АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ВЫГОДНОЕ ДЕЛО

Читайте также:
  1. БУДУЩЕЕ – НЕ ИДИТЕ В НАСТУПЛЕНИЕ ВСЕЙ ЛИНИЕЙ ФРОНТА. ВЫБЕРИТЕ ОДНО, САМОЕ ВЫГОДНОЕ СТРАТЕГИЧЕСКИ НАПРАВЛЕНИЕ И СОСРЕДОТОЧЬТЕ ТАМ СВОИ СИЛЫ.

Шура чувствовал себя теперь полноправным членом большой цирковой семьи. Тяжелая работа, более чем скромные заработки, страх отцовского гнева — ничто не могло омрачить его радости сопричастности к пестрому, буйному и веселому миру цирка.

Но все на свете имеет конец. Сборы стали катастрофически низкими. Никакие ухищрения Анджиевского не помогали. Нужно было менять место.

Хозяин решил перебраться в Ташкент. Там он надеялся поправить свои финансовые дела, а заодно прикупить лошадей для дрессировки. Узнав о готовящемся отъезде, Шура бросился к Кучкину. Ведь если цирк уедет, то как же отец будет получать письма из Оренбурга? А если писем не будет, отец напишет в депо, и все выяснится. Кучкин долго сокрушенно кивал головой, но ничего придумать не мог. Положение казалось безвыходным — Шуре нужно было уходить из цирка.

Анджиевский, узнав обо всем, был раздосадован. Ведь уходил многообещающий цирковой силач, вдобавок не гнушающийся никакой подсобной работы.

Тогда Шура рассказал ему все, вплоть до наказания за самовольный уход в цирк два с половиной года назад. Анджиевский приказал ему вернуться к отцу. «Поезжай, Шура, и чистосердечно во всем признайся, — сказал хозяин. — Помни, что людям очень часто приходится врать. А мы, в цирке, случается, делаем обман своей профессией. Но должен быть среди этого моря лжи где-то островок правды. Пусть для тебя им будет твоя семья. Я чувствую, что родители твои — честные, пекущиеся о твоей судьбе люди. Езжай и расскажи им все начистоту. Хотя, право же, мне не хочется тебя отпускать».

Кучкин в день прощания со своим помощником напился до бесчувствия. Но в пьяной болтовне Шура все-таки услышал кое-что важное. «Ты очень сильный человек, малыш Засс, — говорил Кучкин. — И ты весишь всего 63 килограмма. Я тоже сильный, но я вешу 114 килограммов. Тренируйся, тренируйся, несмотря ни на что, и ты будешь сильнейшим циркачом в мире».

«Кто же прав — Кучкин или Анджиевский?» — думал-Шура, направляясь к вокзалу. Он вспомнил, как тепло прощались с ним товарищи по цирку, даже те, с кем он не был особенно близок. И Шуре показалось, что он невозвратно потерял дружную и добрую семью.
Поезда до Саранска нужно было ждать долго. Шура бросил свои мешки на платформу и сел. В голову приходили самые невеселые мысли: о цирке, который, наверное, вот сейчас уже погрузился в большие красные вагоны на товарной станции, о позоре, который придется пережить дома после полугода свободной жизни. Внимание привлек большой лист бумаги, укрепленный в конце платформы на фанерном столбе. Это оказалась афиша цирка Юпатова, который гастролировал в близлежащем городишке, а на будущей неделе приезжает в Оренбург.

О цирке Юпатова он слышал много. Это был так называемый «цирк-шедевр». В состав небольшой группы входили прославленные «звезды». Каждый из них в своем жанре был непревзойденным специалистом. Отличался еще этот цирк тем, что каждый артист вносил определенную плату за право работать в нем, и это связывало всю группу воедино.

Шура решил, что это предопределение судьбы. Размышляя об этом, Шура вместе с тем оценивал два возможных пути. Саранск, повинная, наказание, позор. Цирк Юпатова, трудная, но любимая работа, может быть, успех. И главное, возможность вернуться вместе с цирком в Оренбург, тем самым оттянув тяжелую развязку.

Надо ли говорить, что после недолгих колебаний Шура выбрал Юпатова. Через два часа он был уже у дверей цирка. Представление произвело на него огромное впечатление. После цирка Анджиевского номера, исполненные «звездами арены», поражали чистотой, блестящей выдумкой, неповторимой техникой.

Когда спектакль закончился, наш герой отправился для переговоров к директору манежа. Жизнь среди цирковых артистов научила его разговаривать с такого рода людьми. Представившись Александром Зассом, актером, цирка Анджиевского, он рассказал о своих номерах (умолчав о работе чернорабочего), а свое желание перейти к Юпатову. объяснил просто: «Хочу заработать побольше». Это был не очень красивый, но весьма убедительный аргумент, и директор манежа оценил его. Через полчаса Шура был приглашен для переговоров к хозяину цирка. Едва взглянув на Засса, Юпатов объявил, что готов взять его чернорабочим. Шура без восторга, но с удовлетворением выслушал этот ответ. Однако дальнейший разговор с хозяином привел его в смятение. «Прежде чем поступить в цирк, — сказал Юпатов, — вы должны внести залог в 200 рублей. Согласны?»

— Согласен, — выпалил Засс. — Но видите ли, — продолжал он уже просительным тоном, — у меня сейчас нет денег, я смогу их внести в конце недели.

— Хорошо, — согласился Юпатов. — Но если вы за неделю не достанете денег, вы покинете цирк. И без жалования.

На том и порешили. Между тем к исполнению своих обязанностей он должен был приступить немедленно. Его отвели на конюшню и приказали почистить лошадей. После ужина в компаний конюхов и уборщиков Шура отправился в указанный ему тесный чулан и лег спать. Но сон не шел — мысли о проклятых деньгах не давали покоя.

А что, если написать домой, обратиться к отцу? Шура отогнал эту мысль как нереальную. Однако никакого иного решения не находилось, и постепенно эта фантастическая идея стала казаться осуществимой. Только, что придумать?..

С этими мыслями Шура и уснул. Утром у него уже был готов план. Цирк еще не проснулся, а младший Засс уже писал старшему Зассу письмо.

Расчет был прост. Отец неприязненно относился к цирку, считал его делом несерьезным. Однако он много раз говорил, что готов помочь своим детям пробить себе дорогу в жизни. «Вот и чудесно, — рассуждал далее Шура, — мне эти деньги нужны для того, чтобы получить выгодную работу. А о цирке упоминать вовсе и не обязательно».

Он написал, что когда ехал в Саранск, чтобы повидаться с родителями, познакомился с железнодорожным подрядчиком, который предложил ему работу. Работа эта сулила значительно больше благ, чем труд кочегара и даже помощника машиниста. Но чтобы ее получить, нужно 200 рублей «как залог добропорядочности».

Разорвав несколько писем, Шура наконец написал такое, которое ему показалось достаточно убедительным. Он не был уверен, что отец без особого труда сможет перевести ему столь значительную сумму. «Но если отец и влезет из-за меня в долги, так я же верну», — думал Шура но дороге к почтовой конторе.

Прошла неделя. Хозяин вызвал Шуру и спросил о деньгах. Тот рассказал ему про письмо родителям и попросил подождать еще дня два — отец не подведет. И действительно, на другой день прибыл перевод. Теперь Александр Засс стал полноправным участником юпатовских представлений.

А представления действительно были великолепны. Особенно хороши были выступления Анатолия Дурова, к которому Шура вскоре попал ассистентом.

...На арену выходил по-клоунски одетый человек и свистом сзывал «артистов». Первыми появлялись птицы и собаки, затем цыплята, утки, свинки, обезьяны, крысы и мыши. Шум на манеже поднимался невообразимый. Куры кудахтали, утки крякали, обезьяны кричали, свинки хрюкали, мыши пищали. Ноев ковчег, да и только! По сигналу Дурова шум смолкал и наступала тишина. Это был как бы пролог к спектаклю театра зверей.

Спектакль состоял из множества забавных сиен. Вот с верхней площадки, из-под самого купола опускали канат. Наверху укреплялась огромная с оскаленной пастью голова кошки. Крысы и мыши должны были подняться вверх по вертикальной веревке и влезть в пасть этой страшной кошачьей головы. И когда маленькие «артисты» проделывали это, цирк разражался дружными, сочувственными аплодисментами.

Но венцом «звериной программы» был знаменитый дуровский поезд. Две обезьяны забирались на паровоз, исполняя роль машиниста и его помощника. Собаки и кошки занимали вагон первого класса, цыплята размещались во втором классе, свинки ехали третьим, а крысы и мыши залезали в багажник. Затем поезд начинал медленно двигаться. Представление заканчивалось под неизменную овацию зрительного зала.

После полугода работы в группе Дурова Шуру неожиданно перевели на место заболевшего кассира. Зарплата там была большая (он даже смог вернуть долг отцу, не особенно вдававшегося теперь в суть «выгодной» работы), но сидеть целый день за конторкой было скучно. И как только кассир выздоровел, Шура вернулся на манеж, правда не к Дурову, а в группу наездников.

У Юпатова было четверо джигитов. Засс стал пятым. Только Александр освоился в этой веселой и дружной компании, как его перевели к воздушным гимнастам.

Так Юпатов воспитывал молодых актеров. Он «пропускал» их через многие специальности. Во-первых, для того чтобы выявить истинные склонности, а во-вторых, чтобы иметь замену в случае необходимости.

И у воздушных гимнастов Шура задержался недолго, хотя работа пришлась ему по сердцу. Он стал выступать в группе борцов.

Старшим в группе был Сергей Николаевский, превосходно сложенный гигант, который весил около 140 килограммов.

Приглядываясь к борцам, Шура обнаружил удивительную вещь: оказывается, распределение ролей в команде отнюдь не соответствовало действительным спортивным качествам атлетов. Исключение, правда, представлял собой Николаевский. Его первенство было бесспорным. Он был и самым сильным, и самым ловким, и самым храбрым из всей команды. В остальном же схватки определялись не действительным преимуществом в силе и технике, а чисто корыстными соображениями. Публика, валом валившая в цирк, делала ставки то на одного, то на другого своего любимца. Ставки были немалые. И именно они-то и решали судьбу всякого поединка. В результате борцы выигрывали немало денег у простаков, считавших себя знатоками цирка. Однако деньги эти были сущей безделицей по сравнению с тем, что выигрывал хозяин цирка — Юпатов.

Делалось это так. Перед началом выступления борцов какой-нибудь посетитель («подставной», по цирковой терминологии) доверительно сообщал двум-трем соседям, что Николаевский нынче не здоров, выступать будет плохо и обязательно проиграет Сердюку, чемпиону Малороссии. Вспыхивал спор. «Подставной» специально подводил спор к грани ссоры и тут предлагал пари: ставил сотню рублей на непопулярного Сердюка. В ответ сыпались фантастические предложения: 500 против сотни на Николаевского. «Подставной» делал вид, что он входит в азарт, и ставок заключал множество.

Хозяин цирка был, естественно, информирован о ходе споров. И когда с его точки зрения «игра стоила свеч», Николаевский получал команду «Лечь!»

Дальше события развивались по-разному. Одни спорщики безропотно отдавали проигранные денежки «подставному». Другие скандалили, уличая борцов в нечестной работе. Бывало, и поколачивали «подставного». Однако заведенный порядок не менялся. Говорить о честной победе в честной схватке не приходилось.

Редко, очень редко, но все-таки боролись богатыри на честность, как тогда говорили «по гамбургскому счету», без свидетелей (выражение это пошло, от знаменитых гамбургских чемпионатов, куда зрители не допускались). И бывало, что по этому самому «гамбургскому счету» сильнейший действительно оказывался слабейшим.

Только Николаевский был вне конкуренции. Он действительно боролся лучше всех, и борцы это признавали.

Зная свою силу, Сергей любил задирать товарищей, вызывать их на соревнования, часто рискованные. Однажды, когда борцы после выступления сидели в ближайшем трактире и немало уже выпили, он завел речь, показавшуюся всем забавной.

— Вы все, конечно, сильны, — начал Николаевский, подвигая к себе бутылку с пивом. — Но найдется ли среди вас человек, который, не наложив в штаны от страха, сделает одну простую штуку. Какую — я покажу. Впрочем, если хотите, могу и рассказать. — Николаевский был порядком пьян и говорил несвязно. — Тигра нашего знаете? Ну да, Акбарку. Так вот, я сейчас пойду и разведу прутья у его клетки. И пусть кто-нибудь из вас сделает то же самое...

Вызов был брошен. Борцы толпой отправились в цирк. Засс, единственный трезвый в компании человек, ясно представлял себе опасность затеи. Вряд ли тигр будет спокойно смотреть, как кто-то пытается раздвинуть прутья его клетки. Шуре виделся молниеносный прыжок зверя, удары могучих лап, кровь. Но отговорить товарищей было невозможно. Хмельная удаль гнала их вперед.

Оттеснив недоумевающего служителя, борцы с гамом и хохотом ввалились в зверинец. Вот и клетка Акбара.

Николаевский снял пиджак, поплевал на ладони и вцепился в решетку. Тигр поднял голову и поглядел на напрягающегося гиганта. Что было в этом взгляде, угадать не мог никто. Но шум вокруг клетки стих. Только отчетливо слышалось тяжелое дыхание Сергея. Когда Николаевский отошел от решетки, все увидели, что два огромных стальных прута разведены примерно на вершок.

Сергей театрально поклонился и сделал рукой приглашающий жест: «Прошу!» Однако желающих не находилось. И это можно было понять. Хозяин клетки встал и внимательно обнюхивал прутья, прогнутые Николаевским. Кто знает, что придет ему в голову при следующей попытке. Дело становилось опасным.

И тут вперед вышел Шура Засс. «Я попробую», — сказал он, снимая пиджак. За его спиной раздался смех. Николаевский тяжелым взглядом смерил борцов: «Потише, вы! Малыш Засс меньше вас всех. Но у него сердце мужчины. А ну, Александр, покажи этим трусам, на что ты способен», — и Сергей дружески хлопнул Шуру по спине.

Прутья были холодными. Прямо напротив — глаза зверя. Пустые, зеленоватые зрачки. Шура чувствовал зловонное дыхание Акбара. Но прутья уже поддаются! Еще усилие, и они изогнуты так же, как у Николаевского.

— Хорошо сработал, Засс, — сказал Сергей. — У тебя есть и сила, и мужество. Ну, а вы что же, — обратился он к другим борцам, — струсили?

Насмешка опять всех раззадорила. Сбросил пиджак Сердюк, Иван Пещерный не спеша скатал свой сюртучок, Андрей Вахонин стал разминать пальцы. Увидев оживление у клетки, Акбар начал бегать большими кругами, бросаться на решетку. Но Николаевский не считал волнение Акбара причиной для прекращения состязаний, Он позвал дрессировщика, и пока тот держал Акбара трезубцем в дальнем углу, борцы по очереди безуспешно пытались изогнуть прутья.
После последней тщетной попытки Николаевский улыбнулся и сказал: «Ну, а теперь взгляните, что сделаю еще». Он подошел и с большим трудом поставил два прута на место. Следом за ним выпрямил прутья Шура. Побежденные борцы смотрели на него хмуро. Но победа была бесспорной.

Вскоре эта победа принесла свои плоды. С радостью Шура узнал, что его вызывает хозяин цирка для обсуждения нового силового номера. Номер, который выполнять будет он, Александр Засс.

Нечего говорить о том, как волновался Шура, идя к хозяину. Единственный трюк, на который он возлагал кое-какие надежды — «баланс с самоваром» — был еще не готов. Ну, а остальное, по его мнению, явно не годилось для юпатовского цирка шедевров.

Однако Юпатов сразу же забраковал саму идею «баланса с самоваром», как слишком провинциальную. Зато остальные трюки он обдумывал долго и тщательно.

После многочисленных обсуждений родился план выступления. В основу его легли силовые упражнения — изгибание железных прутьев, разрыв цепей руками и усилием Грудной клетки. Дополнялись эти трюки номерами менее трудными, но очень эффектными. Так, чтобы продемонстрировать силу грудных мышц, Шура ложился на спину, а у него на груди размещалась специальная платформа, вмещавшая до 10 человек. Позже этот номер был усовершенствован. Атлет ложился уже не на пол, а на борону с острыми гвоздями. При этом он удерживал на груди огромный камень. Мышцы спины в этом случае напрягались до такой степени, что в них не входил острый гвоздь.

Чтобы продемонстрировать силу челюстей, Александр удерживал в зубах специальное приспособление с платформой, на которую садились два самых тяжелых борца или устанавливалось пианино. Удерживая все это сооружение, он цеплялся ногами за два кольца и его вместе с платформой поднимали под самый купол цирка. Номер был особенно эффектным, когда вместе с пианино ввысь взмывала пианистка, исполнявшая бравурный марш.

Кончалось выступление необычно. Засс сажал на стол гармониста. Потом устанавливал этот стол на специальный шест. Шест водружал себе на лоб. И балансируя таким образом, под аккомпанемент гармоники покидал арену.

...По всему Оренбургу были расклеены афиши, возвещавшие о появлении нового силача. (Одну из таких афиш Шура вместе с подробным письмом послал отцу. Тот ответил сердитой запиской: «Цирк — это вздор».) Народ валил на представление валом. Сборы были превосходные, Юпатов ходил довольный и в виде надбавки к зарплате после наиболее удачных выступлений дарил Шуре золотые монеты. Казалось, настали счастливые времена.

Но счастье циркача недолговечно. В одну глухую августовскую ночь вспыхнул с четырех углов цирковой зверинец. Поговаривали, что не обошлось здесь без конкурентов. Так это было или нет — выяснить не удалось. Урон от пожара был катастрофичен. Большинство животных погибло, имущество сгорело. Артистам платить было нечем, и группа распалась. Дуров уехал в Петербург, джигиты-наездники отправились на Кавказ. А Шура с группой борцов подался в Среднюю Азию.

 

 

«ЧЕРНАЯ МАСКА»

По дорогам южной Сибири шла небольшая группа мужчин. Семеро борцов обанкротившегося юпатовского цирка пробирались в хлебную Среднюю Азию. На пропитание себе зарабатывали выступлениями. Ареной служила в лучшем случае площадь уездного городишки, а чаще — проезжая дорога или улица. Посмотреть на богатырские схватки жители сел и городов сходились охотно, однако кошельки развязывать не торопились. Совсем отощали и ослабели борцы от такой жизни. Вид у них был смешной и жалкий, когда Добралась группа до Ашхабада.

В городе они пошли разыскивать афиши цирка. На круглой тумбе на базарной площади увидели объявление о выступлении цирка Хойцева. Главным номером стояла борьба с вызовом желающих из зрителей. Разыгрывались призы.

Почуяв добычу, Сергей Николаевский начал действовать. Решили, что он и Засс примут вызов хойцевских борцов. Остальные пятеро должны привести себя в достойный вид, тщательно вымыться, вычистить одежду, побриться и сесть в первом ряду партера. Если хозяин цирка попробует сделать какой-то обманный ход, эта пятерка в партере должна будет разыграть глубочайшее возмущение и, апеллируя к публике, принудить Хойцева вести честную игру. Если же это не поможет, нужно постараться нанести максимальный урон Хойцеву — разломать скамейки или даже обрушить полотнянное здание цирка. Учитывая горячий характер местных зрителей и имея определенный опыт встреч с цирковой публикой, Сергей Николаевский был убежден, что подбить народ на разгром цирка, где директор жулик, будет совсем не трудно. Разгром цирка, кроме акта мести за жульничество, преследовал и другую цель. Борцы под предводительством Николаевского в этом случае могли организовать собственное выступление, не боясь конкуренции и используя интерес местного населения к борьбе, который им уже успел привить Хойцев.

И вот семеро плечистых, голодных, готовых на все парней двинулись к балагану.

После парада борцов арбитр встречи обратился в публике: «А теперь, уважаемые, любой сильный человек может попытать счастье в борьбе с нашими силачами. Победителю — приз!!!»

Николаевский и Засс поднялись со своих мест и двинулись к арене. Сергей громким басом возвестил:

— Мы с товарищем принимаем вызов. Готовы бороться с любыми бойцами.

По залу прокатился сдержанный смешок. Уж больно комичная была пара — гигант Николаевский и маленький, с виду щуплый Засс. Арбитр, определив настроение публики, решил превратить этот вызов в шутливую сценку.

— А ваш товарищ не боится быть раздавленным кем-нибудь из наших великанов? — обратился он к Николаевскому.

— Нет, — коротко бросил Сергей.

— Но при его росте и весе это будет игра в кошки-мышки, — не унимался арбитр. — Какая кошка вам предпочтительнее? — обратился он к Шуре, обводя рукой строй бойцов.

Цирк хохотал: «Давай, малыш, не тушуйся! Не съедят тебя. А съедят — не беда». Шура отовсюду слышал язвительные, насмешливые выкрики.

— Мне все равно, — ответил он арбитру спокойно. Это спокойствие, видимо, насторожило судью.

— Не откажите назвать ваши фамилии, — обратился он к Николаевскому и Зассу.

— Мы будем драться инкогнито — господин Икс и Игрек.

Цирк замолк. А арбитр почему-то вдруг пришел в хорошее настроение.

— Вы, очевидно, знаменитые бойцы из какого-то близлежащего кишлака, — сказал он громко. — И вам, конечно, стыдно будет проиграть под своими настоящими именами.

Под тентом опять прокатился смех. Сергей начал злиться.

— Ну, так будет бой или будем разговаривать? — Тон гиганта не сулил ничего доброго.

Арбитр засуетился.

— Конечно, конечно, сейчас начинаем. Вот ваш противник, — сказал он Шуре, подводя его к огромному толстому детине.

Противник был килограммов на 50 тяжелее Шуры (после схватки он выяснил, что разница в весе составляла 48 килограммов). На успех надеяться позволял только толстый слой жира, покрывавший его мышцы. Шура решил измотать этого ожиревшего парня, сбить ему дыхание, а потом бросить на ковер.

И началось то, что арбитр заранее назвал игрой в кошки-мышки. Шура бегал по ковру, нырял между ног гиганта, набрасывался на него и тут же отпускал. Всеми силами он стремился избежать захвата огромных рук, заставить противника делать как можно больше лишних движений. Когда он увидел, что тот уже устал, пошел сам в атаку.

Шура схватил противника и попытался бросить через бедро. Но тот без труда выскользнул из захвата. Тут только Шура заметил, что тело парня смазано маслом. К тому же он оказался не таким уставшим, как решил Засс. Благополучно отразив нападение, тот кинулся в контратаку и чуть было не поймал Шуру на нельсон. Только удивительная ловкость спасла его.

Схватка продолжалась. Четыре раза пытался Шура бросить противника на ковер, и все эти попытки кончались неудачей. Но гигант устал, очень устал. Ожиревшее сердце не успевало гнать в его легкие достаточное количество крови. Он задыхался. И тут-то Шура поймал его «на бедро». Грузно рухнул детина на ковер. «Лопатки», — зафиксировал арбитр.

Зрители, до самой последней минуты не верившие в Шурину победу, бурно аплодировали. Директор манежа отсчитывал ему денежный приз.

Настала очередь Николаевского. Но тут на арену вышел хозяин цирка Хойцев. Невысокого роста, худой, кривоногий, в прошлом — неплохой наездник, он обычно избегал появляться перед публикой. Однако случай был исключительный, цирку грозил большой убыток.

Николаевский невозмутимо пожал Хойцеву руку, а Шура подмигнул товарищам, сидевшим в первом ряду: «Будьте готовы ко всяким неожиданностям». Поздоровавшись с Сергеем, как с почетным гостем, он поздравил Шуру с победой и лишь после этого обратился к зрителям.

— Уважаемая публика, вы видели блестящую победу господина Икс. А сейчас вы увидите зрелище еще более захватывающее — наш лучший боец, чемпион Европы и Америки Чая Янош вызывает таинственного господина Игрек бороться с ним на поясах. Вы принимаете вызов, господин Игрек?

Сергей наклонил голову в знак согласия.

Принесли пояса. Это были тяжеленные, окованные медью, кожаные ремни с петлями. С помощью ассистентов борцы обрядились в эту сбрую. Став друг против друга, они вцепились в петли, и каждый старался оторвать противника от ковра. Два гиганта застыли в напряженных позах. Цирк подбадривал то венгра, то Сергея. И вдруг раздался треск — петли от пояса Николаевского оторвались.

Тут на арене снова появился Хойцев.

— Уважаемая публика, — кричал он. — Наш великан, господин Игрек, оказался так тяжел и могуч, что пояс не выдержал. Приходите завтра смотреть на этот захватывающий бой. Мы укрепим на поясе самые крепкие петли, которые только могут быть.

Цирк недовольно гудел. Сергей нагнулся к Хойцеву и шепнул: «Петли на моем поясе были подрезаны. Сто рублей сейчас же, иначе я объявлю об этом публике. Они же разнесут цирк».

— Согласен, — только и сказал Хойцев. Тогда Сергей, подняв руку, установил тишину.

— Уважаемые дамы и господа! Каждый, кто придет завтра, не пожалеет, ибо он увидит не только этот интересный бой, но и много нового, в виде премии за сегодняшний конфузный случай.

Слова Николаевского были встречены аплодисментами. Хойцев благодарно улыбнулся Сергею и повел его за кулисы.

— Перестанем валять дурака, — сказал Хойцев, когда они остались с Сергеем наедине. — Вы — цирковой борец?

— Да.

— Ваш товарищ тоже?

— Да.

— Вы здесь всего вдвоем?

— Нет.

— Сколько вас?

— Это неважно.

— Что вы здесь делаете?

— Зарабатываем на пропитание.

— Почему же вы просто не пришли ко мне? Мы бы могли договориться.

— Именно потому, что у нас нет ни малейшего желания с вами договариваться. Или вы примете наши условия, или мы разорим вашу лавочку. Каждый день мои ребята будут класть ваших борцов на лопатки. И это будет продолжаться до тех пор, пока вы не обанкротитесь на призах.

— Ультиматум?

— Слишком громкие слова для таких пустяков. — Сергей улыбнулся.

— Просто закон выживания: «Или всех грызи, или лежи в грязи».

— Что же вы хотите?

— Вот это уже мужской разговор, хозяин! — И Сергей заулыбался.

Тут же он выложил Хойцеву свои условия: все семеро борцов бывшего Юпатовского цирка поступают в группу Хойцева, зарплата и количество выступлений — такие же, как у Юпатова, Хойцеву ничего не оставалось, как согласиться.

С появлением юпатовской семерки цирк Хойцева стал преимущественно борцовским цирком. Это было и хорошо, поскольку борьба пользовалась популярностью, и плохо: на фоне Сильной борцовской команды все остальные жанры проигрывали.

Приходилось выдумывать разные новшества для поддержания сборов.

Так, однажды было объявлено, что хозяин цирка заплатит 50 рублей тому, кто ударом кулака в живот собьет с ног самого легкого (64 кг) борца Александра Засса. Множество народа хлынуло в цирк, но никому не удалось получить желаемый приз.

Несколько раз повторял Хойцев и трюк с подрезанными ручками борцовских поясов. Это позволяло ему растягивать схватку на два дня — и редкий зритель, видевший начало боя, не приходил назавтра посмотреть его конец.

Несмотря на все ухищрения, сборы продолжали падать. Особенно плохо было в Актюбинске, куда цирк переехал из Ашхабада. Тогда-то у Сергея Николаевского и родилась идея «черной маски».

— Надо разыграть сенсацию, — сказал он товарищам в один особенно неудачный вечер. — Нас должен вызвать на поединок какой-нибудь таинственный незнакомец. Лучше всего, если будет он под черной маской.

«Неизвестный борец под черной маской» — звучит! Затем молва дала бы ему много разных имен. А мы могли бы «по секрету» рассказать, что он дворянин или еще лучше — князь-инкогнито. Слух об этом разнесется быстро, как это бывает обычно с секретами. И народ валом хлынет посмотреть таинственного князя...

Шуре мысль очень понравилась. Он горячо убеждал всех, что эта затея принесет успех, до тех пор, пока Сергей не предложил «черной маской» сделать именно его. Шуркин пыл поостыл, но отступать было некуда — все согласились с таким распределением ролей.

Александру очень не хотелось выступать под этой полушутовской маской. Он попробовал отговориться возможностью провала. Николаевский был неумолим — Засс выйдет под черной маской и победит в первом бою.

«Ну, ладно, — подумал Шура.— Уж я тебе это вспомню». И не теряя времени, начал готовить выступление.

Запасшись фраком, цилиндром, двумя саквояжами, Шура сел в поезд и уехал за две станции от Актюбинска. Оттуда он дал телеграмму в цирк Хойцеву: «Прибываю среду. Вызываю всех борцов. Черная маска».

Телеграмма эта была вывешена у дверей цирка. Хойцев распорядился напечатать специальные афиши, расклеить их по всему городу. Стоустная молва быстро распространила новость.

Между тем Шура уже два дня жил на безымянном разъезде. Когда настала назначенная среда, он надел фрак, цилиндр, завязал лицо черным платком и отправился к поезду. Зрелище он являл собой презабавное. Фрачные брюки оказались очень длинными и узкими. Сам фрак был широк и тоже длинен. Цилиндр съезжал ему на уши.

Проклиная и свою шутовскую роль, и весь белый свет, Шура в сопровождении большой толпы подошел к поезду. До Актюбинска наш герой добрался спокойно. В городе с нетерпением ждали «черную маску». Появление ее вносило оживление в однообразную провинциальную жизнь. Депутация городских чиновников с духовым оркестром прибыла на вокзал встречать неизвестного графа. Под восторженные крики, под гром оркестра загадочный «незнакомец» вышел на перрон.

К цирку двинулось целое шествие. Возглавлял его, сияя медью труб, оркестр, за которым вышагивал наш герой. На почтительном расстоянии от него роилась толпа чиновников в парадной форме с позументами. Простой народ замыкал процессию. Носильщик с трудом тащил два саквояжа, которые привезла с собой загадочная «черная маска». Каково бы было его удивление, узнай он, что эти пудовые саквояжи набиты камнями для придания веса их владельцу в глазах общества и хозяина гостиницы.

У цирка «маску» встречал парад борцов во главе с хозяином группы. Шура пытался сказать речь, но из-за шумных возгласов толпы не было слышно ни одного его слова. Когда же шум поутих, он лично передал борцам вызов, чем вызвал неудержимый смех своих товарищей. Хотя такая реакция не была предусмотрена замыслом Николаевского, она тоже «пошла в дело» — зрители неодобрительно зашумели, считая смех борцов неспортивным. Так эффект появления «черной маски» даже превзошел ожидания цирковых актеров.

Остановив смех, Сергей Николаевский вышел вперед и от имени группы принял вызов. Затем он добавил, что «черная маска» может выбрать противника по своему усмотрению.

Александр решил хоть чуть отыграться за выдумку Сергея. Он объявил, что будет бороться с самим Николаевским.

Это было нарушением договора: Засс должен был бороться с кем-нибудь из тех, кого он мог наверняка победить. Теперь Николаевскому предстояло или пожертвовать своим престижем, или отказаться от всей затеи.

Взбешенный Сергей молчал. В толпе раздались свистки, крики: «Трус!» Наконец Николаевский выдавил из себя: «Согласен».

Встречу назначили на вечер. А пока Засс в сопровождении все тех же чиновников отправился в лучшую гостиницу города, где его уже ждал роскошный стол. Будь схватка настоящей, Шура не позволил бы себе столько съесть и выпить, но зная заранее исход поединка, он, как сам вспоминал впоследствии, «себя не обидел».

Засс держался уверенно, пока не увидел большой толпы около цирка. А вдруг все откроется? От этой мысли мурашки забегали у него по спине, и холодный пот покрыл лоб. Но отступать было некуда.

...Представление шло своим чередом. Однако зрители скучали. Все ждали решительного поединка чемпиона хойцевской группы и смелого «графа».

Бой начался с разведки. Они долго кружили, выискивая слабые места друг у друга. Николаевский держался не слишком внимательно, не так, как бы он вел себя с настоящим противником. Шуре удалось поймать его на «захват» и сильно бросить на ковер. Затем он молниеносно сделал двойной нельсон и стал давить Сергею на голову, стремясь согнуть ему шею. Удивленный Николаевский безуспешно старался высвободиться. Тут Шура немного ослабил захват и дал Сергею возможность быстро вскочить на ноги.

Затем еще несколько раз Зассу удалось провести приемы и броски. Сергей разозлился.

— Пора мне тебя положить, малыш, — шепнул Николаевский, когда их головы достаточно сблизились и можно было говорить без риска быть услышанным.

— Я то же самое думаю о тебе, — ответил Шура.

— Какая муха тебя укусила? — прохрипел Сергей, пытаясь «прожать» мост противника.

Засс не ответил. Счастливо увернувшись, он снова кинулся в атаку. Схватка приняла ожесточенный характер. На арене соревновались два первоклассных спортсмена. Напрасно Хойцев что-то пытался сказать то одному, то другому. Их захватил азарт поединка.

Шура не надеялся положить Сергея — тот был сильнее и опытнее. Он только хотел «помучить» его, отомстить за необходимость играть дурацкую роль. Но в пылу боя сам забыл об этом, так же, как и Сергей забыл о необходимости своевременно «лечь».

Прошло 10 минут. Преимущества не было ни у одного из противников.

Рефери прекратил бой и объявил, что по условиям договора денежный залог выиграл борец под черной маской: он выстоял 10 минут против чемпиона цирка Хойцева.

Цирк неистовствовал. Засса дважды пронесли на руках вокруг манежа, а он думал об этом: хватит ли у Хойцева денег от сбора, чтобы выплатить залог, или нет. Конечно, дело было не в Шуре. Все равно эти деньги он возвратит группе, но, если в кассе не окажется денег, публика разнесет цирк...

На счастье, денег хватило. В гостинице победителя ждал пир, который окончился только утром. Хозяин гостиницы выставил угощение за свой счет. Сильно опьяневший Николаевский говорил на ухо Шуре: «Вот так вся наша жизнь, врешь — тебе не верят, не врешь — тоже не верят. А потом вдруг задумываешь потеху, и оказывается — настоящий бой... Ничего не поймешь в цирке».

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.024 сек.)