторону от Голиковки.

Первое упоминание о постройке рабочими своих изб относится к середине 1780-х гг. Места для постройки отводились в заводском квартале, который получил название Голиковка. Здесь в воскресные дни, а иногда и по ночам мастеровые строили свои жилища, которые фактически являлись деревенскими одноэтажными избами, чаще всего с двумя окнами на фасаде. В начале XIX в. в таких избах проживало около 30% мастеровых. Администрацией позволялось лишь мастеровым «хорошего поведения» строить дома «по единообразному плану», а остальным предстояло жить в казармах. До преобразования Петровской слободы в 1777 г. в Петрозаводск и до превращения его в 1784 г. в губернский центр казармы и избы мастеровых иногда возводили и на левом берегу Лососинки, однако в последнем десятилетии XVIII в. это было запрещено и местожительство мастеровых ограничили Заводской площадью и Голиковкой. По данным 1826 г. 276 мастеровых жили в своих избах на Голиковке, 273 – в казармах, 149 – на наемных квартирах и 131 человек в городе в своих домах (или половине дома). Хозяева изб имели небольшие огороды и домашних животных (козу или корову), для которых жены и дети мастеровых в летнее время заготавливали корм в окрестностях города. Зачастую избы, перегороженные на маленькие клетушки, были переполнены обитателями. Многие мастеровые жили вместе со своими отцами и братьями. С распространением в 1821 г. на Голиковку повинности военного постоя ситуация ухудшилась еще больше. В начале 1850-х гг. в 352 избах, перегороженных на 477 кухонь и 706 «жилых покоев» помещались: 2054 человека из семей владельцев изб, 350 постояльцев, взятых «по доброму согласию» и еще 838 постояльцев, вселенных принудительно.

Впрочем тем, кто жил в казармах приходилось еще тяжелее. Казармы делились на несколько отделений, в каждом из которых находились кухня и комната. Например, в одной из казарм было 6 отделений, соответственно – 6 кухонь и 6 «покоев». В каждом отделении этой казармы в 1853 г. ютилось 47-18 человек, а всего в казарме – 105 человек. Еще в 1825 г. мастеровые писали в своем прошении, что их товарищи, перемещенные «нужды ради» в казармы, терпят «крайнюю тесноту», а дрова для отопления и приготовления еды заготовляют «с великим трудом в праздники и ночное время». Сами представители администрации были вынуждены отмечать, что в казармах и в госпитале имели место нечистота и «дурной воздух».

Плохое питание, тяжелые жилищные условия, большая продолжительность рабочего дня и отсутствие элементарной охраны труда были причиной многих болезней, а также несчастных случаев на производстве. Медицина была в тот период еще очень не совершенна, а больных было много. Например, в 1797 г. в госпиталь поступило 1472 человека, из них с ранениями – 450, с контузиями – 88, 74 с ожогами, 403 больных горячкой и т.д. Зимой 1799-1800 г. распространилась «инфлюензе», от которой «никто избавлен не был», и в лазарете находилось до 120 больных. На содержание госпиталя и расходы на медикаменты с мастеровых высчитывали 2% от получаемой зарплаты. В 1858 г. вычеты на эти цели составили от мастеровых -2214 рублей, от чиновников и офицеров – 663 рубля и за лечение людей из других ведомств – 121 рубль. Всего госпитальный фонд получил 2998 рублей, израсходовал за год 3399, но значительная доля этих средств пошла на лечение офицеров и чиновников.

2.5

Поиск по сайту: