Жирафа грамоте испанской

Оно мне очень понравилось и крутилось в голове весь вечер.

На следующий день ровно в 9.00 позвонил Дмитрий и сказал:

– Я квартиру покупаю и готов дать задаток.

Сделка была оформлена в кратчайшие сроки.

ЧУКЧА

Я живу у своего парня Мишки в одной квартире с его матушкой Тамарой Степановной. Она абсолютно не понимает сына и не принимает стиль его жизни. Когда она советует ему «сделать, как лучше», то ее «разумные доводы и благие намерения» воспринимаются Мишкой, как «маразм». По всей видимости, это у них началось довольно давно, так как Тамара Степановна уже махнула рукой на сына.

После моего переезда она решила влиять на сына через меня. Но тут матушка обнаружила, что новая Мишкина подружка (то есть я) совершенно не горит желанием сблизиться с его родственниками.

У неутомимой Тамары Степановны оставался еще один выход: ругать Мишку, обращаясь при этом ко мне. Видимо, предполагалось, что я впечатлюсь и начну наставлять его на путь истинный. Как события должны были развиваться дальше (то ли Мишка изменится, то ли мы с ним поссоримся и разбежимся), я не узнала, потому что ругать Мишку мне совсем не хотелось. Наоборот, я была очень довольна, что наконец-то рядом со мной человек, который меня не напрягает, с похожими взглядами на жизнь. В итоге Тамара Степановна поняла, что Мишка и я – одна сатана. С тех пор матушка махнула рукой и на меня. Но изредка она еще пытается совершать диверсионные действия.

У Тамары Степановны есть собака по кличке Чукча, которая просекла ситуацию в доме и начала использовать ее в своих гнусных целях. Официально псина живет в прихожей и матушкиной комнате. Но Чукча стала наведываться и в другие части квартиры, особенно, когда там был Мишка или я. Она стояла и победоносно смотрела на кого-нибудь из нас. При попытке выпроводить ее, даже мирным путем, собака начинала агрессивно лаять. Прибегала Тамара Степановна защищать «свою девочку» (Чукчу), обвиняла «обидчиков» в ненависти к животным, бессердечии и садизме. Собака пребывала от этого в восторге.

Когда ей было скучно или не хватало внимания, Чукча становилась режиссером спектаклей, в которых манипулировала нами. Например, она могла отчаянно завизжать, когда я причесывалась перед зеркалом в прихожей. У Тамары Степановны реакция была предсказуемая… Такой расклад мне абсолютно не нравился, и я написала якательный перевод, взяв за основу не самый драматичный случай.

– Однажды готовлю я на кухне ужин, вдруг слышу – я лапками по паркету: «Тюк-тюк-тюк…» Прибежала на кухню и смотрю, что это я делаю. А надо сказать, что я терпеть не могу на себя смотреть. Думаю: как бы себя обратно в коридор выгнать? Я бы себя, конечно, водворила на место, но ведь я сама не своя!

Тогда я властным взглядом даю себе понять, что я здесь лишняя. Продолжая себя «гипнотизировать», замечаю, что я вся напряглась и вот-вот залаю. А это зрелище не для слабонервных. Вы думаете, что я гавкаю, как все нормальные собаки? Как бы не так! Я так неожиданно и мощно лаю, что мое маленькое, грязное длинношерстное тельце при каждом звуке кидает из стороны в сторону. При этом я, нахалка эдакая, пытаясь устоять на своих уродских лапках, произвожу ужасный шум нестриженными когтями по паркету. Конечно же, если случится такой переполох, то я обязательно прибегу из комнаты и буду себя ругать. Мол, как же это надо над собой издеваться, что я так отчаянно лаяла! Я себя уведу из кухни, но настроение будет испорчено.

Поэтому я решаю, что там, где гипноз бессилен, поможет хитрость. Делаю вид, что выхожу из кухни и, пятясь, уступаю себе дорогу. Нет, что ни говори, а мне легко себя обмануть. Быстренько закрываю дверь и (о, счастье!) остаюсь на кухне одна. В то же время я отправляюсь на свою подстилку. Ничего, скоро в дверь позвонят, и тогда у меня появится возможность пару раз тявкнуть.

Пока я писала якательный перевод, мне было очень смешно, и я себя не сдерживала. Затем я прочитала этот рассказ Мишке, и мы вместе долго хохотали. После этого Чукча перестала устраивать «спектакли», но лаять продолжала. Нет, я не против того, чтобы собаки гавкали. Просто мне не нравится, когда это происходит очень громко и долго, да еще под моей дверью. Чукча облаивала всех моих подруг, но я с этим мирилась, так как подругам Тамары Степановны тоже доставалось.

Однажды мы с Мишкой поехали на выходные в Урюпинск. Я оделась не так, как всегда: ботинки, джинсы, куртка, даже шарф, шапка и перчатки – все было другим. Когда я одевалась, собака молча лицезрела эту сцену. В Урюпинске мы чудесно отдохнули. Возвращаясь, я чувствовала в себе большие перемены. Когда вслед за Мишкой я вошла в нашу квартиру, то была весьма озадачена оглушительным лаем и собачьими прыжками, направленными в мою сторону. Тогда я поняла, что такое сталкинг, – собака меня просто не узнала! Я рассмеялась, а Чукча, услышав знакомый смех, стала гавкать менее решительно. На мохнатой морде отразились противоречивые эмоции. Минут через пять собака успокоилась, хотя до конца не убедилась, что я – это я.

Как только мы на симоронском семинаре прошли язык животных, я применила его к Чукче*. Тамары Степановны не было дома, а Чукча лежала в коридоре, свернувшись калачиком и спрятав морду. Когда я нашла для псины подходящее имя ЖИМДАРДАН и стала его пропечатывать, покачиваясь и размахивая руками, собака подняла морду и уставилась на меня.

Результаты симоронских действий, как всегда, были ошеломляющи и непредсказуемы. То ли Чукча прекратила лаять, то ли я перестала это замечать, но факт остается фактом: с моего внешнего экрана исчезла противная гавкающая собака. Более того, у меня появились к ЖИМДАРДАНУ (для меня и Мишки кличка «Чукча» ушла в небытие) спокойные теплые чувства. Когда псина заходит на кухню, я радостно говорю: «О, ЖИМДАРДАН пришел!» И ЖИМДАРДАН может спокойно улечься в уголке, а чаще разворачивается и уходит. Собака совсем перестала навязываться.

С тех пор, как мы нашли общий язык, стало гораздо приятнее сосуществовать в одной квартире. Сейчас я примеряюсь к Тамаре Степановне. Когда пройдем четвертый ЯСный, обязательно поработаю и с ней.

ШАПКА

Мой сын сильно кашлял целый месяц. Геннадий категорически отказывался одевать шапку зимой. Сейчас он учится на четвертом курсе, и, начиная с восьмого класса, я безуспешно старалась втолковать ему, что в морозы надо носить теплую шапку.

Сразу после семинара волшебников я решила перейти от слов к делу и по дороге до метро «включала музыку верблюдам». Спустившись в подземный переход, я заметила в витрине киоска оранжевого верблюда. Обрадованная сигналом поддержки, пришла домой и, пока никого не было, сделала якательный перевод.

– Я не буду шапку носить.

– Я заболею и буду кашлять.

– Я очень некрасивая в шапке.

– Мне очень идет шапочка, и я в ней стильно выгляжу.

– Все мои друзья ходят без шапки.

– Все нормальные люди ходят в шапках, остальные лежат в больнице.

– Моя прическа мнется под шапкой.

– Моя стрижка – ноль на затылке и крошечный газон спереди – там нечему мяться.

– Я возмущаюсь: на улице не холодно.

– Я родилась и живу не в Африке.

– Я желаю себе здоровья и комфортного тепла зимой.

Когда я закончила писать, раздался звонок в дверь и затем возбужденный крик сына: «Мам, я шапку купил!»

Несмотря на то, что Гена стал ходить в шапке, его кашель не проходил. На очередном симоронском занятии я вышла с этой проблемой, и меня переименовали в «удава, который сгущенит хвостом». Один волшебник создал на внутреннем экране удава, который резким ударом опускал кончик хвоста в банку со сгущенкой, затем подносил хвост ко рту и слизывал с него лакомство.

Придя домой, я сделала хвост из широкой пластиковой ленты, которой перевязывают коробки. Я открыла банку сгущенного молока, поставила ее на стол и прикрепила хвост к халату на уровне копчика. Кончик хвоста я резким движением окунала в банку, затем подносила его ко рту и слизывала сгущенку. Я стала проделывать этот ритуал каждое утро.

Кроме того, я слепила из пластилина удава и банку с открытой крышечкой и отнесла их на работу. В банку я налила немного «замазки» «Штрих». Эта «скульптура» до сих пор стоит на моем рабочем столе, вызывая многочисленные недоуменные вопросы.

Спустя несколько дней сын совсем перестал кашлять.

ФОМА НЕВЕРУЮЩИЙ

…Они отличаются тем, что всегда убеждены в своей правоте и в своем праве называть вещи так, а не иначе. Не дай бог кому-нибудь в их присутствии уподобить барабан арбузу, флейту – гороховому стручку, а виолончель – груше. Тут же восстановят справедливость!.. И если даже вы сыграете для них на флейте горохового стручка какую-нибудь сонату ми-минор, они с пеной у рта будут утверждать, что гороховый стручок – не музыкальный инструмент.

Е. Клюев. «Между двух стульев»

Мой племянник Петька работает директором коммерческого банка. После 17 августа его учреждение оказалось на грани банкротства. Чтобы удержаться на плаву, несколько банков, включая Петькин, решили объединиться в крупную ассоциацию. Однажды зимним вечером Петька приехал ко мне расстроенный:

– Плохи наши дела, клиенты все разбежались. Мы подали документы, чтобы войти в межбанковскую ассоциацию, но оформление в Госдуме затянулось. К тому же сегодня у нас процессор от компьютера сперли. Ты вот на Сиромон какой-то ходишь, сотворила бы мне чудо.

– Повторяй: «Я пятнистый мармулет, который колбасит хвостом», и возможно дела наладятся.

Петька похихикал, а спустя четыре дня сообщил:

– Пришел факс: с нами хотят заключить договор на сто тысяч баксов.

– Тебе хватит этих денег на процессор?

– Вполне.

– Тогда с тебя десять процентов.

– Но банк-то закрыт, и в ассоциацию мы войти не успеваем. Да и вообще это – совпадение, договор готовился еще в начале августа.

Вскоре должен был состояться большой пленум по поводу слияния банков. Петька сомневался, стоит ли ему участвовать в нем, ведь документы пока не готовы, но я настояла:

– Сходи и не забывай «колбасить хвостом».

Через день Петька рассказал, что регистрацию ассоциации перенесли и он успеет получить необходимые документы. Я заметила, что мармулет подействовал, но племянник посчитал это очередным совпадением.

В феврале скептик обратился с новой просьбой: ему нужно было срочно подписать документы у государственного чиновника, Анатолия Федоровича, о несговорчивости которого ходили мрачные слухи. Я посоветовала Петьке воспользоваться проверенным народным средством – телевизионным пультом.* Тот возразил:

– А мой сломался.

– Это не имеет значения, главное, чтобы кнопки нажимались.

На следующий день он позвонил по мобильному телефону:

– Пока у Федорыча идет заседание, я вышел в туалет. Боюсь, отфутболит, – документы требуют доработки, а на это уйдет недели две.

– Все будет в порядке. Ты действуй не как Петя, которому не везет, а переименуйся. Посмотри вокруг, найди, что тебе нравится, и назовись этим.

Увидев на стене в приемной герб Москвы, Петька сразу переименовался в «Георгия Победоносца, поражающего змия». Беседуя с Федорычем, он представлял себя героем с копьем в руке и усердно нажимал кнопки пульта в кармане пиджака. Документы были подписаны за пять минут.

Недоверчивый племянник опять назвал этот эпизод чистой случайностью. Кстати, его банк все-таки вступил в ассоциацию и продолжает работать.

КРЫШЕЧКА С ПИПОЧКОЙ

Я посещаю симоронские занятия вместе с сыном Мишей. Он скептически относился к этой «ерундистике», но однажды его «припекло».

В среду Миша пришел из школы грустный. Учитель химии Петр Кондратьевич вызвал его к доске за минуту до звонка. Кое-как Миша написал уравнение, но тип реакции назвать не смог. Тут раздался спасительный звонок, но радость оказалась преждевременной: Петр Кондратьевич предупредил, что на следующем уроке спросит у Миши всю тему – реакции окисления. По расписанию очередной урок химии предстоял в четверг. За один день хорошо подготовиться не представлялось возможным и оставалось уповать на Степаныча. Миша написал якательное письмо.

– Весь урок химии я боялся, что вызову себя к доске, и, как назло, это произошло на последней минуте. Я спросил себя о типе реакции и замялся, но прозвучал спасительный звонок. Я пообещал на следующем уроке спросить у себя всю тему. Как бы я хотел забыть, что собирался вызвать себя к доске.

Миша записал ключевую фразу на отдельном листочке и положил его в портфель.

Утром сын сделал пробный шаг. Он загадал: если будет работать НТВ, то все обойдется. Миша включил телевизор на канале НТВ, там шла передача «Впрок». Солидный мужчина, держа в руках желтую стеклянную масленку, рассказывал, что сливочное масло необходимо хранить в холодильнике в масленке под крышкой, чтобы поверхность продукта не окислялась. Передача закончилась, и на экране появилась надпись о том, что ее вел профессор химии.

Мы кинулись искать крышку с пипочкой. Нашлись две крышки, похожие на профессорские, только бесцветные. Одной мы накрыли масло в холодильнике, а другую Миша положил в портфель, и затем отправился в школу.

Вернулся он, сияя от радости. Петр Кондратьевич устроил контрольную для всего класса, с которой Миша справился без труда. Правда, с последним уравнением возникли проблемы. Сосед по парте вызвался помочь, и пригодился листок с ключевой фразой – на нем было решено последнее уравнение. За контрольную Миша получил пятерку.

Крышечка с пипочкой теперь является предметом силы. Утром я достаю ее из холодильника и кладу сыну в портфель, а когда он приходит из школы, то сразу убирает крышечку обратно в холодильник. Если Миша плохо подготовлен к уроку, а учитель смотрит в журнал с намерением кого-нибудь вызвать, то сын произносит ключевую фразу, и обычно вызывают кого-нибудь другого. Миша стал лучше учиться по всем предметам и с удовольствием занимается Симороном.

УЧИЛКА

Мой восемнадцатилетний сын Тимофей учится в колледже. Учительница по математике Полина Васильевна постоянно придиралась к нему:

– Сядь нормально! Что ты сгорбатился? Почему ты шею свернул в сторону?

Других ребят она словно не замечала, а Тимку изводила бесконечными подковырками. Когда Полина вызывала его к доске, то не могла удержаться, чтобы не съязвить:

– С таким характером мог бы быть и покрасивше!

По математике Тимка получал сплошные тройки, причем не за слабое знание предмета, а из-за того, что учительница цеплялась ко всяким мелочам.

Полина была вечно взъерошенная, как будто за ней 40 атаманов гнались. Одевалась очень разномастно: красная блузка, ярко-желтый пиджак, зеленая юбка, фиолетовый шарфик, коричневые колготки и белые туфли. Да еще красилась такой помадой, которая не подходила ни к одному цвету. В общем, Тимофей называл ее «чудом в перьях».

После симоронского семинара я посоветовала ему сочинить якательный перевод. Вот что получилось.

Я в колледже все время придираюсь к себе: «то не так сижу, то не так свистю», а сам – просто чудо в перьях. Сначала к уроку не подготовлюсь, а потом привязываюсь к себе. Взгляд у меня, видите ли, туманный. А какой еще у меня может быть взгляд с утра? Считаю себя ленивым, а трудоголиком быть лучше, что ли? По честному со мной нельзя, но себя фиг обманешь – я на три метра под землей вижу. Может, я к себе неравнодушен, и поэтому уделяю себе особое внимание?

Написав сей перевод, сын заявил:

– Надо поднять Полине настроение. Оденусь-ка я получше, она это любит.

В колледже требовали, чтобы ребята носили костюмы, а они все равно в джинсовых куртках шастали. Тимофей надел костюм, модную рубашку и галстук, после чего сердце Полины было завоевано раз и навсегда. Наибольшее восхищение у математички вызвал серебристый галстук, отливавший перламутром и великолепно сочетавшийся с серым костюмом. Сраженная наповал, она объявила перед всей группой:

– Тимофей, вы сегодня – сама элегантность!

Получить такой «одобрямс» от неприступной учительницы было практически невозможно, и потрясенный Тимка вдруг почувствовал себя настоящим мужчиной. Сын стал покупать галстуки, научился хорошо разбираться в них. Теперь он меняет их каждые два дня, причем делает это не ради хороших оценок, а с удовольствием, исполнившись чувства собственного достоинства.

Полина помогает Тимке отвечать на уроке, ставит только четверки и пятерки и призывает остальных брать с него пример. Как-то сын признался:

– Никогда не думал, что училки могут подсказывать. Я ей даже симпатизирую, ведь из-за нее я стал классно одеваться.

Респектабельный внешний вид Тимофея привлек и девчонок из параллельной группы менеджеров, которые начали стаями роиться вокруг него. Стоит ему показаться в коридоре, как со всех сторон налетают восторженные поклонницы.

Недавно сын выпросил у меня книжку по астрологии и подарил Полине. Она увлекалась астрологией и, вычислив по книге какое-то затмение, отменила уроки и укатила смотреть его в Новгород. Тимка потом рассказывал:

– Я, правда, в этой книжке ни черта не понял, но Полина что-то нашла и долго меня благодарила.

ПОЕЗДКА В СТЕПАНОВО

Сразу после слета я с женой Надей и восьмимесячным сыном Антоном поехал отдыхать в деревню на своих «Жигулях». Компанию нам составили приятель Валерка с подругой Аней. Перед поездкой мой дядя чинил машину, но когда мы тронулись в путь, стало ясно, что она барахлит. Машина резко дергалась, неестественно дрожала, и невозможно было въехать в гору или совершить обгон. Через каждые тридцать километров она глохла.

Мы с Валеркой принялись симоронить. Это больше напоминало детскую игру – мы давали имена всему, что видели за окном. Вспоминая симоронский семинар, мы наслаждались этой игрой. Увидев березку за окном, я сказал: «Я тот, который шелестит золотистой листвой». Лето стояло сухое, жаркое, и хотя было начало июля, уже попадались березки с пожелтевшими листьями. Валерка ответил: «Я тот, который косит траву», а Надя вставила: «Я та, которая порхает над цветами». Мы играли в веселую игру без всякой цели, просто так. Состояние машины нас нисколько не волновало, несмотря на то, что в случае поломки можно надолго застрять в этой глухомани.

Увидев бензоколонку, я неожиданно свернул к ней – обычно я заправлялся в другом месте, где бензин дешевле. Я заправил машину, а едва мы тронулись, как она в очередной раз заглохла – мотор перегрелся. Мы вышли из нее и открыли капот. Прямо напротив бензоколонки находился большой автомобильный гараж. Оттуда появился мужичок, внимательно осмотрел машину и спросил:

– Ребята, вы куда едете?

– В Степаново.

– Вы туда не доедете. У вас пружинка на сцеплении сломалась.

Мужичонка оказался очень наблюдательным, так как эту пружинку видно только с одной определенной точки. Он предложил:

– Я – начальник гаража, если хотите, посмотрим тачку.

Гараж был оснащен эстакадой. Мы поставили туда машину, и мужичок помог нам согнуть пружинку и прицепить ее на место. Затем мы быстро домчались до Степаново, причем «Жигули» вели себя идеально. Еще полгода после этого машина работала, как часы.

В деревне Степаново живут вепсы. Согласно Большому энциклопедическому словарю, их численность составляет 13 тысяч человек, а вепсский язык относится к финно-угорским языкам. В старину вепсы жили очень хорошо, у них даже была своя письменность. Этот народ древнее финнов.

Степаново находится на самом юге Карелии, в холмистой местности со множеством озер. Деревня большая, 70-80 дворов, тянется она вдоль длинного озера.

Впервые к вепсам меня заманил Вовка Жуков, с которым мы вместе работали. Как-то он небрежно бросил:

– Давай съездим в одно место и привезем пару ведер щучьей икры. Всех наловленных щук нам не утащить, а по ведру икры увезем.

Затем Вовочка показал мне фотографию склона небольшого холма с разложенными на нем белыми грибами. Как он утверждал, там было то ли 514, то ли 1514 боровиков. Проверить это заявление не представлялось возможным, но на фотографии стоял довольный Вовочка на фоне холма, плотно усеянного грибами. Естественно, я составил Вовке компанию.

Вовочкины байки оказались близки к действительности. Много раз, возвращаясь из леса, я думал:

– И зачем грибы собирал? Прошел бы километра три в лес налегке, а на обратном пути стал бы собирать грибы. А теперь нужно переть домой набитые до отказа огромные рюкзаки и корзины с боровиками!

Часто приходилось вываливать содержимое корзин на землю и отбирать только шляпки молоденьких белых.

Интересно, что есть белые грибы вепсов приучили питерцы в шестидесятых годах. До этого местные жители собирали сыроежки, волнушки, рыжики и прочие солонушки, мелко крошили их (точнее, грибы сами крошились во время транспортировки), круто солили и ели круглый год, перед употреблением обжаривая их.

Поначалу я не мог есть это блюдо – сплошная соль, но постепенно привык к вепсской кухне и с удовольствием уплетал накрошенные в труху рыжики, особенно под бутылочку.

Недостатком вепсов является поголовное пьянство. Если вепс один раз выпил водки, то потом ему надо всю жизнь опохмеляться – по данным ученых, у многих северных народов не хватает какого-то фермента в крови. Для вепса каждый день – понедельник, он собирается сделать что-то хорошее, но тут приходит сват с бутылкой, и все планы рушатся. Если вы о чем-то договорились с вепсом, то нужно воспринимать это, как протокол о намерениях и не более того.

У каждого вепса в тех краях есть свое озеро. Рыба отлично ловится прямо у деревни, но уважающий себя вепс топает пятнадцать километров к заветному озеру, согласно любимой им поговорке: «Не потопаешь – не полопаешь!» Вепс не сможет вразумительно объяснить, почему не рыбачит в другом месте.

На удочку они ловить рыбу не умеют. Однажды я прикормил леща на озере рядом с деревней и каждый день вытаскивал по три-четыре килограммовых рыбины. Считалось, что в этом озере лещ ловится только сеткой во время нереста. Уезжая на неделю, я объяснил местному трактористу Мише, что для хорошего улова надо постоянно подкармливать леща. Вернувшись, я спросил у Миши:

– Как лещ, ловится?

– Еще два дня после твоего отъезда лещи ловились, а потом перестали.

Эти чудаковатые люди мне несказанно нравятся, я чувствую в них родственную душу. Кроме того, здешние места наполнены каким-то колдовским очарованием, они принадлежат иному миру. Однажды побывав в столь сказочном месте, я уже не мог его забыть, и каждое лето меня тянуло туда. В конце концов, я начал строить там дом.

Мы остановились у тети Вали. Если ей не наливать хотя бы дважды в неделю, то у нее портится настроение. Мы прожили около двух недель, а поставил я только два раза. В глубине души я подозревал о последствиях такого неуважения хозяев, и они не заставили себя долго ждать.

Ранним утром я отправился на рыбалку. Возвращаясь с хорошим уловом, я увидел, что Надя кипятит молочко Антону во дворе на костре, вместо того, чтобы делать это в доме на газу. Тетя Валя утром объявила, что молоко кипятить вообще незачем, что на это никакого газа не хватит, и предложила Наде кипятить стакан молока на свежем воздухе. Кроме того, были высказаны претензии о неоправданном расходе воды, плаче ребенка по ночам и другие.

Я задумал перебраться в другой дом, где меньше пьют, и уже договорился с хозяевами. Стоял теплый вечер, и я пошел купаться. С озера открывался великолепный вид на заходящее солнце. Редкая дымка облаков переливалась всеми цветами радуги, казалось, что гениальный художник играет красками и полутонами. Особенно красивы были золотисто-розовые перистые облака. Вряд ли можно передать словами такую вдохновенную картину, и все-таки я оформил ее в имя: «Я тот, который играет красками заката».

На следующий день в шесть утра, когда еще все спали, я пошел за грибами. По возвращении Надя обрадовала меня сообщением о благополучном разрешении конфликта – не только был возобновлен допуск к газовой плите, но и даровано право использования электроплитки.

А вечером произошло настоящее чудо – пришла тетя Валя и поставила нам бутылку водки! Я езжу в Степаново четыре года и впервые удостоился такой высокой чести! Мы с тетей Валей выпили за мирный договор и закрепили его еще одной бутылкой водки, с моей стороны.

ЮНЫЙ СИМОРОНЧИК

После проведения в нашем городе семинара по Симорону образовалась небольшая группа энтузиастов, решивших тщательно проработать материалы этого семинара и превратиться в волшебников. Группа собиралась у нас на квартире. Моему сыну Ване шесть с половиной лет. Во время наших занятий он обычно ползал под столом или тихо играл в углу квартиры.

Ваня легко понял, что такое ПВБ, а переименование не взял в толк и попросил меня помочь ему. Я пошла с ним гулять, во время прогулки закапал дождик, и Ваня стал ПВБекать. Я спросила:

– Что вокруг тебе нравится?

– Птичка поет на дереве.

– Тогда повторяй: «Я тот, который поет на дереве».

Ваня старательно произносил эту фразу. Сразу подул сильный ветер, туча ушла, и дождь прекратился. Так повторилось три раза. С той поры Ваня безоговорочно поверил в Симорон.

Как-то мне позвонила подруга Маша и попросила часа четыре посидеть с ее сыном Митей, ровесником Вани. Мы согласились, хотя знали, что ребенок капризный. Вскоре Маша привела сына, и тот сразу повел себя вызывающе, стал угрожать Ване:

– Я заберу у тебя все машинки и разломаю их. Я тебя сейчас убью, и маму твою убью, а кошку разорву на части.

У нас высокие потолки, а на антресоль ведет лестница. Митя залез на антресоль и начал бросать оттуда машинки. Ваня разнервничался. Я ему шепнула:

– Ваня, вспомни: ты же – Симорон.

Сын стал вслух произносить ПВБ. Я в это время мыла посуду, и он принялся повторять: «Я тот, который моет посуду». Митя, сидя на антресоли, обронил еще несколько агрессивных фраз, затем приумолк, а Ваня твердил, что моет посуду. Митя слез с антресоли и предложил пойти в другую комнату покачаться на качелях. Потом мальчишки строили железную дорогу.

С тех пор Маша часто просила посидеть с сыном, и мы брали его на прогулки. Раньше он гулял только с папой, который ушел от Маши. И когда однажды папа пришел за Митей, тот ему заявил: «Я пойду гулять только с Ваней и его мамой».

Если кто-то рассказывает о неприятностях, болезнях или по телевизору проскочит негативная информация, Ваня тут же говорит:

– ПВБ. Мама, ты не забыла, что надо сделать ПВБ?

ДОЙНУЮ КОРОВУ НАДО КОРМИТЬ!

Мне позвонила дочь и стала жаловаться, что заболевает гриппом (а была эпидемия). Я подумала: «Нет, меня не проведешь!» и «включила музыку верблюдам». После разговора я включила телевизор и увидела плакат во весь экран: «Дойную корову надо кормить!» Я обомлела – дочь недавно родила и кормит сына грудью.

Я достала сушеные цветы и травы: мяту, зверобой, малину… и начала ими кормить корову, нарисованную на пакете молока.

На следующий день я приехала к дочери и, увидев, как та шустро носится по квартире, спросила:

– Как ты себя чувствуешь?

Та ответила:

– После разговора с тобой у меня все прошло.

РАЗГОВОРЫ С ЖИВОТНЫМИ

В середине апреля я отправился на свою фазенду. Последний раз я был на даче в конце октября, и меня интересовало: цел ли замок, не разбиты ли стекла, не выставлены ли рамы?

Раньше нашу дачу периодически грабили зимой – залезали в дом и воровали всякую мелочь, а однажды даже разбили все стекла. Убирая осколки, я сразу вспомнил, как со своим школьным другом бил стекла из самодельной духовушки. Мы делали духовушки из велосипедных насосов и толстых жгутов резины, а стреляли свинцовыми самодельными пулями. Мой друг был мастером на все руки и сделал замечательное ружье. Вечером мы забирались на крышу его дома и стреляли по окнам соседнего, стоявшего примерно метрах в пятидесяти. Какой восторг мы испытывали, когда слышали звон разбитого окна и с замиранием сердца наблюдали результаты своей деятельности в бинокль! Ясно, что этот эпизод своей жизни мне пришлось переименовать.

В 1993 году я познакомился с Симороном и решил раз и навсегда разобраться с проблемой грабежей, оставив на даче «сторожа»*. Я поблагодарил Ванечку (см. «КНВ») за предупреждение о том, что у нас каждый год могут взламывать дачу и бить стекла. Затем акты вандализма могут повториться в московской квартире. И однажды банда головорезов ворвется в наш дом и выгонит нас полуголых на улицу, и даже узелка с вещами не будет у нас в руках. Ванечке я подарил спокойствие и душевный комфорт в виде большого голубого шара, из которого периодически вылетали конусообразные снопы ослепительно-белого цвета.

Теперь надо найти сторожа. Я обратился к даче с просьбой выдвинуть кандидатов в сторожа. Тут же мой взгляд упал на вилку с красивой пластмассовой ручкой. Все оставшиеся после краж ложки и вилки были алюминиевые, а эта – стальная. Я обратился с речью к вилке, объяснил ситуацию, подарил бегемотика в голубой униформе. Почувствовав ответное мурчание, предложил ей вступить в почетную должность дачного сторожа. Я расписывал, насколько интереснее будет ее жизнь – раньше она дрыхла всю зиму, а теперь можно вести активную жизнь – разоблачать тайные происки потенциальных грабителей и проводить с ними воспитательную и разъяснительную работу. Мое предложение было с радостью принято, и мы «договорились», что периодически вилка будет испускать из себя голубые шарики (подарок Ванечке), аккуратненько зависающие по периметру забора над каждой штакетиной. Я пообещал вилке беречь ее, а во время своих визитов беседовать с ней. В общем, примерно то, что обещают мужчины, объясняясь в любви.

Вилка исправно несла свою службу – за три года никто даже не попытался влезть в дом. То, что вилка сторожит, подтвердилось, когда я набирал на компьютере текст настоящей истории. В комнату вошел сын, включил телевизор, и я услышал рассказ о человеке, коллекционирующем ножи и вилки. Приходя в гости, тот первым делом рассматривает необычные вилки и клейма на их ручках!

Издалека я увидел, что замок висит целехонький и фанера, которой я осенью заколачивал окна, тоже на месте. Зайдя на участок, я почувствовал привычное возмущение, увидев у куста смородины курицу, завтракавшую червяками родного огорода. Весной талые воды подмывают забор, в нем появляются дырки, и куры «вычисляют» эти прорехи. Обычно я брал комочки глины и бросал их рядом с курами, чтобы они ушли и обнаружили лаз в заборе. В деревне куры считаются глупыми птицами, даже есть поговорка: «Кура – дура», которая созвучна более известной: «Баба – дура». После того, как в кур бросишь кусочек глины, они в панике начинают метаться по огороду, напрочь забывая все на свете и, в частности, ту дырку, через которую проникли на огород. Громко кудахча, они пытаются перелететь через забор, что вызывает раздражение их хозяев.

Мы, в сущности, мало отличаемся от этих суматошных птиц. Мы забыли, как очутились в этом мире, через какой лаз в полотне мироздания пробрались сюда. В переполохе мы мечемся всю жизнь по грядкам с аппетитными червячками, пытаясь увернуться от болезненных ударов комочками земли, в надежде отыскать выход, вернуться туда, откуда пришли.

После этого «прозрения» я надумал поговорить с курицей на ЯСном языке рода животных, с которым я познакомился две недели назад. Я делал довольно забавные телодвижения (если бы кто-то увидел меня, то подумал бы, что это – пляска сумасшедшего) и произносил найденное имя курицы ФИРАНУЖ. Ее реакция была удивительной. Нас разделяло метров двадцать пять, и курица меня явно не видела. Стоило мне начать «беседу», как она перестала усердно разгребать лапами землю и неожиданно пошла по направлению ко мне. Пройдя треть пути, курица развернулась, подошла к забору, быстро нашла дырку и неспешно покинула участок. Я оторопел. Меня захлестнула волна радости, и в голове пронеслось: «Получилось! Оказывается, третий ЯСный работает!»

Вдруг за забором я услышал возбужденное кукареканье и хлопанье крыльев. Выглянув за калитку, я увидел драку двух петухов. Один был здоровенный матерый петушище, а другой – худенький молоденький петушок. Я стал повторять ФИРАНУЖ. Внезапно, юный петушок резко отскочил от своего более искушенного противника, который оторопело стоял, не соображая, что произошло. Петухи с достоинством разошлись. Проходящий мимо капитан милиции заметил, что драчуны разбежались, увидев его милицейскую форму, но я-то знал, в чем дело.

В приподнятом настроении я принялся за огородные дела. Вечером, направляясь к железнодорожной платформе, я увидел пробирающегося вдоль дороги кота: «Дай поговорю и с ним». Правда, без танца и не произнося его имени вслух, дабы не привлекать внимания. Я назвал его МИЧУЗЕН. Едва я начал повторять это имя, как кот резко остановился, обескураженный, принюхался, а затем неторопливо направился в мою сторону. Метрах в трех от меня он сел под дерево и, поглядывая то на меня, то на солнышко, стал умываться. Кот упоенно вылизывал поднятую правую переднюю лапу, напоминая маленького человечка, помахивающего мне рукой. Поведение кота развеяло мои последние сомнения, что эпизод с курицей мог быть случайностью.

ГРАФ НА ЛЕДЯНОМ ОСТРОВЕ

Однажды, теплым апрельским вечером, я, обнаружив пепел на подлокотнике кресла, припер тринадцатилетнего сына к стенке, и тот признался, что курит. С улицы донеслась песня: «Видно, не судьба, видно, не судьба, видно, нет любви, видно, нет любви, видно, надо мной, видно, надо мной, посмеялся ты, посмеялся ты…» Я посчитал ее сигналом просвета и, напевая нехитрые слова, отправился на прогулку.

Весна в этом году явно запаздывала. В начале апреля, за один день, в Москве выпало столько снега, что казалось, он будет таять до самого лета. Когда я в середине апреля поехал к своей маме, чтобы поздравить ее с днем рождения, было пять градусов мороза. Такого я припомнить не мог. Дело поправил двухдневный дождь, неожиданно размывший почти весь снег. Но тепла не было, а ночью мороз сковывал льдом многочисленные лужи.

Весна, как капризная барышня, не переставала удивлять – в последнюю неделю апреля установилась теплая погода, и повеселевший народ переоделся в кожаные или джинсовые куртки, кофты, а молодежь щеголяла в майках с красочными рисунками и надписями на английском.

Вечерами соскучившиеся по теплу люди выползали для моциона в близлежащий парк. По асфальтированным парковым дорожкам энергичные подростки носились на роликах, велосипедах, скейтбордах, мотоциклах и мопедах. Какофония звуков состояла из собачьего лая, детских криков, птичьего пения, вперемежку с пьяными песнями.

Я вышел в джинсах и футболке, а был довольно сильный ветер, и я даже несколько мгновений раздумывал: не вернуться ли за курткой? Но, увидев двух ухоженных пуделей из нашего подъезда, похожих на овечек в миниатюре, твердо направился к парку. На ходу я делал упражнение «сновидение наяву», представляя, что сплю, а любой сигнал с внешнего экрана причудливым образом трансформировался в персонаж сна, в образ на внутреннем экране.

Я «проснулся», только подойдя к оживленному двухрядному шоссе перед парком, одну сторону которого стеной перекрывала длиннющая, с километр, пробка, а по другой на бешеной скорости непрерывным потоком мчались железные кони. Подобный затор на этой дороге – редкость. После нескольких ВМВ мой взгляд уперся в старое здание ГАИ, радовавшее глаз зашпаклеванными, свежевыкрашенными в белый цвет стенами. Я двинулся к ближайшему светофору, находящемуся в трехстах метрах, мысленно шпаклюя и закрашивая стены.

Перейдя дорогу возле светофора, я оказался около большого, закованного в бетонные плиты пруда. В былые времена на этом пруду находилась лодочная станция, и я, мальчишкой, несколько раз попробовал себя в романтической роли матроса, с трудом управляясь с тяжелыми веслами. На северном берегу пруда раскинулась обширная усадьба графа Шереметьева, ныне превращенная в музей и огороженная внушительным железным забором с остроконечными пиками. Раньше ограды не было, и я любил гонять на велике по аллеям старинного парка, колеся вокруг скульптуры обнаженной Венеры, проезжая мимо Голландского домика или Оранжереи. Я частенько заходил во дворец, чтобы полюбоваться диковинными вещами. Мне нравилось надевать поверх ботинок войлочные тапочки, примерно сорок восьмого размера, и мягко скользить в них по навощенному паркету. Особенно запомнился резной стол, на поверхности которого из разных пород дерева был составлен подробнейший план усадьбы с прудом и всеми постройками.

Примечательно, что роскошный дворец и высокую часовню совсем недавно выкрасили в нежно-розовый цвет.

Мой прогулочный маршрут пролегал вдоль южного берега пруда. Прямо на бетонной плите сидел мальчишка в очках, лет десяти, которого компания пацанов и девчонок подзадоривала искупаться. Очкарик снял ботинки, закатал джинсы и под восторженные крики зрителей опустил голые ноги в ледяную воду. «Зарывается», – подумал я и переименовал смельчака через внутренний экран: «Я восьмерка, которая цепляется за ухабистый тпрун».

Вскоре я достиг узкого протяженного канала, впадающего в пруд как раз напротив дворца. В отличие от пруда, полностью освободившегося ото льда, почти весь канал был покрыт серым ноздреватым льдом, и только по краям виднелась кромка воды шириной около двух метров. На ледяном монолите валялось несколько увесистых деревянных чурок – в парке спиливали старые деревья, и мальчишки, вероятно, проверяли прочность «айсберга». В голову пришла мысль, что если разбежаться и прыгнуть рядом с чуркой, то лед может выдержать.

Тут я услышал протяжный вой и обнаружил, что моя идея уже реализована – посредине канала стояла немецкая овчарка. Хозяин овчарки с берега командовал: «Граф, ко мне!», на что пес жалобно выл и громко протестующе лаял. По всей вероятности, он был обескуражен – если идти к хозяину, то в какой-то момент передние лапы начинают проваливаться в воду. А то, что он запросто мог перепрыгнуть на берег, ему просто не приходило в голову. Собравшиеся на обоих берегах канала многочисленные зеваки свидетельствовали о том, что Граф уже давно находится на ледяном острове. Со всех сторон неслись советы, как овчарке, так и хозяину:

– Да прыгай же ты, бестолковый!

– Ну, возьми да переплыви, в конце концов!

– Вы ей мост постройте из бревен!

– Идите на другую сторону – там лед ближе подходит к берегу.

Двигаясь вдоль канала, я стал незаметно для окружающих работать на третьем ЯСном, называя Графа ЧУСИНУР. Почти сразу появился сигнал просвета – два крупных ротвейлера переходили мост через канал. Они с достоинством шествовали без поводков, и казалось, что именно собаки выгуливают двух подростков, сопровождавших их. Я направился за ними, вдоль другого берега канала – там пролегала дальнейшая часть моего маршрута. На противоположном берегу мальчишки приволокли внушительных размеров бревно, и хозяин собаки отправился туда.

В этот момент до моего слуха донеслось громкое карканье, и, подняв голову, я увидел на соседнем дереве ворону, с интересом наблюдавшую за развитием событий. Оглядевшись, я заметил, что число любопытствующих ворон не уступало количеству ротозеев (среди которых был и ваш покорный слуга). Вороны с интересом комментировали все перипетии разворачивающегося спектакля.

Дойдя до впадения канала в пруд, я остановился в замешательстве: «Вроде бы сигнал отработан – сейчас мальчишки притащат второе бревно, и Граф благополучно покинет место своего заключения». Но интуиция подсказывала, что надо довести дело до конца и воочию убедиться в счастливом исходе. Поэтому я развернулся и пошел обратно к мостику. Навстречу мне попалась симпатичная дамочка в строгом брючном костюме и необычной черной шляпке с серой атласной полосой. Шляпка была полукруглой формы и напоминала военную каску, но при этом смотрелась очень эффектно. Я понял, что освобождение пленника вступает в решающую фазу, но не оглядывался посмотреть на происходящее, а напевал ЧУСИНУР.

И только когда я услышал за спиной сопение, и меня обогнали те же ротвейлеры, мышцы которых играли под блестящей шкурой, то позволил себе обернуться. Граф, поскуливая, уже начал мужественный переход по мостику из двух бревен, но поскользнулся и плюхнулся в воду. Хозяин успел схватить собаку за лапу, мешая ей рвануть назад. Тут Граф сообразил, что он в воде, и легко переплыл незначительное расстояние.

Раздался шквал аплодисментов, приветственные крики и одобрительное карканье. Зрители стали расходиться. Главный герой подскочил к ближайшему дубу, обнюхал и обильно смочил его, высоко задрав заднюю лапу, и как ни в чем не бывало весело затрусил по тропинке.

Возвращаясь домой, я неожиданно почувствовал, что ветер совсем стих. Чуть впереди девочка лет семи вела за руку трехлетнего братишку. Тот вырывался и стремился снять с себя бейсболку. Девочка перевернула головной убор козырьком назад и сказала:

– Ты же крутой! Все крутые носят бейсболку козырьком назад!

– Конечно, я крутой, – согласился карапуз, перестав вырывать руку.

Подивившись мастерскому переименованию, я, подражая малышу, несколько раз повторил: «Да, я крутой!»

Я уже мысленно стал составлять план этого рассказа и, подходя к светофору, подумал, что заключительным аккордом будет отсутствие пробки на шоссе. Мои надежды не оправдались – затор лишь слегка уменьшился.

Я перешел дорогу, размышляя о том, что для большего эффекта можно чуть-чуть приврать – в литературном произведении без этого не обойтись. Обернувшись в сторону светофора, я не поверил своим глазам – пробка улетучилась. Раздумывать, куда она могла деться за одну минуту, было абсолютно бессмысленно.

Возле своего дома я встретил рыжую дворняжку, среди предков которой явно была болонка. Рыжая сидела и внимательно смотрела на меня из-под «челки», спадающей на глаза, которые, казалось, светились уважением.

Вечером сын заверил, что бросает курить. Прошло более полугода, и признаков курения пока не обнаружено.

ТОРТ

Был хмурый осенний день. Я сидел за компьютером, набирая текст очередной симоронской истории. Тихо играла музыка – состояние, близкое к нулю. Тут открылась дверь в комнату, и жена укоризненным голосом бросила то ли вопрос, то ли обвинение: «Это ты съел торт?»

А дело было так. Вчера, поздно вечером, к нам приезжали гости с тортом. Мой сын Никита уже лег спать и, естественно, не вкусил лакомство. Торты он очень любит, впрочем, как и я. Мы оставили Никите примерно треть торта или около трех полноценных кусков. Утром сын позавтракал, оставив только один кусочек. Я перекусил в полдень парой бананов и доел торт. Затем сел за компьютер, и на пороге появилась жена.

– Да, – с некоторой безысходностью в голосе выдавил я, как будто меня застукали на месте страшного преступления.

– Какой ты бессовестный, папа! Не мог ребенку оставить последний кусочек?!

И дверь медленно закрылась. Мгновенно в голове пронеслись воспоминания, как я радовался мальчишкой, когда в доме появлялся торт. Я обычно пытался растянуть его на несколько дней, ну хотя бы один кусочек сохранить до завтра. И как было тепло на душе, когда я знал, что в холодильнике еще есть лакомство!

Дело сделано, торт съеден. Мозг, пытаясь поддержать репутацию моей личности, напоминает, что именно вчера я принес килограмм шоколадного печенья, которое, может быть, и повкуснее этого злополучного торта. Затем всплывает банальная идея: сбегать в магазин и до прихода сына купить еще один торт.

Наконец, я спохватился: «Сейчас отсимороним». Мой взгляд естественно обратился к окну, и я увидел голубя, планирующего на козырек перед подъездом. Затем в поле моего зрения попал большой целлофановый пакет, зацепившийся за провода, соединяющие антенны на крыше нашего девятиэтажного дома с одноэтажным домиком напротив, бывшим ЖЭКом. Этот пакет висел метрах в пятнадцати над землей и напоминал воздушного змея. Имя найдено: «Я тот, который цепляет пакет за провода», и я вернулся к работе за компьютером.

В 17.00 ко мне собиралась приехать Юля, находившаяся в сильнейшей депрессии из-за «неразрешимых» проблем личной жизни. Она обращалась ко мне раньше, и мне удавалось ей помочь. Юля очень способная, помогает подругам, даже избавила мужа подруги от алкоголизма, а вот себе помочь она не в силах. Я неоднократно пытался объяснить ей простейшие приемы системы Симорон, но наши встречи проходили по такому сценарию: Юля безостановочно рассказывала о своих проблемах, много раз повторяясь и абсолютно не слушая меня. Если я начинал что-то говорить, то обычно не успевал закончить и пары предложений, как она опять принималась озвучивать свою внутреннюю жвачку. Мне оставалось только молчаливо переименовывать ее, а в конце встречи сообщать волшебное имя, которое когда поможет, а когда и нет – вследствие незнания механизма работы этих формул.

Около 16.30 позвонил знакомый и сказал, что собирается заехать ко мне через час. Сообщение о визите Юли его не смутило. «Я заскочу всего на пару минут», – ответил он и вскоре прибыл с огромнейшим тортом, килограмма эдак на три, в круглой картонной коробке невероятных размеров. Вручив сюрприз, он моментально «испарился», пообещав вечером зайти с женой.

Визит Юли проходил по описанному выше сценарию. Время от времени я мысленно произносил: «Я та, которая сверкает фиолетовым в хрустальной вазе». Это имя, найденное более года назад, помогло ей вернуть крупную сумму денег. К концу своего визита Юля немного успокоилась, и я с некоторым скептицизмом все-таки дал ей старенький вариант симоронских историй: «А вдруг поможет?!»

На кухне меня с нетерпением поджидал сын: «А что это в большой коробке?» – с напускным равнодушием поинтересовался он. Я, чтобы закрепить в нем веру в чудодейственную силу Симорона, поведал эффектную историю о появлении торта. Никита заявил, что по силе воздействия на него это волшебство может сравниться лишь с нахождением потерявшейся на слете кошки*. Наконец, у сына больше не осталось сил притворяться, что содержимое коробки его вовсе не интересует. Глаза Никиты загорелись непреодолимым желанием: «Давай откроем и только посмотрим!» Время было 21.00. Когда придет знакомый, и придет ли вообще – неизвестно, и я дал добро.

С замиранием сердца Никита поднял крышку. Да! Его ожидания оправдались – в коробке возлежал шедевр кулинарного искусства. В первую очередь потрясали размеры – диаметр и высота. Сверху красовались кремовые розочки алого и оранжевого цвета с зелеными листочками, разделенными тоненькими белыми прожилками, напоминающими кораллы. Все это лежало на толстом слое белого аппетитного крема. Внутренность лакомства состояла в основном из безе и орехов. Ни я, ни Никита, ни жена никогда не видели такого гиганта. Ясно, что после вскрытия коробки не отрезать кусочек для Никиты было невозможно.

Около 22.00 пришел знакомый с супругой, и мы пили чай с тортом. Вдруг зазвонил телефон. Когда я снял трубку, то сразу даже не понял, в чем дело. Из трубки раздалось: «У меня получилось!!!» После небольшого замешательства я узнал голос Юли. Выяснилось, что пока она ехала домой, то прочла почти все рассказы (около двадцати страничек) и попробовала технику благодарения на деле. Юля живет далеко от метро, и до дома ей нужно добираться или на автобусе, который ходит очень редко, или на маршрутке, курсирующей до восьми часов вечера.

Надо заметить, что Юля пришла ко мне простуженная, с температурой. Она поблагодарила Ванечку за предупреждение, что если придется долго ждать автобус, то она замерзнет и разболеется уже не на шутку. Юля подарила Ванечке подарок, и у выхода из метро ее ожидали две пустые маршрутки. Это так воодушевило Юлю, что, придя домой, она съела две тарелки супа, хотя еще в метро у нее не было аппетита, и она практически не ела пять дней.

Транспортные истории уже стали банальностью. Я их слышал в разных вариантах от нескольких десятков человек. Но от больной и расстроенной Юли я этого никак не ожидал.

НАПОЛЕОНША

Недалеко от моего дома, рядом с продуктовым рынком и коммерческими магазинчиками, находится небольшая площадка, на которой всегда многолюдно. В конце зимы, проходя мимо этого пятачка, я часто встречал пьяную бомжиху, лет сорока пяти. Заплывшее лицо ее украшал синяк, растрепанные волосы развевались на ветру, а одежда состояла из засаленного тряпья. Обычно она громко скандалила с прохожими или собутыльниками.

Замечая бродяжку, я всякий раз давал ей новые имена: «Я та, которая артистично сморкается», «Я та, которая моргает неоновой рекламой» и т.д. Спустя некоторое время бомжиха куда-то исчезла. Когда я вновь увидел ее, то не поверил своим глазам – она была трезвая, как стеклышко, и без привычного фингала. Окрыленный успехом, я поделился радостной вестью с женой. Поначалу она не разделила моего ликования, ответив: «Вечно ты из мухи слона делаешь. Денег у нее на выпивку нет, вот и трезвая».

Но вскоре супруга изменила свое мнение, увидев освободившуюся от объятий зеленого змия бомжиху. Та ловко орудовала здоровенной метлой. Инструмент буквально летал в ее руках, подобно кисти художника, наносящего размашистые мазки на полотно. Прохожие, опасливо поглядывая на «живописца», обходили тротуар, соблюдая трехметровую дистанцию.

Через несколько дней дворничиха опять предстала моим очам. На этот раз ее туалет украсила новая деталь, затмившая даже метлу. Вместо драной юбки из-под болоньевой куртки виднелись плотные, почти непрозрачные колготки причудливой расцветки. На черном фоне броско выделялись крупные красно-желтые цветы, похожие на орхидеи. Рисунок напоминал хохломскую роспись. Несмотря на потертость, колготки не утратили своего очарования.

Подобное произведение искусства я созерцал впервые и заключил, что уникальный предмет изготовлен на заказ, возможно, лучшими модельерами Парижа. С той поры диковинные колготки стали неизменным атрибутом – их можно было наблюдать на владелице не только в февральскую стужу, но и июльским знойным днем.

К лету бывшая бомжиха полностью преобразилась. Она стала модно одеваться, предпочитая молодежный стиль: белые кроссовки, расписные колготы, тинэйджерская футболка, джинсовые мини-юбка, куртка и панама. Поля панамки были заломлены и приколоты к «тулье» блестящим значком, отчего головной убор смахивал на треуголку. Одним словом – Наполеонша. Моя благоверная тоже отмечала эти изменения и восхищалась: «Какая видная дама стала, помолодела, лицо разгладилось, а фигурка – просто загляденье».

Наполеонша попадалась мне на глаза по нескольку раз в день, и на пятачке, где она от зари до зари махала метлой, всегда была идеальная чистота. Раньше там тусовались местные алкаши, а теперь у Наполеонши не забалуешь. Не дай бог, увидит, что распивают на ее территории, пойдет в атаку с метлой наперевес: «А ну, марш отсюда!» В общем, строгая женщина, настоящая хозяйка. Народ, живущий поблизости, ее уважает, и многие здороваются.

Отныне Наполеонша является для меня впечатляющим сигналом поддержки: если я встречаю «расписные колготки», значит, расположение госпожи Фортуны на сегодня гарантировано.

Я частенько включаю этот убедительный фильм под названием «Одеваю расписные колготки», а в особых случаях натягиваю толстые черные колготки, которые жена за два дня кропотливой работы украсила аппликацией из ярко-желтой ткани: толстый стебель с большими цветами змейкой обвивается вокруг каждой ноги.

ВОЛШЕБНАЯ МЕДАЛЬ

Восьмое мая, шесть часов вечера, я возвращаюсь с работы. Выхожу из метро на станции «Павелецкая», направляясь к пригородным кассам вокзала. Открываю дверь павильона, в котором находятся кассы, – внутри настоящее столпотворение. Несмотря на то, что работает четыре кассы, возле каждой из них извивается длиннющая очередь, человек тридцать по меньшей мере. Такого я не наблюдал ни разу за несколько лет, три-четыре человека – самая большая очередь за билетами.

В полном недоумении захожу в павильон. В голове прокрутилась догадка, объясняющая подобное столпотворение, – сегодня предпраздничный день, и народ в массовых количествах отъезжает за город. Пора симоронить. Замечаю длинноногую барышню в немыслимо коротенькой юбочке, которая спешит мимо меня, звонко цокая каблучками. Вот он, сигнал, который выведет из проблемной ситуации: «Я тот, который цокает каблучками!» Пропечатав несколько раз это имя (и едва не устремившись вслед за обладательницей звонких каблучков), принимаю решение ехать без билета, тем более что электричка отходит через три минуты.

Выхожу к пригородным поездам и наталкиваюсь на тесно сгрудившуюся толпу. Возникает опасение, что платформа, от которой отправляется электричка, перегорожена контролерами, пропускающими только при наличии билета, и меня могут не пропустить. Сказав ВМВ, обращаю внимание на пузатого голубя. Он неторопливо переставляет красные кожистые лапки, стоя в лужице, на поверхности которой дрожат солнечные блики. Повторяя новое имя: «Я тот, который расхаживает по луже», двигаюсь к электричке. С чувством «глубокого морального удовлетворения» (не зря симоронил!) отмечаю, что никаких перегородок и проверяющих на платформе нет. Электричка стоит пустая, хотя на вокзале яблоку упасть негде.

Шагая по платформе, ловлю себя на мысли: «А что если контролеры объявятся позже, когда я буду ехать в электричке? Уж больно гладко все складывается». Незамедлительно начинаю работать с возникшими сомнениями, и мой взгляд останавливается на воробье, который энергично встряхивается на ветке дерева, растопырив оперение. Теперь я «тот, который взъерошивает перышки».

В вагоне всего два пассажира. Прохожу в середину и сажусь возле окна. И вдруг, о чудо! На полу, под сиденьем напротив, я вижу большую золотистую монету. Отчетливо осознаю, что она предназначена мне, ведь не случайно в пустом вагоне я выбрал именно это место! Наклонившись, я поднял предмет с пола. Это оказалась не монета, а медаль, с профилем Сталина и надписью по кругу: «Наше дело правое, мы победили!» Смысл послания вызвал у меня смех – сомнения напрасны, я – Симорон, хозяин создаваемой мною Вселенной.

Я широко улыбался, держа медаль в руке, ощущая приятную тяжесть латуни. Она блестела в косых лучах вечернего солнца, отливая насыщенной желтизной с легким зеленоватым оттенком. Внезапно, по ассоциации, из глубин памяти выплыл такой же солнечный день. Я, семилетний крепыш с выгоревшими вихрами, не веря собственному счастью, сжимаю в руке тяжелый кругляш – юбилейный металлический рубль. Несколько секунд назад я спешил домой заряжать предмет своей гордости – водяной пистолет, как вдруг что-то блеснуло на асфальте. Теперь я чувствую себя обладателем несметного сокровища – это же целых десять(!) молочных коктейлей. Безудержное счастье заполняет меня целиком, без остатка. Такое всепоглощающее ощущение праздника, открытия чего-то нового бывает только в детстве.

Отголосок того неповторимого состояния я испытал сейчас, сжимая в руке найденную медаль. Каждый из нас испытывал в детстве подобные переживания новизны и праздника. Возможно, читающий эти строки тоже откроет для себя моменты целостности, непосредственного участия в спектакле под названием «жизнь».

Я продолжал восторженно любоваться медалью. С обратной стороны имелась надпись: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Лицевая сторона была довольно потертая, поцарапанная, видимо, хозяин медали часто носил ее. Вероятно, сейчас он огорчен утратой, и я, как добрый волшебник, могу с избытком компенсировать ему потерю. Обращаю внимание на внешний экран. В вагон заходит упитанный мужчина, смачно откусывающий большие куски от шоколадного эскимо на палочке. Переименование состоялось: «Я тот, который аппетитно трескает эскимо». Повторяю новое имя владельца медали и чувствую его ответное «мурчание», он удовлетворен, все в порядке.

Колеса электропоезда ритмично постукивают, а я вспоминаю свои недавние сомнения с ощущением победителя и изрядной долей иронии – ну какие могут быть контролеры! Ведь «наше дело правое, мы победили!»