День следующий

Ночь прошла успешно – не дали медведю себя сожрать. Только мы уютненько завалились в палатку в предвкушении сладких сновидений, как он заходил и зарычал. Пришлось застучать прямо из палатки. Мы обреченно и осторожно предприняли маневр вылезания наружу. Миша как бешеный рубил дрова, зная, что чем больше он нарубит, тем дольше поспит. Всю ночь я караулила одного мишу от другого. Вокруг ходили гроза и медведь, оба порыкивая. Я как в книжках не отходила из круга света от костра, окопав его магическим кругом от пожара и чтобы не уснуть. Вот медведь рыкнул совсем близко, я скорей подкинула два последних бревна и стала будить Мишу. И тут закапал дождь, прервав военные действия обеих сторон. И мы разошлись спать. Кинули в палатку немногие сухие вещи, я в нее заползла и так и отключилась, без сил залезть в спальник, совершенно невзирая на прибрежные кочки, прямо на которых стояла палатка, и мокрую пенку, которая была не в ней, а под ней. Когда мы утром проснулись, в наших мисках была вода, и в каше тоже. Мы свернули лодку, тщательно упаковались в гермомешки, проползли всего километр по бурелому и вышли на Катангу. Как раз в месте бывшей деревни. Я так кричала «ура», что отдавалось от берегов, а Миша сдержанно молчал, но было видно, что он внутренне прыгает от радости.

Только мы стали опять надувать байдарку, как кто-то опять на нас рыкнул, очень близко. Миша схватился за топор скорей стучать. Так мы и надували лодку: одной рукой он держал шланг, другой стучал железякой по топору, а я работала ножным насосом в ритме джайва. Вот и пригодились мои тренировки. Взяв дело с погрузкой в свои руки, я с трудом и изворотливостью распихала наши кутули и нас по лодке. Как со всем этим добром сидеть, мы прорепетировали на берегу, памятуя наш вчерашний опыт, и столкнули этого груженого крокодила на воду. Тут же успешно скребанули дном, но проскочили маленький порожек. Солнце садилось, в рукава текла вода, и нас как на катке крутило, в основном вправо, а часто и вообще кругом. Сала на носу явно не хватало. Зря я его переложила за себя, чтобы протянуть ноги, видать, они легче. Проплыв километра четыре, жутко довольные, подальше от наших медведей, мы попали в рай, встав на стоянку на каменистом берегу. Наспех почистив лес от дров, забив на чай, Миша с горящими глазами схватился за удочку. Пришлось вместе разбираться, как она работает. Но в этот вечер он никого кроме меня не поймал. А местные поганки оказались горькими, хотя так вкусно пахли. Ну не умею я их готовить, они у нас попадаются редко, даже название не вспомнила. Горькушки, может быть?

Запись несколько дней спустя. Увы, конкретные даты установить не удается, т.к. мы за ними не следили, в календарь не смотрели.

Пока нашелся в избушке карандаш, надо скорее записать, т.к. телефон садится.

Рай оказался очень мокрым. Мы проснулись, и шел дождь. Мы проснулись еще раз – и все равно шел дождь, но спать уже не хотелось. Посовещавшись, мы решили осторожно выглянуть наружу. Дождь шел все равно, и все наши небрежно и беспечно брошенные вещи были залиты. Прошлая гроза нас ничему не научила. Я предложила женский (самый легкий) вариант выхода из ситуации: выскочить, все покидать в лодку и бегом доплыть до ближайшей избушки. Так мы и сделали, только до избушки не доплыли. Сидя под дождем с вытекающей из рукавов водой, вся насквозь мокрая, подрагивая, а главное – как будто в тазике с холодной водой, подавляя желание выпрыгнуть в речку и поплыть пешком (потому что там теплее), я злорадно думала: ну, кто первый предложит остановиться? Это оказался Миша. Когда мы вылезли, он трясся как осиновый лист, а я всего лишь как березовый.

Дождь закончился, и нам удалось с сухим спиртом и раздуванием развести костер. Немного обсохнув и повеселев, поев и попив чаю, мы попытались рыбачить. Они (рыбы) плескались, а попадались одни водоросли. Наконец мы бросили это гиблое дело и пошли готовить дрова. Как вдруг слух уловил волшебный звук моторки. Мы побежали на берег. Кто-то ехал. Мы стали махать фонариком (будто можно было нас не заметить). Оказалось – в лодке мужчина с собаками. «Добрый вечер! Не проплывайте мимо!» Это был охотник Володя, которого мы давно поджидали, прочитав о нем в отчетах других сумасшедших сплавщиков. Оказалось, мы не доплыли до избушки всего полтора километра. А он с женой Людмилой как раз там остановился. Вот он и докинул нас к себе. Так что женский вариант, как всегда, удался. Только я сказала Мише: давай в следующий раз испробуем мужской вариант, а то женские какие-то больно суровые оказываются.

Володя с Людмилой обогрели нас, высушили (насколько это было возможно), а их пять собак – облизали с ног до головы. Володя закидал нас своими охотничьими историями: как он пять медведей завалил, как медведи вплавь атаковали его избушку, и как медведь долго гнался за одной дородной туристкой (видно, приглянулась), пока муж его не пристрелил.

Утром нас снарядили в путь, наконец снабдив наши весла отбойниками и дав четкие указания о пути следования. Правда, к назначенной цели (сторож Вова, а потом баня) мы в тот день так и не дошли, засев в удачно подвернувшейся избушке-люкс с печкой, деревянными нарами, новым заветом и деревянной подушкой, а еще – двумя чайниками. У нас был ужин при свечах (одной) (вот такой Миша запасливый). И опять была сушка, потому что даже гермопакеты нагло намокли, как и мы, и замерзли (мы, не гермопакеты).

А плыть было – прекрасно. Водные горки (гораздо лучше чем в аквапарке, и несмотря на мокрый тазик – в изотермике было тепло), скоростные гонки сухогрузов, забрасывание удочки в пороги (которое, правда, не дало результатов). Солнышко, зеленые берега, сверкающая вода как тающий снег весной. Я попала в чудесную сказку, которая снилась мне не раз. И я спросила Мишу, что ему больше нравится: грести или природа – и он сказал, к моему удивлению, природа. Хотя греб он так, что я иногда не успевала весло в воду втыкать. По сравнению со вчерашними зигзагами под дождем мы плыли уже практически синхронно и виртуозно, особенно выправляя лодку, когда она то и дело сама по себе забирала то влево, то вправо. И вот, только когда зашло солнце, и я почти выбилась из сил, попалась эта (третья по счету) избушка. Миша от радости, когда мы причалили, забрал у меня весло, но забыл меня – и нас с лодкой чуть было не унесло без весел – пришлось ему экстренно в третий день уже мокрых ботинках еще шагать в воду и хватать меня за хвост. Потом было экстренное обсыхание у костра и выгрузка вещей с котячьими визгами, потому что лодка подошла неудачно, и мне приходилось ползать по ней на четвереньках в последней сухой одежде и тапочках, выковыривая наши мешки из всех карманов, куда мы их позапихивали. А перед макаронами я прочитала из найденного Нового завета 22-ой псалом, который уже пару дней вертелся у меня на языке: Господь – пастырь мой, и я ни в чем не буду нуждаться. Может, остаться со староверами?

Несмотря на все возмущения Миши, что одна лавка узкая, а другая – короткая, мы прекрасно поместились на узкой, как будто Миши и не было (одна физическая сила осталась, с ребрами), да и я такая же. А утром ввиду невозможности разбудить это добравшееся наконец до теплой берлоги создание, мне пришлось приготовить практически завтрак в постель, вернее, в спальник. И тут меня посетила гениальная мысль – проверить, как там наши документы в гермомешке, который в рюкзаке, который мокрый уже четвертый день (или примерно так). Да, еще чуть-чуть – и это была бы сплошная бумажная масса. Часа два Миша обреченно сидел на пеньке и сушил деньги и свой паспорт, любуясь, как мужает его фотография, расползаясь по сторонам.

Наконец, с таким трудом и тщательностью запаковавшись, мы тронулись в путь. И километра через четыре встретили долгожданного сторожа Вову. Я хотела ехать дальше, но посмотрев на умоляющие глаза Миши, пришлось принять любезное предложение остаться в гостях. Нас накормили, попарили, спать уложили, и не съели. Даже топор починили и ножом снабдили.

Следующий день мы гребли. И как обычно метров пятьсот не догребли до долгожданной уютной избушки. Но берег тоже был не менее уютным. Хотя не понимаю, почему все сплавщики молчат про технические трудности намокания. Как мы предположили, мне «в тазик» набирается вода, потому что Миша сзади сильно дрызгается. Я решила предохраняться: закуталась вся в полиэтиленовый плащ от дождя. Но даже это помогло лишь отчасти. Сегодня у меня с утра болела рука, а пока сушился изотермик после вчерашних катаний по порогам, Мише, как основной движущей силе, было позволено поспать до обеда. И сегодня у нас было лавирование по мелям, кстати, весьма уже виртуозное. А когда мы увидели впервые высокую стенку, у которой река уходила влево, я поразилась: как будто на широкой горке, только сползаем очень медленно. А река такая неторопливая и величественная. Ужинали мы уже лежа, не в силах держаться в вертикальном положении, зато как раз напротив Чемдальска.

Да, забыла рассказать: делали мы по пути остановочку, я Мише говорю: «Не паркуйся там, погоди, я к камешку подтяну». Так он же не послушал. Привязал лодку в кустах под крутым берегом. Стала я в нее залезать – и повисла. Отъехала она под моими ногами, и осталась я висеть над водой на руках, держась за травку и хлипкие кустики. Об этом факте и были оповещены все близбродящие медведи пронзительным визгом. Миша подходит: «Ну что, вытащить тебя?» Берет так легонечко под мышки и как котенка за шкурку ставит меня на ноги. Говорит: «Давай, я полезу», а я говорю: «нет, я. А то мне тебя не вытащить, а ты меня вытащишь».

А ночью я подмерзла в палатке, пенки под палаткой были мокрые. И еще у меня разболелся глаз. То ли ветром надуло, то ли вчерашняя соринка помешала. В общем, утром линзу я одела только одну.

Лишь к обеду мы запаковались и наконец высадились в Чемдальске. Миша был отправлен с поручением прикупить покушать и позвонить. По его рассказам администрация представляла собой избу с российским флагом. А связь через таксофон по карточке сложилась односторонняя: Миша слышит, его – нет.

Я дремала на причале, когда он вернулся. Смотрю я в пакет с продуктами – а там бутылка водки. «Зачем?» «Твой глаз лечить», - говорит.

Греблось мне в тот день как-то не очень. Болела правая рука, и все остальное – тоже. Река разнообразием не радовала. Спокойненькая и с мелями. Ввечеру в тот день подплыли к хлипкому домику, засранному до безобразия: бутылки, консервные банки, печь неисправна. Явно народ здесь квасил. И мы продолжили данную традицию. Правда, я хотя бы мусор сгребла в ведро и вынесла из избы. Пока мы распили бутылку оказавшейся очень хорошей водки, я успела просветить Мишу по некоторым вопросам христианства, а точнее, протестантизма. А когда бутылка закончилась, мы как порядочные цивильные люди с высшим образованием, поддерживая друг друга, пошли чистить зубы. Был еще такой момент: заскреблась мышка, и Миша пошел на нее с топором.

На следующий день (следуя сложившейся привычке и здесь жить по московскому времени) мы тоже выдвинулись лишь в обед. В тот день мимо нас то и дело шныряли лодки. Тайга как-то не ощущалась. Кстати, глаз прошел волшебным образом, и я гребла весьма бодро, тогда как накануне думала, что из лодки выползу на четвереньках и тут же и упаду.

Хотелось есть. И очень хотелось рыбы. Я заставила Мишу пустить блесну вслед за нами. А сама про себя говорю: «Во имя Иисуса Христа, мы будем есть сегодня рыбу». И так и было. Подплываем мы к рыбакам, они как раз бредень вытаскивают, я и начинаю рыбалку по женскому варианту: «Добрый вечер, как ловится? А у нас ничего не ловится на наш спиннинг». И дали они нам рыбы, которую я чистила уже при луне.

Как нам сказали рыбаки, избушка будет перед порогом. Я сказала Мише: «Плывем до первой звезды – спать надо меньше». Десять километров пролетели незаметно, видно, ожидание вкусного ужина подгоняло нас обоих. А у нас была и мука, и сковородка, а рыбу я потом ела одной рукой, другой держа фонарик, но не менее быстро, чем Миша двумя.

Избушка эта запомнилась нам очаровательной скамеечкой, вернее, нарами – узкими и из круглых бревен. Что-то с каждым разом наши кроватки становятся все уже и уже, но мы продолжаем на них помещаться.

Печка была исправна, но размер топора явно не соответствовал размеру дров. И новое топорище с хрустом разломалось. Но войдя во вкус, Миша продолжал рубить дрова саперной лопаткой, погнув суровую сталь.

Растопить печку формально – у него оказалось до искр из трубы. Домик проснулся и заговорил своими голосами, из углов повыползали домовые. Они начали рассказывать свои истории. (Нет, грибов мы не ели).

Вчера, 14 августа, у Миши был День Рождения. Я ему давно обещала на этот день День Нептуна, и только мы сухонькие, помывшиеся выдвинулись в путь – на пороге нас тут же хлестанула волна, и мы продолжили путь уже мокрые.

Порожек нам понравился. Коротенький, быстрый. Как проплыли, я говорю: «Давай еще раз - вернемся и скатимся».

В этот день мы гребли очень расслабленно. Было так красиво. И бесподобный закат. Плавание мы заканчивали уже с фонариком, но до берегов он не пробивал. Поскольку ставить палатку на берегу мы уже припозднились, я сказала про себя: «Во имя Иисуса Христа, там за поворотом будет избушка». А сама Мише говорю: «Гляди по правой стороне». И она там была. Только в темноте ее не было видно. Мы ее увидели, только когда сами причалили прямо под ней. Видать, интуиция не подвела. Я же читала в отчете, что после круглого острова будет избушка. Наверное, это оказалось именно то место.

По утверждению Миши, это было место с плохой энергетикой. И я это чувствовала. Как «злобные охотники» обдирали здесь шкуры с бедных убитых ими зверушек.

По показаниям телефона сегодня 20 августа. Утро. Проснулись под будильник с голосом Юрия Анатольевича. Река в тумане, другого берега почти не видно. Вчера у нас было несколько знаменательных событий: ритуальное сожжение Мишиного рюкзака, поимка первой глупой рыбы на спиннинг, которая даже и не пыталась поймать наживку – Миша просто подцепил ее за жабры, и установка посреди реки обрывка дырявой сети метра на 4-5. Вот посмеются над нами и рыбы, и проплывающие мимо рыбаки. И вчера мы никуда не плыли, потому что до обеда вообще было непонятно, насколько это возможно, поскольку той ночью нас накрыла гроза. Да, кстати, ни одна дура так в эту сеть и не попала, которую мы ставили как с гондолы – Миша греб сидя на корточках для ненамокания в тазике.

А гроза полыхала прямо над нами, освещая все внутри палатки. Кругом палатки (а возможно, и под ней) бежали ручьи по камням. Казалось, что сама палатка плывет. Ветер хотел унести нас в ней как Элли в домике, ведь прибита она не была. И Миша напрягался, что мы вылезем, а лодки уже не будет, т.к. вечером мы лишь наполовину затащили ее на берег.

А вот теперь, утром следующего за тем утром дня, Миша, в ожидании каши без пепла вместо изюма, наконец пришивает заплатку из плащ-палатки к своим брюкам.

Что было до ночи с грозой? Мы пристали к берегу, с трудом пройдя свои 40 км, уже в темноте, когда встала Луна. А выплыли мы часа в 2, не раньше, т.к. не спешили покидать уютный «домик распиздяя». И все утро Миша чинил топор. Даже палец себе поранил. Топорище вышло в силу свойственной ему гигантомании раза в два с половиной больше прежнего. И оно тут же сломалось при первом испытании. Да, теперь топор годится разве что для открывания тушенки, как мы его и используем, потому что кончики у ножей Миша тоже поломал.

«Домик распиздяя» представлял собой избушку, дверь в которую была нараспашку. Правда, внутри основная комната была закрыта. Очаг с креслом под навесом. Туалет тут же на самом видном месте.

В общем, палатку мы поставили прямо в прихожей. А когда ее расстегнули, увидели в ней большую коричневую лужу. Ну, мы взяли хозяйский брезентовый плащ, подтерли ее, а поскольку все равно было мокро, а о пенках речь не шла уже давно, мы вытрясли хозяйский половичок и постелили его в палатку. Не ложиться же в спальниках на мокрое дно. Получилась бомж-палатка, в которой для полноты картины мы выпили по глотку водки (Миша прямо из горла). Только мы затихли, заскреблась мышка, но поскольку топор был сломан, я сказала на нее «кыш-кыш», и она убежала.

Как мы попали в этот гостеприимный домик? Нас полила гроза на воде после Ванавары. Уже был вечер, и хотя мы в целлофановых плащах не сильно промокли, решили остановиться в ближайшем домике.

Закупив продуктов в Ванаваре и подзарядив телефон у добродушной продавщицы, мы запаковали на берегу продукты в мой рюкзак, когда я в очередной раз и выдвинула предложение Мишин рюкзак выкинуть. Рюкзак мы положили поверх поперек лодки на Мишины длинные ноги, пристегнув с одного края к лодке. Отплывая от Ванавары, мы полюбовались как местный сноб катается на парашюте на водных лыжах. И не зря он там катался. Широкий большой открытый участок реки и ветер в лицо. Грести было бесполезно, поэтому пришлось пристать к берегу. Пока Миша мирно спал в лодке, я решила наконец помыться с головой. Хотя мимо то и дело сновали по берегу грузовики, возившие песок, и поднимали с грунтовой дороги столбы пыли на ветру. То-то порадовались водители, наблюдая, как девушка моет голову, стоя по пояс в воде. Потом, когда я сохла, одна машина даже остановилась. Спросили, куда и откуда, и пожелали счастливого пути. А потом ветер стал утихать. Я разбудила Мишу, и мы отчалили. И тут поднялся противоположный сильный ветер, который как пробку мигом прогнал нашего крокодильчика этот участок реки.

Оказывается, то надвигалась гроза. Она зацепила нас только краем, но мы как правильные пристали к берегу и еще раз переждали порывы шквалистого ветра.

А до этого был очень, наверное, самый веселый порог, по которому я проскочила на носу, а Мишу захлестнула волна вместе с рюкзаком с продуктами с громкими воплями. Рекомендации: порог нужно проходить справа. Там островок посередине, а слева много камней.

21 августа. Сидим, курим бамбук. Ветер. С утра было так мило - даже тумана не было, зато сразу была большая туча, которая и разразилась грозой. Наконец, когда капать почти перестало, я выползла наружу еще раз после тщетных попыток растолкать Мишу, т.к. очень хотелось есть и кофе. Поднялся ветер. Спички гасли, не разжигался даже сухой спирт. Мишу пришлось растолкать уже категорически. Это был самый сложный момент в приготовлении завтрака. Вот, сидим на продуваемой косе под стенкой, смотрим, как рыбаки напротив нас что-то ловят с лодки странной снастью. Похоже, местную селедку.

А вчера мы сделали аж 50 км. Пока рекорд. Был порог, еще веселее, чем после Ванавары – я визжала от удовольствия, а Миша орал от того, что мокро, или будет мокро. Т.к. я на носу над волнами проскакивала, и они ему и доставались. Порог был подлиннее. Мы лавировали между камней и наконец неожиданно соскочили вниз как на водопадике. Американские горки, только мокрые. И дальше бедный Миша ехал мокрый.

Плывем мы, мечтаем, глядя вдаль, вдруг по левую руку мужик нас с берега окликает – перевезите на другую сторону. Мы перевезли. Я вышла, а он с рюкзаком сел на мое место. Где его лодка – он ответил что-то типа «да там в кустах». Видочек у него был заросший с выбитыми зубами, прям беглый каторжник. Я внимательно смотрела, как они с Мишей плыли на тот берего, боясь, как бы тот моего Мишу не пристукнул. Оказывается, у Миши тоже была такая мысль. Но перевезли же мы его, без рассуждений. Мне было жутко приятно, что мы такие правильные, особенно за Мишу.

Итак, сидим мы на бревнышке, как два нахохлившихся воробушка, Миша голыми лапками в пляжных шлепках, продуваемые на ветру у сдуваемого в сторону костра. Причаливают рыбаки, поговорили с нами, окуньков на сковородку дали. Тут Миша и ввел новый термин для нашего похода – «бомж-туризм».

Поели мы и опять спать завалились, надеясь, что вечером ветер утихнет, и мы поплывем ночью. Вечером ветер и правда стал поменьше, мы выплыли, но как оказалось, не всегда он к ночи стихает. Первые километров пять мы с ним упорно боролись, а потом стало темно. И табличек с километрами было уже не видно. Полоса туч прошла, и открылся кровавый отблеск заката, начали появляться звезды, ветер почти совсем утих. Были видны лишь очертания берегов и вода перед нами. Мы угадывали, куда поворачивает река, она расширилась. Иногда мы с головокружительной скоростью проскакивали по высоким вертикальным волнам, как в порогах. И я сказала, что это похоже на катание в вагончике в пещере ужасов, а Миша вспомнил мифическую реку Стикс. Потом взошла Луна. Плывем мы, вдруг справа огоньки, крыши. «Неужели деревня Оскоба? Так быстро? Ну, деревня и деревня, плывем дальше». Представляю себе впечатления местных жителей: среди тайги в ночи проплывает мимо призрачная байдарка, раздаются веселые голоса, и байдарка, лихо помахивая веслами скрывается за поворотом. Даже на ночлег не попросились. Наконец Миша вконец замерз, да и притомились немного, решили мы встать. Миша оставил нас без ужина, и ночью мы замерзли. На следующий день оказалось, что встали мы как раз почти под отметкой 1000 км.

В тот день, стараясь компенсировать отставание, мы плыли, плыли и плыли. Невыспавшиеся. И Миша пообещал прибить Рому веслом за эту идею сплавляться на байдарке на веслах аж полторы тысячи километров. Мы прогребли 45 км, и в этот раз стоянку выбирала я, с не мокрым берегом. Но там оказались камушки. Размером с голову. Поскольку место для палатки одно от другого не отличалось, мы ее поставили прям где этим и озаботились. Я заботливо убрала из под нее камушки, специально для Миши. И мы произвели еще один эксперимент по согреванию: залезть вдвоем в теплый Мишин спальник. Это было ужасно. Он всю ночь причитал: «Камень! Почки! Камень под почками!» А я, как только он начинал ворочаться, превентивно вопила: «Осторожно, я здесь! Не задави! Мои волосы! Моя рука!» И при этом мы дружно скатывались. Под утро палатка упала. Поскольку прибивать ее к камням возможности не было.

Утром Миша, проклиная эти камни, выполз из палатки и пошел спать в лодку. (Как потом оказалось, это был единственный за весь поход раз, когда он встал формально раньше меня). Но лодка была мокрая, поэтому пришлось развести костер и сесть у него. И поэтому наконец мы выплыли рано и сделали аж 55 км.

Встали за 5 км до деревни, чем очень удивили проплывавших мимо сенокосцев. Берег опять оказался в камнях.

С утра мы бодро подгребли к деревне (Мирюнга), что оказалась прямо за углом. Прикупив продуктов, пообщавшись с местными жителями, которые дали нам с собой целый пакет сладких огурцов и помидоров, мы продолжили странствие. В дождь, временами моросивший, ветер и волны. Долго, долго мы гребли 15 км от деревни, где был домик, в который хозяин в деревне активно нас приглашал.

Удивительное состояние: ноги мокрые и холодные, дождь, ветер в лицо, руки коченеют от холодных весел в мокрых перчатках, а меня ничего не беспокоит. Передо мной такие просторы, я гребу и начинаю петь.

Пока мы пили чай в домике, ветер утих. И еще 20 км мы прогребли мигом, где и встали уже в потемках у заброшенного и разваливающегося домика с шиферной крышей и пулевыми отверстиями в стеклах.

25 августа. Чего-то мы сегодня пока никуда не плывем. С утра был дождь. А потом были белые грибы и подберезовики вокруг домика. Пока мы топили печь тем же домиком, она процентов на 20 развалилась, и обед пришлось готовить внутри печи, прямо на углях. На первое – грибной суп, на второе – грибы жареные, на третье – тоже грибы, вероятно в будущем соленые. Вот что делают две столовые ложки растворимого кофе всухомятку с утра, зализывая сгущенкой – проблески кулинарных талантов. И кушать мы будем на веранде. А с утра было мокро, холодно, уже не знаю, сколько дней немытые, грязные, линзы не одеть, потому что руки уже, что до мытья с мылом, что после – все равно черные.

Натопили мы печку жарко, ночью в палатке пляж устроили. Напились зеленого чаю, лежим без сна. И вспомнила я карие глаза Антона, и решила, что хочу вернуться, а до этого не хотела. (Не раз потом, когда нужно было себя заставить грести, в дождь, холод, против ветра, когда болели руки и спина, я вызывала это воспоминание, и гребла.)

В этом домике мы разжились кой-каким необходимым имуществом: ржавой полутораметровой двуручной пилой, корявым зеленым чайником, вонявшим керосином, старой керосинкой, а Миша прихватил себе обновку – рваные, как потом оказалось, калоши. Наш поход все более и более соответствует термину бомж-туризм.

26 августа. Так хотелось наверстать упущенное время. Хотели плыть даже в ночь, но проплыв в густых сумерках Ошарово, мы остановились в неопределенности. Луны не было. Берегов почти не видно, куда плыть – можно только догадываться. Не страшно, но как описал Миша – отсутствие информации. Короче, он испугался, и пришлось раскинуть палатку в мокрой траве без ужина. И меня в мокром изотермике чуть не изгнали из спальника.

На 850 км мы наконец видели медведя! Он оказался сравнительно маленьким, и у Миши возникло желание набить мишке морду, наверное, за то залезание на дерево.

27 августа. С утра, посмотрев из палатки по сторонам, адекватных дров мы не обнаружили и решили по-быстрому слинять на другое место, где сделать завтрак. Проплыв несколько километров, мы тщательно выбрали место остановки. Стоило засыпать в кашу крупу – пошел дождь. Гениальная идея пришла Мише – натянуть остатки плащ-палатки над костром и стоять под нею столбиками.

Как всегда, мою кашу с изюмом и сгущенкой обозвали редкостной гадостью, но смолотили свою половину котелка. А дождь все поливает. Только он перестал – Мише приспичило сушиться. Только он высох – дождь пошел опять. И так еще раз.

Наконец, часу в пятом вечера мы выехали, и метров через 100 за поворотом открылся уютный домик, вызвав у Миши вполне благопристойные матюгания.

Поливало нас далее неоднократно. Мы ожидали домик на 760 км, но видать втемках не смогли рассмотреть. А мимо нас в тот день пару раз одни и те же рыбаки проплывали. Темно, ничего не видать, на корме там Миша корчится от холода, меня гложет совесть за этого замерзающего ребенка – и вдруг ветер доносит обрывок дыма. Я повела носом и сказала: «Ищем лодку по правому берегу». Через несколько сотен метров я же ее и углядела. Никакого домика видно не было, но мы высадились рядом с лодкой и нащупали тропку. Только когда мы поднялись на крутой берег, усмотрели огоньки. Так мы попали в гости к геофизикам, которые спустились сюда порыбачить. Ночь была чрезмерно жаркой, как оказалось, авансом на несколько следующих ночей.

По совету геофизиков на следующий день мы догребли до метеорологов на 725 км и нагло напросились в гости и потребовали баню. Нам было очень неудобно навязываться, но делать было нечего. Незабываемое радушие хозяев нам ярко врезалось в память за все время путешествия, их рассказы, как они стремились в тайгу и как попали, как тут обосновались практически на развалинах. Они накормили нас щами, хозяин же нашел в Мише единомышленника по поводу прекрасного самогона.

Запросто глотнув пару стаканчиков перед выездом, Миша замахал веслами не хуже мотора. Но километров через пять самогон дал жару: во время технической остановки Миша шагнул обратно в лодку, но не удержал равновесие. Плюх – плашмя в воду, а другой одежды у него не было. Пришлось извлечь для него свой антимоскитный костюм. После переодевания при втором залезании в лодку его также постигла неудача, правда, по другой борт. Пришлось снять с себя последние крюки и отдать Мише, благо изотермик пока выглядел еще не позорно.

Когда Миша предстал перед сторожем вахтового поселка на 675 км в шлепках на босу ногу, весь задрогший, это производило впечатление. Там мы попросились на ночлег. Нас от души накормили, проверили документы, обозвали меня Екатериной Евгеньевной и отпустили с миром.

Все было почти хорошо, пока ввечеру мы не встретили лесника из Байкита Юру Николаева. Сами не перевернулись, так люди помогут. Почти насильно взяв нашу лодку на буксир, пересадив нас в моторку, он с ветерком подогнал уже впотьмах нас до 615 км в гости к сторожу оставленного вахтового поселка. Но гостей там было уже не мы одни, поэтому нам троим достался вагончик с разобранным полом, сырыми диванами, нерабочей печью, плюс на улице пошел дождь. Юра зажег свою переносную газовую плитку, на которой мы и сготовили чай и ужин, отдал нам свой спальник, подушку и одеяло, и, свившись как клубок змей с головой под одеялом, мы с Мишей как-то перекантовались до утра – я – даже не снимая свой дождевик.

Просушка была насущной проблемой, ибо даже фотик черпанул воды и забастовал. В 40-ка км должны были быть две избушки. Нам подробно описал их местоположение сторож Саша. Но через 10 км мы расслабились и устроили горячее кофепитие, что, увы, оказалось сокрушительной ошибкой. Ибо к месту мы пришли впотьмах. Сел туман, который фонарь не пробивал, и мы встали. «Подкаменная» означает под каждым камнем вода. Мы поставили палатку практически в луже, выбрав хотя бы место с травой, а не со мхом, который вокруг, сочится водой как губка каменистый берег. Это место мы назвали «когда мы ночевали в реке».

На этот раз вдвоем в один мокрый спальник мы влезли легко и непринужденно. А потом началась медвежья паранойя: ни костра, ни даже саперной лопатки в палатке, связаны спальником по рукам и ногам – прям пирожок с начинкой, да еще запахи хлеба и тушенки из палатки. И все же мы уснули, и мне приснилось, что по улице тунгусы ходят по грудь в воде.

Утром, выпотрошив Мишу из спальника практически пинками, я заставила срочно двинуться в путь – через 25 км уже Байкит.

А тайга вся разноцветная – пошли типа горы, я не удержалась и начала фотографировать телефоном. Видать, ночью все же был минус. Плывем мы, греемся в движении, а я вспомнила о работе, и опять мне медведи и ночь в реке показались приятнее московской жизни, опять стал закрадываться соблазн остаться, несмотря на уже четвертый день по счету не просыхавшие ботинки и носки.

В Байките причалили на лодочную станцию, и оказавшийся там местный охотник, дай Бог ему здоровья и пяти его внучкам, провез нас до Сбербанка и по магазинам, и даже дал мобильник отзвонить в Братск мчсникам. Как ни странно, Сбербанк выглядел так же как в Москве – видать, дресс-код без послаблений. А может, и люди привезенные.

Только мы отчалили, к нам подрулил Байкитский охотник Женя Климов уголовного вида и подвыпивший. Подивившись на нас, отморозков, он дал нам щуку и попросил на выпивку. Поговорив с ним за жизнь километров пять самосплавом, увидав вдалеке медведя, мы наконец двинулись на розыски указанной нам избушки на устье в 12 км от Байкита.

Эх, не зря меня смутила ее крыша, несмотря на обжитой внутри вид: это оказалась избушка и баня два в одном. Наверно долго нам теперь париться не захочется.

Итак, вечером было тепленько и приятненько, мы все разложили по всей этой пигмейской избушке, ибо встать в полный рост не получалось даже у меня. Я даже предлагала пойти помыться, но поленились. Ночью пошел дождь. Начало капать на стол. Я забеспокоилась о фотике и передвинула его. Потом стало капать и в других местах. Я подвинула продукты. Помимо этого на крыше прямо над нами кто-то усиленно грыз ход. Капало все сильнее, а зверь на крыше уже не реагировал на «кыш-кыш». Миша взял железную кружку и постучал ему типа как соседям по батарее, но грызун оказался смелее медведей и тут же вновь принялся за дело. Укутав вещи дождевиками, я наконец уснула, отодвигая голову от того места, где капало в лицо.

Утро наступило, дождь шел, в избе – прямо с потолка. Спальники были мокрые. Пинками я подняла Мишу и призвала к изобретению спасительного инженерного сооружения против промокания. Испробовав разные варианты натягивания тента под потолком, в конце концов, все разбрасывая и громя для ускорения процесса, он втиснул посреди избы палатку со входом из-под стола. Мы забрались туда в сухую половинку спальников в два слоя и дождались, когда капать стало поменьше.

Вот и пригодилась опять наша двуручная пила. Мы растопили печь, и началась баня. Предложение помыться поступило еще раз. Первым в реку пошел Миша. Вернувшись с квадратными глазами, он сказал: «Не ходи!» Но я пошла. Так я еще никогда не моржевала. Помыть голову, и чтобы мозги не зашлись от холода – это вам не просто окунуться в прорубь. От речки я шла завернувшись в полотенчико, как из собственной ванной, в шлепках, мимо красных и желтых деревьев под дождем. Но в избе мы снова стали мокрыми и выходили под дождь сохнуть. Миша потребовал сорвать ему березовый веник и отстегать. Несмотря на то, что опадающие желтые листочки летели во все стороны, он продолжал наслаждаться процессом, сидя на койке как на полатях в моем полотенчике. Это было 2 сентября. В тот день промелькнула впервые мысль: пора выбираться отсюда.

Поутру раздался стук в дверь: «Вы там живы? Глядите, вода прибыла, как бы у вас лодку не унесло». Это был вчерашний рыбак, который ставил сеть рядом с домиком. Лодка и вправду была уже наполовину в реке.

В этот день на 500 км мы видели медведя: он гонял птичек. Подкравшись поближе, мы увидели, что это были вороны, зарившиеся на чью-то тушу, составлявшую, по-видимому, медвежий обед. Несолидно как-то, Михал Потапыч, за птичками гоняться. Медведь встал на задние лапы, ростом он был больше двух метров. Потом посмотрел в нашу сторону, едва успела его сфотографировать, и убежал в лес. Пугливые здесь какие-то медведи. Предложение Миши отобрать у мишки обед было встречено с негодованием, т.к. падаль я ненавижу, а какой свежести эта туша, не известно, учитывая такую активность ворон.

Далее нам встретился местный охотник, который присоветовал встать на ночлег в избушке, хоть по километрам она и была для нас рановато. Решив лишний раз не морозить свои попы, мы и стали ее искать. Ох – это был пятизвездочный отель по сравнению с тем, в каких избушках мы ночевали раньше. Наконец могу встать во весь рост, рядом баня, сравнительно чистенько. На высоком склоне на берегу ручья. И денек-то выдался без дождя.

А на следующий день опять была избушка, тоже очень комфортабельная. Но мы бы ее не усмотрели, если бы мокрая Мишина задница не стала их чувствовать шестым чувством. Ему показалось, и он пошел искать. И избушка – как по одном проекту, что и предыдущая.

Вот и еще мы день прогребли без дождя. Миша обхаял Мельничный порог, да он и правда оказался неинтересным, и опять мы встали в избушку.

Чего-то я запуталась в днях. Тут нам избушку подсказали – после острова две с двух сторон. По пути охотник принял нас за медведя и погнался нам на встречу на моторке, а потом рассмотрел, что медведь-то белый (Миша в купленном в Байките белом дождевике) и с веслами.

6 сентября. Первый день, когда мы встали более-менее рано. Кажется, мы начали браться за голову. Ночевали на берегу. Весь день ветер дул в лицо. Только хотели встать на хорошем берегу с дровами, как Миша шепчет: «Скорее телефон – фотографируй! Медведь!» В метрах 30 от нас из кустов любопытно выглядывал небольшой мишка. Не успела я его заснять – развернулся и ушел. Видать, вышел посмотреть, что ему на ужин приплыло, но, наверное, он уже ужинал и решил оставить нас на завтрак.

Миша резво рванул грести на другой берег: «Я на одной стороне с медведем ночевать не буду». «Но там же тоже натоптано!» «Но там мы не видели, а здесь видели». Вот и пришлось нам весьма неудобно через мокрую траву и кусты лезть в лес выискивать дрова. Под палатку я нарезала ивовых веток – великолепная перинка. Но ночь в одном спальнике напоминала пытки инквизиции – когда замуровывали человека в неудобной позе в каменный мешок. (Несколько дней потом у нас была аллергия друг на друга.)

С утра я стала снимать палатку вместе с Мишей. Когда дуги были сложены, а он так и не вылез, пришлось стянуть за ноги с него спальник как куколку с бабочки и потом подавить сопротивление путем сидения и пинания. Наконец, он оттуда вылез. Но первые 15 км так и не мог проснуться, как я ему ни объясняла, что грести нужно в дырку между берегами – никак он в нее не попадал.

Опять обхаял Большой порог, хотя сам даже ругаться начал при даме от страха (а потом оправдывался, что типа от удовольствия). Ввечеру мы подкатили под запланированную избушку. Миша опять растопил до покраснения печи и меня. Шел дождь, но я собралась, ругаясь на него, идти мыться, так как пот лил с меня ручьями. Стемкалось. Выхожу – а к нам катерок с надстроечкой пристает. Ну, думаю, хозяин избушки приехал. Предупредила Мишу и пошла встречать. Но это оказались староверы – Елена и Игнат, из Кузьмовки. Они в Байкит плыли. В общем, пришлось потесниться.

Видно, мы их немало напрягли, т.к. предложили им чефирчику, искупались оба по очереди в реке (поморжевали), а печь разгорелась так, что аж мне ночью с сердцем нехорошо стало, а Елена пошла спать на улицу, под навес. Мне пришлось приоткрыть дверь. Короче, спал только Миша, изнеженный крымский мальчик, воссоздающий в избушках привычные климатические условия. А утром еще мой будильник проорал голосом Юрия Анатольевича: «Ауфшейн, гутен морген!» Уплыли они раньше нас.

Часа два утром я дожидалась, когда Миша соизволит одеться и сесть в лодку. Я уже единолично полностью запаковываюсь, загружаюсь, посуду мою, вещи ношу, еще только его одеть и на ручках в лодку снести остается. Стою у лодки, дожидаюсь и устало матерюсь во весь голос, пока он там в лесу сидит. Теперь я уже готова была прибить Рому веслом за такого напарника, которого он мне сплавил.

Кажется, в этот день мы проходили реку Вельмо. Был такой туман, что мы как два ежика, гребли уже не в дырку между берегами, а в туман между берегами. Но было сравнительно тепло, и без ветра. Ощущение, что мы в самолете, который проходит сквозь облака. Как будто небо опустилось на реку. Влага висела в воздухе. Временами шел мелкий дождь. Лишь постепенно небо как одеяло стало подниматься с реки.

Мы достаточно спокойно прошли Вельминские пороги, правда невысокие беспорядочные волны опять подмочили Мишу, а одна на втором сливе порога заскочила ко мне на колени и скатилась по накидке байдарки. За порогом мы наконец увидела избу с российским флагом, куда и направлялись. Хотя по всему порогу было понатыкано избушек – непонятно, чем это место так притягательно? Ведь приставать в пороге неудобно. Короче, были мы на середине реки и рванули к избушке. А за ней еще бурная маленькая речка бежит. И течение нас отнесло мимо, за речку. Я Мише говорю: «Давай в берег», а он – «Как ты потом через речку лодку протянешь? Там с ног сбивает. Давай вверх грести». Я ему: «Миша, не надо!», а он орет «Греби, давай!» И мы мощными рывками против течения вверх по маленьким порожкам – и прогребли. Вот – вверх по порогу на веслах – совсем другое дело.

Избушка оказалась хламная. Помойка. Облезшие медвежьи шкуры. В ней даже находиться не хотелось. Миша стопил баню. Мы даже принесли вдвоем полкорыта воды из реки, но мыться сил не осталось. Он таки сходил, наверное, минут на 15, скучно ему одному, видите ли.

В этот раз затопить баню в избушке я ему не дала – а отдельно баня его, видать, не устроила.

Наутро, как всегда, я встала первая и стала пинать Мишу растопить печь. Он быстренько ее разжег, сказал, что свои обязанности на ближайшие полчаса он выполнил, и залез поспешно обратно в спальник. А я стала готовить завтрак. Час мучила печку – не закипает чайник. Стала опять Мишу пинать по поводу печи. Ну, он спросонья ничего лучше не сообразил, как плеснуть в нее пол литра керосина – она как полыхнет оттуда пламенем на метр. Я только куртку его, висящую над печкой, из огня выхватываю… Ну, тут я его единственный раз за весь поход честно от души обматерила, наорала, от печки обратно в спальник отогнала. В следующие разы перед заливкой бензина в печь он меня уже предупреждал, чтобы я не орала, а я заранее от взрыва прикрывалась (спальником).

Далее, по плану, мы должны были закупиться в Кузьмовке, и была надежда, что нас пригласят на ночлег. Дул ветер в лицо, мы повыдергали все руки, прогребли более 55 км. Но все по порядку.

Проплывая мимо косарей, мы на всякий случай спросили про избушку. Правда, у той избушки мы не встали, а решили плыть до деревни. Отыскали продавщицу, которая взяла мой телефон подзарядить, а пока накормила, напоила нас молоком. Мы купили продуктов, бутылку водку, отплыли меньше километра от деревни и встали на другой стороне на их же покосе. В палатке распили бутылку водки и прекрасно провели время.

Наутро, когда я вылезла из палатки, наши вчерашние знакомые ворошили сено. Поздоровались. Я сказала, что спалось прекрасно, «тепленько». Весь прикол в том, что это были родственники тех староверов, с которыми мы ночевали в избушке. В этот раз мы спали на улице. А пустую бутылку мы с собой увезли, чтобы не оставлять на их покосе, постеснялись. Никак нам с этим семейством не расстаться.

Чтобы скорее смыться, мы не стали палить костер и завтракать. Подул ветерок. Носки и ботинки, конечно, оставались мокрыми со вчера. Садиться в лодку было холодно. Когда я взялась за мокрое и холодное весло в мокрых перчатках, а вода была ледяная, руки зашлись от холода. Было так больно, что из глаз потекли слезы. Было не сжать пальцы, весло чуть не вываливалось. Мы поплыли.

Таки через некоторое время, километров через 15, когда уже потеплело, я забастовала – все, не могу дальше грести без кофе. Руки все болели. Пришлось Мише срочно пристать и запалить костер, а после горячего кофе и завтрака у меня ничего уже не болело, и мы весело поплыли дальше. Мы держали в планах заночевать на кордоне в заповеднике.

Солнце высоко не поднимается, светит прямо в глаза, даже шляпа плохо помогает. Глазам ослепительно больно. Так и смотрела правым глазом, зажмуривая левый. Даже накомарник опускала.

К вечеру мы проплыли запланированные 50 км и причалили к кордону по правому берегу. Красавец белый лайка не пустил нас вылезти на берег. Подъехала моторка, оттуда вышел бородатый мужик с мальчиком. Мы поздоровались и вежливо попросились на ночлег, но он нас не принял, сославшись на визит мифического начальства. Но избушку по левой стороне сразу по окончании заповедника указал.

Мы бегом погребли к ней. Впереди загудела моторка. Мы огибали мыс близко к берегу, ожидая за поворотом увидеть избушку, беспокоясь, что ее заняли рыбаки, когда вдруг на берегу увидели два темных тела – побольше и поменьше, спускающиеся к воде. До них было метров 200 или 150. Более обеспокоившись тем, что это могли быть рыбаки, а не медведи, я потребовала тут же техническую остановку. Сделав свои дела на берегу с медведями, мы поплыли дальше, но когда я заходила в лодку, оступилась и вскрикнула, что видимо и отпугнуло медведей. Так мы их и не рассмотрели («двух медведей проссали», как Миша сказал), но это явно были не рыбаки, потому что рыбаки были под избушкой чуть дальше. И когда мы пристали, еще теплился костер на берегу.

Эта избушка оказалась хламная и пигмейская. Даже сидеть в ней можно было лишь сгорбившись. Куча сырого барахла, мусор, окно было выставлено. Дров не было.

Мы наготовили дров с нашей незаменимой двуручной пилой, Миша нарубил их, затопил печку, а она зараза не нагревается. Стемнело. Миша мокрый, спальники мокрые. Стоит он голый посреди пигмейской избушки, согнувшись, скинув с себя и развесив мокрые шмотки, и материт и эту избушку, и эту печь, на которой ничего не высушить, и эти спальники («говно собачье» и более нецензурно), напрочь презрев присутствие так называемой дамы. Я его успокаиваю: «Тихо, тихо, зайчик, вот, присядь на мой спальник, он не очень мокрый, сейчас я тебе брюки свои дам, они сухие». Пришлось опять снимать с себя брюки и одалживать Мише. Истерику удалось купировать в самом начале, иначе он печь, наверное, «порвал бы нахрен». Избушка была спасена.

Нескоро, но, тем не менее, когда-то печь прогрелась, но пить и есть Миша отказался, обиженно отвернувшись к стене. И я в свое удовольствие сварила себе макароны, которые Миша презирал и не наедался ими (овсянку ему, видите ли, подавай, как лорду английскому). Но сухие макароны, как потом оказалось, он вполне употребляет.

Миша раму-то вставил сразу, она рядом лежала, а дырку в стенке (отдушину) – полешком законопатил – бревно туда запихал. Лежим мы засыпаем. А уже душно, жарко стало. Он бревнышко-то и вынул, а дырка прямо рядом с нашими головами. И я подшутила: говорю: «Вот медведь придет, лапку просунет, да скальп с него снимет», - он, кстати, ближе лежит. А в Кузьмовке продавщица нам рассказывала, как медведь с мальчика скальп снял, и как в деревне в избу медведь в окно полез.

В общем, Миша думал, думал, и не выдержал – обратно полено забил.

День следующий. Телефон сдох окончательно. Более нет ни часов, ни будильника, ни календаря. Но я помнила, что в отчете мужиков избушки были упомянуты на 120 и 85 км, только по какому берегу – забыла. Мы решили сделать отдых и доплыть лишь до той, что на 120-ом.

Река широкая, на другом берегу толком не видно, а тот берег, с которого солнце в глаза, вообще ничего не разглядеть. Хорошо, попались нам два рыбака из Бора, они подсказали, что где-то там за поворотом (км 115 примерно) видна избушка на правом берегу.

Нашли мы ее. Эта тоже пигмейская избушка была уже получше предыдущей, но если сесть на нары и распрямиться, даже у меня голова упирается в потолок. …(Вырезано цензурой) Здесь Мишей была получена единственная серьезная за поход травма – подрана коленка об нары.

Вечером я по глупости банку из-под тушенки за дверь выкинула. Сидим мы, кушаем, как вдруг кто-то тяжелый за дверью возиться начинает. Мы насторожились, дверь на крючке тоненьком, а окошко пленкой затянуто. Миша хвать сразу местный топор – он солидный, побольше нашего, и приготовился мне медвежью шкурку добывать. А я говорю: «Если в окно полезет, керосинка сразу затухнет, темно будет». Он вторую керосинку зажег, у двери на пол поставил. Кто-то погромыхал за дверью консервной банкой, потом стихло все.

Пока Миша топор держал, я себе полешко присмотрела. В общем, кто-то нас особо не напугал, правда, в туалет мы потом в прихожую лишь выходили, под навес.

А отдушина в этой избушке была поменьше и повыше – медведь в нее разве что плюнуть мог. И остались мы в этой избушке еще на день передохнуть, и на следующую ночь нас никто не беспокоил.

На следующую ночевку мы встали на левой стороне примерно на 85 км, перед островом, который перед Суломаем. Миша такой расслабленный, надеясь на удобные нары, после осмотра избушки с успокоительной улыбочкой сообщил мне, что нары вообще вызывают сомнения в возможности на них лежания, зато там стол есть и потолок повыше, но правда там ни рамы в окне, ни двери нет.

Проемы были затянуты только полиэтиленовой пленкой. Видно, хозяин пытался избушку подновить, но не доделал. Две старые неподходящие по размеру двери валялись у входа. Их Миша и приставил ко входу в прихожую на ночь. Мы поужинали, приготовив кашу в полной темноте, т.к. керосинка оказалась сломана и тухла, а оставшийся в живых фонарик (хороший Миша потерял) заел и почти не светил. Печь была маленькая и старая. Только мы тепленько свернулись в спальнике, сложив ноги на стенку, вдруг как громыхнет - мы подскочили. Спросонья не поняли, похоже, как дверь в прихожей упала. Слышно было, как друг у друга сердце стучит в голове, а ноги у обоих в спальнике запутавшись. Я говорю шепотом: «Выбираемся из спальника». Высвободились. А избушка маленькая – метра два в ширину и максимум три метра в длину. И топор у Миши маленький – наш. Чувствую, нет у него энтузиазма мне шкурку добывать, у стенки сидит, за мою спину прячется, хочет старенькую тетеньку вперед медведю скормить, а самому в окно дернуть. Говорит: «Если полезет в дверь – плескаем керосин на печь и уходим в окно». Я говорю: «Не успеем. Давай, дверцу в печи откроем». Открыли, в избу дым пошел. И кто-то как загрохочет по шиферу у нас над головами. Мы давай стучать. Я – железной кружкой по столу – звонко так. Прекратили. Над нами еще раз одиночно громыхнул шифер. А еще за стенкой что-то возилось. И такое чувство неприятное, наверное, чувство опасности. До полночи мы потом уснуть не могли. Миша вышел в прихожую (я не решилась) – дверь стояла. Он затащил из прихожей доски и стал рубить на дрова. Раскочегарили мы печь, так что боялись, что все закончится сожжением избушки.

Миша между подбрасыванием дров начал засыпать, а я все прислушивалась. Наконец, к утру, подбросив дрова в последний раз, Миша объявил: «Все, перемирие, давай спать». И мы мирно уснули, благо все было тихо, а неприятное чувство ушло.

Утром, когда я вылезла из избы за дровами, т.к. стало очень холодно, были заморозки, и посмотрела на избушку со стороны, я сказала: «Ой». Она со всех сторон была обтоптана, и даже лестница на крышу стояла криво. Когда наконец Миша проснулся, путем следственного эксперимента посредством залезания на крышу им было установлено, что мишка с земли запрыгнул на крышу и походил по ней. На рубероиде были явные свежие следы от когтей. Ладно хоть нервничали мы не напрасно, а то все у меня мысль была, что мы как дураки на пустом месте психуем. Медведи здесь явно оборзевшие. Миша сказал: «Все, гребем сегодня 70 км до Бора». И даже предлагал грести ночью. А больше избушек упоминаний я вообще не помнила. А река широкая, что на другом берегу – не видно.

Ветер дует в лицо, с трудом мы прогребли первые 30 км. За Суломаем, куда мы не зашли, нас остановила моторка, что шла в заповедник со сменщиками. Нас спросили, обогрели ли нас на кордоне. И мы честно сдали старовера в его нехорошем поведении, к возмущению его коллег.

Где-то в районе 50 км по нашим прикидкам (таблички что-то поредели) мы уже стали разочарованно присматривать берег для ночевки по моему настоятельному убеждению, когда мимо нас проплыли рыбаки и недалеко пристали к берегу. Мы подплыли к ним и осведомились по поводу избушки. Это оказался охотник, который объяснил, как найти его зимовье в устье Сухой Лебяжьей на 35 км. Оказалось, мы на 42 км, плыть недалеко. Но, правда, он предупредил, что к нему туда повадился ходить медвежонок хулиганить. И мы бодро погребли от одной избушки с медведем к другой избушке с медведем.

После активных поисков на берегу мы обнаружили нужную тропку. В лесу было хорошо запрятано зимовье, вокруг царил бардак. Явно мишка здесь побаловался. В избу входили осторожно, с топором, предварительно забросив в комнату громко банку, чтобы выгнать, если там кто засел. До берега за вещами и за водой ходили только вдвоем. И вообще, сразу на улице костер развели. Совсем впотемках к нам пришли трое мужиков. Оказалось, они тут поблизости выковыривали трактор из болота, и постоянно здесь ночуют. У них закончились продукты, а с трактором – засада. Так что Леша передал с нами весточку жене и предложил переночевать, как придем в Бор, у него. И этим приглашением мы с радостью воспользовались.

Ночью вокруг избы, как поутру проверил Леша, ходил мишка, и обосрал нас. Леша с карабином был как нельзя кстати, а то мы бы спокойно не поспали.

На следующий день, когда мы гребли уже по устью, а Миша грозился утащить меня зимовать в Бахту, и на небе не было ни облачка, у меня в голове звучал торжественный марш. Как догребли до деревни Подкаменной, я торжественно объявила Мише: «Это Енисей». А был он тих и гладок, и никаких ветров и валов, как нас все пугали. Только Бора не видно.

Осторожненько по краешку как мышки выползая в Енисей мы подплываем к рыбаку на лодке: «Здравствуйте, а где Бор?» «Вон там дебаркадер». Правда, «вон там» мы все равно ничего не увидели против солнца, и даже по-разному поняли, где «там». Мы легко оказались на другой стороне Енисея, не такого уж и широкого, и еще долго доползали до голубого дебаркадера. На берегу сложили мокрую лодку, оставили за собой кучу хлама, в т.ч. двуручную пилу с остатками плащ-палатки, и легко поместив все оставшееся в лодку и рюкзак, двинулись искать магазин и жену Леши.

На следующее утро в 7:30 мы уплыли на ракете без всяких приключений, не считая знакомства с мамой Кристины и ее молодым мужем, которые тут же нас с Мишей сосватали друг другу, несмотря на наши отпирательства. Всю дорогу нас явно принимали за студентов и супружескую пару. Лишь татары после проверки паспортов «раскусили» Екатерину Евгеньевну…(вырезано цензурой).

P.S.

Топор бесславно опочил в мусорке в аэропорту в Красноярске, т.к. мы забыли засунуть его в мешок с лодкой, и он остался в ручной клади. А пока мы плыли в ракете, мы поводили пальцем по нашей славной карте и наметили уже новый маршрут – по Саянам. Но на этот раз я обещаю взять карабин. А еще через годик пойдем знакомиться с уссурийскими тиграми.

За весь этот поход не было ни одного момента, который хотя бы отдаленно напоминал те тяжелые моменты в жизни, которые были у меня. Зимовать в Бахте – разве это сложно? А попробуйте-ка перезимовать в Москве.

На медведя я, друзья,

Выйду без испуга,

Если с другом буду я,

А медведь без друга.

Что мне снег, что мне зной,

Что мне дождик проливной,

Когда мои друзья со мной!

Поиск по сайту: