Ложь. Критерии истины

Еще во времена античности возникла трактовка истины как соответствия знания вещам, объектам. Истина – это адекватное отражение действительности, воспроизведение ее такой, какова она на самом деле. Иными словами, истина представляет собой соответствующее действительности содержание наших знаний о ней.

Истина заключает в себе определенный итог процесса познания. Однако этот итог не конченный, не окончательный, а в каждом конкретном случае – промежуточный. Истина – процессуальна, она заключает в себе процесс движения знаний ко все более адекватному воспроизведению действительности.

Истина как процесс представляет собой движение мысли от неполного, приблизительно верного знания ко все более полному и точному знанию, или от истины относительной к истине абсолютной. Относительная истина характеризует неполноту, неокончательность, приблизительность наших знаний, их ограниченность на данном этапе развития познания. Абсолютная истина, напротив, концентрирует в себе то в наших знаниях, что является безусловным, не может быть опровергнуто или уточнено в будущем, что составляет элементы незыблемого, непреходящего знания в общем объеме относительного знания. А так называемые «вечные» истины являются своеобразными вариациями абсолютной истины, аккумулирующими в себе твердо установленные, точно зафиксированные, не подлежащие сомнению факты. Н.Г.Чернышевский писал к примеру, о том, что среди наших исторических знаний «бесспорно находится много, очень много сведений недостоверных, очень много ошибочных суждений; но есть в их составе такие знания, достоверность которых для каждого образованного человека так непоколебима, что он не может подвергать их сомнению, не отрекаясь от разума».[338]

Движение человеческого познания происходит в направлении овладения абсолютной истиной, складывающейся из суммы относительных истин. Каждый новый этап познания ограничен уровнем развития науки, условиями жизни общества, делающими наши знания относительными, т.е. неполными, приблизительными. Однако это не означает, что в ходе постижения действительности получаемые нами знания лишь обнаруживают свою относительность: новые стадии в развитии познавательного процесса прибавляют и новые крупицы абсолютной истины. В целом, вырабатывая относительные истины, познание в ходе их суммирования пополняет и багаж абсолютной истины; приближая нас ко все более полному и всестороннему знанию о действительности.

Относительные истины – это истины, нуждающиеся в уточнении пределов и условий их действия, в дополнении, углублении, конкретизации, словом, в дальнейшем развитии. Попытки признавать существование одних относительных истин получили название релятивизм (от лат. relativus - относительный). Представители релятивизма рассматривают познание как относительное, условное, субъективное. Такая позиция весьма ярко выражена уже во взглядах древнегреческого софиста Горгия (ок.483-375г.г. до н.э.). В ХХ столетии релятивистские установки отчетливо проявились в воззрениях отечественного философа, культуролога и экономиста А.А.Богданова.

Стремление оперировать одними абсолютными истинами вобрал в себя догматизм (от греч. dogma – мнение, учение, постановление). Догматизм представляет собой некритический односторонний, антиисторичес-кий тип мышления. Он не учитывает специфические условия места, времени, действия выдвигаемых положений. Сам термин «догматизм» был введен древнегреческими философами Пирроном и Зеноном. Правда, первоначально он имел другое значение: догматической называли всякую философию, поскольку она формирует определенные положения.

Важнейшей характеристикой истины является единство в ней объективного и субъективного. Истина объективна по своему содержанию и субъективна по форме выражения. Недаром же научные выводы, сделанные независимо друг от друга разными учеными, имеют в каждом конкретном случае специфическое выражение. Однако объективность истины подчеркивает то обстоятельство, что она выражает такое знание, содержание которого не зависит ни от человека, ни от человечества.

Истину характеризует и такое свойство как ее конкретность. Оно – свидетельство того, что об объекте судят на основании его реальных связей. Истина конкретна в силу того, что она отражает объект либо какую–нибудь из его сторон в определенных условиях места - времени. Изме-нения этих условий ведет к тому, что истина теряет свою правомерность, утрачивает в новых обстоятельствах право считаться истиной.

Только в том случае, если оговорены условия, при наличии которых сформулировано то или иное положение, можно говорить об истинности или ложности таких положений. Истина вне учета обстоятельств времени и пространства не существует. В этом смысле надо понимать известное положение о том, что абстрактной истины нет, она всегда конкретна. Это особенно важно иметь в виду при применении выводов той или иной общей теории к конкретным ситуациям. Не менее важен конкретно-исторический подход при исследовании социальных явлений: общество изменяется чрезвычайно быстро, и любые его характеристики вне связей и отношений столь же бессодержательны и бессмыслены как и применительно к связям и отношениям, изменения которых не учитывается.

Процесс постижения истины всегда сопровождается оперированием заблуждениями. Принимая за истинное то, что на самом деле не соответствует реальности, люди впадают в заблуждения. Словом, осуществляя в ходе познания поиск истины, человек пользуется возможностями свободы выбора, и именно это неизбежно приводит его к заблуждениям.

Гельвеций так объяснял возникновение заблуждений: «Каждый ограниченный ум, каков он у человека, подвержен заблуждению, потому что даже самые малые предметы имеют бесконечное количество отношений, которые ограниченный ум не может понять, так как охотно полагает, будто отношения которых он не замечает, вовсе не существуют».[339]

Человек прозревает, обнаруживая заблуждения, как правило, неожиданно. Обнаружение неистинности отстаивавшихся им воззрений нередко привносит в познавательный процесс элемент потрясения. Гельвеций писал по этому поводу: «Заблуждение подобно мине, к которой поднесен фитиль. Люди не подозревают о его присутствии, пока оно не произведет свое действие».[340]

Избежать заблуждений в процессе познания действительности – труднейшая задача. Свое стремление к истине человек прокладывает через заблуждения. Расстаться с ними бывает нелегко, а иногда и непросто. Характеризуя подобную ситуацию, Гельвеций привел такое сравнение: «Многие оказываются подверженными заблуждению, не имея возможности от него уклониться или достаточно быстро спастись бегством. Они похожи на тех людей, которые находятся на возвышенности на берегу отхлынувшего моря… вода скоро покроет бугорок, на который они взобрались».[341]

Заблуждения – неизбежные спутники постижения истины. Зачастую они содержат в себе некий ее компонент, и потому утверждение французского писателя Жюля Ромена о том, что нередко заблуждения – это та же истина, которой не дали еще созреть, имеет под собой определенные основания.

Истине в познании противостоит не только заблуждение, но и ложь. Она предполагает сознательное искажение действительности, целью которого является обман. Разумеется, что ложь не в состоянии вырасти в истину, служить ее достижению. Извращенная истина становится ложью. Ложь может основываться как на знании так и на незнании: она искажает знание или подменяет его незнанием.

Жан Жак Руссо так классифицировал варианты направленности лжи: «Лгать самому себе для своей выгоды – подделка; лгать для другого – подлог; лгать для того, чтоб повредить – клевета; это худший вид лжи».[342] Оговоримся, что эти высказывания французского мыслителя не претендуют на научную строгость формулировок, а лишь свидетельствуют о многоликости лжи. Примечательно, что среди ее вариантов в процессе познания особенно распространены попытки искажения действительности путем различных недомолвок, сокрытия фактов и обстоятельств, умалчивания полученных в ходе исследования данных.

Отделить истину от заблуждения, оградить от последствий неточностей, просчетов, промахов познания, защитить от посягательств лжи позволяет ориентация на всесторонне обоснованный критерий истинности знания. История мировой философии знает многочисленные попытки выявить такой критерий. Правда известны и попытки вообще отрицать наличие такого критерия. К примеру, древнегреческий скептик Пиррон отрицал как саму истину, так и ее критерии. Некоторые представители имманентной школы в философии (разновидности кантианства), сложившейся в конце XIX – начале XX столетий, считали все истинным и, таким образом, снимали вопрос о критерии.

Приверженцы рационализма полагали, что критерием истины является само мышление в силу того, что оно ясно и отчетливо мыслит объект. Этот взгляд отстаивали Р.Декарт, Б.Спиноза, Г.Лейбниц, некоторые философы XYIII века. Такой подход имеет неразрывную связь с признанием самоочевидности первоначальных истин, с убеждением, что они постигаются с помощью интеллектуальной интуиции.

С точки зрения И.Канта, всеобщего материального критерия истины быть не может, ибо само существование такого критерия он считал противоречивым. В «Критике чистого разума» мыслитель подчеркивал, что «всеобщим критерием истины был бы лишь такой критерий, который был бы правилен в отношении всех знаний безразлично, каковы их предметы. Но так как, пользуясь таким критерием, мы отвлекаемся от всякого содержания знания (от отношения к его объекту), между тем как истина касается именно этого содержания, то отсюда ясно, что совершенно невозможно и нелепо спрашивать о признаке истинности этого содержания знаний и что достаточный и в то же время всеобщий признак истины не может быть дан. Так как выше мы уже называли содержания знания его материей, то мы можем выразить эту мысль следующим образом: требовать всеобщего признака истинности знания в отношении материи нельзя, так как это требование заключает в себе противоречие».[343]

Кант признавал только формально – логический критерий истины как «согласие знания со всеобщим формальным законами рассудка и разума». В учении Канта показан «субъективный характер истины», что, по мнению мыслителя, сделало невозможным наличие всеобщего критерия истины.

В.С.Соловьев считал центральным в установлении истины моральный аспект: ее критерий (мерило) предполагает добросовестную работу мышления. Он полагал, что «мерило истины переносится из внешнего мира в самого познающего субъекта, основанием истины признается не природа вещей и явлений, а разум человека»[344]. Соловьев подчеркивал: «в мериле истины заключается понятие добросовестности: настоящее философское мышление должно быть добросовестным исканием достоверной истины до конца».[345]

Согласно взглядом немецкого неокантианца Э.Кассирера критерием истины является внутренняя непротиворечивость самого мышления. Представители конвенционализма, (А.Пуанкаре, К.Айдукевич, Р.Кар-нап), считавшие, что в основе научных теорий лежит соглашение (конвенция) между ученым, и их выбор обусловлен соображениями удобства, простоты, увидели критерий истины в формально – логической согласованности суждений науки с этими соглашениями (исходными или позднее введенными).

Сторонники сенсуалистического направления в теории познания, придерживавшиеся субъективно – идеалистических позиций, истолковывали критерий истины либо как непосредственную очевидность ощущений (Аристипп, а в Новое время отчасти Д.Беркли), либо как согласованность понятий и суждений с чувственными данными (Д.Юм). Вариацией этого подхода стали взгляды родоначальников позитивизма О.Конта и Р.Спен-сера.

Названные воззрения были развиты в XX столетии неопозитивистами при истолковании принципа верификации или верифицируемости (от лат. verus-истинный, и facio- делаю). Верифицируемость (верификация) представляет собой процесс установления истинности научных утверждений в результате их эмпирической проверки. Согласно указанному принципу, всякое научное осмысленное утверждение может быть сведено к совокупности так называемых протокольных предложений, образующих эмпирический базис науки. Они фиксируют данные «чистого опыта» и выступают в качестве функций истинности «элементарных утверждений исчисления высказываний». Истинность протокольных предложений обосновывается наблюдением; считается, если она установлена, то в ней трудно сомневаться.

Видный представитель логического позитивизма Б.Рассел, характеризуя процесс установления истинности научных утверждений, сделал такие пояснения: «Для верифицируемости высказывания недостаточно того, чтобы оно было истинным; кроме того, оно должно быть таким, чтобы его истинность можно было обнаружить. Таким образом, верифицируемость зависит от нашей способности приобретать знания, а не только от объективной истинности»[346]. Как видим, проверка научных положений на истинность при такой точке зрения напрямую связывается с познавательными способностями человека.

В ходе развития логического позитивизма наряду с признанием верификации критерием истинности суждений проявилась также трактовка такого критерия на базе принципа взаимосогласованности предложений, в системе друг с другом, с принятыми законами логики (О. Нейрат, К.Г. Гемпель, Р. Карнап). Базисом науки стали рассматриваться не факты, а предложения.

История философии знает и понимание истины как пользы, что предполагает признание полезности объекта или процесса как показателя истинности воззрений, характеризующих их. Такая точка зрения характерна для прагматизма - учения, определяющего значимость знания его практическими последствиями. Один из основоположников прагматизма американский философ Уильям Джеймс(1842-1910) считал, что значение понятий, идей и теорий, заключаясь в их практических последствиях, позволяет судить об истине как об успешности или полезности их применения в опыте. Словом, показатель истинности знаний он усмотрел в их способности быть полезными для достижения той или иной цели.

Конечно же истина приносит или же может принести людям пользу, но это еще не означает, что все полезное истинно. Пользу способно, ведь кому-то приносить и ложь, что может относиться даже к определенным группам людей. Отождествление истины и пользы нельзя признать состоятельным, как и попытки рассматривать полезность как свидетельство истинности.

Понимание практики как критерия истины зародилось в философии Гегеля. Немецкий мыслитель полагал, что «истина есть соответствие мышления предмету, и для того чтобы создать такое соответствие - ибо само по себе оно не дано как нечто наличное – мышление должно подчиняться предмету, сообразоваться с ним»[347]

Причем, речь у Гегеля идет об истине как о соответствии понятия (в качестве формы мышления) предмету. Значение практики для решения проблем истины как совпадения (тождества) человеческого понятия с идеальной структурой мироздания мыслитель увидел в доказательстве соответствия между ними. Он считал, что человек, создавая предмет, сообразующийся с понятием, тем самым и доказывает соответствие понятия его предмету, т.е. абсолютному духу. Происходит повторение акта божественного творения мира абсолютным духом, идеей, мировым разумом.

Исследование роли практики в познании и, в частности, ее участия в нем как критерия истины было предпринято в марксизме. Об особенностях проверки истины практикой речь уже шла в предыдущем разделе учебника. Уточним лишь общую специфику подхода к практике как к критерию истины. Этот подход реализует такую основополагающую идею: для того, чтобы сравнить имеющийся образ с самим объектом, необходимо практически воздействовать на этот объект. В случае обнаружения изменений в нем, которые мы прогнозировали, можно считать исходные представления истинными. Если же мы будем исходить из ошибочных представлений об объекте, то не сможем получить на практике те, результаты, которые предполагали. В итоге, наши представления об объекте придется пересмотреть, признав их полную или частичную несостоятельность.

Разумеется, что такой общий подход имеет широкое разнообразие своих проявлений. Разработка многочисленных вопросов, связанных с удостоверением истины, происходит в рамках теории познания.

Процесс познания формирует знания людей, на основе которых возникает цели и мотивы человеческих действий. Это – общественно – исторический процесс творческой деятельности людей, вершиной которого является постижение истины.

Поиск по сайту: