ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ВИКТОР РОЗОВ

ВЕЧНО ЖИВЫЕ

Драма в двух действиях, шести картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ФЕДОР ИВАНОВИЧ БОРОЗДИН врач, 57 лет.

ВАРВАРА КАПИТОНОВАНА его мать.

БОРИС его сын, 25 лет.

ИРИНА его дочь, 27 лет.

МАРК его племянник, 27 лет.

ВЕРОНИКА БОГДАНОВА 18 лет.

АННА МИХАЙЛОВНА КОВАЛЕВА преподавательница истории, 52 лет.

ВЛАДИМИР ее сын, 21 года.

СТЕПАН товарищ Бориса, 24 лет.

АНАТОЛИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ КУЗЬМИН сослуживец Бориса, 29 лет.

ДАША, 17 лет } сослуживцы

ЛЮБА, 16 лет } Бориса.

АННА НИКОЛАЕВНА МОНАСТЫРСКАЯ, 33 лет.

ВАРЯ работница мыловаренного завода, 20 лет.

НЮРА хлеборезка.

МИША студент.

ТАНЕЧКА студентка.

НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ЧЕРНОВ администратор филармонии, 48 лет.

АНОСОВА соседка Бороздиных.

ВАСИЛИЙ } ее

КОНСТАНТИН } сыновья.

ЗАЙЦЕВ старшина.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Комната Вероники. В е р о н и к а сидит на диване, поджав ноги. Радио передает сводку Совинформбюро: «…на Минском направлении…» Вероника подходит к репродуктору и с силой ударяет по нему. Радио замолкает. Входит Б о р и с.

В е р о н и к а. Смотри на часы!

Б о р и с. Противовоздушные щели рыли на заводе, во дворе.

В е р о н и к а. Это меня не касается. Разлюбил ты меня, вот что.

Б о р и с. Глупая.

В е р о н и к а. Какие новости?

Б о р и с. Никаких.

В е р о н и к а. Это хорошо. Сейчас боюсь новостей. Ну, что ты мне подаришь завтра?

Б о р и с. Это секрет.

В е р о н и к а. Не скажешь?

Б о р и с. Ни за что!

В е р о н и к а. Можешь не говорить. Но если что-нибудь вкусное – я скоро съем и забуду.

Ты подари, чтобы было на долгую-долгую память. Чтобы до старости. Мы будем дедушка и бабушка – посмотрим на эту вещь и скажем: это подарено, когда Белке исполнилось восемнадцать лет. Доживу до ста лет, и у меня будет сто твоих подарков.

Б о р и с. Восемьдесят два!

В е р о н и к а. Обсчиталась.

Борис подходит к репродуктору, хочет его включить.

Не надо! На фронте дела идут не так, как передают по радио.

Б о р и с. С чего ты взяла?

В е р о н и к а. Говорят.

Б о р и с. Бабы в очередях.

В е р о н и к а. Ну, если я баба – пожалуйста.

Б о р и с. Вероника!

В е р о н и к а. Включай, включай!

Б о р и с. Мешать не будешь?

В е р о н и к а. Нет-нет. Хочешь, даже глаза закрою?

Б о р и с. Сиди и закрой глаза.

В е р о н и к а. А разговаривать можно?

Б о р и с. Можно.

В е р о н и к а. Я тебе стихи почитаю.

Б о р и с. Валяй.

В е р о н и к а.

«Журавлики-кораблики

Летят под небесами.

И серые, и белые,

И с длинными носами.

Лягушечки-квакушечки

По берегу гуляли.

Все прыгали, да шмыгали,

Да мошек собирали.

Журавлики-кораблики

Лягушек увидали,

Спустилися, садилися

И тыщи и пожрали.

Лягушечки-квакушечки,

Что ж вверх е поглядели?

Все прыгали да шмыгали –

За это вас и съели».

Нравится?

Б о р и с. Очень содержательно!

В е р о н и к а. Это, кажется, первое стихотворение, которое я выучила, когда была маленькая.

Б о р и с. И последнее.

В е р о н и к а. Ты у меня дождешься.

Борису удалось наконец наладить радио. По радио – сводка Совинформбюро.

Голос Левитана.

В е р о н и к а. Ты меня разлюбил, Борис.

Б о р и с. Глупая.

В е р о н и к а. Да-да. И глаза у тебя стали какие-то отсутствующие. Ну, что ты на меня так смотришь?

Б о р и с. Разглядываю.

В е р о н и к а. А я знаю, почему ты такой встревоженный.

Б о р и с. Интересно…

В е р о н и к а. Боишься, что тебя возьмут в армию. Да-да, заберут – и готово! Все боятся.

Б о р и с. Не все.

В е р о н и к а. Ты отчаянный, возьмешь и сам пойдешь?

Б о р и с. А что? Возьму и пойду.

В е р о н и к а. Хитрый, хитрый!.. Знаешь, Борька, это даже нехорошо. Отлично знаешь, что тебе дадут броню, вот и хорохоришься.

Б о р и с. Почему ты так решила?

В е р о н и к а. Знаю, всех умных забронируют.

Б о р и с. Значит, по-твоему, одни дураки воевать будут?

В е р о н и к а. Больше я с тобой не разговариваю.

Б о р и с. Если и будет броня, то одна на двоих. Или я, или Кузьмин.

В е р о н и к а. С кем ты себя равняешь?

Б о р и с. Практику он знает во сто раз лучше меня.

В е р о н и к а. Хватит, хватит!.. Пусть твой Кузьмин знает все на свете… А что к Первому мая премию получил? Ты или Кузьмин? Кому недавно благодарность вынесли? Тебе или Кузьмину? Ты работаешь на заводе государственно значения – ну и все! Конечно, Борька, я сама с ума схожу – вдруг тебя действительно возьмут? Нет, нет, все будет хорошо. Вот увидишь. Примут меня осенью в институт или нет?

Б о р и с. Вероника, это серьезнейший разговор. Я хотел с тобой поговорить…

В е р о н и к а. А я не желаю. И не смей меня называть «Вероника». Слышишь? Кто я?

Борис молчит.

Ну, кто я?

Б о р и с. Белка, Белка…

В е р о н и к а. А мне нравится затемнение: из окон, что напротив, всегда видно, что в комнате делается, а теперь… Поцелуй меня.

Борис целует.

Хорошо!.. И не видно.

Стук в дверь

Войдите, войдите!

Входит С т е п а н.

С т е п а н. Богдановы здесь живут?

Б о р и с. Степан!

В е р о н и к а. Я Богданова.

С т е п а н (Борису). А… та самая?

Б о р и с. Она.

С т е п а н (здороваясь с Вероникой). Степан. (Борису. Говорит все под запал, придыхая.) Получил повестку… Сейчас. Побежал к тебе… тоже лежит. Твои волнуются… Сказали, что здесь… Я побежал…

Б о р и с. На какое число?

С т е п а н. Чудаки, понимаешь, понимаешь, на сегодня, с вещами. Забеги в контору, возьми расчет… Я в бухгалтерии сказал… подождут… А то – доверенность оставь…

Б о р и с. Сегодня?

С т е п а н. В двадцать два часа. Глоточек выпью, все бегом… (Подходит к графину, пьет.)

В е р о н и к а. Что это?

Б о р и с. Видишь, Вероника, я думал, еще несколько дней пробуду здесь, а теперь… Пришла повестка в армию.

В е р о н и к а. Тебе?

С т е п а н. И мне тоже. Мы оба, добровольцами…

В е р о н и к а (Борису). Ты уезжаешь. Сам? А я? Как же я?

С т е п а н. Наклевывается разговорчик – я побежал. Не плачьте, девушка, ваш Борис – золото! Эх, у меня дома тоже!.. Ну что ты с ними поделаешь? Не горюйте! Всего! (Убежал.)

Вероника и Борис одни. Вероника смотрит на Бориса непонимающими глазами.

Б о р и с. Так надо… Иначе нельзя было.

В е р о н и к а. Нет-нет… Он же сказал, ты сам, добровольно. Что ты, ведь я люблю тебя!

Б о р и с. Пойми, война уже пришла. Я подал заявление сам, это верно. Я хотел тебе сказать… Завтра твой день рождения… И вот – надо идти. Как же я мог иначе? Если я честный, я должен быть там.

В е р о н и к а. Иди воюй, проявляй героизм, может быть, орден получишь. Как же! Славы хочется! Иди-иди!

Б о р и с. Ничего не случится, я знаю. Пойдем к нам. Ты все поймешь, ты умная…

В е р о н и к а. А что понимать, я все понимаю. Я не дурочка.

Б о р и с. Ты сердишься, что я тебе не сказал?

В е р о н и к а. Иди, дома волнуются.

Б о р и с. А ты?

В е р о н и к а. Я приду. Скоро. Очень скоро. Я хочу побыть одна… Немножко… несколько минут… Иди-иди… Нет-нет… (Вдруг бросается к Борису на шею). Боря! Боренька мой! Не уходи!

Б о р и с. Ну что ты, что? Не надо!

В е р о н и к а (отпуская Бориса). Не буду, не буду.

Б о р и с. Идем вместе.

В е р о н и к а. Нет-нет.

Борис подходит к Веронике, хочет ее обнять.

Б о р и с. Не могу так уйти…

В е р о н и к а. Ну… (Целует Бориса.) Иди…

Борис не уходит, смотрит на Веронику.

Что ты смотришь?

Б о р и с. Запоминаю тебя.

В е р о н и к а. Какую?

Б о р и с. Такую, какая ты есть. Только не опоздай, Белка! (Убегает.)

КАРТИНА ВТОРАЯ

Комната в квартире Бороздиных. Видна столовая и часть передней. В а р в а р а

К а п и т о н о в н а укладывает в дорожный мешок вещи. М а р к с упорством

разучивает на рояле пассаж.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (кричит). Ирина!.. Марк, подожди, пожалуйста.

Марк прекращает игру.

Ирина, захвати утюг!

Голос Ирины: «Слышу!»

Время, время летит… И никого. Знает ли он?

М а р к. Степан побежал – скажет.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. А у Вероники ли он?

М а р к. На работе нет, - значит там.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Никому ничего не сказать… Так непохоже на Борю…

М а р к. Очень похоже. Ставить в известность после свершения факта – его манера.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Решать одному, не посоветовавшись…

М а р к. Да, довольно странно.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Достань, пожалуйста, из его ящика запонки. Те, что в коробочке из-под перьев.

М а р к. Вы еще пару крахмальных воротников не забудьте.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Не возражай, пожалуйста. Места займут немного, а ему будет приятно. Вероникин подарок.

М а р к (достает запонки). Вряд ли у него там будет время заниматься лирикой.

Варвара Капитоновна заворачивает запонки в бумагу, кладет в мешок.

Входит И р и н а. В руках у нее утюг.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (взяв утюг). Ну что же, в конце концов, отец придет?

И р и н а. Я же звонила! Он на операции. И Бориса все нет.

М а р к. Исчез!

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (гладит рубашку). А нельзя ли ему до завтра задержаться?

М а р к. В повестке точно – в двадцать два часа.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Какая-то бумажка – и уносит человека сразу, вдруг.

М а р к. Да, и сопротивляться нельзя.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (показывая на рубашку, Ирине). Это ты ему подарила, помнишь?

И р и н а. Разве?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (Марку). Позвони Феде еще раз, - может быть, освободился?

М а р к (набирая номер). Не знаю, как и сказать…

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Не сразу – ведь будто снег на голову.

М а р к (в трубку). Больница?.. Доктор Бороздин освободился?.. Попросите, пожалуйста. (Ирине.) Ты сводку читала?

И р и н а. Еще бы!

М а р к. Занятно!

И р и н а. Что?

М а р к. Ведем войну на чужой территории! А?

И р и н а. Ну и что? Что?

М а р к. Ничего, просто никогда не думал, что Минск – это заграница. (В трубку.) Дядя Федя?.. Дядя Федя, ты можешь сейчас домой приехать?.. Да нет, ничего особенного. Тут Борис трюк выкинул… (Варваре Капитоновне.) Он ругается, не знаю, как подойти…

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Дай мне. (Берет трубку.) Федя, это я… Да нет, нет, это Марк напрасно сказал. Ничего не случилось. Ты во сколько сегодня кончаешь работу?.. Пожалуйста, не горячись… Повторяю тебе: решительно ничего не случилось. Сидим дома, тихо, славно… Я передаю трубку Ирине.

И р и н а (взяв трубку). Папа, Борис через час уезжает в армию… Экстренно?.. Оказывается, он еще двадцать третьего числа подал заявление, сам… Нет, его нет… Ну приезжай, дома и отругаешь. (Вешает трубку.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Всех на ноги поднял, весь дом.

Входит А н о с о в а.

А н о с о в а. Василия-то моего с Константином, обоих взяли. (Плачет.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Ну что же делать? Война… Война… (Провожает Аносову к дверям.)

А н о с о в а. …Убьют же их… Ей-богу, убьют… (Уходит.)

М а р к. Ему полагалась броня, мы это отлично знали. И Степан говорил… Глупость он какую-то делает, глупость.

И р и н а. Глупо, что не сказал, а остальное все, может быть, очень правильно.

М а р к. Еще ты пойди в санитарки запишись.

И р и н а. Надо будет, и пойду.

М а р к. А я считаю: если вышестоящие органы находят нужным оставлять человека здесь, в тылу, значит, именно здесь он наиболее полезен. Винтовку держать каждый умеет.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Время, время летит.

М а р к. придет мне повестка – пойду, не заплачу.

И р и н а. Свинство, если он все еще у Вероники.

М а р к. А ты что думала? Он там будет сидеть до последней минуты – сюда только за вещами забежит. Впрочем, в этих делах ты мало понимаешь.

Входит Б о р и с.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Боренька, Боря!..

И р и н а. Ты что, с ума сошел?

Б о р и с. Вы хотите знать, почему я вам ничего не сказал? Так вот: только затем, чтобы не было этих восклицаний и долгих обсуждений. Все. (Смотрит не вещи, которые собирает бабушка, на стол, накрытый Ириной, и смущается.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Нехорошо, Боренька.

М а р к. А мы тебя ждали, ждали…

И р и н а. Что с тобой?

М а р к. С Вероникой поругался?

И р и н а. Ты думаешь, мы осуждаем тебя? Да я… я завидую тебе.

М а р к. Ишь ты!

И р и н а. Балда с высшим музыкальным образованием! (Уходит.)

М а р к. Строга!

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Сказать надо было, Боря, хотя бы отцу!

Б о р и с (показывая на вещевой мешок). Бабушка, ну куда так много? Нужно только необходимое.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Да все кажется необходимым.

Б о р и с. Главное – полегче. Папе звонили?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Сейчас приедет

М а р к. Ругался в трубку на чем свет.

Б о р и с (подавая Марку тетради и чертежи). Отнеси завтра на завод. Найдешь Кузьмина Анатолия Александровича – отдай. Или позвони ему.

М а р к. Зачем? Конечно, отнесу. Надо вина купить… Я сбегаю.

Б о р и с. Не обязательно

М а р к. Ну, такой случай…

Б ор и с. Традиционная выпивка на проводах, с горя?

М а р к. Я – красненького, за твои успехи. (Уходит.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Что у нее?

Б о р и с. Придет… (Роется в ящике, откуда Марк достал запонки.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Я их уже положила, Боря. Вас сразу… на фронт?

Б о р и с. Наверно. (Садится к столу, пишет.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Вот и до нашей семьи дошло. У Аносовых обоих сыновей взяли. В каждой семье волнение, проводы, слезы. Сорокины из Москвы уезжают, говорят – опасно. Как ты думаешь, Боря, долетят до Москвы?

Борис пишет.

Наверное, долетят. А может быть, и нет… Что будет, что будет… Столбом поднимется… Я не поеду. Лучше умереть здесь, чем где-то скитаться по чужим углам. Тревожное время…

Борис окончил писать, взял сверток, с которым вошел, развернул его. Там – большая плюшевая белка с пушистым хвостом и ушами. На ней подвешено лукошко с золотыми орехами, перевязанное лентой. Борис развязал ленту, высыпал орехи, положил на дно записку, всыпал орехи обратно, завязал ленту, завернул сверток.

Б о р и с. Бабушка, я к вам с просьбой.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Что, Боренька?

Б о р и с. Завтра утром, если можно – пораньше, отнесите ей.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Что это? Нет-нет, я не спрашиваю. Так что – отдать и?..

Б о р и с. Завтра у нее день рождения. И еще, если ей будет трудно, - мало ли что война, - помогите ей.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. А если я умру?

Б о р и с. Вам умирать не полагается, особенно теперь, когда у вас столько секретов.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. А я вот возьму и умру…

Входит Ф е д о р И в а н о в и ч.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Э-эх! Двадцать пять лет, и быть, извини меня таким дураком! Что мы – дети? Игрушки это? Прятки? Романтизма хочешь? Характер! Где Ирина? Марк?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Ирина на кухне, кофе готовит, а Марк пошел купить красненького.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Кофе? Красненького? Мельчают люди, мельчают. (Кричит.) Ирина!

Входит И р и н а.

И р и н а. Наконец-то!

Ф е д о р И в а н о в и ч. У меня в шкафчике, на заветной полочке, неси

И р и н а уходит.

А Вероника где?

Б о р и с. Сейчас придет

Ф е д о р И в а н о в и ч. Где она?

Б о р и с. Дома, занята.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Чем это она занята? Нехорошо. Должна быть здесь – жених уезжает.

Б о р и с. Не жених.

Ф е д о р И в а н о в и ч. А кто?

Б о р и с. Ну, просто так…

Ф е д о р И в а н о в и ч. Что значит «просто так»? «Просто так» - это что-то подозрительное.

Б о р и с. Я не в этом смысле!

Ф е д о р И в а н о в и ч. А в каком?

Б о р и с. Хватит тебе придираться!

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ты что – поссорился с ней?

Б о р и с. Нет.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Смотри! В такие минуты, Борис, только радость, только прямота!

Входит И р и н а с пузырьком в руках.

(Ирине.) Разбавь согласно правилам. (Борису.) Тогда и там будет о чем вспоминать, будет куда возвращаться. Будет хотеться жить, жить назло всем бомбам и пулеметам! Жить, чтобы вернуться сюда, где твои самые близкие люди, вернуться славно, поднявши нос кверху!

Входит М а р к.

М а р к. Купил.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Красненького?

М а р к. Да.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Вот и будешь сам лакать. Мы найдем более содержательную жидкость. Все в сборе? Садитесь.

Все рассаживаются вокруг стола.

И р и н а. Марк, не садись на мое место.

М а р к. Откуплено?

Ф е д о р И в а н о в и ч. Не откуплено, а ты знаешь, я не люблю, чтобы за столом мелькали. Сидели так двадцать лет и еще пятьдесят просидим. (Борису.) Ты на это место вот каким сел – от горшка три вершка. Так оно твое и будет, пока свой дом не заведешь. А Ирина когда замуж выйдет – я ее стул на чердак выброшу.

И р и н а. С диссертаций отмучаюсь и выйду.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ты бы мои записки посмотрела, я их лет тридцать собирал: выписки, факты, наблюдения. Думал книгу написать, звание получить. Работал, работал, все думал – успеется, а теперь вижу – поздно.

И р и н а. Я уже кончаю их просматривать.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ну как?

И р и н а. Заключение – потом.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ого! Того гляди, двойку залепишь.

И р и н а. Посмотрим.

Сборы у стола окончены.

Ф е д о р И в а н о в и ч (поднимает рюмку). Ну, за твою жизнь, Борис! (Пьет, садится.)

Звонок.

М а р к. Вероника! (Бежит к дверям.)

Входят Д а ш а и Л ю б а со свертками в руках.

Д а ш а. Здравствуйте!

Л ю б а. Здравствуйте! Борис Федорович, мы к вам от завода…

Д а ш а. Нам поручили передать эти подарки и сказать от имени заводского комитета…

Л ю б а. И комсомольской ячейки…

Ф е д о р И в а н о в и ч. Держись, мол, товарищ Бороздин, до последней капли крови, бейте проклятых фашистов, а наш завод здесь, в тылу, будет выполнять и перевыполнять… Это мы все знаем, не бойтесь, не подведем. Вы лучше… садитесь и выпейте на дальнюю дорогу моему сыну Борьке…

Д а ш а. А как же подарки?

Ф е д о р И в а н о в и ч. А подарки возьмем. Что там? (Разворачивает сверток.) Безопасная бритва, мыльница, почтовая бумага, конверты… все как полагается. (Разворачивает второй сверток.) Пирожные. Одни наполеоны.

Л ю б а. Это мы от себя по дороге купили, Борис Федорович, мы видели, всегда в буфете эти пирожные брал.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ешь, Борис, больше – воевать по-наполеоновски будешь! Подарок со смыслом! Мы по первой выпили, так теперь – по второй. (Наливает.) Жизнь на земном шаре еще не устроена так складно, кК нам этого хотелось бы, вот ты и уезжаешь. За тебя, Борис! (Пьет.)

Д а ш а. Вчера я брата провожала, мама так плакала!

Ф е д о р И в а н о в и ч. А вы?

Д а ш а. И я плакала.

Ф е д о р И в а н о в и ч. От месткома или так, по-домашнему?

Д а ш а (смеется). По-домашнему.

Л ю б а. А у нас провожать некого – три сестры и мама… Даже неудобно, у всех уезжают…

Ф е д о р И в а н о в и ч. Да, когда наши вернутся, вы нам позавидуете.

М а р к. В том-то и ужас, что не все вернутся.

Ф е д о р И в а н о в и ч. А кто не вернется – тем памятник до неба! И каждое имя – золотом. За тебя, Борис! (Пьет.)

Звонок.

Не иначе как от дирекции.

Марк бросился открывать.

Б о р и с. Я сам. (Уходит, возвращается с Кузьминым.)

К у з ь м и н. Здравствуйте. Простите, пожалуйста, я некстати: проводы сына… Я понимаю… Простите, я даже не отрекомендовался. Кузьмин – товарищ Бориса Федоровича по работе. Борис Федорович, конечно, вы поступили не совсем честно… простите, не совсем правильно. Вы постарались опередить судьбу. Но, разумеется, смешно было бы вас осуждать, особенно мне. Вы отказались от брони, а, вероятно, именно вы получили бы ее. Я остаюсь. (Всем.) Конечно, может быть, это нехорошо, но война, фронт… меня, знаете, как-то не манят. Вы знаете, мне даже неприятно, когда мальчишки стреляют из ключа: набьют в обыкновенный ключ от замка спичечных головок, заткнут гвоздем, а потом как ахнут об стенку!.. Чрезвычайно неприятно. Конечно, если и я понадоблюсь… Ну что же, возьму, как говорят, штык в руки… Борис Федорович, простите, на прошлой неделе мы говорили с вами о соединительной трубке к цапфе…

Б о р и с. Да-да, я сделал расчет. Как раз просил брата отнести вам. Вот. (Подает Кузьмину тетради и чертежи.) В расчете получилось, за практику не ручаюсь. Проверьте.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Товарищ Кузьмин, присаживайтесь к столу.

К у з ь м и н. Благодарю вас, благодарю, ни под каким видом. Спешу. (Борису.) Обещаю вам работать не покладая рук за двоих, за десятерых. Кстати, Люба, хоть вы и молодая лаборантка, но порядок должны знать: ушли и оставили на столе прибор. Могла попасть пыль. За него две тысячи золотом заплачено. Так мы с вами можем не сработаться. (Всем.) Я еще раз прошу прощения. Ну, Борис Федорович, до встречи! Разрешите я вас обниму! (Обнимает и целует Бориса.) Только, пожалуйста, пусть с вами ничего не случится… а то я буду чувствовать себя совершенно неловко. (Улыбается.)

Б о р и с. До свидания, Анатолий Александрович. Ничего не случится. Мы еще поработаем вместе.

К у з ь м и н (всем). Всего доброго. Будь она проклята, эта война! Ну до чего же она некстати! (Уходит.)

Ф е д о р И в а н о в и ч. Да, Чапаев из него не получился бы.

М а р к. В душе, наверно, рад, что Борис идет вместо него. Верно, Борька, может быть, ты из-за него?

Б о р и с. Не трус он.

Л ю б а. Просто глубоко штатский.

Б о р и с. Человек опытный, знающий… А мне надо быть там. Понимает – там. Я не хочу говорить…

Ф е д о р И в а н о в и ч. А ты не говори. Умный человек и так поймет. А для дураков язык трепать нечего.

И р и н а. Борька, ты мне родной брат, а я тебя вижу как будто впервые…

Ф е д о р И в а н о в и ч. Семейные излияния – потом. Что же Вероника не идет?

Б о р и с. Да она сказала – может, и не успеет. Мы попрощались с ней.

Ф е д о р И в а н о в и ч. А я слыхал, как ты ее зовешь. Белка! Вы тут, в комнате, шуры-муры, а я ухо к двери, подслушиваю. Вот уж белка так белка! Пусть сюда почаще приходит, попрыгает, а то Ирина не по годам серьезная. Марк… для него весь мир – музыка. А я в этой области профан. Бабушка отпрыгала свой век.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Вчера в домоуправлении рассказывал, как надо тушить зажигательные бомбы, - может быть, мне еще придется попрыгать по крыше.

Б о р и с. Мне пора, папа.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Уже?

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ну что ж, пора так пора.

И р и н а (подавая Борису маленькую книжку). Авось будет свободная минута, откроешь – Лермонтов. (Обнимает и целует брата.)

М а р к. Ну вот, сказал бы раньше, я бы что-нибудь приготовил.

Б о р и с. Подари свою самописку, если не жалко.

М а р к. Нашел подходящий момент выудить? Бери и пиши чаще. (Целует Бориса.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Раньше крестик бы я на тебя надела, а теперь не знаю… Разве что пуговицу от платья…

Ф е д о р И в а н о в и ч. Здорово! Срезай с нее пуговицу, самую большую, вон с пояса.

Борис берет нож и срезает пуговицу. Бабушка дает ее и крестит.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Все-таки лучше.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ну, мне дарить нечего, и так не забудешь – ругал я тебя немало. Провожать не пойду, устал. Дай глаза. (Целует Борису глаза.) Вот девушки проводят.

Д а ш а. Конечно.

Л ю б а. Будьте спокойны – мы сегодня восьмого провожаем.

Б о р и с (Марку). Ты не ходи

М а р к. Почему?

Б о р и с. Останься с отцом.

М а р к. Понял. До трамвая провожу.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (отведя Бориса в сторону). Боря, ты по какому адресу сейчас едешь?

Б о р и с. Не нужно, бабушка. Так даже лучше. Вы скажите ей – с дороги напишу. Если сейчас придет – отдайте. (Кивает на сверток с белкой.) Там записка.

М а р к. Тронулись?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Дай в последний раз погляжу.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Мама!

Все выходят, кроме Федора Ивановича и Варвары Капитоновны.

Э-эх! Выпить разве еще маленькую?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Выпей, Федя.

Федор Иванович хочет выпить, но отстраняет рюмку.

Не пьется одному?

Ф е д о р И в а н о в и ч.. Не пьется. (Собирается уходить.)

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Ты куда?

Ф е д о р И в а н о в и ч. На дежурство в больницу.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Ты же в пятницу дежурил!

Ф е д о р И в а н о в и ч. Сменю Федорова – старик устал, а мне ведь все равно не спать!

Ф е д о р И в а н о в и ч ушел. Варвара Капитоновна убирает со стола.

Со свертком в руках входит В е р о н и к а.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Вот и вы, Вероника!..

В е р о н и к а. Здравствуйте, Варвара Капитоновна!..

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Здравствуйте, здравствуйте! Боренька все глаза на двери просмотрел.

В е р о н и к а. Ушел?

В о в а р а К а п и т о н о в н а. Да.

В е р о н и к а. Хотелось что-нибудь купить ему на дорогу… Зашла в магазин, а вышла – не могла улицу перебежать – мобилизованные идут… колонны… Трамваи остановились, машины. Все замерло… Только они идут, идут… Очень много… Куда он ушел?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Туда, на сборный пункт!

В е р о н и к а. Где это?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Не сказал. Наверно, где-нибудь на Красной Пресне. Ирина и девушки провожать пошли.

В е р о н и к а. Какие девушки?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. С завода приходили. От комсомольской организации и от месткома, кажется. Милые такие.

В е р о н и к а (машинально идет за Варварой Капитоновной). Скоро как… Мне хотелось купить… а потом – все шли, шли…

В а р в а р а К а п и т о н о в н а.. Федя держался хорошо. Слава богу, обошлось без слез.

В е р о н и к а. Без слез…

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Боря записку вам оставил и вот это. (Подает Веронике сверток.)

В е р о н и к а. Что это?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. К завтрашнему дню – у вас рождение… Там и записка…

В е р о н и к а (развернув сверток). А где же записка?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (осматривает стол). Не видно. Видимо, забыл впопыхах, с собой унес.

В е р о н и к а. Забыл?

В а р в а р а К а п и т о н о в н а. Он вам с дороги скоро напишет.

В е р о н и к а. До свидания… (Идет к двери.)

В это время входит М а р к.

М а р к. Здравствуйте, Вероника. Что же вы опоздали? Куда вы? Нет-нет, я вас не отпущу. Не уходите, садитесь. У нас в доме вы как родная. Мы вас все любим, честное слово, дядя Федя сейчас об этом говорил. Берите пример с Бориса. Молодец – смеется, острит…

В е р о н и к а. Почему острит?

М а р к. Нет… просто так, для бодрости. Не надо его судить. Борис не мог сделать по-другому, это был бы не Бори. Тут закономерность времени, комсомол, идеи… Все это понятно… Это же массовый гипноз, как в цирке… Вы сидите… Все засыпают, потом пляшут, поют. А я никогда не поддавался гипнотизерам, даже когда хотел… Расскажите лучше, как ваши дела. Поступаете в институт?

В е р о н и к а. В какой институт?

М а р к. Пусть война, а мы будем работать. Я над своей сонатой, а вы должны поступить в институт. Должны! Иначе война может убить вас духовно, убить ваш талант. Кстати, вы были на последней выставке в Третьяковке?

В е р о н и к а. Серова? Да-да… (Хочет уйти.)

М а р к. И вы представляете себе, если бы великий Серов ушел в ту войну на фронт и погиб? Это была бы всемирная историческая глупость. Хотите я вам поиграю? Послушайте. (Играет на рояле).

Сквозь музыку врывается шум шагов – за окном идут колонны бойцов. Вероника прислушивается к шагам, медленно идет к окну, приоткрывает штору. Бабушка гасит свет и тоже подходит к окну. Затем подходит Марк. Все трое смотрят в окно.

В а р в а р а К а п и т о н о в н а (тихо, в окно). Возвращайтесь живыми!

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Совершенно чужая комната, в которой поселились Бороздины после эвакуации из Москвы. Однако некоторые вещи знакомы нам по второй картине.

В комнате В е р о н и к а и А н н а М и х а й л о в н а. Анна Михайловна пьет кофе за маленьким столиком и читает письмо, которое держит в руках. Вероника в своем любимом положении – с ногами на диване.

А н н а М и х а й л о в н а (отложив письмо). Хотите кофе, Вероника?

В е р о н и к а. Спасибо, нет. (Пауза. Бездумно.) «Журавлики-кораблики летят под небесами…».

А н н а М и х а й л о в н а. Последняя коробка. Хорошо бы где-нибудь достать.

В е р о н и к а. На рынке. У спекулянтов всегда все есть.

А н н а М и х а й л о в н а. Дорого. В Ленинграде я его редко пила, боялась за сердце. А муж любил, особенно вечером, перед работой. Он много работал по вечерам.

В е р о н и к а. Анна Михайловна, вы очень любили своего мужа?

А н н а М и х а й л о в н а. Мы с Кириллом прожили вместе двадцать девять лет, и сказать, что я любила его, - и мало и неверно. Это была часть меня. Он, я и Владимир составляли одно целое, невозможное врозь. А вот, оказывается, на свете все возможно.

В е р о н и к а. Вы сильная женщина, Анна Михайловна!

А н н а М и х а й л о в н а. Это кажется.

Пауза.

В е р о н и к а.

«Журавлики-кораблики

Летят под небесами,

и серые и белые…»

Тьфу, привязались эти глупые стихи!.. Живем в этих комнатах целую вечность, а я все не могу привыкнуть, как будто сосланная.

А н н а М и х а й л о в н а (снова взяв письмо). Володя скоро выписывается из госпиталя, а когда – хотя бы сообщил приблизительно. Так и остался легкомысленным. А ему сегодня двадцать один год исполнился.

В е р о н и к а. Сегодня? Поздравляю вас.

А н н а М и х а й л о в н а. Спасибо. Он очень славный мальчик. Я даже фотографии его не имею, решительно ничего не осталось.

В е р о н и к а. А мы захватили много вещей, все благодаря стараниям Марка.

А н н а М и х а й л о в н а. Да, ваш муж очень практичный человек.

В е р о н и к а. А мне ничего не надо. Я бы хотела быть как вы – одна.

А н н а М и х а й л о в н а. Вас любит Федор Иванович, и, мне кажется, не меньше, чем свою родную дочь.

В е р о н и к а. А я не могу любить его.

А н н а М и х а й л о в н а. Он все понимает, Вероника.

В е р о н и к а. Знаю-знаю… Который сейчас может быть час?

А н н а М и х а й л о в н а. Вероятно, седьмой в начале.

В е р о н и к а. Бесконечные дни.

А н н а М и х а й л о в н а. Я не знаю Бориса Федоровича, но, говорят, это был в высшей степени умный и порядочный юноша.

В е р о н и к а. «Был». Пропал без вести – не обязательно умер.

А н н а М и х а й л о в н а. Конечно, конечно. Я просто неправильно выразилась.

В е р о н и к а (прошла по комнате, подола к окну). Март, а такая вьюга.

А н н а М и х а й л о в н а. У нас в Ленинграде март тоже всегда снежный. (Помолчав.) Можно вам задать вопрос? Если вы на него не захотите ответить – не надо, я не обижусь.

В е р о н и к а. Да?

А н н а М и х а й л о в н а. Почему вы вышли замуж за Марка Александровича?

Пауза.

В е р о н и к а. Вы пьете без сахара?

А н н а М и х а й л о в н а. Экономлю. Приедет Володя, испеку что-нибудь.

В е р о н и к а. А у меня раньше было много-много вкусного. И сейчас есть. (Идет к комоду, достает оттуда белку.) Вот. Целая корзина золотых орехов. (Задумалась.) Вам нравится игрушка?

А н н а М и х а й л о в н а. Очень. Вероятно, сделана по заказу. В магазинах я таких не встречала.

В е р о н и к а. Когда-нибудь я заверну ее и уйду, тихонько, одна.

А н н а М и х а й л о в н а. Куда?

В е р о н и к а. Не знаю. На самый край света. (Очень тихо.) Я умираю, Анна Михайловна!

А н н а М и х а й л о в н а. Что вы, Вероника!

В е р о н и к а. Я умираю, Анна Михайловна… Поступила здесь учиться – не могла, ушла. Работала на заводе только две недели – тоже ушла. Все рассыпается.

А н н а М и х а й л о в н а. Это война, Вероника.

В е р о н и к а. Да, трудно учиться, работать, жить… Нет-нет. Вы, Ирина, Федор Иванович, Марк – все волнуются, работают, живут. А я… я все потеряла.

А н н а М и х а й л о в н а. У вас осталась жизнь, Вероника. Она вся впереди – долгая, неизвестная.

В е р о н и к а. А зачем жить? Вот вы преподаете историю, вы умная, скажите – в чем смысл жизни?

А н н а М и х а й л о в н а (помолчав). Может быть, в том, что остается после вас. Идите работать. Вероника, не ищите ответов на вопросы внутри себя, так вы их не найдете. И оправдания себе не подыщете.

Входит М а р к.

М а р к. Николай Николаевич не приходил?

В е р о н и к а. Неужели придет?

М а р к. Не приходил?

В е р о н и к а. Нет.

Анна Михайловна собирается уходить.

Посидите, Анна Михайловна.

А н н а М и х а й л о в н а. Я пойду к себе, Марк Александрович, вероятно, устал.

М а р к (фальшиво). Вы не мешаете, Анна Михайловна, сидите.

А н н а М и х а й л о в н а. Мне скоро на лекцию. (Ушла.)

В е р о н и к а. У нее сегодня, оказывается, день рождения сына Володи, того, что в госпитале.

М а р к. если придет Чернов, ты, пожалуйста, будь с ним повежливее.

В е р о н и к а. Противный он.

М а р к. Мне он, может быть, в сто раз противнее, чем тебе, а ничего не поделаешь – начальство.

В е р о н и к а. И деньги у тебя взаймы берет, а никогда не отдает.

М а р к. Зато какой администратор! Концерты устраивает самые выгодные.

В е р о н и к а. Особенно неприятно смотреть, как ты лебезишь перед ним.

М а р к (строго). Я никогда перед ним не лебежу… то есть не лебезю… то есть.. У, какое идиотское слово! И вообще мне опротивела эта война! Кричали – скоро кончится, месяца четыре, полгода! А ей конца-края нет. Я музыкант! Я плевал на эту войну! Чего от меня хотят? Был Бетховен, Бах, Чайковский, Глинка – они творили, не считаясь ни с чертом, ни с дьяволом! Им все равно при ком и когда было творить – они творили для искусства.

В е р о н и к а. Прекрати. Ты совсем перестал заниматься, Марк.

М а р к. Да, иногда я в отчаяние прихожу. Ох, эта война, война! Ну, ничего, будет и ей конец. Самое главное сейчас – выстоять. Понимаешь, главное – выстоять

Стук в дверь.

Пожалуйста.

Входит Ч е р н о в. Это солидный, степенный, хорошо одетый мужчина.

Ч е р н о в. Добрый вечер, Вероника Алексеевна.

В е р о н и к а. Здравствуйте.

Ч е р н о в. Марк Александрович, вы меня извините за вторжение…

М а р к. Что вы, Николай Николаевич, мы очень рады. Пожалуйста, раздевайтесь.

Ч е р н о в (снимая шубу). Немцы-то как на Кавказе продвинулись, читали? Ничего, мы им покажем себя. Можно, я положу шляпу на этот столик?

М а р к. Пожалуйста, пожалуйста.

Ч е р н о в (проходя в центр комнаты). Уютно у вас, тепло… А у меня жена с детьми в Ташкенте… Живу как бесприютный.

В е р о н и к а. Я пойду в магазин, Марк.

М а р к. Хорошо.

В е р о н и к а ушла.

Ч е р н о в. Я всегда восхищаюсь вашей супругой, какая она непосредственная, чистая.

М а р к. Вы не обижайтесь на нее, Николай Николаевич.

Ч е р н о в. Я сказал совершенно искренне. А эта детская невыдержанность делает ее просто очаровательной. Искал вас сегодня в филармонии…

М а р к. Да-да, мне передавали.

Ч е р н о в. Мне совестно к вам обращаться, но выручайте, Марк Александрович. Жена пишет – сидит без копейки.

М а р к. Сколько, Николай Николаевич?

Ч е р н о в. Буквально сколько можете. Хотя бы пятьсот рублей.

М а р к (доставая деньги). Пожалуйста, Николай Николаевич.

Ч е р н о в. Я все подсчитаю, вы не беспокойтесь

М а р к. Что вы, Николай Николаевич!

Ч е р н о в. И еще небольшая просьба: вы бы не могли попросить Федора Ивановича достать некоторые медикаменты?

М а р к (испуганно). Какие?

Ч е р н о в. Хорошо бы сульфидин, опий, камфору.

М а р к. Нет-нет… что вы… Дядя Федя болезненно щепетильный. С этим к нему подступиться невозможно.

Ч е р о н о в. Ну, не надо, не надо.

М а р к. Может быть, в его домашней аптечке есть – я посмотрю.

Ч е р н о в. Нет, если действительно неудобно – не нужно.

М а р к. Ничего-ничего… (Уходит и возвращается с медикаментами в руках.) Вот все, что есть.

Ч е р н о в. Не густо.

М а р к. Зачем вам так много?

Ч е р н о в. Вы скажите Федору Ивановичу, что это для меня. Надеюсь, не обидится. В сущности – пустяк. (Прячет медикаменты в портфель.) Вы сегодня будете у Антонины Николаевны?

М а р к. Может быть.

Ч е р н о в. Извинитесь за меня, я занят, не могу прийти. Кстати, могу вам предложить эту коробку конфет. (Достает из своего большого портфеля коробку.) сделайте именинный подарок. Антонина Николаевна будет рада. Не очень роскошно, но вы привяжите сверху какой-нибудь пустячок. Ну, хотя бы вот эту игрушку. (Показывает на белку, оставленную Вероникой на диване.) Получится неплохо, уверяю вас. Война – надо во всем проявлять фантазию.

М а р к. Сколько?

Ч е р н о в. Ничего-ничего. Потом сочтемся. Пустяк. Я оставляю, да?

М а р к. Хорошо, Николай Николаевич. Спасибо.

Ч е р н о в (одеваясь). Завтра хотели, чтобы вы выступали в госпитале – бесплатно, разумеется, - а я вас перебросил в другую бригаду. Кажется, недурно заработаете. Пригодится, верно?

М а р к. Спасибо, Николай Николаевич.

Ч е р н о в (прощаясь с Марком). Откланяйтесь вашей супруге.

М а р к. До свидания, Николай Николаевич.

Ч е р н о в уходит.

М а р к подошел к шкафу, вынул оттуда костюм, прошел за ширму переодеваться.

Быстро входит И р и н а.

И р и н а. Дома есть кто?

М а р к (кричит). Нельзя-нельзя, я переодеваюсь.

И р и н а. Анна Михайловна, Анна Михайловна!

Входит А н н а М и х а й л о в н а.

Поздравьте меня! Просто отдышаться не могу!.. Сегодня делала сложнейшую полостную операцию – прошла исключительно удачно. Отец наблюдал, хвалил. Паренек совсем был готов, как они выражаются, «комиссоваться», то есть на тот свет отправиться, а я рискнула – конечно, с согласия отца. У нас нет чая?

А н н а М и х а й л о в н а. Я могу вам предложить кофе.

И р и н а. Пожалуйста, пить хочется смертельно.

А н н а М и х а й л о в н а ушла.

Марк! Я сегодня совершила чудо! Воскрешение из мертвых.

Возвращается А н н а М и х а й л о в н а.

Понимает, он умирал… (Идет за ширму, где переодевается Марк.) А теперь будет жить! Будет, будет!

М а р к. Нельзя, я же тебе сказал!

И р и н а. Что, я тебя не видела в подштанниках? (Подбегает к телефону.) Госпиталь?.. Это кто? Нянюшка, как состояние больного Сазонова из сорок пятой палаты? Это Бороздина говорит… На боли жалуется? Ничего, пусть потерпит голубчик… Есть просил?! (Вешает трубку.) Есть просил – великий праздник! У меня у самой аппетит разыгрался. (Жадно ест бутерброд.)

Входит М а р к. Завязывает перед зеркалом галстук.

Да, чтобы понять все это, надо быть или врачом, или умирающим. Это – тридцать второй мой воскрешенный.

М а р к. Ты бы делала зарубки, как бойцы на винтовках, - убьют фашиста и зарубку делают. Так и ты, ну хотя бы на операционном столе.

И р и н а. Ты меняешься, Марк, и не в лучшую сторону.

М а р к. А я не понимаю, как это можно копаться в чьих-то потрохах, делать ампутацию, резекцию, а потом плясать от радости.

А н н а М и х а й л о в н а. Успех в любой профессии доставляет чувство удовлетворения и радости.

М а р к. По-вашему, если гробовщик сделал отличный гроб – он потирает себе руки от удовольствия?

А н н а М и х а й л о в н а. Как это ни парадоксально, вероятно, да.

М а р к. Тьфу!

И р и н а. Тонкая натура, ты что прифрантился?

М а р к. Концерт.

И р и н а. Ври умнее, среды у тебя выходные.

М а р к. Говорят тебе, концерт… шефский.

И р и н а. Где это?

М а р к. В клубе пищевиков.

И р и н а (встает из-за стола). Спасибо, Анна Михайловна. Пойду запишу в свою тетрадочку.

А н н а М и х а й л о в н а. Не перегружайте себя, Ирина Федоровна. Я заметила, что вы Ио по ночам пишете и пишите.

М а р к. Действительно, что ты там, летописи, что ли, сочиняешь?

И р и н а. Да. «Се повесть времянных лет»… (Ушла.)

М а р к. Просидит она всю жизнь в девицах, помяните мое слово!

А н н а М и х а й л о в н а. Почему вы так решили?

М а р к. Когда молодая женщина так исступленно работает – значит, она что-то заглушает в себе. (Привязывает белку к коробке.)

А н н а М и х а й л о в н а. Вы хотите унести эту белочку?

М а р к. Да… Тут один мальчик именинник, по дороге зайду поздравлю.

А н н а М и х а й л о в н а. Мне кажется, ваша жена очень дорожит этой вещью.

М а р к. Ничего… Я ей куплю другую игрушку.

А н н а М и х а й л о в н а. Вы бы поговорили с женой, Марк Александрович, у нее очень тяжелое настроение.

М а р к. Да я вижу. И чего ей надо – не пойму. Поговорите вы с ней, Анна Михайловна. Мне самому просто невыносимо, иногда домой возвращаться не хочется. (Одевается.) Скажите Веронике, что приду не поздно. (Ушел.)

Входит И р и н а.

А н н а М и х а й л о в н а. Все-таки нехорошо получилось.

И р и н а. что такое?

А н н а М и х а й л о в н а. Ваша невестка оставила на диване маленькую плюшевую белку, очевидно, чей-то подарок.

И р и н а. Борин подарок.

А н н а М и х а й л о в н а. Я так и думала. А Марк Александрович привязал ее к коробке конфет и унес какому-то мальчику.

И р и н а. Черт знает что делается! «Концерт»!.. Я чувствовала. «Мальчику»! Зовут этого мальчика Антонина.

А н н а М и х а й л о в н а. Что вы, Ирина Федоровна?

И р и н а. Нужно быть глупой, как Вероника, чтобы ничего не видеть.

А н н а М и х а й л о в н а. Может быть, вы ошибаетесь?

И р и н а. Ошибаюсь! Наша операционная сестра живет в одном доме с этой особой… Я уж молчу, чтобы отец не знал.

А н н а М и х а й л о в н а. Бедная девочка, до чего ее жаль!

И р и н а. Представьте себе, мне – ни капельки. Это какая-то кукла. Сидит на своем диванчике, ежится, как будто тонула, а ее только что из воды вытащили.

А н н а М и х а й л о в н а. Это вы верно заметили, Ирина Федоровна. Но у нее доброе сердце.

И р и н а. Это у вас доброе сердце, Анна Михайловна. Вы бы знали ее раньше. Хохотала так, что завидно делалось. Лепила, в художественное училище собиралась. Талант!.. А теперь? Самое большое, что из нее получится, - это домашняя хозяйка. И то, вероятно, плохая.

А н н а М и х а й л о в н а. Вы судите как энергичная женщина. У девочки погибли родители…

И р и н а. Знаю. Первое время и я не могла на нее смотреть без слез. Но дни идут… В этой адской войне надо выстаивать, а не превращаться в простоквашу. Иначе что получится? Сейчас счастливых нет – и быть не может.

А н н а М и х а й л о в н а. Вы обижены за пропавшего брата, Ирина Федоровна.

И р и н а. Да, и за него.

А н н а М и х а й л о в н а. И не правы.

И р и н а. Я ей за Бориса никогда не прощу.

А н н а М и х а й л о в н а (резко). И не правы! Война калечит людей не только физически, она разрушает внутренний мир человека, и, может быть, это дно из самых страшных ее действий. Вы же понимаете состояние раненых, когда они кричат, стонут и своим поведением даже мешают вам лечить их. Там вы терпеливы, снисходительны, а здесь… И вообще, когда мы обрежем палец – бежим в больницу, а когда изранена душа – мы только и кричи: крепись, мужайся!

Входит Ф е д о р И в а н о в и ч.

И р и н а. Ты что задержался?

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ребят отправляли, кого домой, кого в выздоравливающий батальон. А Вероника где? Марк?

А н н а М и х а й л о в н а. Марк Александрович сказал – у него концерт, а Вероника, вероятно, пошла прогуляться.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Не люблю, когда дом пуст. Скоро ли мы сможем хотя бы за стол садиться все вместе, как в Москве? (Пьет кофе.) А вы, Анна Михайловна?

А н н а М и х а й л о в н а. Я только что пила кофе. (Уходит.)

Ф е д о р И в а н о в и ч. Двое так двое. Ирина! В шкафчике на заветной полочке – с устатку.

И р и н а. Ты бы воздержался.

Ф е д о р И в а н о в и ч. За твои успехи! Молодец ты, Ирина! Проглоти и ты маленькую.

И р и н а. Еще его, мерзость такую.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Писем не было?

И р и н а. Нет.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Понимаю. Глупый вопрос задал… Ничего, потерпим. Ты бабушке деньги отправила?

И р и н а. Да, утром. Чего она там, в Москве, сидит караулит?

Ф е д о р И в а н о в и ч. Упрямая. Доктор Бобров на тебя поглядывает. Заметила?

И р и н а. Есть у меня время…

Ф е д о р И в а н о в и ч. Он, по-моему, симпатичный…

И р и н а. Ну и что?

Ф е д о р И в а н о в и ч. Э, какая ты…

Входит В е р о н и к а.

Вот кстати… Садись.

В е р о н и к а. Не хочется. (Пошла, села на диван.)

Ф е д о р И в а н о в и ч. Это что – перловка, что ли?

И р и н а. Кажется. Ешь, не разглядывай.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Хочется гречневой… (Веронике.) Кашу ты варила?

В е р о н и к а. Я…

Ф е д о р И в а н о в и ч. Снег-то третий день лепит и лепит.

В е р о н и к а. Да.

Ирина начинает собирать со стола.

(Подходит к Ирине.) Давай я уберу.

И р и н а. Ладно, сиди уж!

Вероника отошла. Ирина унесла посуду.

Ф е д о р И в а н о в и ч (подойдя к Веронике). Ну как?

В е р о н и к а. Что?

Ф е д о р И в а н о в и ч. Гуляла?

В е р о н и к а. Да.

Ф е д о р И в а н о в и ч (не зная, что сказать дальше). Это хорошо. Знаешь, духу надо больше, духу…

В е р о н и к а. Наверное.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ты меня извини, но… Заняться бы тебе чем-нибудь!

В е р о н и к а. Не могу.

Ф е д о р И в а н о в и ч. А ты – через не могу.

В е р о н и к а. Подумаю.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ты потерпи… придет письмо… и вообще все будет в лучшем виде, вот увидишь.

В е р о н и к а. Вы мне никогда не простите за него? (Плачет.)

Ф е д о р И в а н о в и ч. Я люблю тебя, глупая.

Входит А н н а М и х а й л о в н а.

А н н а М и х а й л о в н а. Очки где-то оставила. (Ищет.)

Ф е д о р И в а н о в и ч. А я никогда не читал лекции, боялся большой аудитории. А вообще-то мог бы. Газеты были?

А н н а М и х а й л о в н а. Нет, не было еще.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Спасибо. Пойду дров наколю… (Ушел.)

А н н а М и х а й л о в н а (найдя очки). Вот они. (Веронике.) Марк Александрович просил передать, что вернется не поздно.

В е р о н и к а (ищет). Куда я положила свою белку? Вы не видели, Анна Михайловна?

А н н а М и х а й л о в н а. Ее унес Марк Александрович.

В е р о н и к а. Унес Марк? Куда?

А н н а М и х а й л о в н а. Подарить какому-то мальчику.

В е р о н и к а. Мою белку!.. Мальчику!.

А н н а М и х а й л о в н а. Вы не волнуйтесь, Вероника.

В е р о н и к а. Куда он ушел?

А н н а М и х а й л о в н а. У него концерт в клубе работников пищевой промышленности.

В е р о н и к а (бежит к телефону). Клуб?.. Скажите, у вас во сколько начинается концерт?.. Это клуб пищевой промышленности?.. Нет, у вас должен быть концерт… Выходной? (Кладет трубку.) В клубе сегодня выходной.

Входит И р и н а.

И р и н а. Ты чего раскричалась?

В е р о н и к а. Где Марк?

И р и н а. На концерте.

В е р о н и к а. Я звонила – там выходной.

И р и н а. Значит, укатился в гости.

В е р о н и к а. Куда?

И р и н а. Я не знаю.

В е р о н и к а. Вы чего-то не говорите мне. Он унес кому-то мою белку.

И р и н а. Ну и что? Подняла крик из-за игрушки.

В е р о н и к а. Кому унес? Ты знаешь, да?

И р и н а. Ну… знаю.

В е р о н и к а. Кому?

И р и н а. Антонине Николаевне Монастырской.

В е р о н и к а. Какой Монастырской? Зачем?

И р и н а. Спроси у Марка.

А н н а М и х а й л о в н а. Ирина Федоровна, если вы начали говорить правду…

В е р о н и к а (Ирине, кричит). Говори!..

И р и н а. Ты не командуй. Ну, Марк бывает у этой Монастырской… часто. Поняла?

В е р о н и к а. Ты мне нарочно говоришь это…

И р и н а. С какой стати?

В е р о н и к а. Назло. Ты завидуешь мне – меня любят. У меня муж, а ты… ты все еще старая дева!

А н н а М и х а й л о в н а. Вероника, что вы!

И р и н а. Монастырская живет на улице Гоголя, где главный гастроном… Кажется, на втором этаже – можешь проверить. (Ушла.)

А н н а М и х а й л о в н а. Вы успокойтесь, Вероника.

В е р о н и к а. Надо что-то делать… надо что-то делать… надо что-то делать…

А н н а М и х а й л о в н а. Конечно… Придет Марк Александрович, вы объяснитесь… Сейчас не волнуйтесь, необходимо подождать…

В е р о н и к а. Ждать! Опять ждать! Я и так все время чего-то жду, жду, жду… Хватит! Я не хочу больше этого! Ничего не хочу – ни этих стен, ни Марка, ни Ирины, ни вас! Никого! Я знаю, вы все обвиняете меня, только притворяетесь из жалости! А я не хочу этого! Не хочу! (Одевается.)

А н н а М и х а й л о в н а. Куда вы?

В е р о н и к а. Туда… К нему.

А н н а М и х а й л о в н а. Это неудобно.

В е р о н и к а. Все удобно! Борис не сделал бы так… Он научил бы меня… он приедет и все прости мне, все… Он любит меня, любит, любит!.. (Убегает.)

А н н а М и х а й л о в н а (зовет). Ирина Федоровна!

Входит И р и н а.

Она убежала туда…

И р и н а. Черт дернул меня вмешаться в это дело… Ничего не будет… Поскандалит, и все. Испортила настроение… Так хорошо на душе было…

А н н а М и х а й л о в н а. Все-таки вы слишком жестоки с ней.

И р и н а. Да, знаю. Ничего с собой поделать не могу.

А н н а М и х а й л о в н а (взглянув на часы). Пора.

И р и н а. Вы очень спешите, Анна Михайловна?

А н н а М и х а й л о в н а. Нет, пойду потихоньку. А что?

И р и н а. Скажите, я действительно на старую деву похожа? Да?

А н н а М и х а й л о в н а. Что вы, Ирина Федоровна… Вам всего двадцать восемь лет…

И р и н а. И вы не думайте… Я не черствая и не то что не могу любить… Я любила, честное слово, любила… сильно… Это еще в школе было, в десятом классе. Он такой был тихий, хороший, Гриша… Только, пожалуйста, не говорите об этом никому…

А н н а М и х а й л о в н а. Я копилка, Ирина Федоровна… Надежная копилка…

И р и н а. Он даже провожал меня несколько раз. А потом они переехали жить в Свердловск…

Входит Федор Иванович.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Новые инструкции прислали, читала?

И р и н а. Нет.

Ф е д о р И в а н о в и ч (размахивая листками бумаги). Полюбопытствуй.

А н н а М и х а й л о в н а. Мы еще продолжим наш разговор, Ирина Федоровна.

И р и н а (поспешно). Да-да.

А н н а М и х а й л о в н а уходит.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Толкового на три копейки, а канцелярщины пуд. Писанина и писанина!

И р и н а. Не рычи. Давай разберемся! (Берет у отца бумаги, садится к столу, читает.)

Ф е д о р И в а н о в и ч (подходит к карте, на которой черными флажками обозначена линия фронта. Стоит, рассматривает). Какая змея получилась!

Стук в дверь.

Можно.

Входит В о л о д я, за плечами у него вещевой мешок.

В о л о д я. Анна Михайловна Ковалева здесь живет?

И р и н а. Здесь. Только она на уроках в вечернем техникуме.

В о л о д я. А комната ее где?

И р и н а (показывает). Вот эта.

Володя идет в комнату Анны Михайловны.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Молодой человек, вы, собственно, куда?

В о л о д я (улыбаясь). Домой… Я ее сын…

И р и н а. Володя?!

В о л о д я. Да. А вы, наверное, Вероника?

Ф е д о р И в а н о в и ч. А я – Марк Александрович?

В о л о д я (смеется). Ирина Федоровна!

Ф е д о р И в а н о в и ч. Разберешься постепенно…

В о л о д я. Вот вы какие!

Ф е д о р И в а н о в и ч. Нравимся? Ну, гость дорогой, сбрасывай пожитки.

Володя кладет вещевой мешок.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Анна Михайловна только что ушла, так что потерпи еще малость. Ириша, дай-ка с заветной полочки. Мы пока покалякаем. Ты пьющий?

В о л о д я. Конечно.

Ф е д о р И в а н о в и ч (Ирине). Слыхала, как гордо сказано? (Володе.) Тебе сколько лет?

В о л о д я. Двадцать один.

Ф е д о р И в а н о в и ч. А я, знаешь, водку только в двадцать пять попробовал. Некогда было. Мировая война, революция, гражданская… Словом, не везло.

В о л о д я. Я все-таки на фронте был.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Понимаю. В отпуск или по чистой?

В о л о д я. По чистой.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Чем заслужил?

В о л о д я. Пуля в легком сидит. Это не больно. Только вы матери не говорите – сидит и пусть сидит, а ей скажем, что вытащили.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Что же ты не писал о приезде?

В о л о д я. Нарочно. У меня сегодня день рождения.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Сюрприз?

В о л о д я. Да. Вот только вид не праздничный.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Да, всучил тебе кладовщик не первый сорт.

В о л о д я. Взял, что попало, только бы побыстрей. И в дороге пропылился. В Азии-то уж жарко.

И р и н а (входя). А почему ты решил, что я Вероника?

В о л о д я. Мать писала – хорошенькая.

Ф е д о р И в а н о в и ч. Ирина, твои шансы повышаются!

И р и н а. Чудак! Это же она о Веронике писала.

В о л о д я. О вас она тоже хорошо писала.

Ф е д о р И в а н о в и ч (Ирине). А Вероника где?

И р и н а. Гулять ушла.

Ф е д о р И в а н о в и ч (подымая рюмку). Ну, молодой герой, в нашем доме ты – первая ласточка.

Чокаются.

Дай бог – не последняя!

В о л о д я (чокаясь). Да, как говорится.

И р и н а. Он не в этом смысле сказал, Володя.

В о л о д я (серьезно). Я знаю.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Поиск по сайту: