 |
юБРНюБРНЛЮРХГЮЖХЪюПУХРЕЙРСПЮюЯРПНМНЛХЪюСДХРаХНКНЦХЪаСУЦЮКРЕПХЪбНЕММНЕ ДЕКНцЕМЕРХЙЮцЕНЦПЮТХЪцЕНКНЦХЪцНЯСДЮПЯРБНдНЛдПСЦНЕфСПМЮКХЯРХЙЮ Х ялххГНАПЕРЮРЕКЭЯРБНхМНЯРПЮММШЕ ЪГШЙХхМТНПЛЮРХЙЮхЯЙСЯЯРБНхЯРНПХЪйНЛОЭЧРЕПШйСКХМЮПХЪйСКЭРСПЮкЕЙЯХЙНКНЦХЪкХРЕПЮРСПЮкНЦХЙЮлЮПЙЕРХМЦлЮРЕЛЮРХЙЮлЮЬХМНЯРПНЕМХЕлЕДХЖХМЮлЕМЕДФЛЕМРлЕРЮККШ Х яБЮПЙЮлЕУЮМХЙЮлСГШЙЮмЮЯЕКЕМХЕнАПЮГНБЮМХЕнУПЮМЮ АЕГНОЮЯМНЯРХ ФХГМХнУПЮМЮ рПСДЮоЕДЮЦНЦХЙЮоНКХРХЙЮоПЮБНоПХАНПНЯРПНЕМХЕоПНЦПЮЛЛХПНБЮМХЕоПНХГБНДЯРБНоПНЛШЬКЕММНЯРЭоЯХУНКНЦХЪпЮДХНпЕЦХКХЪяБЪГЭяНЖХНКНЦХЪяОНПРяРЮМДЮПРХГЮЖХЪяРПНХРЕКЭЯРБНрЕУМНКНЦХХрНПЦНБКЪрСПХГЛтХГХЙЮтХГХНКНЦХЪтХКНЯНТХЪтХМЮМЯШуХЛХЪуНГЪИЯРБНжЕММННАПЮГНБЮМХЕвЕПВЕМХЕщЙНКНЦХЪщЙНМНЛЕРПХЙЮщЙНМНЛХЙЮщКЕЙРПНМХЙЮчПХЯОСМДЕМЙЖХЪ
вТОРОЙ ДОКЛАД. Берн, 2 сентября 1910 г
В начале цикла этих докладов нам нужно вернуться к некоторым вопросам, которые уже обсуждались нами по поводу Евангелия от Луки. Действительно, в жизни Христа Иисуса есть факты, которые можно понять, только сравнивая между собой Евангелия от Матфея и от Луки.
Чтобы понять евангелиста Матфея, прежде всего важно знать, что физическое тело, принадлежащее Существу, о жизни которого он повествует, произошло от Авраама, и что в крови, унаследованной Им через трижды четырнадцать поколений, заключалась своего рода квинтэссенция абрамитов, евреев. Для духовной науки это Существо идентично с личностью, которую мы зовем Заратустрой.
Вчера мы описали как бы с внешней стороны среду, в которой жил и действовал Заратустра. Вспомним некоторые концепции, некоторые идеи, господствовавшие в этой среде. В стране, где в былые времена жил Заратустра, господствовало глубокомысленное мировоззрение. Достаточно рассмотреть некоторые принципы, передававшиеся Заратустрой, чтобы представить себе, что они почерпнуты из глубокой мудрости первых послеатлантических времен.
Даже официальная история сообщает нам, что учение Заратустры было построено на двух началах: начале Ормузда - существе добра и света, и начале Аримана - существе зла и тьмы. Но даже экзотерическое изучение этого религиозного учения указывает на то, что эти два существа исходят из единого начала - Зеруан-Акарэнэ. Каково же это единое начало, источник всех вещей, породившее две силы, противоборствующие в мире?
Обычно имя Зеруан-Акарэнэ переводится следующими словами - "несотворенное время". Таким образом, в конце концов учение Заратустры приводит нас к этому первичному началу - времени, спокойно пронизывающему своим течением Вселенную. Самый смысл слова указывает, что искать первооснову этого времени не следует. Очень важно понять, что можно говорить о вещах, касающихся мировых законов, и не иметь при этом права доискиваться начала всех начал. Вследствие абстрактного образа мышления людям трудно расстаться с привычкой без конца доискиваться всех причин, а эта привычка приводит их к порочному кругу. Следовало бы дать себе отчет в этом и путем совершенно разумного рассуждения признать, что для человека, желающего придерживаться методов духовной науки, наступает момент, когда нужно прекратить поиски причин, поиски первооснов вещей, потому что в противном случае все сведется к некоей интеллектуальной игре. Я уже говорил в другом месте об этом методическом вопросе. Я показал, что можно, например, спросить, видя следы экипажа на дороге, о причине появления следов. На этот вопрос можно ответить, что это следы от колес экипажа. Далее можно было бы спросить, каким образом, в каком месте экипажа прикреплены колеса или почему экипаж оставил следы на дороге, на что можно ответить, что экипаж проехал по этой дороге. Но почему экипаж проехал по этой дороге? Потому что он вез пассажира. Почему пассажир воспользовался экипажем?.. Все эти вопросы уже заставляют нас выйти за рамки первоначальной проблемы, и наша мысль начинает крутиться вхолостую. То же самое происходит и с большими философскими проблемами: в известный момент нужно остановиться, потому что вопросы отрываются от реальности.
Что касается учения Заратустры, то здесь следует остановиться на представлении времени, на спокойно текущем времени. И вот это время Заратустра делит, или, скорее, извлекает из него два начала: начало добра и света - начало Ормузда, и начало тьмы - Аримана.
Эта концепция первобытной Персии основывается на глубочайшем представлении о том, что все то зло на свете, физическим символом которого является мрак, тьма, первоначально не было злом, пороком и тьмой. Я уже обращал ваше внимание на древние представления персов, которые считали, например, волка существом диким и дурным под владычеством Аримана, но дурным они его полагали потому, что это существо, однажды предоставленное самому себе, деградировало и благодаря этому в него проникло ариманическое начало. Словом, изначально волк был добрым, он произошел от существа, обладавшего несомненно доброй первичной природой. Таковы основы древнего мировоззрения персов, первобытных арийцев, на жизнь: зло, порок возникают оттого, что вещь, по природе своей добрая, вместо того чтобы развиваться, эволюционировать, остается сама собой, - она остается неизменной в той форме, которая соответствовала предыдущей эпохе. Таким образом, зло, тьма происходили, по воззрениям персов, оттого, что форма какого-либо существа, благая для какой-то более древней эпохи, оставалась неизменной и в последующие времена, вместо того чтобы преобразиться.
Из конфликта, возникшего между этими остановившимися формами и формами эволюционировавшими, и родилась борьба между злом и добром. Таким образом, зло - не абсолютное зло: оно - добро, но несвоевременное, оно было пригодно в былые времена. Там же, где прошлое и будущее не вступают в конфликт, течет недифференцированное время - время, не разделенное на мгновения.
Это очень глубокое воззрение и составляет основу учения Заратустры. При условии правильного его понимания оно привело к направлениям, проявившимся, как мы видели, в народах, принявших учение Заратустры. Эти народы действительно понимали необходимость борьбы, возникшей между двумя потоками, порожденными единым временем; и эта борьба, проявляющаяся во времени, может быть преодолена только с течением времени.
После того как это учение было принято в странах, о которых мы говорили вчера, оно распространилось и дальше; всюду, где оно только прививалось, оно оказывало огромное воздействие, постоянно отражавшее контраст между прошлым и будущим. Влияние этого учения было чрезвычайно глубоким. Воздействие Заратустры оказалось столь значительным и могло сохраниться в потоке времени потому, что в стадии своего наивысшего посвящения, возможной для того времени, Зороастр подготовил двух учеников.
Одному из этих учеников он преподал все, относящееся к тайнам пространства, простирающегося вокруг нас, то есть к тайнам одновременного; другому ученику - все, касающееся тайны текучего времени, тайны эволюции. Я уже объяснял, что в известный период учение, подобное тому, которое связывало Заратустру с двумя его великими учениками, может привести к чрезвычайным последствиям: учитель может принести в жертву своим ученикам какую-то часть себя самого. Доведя свое учение до такой стадии, Заратустра отдал, пожертвовал своим ученикам собственное астральное и собственное эфирное тела: его индивидуальность, его личность, сточки зрения его будущих воплощений, не утратила от этого своей цельности.
Астральная оболочка Заратустры, его астральное тело, в котором он жил с незапамятных времен послеатлантической эволюции, было настолько совершенным, оно было настолько пронизано силами всего его существа, что оно Не распалось, как обычно распадается астральная оболочка человека, - оно осталось цельным. Такой феномен иногда имеет место в процессе человеческого развития, когда дело идет об особо высоких индивидуальностях. Именно поэтому и сохранилось астральное тело Заратустры.
Тот из его учеников, кому было даровано учение о пространстве, кому были доверены тайны всего того, что одновременно наполняет наш чувственный мир, перевоплотился в существо, известное истории под именем Тота или Гермеса Египетского. Ясновидческое исследование сообщает, что этот ученик Зороастра, предуготованный к тому, чтобы стать Тотом или Гермесом, должен был не только передать людям все то, что он получил от Заратустры в своем предыдущем воплощении, но и закрепить это в себе настолько, чтобы быть в состоянии принять в себя сохранившееся астральное тело своего учителя, воплотить его в себе, как это производилось в центрах священных мистерий. Этот ученик Заратустры снова родился в личности, основавшей египетскую культуру, и этот Гермес получил в дар собственное астральное тело Заратустры. Таким образом, часть существа Заратустры мы снова встречаем в Гермесе. Благодаря этому астральному телу и учению, воспринятому им непосредственно от Заратустры, Гермес был в состоянии инспирировать все то великое, что несла в себе египетская культура.
Естественно, что для того чтобы такое воздействие смогло должным образом распространиться, нужно было, чтобы какой-то народ был способен воспринять это воздействие. И эту благоприятную для своей миссии арену Гермес нашел только в восточных районах Африки, где обосновались и осели выходцы из Атлантиды, избравшие южный путь эмиграции, то есть, люди, еще сохранившие какие-то остатки древнего ясновидения. Здесь-то, где душа египетского человека приняла учение Гермеса, благодаря этому и родилась египетская культура, отличающаяся таким своеобразием. Продумайте же тот факт, что Гермес получил в дар от своего учителя Заратустры или Зороастра все тайны, касающиеся одновременности, касающиеся вещей, сосуществующих в пространстве. Мудрость Гермеса содержала, следовательно, самое основное из всего, что было ведомо Заратустре.
А мы часто говорили о том, что учение Заратустры заключалось прежде всего в привлечении внимания людей к солнечной планете, к внешнему свету; он хотел сказать людям, что это физическое тело света было ничто иное, как внешняя оболочка высокой духовной Сущности. О Сущности, заключающейся в основе всей природы, развернутой в пространстве всего, что существует одновременно (но вечно течет во времени, переходя из эпохи в эпоху, и проявляется в нужные мгновения), - вот чему учил Гермеса Заратустра. Гермесу были хорошо ведомы силы, излучаемые солнцем и далеко отбрасывающие его отраженный свет. И эти свои знания он смог передать потомкам древних атлантов, - тем, кто в былые времена мог самым естественным образом проникать в солнечные тайны, воспоминания о которых они продолжали хранить. Потому что все продолжало эволюционировать: не только сам Гермес, но и души тех, кому было предназначено воспринять его учение.
По-иному обстояло дело со вторым учеником Заратустры. Этот ученик был посвящен в тайны, относящиеся к потоку времени, и, следовательно, он познал, как в эволюции в качестве полярности действует контраст между старым и новым. Заратустра пожертвовал частью своего существа и этому ученику, и в момент нового воплощения этот ученик смог воспользоваться этим даром учителя. Итак, при том, что сама индивидуальность Заратустры сохранялась в цельности, ее оболочки были от нее отделены; но они сохранялись в неприкосновенности, они не рассеялись. Этот второй ученик, получивший познание времени, - в противоположность с познанием пространства, - получил в известный момент эфирное тело Заратустры.
Все, что может нам об этом, об этих тайнах, рассказать ясновидческое познание, таинственным образом сохранилось религиозными традициями, имеющими под собой действительно оккультную базу. Если Моисей действительно был перевоплощением ученика Заратустры, если он действительно воспринял эфирное тело своего учителя, с ним должно было неизбежно произойти нечто особенное. Прежде чем его коснулись впечатления внешнего мира, прежде чем они проникли в него, существо Моисея восприняло чудесное наследие Заратустры.
И вот мы узнаем из легенды, что тотчас же после появления своего на свет младенец Моисей был положен в корзину, которая была спущена в реку и предоставлена течению. Все это странным образом похоже на посвящение, потому что в действительности посвящение заключается в том, что человек оказывается в течение определенного времени изолированным от внешнего мира, - с тем, чтобы воспринять то, что ему предназначено. Именно в это время, когда Моисей был изолирован от всего мира, в него и смогло воплотиться эфирное тело Заратустры. И тогда-то в него и смогло низойти изумительное познание того, что скрыто за временем, - познание, которое в свое время было ему сообщено Заратустрой, благодаря которому он мог говорить своему народу в доступных ему образах о тайне исследования (ведь пространство - это одновременность вещей, а время - их последовательность).
Итак, образы книги Бытия представляют собой идеи-образы, развернутые вовне и внушенные Моисею через познание времени, полученное им от Заратустры и закрепленное в нем благодаря воспринятому им эфирному телу учителя. Решающее для всей человеческой эволюции событие требует не только того, чтобы один из посвященных принес на Землю зародыш новой культуры, но и того, чтобы этот зародыш был заложен в народ, предназначенный для его восприятия. Однако прежде чем приступить к рассмотрению этой почвы, этой народной души, в которую Моисей должен был насадить полученную им мудрость, нам следует остановиться на особых аспектах этой мудрости.
Итак, в предшествующем воплощении Моисей был учеником Заратустры. Тогда он получил познание тайн времени; он познал, что прошлое всегда приходит в столкновение с будущим, создавая между ними борьбу, развязывая между ними вражду. Чтобы пронизать этим познанием человеческую душу, нужно было, чтобы сам Моисей, несущий мудрость, отличную от мудрости Гермеса, был противопоставлен Гермесу; чтобы в целом эволюции он представлял собой противоположный элемент. Так в действительности и случилось.
Гермес получил от Заратустры прямым путем солнечную мудрость, т.е. познание таинственного Существа, живущего в физическом свете, в теле Солнца, в том, что идет прямым путем.
Иначе обстояло дело с Моисеем, который воспринял мудрость не через астральное тело, но через более плотного посредника - через эфирное тело. Его познание не ограничивалось только тем, что, поднимая глаза к Солнцу, человек спрашивал: что излучается солнечным Существом? Его познание распространялось также и на силу, противопоставляющую себя свету, - силу, перерабатывающую все, что исходит от Земли, - все, что уплотнилось, что состарилось, что склеротизировалось (кстати, эта деятельность не отражается сколько-нибудь отрицательным образом на самой этой силе). Земная мудрость, слитая, конечно, с солнечной мудростью, но остающаяся вполне земной, познание становления Земли, познание способов, при помощи которых человек эволюцинирует и воздействует на земную субстанцию, начиная с эпохи разделения Солнца и Земли, - вот содержание той мудрости, которую получил Моисей.
И стоит нам только не внешним, а глубинным способом подойти к этим вещам, как мы поймем, почему учение Гермеса так противоположно мудрости Моисея.
Есть в наше время люди, которые, изучая подобные вещи, исходят из положения, что "ночью все кошки серы". Они ничего не видят, кроме аналогий, и приходят в восторг, находя сходство между Гермесом и Моисеем: здесь троичность - и там троичность, здесь разделение на 4 элемента (стихии) - и там такое же разделение на 4 элемента. Такой метод их никуда не приводит. Если бы в ботанике вместо того, чтобы обнаруживать различия между гвоздикой и розой, исследователи сосредотачивались целиком только на выявлении их сходства, результаты были бы совершенно те же. Такое исследование уже нельзя было бы называть ботаникой. Надо знать, чем отличаются между собой существа и как разнятся отдельные пути познания - чем одно познание отличается от другого.
Гермес обладал иным знанием, чем Моисей. И то и другое исходило от Заратустры; но как единство разделяется и проявляется в различных формах, так и Заратустра сообщил двум своим ученикам совершенно различные откровения.
Когда мы даем воздействовать на себя учению Гермеса, мир для нас проясняется: мы видим его первоисточник и то, как проявляется в мире действие света. Но эта мудрость не содержит никаких представлений о том, каким образом во всякой эволюции прошлое воздействует на будущее, как тем самым оно вступает в борьбу с настоящим, как тьма восстает против света. Учение Гермеса не содержит в себе той мудрости, которая позволяет познать, как Земля, - после отделения от Солнца, - эволюционировала вместе с человеком.
Миссия научить людей понимать развитие Земли после ее отделения от Солнца выпала на долю Моисея. Моисей нес с собой познание Земли, Гермес - познание Солнца. Когда в душе Моисея поднималось воспоминание об учении Заратустры, для него освещалась вся эволюция Земли и людей. Словно бы он принимал Землю как отправную точку, но Землю, отделенную от Солнца, хотя и сохранившую его смягченное влияние: он видел встречу сил, принадлежащих Земле, с силами Солнца, и эта встреча находила отзвук в контрасте учения Моисея и мудрости Гермеса. Здесь встречались два направления: Моисеево посвящение и Гермесова мудрость, - его учение, проявлявшееся вплоть до отдельных фактов.
Рождение Моисея в Египте, влечение еврейского народа к этой стране, где он должен был столкнуться с народом египетским - все это является как бы внешним отражением противопоставления солнечной мудрости мудрости земной; и ту и другую принес Заратустра, но они должны были распространиться на Земле по двум совершенно различным потокам, иногда сливающимся для совместного действия, чтобы затем одновременно умереть.
В мистериях всегда в определенной форме преподавалось учение, раскрывавшее глубочайшие тайны мирового и человеческого развития. В цикле "Тайны Книги Бытия" я уже говорил о том, насколько трудно пользоваться современным обыденным языком для выражения великих истин, касающихся тайн не только человека, но и Вселенной. Очень часто слова, которыми мы пользуемся, словно превращаются в цепи, потому что они давным-давно наделены очень определенным смыслом. И когда мы, познав сокровища мудрости, пытаемся уложить их в слова, мы сталкиваемся с этим таким слабым, таким недостаточным орудием - нашим языком.
Самая большая глупость, которая когда-либо распространялась в нашем современном мире, заключается в утверждении, что всякая истина должна укладываться в простейшие формы и что простота выражения как раз и должна служить мерилом того, насколько истинно то или иное положение. Это утверждение доказывает только то, что люди, его распространяющие, только и делают, что повторяют избитые истины, сложившиеся в течение веков в слова, лишь время от времени несколько изменяя их форму.
Для таких людей слов действительно хватает; они не знают, какую приходится иной раз вести борьбу с языком, чтобы добиться нужного выражения. Потому что как только стараешься перевести в слова нечто действительно большое и существенное, разыгрывается настоящая борьба.
Я уже говорил в другом месте, сколько мне пришлось преодолевать такого рода трудностей в розенкройцеровской мистерии "Врата посвящения", - в конце первой сцены, происходящей в зале для медитаций: то, что должен был сказать иерофант своему ученику, удалось передать лишь в очень слабой степени, в очень ослабленной форме.
И вместе с тем в древних мистериях все-таки находили способы выражения для глубочайших тайн, хотя во все времена было известно, насколько немощен язык, насколько мало он приспособлен и пригоден для передачи познанного. Так делались попытки найти средства выражения для душевного опыта. Слова же нашего обыденного языка, служащего потребностям внешней жизни, оказывались всегда недостаточными.
Зато куда более приспособленными оказывались образы, рождавшиеся у человека, когда он обращал взор в мировые пространства, - к созвездиям, к восходу звезды в определенный час, к затмению светила; потому что порожденные таким путем образы могли прекрасно передать творившееся в известный момент в душе человека. Постараюсь объяснить это в нескольких словах.
Предположим, что нужно возвестить о каком-либо надвигающемся событии, - скажем, о том, что некая человеческая душа достаточно созрела для того, чтобы пройти через некое важное испытание и передать результаты этого народу. Или необходимо сообщить, что самый этот народ или часть его достигла такой степени зрелости, такого уровня развития, что ему можно показать, как известная индивидуальность должна соединиться с этим народом, пройдя, может быть, совсем иной путь, чем этот народ. Дело заключалось в том, чтобы объяснить, что достигнутая в развитии этой индивидуальности кульминационная точка совпала с кульминационной точкой, достигнутой народом в его собственной эволюции. В таком случае никакие слова не смогут передать всего величия и важности события. И вот находится иной способ выражения. Говорили: соединение некоей личности во всей ее силе с душой народа в ее апогее можно сравнить с прохождением Солнца через созвездие Льва. Образ Льва стал символом всего того, что в эволюции человечества достигло великой силы. Отсюда и пошла известная терминология, которой пользовались на протяжении истории и которая была заимствована из движения светил для выражения духовных событий в жизни человечества.
Может быть, иным умникам захочется перевернуть все вверх ногами и предположить, что в былые времена стремились скрыть, завуалировать значительные исторические события за астрономическими явлениями; но в действительности в этих случаях рассказывалось о том, что реально произошло с человечеством, с помощью этих образов созвездий.
Кроме того, между космическим бытием и событиями истории человечества имеется гораздо более таинственная связь. Ибо то, что совершается на Земле, есть реальный отсвет всего происходящего во Вселенной. Так, встреча солнечной мудрости Гермеса и земной мудрости Моисея, имевшая место в Египте, была в известном смысле образом, отражением известных событий в Космосе.
Представим себе, что двоякого рода лучи: одни - идущие от Солнца и другие - возвращающиеся с Земли, - встречаются в пространстве (очень важно, в какой именно точке осуществится эта встреча, потому что в зависимости от того, насколько эта точка будет удалена от одного или другого светила, последствия этой встречи будут разными). Так в египетских мистериях встречу Гермесовой мудрости с мудростью Моисея сравнивали с событием, действительно совершившимся в Космосе по данным нашей антропософической космологии. Нам действительно известно, что в давние времена Земля отделилась от Солнца, продолжая оставаться в течение некоторого периода соединенной с Луной; потом некоторая часть земной субстанции оторвалась от Земли и стала современной Луной. Стало быть, Земля выбросила в пространство к Солнцу часть своей субстанции. Именно с этой "эманацией" Земли в сторону Солнца и связывали поразительное явление - встречу земной мудрости Моисея с солнечной мудростью Гермеса.
Учение Моисея, выделившись из солнечной мудрости, стало наукой о Земле и человеке; но при этом это учение возвысилось до солнечных сфер и восприняло непосредственно излучаемую Солнцем мудрость. Но оно должно было проникнуться этой мудростью лишь до известного предела, потому что в дальнейшем ему предстояло развиваться независимо. Поэтому Моисей оставался в Египте лишь до тех пор, пока он не воспользовался всем, что ему было нужно. К этому моменту и приурочен исход из Египта сынов Израилевых. Отныне солнечная мудрость, воспринимавшаяся и поглощавшаяся мудростью земной, дальше могла развиваться свободно. Но какова же цель, какова миссия этой Моисеевой мудрости? Когда она стала мудростью земной, ей было задано снова найти путь к Солнцу.
Так что учение Моисея нужно разделить на два этапа: сначала эта мудрость выращивается в лоне Гермесовой мудрости, со всех сторон ею окруженная и в некотором роде питаемая ею; затем обе мудрости разделяются, и после исхода Моисеево учение продолжает развиваться самостоятельно и свободно вынашивать плод первого периода. В свою очередь этот второй период развития распадается на три этапа.
Моисей, родившийся со всем, что ему было даровано Заратустрой, - это земной мудрец. Он должен найти свой путь, и именно в поисках этого пути, составляющих первый этап, он и проникается мудростью Гермеса. Далее его развитие продолжается, и чтобы лучше понять все, случившееся с ним, стоит еще раз заимствовать наши сравнения из жизни Космоса.
Когда что-либо, происходящее на Земле, отражается в пространстве, на пути к Солнцу это отражение встречает сначала Меркурий (вам известно, что планета, именуемая астрономами Венерой, в оккультной терминологии называется Меркурием, и наоборот, Меркурий называется Венерой). На пути от Земли к Солнцу мы вступаем сначала в сферу Меркурия, потом в сферу Венеры и, наконец, в сферу Солнца. Через последовательные этапы своей внутренней жизни Моисей должен был развивать полученный им в наследие от Заратустры дар, чтобы снова найти путь к Солнцу. Следовательно, его развитие должно было протекать до известной точки. Мудрость, которой он обогатил всю восточную культуру, должна была эволюционировать в соответствии со свойствами еврейского народа. После того как Моисей непосредственно воспринял учение Гермеса, он переработал его и как бы отразил его, как он отразил бы солнечные лучи.
И вот мы узнаем, что Гермес, которого впоследствии именовали Меркурием, принес своему народу искусство и науку, внешнее познание мира, внешнее, не ведающее посвящения, искусство, - в форме, приспособленной к свойствам своего народа. Совсем другим, в некотором роде противоположным путем должен был вернуться Моисей к этой отправной точке Гермеса-Меркурия, как бы "навыворот" развивая Гермесову мудрость. Обо всем этом повествует история еврейского народа - вплоть до воцарения Давида - псалмопевца и боговдохновенного пророка. Избранник Божий и копьеносец Давид был также и носителем лютни, он был Гермесом-Меркурием еврейского народа. Достигнув этой точки своего развития, иудейский народ был способен создать независимую, Гермесову "меркурианскую" культуру. Тем самым в эпоху царя Давида мудрость, воспринятая от Гермеса, достигла сферы Меркурия.
Продолжая отражать солнечные лучи, мудрость Моисея должна была достичь (если мне будет позволено так выразиться) области Венеры. Этой области иудаизм достиг в эпоху, когда все, что ему было передано Моисеевой мудростью, соединилось с совершенно другим учением, пришедшим совсем с другой стороны. Как в известный момент все, что отражается Землей, в направлении Солнца встречается с Венерой, так мудрость Моисея встретилась в период Вавилонского пленения с течениями, идущими из Азии. Это было время, когда ослабленная мудрость вавилонских и халдейских мистерий соединилась с мудростью еврейского народа, уже достигшего известного уровня своего развития. Подобно путнику, посвященному в науку земных вещей, который поднялся бы с Земли и достигнул сначала сфер Меркурия, а затем Венеры, чтобы воспринять солнечный свет, Моисеева мудрость восприняла в Халдее известные учения, которые исходили непосредственно из сохранившихся там святилищ Заратустры и в несколько ослабленном виде были распространены в мистериях Халдеи и Вавилона, - вплоть до области, охватывавшейся Тигром и Евфратом.
Тогда произошло еще одно событие. Моисей (точнее, не сам он, а его учение, завещанное им своему народу) соединился с солнечной мудростью, запечатлевшейся в мудрости вавилонян. Это соединение осуществилось в святилищах, которые были доступны евреям в дни их пленения. И как раз в то время, когда еврейские мудрецы вошли в соприкосновение с мистериями на берегах Евфрата и Тигра, в них учил перевоплотившийся Заратустра. Примерно в период вавилонского пленения перевоплотившийся Заратустра был в состоянии снова возобновить учение, принесенное им ранее. Ибо он продолжал перевоплощаться; и в той своей жизни, когда он носил имя Заратаса или Назаратаса, он стал учителем плененных иудеев, посещавших святилища страны.
Так в процессе всех этих этапов Моисеева мудрость соприкоснулась со всем тем, чем стал сам Заратустра с тех пор, как он покинул более древние центры мистерий и перешел в святилища Малой Азии. Между прочим, там он был учителем посвященных халдеев, а также и некоторых иудеев, получивших непосредственно от перевоплотившегося Заратустры мудрость, которую он уже когда-то даровал их праотцу Моисею.
Такова была судьбы, предуготованная Моисеевой мудрости. Рожденная фактически от Заратустры, она была перенесена в чужую страну, подобно солнечному существу, которое с завязанными глазами переправили бы на Землю и которое должно было бы самостоятельно найти утраченное - найти обратный путь. Во время пребывания Моисея в Египте в нем прояснилось все, что он когда-то получил от своего учителя Заратустры. Его можно сравнить с неким существом, которое оказалось в одиночестве заброшенным на Землю, подобную неведомому острову, и которое, не ведая, откуда на него нисходит свет, устремилось к тому, что было для него когда-то Солнцем. Моисей отправился в Египет для восприятия Гермесовой мудрости, передавшей ему прямые лучи Заратустры, тогда как сам Моисей был лишь его отраженными лучами.
Затем, проникнувшись в достаточной степени этой мудростью, он продолжал развиваться собственными силами. И основав во времена царя Давида собственную "Гермесову школу", независимую науку и искусство, он продолжал свой путь к Солнцу, частью которого скрытым образом он был сам.
В оккультных школах древнего Вавилона Заратустра, бывший тогда же наставником Пифагора, в этом новом воплощении мог выступать с учением, соответствовавшим возможностям его тогдашнего физического тела - орудия, которым он должен был так или иначе удовлетворяться. Для того чтобы иметь возможность полностью проявить свою солнечную природу, переданную им когда-то Гермесу и Моисею, но уже в новой форме, ему нужна была телесная оболочка, достойная этой новой миссии и приспособленная к новой эпохе. А для того чтобы передать свою мудрость Пифагору и еврейским мудрецам, халдеям и вавилонянам, которые были в состоянии его понимать в VI веке до Р.Х., ему требовалось совершенно особое тело. Его тогдашнее учение было подобно солнечному свету, как бы заслоненному Венерой и не могущему непосредственно проникать на Землю. Мудрость Заратустры могла проявиться тогда лишь в разбавленной, ослабленной, завуалированной форме.
Для того чтобы выступить во всей своей первоначальной мощи, Заратустре нужно было соответствующее тело. И это тело могло быть создано лишь совершенно особым путем, что мы и попытаемся объяснить.
Мы видели вчера, что у азиатских народов наблюдались три тенденции: индийская, ту райская и иранская. Мы объяснили, что эти три направления были обусловлены тем фактом, что поток людей, вышедших из Атлантиды, шедший северным путем, дошел до Азии и там разветвился. Другой поток пересек Африку, и его разветвления дошли до Ту рана. И там, где северный поток, вышедший из Атлантиды, слился с потоком, пересекшим Африку, произошло необычайное смешение. Здесь образовалась раса, из которой впоследствии вышел еврейский народ. И судьба этой расы была совершенно особой.
Среди людей, долженствовавших стать еврейским народом, проявлялось одновременно астральное и эфирное ясновидение (мы видели, что такое ясновидение сохранили некоторые народы в деградирующей, темной форме), - последняя фаза ясновидения; но действовало это ясновидение совершенно особым внутренним образом. Это ясновидение сохранилось у евреев не в виде внешнего, низшего остатка древнего ясновидения, а проявлялось в них как организующая сила внутри самого их тела. И эта сила, при проявлении вовне становившаяся деградировавшим ясновидением, потому что она оставалась на одном и том же уровне, не развиваясь дальше, и проникнувшаяся поэтому ариманическими силами, - эволюционировала совершенно закономерным образом, когда она стала активной силой, действующей в человеческом организме.
Итак, у евреев эта сила не проявлялась как выродившееся ясновидение; она внедрилась в организм, продолжая, таким образом, сознательно совершенствоваться. Все то, что подверглось вырождению у туранцев, стало у евреев действенной силой, фактором эволюции. Таким образом, из поколения в поколение в физических свойствах, передававшихся в евреях через кровь, действовала сила, время которой, - в ее проявлениях вовне, - завершилось и которая переключилась в другой план и нашла свое истинное место.
Все, что давало атлантам возможность погружаться взором в пространства и области духа, все, что выродилось у туранцев, - все это стало действенным фактором внутренней жизни малочисленного еврейского народа. То, что в эпоху Атлантиды было духовной и божественной природой, превратилось в жизненную силу, - в силу, образующую органы, преображающую тело и в самой крови еврейского народа пробуждающую божественное внутреннее сознание. Все, что видел атлант, направляя ясновидческий взор в различных направлениях в пространство, возродилось и стало в еврейском народе органическим сознанием, сознанием Иеговы, Ягве, божественным сознанием внутренней жизни. Этот народ через кровь снова обрел Бога, наполняющего пространство; он чувствовал себя пронизанным, пропитанным Богом, наполнявшим Вселенную; он знал, что этот Бог живет в нем, проявляясь в нем вплоть до пульсации крови.
Сравнивая туранцев уже не с иранцами, как мы это делали вчера, а с евреями, мы видим, что сила, вырождавшаяся у первых, продолжала развиваться на благоприятной почве в крови еврейского народа.
Все, что атланты провидели вовне, возрождалось в форме внутреннего сознания, сосредоточившегося в одном имени: Ягве. Эта сила была сконцентрирована как бы в одной точке, в одном центре божественного сознания; Бог, являвший себя ясновидящим атлантам во всем сущем вовне, жил в крови, передававшейся через потомство Авраама, Исаака, Иакова. Он жил невидимо, но ощутимо в крови поколений, судьбы которых Он направлял.
Итак, то, что было внешним, стало внутренним; оно перестало быть видимым, но стало переживаемым. И отныне это уже называлось больше не разными именами, но одним именем: "Я есмь тот, кто Я есмь". Атлант видел Бога во Вселенной - во всем, что не было самим Богом, тогда как еврей воспринимал Бога в себе самом, в своем глубочайшем внутреннем существе, в своем "я"; это восприятие Бога проникало вплоть до крови, текущей в жилах поколений. Отныне великий космический Бог стал Богом евреев, - Богом Авраама, Исаака и Иакова. Так возник этот народ, особую миссию которого мы будем изучать завтра. Сегодня нам удалось лишь эскизно набросать особую организацию крови этого народа, в котором сконцентрировалось все, что воздействовало на человека в атлантические времена.
Завтра мы увидим, какие глубочайшие тайны смогли благодаря этому осуществиться, и познакомимся с природой народа, в котором Заратустра должен был найти тело, способное стать Существом, именуемым нами Иисусом из Назарета.
оНХЯЙ ОН ЯЮИРС: