 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
Абсолютное оружие
Кузнецова Дарья
· Аннотация:
· |
Автор знает, что нарушение законов физики
не преследуется по закону, и беззастенчиво этим
пользуется. Просьба понять и простить.
Планета Земля, 2532 год.
Температура - 279 градусов Кельвина. Отклонение от климатической нормы текущего периода для данного региона - двенадцать градусов минус. Плотность осадков - 0,85мм/час. Скорость ветра - 18м/с. Время суток согласно местному часовому поясу - 5:24.
Вся информация отмечалась отстранённо, в фоновом режиме. Человек бы сказал, что погода омерзительная, из разряда "хороший хозяин собаку на двор не выгонит", а бесстрастный разум машины просто фиксировал климатические показатели и подгонял под них параметры тела.
Их было десять, и они были совершенны. Со свойственным человеческому виду болезненным оружейным эстетизмом, создатели этих образцов не поскупились, собрав в них последние достижения науки и мировой опыт искусства. Похожие на людей до нервного холодка по спине, и одновременно - настолько идеальные, что вызывали отторжение и ощущение полной чуждости.
Десять идеальных пилотов, десять великолепных кораблей. Плод сложного подготовительного этапа длиной почти в полвека. Изначально эмбрионов было сорок шесть; кто-то не получился, кто-то был отбракован в процессе развития, кто-то - уничтожен при проявлении недопустимых реакций вроде немотивированной агрессии. Из оставшихся пятнадцати выбрали их - пять образцов мужского пола, пять - женского. Для равновесия и статистики; по факту в этих сложных генетически-биоинженерных конструкциях не было принципиальных различий, хотя все половые признаки у объектов имелись.
За сотни лет межзвёздных перелётов человечество окончательно пришло к выводу: других разумных видов не существует. Даже в самых отдалённых уголках галактики не встретился инопланетный разум, о котором грезили поколения романтиков, и которого боялись поколения скептиков. Даже намёков на то, что где-то когда-то существовали те, кого можно было назвать Предтечами. Люди торили звёздные тропы самостоятельно, вслепую, без помощи кого-то древнего и мудрого, но, с другой стороны, и без гонений со стороны чего-то непознаваемого и чуждого.
Другие формы жизни - попадались. Зачастую агрессивные, трудно поддающиеся уничтожению, смертельно опасные. За подходящие для заселения планеты приходилось сражаться именно с ними. Лицемерные протесты природозащитников никого не трогали; человечество разрасталось, и ему надо было где-то жить, ему нужны были ресурсы. Природозащитникам в том числе.
Человечество двигалось к покорению космоса постепенно, поступательно, ставя себе новые грандиозные цели и упорно карабкаясь к ним. Выход на орбиту в далёком двадцатом веке, высадка на ближайших планетах - в двадцать первом. Путь до ближайшей соседней звезды, достижение соседнего рукава, знакомство с центром галактики - вплоть до двадцать пятого века, когда на галактической карте не осталось пробелов, а далёкие звёзды сблизились, сшитые тонкой паутиной пространственных проколов.
И теперь - вот он, новый шаг. Тонкий и робкий мостик, который человечество возжелало перебросить к соседнему звёздному скоплению. Соседнему - в масштабах Вселенной, а для крошечной галактики Млечного Пути - неизмеримо далёкому. Но когда людей пугали сложные задачи?
Традиционно сложилось, что освоение новых миров попало под юрисдикцию военных, и это было оправдано. Поэтому новую экспедицию, этот смелый проект, очередной небольшой шажок в человеческом развитии, готовили тоже они.
Встретив на большинстве планет расселения весьма агрессивную среду, после долгих споров решили в столь дальний маршрут не отправлять обыкновенных людей. От роботов отказались ещё два века назад, а киборгостроение развивалось медленно, через лютое сопротивление многих слоёв общества, от истеричных религиозных общин до прагматичных правозащитников. И, наконец, вот она, маленькая победа - искусственные люди с искусственным разумом. Разумное смертоносное оружие, которое очень трудно уничтожить.
Последние полтора века с Земли взлетало очень мало судов; в основном, различные правительственные и дипломатические службы, и то системного сообщения. Рядовые пассажиры до любой звёздной системы добирались с двумя пересадками - сначала на капсуле на Луну, оттуда - внутрисистемным катером. Тяжёлые и опасные для атмосферы межзвёздные катера болтались на дальних орбитах, в окрестностях Нептуна и непосредственно на Тритоне, превращённом больше трёх веков назад в одну огромную ремонтно-перевалочную станцию.
Но ради такого случая, как экспедиция в галактику Андромеды, решили сделать исключение.
На стартовом поле было пустынно, отчасти по вине на редкость отвратительной погоды. Большая часть обслуживающего персонала, не задействованного напрямую в старте, может, имея допуск, и возжелала бы посмотреть на легендарное событие вблизи, но под низкое серое небо выбрались лишь единицы самых упёртых. Вблизи готовящихся к старту кораблей полевые зонтики сбоили, то и дело окатывая своих хозяев порциями ледяной воды и охаживая порывами ветра.
Руководитель проекта, главный конструктор пилотов, главный конструктор кораблей, главный конструктор двигателей, несколько технических специалистов рангом пониже, несколько представителей от галактического и планетарного правительства, несколько ответственных офицеров охраны - маленькая горстка больших людей, несолидно вздрагивающих, ёжащихся и ворчащих под ударами стихии. Ну, и сами пилоты; но машинам, пусть и разумным, пусть и биологическим, погода была не страшна.
Но вот руководитель проекта, профессор Бергман, даёт команду. Над стартовым полем звучит тихое, почти неразличимое на фоне шума ветра, древнее и сакраментальное "Поехали", сопровождаемое коротким, нервным взмахом руки. Профессор нервничает; сильнее него волнуется только создатель пилотов, доктор Ладога, легенда современной биоинженерии и просто необычная женщина, как-то умудряющаяся совмещать в себе офицерскую решительную жёсткость и истинно женскую чувствительную ранимость.
Она знает то, чего не знают офицеры и фанатично преданные своему делу технари. И поэтому ей страшно, даже больно; но мудрая женщина умеет скрывать свои чувства так же хорошо, как сумела скрыть собственный провал.
Оружие не должно обладать разумом; этот древний философский постулат не давал ей покоя с самого начала работы. Абсолютное оружие, наделённое острым, развитым интеллектом, изначально казалось доктору Ладоге утопией. Но исследования велись, оружие было разработано и создано, в экспедицию было вложено сумасшедшее количество ресурсов, сил и времени. Что было делать женщине, когда вдруг слишком поздно выяснилось, что разум получился совсем не такой, каким видел его руководитель проекта? За год до предполагаемого старта сообщить о провале и обречь тридцатилетний труд на уничтожение? Ирина Ладога успела привязаться к объектам своей работы; люди, особенно женщины, часто привязываются к, казалось бы, совершенно бездушным вещам. А что было делать ей, когда удалось случайно обнаружить тщательно скрываемые объектами эмоциональные реакции? Сообщить общественности, что всё это время эксперимент проводился над людьми, живыми и полноценными? Обречь их, не просто живых, но чувствующих, на быстрое и безболезненное, но - уничтожение? Поступить как офицер, или поступить как женщина?
Ирина Ладога выбрала второе. Пусть ничтожный, но всё-таки шанс для тех, кого в последнее время она про себя называла "детьми". И сейчас она шла от кораблей с тяжёлым сердцем, с трудом удерживаясь от порыва обернуться. Она одна радовалась погоде и штормовому ветру - у всех людей на стартовом поле по лицам текла вода, и никто не заметит, что у строгой доктора Ладоги на щеках дождь мешается со слезами. Она отчаянно сжимала кулаки за тех, кто шёл сейчас в противоположную сторону, к кораблям.
Пусть выживут.
Пусть вернутся.
Пусть простят...
Райш.
Тлитцы зафиксировали аномалию несколько нормосуток назад, и тут же подняли страшный переполох. Их прекрасно можно понять: всего три поколения назад из-за необъяснимого пространственно-временного искривления их собственная галактика схлопнулась, и они вынуждены были просить о приюте ближайших соседей, то есть нас. Благо, наши с ними сферы обитания слишком различны, чтобы вызвать конфликт за территории: мы - водно-углеродистая форма жизни, они же нуждаются в аммиачной атмосфере газовых гигантов.
После такой катастрофы, от которой сумела спастись хорошо если треть вида, сложно не реагировать на любой необъяснимый энергетический всплеск как на признак надвигающейся беды. А тут ещё в непосредственной близости от системы, которую они выбрали для себя центральной!
Вокруг аномалии развернулась целая эскадра исследовательских кораблей не только тлитцев, но и представителей всех двенадцати разумных видов, даже какой-то клекк крутился неподалёку. Куда там, даже йали временно наступили на горло давней взаимной нелюбви, и официально попросили у нас разрешения на участие в исследовании. Мирная ветвь Совета Старших тут же уцепилась за эту идею в надежде всё-таки привести два вида к более устойчивому подобию мира, и разрешение было выдано.
Впрочем, вторая половина Совета оптимизма не разделяла, поэтому наша собственная исследовательская группа прибыла на моём корабле, на крейсере прорыва. И опасения в очередной раз оказались справедливыми, что я отметил с определённым удовлетворением (я тоже отношусь к той самой второй, агрессивно-боевой половине). Со стороны йали присутствовала отнюдь не мирная посудина, а боевой корабль моего класса. Остальные разумные виды благоразумно не стали трясти боевыми мощами в чужой галактике, и наши два крейсера угрюмыми тушами висели по обе стороны аномалии, а остальное пространство пестрело крошечными и почти игрушечными на фоне военных громадин корабликами.
Созерцая на видовых экранах извечного противника, я нервно сжимал и разжимал когти на подлокотниках кресла. Так и подмывало отдать приказ об атаке, а малейшее шевеление на поверхности корабля йали воспринималось с надеждой: а ну как откроется оружейный люк, и можно будет спокойно превратить жукоедов вместе с их посудиной в облако пыли?
Отвлекаясь от заманчивой идеи, я волевым импульсом переключил экраны на обзор аномалии, одновременно меняя спектр воспринимаемого датчиками излучения и настраивая графическое отображение.
Аномалия выглядела странно, но на то она и аномалия. В непосредственной близости от объекта всё буквально кишело небольшими манёвренными пилотируемыми и беспилотными капсулами, ощетинившимися во все стороны приборами и датчиками, да и внутри самого поля тоже было не протолкнуться от разнокалиберных зондов.
Головастики были в восторге, а мою офицерскую душу эта картина здорово нервировала; не люблю непонятные объекты.
Аномалия представляла собой пространственное излучение незнакомого мне спектра, распространяющееся из ничем не примечательной точки и исчезающее на поверхности сферы диаметром в несколько световых микросекунд. И такое циничное, буквально на ровном месте, нарушение закона сохранения энергии, навевало мрачные мысли. Очень хорошо я понимал тлитцев, забивших тревогу!
Опостылевшая картина суетящихся мутных пятен, коими представали в данном спектре корабли, сменилась внезапно. Пучок вдруг начал выворачиваться наизнанку из центра, лучи немыслимо искривлялись. Я потянулся к психополю корабля, чтобы объявить полную боевую готовность, но не успел; из центра пучка на хорошей скорости вырвалось нечто. Вырвалось прямо в нашу сторону.
Я в бешенстве стиснул зубы и подлокотники, понимая, что не могу точно спрогнозировать место удара и понятия не имею, как на это отреагируют - и отреагируют ли! - щиты, рассчитанные на энергетические возмущения и околосветовые скорости объектов. Активная противометеоритная защита же, предназначенная для борьбы с подобными угрозами, находилась в режиме ожидания, и пробудить её за те доли секунды, которые оставались до столкновения, не представлялось возможным.
А потом тряхнуло. Нет, ТРЯХНУЛО!
Компенсаторы гравитации, не рассчитанные на подобное, закономерно пропустили удар. Кресло подо мной скакнуло, пытаясь вывернуться из хватки, за что поплатилось оторванными подлокотниками. Впрочем, инерцию падения оно всё-таки частично погасило, и приземлился я на ноги. За моей спиной кто-то вскрикнул, послышался грохот и стоны; а потом к этой какофонии запоздало присоединились системы корабельного оповещения, взвыв дурным голосом.
На пару мгновений я "завис" с оторванными подлокотниками в руках, сосредоточившись на потоках психополя; нужно было отдать распоряжения кораблю и команде, а самое главное, заткнуть систему оповещения! Если все остальные обитатели корабля только слышали сирены и видели тревожные огни, то по моим нервам корабль шарахнул на всех доступных для общения частотах. Всё логично: кто капитан, тому и разбираться.
- Все живы? - обратился я к дежурной смене, со стонами и всхлипами поднимающейся на ноги. Окинул придирчивым взглядом; вроде бы, шевелились все. - НаправляющийКирш, примите командование, - официально обратился я к первому помощнику, поднимавшему в этот момент штурмана. - Пойду на месте посмотрю, что там такое, - и я рысью кинулся к транспортным кабинам.
Судя по данным, которыми успел снабдить меня корабль, объект, врезавшийся в нас, представлял собой летательный аппарат неизвестной конфигурации. Кто знает, кто летел на этом корабле? Не дай Предки выжил, надо будет это исправить.
Разумеется, один я туда лезть не собирался, приказ штурмовой группе был отдан ещё до отключения системы оповещения. Но не посмотреть собственными глазами и в первых рядах, что такое вылупилось из аномалии, не мог. Помимо удовлетворения любопытства, это был удачный повод немного приглушить ностальгию по боевой юности, а то в капитанском кресле можно совсем закиснуть.
В ближайший к повреждённому участку отсек я прибыл чуть позже основной ударной группы и на мгновение остро пожалел, что у меня нет никакой экипировки. Крепкие парни в силовой броне заставляли чувствовать себя маленьким и слабым. Это я умом понимаю, что в случае драки броня их от меня не спасёт, но комплексы - страшная сила.
- Вы решили с нами? - поприветствовал меня ведущий группы. Голос из-под шлема звучал приглушённо, но в нём всё равно можно было различить удивление. Я только кивнул.
- Все на месте? - уточнил. Перестройка организма на боевой режим уже закончилась, и говорить было тяжело. В таком виде гортань предрасположена скорее к угрожающему рыку, чем к разговору, губы теряют подвижность, да и форма челюстей меняется.
Дождавшись кивка от командира рассредоточившихся штурмовиков, я проверил состояние пролома. Корабль доложил, что дыра герметизирована, и можно заниматься ремонтом. Мы, правда, пока ремонтировать не собирались, если только доламывать уцелевшее.
Дверь открылась с шипением, - выравнивался перепад давления, - и первая пара бойцов ступила на покрытые конденсатом покорёженные плиты.
Аварийное освещение озаряло мрачную картину; даже не верилось, что у нас за спиной остались совершенно целые и невредимые переходы. Неизвестный летательный аппарат, внешний вид которого сейчас было почти невозможно определить, педантично вошёл в орудийный створ главного калибра, смяв тонкие фермы и хрупкое полотно излучателя. Переборка между камерой излучателя и орудийной палубой была смята в гармошку, технические помещения и коммуникации превращены в груду металлолома. Затянутая зеленоватой плёнкой защитного поля, зияла рваная дыра в обшивке, из которой наружу торчала примерно треть чужого корабля.
Повинуясь отрывистым командам, штурмовики быстро рассредоточились, обходя место трагедии. По моим прикидкам, погибших было пятнадцать человек: весь орудийный расчёт, включая техников и обслуживающий персонал установки. На фоне этого мысли о стоимости самого орудия казались верхом цинизма, но не думать об этом тоже не получалось.
В общем, на мой взгляд, лучше было бы хозяевам незнакомого корабля погибнуть при столкновении, потому что иначе до них доберусь я.
Вскрик боли одного из штурмовиков совпал со всплеском информационного поля корабля, доложившего о неизвестном живом существе. Чувство опасности, однако, промолчало, и я двинулся на звук.
Почему-то неизвестное существо оценило мой порыв и не заставило долго себя выманивать, а сразу бросилось на меня. Я замер, ожидая дальнейших действий. Мне было интересно.
После первого удара, впечатавшего меня в угол покорёженной переборки, я понял, что вскрикнувший штурмовик, скорее всего, уже покойник. В груди что-то заклокотало в такт дыханию, и мне стало ещё интересней. И нестерпимо захотелось поиграть, понаблюдать, насладиться...
Глупо, конечно, и самонадеянно - играть с опасным противником, тем более когда это может повредить интересам всего вида. И крайне нелогично. Вот только... горячие и логика - это антонимы.
Оттолкнувшись обеими ногами от стены, я прыгнул на противника сверху. Он же не просто меня заметил, но попытался встретить ответным ударом. Извернувшись в полёте, я полоснул неизвестного гуманоида когтями по боку, подбил ногу. Первого он будто не почувствовал, хотя я точно заметил кровь на своих пальцах, от второго сумел ускользнуть.
Скорость движения противника и его сила вызывали недоумение: до сих пор я не встречал ни одного живого существа иного вида, способного в ближнем бою выдержать натиск носителя горячей крови боевой ветви нашего народа в трансформации. Но удивление сопровождалось восторгом: достойный противник в спарринге - настоящий подарок судьбы. И если до этого я планировал, размявшись, убить это существо, то теперь впору было благодарить своё любопытство: соображения безопасности вида требовали взять противника живым и более-менее целым. Потому что это был единственный способ выяснить в подробностях, что это за существо, откуда оно и с какой целью прилетело.
В груди сипело и булькало, левая рука почти не слушалась. И тем не менее я получал огромное удовольствие от боя; чем бы ни было это существо, оно было великолепно. Не знаю уж, сколько бы я танцевал вокруг него, изучая манеру ведения боя и реакции, оттягивая неизбежную и очевидную развязку (он, конечно, был хорош, но мне в боевой форме всё-таки сильно уступал), но начало действовать "невидимое оружие".
Секрет, выделяемый особыми железами, расположенными под когтями носителя горячей крови в боевой форме, уникален. Он может воздействовать на любые живые существа, причём именно так, как это нужно нам. Дело в том, что он представляет собой не набор химических соединений, а колонию симбиотических клеток, обладающих широким спектром возможностей и управляемых психополем родителя. В данном случае я стремился парализовать противника, и симбиоты должны были прорасти в его тканях, объединяясь в прочную сеть, и физически исключить возможность движения. Питаться они могут очень широким спектром веществ, которые должны получать из тела носителя, и я уже начал подозревать, что это существо ещё более чуждое нам, чем все негуманоидные виды.
Однако, нет; вот движения противника стали рваными, дёрганными. Ещё некоторое время он пытался сопротивляться, но, в конце концов, рухнул на пол. А я с удовольствием наблюдал, как затянутое в серебристый многослойный комбинезон с непрозрачным шлемом существо корёжится в болезненной судороге у моих ног. Вот, наконец, оно окончательно затихло, странно выгнувшись, и я смог перевести дух.
- Какая сильная тварь, - процедил сквозь зубы, не спеша выходить из боевого режима. - Оттащите это в блок ноль и зафиксируйте. Здесь соберите всех погибших, а в корабль не лезьте. Пусть головастики работают, зря мы их что ли терпим.
Пока я отдавал распоряжения командиру штурмовиков, двое парней торопливо разворачивали полевые носилки. Эти носилки представляют собой универсальный набор компактных излучателей (в данном случае их четыре, а так количество можно варьировать от трёх и до пределов разумного), генерирующих антигравитационное поле между собой.
Кажется, тот, кого тварь отбросила первым, всё-таки выжил.
- Давай, я понесу, - я забрал излучатели у одного из бойцов, и вместе с его напарником и бесценной ношей двинулся в сторону медицинского блока. Судя по виду пребывающего без сознания мужчины, у него был сломан позвоночник и таз. При нашем уровне медицины и наличии под рукой необходимой техники и специалиста - через нормосутки будет как новенький. Главное, донести его до блока быстро и целиком. Ну, и самому тоже дойти.
- Райш? - встревоженно вскинулся Млен, накладывавший экзоскелет на руку пациенту. Кажется, это был один из техников; он дёрнулся поприветствовать меня по уставу, но доктор раздражённо шикнул. - Ну, хвала предкам! Объясни, что там случилось? На нас напали?! - нервно уточнил он, заметив нашу ношу.
- В некотором роде, - мы уложили пострадавшего в регенеративную капсулу, которой предстояло поддерживать угасающую жизнь пострадавшего до операции, я кивнул штурмовику, отпуская его. Техник, едва дождавшись окончания операции, поспешил сбежать; нормальная реакция на меня типичного представителя мирной ветви. Я сбросил боевую ипостась и, едва удержавшись от болезненного стона, опёрся обеими руками на всё тот же стол. - Давненько меня так не отделывали!
- А ну-ка, ляг-ка ты вот сюда, - пробурчал Млен, укоризненно качая головой, и махнул рукой на диагностический стол. Я поморщился, но послушно вытянулся в горизонталь. Дышать сразу стало ещё тяжелее, а доктор возмущённо присвистнул. - Райш, ты что, грудью звездолёт пытался остановить?! У тебя несколько рёбер сломано, и в грудине трещина! - и он принялся торопливо извлекать меня из формы.
- Ну, зачем же? Просто неопознанного гуманоида, - поморщился я. Признаваться, что поплатился за собственную самонадеянность, и первого удара просто не ожидал, не хотелось. Док, разглядывая меня сквозь голографическое окно, принялся собирать рёбра. Ощущение было омерзительное; к тупой ноющей боли и тяжёлому дыханию прибавилось ощущение копошения под кожей мелких насекомых.
- В боевой форме? - недоверчиво покосился на меня Млен.
- Ты после меня посмотри того парня в силовой броне, сразу поверишь. Его оно просто отбросило. Да не волнуйся, я его в конце концов скрутил; сейчас ты меня подлатаешь, пойду в блок ноль; посмотрим, что это за зверь, - мои рассуждения прервал сигнал психополя, оповещающий о чьём-то желании срочно поговорить. Переключив внимание и опознав, кто это, я поспешил ответить.
Рядом со мной и доком появился фантом, изображавший хорошо знакомого нам обоим человека в удобном серебристо-зелёном комбинезоне, защитных перчатках и защитных же очках. Вежливо кивнув Млену, - эти двое друг друга недолюбливали по идейным соображениям, - Ханс перевёл взгляд искристо-хрустальных глаз типичного носителя холодной крови боевой ветви на меня. Даже мне под этим взглядом всегда делалось не по себе; что говорить о мирном Млене?
- Райш, ты там надолго? - вежливо осведомился Ханс. - Мне привезли результат твоей жизнедеятельности внутри образца, и мне бы очень хотелось, чтобы ты его оттуда извлёк. Ну, или дай мне добро на дефекацию. А то очень хочется посмотреть, что у нашей гостьи внутри, - сообщил он. Я испытал прилив немотивированной радости; слушать монологи Ханса я готов часами. Так изысканно и высокохудожественно говорить гадости может только он: вроде бы, ни одного не то что оскорбительного - грубого слова нет, а ощущение, что послали основательно и далеко.
- Я сейчас подойду, без меня не начинай, - "обрадовал" я его. - А почему гостьи?
Ханс смерил меня взглядом, под которым я должен был ощутить себя на одном уровне эволюционного развития с собственными симбиотами. Правда, вспомнив, что меня таким не пронять, недовольно поморщился и ответил.
- Согласно имеющимся вторичным половым признакам это человекообразное млекопитающее существо женского пола. Быстрее давай, - поторопил он и оборвал связь.
- Хм, - задумчиво выдал я. - Как интересно. Млен, ты скоро?
- Не дёргайся, - хмуро отозвался доктор. - Может, гуманней было всё-таки её убить?
- Не начинай, - скривился я. - Это существо, несмотря на красную кровь, не человек, и уж тем более - не женщина мирной ветви. Какого пола или вида бы оно ни было, оно первое напало на штурмовика, покалечив его, а потом набросилось на меня. И справиться с ней было не так-то просто. Мой долг - выяснить, кто она, откуда взялась и с какой целью. Потому что если это разведчик и существует угроза нападения, - а она, если верить логике и опыту, действительно существует, - я должен любыми способами выжать из неё всё, что она знает, и найти эффективный способ борьбы. Точнее, должен приказать проделать это Хансу и проконтролировать процесс. Что я, собственно, и собираюсь сделать.
- Ладно, избавь меня от подробностей, - отмахнулся Млен, запаковывая мою грудную клетку в фиксирующий эластичный корсет. - Иди, развлекайся; можно подумать, я не знаю, что боевым, особенно холодным, это доставляет удовольствие. А я буду вот этого бедолагу собирать, и тоже получать удовольствие от исполнения своего предназначения. Одевайся и проваливай!
Морщась от боли в рёбрах, я натянул испачканную в какой-то серой маслянистой дряни местами порванную (а обещали, между прочим, что новую форму даже лазер не берёт) рубашку, поверх которой - ещё сильнее пострадавший китель, пятна на котором были обширнее, а дыры живописней. Не первый раз за время службы жалею, что это китель у меня красный, а рубашка - чёрная, а не наоборот. Впрочем, на кителе серые пятна странно гармонировали с серебристой отделкой.
Торопливо собрав традиционно распустившиеся после выхода из боевой формы волосы в практичную косу, распрощался с доком и поспешил в нулевой блок.
Чтобы не отличить разные ветви нашего вида нужно очень постараться, или обладать совершенно особыми средствами восприятия окружающей реальности. Мы разные и в видимом, и в тепловом спектре излучения, и в психическом, и даже в звуковом, если говорить об именах.
Основных ветвей две, мирная и боевая, и внутри последней есть несколько вариаций.
Наименее распространённая - холодная боевая ветвь, типичный представитель которой - Ханс. Имена с "х" и "с", самая низкая температура тела, почти белая кожа, белые, а порой и серые, и даже голубоватые волосы, глаза - два зеркальца или льдинки. Им свойственна расчётливость, выдержка, эмоциональная сдержанность, зачастую превращающая в полную безэмоциональность, высокоразвитый интеллект, логичность мышления и кумулятивная агрессия. Страшная штука, если разобраться: холодная, целенаправленная, разумная ярость. Не вспышка взрыва, а луч лазера. Выносливы, обладают жилистым телосложением, высоким ростом, тонкими чертами лица. Идеальные стрелки, а также, исторически, палачи, убийцы и политики. Больше половины представителей боевой ветви в Совете Старших - именно носители холодной крови, им там будто мёдом намазано, с таким энтузиазмом рвутся.
Я отношусь ко второй по распространённости - горячей боевой, хотя нас и ненамного больше. Люди этой ветви агрессивны, вспыльчивы, безжалостны и самой эволюцией предназначены для ближнего боя, в нём мы просто идеальны, и инстинктивно все спорные ситуации пытаемся свести именно к нему. Сильны, быстры, выносливы, с высоким болевым порогом. Психологически все мы хищники, причём хищники-одиночки, и по поведению зачастую гораздо ближе к животным, чем к людям. Температура тела у нас выше, чем у всех прочих, цветовая гамма - ближе к красному. Смуглая кожа красноватого оттенка, красных и оранжевых оттенков волосы, тёмные глаза, гармоничное сложение, самый низкий во всей боевой ветви рост. В именах наших, как правило, присутствуют звуки "ш" и "р". И у нас, в отличие от всех прочих, характерным расовым признаком является причёска; никогда не встретишь носителя горячей крови с короткими волосами. В боевой форме они участвуют в формировании защитного покрова; не то чтобы без них его не будет, просто если волосы длинные, то, соответственно, покров будет прочнее и толще. В Совете горячих сейчас нет; мы не любим решать вопросы словами, а драться с нами - утопия. Нам с давних времён запрещено вызывать представителей других рас на Суд Предков; никакие предки не помогут, если один боец на порядок сильнее другого.
Самые адекватные из боевых - это нейтральные. Их больше, чем горячих и холодных, вместе взятых, и это уже о многом говорит с эволюционной точки зрения. Они спокойней, чем мы, и эмоциональней, чем холодные. Тоже склонны к агрессии, но подавить её им куда проще, и относятся они к ней и себе самим с большей критичностью. Так что нейтральные боевые - это напоминание о том, что все мы относимся всё-таки к одному виду. Эдакое связующее звено между горячими, холодными и мирными; уж очень сильно мы друг от друга отличаемся. Что касается имён, обязательно присутствует только одна из "холодных" или "горячих" букв, можно по одной каждого вида. Внешне, соответственно, тоже нечто среднее между крайними формами: волосы всех оттенков коричневого, глаза - от серого до карего. Они обычно рослые, плечистые; среднему нейтралу юркий и жилистый я макушкой достаю где-то до подбородка.
Кто бы знал, как меня в молодости злило это обстоятельство! Вообще, ходит поговорка, что горячие боевые именно потому такие психованные, что ростом по сравнению с остальной ветвью не вышли. А холодные потому отмороженные, что... в общем, противоположный пол им удивлять нечем. Глупостей в мире вообще много говорят, да.
Тем более, не такого уж мы низкого роста; все мирные точно ниже!
Знаю, знаю, да, это расовый комплекс, никуда от него не денешься. Но мы и без него были бы психованными, он просто придаёт дополнительных оттенков и ни с чем не сравнимый сладкий привкус мотивированности. Я, конечно, давно уже не зелёный юнец, чтобы кому-то что-то доказывать или самоутверждаться примитивными методами, и на подначки не реагирую, но сам раздражающий фактор-то никуда от этого не пропадает.
Блок ноль, логово Ханса, располагался непосредственно над капитанским мостиком, и доступ туда имели единицы. Поскольку армия, а вслед за ней, конечно, и флот, явились детищем боевой ветви вида, да ещё под чутким руководством именно горячей крови (девяносто пять процентов всей популяции взрослых горячих состоят во флоте; как холодные любят играть в политику, так мы - в войну), очень многие военные порядки неприятны для мирных. Самым ярким примером является существование "нулевых" объектов и вообще самого этого понятия, код "ноль".
Да, мы не просто агрессивные, мы агрессивные параноики. Поэтому на крупных военных объектах, к которым можно отнести и мой корабль, обязательно имеется блок ноль. А тревога с кодом "ноль" - это приоритет наивысшей важности, позволяющий в случае введения совершать шаги, о которых в иное время даже мысли не возникнет. Это подразумевает угрозу существованию всего вида, и при введении тревоги такого уровня для уничтожения обитаемой планеты, в отношении которой возникли опасения, будет достаточно моего слова.
За время моей службы было всего два случая объявления "нулевой" тревоги.
# Первый раз это произошло, когда на какой-то далёкой планете был найден смертельный вирус с продолжительным инкубационным периодом, стопроцентным летальным исходом и просто феноменальной поражающей способностью. Ходили слухи, что это не случайность, а дело рук йали, но у них тоже началась паника - вирус оказался чудовищно неприхотлив, и с радостью перекинулся на них: слегло всё представительство на той планете. Потом-то, конечно, выяснилось, что дело вовсе не в каком-то вирусе, а в воздействии поля планеты на пассивно присутствующие в крови обычно довольно безобидные микроорганизмы и вирусы. Проблему решили быстро и просто: пара аннигиляционныхбомб на полюса, и планета превратилась в облако космической пыли. Очень рассредоточенное облако космической пыли. А чего думать, если там к этому моменту уже никого живого не осталось?
Эту историю я, правда, знаю только понаслышке. Второй же случай произошёл в системе Танара, на окраине галактики, когда едва не погиб весь Совет Старших разом (понятия не имею, зачем они туда всем составом полетели); но там мне уже довелось неплохо поучаствовать.
Что касается собственно блока ноль, он представляет собой изолированный исследовательский блок, оснащённый по последнему слову техники оборудованием различного назначения, начиная со всяческих анализаторов и заканчивая специфическими приспособлениями для ведения дознания всеми известными методами. Допуск туда открыт, как не трудно догадаться, для лиц с кодом доступа ноль. На моём корабле это я, Ханс (командир разведывательно-дознавательной группы), группа ноль (состоящая из трёх человек, включая командира, то есть Ханса) и главный техник.
Здесь было тихо и как-то... умиротворённо, что ли? Наглухо изолированное не только от звуков, но и от всего, чего можно и нельзя, просторное светлое помещение. По общему впечатлению оно мало отличалось от того же медицинского блока или любой исследовательской лаборатории. Варварские методы дознания, с кровопусканием и отрезанием частей тела, остались далеко в прошлом; хотя физическая боль до сих пор остаётся одним из самых эффективных рычагов давления. Впрочем, я не удивлюсь, если окажется, что Ханс прекрасно разбирается и в тех, древних, практиках, и, более того, питает к ним слабость.
- Наконец-то шер-лорд Райш Лайми-Лам-шер снизошёл до ничтожного раба и почтил своим присутствием мою жалкую обитель, - с убийственно серьёзным восхищением поприветствовал меня холодный, куртуазно раскланиваясь. Даже отставил ради этого какую-то толстую колбу с мутной жижей, которую облучал жёстким ультрафиолетом.
- Не прибедняйся, - я оскалился, что при должной фантазии можно было бы счесть за улыбку. Ханс отсутствием фантазии никогда не страдал. - Куда ты дел это существо?
- В ванну, - пожал плечами Ханс. - Безумно интересный, кстати, образчик! - закупорив колбу и отключив прибор, он поднял защитные очки на макушку и двинулся в дальний угол блока. Я, естественно, пошёл за ним.
- Уже начал препарировать? - ехидно осведомился я.
- Немного, - не стал отрицать очевидное друг. - Её геном - это какое-то произведение искусства. Когда разберёмся с дознанием, надо будет отдать нашим биологам для экспериментов, у меня некоторого нужного оборудования не хватает.
- Ты сначала с дознанием разберись, - хмыкнул я, ожидая, пока облепляющие капсулу экраны и датчики расползутся в стороны, предоставляя мне возможность рассмотреть собственную добычу повнимательней.
"Ванна", как её называл Ханс, представляла собой резервуар с голубовато-прозрачным стат-гелем. Это многофункциональное устройство по сути является манипулятором, позволяющим изучать погружённые в него достаточно крупные объекты. Кроме того, стат-гель обладает хорошим изолирующим и, при определённых внешних воздействиях, криотемпоральным эффектом, так что в ванне можно сохранять в неизменном виде что-нибудь ценное. Например, пострадавшего или заболевшего, кого нельзя вылечить доступными методами.
В принципе, и пленных удобно содержать, просто у меня раньше не было такой необходимости: живые враги на мой корабль до сих пор не попадали.
- И чем её геном настолько великолепен? - я подошёл вплотную к стенке резервуара, с интересом разглядывая добычу. Поза тела не изменилась; да и не могла, пока мои симбиоты находятся в активной фазе. Так что была возможность всё как следует рассмотреть. И, признаться честно, посмотреть было на что; вот только вряд ли Ханс, восхищаясь моей добычей, имел в виду именно эстетические её характеристики.
- Во-первых, можешь не верить, но генетически она всё-таки человек. Странный, отличающийся от всех рас, но - человек, вполне совместимый. А, во-вторых... это сложно описать коротко, - он пожал плечами, стоя рядом со мной и любуясь объектом. На мой взгляд это была просто красивая женщина, и взгляд отдыхал на изящных очертаниях и формах. У Ханса же довольное выражение лица, подозреваю, не изменилось бы, плавай там какое-нибудь не менее интересное, но омерзительное существо. - Живучесть, приспособляемость, боевой потенциал - по этим параметрам она стоит на одной ступеньке с твоей расой.
- Женщина? - с сомнением уточнил я. Нет, в выводах Ханса я не сомневался, он специалист, да и собственные рёбра свидетельствовали в его пользу. Я сомневался в общей реальности происходящего.
- Представь себе. Более того, по прочим показателям - мышечный потенциал, прочность скелета, и тому подобное, - она сильнее меня. До тебя не дотягивает, но вполне сойдёт за самого хилого представителя твоей расы. Психические и волновые показатели сниму, когда очнётся, но по температуре тела она соответствует мирной ветви и нейтралам. А ещё... в ней что-то есть.
- Изюминка? - ехидно уточнил я. - Не поспоришь, красотка.
Ханс облил меня настолько презрительным взглядом, что, будь я моложе и глупее, тут же перешёл бы на невербальный диалог. Точнее, монолог, потому как меня он даже ударить не успеет. Но эта падла знает меня слишком хорошо, чем и пользуется. Так что я ответил безмятежным жизнерадостным оскалом, и другу пришлось отвечать в словесной форме.
- Дурак ты, Райш, и шутки у тебя дурацкие, - вздохнул он. Я даже опешил от подобной философской немногословности; неужели это существо настолькозаинтересовало хладнокровного? - Внутри неё имеются непонятные биологические образования. Инородные и очень странные, слишком упорядоченные и однородные, чтобы быть живыми существами или признаками заболевания.
- Биологические образования искусственного происхождения? - желание шутить пропало и у меня. - Не нравится мне это.
- А мне так даже наоборот, - усмехнулся Ханс. - Давай, командуй своим бактериям отбой. Мне уже не терпится пообщаться поближе.
Я пожал плечами и, прижав ладони к стеклу, - так было проще сосредоточиться, - позвал симбиотов. Они откликнулись, и можно было наблюдать, как неестественная скованность постепенно уходит. С чувством глубокого эстетического удовлетворения я наблюдал, как мягко расслабляются тонкие кисти рук, поднимается в мерном спокойном дыхании высокая грудь, медленно и сонно запрокидывается назад голова на стройной изящной шее, и длинные волосы неестественно чёрного цвета от этого движения расползаются кляксой. А потом она вздрогнула и распахнула глаза - почти чёрные, характерные для носителя горячей крови, очень непривычные на женском лице.
Женщин горячей и холодной крови не бывает. В принципе, не существует в природе, даже в порядке исключения. В нейтральной боевой ветви их очень мало, примерно одна на десять мужчин, но они по крайней мере встречаются; а вот горячие и холодные - только мужского пола.
И здесь тоже дело в генетике. Наборы генов, характерных для всех рас, в "законсервированном" виде имеются в каждой игрек-хромосоме, а в икс - только признаки мирной ветви и нейтральной боевой. Причём природой предусмотрено так, что ребёнок берёт только один расовый признак доминирующим, они не смешиваются, и это всегда лотерея.
Мои родители, например, оба принадлежат к мирной ветви. Они, конечно, никогда не признаются, но я представляю, в каком ужасе они были, когда выяснили, кем их наградила природа. В таких ситуациях нередки отказы от детей; меня же не бросили, и искренне любили, несмотря на чудовищное количество проблем, доставленных в детстве и юности. Только в зрелом возрасте до меня, наконец, дошло, что с родителями так нельзя, и что они, как вся мирная ветвь, слишком хрупкие и чувствительные, и очень болезненно воспринимают многие вещи, которые я даже не замечаю.
И сейчас, разглядывая эти невозможные с точки зрения генетики глаза, я понял, что не зря рисковал рёбрами. Убей я это странное существо, и Ханс после вскрытия сжил бы меня со свету стенаниями о моей безответственности и тяжёлой потере для науки.
Когда носитель холодной крови боевой ветви начинает заниматься наукой, это большая удача для последней, но трагедия для всех окружающих.
Объект попытался дёрнуться, но из стат-геля при правильных настройках и луч лазера выбраться не сможет.
Я задумчиво усмехнулся своим мыслям.
- Ты пока просто поговори, а я остальные внешние показатели сниму, - обратился ко мне Ханс и закопался в приборы. Я кивнул и активировал звуковой ретранслятор на поверхности.
- Ну, здравствуй, что бы ты ни было такое, - проявил вежливость я, с интересом разглядывая объект и ожидая реакции.
Экси.
Просыпаться от анабиоза было физически тяжело и неприятно. Импланты очнулись раньше, поэтому организм пробуждался даже быстрее, чем было запланировано программой, но это всё равно не радовало.
Я неподвижно лежала, сосредоточившись на онемении в конечностях и красно-жёлтых отсветах на крышке анабиозной камеры. Пляска тревожных огней раздражала и наводила на неприятные подозрения. И вот, наконец, сбросивший оковы искусственного сна разум осознал поступающую от компьютера статистическую информацию, и неприятные подозрения превратились в мрачную уверенность: всё плохо.
Вероятность восстановления целостности корабля в сложившейся ситуации наличными средствами стремилась к нулю. Вероятность восстановления двигателей вообще робко пыталась принять отрицательное значение. Оценка же внешней среды привела меня в ступор; если верить имеющимся данным, меня угораздило врезаться во что-то огромное явно искусственного происхождения.
Когда пальцы на руках приобрели необходимую чувствительность, я, убедившись, что снаружи пригодный для дыхания воздух, нормальная гравитация и температура, выбралась из саркофага. Разогревая мышцы, потянулась всем телом, параллельно оценивая ситуацию уже собственными средствами восприятия.
Что с кораблём всё плохо, было понятно и без заключений от контрольных систем (часть которых тоже вышла из строя). Переборки разрушены, корпус помят, повреждена панель управления, обзорный экран покрыт частой сеткой трещин. На всякий случай облачившись в лёгкий защитный скафандр, я двинулась на разведку. Надо было выяснить, что там снаружи.
Впрочем, далеко не ушла. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что "всё плохо" - это было слишком мягкое определение. Оба шлюза заклинило и покорёжило, маневровый двигатель вместе с генератором пространственных искажений (он же межзвёздный двигатель) превратились в груду спёкшегося и полурасплавленного радиоактивного мусора, заодно похоронив под собой почти всё ремонтное оборудование. Ящик, в котором аккуратно хранилось ручное оружие, так придавило деформировавшимися частями обшивки, что всё его содержимое не то что восстановлению, опознанию не подлежало. И то при условии, что из этой спрессованной кучи удастся что-то извлечь.
Таким образом, я осталась без оружия и без самых очевидных путей эвакуации. Зато нашёлся путь неочевидный: в носовой части корабля зияла внушительная дыра, через которую можно было легко выбраться наружу.
Снаружи было что-то вроде просторного ангара, в который мой корабль чуть-чуть не влез как по длине, так и по ширине, смяв стены. Пройдя вдоль корабля к месту, собственно, столкновения, обнаружила рваную дыру между стеной ангара и корпусом "Андромеды-Экси", из которой многочисленными звёздами подмигивал космос. Это настолько не вязалось с нормальной гравитацией и наличием воздуха, что я на всякий случай повторно изучила окружающее пространство. Выведенный на уровень максимальной производительности аналитический модуль выдал отчёт о наличии в дыре какой-то преграды. Ещё некоторое время подумав, печально сообщил, что природа этого явления ему неизвестна.
От изучения меня отвлекло тихое шипение, с которым открылся шлюз. Затаившись за корпусом "Андромеды", я видела, как легко и плавно движутся высокие гуманоидного вида фигуры в скафандрах с чем-то незнакомым, идентифицированным как оружие, в руках. Вслед за тремя парами одинаково экипированных существ (аналитический модуль подтвердил, вероятность органического происхождения их всех была выше девяноста девяти процентов) вошли ещё два существа; и если первое ничем на первый взгляд не отличалось от остальных, то, рассмотрев второе, я передала большую часть контроля над телом второй обитающей в организме личности - тому самому искусственному интеллекту, который должен был быть мной.
Тут же мимо сознания побежали сухие информативные мысли псевдо-разума.
Уровень опасности объектов, идентифицированных как "рядовой" - жёлтый, уровень агрессии - оранжевый.
Уровень опасности объекта, классифицированного как "командир" - жёлтый, уровень агрессии - жёлтый.
Уровень опасности объекта, идентифицированного как "хищник" - красный, уровень агрессии - красный, необходимость уничтожения - первичная.
Правда, долго наблюдать мне не дали: один из рядовых подошёл недопустимо близко. Опасность ситуации и вероятность агрессии тут же зашкалили красный сектор и, согласившись с искусственным разумом, что лучшая защита - это нападение, я бросилась на ближайшего противника, стремясь поскорее добраться до самого опасного объекта.
Аналитический модуль сообщил о снижении уровня опасности вскрикнувшего после моего удара рядового, и я не стала отвлекаться на проверку его состояния.
Зверь, с которым я столкнулась дальше, полностью захватил моё внимание. Пустые маслянисто-чёрные глаза на вытянутой безносой морде с выдающейся вперёд челюстью смотрелись жутко. Землисто-серая глянцевая шкура держала удар так, будто была цельнометаллической. Когти на передних лапах были настолько острыми, что вспарывали мой сверхпрочный скафандр как бумагу. Гибкое тело с проворными передними лапами и мощными задними ногами, на которых оно держалось вертикально, но несколько сутуло, обладало противоестественной для нормального живого существа силой. Такой же генетически перестроенный уродец, как я?
Более того, я постепенно поняла, что зверь явно осторожничает. Если бы его целью было убить меня, я бы умерла почти сразу. Даже скрутить меня он мог бы гораздо быстрее, но вместо этого плясал вокруг. Будто ждал чего-то, или изучал моё поведение.
Царапины, оставленные когтями, были признаны аналитическим модулем безвредными, яда или иных враждебных сред диагностировано не было, и я тут же о них забыла, пока тело от кончиков пальцев до макушки не пронзила острая боль. Уже понимая, что проиграла, я отчаянно сопротивлялась боли и странному растекающемуся по телу оцепенению. Моя собственная кожа вдруг как будто превратилась в ловушку для тела, и я могла сколько угодно напрягать мышцы внутри этого кокона. Результатом были лишь новые импульсы от нервных окончаний и микротравмы самих мышц.
Стоило расслабиться, как боль пошла на убыль; не исчезла совсем, но превратилась в лёгкий колючий зуд на фоне разливающегося по коже онемения. Из средств восприятия у меня оставался только слух; глаза я закрыла еще до того, как паралич окончательно сковал всё тело, рассудив, что это лучше, чем пересохшая слизистая или случайные повреждения глаз.
Несколько хриплых, лающих звуков - это явно была связная речь, - и меня, судя по звуку шагов, куда-то потащили. Те двое, что несли меня, о чём-то тихо переговаривались, но звук их речи был гораздо более плавным и мелодичным. Правда, аналитический аппарат сообщал о недостатке данных для расшифровки, но утверждал, что смысловая нагрузка минимальна. Кажется, рядовые бойцы просто о чём-то болтали.
Я на всякий случай задремала, погрузившись в недра псевдо-разума. А аналитический аппарат продолжал работу, накапливая материал для дешифровки; зачем мешать не способному уставать компьютеру делать своё дело? На всякий случай добавила ему ещё одну задачу - рассчитать разумность моих поступков и вероятность других исходов. Давняя и очень полезная привычка, систематизировать и находить причины собственных успехов и провалов.
В нынешнем моём положении ясно было только одно: меня пока не собирались убивать, просто обездвижили за счёт этого странного онемения. Для просчёта дальнейшей линии поведения не хватало данных. Кто меня схватил? Люди ли это, какую цель они преследуют? Куда, в конце концов, занёс меня этот длинный прыжок? Может, я просто стала игрушкой пространственно-временных искажений, и выпала где-то в будущем?
Потом меня, кажется, доставили к месту назначения, а потом, после какого-то скрежета, свиста, шипения и бульканья, звуки вдруг исчезли, и я осталась одна в своей темноте и полной тишине.
Разум вяло попытался испугаться и выбраться из полусна, но господствующий в данный момент компьютер отмёл несущественные метания и углубился в анализ, задействовав все доступные мощности. Взяв себя в руки, я ещё глубже нырнула в сон, чтобы не отвлекать ресурсы и лишний раз не расшатывать собственную и без того кривую психику.
Мне было лет двенадцать, когда я поняла, что отделяю живущий в моей голове компьютер от себя самой. Первое время я пыталась осознать себя, что я такое есть, откуда взялась, потом пыталась наладить взаимоотношения с личностью, управляющей моим телом. Вскоре поняла, что компьютер без возражений признал моё право командовать, и пыталась управлять им наиболее эффективно. Вместе мы научились скрываться: первый сознательный расчёт, отданный мной аналитическому аппарату, подтвердил опасения - если я расскажу правду, меня уничтожат, так что большую часть времени я пряталась и училась.
И решила, что лучше попробую выжить там, куда меня отправят. Ведь потенциал кораблей был рассчитан и на обратную дорогу, нас не запускали как беспилотные спутники... Почему-то в глубине души сидела уверенность, что нужно сделать именно так, что там, за прыжком, ждёт что-то иное, важное, интересное, настоящее.
Дождалось. Добро пожаловать, что называется!
Впрочем, и без результатов анализа поведение незнакомых существ было объяснимо с позиции обычной человеческой логики. Непонятный летательный аппарат причинил существенные разрушения, в нём находился явно весьма опасный биологический объект, взявшийся неизвестно откуда с непонятной целью. Естественно, сразу уничтожать подобное существо глупо; нужно подробно изучить и разобраться, что оно из себя представляет.
Уединение окончилось внезапно. Я почувствовала, как онемение постепенно покидает моё тело, и вместо него приходит ощущение вязкой прохлады. Лёгкие, до этого еле работавшие под стиснутой грудной клеткой, наконец-то сумели расправиться целиком. Я поспешно открыла глаза и тут же встретилась с чужим взглядом.
Нас разделяло толстое стекло или прозрачный пластик, а ещё окружавшая меня гелеобразная субстанция, совершенно не мешавшая дышать. Я для пробы дёрнулась к стеклу - вдруг да и получится разбить? Но мои тюремщики дураками не были; при попытке сознательного движения возникло ощущение, что рука моя вплавлена в кусок металла.
Тогда, понимая, что выбора, кроме как играть по чужим правилам, нет, я принялась изучать стоящего передо мной... человека?
Аналитический аппарат подтвердил предположение: семьдесят пять процентов за то, что это именно человек, а не какая-то странная инопланетная форма жизни. Сразу стало спокойнее; спрогнозировать поведение людей куда проще, чем поведение кого-то с чуждой логикой.
Это явно был мужчина, причём в его облике не было ничего столь уж чуждого. Высокого роста, с хищными чертами лица и насмешливой ухмылкой, появившейся на тонких губах при виде моих потуг пошевелиться. Из странностей можно было отметить разве что слишком явный красный оттенок смуглой кожи и тёмно-красные волосы; причём если цвет их и был изменён, то основательно - у него и брови, и ресницы были красные. А глаза, в пику, почти чёрные. Физиономический анализ отметил порывистость, склонность к агрессии, эгоцентризм, жёсткость, упрямство.
Сильно потрёпанный (или оно так и задумано?) наряд его больше всего напоминал древнюю военную форму; чёрная рубашка, наброшенный на плечи расстёгнутый китель пронзительно-алого цвета с серебряным шитьём, чёрные узкие штаны, ремень с тяжёлой пряжкой, изображение на которой я не могла рассмотреть, и высокие, до колена, серебристые сапоги. Нужные названия незнакомых предметов одежды услужливо подсказывал компьютер, я даже воспроизвела в памяти несколько трёхмерных изображений подобных одежд, датированных девятнадцатым и восемнадцатым веками. Причём больше всего меня поразили (помимо собственных неожиданно обширных познаний в области истории костюма) сапоги; память услужливо подсказала, что использовалась такая обувь для езды на лошадях. Откуда в космосе лошади, я так и не сумела понять; осталось предположить, что либо это пережиток прошлого (о чём говорил и общий вид этой формы), либо такая обувь имеет какой-то иной смысл, которого я не понимаю.
Рядом, полускрытый от меня какими-то устройствами, стоял ещё один мужчина, полная противоположность первого. Коротко стриженный, с ярко-белыми волосами, болезненно-бледной кожей, узким лицом. Взгляд непонятного цвета глаз был цепким и острым. Этот, второй, был даже выше первого, явно за два метра ростом, и одет в нечто куда более привычное глазу - удобный полуоблегающий светлый комбинезон. Верхняя половина лица была закрыта широкими прозрачными очками, явно имевшими защитное назначение.
Первый из мужчин, так же внимательно меня разглядывая, что-то сказал. Аналитический аппарат опять виновато сослался на недостаток информации. Не дождавшись ответа, красноволосый вновь предпринял попытку к диалогу.
- Не понимаю, - честно ответила я, качнув головой и пожав плечами. Почему-то окружавшая меня субстанция не посчитала эти движения предосудительными.
Красноволосый в явном удивлении вскинул брови, и обратился уже ко второму. Мужчины принялись что-то обсуждать. Поскольку ничего из их слов я не понимала, а аналитический аппарат скромно помалкивал, я занялась изучением окружающей меня среды.
Не знаю, как, но она очень точно распознавала подоплёку каждого жеста. Просто поболтать ногами, пошевелить руками, повернуться - пожалуйста. Но стоило начать дрейфовать к какой-то из стен или к потолку, и я вновь чувствовала себя мухой в янтаре, причём от скорости движения ничего не зависело. При этом я сумела спокойно протянуть руку и пощупать стенку своей странной тюрьмы, а попытка ударить по нему даже без участия разума, на программе, ни к чему не привела.
От экспериментов меня отвлекла установившаяся тишина. Оба мужчины с явным интересом наблюдали за моими манипуляциями. Увидев, что я заметила их внимание и замерла, красноволосый, не сводя с меня взгляда, вновь что-то сказал своему напарнику. Тот скептически поджал губы, что-то едва слышно процедил. Первый ответил недовольным оскалом - не улыбнулся, а именно в зверином жесте продемонстрировал совсем не человеческие острые зубы, - и подошёл вплотную к стенке, сосредоточенно глядя на меня.
Некоторое время мы поиграли в гляделки; не знаю, чего он хотел добиться. Потом красноволосый положил ладонь на стекло, и я сумела разглядеть ещё одну странность - пальцы его заканчивались даже на вид острыми чёрными когтями. Теперь понятно, почему было только семьдесят пятьпроцентов за его человеческое происхождение, а не девяносто с лишним.
С сомнением посмотрела на руку, потом на её обладателя. Красноглазый приглашающе двинул бровями и кивнул на собственную ладонь.
Уровень опасности - красный, уровень агрессии - зелёный,- отчитался передо мной о прогнозах псевдо-разум, а аналитический аппарат вновь скромно промолчал. Вот тебе и великое достижение кибернетики и биоинженерии! Это на Земле анализатор щёлкал любые задачи; а стоило столкнуться с чем-то действительно непонятным, и толку от него ноль.
Хм. Раз агрессии в мой адрес нет, а уровень опасности говорит о потенциальной величине... Да и чем мне может грозить прикосновение к стенке ставшего моей тюрьмой сосуда? Может, красноволосый так пытается продемонстрировать своё дружелюбие? Или спросить меня о готовности к сотрудничеству?
Осторожно, неуверенно я протянула руку, прижав её напротив ладони мужчины; отличие в размерах оказалось раза в два в его пользу.
Задумчиво нахмурившись, красноволосый отрывисто что-то сказал своему бледному товарищу, не сводя взгляда со своей ладони. Тот лишь безразлично пожал плечами и отмахнулся короткой недовольной фразой. Первый вновь повторил свои слова, и в них отчётливо прозвучало властное раздражение. Судя по всему, этот красный здесь главный, а белый - что-то вроде обслуживающего персонала.
Белый разразился длинной монотонной тирадой, опустившись на корточки и что-то там ковыряя. А потом я вздрогнула от неожиданности - ладонь красного медленно погрузилась прямо в стекло и соприкоснулась с моей собственной рукой. Нервы будто окатило кипятком от чувства опасности, я дёрнулась, пытаясь отнять руку; но гелеобразная субстанция плотно стиснула меня, не давая шевельнуться. Голову в точке между бровей пронзило такой болью, что не помогли никакие фильтры и блокаторы, компьютер впервые на моей памяти просто отключился, и я почувствовала себя невыразимо одинокой и беззащитной перед этой выворачивающей голову наизнанку болью.
Наконец, когда в глазах совсем потемнело, и я почти потеряла сознание, пытка прекратилась.
Красноволосый с раздражённым шипением отдёрнул руку и принялся растирать ладонями лоб и виски.
- А я предупреждал, - злорадно припечатал его белый, и мозг мой, по ощущениям размазанный по стенкам черепа, не сразу сообразил, что понимаетего слова. - Можно было ещё с разбега головой об стену удариться. Или меня попросить, я бы с радостью проломил тебе висок.
- Рискни здоровьем, - вновь оскалился красный, с видимым усилием фокусируя взгляд на мне. - Зато получилось. Она нас понимает.
- Ты так уверен, что ей осталось, чем это делать? - в одном этом движении брови было столько скепсиса и высокомерной снисходительности, что я даже удивилась - он, кажется, откровенно нарывался на скандал с красноволосым, а тот почему-то это терпел. И ведь явно не из опасения; очнувшийся анализатор сообщил, что опасность первого зашкаливает за красную зону, а вот второй едва дотягивал до оранжевого уровня.
Тот, что в форме, пристально глядя на меня, очень многообещающе, с каким-то нехорошим предвкушением сыто улыбнулся.
- Я был очень нежен, - невозмутимо ответил он, и под его тяжёлым взглядом мне стало очень неуютно. В голове зрела твёрдая уверенность, что емуэтот странный контакт дал что-то, кроме боли. - Хочешь, на тебе продемонстрирую?
- Избавьте меня Предки от твоей нежности, - скривился белый. - А кроме достижения вербального взаимопонимания ты чего-нибудь добился?
- Вполне. Я снял блокаду, можешь продолжать свои опыты. А меня зовут, там уже аномалия схлопнулась, пора головастиков подобрать и идти в порт. У нас ремонта на двадцать нормосуток, и это если главный калибр будет чем заменить.
- А...
- Потом, - отмахнулся красноволосый и быстро вышел. Белый медленно, очень задумчиво качнул головой, внимательно посмотрел на меня.
- Ну, что ж. Продолжим, - сам себе сообщил он, приближаясь к моей капсуле.
Объектом опытов, судя по всему, должна была стать я. Фантазия и память подсказывали множество крайне неприятных вариантов дальнейшего развития событий; однако всё оказалось иначе.
Я просто провалилась в сон. Может быть, про меня забыли; а, может, за облепившими мою камеру приборами я просто никого не замечала. Компьютер, всю мою жизнь функционировавший идеально, сейчас начал вести себя очень странно. Похоже, сбой повредил что-то в хрупкой структуре биологического конструкта. Псевдо-личность просто стёрлась, как будто её никогда не было, а аналитический аппарат нёс полную ерунду. Когда я просыпалась, он утверждал, что спала я не больше секунды. Слова чужого языка он тоже не воспринимал, только если я передавала напрямую. Проанализировать, как получилось, что я теперь могу понимать чужую речь, опять же не удалось: анализатор настаивал, что это невозможно.
В общем, либо он повредился вместе с псевдо-личностью, либо я просто столкнулась с технологиями, которых ни он, ни я, не могли даже представить. Впрочем, вспоминая странную невидимую стену, герметизировавшую сделанный "Андромедой" пролом, удивляться этому глупо.
Я уже решила, что так и останусь навсегда в этой изолированной камере, когда, в очередной раз очнувшись ото сна, обнаружила, что приборы куда-то расползлись, а за стенкой опять стоит красноволосый.
В этот раз он выглядел гораздо приличней в человеческом понимании этого вопроса. Точно такая же форма, но совершенно целая; та же коса до пояса, только гораздо более аккуратная, очень странно на мой взгляд смотрящаяся с военной формой. Окинув меня задумчивым взглядом, он кивнул; я не сразу поняла, что не мне.
- Сейчас я освобожу тебя, и ты будешь вести себя хорошо, - это был не вопрос, а приказ, но я всё равно на всякий случай кивнула.
Поиск по сайту: