ОТ ИЗДАТЕЛЯ. пятая скрижаль завета

В поисках скрижалей

Анхель де Куатьэ

МАЛЕНЬКАЯ ПРИНЦЕССА

пятая скрижаль завета

книга шестая

Куатьэ, Анхель де

Поиски скрижалей продолжаются!

Знаем ли мы правду о себе? Давно ли мы заглядывали в свое сердце? Да и готовы ли мы к этой аудиенции? А ведь от этого зависит вся наша жизнь. Без этого ее нет. Просто не может быть. Пристраиваться к миру, приспосабливаться к миру, мириться с миром — вот искушение, которому не в силах противостоять человеческая душа.

История поисков пятой Скрижали захватывает и держит в напряжении с первой же страницы. Анхель и Данила оказываются заложниками страшной и опасной игры. В мире, живущем без правды, все зыбко и тленно. В душах, позабывших о Свете, царствует Тьма. «Глаза слепы. Искать надо сердцем», — говорит Антуан де Сент-Экзюпери. «Правда страшит. Но с ней не страшно», — вторит ему Маленькая Принцесса.

Правда в каждом из нас. Но где мы?

«В каждом когда-то жил ребенок — он мог, словно рентген, просветить насквозь пообедавшего удава. Или увидеть живого барашка в коробке, нарисованной на бумажном листке. Но главное — он знал правду, он знал все как есть. У него не было двойного дна. Он сам был и маленькой планетой, и космосом вокруг нее. Он был всем, самой жизнью. Но где он теперь? "Зачем этот мальчик покончил жизнь самоубийством?"».

Сайт в Интернете, посвященный Анхелю де Куатьэ:

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ЭПИЛОГ

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

Шестая книга Анхеля де Куатьэ, и я, рискуя показаться смешным, снова вынужден повториться — эта книга произвела на меня самое сильное впечатление из всех книг этого автора. То же самое я писал в предисловии к «Учителю танцев», к «Дневнику сумасшедшего». Но что поделать?.. Каждая новая книга Анхеля де Куатьэ действительно — лучшая. Чего стоит один лишь вопрос Данилы, спрашивающего в «Маленькой Принцессе» о судьбе «Маленького Принца» Антуана де Сент-Экзюпери: «Зачем этот мальчик покончил жизнь самоубийством?»

Странный и страшный вопрос. Попробую объяснить, почему я так чувствую.

Мне кажется, что у многих читателей «Маленького Принца», людей, очарованных этой великой французской книгой, не раз возникало ощущение ее недосказанности, незавершенности. Неслучайно, многие считают загадочную, похожую на самоубийство смерть военного летчика де Сент-Экзюпери истинным финалом «Маленького Принца».

Автор «Маленького Принца» действительно обрывает повествование, оставляет последний лист чистым. Он словно говорит нам: «Допишите конец. Вы ведь знаете этого мальчика. Он в вас».

Но если он в нас... И тут вопрос Данилы превращается из литературоведческой сентенции в набат: «Зачем этот мальчик покончил жизнь самоубийством?»

В каждом когда-то жил ребенок — он мог, словно рентген, просветить насквозь пообедавшего удава. Или увидеть живого барашка в коробке, нарисованной на бумажном листке. Но главное — он знал правду, он знал все как есть. У него не было двойного дна. Он сам был и маленькой планетой, и космосом вокруг нее. Он был всем, самой жизнью. Но где он теперь? «Зачем этот мальчик покончил жизнь самоубийством?»

Мы превратились во «взрослых». «Взрослые, — пишет Антуан де Сент-Экзюпери, — очень любят цифры. Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый друг, они никогда не спросят о самом главном. Никогда они не скажут: "А какой у него голос? В какие игры он любит играть? Ловит ли он бабочек?" Они спрашивают: "Сколько ему лет? Сколько у него братьев? Сколько он весит? Сколько зарабатывает его отец?" И после этого воображают, что узнали человека». Мы превратились в таких «взрослых».

Мы стали «Королями», для которых все — поданные. Кто-то превратился в «Пьяницу», которому совестно, что он пьет, и он пьет, чтобы забыть, что ему совестно. Многие стали «Деловыми людьми», которым кажется, что они владеют звездами, хотя на самом деле в их ведении — одни закорючки. Некоторые живут как «Фонарщик» — когда-то они помогали людям, а теперь просто следуют привычке включать и выключать свет. Наконец, все взрослые стали «Географами» и больше «не отмечают цветы» на карте, потому что «цветы — эфемерны».

В нас проросли семена зловредных баобабов. «Если баобаб не распознать вовремя, потом от него уже не избавишься, — предупреждает Маленький Принц. — Он завладеет всей планетой. Он пронижет ее насквозь своими корнями. И если планета очень маленькая, а баобабов много, они разорвут ее на клочки». Вообще, это очень просто — встал поутру, умылся, привел себя в порядок и сразу же приведи в порядок свою планету. Баобабы надо непременно выпалывать каждый день, как только их можно отличить от будущих розовых кустов. Молодые ростки у них почти одинаковые...»

Антуан де Сент-Экзюпери пишет о «планете», а речь идет о душе. Он говорит о розовых кустах, а рассказывает о внутреннем свете, он описывает баобабы, а предупреждает о темной стороне души. Эту чистую проповедь поняли не многие. И теперь о том же самом, но уже совсем по-другому, говорит Анхель де Куатьэ. Антуан предупреждал — семена баобабов постоянно прорастают, они могут уничтожить душу. Анхель и Данила застали планету, уже разорванную баобабами. Наш внутренний свет едва брезжит. Какой-то мальчик не услышал, насколько «страшно важно и неотложно» бороться с тьмой внутри.

Зачем Маленький Принц покончил жизнь самоубийством?..

Это все, что я имею право сказать сейчас, предваряя новую книгу Анхеля де Куатьэ. Потрясенный прочитанным, я бы хотел сказать много больше, но вынужден себя сдерживать. «Маленькая Принцесса» читается, как захватывающий детектив: Анхель и Данила оказались заложниками очень серьезной и страшной игры. Поэтому, если я скажу больше, то непременно выболтаю какие-то детали, что возможно испортит читателю книги удовольствие от предстоящих открытий — как сюжетных, так и в чистой сфере духа. Допустить это я никак не могу. Поэтому мне надлежит умолкнуть. И остается только завидовать тем, кто будет читать эту книгу впервые.

Издатель

ПРЕДИСЛОВИЕ

За нами следят уже больше двенадцати часов. Сначала я в этом сомневался, но теперь уже нет. Две темные машины появились под нашими окнами, как только я втащил Данилу домой. И за все это время ни один человек из них так и не вышел.

Слава богу, Данила постепенно приходит в себя. По крайней мере, теперь я буду не один. Но состояние у меня все равно ужасное. Мы потеряли Скрижаль. За нами следят. Что делать дальше — неизвестно.

Придавая поиски Скрижалей огласке, я предполагал, что мы можем столкнуться с определенными трудностями. Но мне и в голову не приходило, что последствия окажутся столь серьезными.

На сей раз мы столкнулись с воплощенной Тьмой. Я ощущаю это физически. Пытаюсь убедить Данилу, но он мне не верит. Но его мнение на этот раз мною в расчет не принимается. Потому что он ничего не помнит...

Да, все три дня, за которые мы столько перенесли и пережили, стерты из его памяти, словно ластиком. Белый, чистый лист. Стерто, стерто. Я включил диктофон и делаю запись. Если с нами что-то случится, то, по крайней мере, эта информация сохранится на пленке.

Данила смотрит на меня, как на умолишенного. Он качает головой, удивленно хлопает веками и говорит: «Нет, Анхель, этого не может быть. Этого просто не может быть. Я не мог этого забыть. И это не Тьма!»

Я отвечаю: «Данила, давай я тебе сначала все расскажу. Все по порядку. А потом ты будешь делать свои умозаключения — Тьма или не Тьма. Вообще, сможешь делать все что угодно. Но не сейчас. Ты же ничего не помнишь. Так?»

Он соглашается. Сидит и растерянно смотрит, как я мечусь по комнате. Он пришел в себя меньше часа назад. И если бы у меня не было «вещественных доказательств», то он и вовсе бы решил, что я его разыгрываю.

Ему кажется, что он лег спать вчера вечером, а проснулся сегодня утром. На самом деле, он лег спать больше трех суток назад и с тех пор, кстати, почти не спал.

— Данила, ты правда ничего не помнишь? — я спрашиваю его, наверное, в тридцатый раз. — Ни Кассандру, ни Гаптена, ни Машу... Никого?

— Нет, — говорит Данила и смотрит на меня с подозрением.

— Я тебя не обманываю, правда! Вот, видишь две машины. Они стоят под нашими окнами уже двенадцать часов. За нами следят!

У тебя паранойя, Анхель! Ты с ума сошел. Кому надо за нами следить?! — Данила сердится, а я ощущаю очередной приступ своего бессилия.

— Это правда, Данила! — Правда!

— Слушай, Анхель, — предлагает Данила. — Давай выйдем из дома. Я тебя уверяю — как эти машины стояли у нас под окнами, так и останутся стоять!

— Как ты не понимаешь, я боюсь выходить из дома! — отвечаю я, срываясь на крик.

— О чем я и говорю — Анхель, ты просто не в себе! Пойдем. Тебе надо проветриться, а заодно ты убедишься, что я прав.

Что делать? Я не знаю. Но если другого способа убедить его нет...

— Хорошо, — отвечаю я, хотя все во мне сжимается в этот момент от ужаса.

Мы выходим из подъезда и через двор направляемся к улице. Обе машины словно по команде заводятся и едут туда же.

Данила смотрит на меня с удивлением. А я не смотрю на него, потому что меня трясет и я боюсь сорваться. Меня трясет из-за того, что он мне не верит и не понимает, в какой тяжелой ситуации мы находимся. Я пытаюсь держать себя в руках.

Машины, не торопясь, следуют за нами. Сидящие в них люди, хотя и прячутся за тонированными стеклами, ничуть не беспокоятся о конспирации. Они видят, что мы оглядываемся, что мы тоже следим за ними, но ничего не предпринимают. Просто едут за нами и все.

— Предлагаю зайти в кафе, — говорю я.

— Давай зайдем, — отвечает Данила. Мы заходим и тут же, не сговариваясь, разворачиваемся, чтобы посмотреть в окно.

Преследовавшие нас машины паркуются прямо напротив.

— Ну? — спрашиваю я, пытаясь не кричать. — Паранойя?!

Знаю твои дела, но ты носишь имя, будто жив, но ты мертв.

Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти; ибо Я не нахожу, чтобы дела твои были совершены перед Богом Моим.

Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя.

Побеждающий облечется в белые одежды; и не изглажу имени его из книг жизни, и исповедаю имя его пред Отцом Моим и пред Ангелами Его.

Имеющий ухо да услышит, что Дух говорит церквам.

Откровение святого

Иоанна Богослова,

3:1-3, 5-6

ПРОЛОГ

Мы садимся за столик.

Данила выглядит испуганным, я даже рад этому. Наконец-то он будет воспринимать мои слова серьезно.

Я достаю из кармана книжку «Маленький Принц» Антуана де Сент-Экзюпери и показываю ему:

— Узнаешь? Как ты ее читал, помнишь?

— Да, помню. Вчера вечером, — отвечает Данила.

— Поза-поза-позавчера вечером, — поправляю его я.

Ну что ж, по крайней мере понятно, с какого момента рассказывать...

В ту ночь я долго не мог уснуть, задремал лишь под самое утро. Все беспокоился. Почему-то вспоминал деда, мать. Думал, как они у меня там. Мы с мамой недавно созванивались. Она говорит, у них все нормально, дед по-прежнему. В общем, чтобы я не беспокоился. Но что значит — «не беспокоился»?

Я пытался войти в ее сновидение, но она меня не пустила. Увидела, как я приближаюсь, обняла, поцеловала: «Анхель, ты должен быть там». Вот и весь разговор.

Как раз в этот момент, Данила, ты меня и разбудил. Было около девяти часов утра. И это, насколько я понимаю, уже за пределами твоей памяти. Разбудил, чтобы рассказать о прочитанном тобою ночью «Маленьком Принце».

Книжка произвела на тебя сильное впечатление, и ты тут же начал мне ее пересказывать. Говорил быстро, эмоционально.

Я сел на кровать, протер глаза, посмотрел на часы. Конечно, я не выспался! И только мне не хватало выслушивать с утра пораньше вольное изложение «Маленького Принца» в твоем исполнении! Я попросил тебя обождать с этой «новостью», но ты не унимался. Я продолжал просить, ты — ни в какую. Наверное, только через час я понял, что с тобой что-то не так...

В общем, ты уговорил меня пойти прогуляться. Я согласился. С условием, что мы зайдем в кафе, где дают свежие круассаны. С учетом твоей ненависти к самому запаху слоеного теста можешь вообразить, насколько сильно тебе хотелось рассказать мне о «Маленьком Принце»!

По дороге ты молчишь, что-то думаешь, а я буквально сплю на ходу. В кафе я беру кофе и круассаны, ты — только кофе. Запах круассанов делает меня добрее, но в целом настроение у меня скверное — хочется спать. В общем, ты понимаешь...

Садимся за столик.

— Анхель, ты читал «Маленького Принца»?

Я смотрю на тебя и даже не знаю, что ответить. Автор «Маленького Принца» был другом семьи моего отца — точнее, другом моей бабушки по отцовской линии. И Поль, мой отец, будучи еще совсем маленьким мальчи ком, получил от «дяди Антуана» книжку с автографом.

«Читал ли я "Маленького Принца"?» Серьезность твоего вопроса вызьюает у меня умиление.

Я мычу «да», откусывая кусок теплого круассана.

Эта сказка была любимой книгой Поля. И на ночь я частенько слушал «Маленького Принца». Отец рассказывал его по памяти, но сильно отклонялся от текста. Он описывал летчика, застрявшего в Сахаре, как своего хорошего знакомого.

«И тогда дядя Антуан, — говорил Поль, — нарисовал Маленькому Принцу второго барашка. Но тот ему тоже не понравился».

С детства я знаю «Маленького Принца» таким — родным, домашним. И конечно, воспринимаю Антуана де Сент-Экзюпери не так, как другие люди. Я понимаю, что он великий человек, но он еще и человек из моего детства.

— Анхель, а я почему-то всегда думал, — говоришь ты, — что «Маленький Принц» — это смешная история про мальчика, который нарисовал удава, проглотившего слона, а всем казалось, что это шляпа.

Я пожимаю плечами:

— Ну, где-то так оно и есть...

Но ты моим ответом категорически недоволен:

— Где-то! Анхель, про удава там, вообще, для отвода глаз написано!

Я слегка шокирован этим «известием». И тут же получаю от тебя такой вопрос:

— Ты мне объясни, зачем этот мальчик покончил жизнь самоубийством!

— Покончил жизнь самоубийством? — я недоумеваю. — Маленький Принц?

— Ну, а как еще? Анхель, ты что, не помнишь? В самом конце повести он просит, чтобы его укусила желтая змейка, чей яд убивает в полминуты.

Я начинаю что-то припоминать. Очень смутно. Действительно, кажется, была змейка... Странно, неужели я мог забыть?

В памяти отпечатались только смешные и трогательные сценки. Шляпа-удав. Баобабы. Барашек в коробке. Географ, который никуда не ездил. Король, у которого нет подданных.

Кажется, что в «Маленьком Принце» и вовсе нет никакого сюжета. Летчик рассказывает о своей встрече с чудным мальчиком, прибывшим с другой планеты. И все. Два человека, встретившись в пустыне, узнают, что оба они одиноки.

«Мы ответственны за тех, кого приручили».

— Да, Данила. Желтая змейка, я помню. Но почему самоубийство? — я все еще не могу в это поверить.

Ты предусмотрительно захватил с собой книгу (как я сейчас). Открываешь ее передо мной и показываешь соответствующий отрывок. Да, непосредственно о самоубийстве речь не идет. Но все выглядит так, что по-другому и не объяснишь.

Раньше мне казалось, что Принц просто улетел обратно на свою планету. Впрочем, отец вряд ли бы стал рассказывать мне о самоубийстве ребенка. А в сознательном возрасте мне бы и в голову не пришло перечитывать «Маленького Принца» — книгу, которую, как мне всегда казалось, я знаю наизусть.

— Действительно, очень похоже на самоубийство... — говорю я.

— Нормально?! — ты все больше и больше возбуждаешься. — И знаешь, почему он покончил с собой?

Данила, ты говоришь это «И знаешь почему?» так, словно ответ тебе известен доподлинно, от самого Маленького Принца. Складывается впечатление, что перед тем, как покончить с собой, он позвонил тебе на сотовый и подробно изложил все причины своего поступка!

— Наверное, Маленький Принц просто заскучал о своем цветке, — предположил я.

И ты скептически «продолжаешь» мою мысль:

— Да, и поэтому решил покончить с собой... Действительно, мой ответ выглядит глупо. Но

ведь меня и вопрос-то не особенно занимает.

— Ну, а что тогда?! — я как-то даже рассердился.

А что у них было — у Маленького Принца с цветком? Ну, с розой... — спрашиваешь ты.

Тут я вообще перестал что-либо понимать. Что с тобой вообще случилось? Почему ты так отчаянно уцепился за эту историю?

«Ну ладно, — думаю я. — Если это тебе так важно, будем гадать дальше».

Я пытаюсь «по рассуждать на тему»:

— Роза — она кокетничала и капризничала, как всякая женщина. Она хотела, чтобы Маленький Принц чувствовал угрызения совести. Намекала ему, что он, мол, недостаточно хорош для нее. Хотела, видимо, спровоцировать его таким образом на поступок. Она рассказывает ему всякие небылицы и требует, чтобы он о ней заботился. Но что бы ни делал Маленький Принц, ей все не нравится.

— Так... — ты одобряешь меня, но явно ждешь продолжения.

А у меня нет «продолжения»! Но я собираюсь с духом и с последними мыслями, откусываю еще круассан и говорю:

— А Маленький Принц об этой розе действительно заботился. И ему было больно из- за того, что она холодна с ним. Он хотел ее любить, но не смог, потому что видел...

Анхель, Маленький Принц сам не любит свою розу. Не может он ее любить или не получается у него. Не знаю. Но он ее не любит. Ему кажется, что он любит, но он не лю бит. Ему хочется любить, но в нем нет силы любви. Понимаешь?!

Я слегка оторопел. Смотрю на тебя в полном недоумении, а ты продолжаешь:

— Маленький Принц фантазирует: «Как было бы хорошо, если бы она...», «А какой у нее аромат...». И прочее, прочее. Но на самом деле он просто не любит. В этом правда. А роза проверяет Маленького Принца, экзаменует его: «А достаточно ли сильно он меня любит? А могу ли я ему доверять?» И так далее, далее — до бесконечности. Они оба, понимаешь, они оба врут и себе, и друг другу.

К этому моменту я совершенно запутался. Я отставляю свой кофе, откладываю круассан, который меня теперь совсем не радует, и спрашиваю тебя:

— Данила, ради всего святого! Что мы тут выясняем? Ты мне можешь объяснить, к чему весь этот разговор?!

Тут ты вдруг словно очнулся. Посмотрел на меня осмысленным взором, а не теми сумасшедшими глазами, что на протяжении всего этого разговора. И говоришь:

— Анхель, это очень важно. Я не знаю, что со мной происходит. Мне трудно соображать. И я сам не понимаю, что я так вцепился в этого «Маленького Принца». Но все это как- то связано... Просто поверь мне и помоги. Вот, что я понял этой ночью...

Очень удобно обвинить другого человека в том, в чем, на самом деле, ты сам виноват. Если бы Маленький Принц любил свою розу, то он бы не принимал всерьез ее игру. Он бы говорил с ней о ней — от сердца к сердцу. А если бы роза любила Маленького Принца, то она бы не боялась ему доверять.

У них вместо жизни игра получилась. Понимаешь? Игра. Они не друг другу врали, они в первую голову сами себе врали. Это страшно. Оба мучились, и оба мучили. А жизни настоящей у них не было. Потому что, когда ты не честен с самим собой, жизни у тебя не может быть. Когда Маленький Принц понял это, он и покончил с собой...

Наверное, я смотрел на тебя так, словно был в каком-то ступоре. Ты поводил рукой перед моими глазами и сказал — тихо, спокойно, осмысленно:

— «Мы ответственны за тех, кого приручили»... Это неправильно. Если ты пытаешься быть за кого-то «ответственным», но сам его не любишь, это не ответственность — это ложь. Мы ответственны не за тех, кто нас любит, а за тех, кого мы любим. Любовь — это сила. Кто любит — тот и отвечает. И тогда все правильно, потому что по-честному. А быть ответственным, не любя, это неправда.

Наконец, до меня доходит, что ты уже не здесь, не со мной, не в этом кафе и даже не в этой жизни. У тебя начались видения. Ты уже с той стороны реальности. Ты на пути к пятой Скрижали. Господи, как я мог это проворонить!

— Данила, а о чем ты думаешь, когда говоришь — «правда»? — я задал тебе этот вопрос, понимая, что именно на него ты пытаешься сейчас ответить.

— Правда... — протянул ты и задумался. — Правда — это точка, после которой начинается жизнь. Во лжи нельзя жить. Ложь помогает существовать, но она убивает жизнь. И это труднее всего — не врать самому себе. Знаешь, я давно спрашивал себя — чем мудрец отличается от святого? И теперь мне кажется, я понял. Мудрый человек — это тот, кто знает правду о других людях, видит, что у них на сердце. Он — мудрый. А святой человек...

Тут ты опустил голову, потом поднял, но смотрел куда-то в сторону. Мне показалось, Что ты сейчас говоришь сам с собой — говоришь и удивляешься:

— Господи, это же так просто... И так, на самом деле, немного... Святой человек — только одно... Он принимает правду о своем сердце.

Поиск по сайту: