Велосипеды для Афганистана

В хвосте самолета был небольшой бар, и я отправился туда выпить. И там я встретил еще одного соотечественника-американца, Г. Лоу Кросби из Эванстона, штат Иллинойс, и его супругу Хэзел.

Это были грузные люди, лет за пятьдесят. Голоса у них были громкие, гнусавые. Кросби рассказал мне, что у него был велосипедный завод в Чикаго и что он ничего, кроме черной неблагодарности, от своих служащих не видал Теперь он решил основать дело в более благодарном Сан-Лоренцо.

– А вы хорошо знаете Сан-Лоренцо? – спросил я.

– До сих пор в глаза не видал, но все, что я о нем слышал, мне нравится, – сказал Лоу Кросби. – У них там дисциплина. У них там есть какая-то устойчивость, на нее можно рассчитывать из года в год. Ихнее правительство не подстрекает каждого стать эдаким оригиналом-писсантом, каких еще свет не видал.

– Как?

– Да там, в Чикаго, черт их дери, никто не занимается обыкновенным производством велосипедов. Там теперь главное – человеческие взаимоотношения. Эти болваны только и ломают себе головы, как бы сделать всех людей счастливыми. Выгнать никого нельзя ни в коем случае, а если кто случайно и сделает велосипед, так профсоюз сразу тебя обвинит в жестокости, в бесчеловечности и правительство тут же конфискует этот велосипед за неуплату налогов и отправит в Афганистан какому-нибудь слепцу.

– И вы считаете, что в Сан-Лоренцо будет лучше?

– Не считаю, а знаю, будь я проклят. Народ там такой нищий, такой пуганый и такой невежественный, что у них еще ум за разум не зашел.

Кросби спросил меня, как моя фамилия и чем я занимаюсь Я назвал себя, и его жена Хэзел сразу определила по фамилии, что я из Индианы. Она тоже была родом из Индианы.

– Господи боже, – сказала она, – да вы из хужеров [2]?

Я подтвердил, что да.

– Я тоже из хужеров, – завопила она – Нельзя стыдиться, что ты хужер!

– А я и не стыжусь, – сказал я, – и не знаю, кто этого может стыдиться.

– Хужеры-молодцы. Мы с Лоу дважды объехали вокруг света, и всюду, куда ни кинь, наши хужеры всем командуют.

– Отрадно слышать.

– Знаете управляющего новым отелем в Стамбуле?

– Нет.

– Он тоже хужер. А военный, ну, как его там, в Токио…

– Атташе, – подсказал ее муж.

– И он – хужер, – сказала Хэзел. – И новый посол в Югославии…

– Тоже хужер?

– И не только он, но и голливудский сотрудник «Лайфа». И тот самый, в Чили…

– И он хужер?

– Куда ни глянь – всюду хужеры в почете, – сказала она.

– Автор «Бен-Гура» тоже был из хужеров.

– И Джеймс Уиткомб Райли.

– И вы тоже из Индианы? – спросил я ее мужа.

– Не-ее… Я из Штата Прерий. «Земля Линкольна»[3], как говорится.

– Если уж на то пошло, – важно заявила Хэзел, – Линкольн тоже был из хужеров. Он вырос в округе Спенсер.

– Правильно, – сказал я.

– Не знаю, что в них есть, в хужерах, – сказала Хэзел, – но что-то в них, безусловно, есть. Взялся бы кто-нибудь составить список, так весь мир ахнул бы.

– Тоже правда, – сказал я.

Она крепко вцепилась в мою руку:

– Нам, хужерам, надо держаться друг дружки.

– Верно.

– Ты зови меня «мамуля».

– Что-оо?

– Я, как встречу молодого хужера, сразу прошу его: «Зови меня мамуля».

– Угу…

– Ну, скажи же! – настаивала она.

– Мамуля…

Она улыбнулась и выпустила мою руку. Стрелка обошла круг. Когда я назвал Хэзел мамулей, механизм остановился, и теперь Хэзел снова стала его накручивать для встречи со следующим хужером.

То, что Хэзел как одержимая искала хужеров по всему свету, – классический пример ложного карасса, кажущегося единства какой-то группы людей, бессмысленного по самой сути, с точки зрения божьего промысла, классический пример того, что Боконон назвал гранфаллон. Другие примеры гранфаллона – всякие партии, к примеру Дочери американской Революции, Всеобщая электрическая компания и Международный орден холостяков – и любая нация в любом месте в любое время.

И Боконон приглашает нас спеть вместе с ним так:

Что такое гранфаллон? Хочешь ты узнать,

Надо с шарика тогда пленку ободрать!

Поиск по сайту: