Вступление. В начале 1970 г.г. я работал консультантом по проблемам алкоголизма в чикагской больнице «Грант»

В начале 1970 г.г. я работал консультантом по проблемам алкоголизма в чикагской больнице «Грант». В июне 1971 г. я был переведен на штатную должность в поликлиническом отделении. Поскольку у меня был совсем небольшой стаж работы в этом учреждении, я не имел достаточного влияния и ко мне не направляли пациентов «с высокими шансами излечения». Ко мне попадали самые трудные больные, многие из которых лечились неоднократно и так и не смогли оставаться трезвыми. В то время меня это не волновало. Я считал, что могу работать с кем угодно. Никто не говорил мне, что такие пациенты, подверженные хроническому срыву, безнадежны. И я ждал, что они выздоровеют.

Когда все принимаемые тобой пациенты – это исключительно люди, которые постоянно срываются, задача может показаться непреодолимой. Зато я почти сразу начал учиться.

Первое, к чему я пришел – это то, что большинство постоянно срывающихся пациентов прошли через все, что предлагается консультантами по алкоголизму и традиционной психотерапией. Кроме того, я узнал, что многие из них больше знакомы с шагами и традициями АА, чем я сам. Они знали «Большую книгу» и «Двенадцать на двенадцать». Многим удавалось достичь длительных периодов трезвости благодаря применению принципов АА. Но почему-то они не могли заставить эти принципы действовать в своей жизни. Многие считали, что они «по природе своей неспособны к выздоровлению», и ссылались на ту часть главы 5 «Большой Книги», в которой говорится о тех несчастных, которые никогда не выздоравливают.

Я обучался в значительной степени конфронтационному типу терапии. Вскоре я понял, что с больными, склонными к срыву, конфронтация неэффективна, потому что конфронтации со стороны других людей они, пожалуй, хлебнули больше всего на свете. День за днем им противостояли почти все: начальство, жены, дети, врачи, консультанты, полицейские и т.д. Если они чему-нибудь и научились, так это иметь дело с конфронтацией.

Скоро мне стало ясно, что пациенты этой группы относятся к самим себе жестче, чем любой врач. Как правило, они во всём винили себя. Их самооценка была на самом низком уровне.

В течение первых нескольких месяцев попыток работать с этими больными, я почти не добился никакого успеха. Я решил забыть о традиционном консультировании алкоголиков и начать учиться у лучших специалистов, т.е. у самих пациентов.

Вместо составления сложнейших планов терапии, применения терапевтических стратегий, основанных на высокой степени конфронтации, и жестко структурированных терапевтических программ, я выбрал гораздо более простой подход. Во-первых, я попросил каждого пациента посещать не менее трех собраний АА в неделю.

Во-вторых, я организовал специальную терапевтическую группу, которая работала по три часа, для того, чтобы люди могли учиться общению друг с другом, проживать свои чувства и эмоции и говорить о них, а также определять общие схемы поведения в группе и затем применять эти схемы к проблемам, возникающим в других сферах их жизни.

Третий раздел терапии состоял из индивидуальных терапевтических сессий, которые были посвящены почти исключительно построению подробной истории срывов. Им предлагалось начать с их последней попытки вести трезвую жизнь. К своему удивлению, я обнаружил, что большинство из них до последнего срыва уже были убеждены в том, что они алкоголики и что им нужна постоянная программа выздоровления. Удивило меня и то, что, как оказалось, большинство из этих людей имели высокую мотивацию к тому, чтобы оставаться трезвыми. Они не хотели срываться. Они хотели пользоваться программой «Анонимных алкоголиков» (АА), услугами профессиональных консультантов и почти всем, что только могла предложить какая-либо программа терапии. Некоторые прошли через электрошоковую терапию и методы, создающие отвращение к алкоголю (когда, например, при употреблении алкоголя вызывается рвота). Других, по их желанию, на несколько месяцев изолировали. Несмотря на все эти усилия, большинство из них возвращалось к употреблению.

Моей целью при сборе этих историй срывов было шаг за шагом подробно сформулировать понимание того, каким образом человек, осознающий важность трезвости для себя и много знающий об алкоголизме, может снова начать пить. Каким образом алкоголик убеждает себя все-таки выпить ту рюмку, которая, как это ему известно, в конце концов, убьет его?

Собирая истории срывов, я выяснил, что у пациентов было много общих особенностей. Очевидно, у большинства из этих людей присутствовали одни и те же способы мышления, эмоциональные реакции, поведение и жизненные ситуации, которые вели к срыву.

Уже после пяти или шести историй я понял, насколько трудно этим выздоравливающим алкоголикам разобраться со своими мыслями и чувствами. Выяснилось, что они не способны ясно мыслить, отдавать себе отчет в своих эмоциях или просто запоминать факты. Их способность работать с абстракциями и реконструировать свою биографию была крайне ограниченной. На создание первых нескольких историй уходило от шести до десяти часов. У людей были большие провалы в памяти, они не помнили продолжительных периодов времени. Им также было очень трудно располагать события прошлого в последовательном логическом порядке. Когда я просил их рассказать, что означали те или иные действия в прошлом, они были неспособны найти в них какой-либо смысл. Они вспоминали конкретные вещи, но с большим трудом могли абстрагироваться от них и обобщить значение этого опыта для других жизненных ситуаций.

Записав приблизительно десять историй, я сравнил результаты. Опираясь на сходные черты, я начал составлять общий список того, что я назвал признаками (предупреждающими знаками) срыва. И теперь, вместо того, чтобы начинать выяснение истории нового пациента с самого нуля, я показывал ему этот список признаков срыва. Тогда эти признаки были записаны в виде простого перечисления слов и коротких фраз, таких как «отрицание», «оборонительное поведение», «нарастание кризиса» и т.д. Я объяснял их смысл на индивидуальной терапевтической сессии и пользовался ими для стимулирования памяти пациента и выяснения, происходили ли такие вещи с ним.

Я обнаружил, что этот список намного ускорял процесс выяснения истории больного. Кроме того, обнаружилось, что все большее число пациентов в терапевтической группе вызывались рассказывать о своих признаках срыва. Многие также начинали видеть закономерности, которые вели к срыву в прошлом. Люди стали распознавать те же самые признаки по мере их появления в нынешней трезвой жизни.

Акцент работы группы быстро сместился, и она превратилась из группы психологического роста в терапевтическую группу с очень конкретной ориентацией на профилактику срыва. Основное внимание обращалось на определение конкретных признаков срыва, распознавание их в ситуациях реальной жизни и обучение тому, какие конкретные шаги нужно предпринять для снятия признаков срыва.

Хотя на тот момент я об этом не думал, эта трехчасовая групповая терапия, вместе с процессом воссоздания индивидуальной истории срыва и продолжающимся участием в АА, стали основой создания комплексной теории срыва и практики, которая впоследствии стала известна как Планирование профилактики срыва.

За два года работы врачом в амбулаторных условиях я собрал 118 историй срывов и принялся за детальный анализ этих историй. Конечным результатом этой работы стал пересмотренный список из 37 признаков срыва, с основными закономерностями, которые наблюдались в этих 118 случаях.

В июне 1973 г. я перешел из больницы «Грант» и начал работать координатором программы помощи работникам Министерства сухопутных войск в Форте Шеридан (шт. Иллинойс). В области профилактики срывов была проведена новая работа. В августе 1974 г. я возглавил Отдел терапии алкоголизма в Центральной общественной больнице Иллинойса (ныне – Общественная больница «Гайд-Парк») в Чикаго (шт. Иллинойс). Дальнейшая работа подтвердила обнаруженную динамику срыва.

В 1976 г. меня назначили директором Центра терапии алкоголизма в Мемориальной больнице «Инголлс» в Харви (шт. Иллинойс). Там я тесно сотрудничал с доктором Харри Ханнингом (доктором медицины). Мы вместе работали с пациентами, склонными к срывам. У нас был традиционный реабилитационный центр для алкоголиков, но очень скоро мы осознали необходимость оказания специальных услуг пациентам, склонным к срывам.

Весь персонал имел подготовку в области основных принципов профилактики срыва. Мы выявили непродуктивные подходы и ошибочные убеждения, которые лишь усугубляли проблему срыва. Мы также переоценили нашу политику жесткой конфронтации и стали разделять пациентов на тех, кто просто не имел мотивации к терапии, и на тех, кто хотел излечения, но для кого традиционная терапия не давала эффекта.

Мы обнаружили, что после терапии по профилактике срыва у этих пациентов реже происходили срывы, и увеличивался срок трезвости. Если они и возвращались к употреблению алкоголя и наркотиков, то продолжительность срыва сокращалась, а последствия были менее серьезными, чем при других методах терапии. Мы были полны надежд и энтузиазма.

В 1979 г. я объединил свои усилия с Мерлин Миллер, профессиональным педагогом и писателем. Вместе мы начали работу над организацией материала, который послужил бы основанием новой модели консультирования, основанной главным образом на технологиях профилактики срыва. Первая созданная нами организация называлась Alcoholism Systems Associates (ASA) – Товарищество по системам терапии алкоголизма – и ее центр находился в г. Хейзелкрест (шт. Иллинойс). Мы проводили обучение на месте в чикагском регионе, и постепенно эти методы стали получать национальное признание.

В 1982 г. мы опубликовали книгу «Консультирование в профилактике срыва», в которой впервые были изложены основные принципы и стратегии планирования профилактики срыва. Первая половина книги была посвящена теории срыва, вторая – описанию практических шагов по профилактике срыва. Книга была написана для консультантов, но ей стали пользоваться для себя и многие выздоравливающие.

В начале 1980 гг. мы познакомились с работой Алана Марлатта (G. Alan Marlatt) и его коллег из Центра исследований зависимого поведения при Университете Вашингтона в г. Сиэтле. Хотя его работа основана на положениях бихевиористской (поведенческой) школы, а не на теории концепции болезни, реальные терапевтические методы профилактики срыва очень сходны друг с другом. Бихевиористская школа внесла огромный вклад в исследования, подтверждающие эффективность планирования профилактики срыва. В 1985 г. в книге «Профилактика срыва», изданной Аланом Марлаттом и Джудит Гордон (Judith R. Gordon) впервые были объединены и подытожены результаты этих эмпирических исследований.

Предлагаемая Вашему вниманию книга – «Остаться трезвым – Руководство по профилактике срыва» является попыткой обновления модели профилактики срыва с помощью новой информации, появившейся с момента издания нашей предыдущей книги. Это также попытка донести непосредственно до Вас, членов сообщества выздоравливающих, жизненно важную информацию, в которой речь идёт о выборе между жизнью и смертью – между трезвостью и срывом.

Мерлин и я надеемся, что информация, приведённая в этой книге, позволит Вам познакомиться с общим опытом тысяч алкоголиков, которые непосредственно или косвенно помогли в разработке нашей модели.

Мы представляем Вам эту книгу, желая поделиться c Вами опытом и надеждами. Мы хотим, чтобы Вы обрели надежду. Настроясь на это, давайте вместе отправимся в путь. Путь, который подытожит на этих страницах основные знания о профилактике срыва, сбору которых мы отдали более пятнадцати лет.

Теренс Т. Горски

РЕКОМЕНДУЕТСЯ ДЛЯ КЛИНИЧЕСКОГО ПРИМЕНЕНИЯ С ЭТОЙ КНИГОЙ

Поиск по сайту: