Я сделала все, что в моих силах...»

Хмурым январским днем, как раз накануне 40-летней годовщины вступления Елизаветы II на престол, к ней в Сандрингемский дворец приехали герцог Йоркский и его жена Сара. Предстоял трудный, но неизбежный разговор. О чем? Легко догадаться: вот уже несколько месяцев вся королевская родня ломала голову над семейной дилеммой. После пяти лет совместной жизни супруги пришли к выводу, что им лучше расстаться. Читатель уже знает, что герцогиня Йоркская с годами все больше тяготилась придворным образом жизни, а бесконечные нотации и придирки, как со стороны родственников, так и в средствах массовой информации, доводили ее до белого каления. Впереди не было никакого просвета. Наоборот, газетчики напоследок посыпали солью раны герцогини: на страницах светской хроники замелькали крикливые заголовки о ее отношениях со Стивом Вьяттом. Поводом для сплетен послужили фотографии, запечатлевшие герцогиню в обществе Стива и еще нескольких знакомых на отдыхе в Марокко. Фотографии выкрал и продал газетам какой-то ловкий мошенник.

Королева настояла на двухмесячном «тайм-ауте», чтобы супруги еще раз всесторонне обдумали роковое решение. Это время герцогиня прожила затворницей в своей загородной усадьбе, лишь изредка появляясь на официальных мероприятиях. Зато она часто встречалась с юристами, обсуждая планы на будущее, и делилась своими переживаниями с родственниками, в первую очередь с принцессой Дианой и золовкой, принцессой Анной.

Одним из первых узнал о случившемся принц Чарльз. В разговоре с герцогиней он посетовал на свой собственный неудачный брак и подчеркнул, что по конституции он является прямым наследником престола, а потому о разводе с Дианой не может быть и речи. На это Ферги язвительно заметила: «Что ж, я, по крайней мере, верна самой себе». Этот ответ вскрывает самую суть дилеммы, стоящей и перед принцессой Уэльской. Она остро ощущает фальшь своего положения и противоестественность традиционных устоев современной монархии.

Длящийся годами семейный кризис принца Уэльского так же, как и крах брака принца Эндрю — не только их личная драма. Это тревожный симптом неустойчивости современной монархии перед лицом необратимых исторических процессов. В свое время решение Георга V дать своему сыну, герцогу Йоркскому, согласие на брак с «простолюдинкой», леди Элизабет Боуз-Лайон, было обусловлено трагическими последствиями первой мировой войны. С исторической сцены были сметены несколько европейских царствующих династий, и ряды женихов и невест королевской крови значительно поредели. Этот брак пробил брешь в королевской цитадели, и замкнутая каста, допускавшая лишь браки между равными, начала медленно превращаться в обычную социальную группу. Несмотря на аристократическое происхождение женихов и невест, практически все попытки привить «дичок» на генеалогическое древо Ганноверской династии закончились плачевно. Счастливым исключением являются королева-мать и правящая королева. Развод, раздельное проживание, либо сохранение формального союза при фактическом разрыве — вот обычный итог «неравных» браков. За примерами далеко ходить не надо: принцесса Маргарет и Энтони Армстронг-Джокс, принцесса Анна и Марк Филлипс, герцог Йоркский и его жена Сара, принц Уэльский и принцесса Диана... Где ключ к решению проблемы?

Где истоки кризисных явлений: в изменившемся характере общества? Или же их следует искать внутри королевского дома, в отношении его членов к пришельцам извне? Очевидно, что, выйдя замуж за принца Чарльза, леди Диана Спенсер вошла в совершенно обособленный семейный клан со своими ритуалами и табу — вроде туземцев какого-нибудь Богом забытого острова, которые и не подозревают о существовании остального человечества. Самоизоляция служит надежной защитой от бурь и тревог внешнего мира, однако постороннему, не знакомому с правилами игры, выжить в этих условиях практически невозможно. Вспомним афоризм драматурга Алана Беннетта: «У каждой семьи есть свой секрет, и секрет состоит в том, что у каждой семьи он свой, не похожий на другие». Так и королевское семейство. Елизавета II и ее сестра принцесса Маргарет — представители последнего поколения, сохранившего иммунитет к реальной жизни. С самого рождения обе жили в безвоздушном пространстве дворцов, бережно хранимые от сквозняков внешнего мира. Обе привыкли к стерильной среде обитания и другой жизни себе не мыслят. Им не приходится ходить по магазинам с кошелкой в руке, стоять в очередях, думать о том, как свести концы с концами. Так живут обычные люди — зато на свободе. Родившись в золотой клетке, птичка не рвется на волю. Несмотря на полчища слуг, сверкающие лимузины, личные яхты и самолеты, королева и ее сестра не вольны распоряжаться собой: каждый их шаг предопределен традицией и контролируется общественным мнением. Долг, самопожертвование, служение короне — эти добродетели лежат в основе их существования и в основании трона. Стремление к личному счастью не в счет. Когда принцесса Маргарет хотела выйти замуж за капитана Питера Тоунсенда, разведенного, ей пришлось пожертвовать любовью ради освященной традицией королевской морали.

Елизавета II, с младых ногтей воспитанная в духе державной морали, безукоризненно справлялась с ролью венценосца. Более того, она подняла планку так высоко, что вряд ли ее преемникам удастся достигнуть рекордной отметки. Они сделаны из другого теста — слишком много посторонних примесей. По словам леди Элизабет Лонгфорд, подруги Елизаветы II и автора ее жизнеописания, королева сознательно стремилась воспитывать детей в контакте с внешним миром. Получился своего рода гибрид: поколение ее детей по-прежнему связано неразрывной пуповиной с миром традиций и ритуалов, но в то же время они уже познали вкус вольной жизни, и ничто человеческое им не чуждо. Небезопасно выпускать королевских детей за ограду дворцов и замков. Прямое тому доказательство некоторые поступки принца Уэльского. Ветер свободы посеял в его душе сомнения и неуверенность, поколебавшие традиционную веру в абсолютное превосходство королевского дома над простыми смертными.

Те же, кто родился на воле, с большим трудом акклиматизируются в особой атмосфере королевских покоев. В клетке, пусть даже золотой, выживают далеко не все. Принцесса Маргарет развелась с лордом Сноудоном, полным крахом закончился брак принцессы Анны и Марка Филлипса. Между тем и тот, и другой могли отвлечься от нудных дворцовых мероприятий благодаря профессиональной деятельности (Лорд Сноудон занимался фотографией, а Марк Филлипс — конным спортом). У герцогини Йоркской и принцессы Уэльской не было такой отдушины. Принцесса Диана слишком долго варилась в котле придворной жизни, слишком много времени и сил отдавала протокольным обязанностям. Может быть, именно поэтому она пришла к горькому выводу: двор с его особой моралью и особым мироощущением потерял живую связь с реальностью, объективным ходом событий. Королевское семейство живет как бы в ином измерении, откуда не видны эволюционные процессы, происходящие в обществе. Попытки восстановить обратную связь малоэффективны. Как-то за ужином в Сандрингемском дворце Диана осторожно завела разговор о судьбе британской монархии в контексте интеграционных тенденций в современной Европе. Присутствующие посмотрели на нее, как на сумасшедшую, и до конца вечера продолжали с увлечением обсуждать важный вопрос: кто подстрелил последнего фазана на сегодняшней охоте.

По свидетельству одного из друзей, «Диана считает, что институт монархии отгородился глухой стеной от реальной жизни и не поспевает за ходом истории. Если члены королевского дома не изменятся сами, назревающие в обществе перемены застанут их врасплох, неподготовленными».

Консультант Дианы Стивен Твигг разделяет ее мнение. По его словам, «если члены королевского семейства не осознают необходимость перестройки своих отношений с обществом, их ждет тупик, вырождение. Монархия утратит функции полезного социального инструмента. Чтобы этого не произошло, необходимо гибко и динамично реагировать на изменения. При этом общество также должно внести коррективы в свое отношение к королевскому дому. Давайте спросим себя: чего мы ждем от королевской семьи? Хотим ли мы, как встарь, падать ниц перед королевскими регалиями или же представители династии должны заслужить искреннее восхищение народа стойкостью и благородством, с которыми они принимают многочисленные вызовы нашей бурной эпохи? Восхищаться — значит, учиться у своего кумира, следовать его примеру».

Несмотря на то, что Диана ведет упорную борьбу с широко распространенным мифом о принцессе-кукле, озабоченной лишь красивыми тряпками и модными фасонами, многие по-прежнему относятся к ней с известным предубеждением. Она привыкла к добродушно-снисходительному тону. «Я сталкиваюсь с этим на каждом шагу, — признается принцесса близким друзьям. — Интересно наблюдать за реакцией людей. Вступая в разговор, они думают одно, а поговорив со мной немного, начинают вести себя совсем по-другому». Диана не приемлет и формальную маску королевского величия — слишком долго она сама отстаивала свое право на естественные человеческие чувства. Ей чуждо лицемерие. Неподдельная доброта и милосердие, которые проявляются в повседневном общении с людьми, — не поза, а нормальное состояние души. Порфироносец вознесен высоко над земной юдолью, однако Диану не устраивает традиционное королевское воспитание, прививающее «иммунитет» к бедам и заботам простых смертных. Она твердо знает, что ее сыновья должны воспитываться иначе, нежели предыдущие поколения венценосцев. Маленькие принцы и принцессы когда-то чуть ли не с пеленок приучались скрывать свои мысли и чувства от чужих любопытных глаз. Пядь за пядью возводилась невидимая стена, отделяющая особу королевской крови от простолюдинов. Диана же стремится воспитывать в сыновьях искренность и прямоту. Они должны реально оценивать свои возможности и воспринимать жизнь во всем ее многообразии, а не возноситься над нею на контурах королевского величия. Как мать, Диана озабочена прежде всего тем, чтобы сыновья твердо стояли на земной почве. Уверенность в себе питает безграничная материнская любовь и нежность. Диана признается, что любит своих детей до безумия и отдает им каждую свободную минуту. Дети, обделенные родительским вниманием и любовью, вырастают с изъяном в душе, им труднее противостоять житейским бурям.

Диана не хочет, чтобы ее сыновья выросли чопорными и высокомерными. Пусть не стесняются открыто выражать свои чувства — в этом нет ничего неприличного. Однажды принцесса взяла с собой Уильяма на финальную встречу Уимблдонского турнира, где выступала знаменитая немецкая спортсменка Штеффи Графф. По окончании встречи мать с сыном покинули королевскую ложу и спустились в раздевалку для спортсменов, чтобы лично выразить свое восхищение прославленной теннисистке. В пустом полутемном коридоре они столкнулись со Штеффи, которая выглядела такой усталой и одинокой, что Диана не раздумывая обняла и поцеловала ее, а Уильям тоже бросился ей на шею и горячо поздравил Штеффи с победой.

В свое время, когда Диана ухаживала за умирающим от СПИДа Адрианом Уорд-Джексоном, она сознательно познакомила с ним Уильяма, преподав ему тем самым наглядный урок жизни и смерти. И мальчик усвоил урок. Узнав о смерти Адриана, Уильям сказал матери: «Теперь он избавился от страданий и стал по-настоящему счастливым». Разумеется, Диана не успокаивается на достигнутом. На ней лежит громадная ответственность: согласно закону о порядке престолонаследия Уильям — первый претендент на корону после отца, а Гарри — второй, и их воспитанию уделяется самое серьезное внимание. В первую очередь она приучает их к порядку и самодисциплине. Каждый вечер мальчики усаживаются за письменный стол и пишут письма благодарности родственникам и знакомым. Эту привычку воспитал в ней отец, граф Спенсер. Даже вернувшись домой из гостей далеко за полночь, Диана не ложится спать, пока не напишет несколько теплых слов хозяину дома или другим людям, которые оказали ей в этот день какую-либо услугу.

Подрастая, мальчики все яснее осознают, что их судьба предопределена рождением в королевской семье. Как-то раз зашел разговор о том, кто кем хочет быть. «Когда вырасту, обязательно стану полицейским и буду тебя охранять, мамочка!» — весело объявил Уильям (ему было тогда 10 лет). Восьмилетний Гарри тут же вмешался: «Как же, полицейским — тебе придется стать королем!»

По свидетельству их дяди, графа Спенсера, в жизни мальчики совсем не соответствуют тому имиджу, который создают им средства массовой информации. «Газеты изображают Уильяма как этакого «командира», ну а Гарри — тихоня, младший братец, — рассказывает граф Спенсер. — На самом деле Уильям очень подтянутый, дисциплинированный и не по годам развитый ребенок. Он застенчив, даже слишком. Он ведет себя немного скованно, и манеры у него, как у взрослого». А вот Гарри как раз озорник и непоседа. Граф Спенсер поделился своими наблюдениями за поведением мальчика во время перелета с одного из островов в Карибском море, где они были на отдыхе: «Стюардесса принесла завтрак. У Гарри на голове были наушники, а на коленях он держал компьютерную игру. Тем не менее ему во что бы то ни стало хотелось съесть рогалик, не расставаясь со своей электронной сбруей. Когда ему, наконец, удалось намазать рогалик маслом и засунуть его в рот, на его мордашке было написано торжество победителя. Непередаваемое выражение!»

Кэролин Бартоломью уверяет, что ее крестник Гарри необыкновенно «милый и непосредственный ребенок, так и хочется его приласкать». Принц Уильям, по ее мнению, характером очень напоминает мать — «такой же чуткий и восприимчивый». Поначалу ей казалось, что будущий венценосец растет сорванцом: «Он был непослушным и часто капризничал». Но когда у Кэролин появились собственные Дети, она поняла, что «в определенном возрасте они все капризничают. На самом деле у Уильяма доброе сердце, как и у его матери. Он готов отдать вам последнюю конфетку. Так и вышло однажды; у него была только одна конфетка, и видно было, что ему ужасно хочется ее съесть. Но он таки отдал ее мне!» В другой раз он обшарил все карманы и, собрав несколько пенсов — единственную наличность, торжественно вручил деньги в подарок Кэролин.

Впрочем, по признанию самой Кэролин, принц Уильям отнюдь не ангелочек. Однажды, приехав погостить в Хайгроув, она наблюдала такую сцену. Диана вышла из плавательного бассейна и, переодевшись в белый махровый халат, ждала Уильяма, который никак не мог наплаваться. Внезапно мальчик отчаянно забил по воде руками и камнем пошел ко дну. Перепуганная мама не знала, что и подумать: а вдруг это не розыгрыш? Она рванула застежку, пытаясь сбросить халат, но, сообразив, что время не терпит, прыгнула в воду как была, одетая. Уильям тут же вынырнул из воды. Он хохотал во все горло в восторге от удачной шутки. Матери, прямо скажем, было не до смеха.

Не будем забывать, что все мальчишки не прочь пошалить. Вообще же Уильям серьезный и вдумчивый ребенок, у него не по годам развито чувство ответственности. По отзывам друзей дома, Уильям и Гарри живут в дружбе и согласии. Это просто замечательно: когда Уильям вырастет и в один прекрасный день взойдет на английский престол, ему будет на кого опереться. Интуиция подсказывает Диане, что братья пронесут тесную дружбу через всю жизнь и сумеют разделить бремя королевской власти. Это тем более важно, что принц Чарльз, как ей кажется, никогда не станет королем Карлом III.

Диана души не чает в своих мальчишках. «Дети — все для меня», — часто повторяет принцесса, и это понятно: вряд ли она выбралась бы из тьмы отчаяния и тоски, если бы их не было рядом. В 1993 году Гарри, следом за старшим братом, поступил в частную школу-пансион «Лудгроув», и принцесса сразу почувствовала, как пусто стало в Кенсингтонском дворце. «Ребята выпорхнули из-под маминого крылышка, — говорит Джеймс Джилби, — и Диана почувствовала, что близится к завершению важнейшая глава в повести ее жизни».

Теперь мальчики возвращаются в родительское гнездо лишь на время каникул. С их отъездом жизнь во дворце стала еще более тягостной, тем более что к тому времени Диана лишилась и старой подруги — герцогини Йоркской. Как никогда остро стоит перед ней проблема выбора. С одной стороны, семейная жизнь не сложилась, но с другой — работа в королевском «ведомстве» приносит ей истинное удовлетворение, поскольку она может реально помогать больным и обездоленным; она задыхается в тенетах придворной рутины, но в то же время все яснее отдает себе отчет, что положение члена королевской семьи обеспечивает небывалые возможности для работы во имя милосердия.

Вопрос остается открытым. Диана склоняется то в одну, то в другую сторону. Амплитуда колебаний ее настроения характеризуется довольно резкими скачками, но в целом преобладает тенденция к сохранению существующего положения. Принцесса пока не готова покинуть королевское «ведомство». И это вполне объяснимо: многие вещи, причинявшие когда-то жестокую боль, отошли на второй план. Проржавевший механизм монархии вызывает скорее досаду, чем отчаяние; к мужу она относится ровно, по-товарищески — прежнего трепета нет и в помине; Камилла Паркер-Боулз не вызывает у Дианы припадков отчаянной ревности, лишь холодное презрение. Но это не главное. Решающее значение имеет растущий интерес к монархической системе и поиск путей ее преобразования и совершенствования. Диана всерьез размышляет над тем, как наиболее эффективно использовать монархический механизм во благо общества, прежде всего наименее социально защищенной его части. Это веское основание, чтобы оставить все как есть. В то же время не выходит из головы решительный поступок герцогини Йоркской, указавшей путь к свободе.

Разрубить гордиев узел нелегко. Диана — молодая женщина, эмоциональная, часто непоследовательная, подверженная резким перепадам настроения. «Диана из тех женщин, которые легко уступают нажиму со стороны более волевого и сильного человека, — проницательно замечает астролог Феликс Лайл. — У нее явная склонность к депрессии, и в то же время в любой момент может взять верх инстинкт самоуничтожения. Не считаясь с доводами разума, она пошлет все к черту и хлопнет дверью. Вообще же, она напоминает нераспустившийся бутон. Настанет день, и лепестки раскроются».

Сегодня она вдумчиво и серьезно размышляет над фундаментальными вопросами бытия, беседуя с Джорджем Кери, епископом Кентерберийским. Завтра весь вечер беспечно проболтает с приятелями за партией в бридж. «Она часто противоречит сама себе, когда разговор заходит о том, чтобы сбросить наконец бремя ответственности, которое она приняла на свои плечи", — говорит Рори Скотт, который по-прежнему часто встречает принцессу в обществе.

Другая на ее месте давно могла стать брюзгой и занудой. «Диану выручает природное чувство юмора, — замечает в связи с этим ее брат, граф Спенсер. — Рядом с ней любой чувствует себя непринужденно. Чопорность ей чужда, наоборот, она часто подшучивает сама над собой или вызывает смех у собеседников, указав на какую-нибудь нелепость, которая им тоже бросилась в глаза, но они постеснялись об этом сказать». Пропахший нафталином королевский протокол, скучнейшие церемонии во время официальных визитов служат для Дианы неисчерпаемым источником шуток и пародий. По долгу «службы» Диана терпеливо слушает концерт фольклорного ансамбля, вежливо хвалит блюда национальной кухни, с трудом заставив себя проглотить кусочек. Потом звонит друзьям и с юмором делится впечатлениями. «Чего не сделаешь на благо Англии!» — часто говорит принцесса.

По словам Анджелы Серота, «Диана воспринимает внутреннюю сущность человека, а не внешние атрибуты поведения». Тонкая интуиция и врожденный дар настраиваться на «волну» собеседника помогают принцессе в общении с людьми. Однако сама Диана считает, что природных способностей недостаточно, необходима научная и профессиональная база. Посредственные успехи в средней школе не отбили у нее желания учиться. «Мне необходимо знать все о человеке», — говорит принцесса. В первую очередь ее интересуют исследования в области психологии и философии. Нужно признать, что Диана питает известную слабость к обладателям дипломов и ученых степеней. И все же, чистая наука не для нее — больше по душе люди с практической жилкой, энергичные и деятельные, а не созерцатели. Директор авиакомпании Ричард Брансон, миллионер Джекоб Ротшильд (он в свое время занимался реставрацией фамильной усадьбы Спенсеров), двоюродный брат Дианы Дэвид Линли — об этих людях она говорит с неподдельным восхищением. Диана с одобрением отзывается о решительном поступке виконта Линли, который бросил карьеру придворного чиновника и занялся живым практическим делом. Кроме того, по словам одного из друзей, «она немного завидует Дэвиду: ведь он может свободно расхаживать по улицам без телохранителей». Когда-то низкая самооценка и неуверенность в собственных интеллектуальных возможностях заставляли Диану смотреть снизу вверх не только на мужа, но и на окружавших его высокопоставленных придворных сановников. Теперь ее не узнать: выработав самостоятельную позицию, она не боится отстаивать свою точку зрения, в том числе и по политическим вопросам. Результат налицо. Даже известные своим консерватизмом чиновники Министерства иностранных дел отдают должное дипломатическому искусству принцессы. В Форин-Офисе высоко оценили ее работу во время первого самостоятельного визита в Пакистан, центр исламского фундаментализма, где периодически вспыхивают антибританские страсти, и «Юнион Джек», государственный флаг Соединенного Королевства, подвергается ритуальному сожжению. Диана не без гордости говорит, что к ней, наконец-то, стали относиться, как ко взрослой.

В юности Диана панически боялась выступать перед большой аудиторией. Этот страх тоже удалось преодолеть. Теперь она почти каждую неделю выступает с речами и пользуется славой хорошего оратора. Тексты речей она пишет либо самостоятельно, либо с помощью небольшой команды референтов, в первую очередь личного секретаря Патрика Джефсона, своего верного союзника и единомышленника. «Штаб» принцессы — это гибкая структура, в задачи которой входит обсуждение главных вопросов, о которых намерена говорить принцесса, подготовка статистических выкладок и составление текста выступления.

К сожалению, интересную и полезную работу приходится совмещать с чисто протокольными обязанностями, которых требует всемогущий придворный регламент. В один и тот же день она присутствует в качестве «свадебного генерала» на открытии выставки «Идеальный дом», а через два-три часа выступает с пламенной речью о проблеме СПИДа. Так случилось в марте 1992 года. Это был обычный рабочий день принцессы, но стоит остановиться; на нем поподробнее: два события разделяет всего несколько часов и — целая эпоха в эволюции мировоззрения Дианы. Посещение выставки организовали дворцовые бюрократы. Все было расписано, как по нотам: от тщательно выверенного списка гостей до фоторепортеров. Кстати, на следующий день взахлеб комментировали ответ принцессы на вопрос журналистов, какие у нее планы на предстоящую Неделю семьи. Диана сказала, что не строит никаких планов именно потому, что это сугубо семейный праздник. Диана переходила от стенда к стенду в сопровождении пестрой свиты придворных и гостей, суетились репортеры, сверкая фотовспышками, одним словом, протокольное мероприятие прошло без сучка и без задоринки. Диана виртуозно исполнила выученную назубок роль: дежурная улыбка для обложек, традиционный набор любезностей в адрес организаторов... Зрители получили то, что ожидали.

Вечером того же дня состоялся ужин в лондонской гостинице «Клареджез» с участием известных экспертов по проблеме СПИДа Майкла Адлера и Маргарет Джей и представителей массовой информации. На этот раз она не играла, слова о том, что наболело, лились из самого сердца. Потом Диана отвечала на вопросы с мест, откровенно, не избегая острых углов. Это был первый случай за всю ее придворную карьеру, когда принцесса согласилась принять участие в спонтанной дискуссии, и надо сказать, справилась с этой задачей блестяще. Это событие стало важной вехой на ее жизненном пути, хотя газеты уделили ее выступлению гораздо меньше внимания, чем традиционным придворным шоу. Общественная деятельность Дианы, выходящая за рамки традиционных представлений о «профессии» принцессы Уэльской, нравится далеко не всем как во дворце, так и вне его.

Родственники Дианы, особенно сестры Джейн и Сара и брат Чарльз в курсе проблем Дианы и всегда готовы прийти ей на помощь. Рассудительная Джейн не раз давала ей добрые советы, да и Сара, когда-то завидовавшая славе сестры, теперь ее верный друг и союзник. Вообще, как заметил один из друзей, «когда говоришь с Дианой, невозможно на нее сердиться». С матерью Диана видится реже, чем хотелось бы, но каждая встреча — радость для обеих. Диана была возмущена до глубины души, узнав, что ее отчим, Питер Шанд-Кид увлекся другой женщиной и оставил Франсис. У Дианы всегда были очень нежные отношения с отцом, однако незадолго до его смерти вскрылась неприятная история, причинившая ей много огорчений. Дети графа Спенсера узнали о тайной распродаже сокровищ из фамильного гнезда, Олторпской усадьбы. Принцесса вынуждена была написать ему довольно резкое письмо, о котором впоследствии горько сожалела. В тот момент она не смогла сдержаться: уж очень вызывающе реагировала на упреки детей их мачеха, Рейн Спенсер. Вмешался даже принц Чарльз, призывая к порядку неистовую Рейн. Семейная тяжба закончилась примирением отца с детьми. Отправившись в круиз вокруг света, граф Спенсер радовался и удивлялся популярности принцессы Уэльской в разных странах мира. С дороги он отправил младшей дочке теплое письмо, в котором признавался, что очень ею гордится.

Большое значение имеет для Дианы поддержка немногочисленных, но надежных друзей и помощников. Эти люди знают настоящую, живую Диану, а не куклу, выставленную на потребу обывателям. Они ценят неоспоримые достоинства принцессы, но не закрывают глаза и на ее слабости. Диана легко поддается отчаянию и в такие минуты видит все в черном свете. После бегства герцогини Йоркской отвращение Дианы к придворной рутине предельно обострилось. Ясно, что неустойчивое равновесие может нарушиться в любой момент. По свидетельству друзей, у принцессы однажды вырвалось такое признание: «Люди называют меня Мерилин Монро восьмидесятых годов и думают, что это большое счастье. На самом деле не было ни одного момента, когда я могла сказать: «Вот здорово!» Ни одного. Я только исполняла свой долг и буду делать то, что положено принцессе Уэльской, пока в этом есть необходимость. Надеюсь, что пятнадцати лет жизни будет достаточно».

Самопожертвование Дианы граничит иногда с самоистязанием. Джеймс Джилби сделал интересное наблюдение: «Когда Диана чувствует себя в безопасности, она распрямляется и рвет путы. Но, заслышав бряцание оружия, отступает, уходит от прямого столкновения». Иной раз складывается впечатление, что сама себя казнит, не дожидаясь, пока причинит боль кто-нибудь, кого она ценит и любит. Страхом перед возможным предательством объясняется, по всей видимости, поведение принцессы в первый период семейной жизни, когда она отчаянно нуждалась в поддержке друзей, и тем не менее сознательно обрекла себя на самоизоляцию.

Принцесса Диана, словно канатная плясунья, скользит по туго натянутой проволоке, чудом сохраняя равновесие. Далеко внизу восхищенные зрители. Никто не подозревает, как трудно балансировать над бездной. Головоломка собственной судьбы неотступно мучает Диану. Это стало почти навязчивой идеей. Кэролин Бартоломью, как всегда, горячо защищает подругу: «Попробуйте не зациклиться на своих проблемах, когда весь свет следит за каждым вашим шагом». Диана может часами говорить о сложных взаимоотношениях с мужем, с членами королевского семейства, о своем двусмысленном положении в королевском «ведомстве». Сколько ни говори, проблемы не решаются. Под ногами все та же проволока, и нельзя выпустить из рук балансир. Джеймс Джилби точно сформулировал суть дилеммы: «Она никогда не будет счастливой, если не вырвется на волю. Для этого принц Чарльз должен сам потребовать свободы. Но он никогда этого не сделает — из-за матери. Значит, они оба никогда не будут счастливы. У каждого будет своя жизнь, но формально они останутся мужем и женой — ради пресловутого единства королевского дома».

Верная подруга и наперсница Дианы, Кзролин Бартоломью замечает, как с годами деформируется ее характер: «Она добра и благородна, но печаль и отчаяние разъедают душу. Единственное противоядие — чувство юмора. Она и красавица, и умница, но радости в ее жизни так мало».

Что сулит ей будущее, неизвестно. Будь ее воля, Диана дала бы свободу принцу Чарльзу: может, он сумеет найти счастье с другой женщиной. Ей нужно только одно: спокойно воспитывать детей, готовить Уильяма к трудной роли будущего монарха. Эта мечта так же несбыточна, как желание принца Чарльза оставить свой пост и заняться сельским хозяйством где-нибудь на ферме в Италии. Диана не вольна распоряжаться собой. У нее есть заветное желание: съездить на уик-энд в Париж. Еще она надеется прослушать курс лекций по психологии, больше времени уделять игре на фортепьяно, вернуться к занятиям живописью. Казалось бы, скромные желания, но и это ей заказано: рабочий день принцессы Уэльской загружен до предела, тем более что приходится совмещать обязательные протокольные мероприятия с общественной деятельностью, которой она занимается по зову сердца. В минуты слабости Диана признается друзьям, что готова хоть сейчас бросить все и уехать за границу, во Францию или в Италию. Но судя по всему, она не сможет отказаться от своего призвания: работы во имя милосердия в различных общественных и благотворительных структурах. Именно в этой работе она нашла себя, поверила в свои силы. По словам Чарльза Спенсера, «у Дианы недюжинный характер. Она умеет добиваться своего. Отвоеванные за десять лет позиции она не сдаст без боя и, скорее всего, сохранит их за собой и в будущем».

Девочкой она предчувствовала, что судьба ее сложится не так, как у других. Став взрослой женщиной, Диана по-прежнему прислушивается к внутреннему голосу, голосу интуиции. Верная чувству долга, она старается безукоризненно исполнять официальные обязанности принцессы Уэльской, чтобы не уронить этот громкий титул в глазах общественного мнения. Семейная драма и противоборство с косной монархической системой не сломили Диану, наоборот, она упорно искала свое призвание. Выбрав свой собственный путь, она идет по нему, не сворачивая. Вместе с тем Диана не вступает в открытую конфронтацию с монархической системой, она готова на разумный компромисс. «После трудного дня, добравшись, наконец, до постели, я говорю себе, что сделала все, что могла», — заявляет принцесса Диана, и это правда...

Поиск по сайту: