ДЗЕН-БУДДИЗМЕ

Подход Дзен к реальности может быть определен как антинаучный в том смысле, что Дзен иногда идет в прямо противоположном направлении, нежели наука. Это не означает, что Дзен противостоит науке; скорее его следует трактовать как позицию, отвергаемую учеными как „ненаучную”.

Науки строятся по единым стандартам, они экстравертивны и всегда „объективно” рассматривают изучаемые вещи. Основоположение, которое принимают науки, состоит в отделении себя от предмета исследования и ни в коем случае не отождествление себя с ним. Даже когда науки рефлектируют самих себя, то тщательно проецируют вовне свои внутренние характеристики, как будто последние есть нечто, от них отличное и чуждое их природе. Больше всего они боятся быть „субъективными”. Но следует ясно осознавать, что до той поры, пока мы занимаем позицию стороннего наблюдателя, мы и остаемся „аутсайдерами”, и что, в силу этого, мы никогда не сможем познать вещь саму по себе. Все нам известное будет лишь внешним знанием. Тем самым, мы никогда не постигнем наше подлинное Я. Ученым, следовательно, нечего надеяться когда-нибудь проникнуть в глубины личности, сколь бы сильно они того ни желали. Они, без сомнения, могут много рассуждать о личности, но это и все, что они могут. Дзэн предлагает избрать направление, противоположное науке, если только мы хотим поближе познакомиться с Я. Говорят, что наилучший путь изучения человечества – изучение человека, но в данном случае человек должен рассматриваться как Я, поскольку только человечество, а не животный мир, обладает самосознанием. Мужчины и женщины, которые не занимаются самопознанием, осуждены пройти через следующий цикл смертей и рождений. „Познать себя” значит познать свое Я.

Научное познание Я до той поры не будет подлинным знанием, покуда оно объективирует Я. Следует изменить само направление научного типа изысканий: познавать Я необходимо изнутри, а не извне. Личность должна познать самое себя, не покидая собственных пределов. Кто-то, быть может, спросит: „Как же это возможно? Познание всегда подразумевает дихотомию субъект – объект”. Отвечу: „Самопознание возможно только при идентификации субъекта и объекта. Это произойдет тогда, когда наука, исчерпав себя, отложит в сторону хитроумные технические приспособления для экспериментов и честно признается, что не сможет продолжать свои исследования до той поры, покуда не совершит чудодейственного прыжка в царство абсолютной субъективности”.

Царство абсолютной субъективности и есть место пребывания Я. Термин „пребывать”, правда, не очень точен, поскольку предполагает статический взгляд на Я. Но Я есть вечное движение и становление. Оно есть нуль в статическом состоянии и бесконечность в процессе движения. Я – динамично. Его можно уподобить сфере, не имеющей периферии. Я в этом случае есть пустота (śūnyatā). Но оно также и центр данной сферы, который может быть найден в любой ее точке. Я есть точка абсолютной субъективности, которая может выражать чувства неподвижности и спокойствия. Но поскольку эта точка может быть помещена везде, где мы захотим, – в бесконечно разнообразные места, – она, в сущности, и не является точкой. Точка есть окружность, и окружность является точкой. Этот, казалось бы, невозможный парадокс становится возможен, когда мы покидаем направление движения науки и обращаемся к Дзэн. Дзэн, по существу, оказывается творцом этого парадокса.

Таким образом, поскольку Я проходит все градации от нуля до бесконечности, и наоборот, в этом движении попросту нет места для объекта науки. Как абсолютная субъективность, Я разрушает все наши попытки объективно его сфокусировать. Я – неуловимо, несхватываемо, и мы бессильны экспериментировать над ним научным образом. Мы не можем проникнуть в него при помощи любого объективно сконструированного средства. Никакой научный гений здесь не властен, ибо такова природа вещей, не позволяющая практиковать эти методы. Правильно отрегулированное Я знает, как открыть себя, не прибегая к процессу объективации.

Личность, с точки зрения де Ружмона, дуалистична по своей природе и внутри нее всегда присутствует конфликт. Этот конфликт, или напряжение, или противоречие составляют сущность личности, и отсюда с необходимостью следует, что чувства страха и неуверенности постоянно сопровождают ее существование. В принципе, мы могли бы сказать, что именно данные аффекты заставляют личность совершать дисгармоничные – жестокие и безрассудные – деяния. Чувства образуют исток человеческих действий, но не диалектических затруднений. Психическое первично, и лишь затем появляются логика и анализ, но не наоборот.

По де Ружмону, для западного человека невозможно преодолеть дуализм, коренящийся в самой его природе, покуда он привязан к историко-теологической традиции Бого-человека или человеко-Бога. Именно вследствие этого дуалистического конфликта в бессознательном и вытекающего отсюда ощущения тяжести бытия, западные люди оказываются погруженными в стихии пространства и времени. Они в основном экстраверты, а не интроверты. Вместо созерцания своей внутренней природы и обуздания ее, они пытаются разрешать дуалистические конфликты внешним образом, преимущественно в плане интеллекта.

Далее приводится история о дзэнском монахе, который выставил палец перед носом собеседника и дал тому возможность понять, на что палец действительно похож. Позднее этот монах прославился под именем Обаку Ки-уна (ум. в 850 г.) – одного из величайших дзэнских мастеров эпохи Таи.

Однажды правитель одной из областей посетил монастырь, подлежащий его юрисдикции. Настоятель взялся его проводить по территории монастыря. Когда они пошли в комнату, где висели портреты наиболее преуспевших настоятелей, правитель указал на один из них и спросил: „Кто это?” Настоятель ответил: „Прежний настоятель”. Следующий вопрос правителя звучал так: „Портрет есть, а где же сам человек?” Настоятель не нашелся, что ответить. Это было свыше его сил. Правитель, однако, настаивал на ответе. Настоятель выглядел подавленным, поскольку и среди его последователей не было никого, чей ответ мог бы удовлетворить дотошного чиновника. Наконец, он вспомнил о странном монахе, который недавно нашел приют в монастыре и который большую часть своего времени проводил, поддерживая порядок на монастырском дворе. Настоятель решил, что этот чудак, похожий на последователя Дзэн, возможно сумеет ответить на вопрос чиновника. Когда монах пришел, чиновник обратился к нему со следующими словами:

„Уважаемый Господин, окружающие люди, к сожалению, не в состоянии ответить на мой вопрос. Не будете ли вы так любезны попробовать найти ответ?”

Монах ответил: „В чем заключается ваш вопрос?”

Правитель повторил: „Здесь висит портрет прежнего настоятеля, но где же он сам?”

Монах мгновенно вскричал: „О, Правитель!”

Чиновник ответил: „Я, Уважаемый Господин”.

„Но где же ты?” – таково было решение монаха.

Ученые, включая теологов и философов, стремятся быть объективными и избежать любых форм субъективности. Они глубоко убеждены, что суждение истинно, только когда его можно объективно оценить или проверить, а не только субъективно, личностно пережить. Они забывают, что личность неизбежно живет именно личностно-субъективной, а не концептуализированной или онаученной жизнью. Однако как бы ни старались мы дать точную, объективную, философскую дефиницию жизни, это будет определением жизни, как объекта, а не определением личностно-субъективной жизни. Именно такая жизнь и является предметом научного анализа. Объективность и субъективность – здесь вообще не проблемы. Но то, что по-настоящему затрагивает наши души – так это самопознание собственных жизней: где и как мы живем. Личность, познавшая себя, отнюдь не склонна теоретизировать, не пишет книг, не дает другим навязчивых советов; она всегда живет своей уникальной, свободной и творческой жизнью. Здесь Я знает себя изнутри, но никогда не со стороны.

Как видно из истории об Обаку и правителе, мы обыкновенно удовлетворяемся в жизни копией или подобием и, воображая умершего человека, не можем ответить на вопрос правителя: „Портрет есть, а где же сам человек?” Попробуем перевести сюжет этой истории на наш современный язык. Существование поддерживается постоянным вторжением относительных решений и путем выгодных компромиссов. Идея рождения и смерти есть относительное решение, а написание портретов представляет собой разновидность сентиментально-спасительного компромисса. Но для полноценного присутствия реального человека – всего этого явно недостаточно. Отсюда и вопрос правителя: „Где же человек?” Обаку, как истинный адепт Дзэн, не терял времени даром и сумел криком вырвать правителя из объятий иллюзорного концептуального мира: „О, Правитель!” Ответ также последовал мгновенно: „Я, Уважаемый Господин”. Мы видим, как личность силится вырваться здесь из темницы анализа, абстракций и концептуализаций. Когда мы осознаем это, то овладеваем подлинным знанием, что есть личность, где она существует и чем является Я. Если личность идентифицирована всего лишь со сферой действия, то она и не живет, а лишь интеллектуализирует; она не есть ни мое, ни ваше Я.

Дзёсю Дзюсин (778-897) был однажды спрошен монахом: „Что представляет собой мое Я?” Дзёсю ответил: „Закончил ли ты есть утреннюю кашу?” „Да, я закончил”. Тогда Дзёсю сказал: „Если так, мой свою чашку”. Еда есть процесс, мытье чашки есть процесс, но Дзэн интересуется не ими, а самим деятелем. Именно едок и мойщик совершают акты еды и мытья, и покуда деятель не захвачен ими целиком, нельзя и говорить о действии. Кем является тот, кто сознает действие, и кем является тот, кто сообщает вам об акте самосознания? Кем являетесь вы, сообщающий о факте не только самому себе, но и другим? „Я”, „ты”, „она”, „это” – все данные местоимения служат для выражения нечто, стоящего за ними. Что же представляет собой указанное нечто?

Другой монах спросил Дзёсю: „Что есть мое Я?” Дзёсю ответил: „Видишь ли ты цитрусовое дерево во дворе?” Не на созерцание, а на созерцателя указал здесь мастер Дзэн. Если Личность есть ось духовной спирали, никогда не объективируемая и не фактуализируемая, то она вечно пребывает, а Дзэн призывает нас поймать ее голыми руками и гордо предъявить мастеру это самое необъективируемое и недостижимое нечто (anupalabdha). Как раз здесь лежат расхождения между наукой и Дзэном. Правда, мы должны помнить, что Дзэн не отрицает научный подход к реальности, а лишь желает сказать ученым, что их взгляд не является единственным. Есть и другой подход, более прямой, реалистичный и интимно-личностный, который ученые могут называть субъективистским, но, который таковым по тайной сути вовсе не является.

Личность, индивид, Я, Эго – все эти термины я использую здесь как синонимы. Личность моральна и воляща, индивид контрастирует с группой, Эго – психологично, но Я в равной мере морально и психологично, обладает и социальной, и духовной составляющими. Внутренняя наполненность чувством автономии, свободы, самодетерминации и длящегося творчества – вот конститутивные психологические принципы Личности с точки зрения Дзэн.

Хокедзи спросил Басё До-ити (ум. в 788 г.): „Кто тот человек, который одиноко стоит в окружении десяти тысяч вещей (дхарма)?” Басё промолвил: „Я отвечу тебе, если ты выпьешь Реку Запада одним глотком”. Данные слова демонстрируют глубину проникновения в то, что именуется Я или Личность. Теологи и психологи, отождествляющие с Я пучок впечатлений и восприятий или Идеи, или принцип единства, или динамическую тотальность субъективного опыта, или внеэкзистенциальную ось спирали человеческой деятельности – все они движутся в направлении, прямо противоположном Дзэн. Чем быстрее они бегут, тем дальше они от него. Недаром я отмечал, что наука и логика объективны и центробежны, в то время как Дзэн субъективен и центростремителен.

Кто-то заметил: „Все находящееся вне индивида говорит, что он - ничто, в то время как все, находящееся внутри него, убеждает: он есть все”. Данное высказывание замечательно, поскольку точно передает чувство, возникающее у каждого из нас, когда мы тихо сидим и пристально вглядываемся в глубины нашего существования. В такие мгновения будто кто-то нашептывает нам мягким голосом о незряшности и о великой значимости нашего рождения. Где-то еще я вычитал такие слова: „Вы всегда дерзаете в одиночестве. Одиноко пересекаете пустыни и одиноко бродите по миру”. Это не так. Стоит человеку хотя бы один раз заглянуть в глубины самого себя, как он осознает, что не одинок, не является заброшенным и опустошенным: внутри него коренится чувство царственной, восхитительной единственности, всегда пребывающей в самой себе, но, вместе с тем, и не оторванной от остального мира. Подобное миропонимание противоречиво лишь по-видимости, но оно реально и достижимо, если следовать путем, указанным Дзэн. Человек, сумевший вырваться из царства абстракций и интеллекта, начинает понимать, что новое мировидение родилось из недр его собственного, оригинального и творческого Я. Творчество отлично от голого динамизма, оно – отличительная черта пребывающего, самоопределяющегося начала, именуемого Я.

Индивидуальность также важна в утверждении Я, но она слишком политизирована, этизирована и связана с идеей ответственности. Индивидуация принадлежит царству относительности, она слишком подвержена влиянию силы самоутверждения и всегда берет поправку на других в той же мере, в какой подвержена влиянию с их стороны. Где утверждается индивидуализм, там превалируют отношения взаимной вражды. Здесь нет свободы, нет спонтанности, а есть лишь удушливая атмосфера запретов, подавленности и угнетения со стороны внешних сил. В результате возникают многочисленные психические аномалии.

Индивидуация есть термин объективистского подхода, отличающего одного человека от другого. Когда различия между людьми гипертрофированы просыпается жажда власти, нередко становящаяся бесконтрольной. Когда же последняя не столь сильна или приобрела негативный характер, то личность становится повышенно чувствительной к любым замечаниям и критике. Сознание такого типа нередко толкает нас в бездну самого черного рабства. Вспомним здесь о романе Т. Карлейля „ Сартор Резартус ”.

„Философия одежд” есть философия иллюзорного мира, где каждый одет только потому, что есть другие люди, и где каждый стремится выглядеть иначе, нежели он есть на самом деле. Такие переодевания кажутся забавными, но когда они заходят слишком далеко, человек утрачивает свою оригинальность, действия его становятся нелепыми, и он, в результате, превращается в подобие обезьяны.

Когда указанный аспект Я начинает доминировать, реальное Я вытесняется и становится попросту несущественным, что и означает его подавленность. Но мы-то все знаем, что влечет за собой подобное подавление. Творческое бессознательное никогда не может быть подавлено; оно все равно утвердит себя в той или иной форме. Если оно не может утвердиться в форме адекватной – естественной, то взрывает все возникающие барьеры, подчас жестоким и даже патологическим образом. В любом случае подлинное Я оказывается безнадежно разрушенным.

Провидя возможность подобного трагического исхода, Будда провозгласил доктрину annatta или nirātta, или не-Я, чтобы пробудить нас от феноменального сна. Дзэн-Буддизм не был, однако, вполне удовлетворен этим несколько негативистским методом изложения теории и постарался сделать ее позитивной, доступной для буддийских последователей, чтобы они избежали ошибок в своем приближении к Реальности. Приведем пример из деятельности Ринзай Гигена (ум. в 867 г.). Однажды он высказал следующее поучение: „Существует истинный человек в массе живой плоти, который не поддается определению и который входит внутрь и выходит наружу из ваших лицевых ворот (т.е. чувственных органов). Те, кто еще не убедился (в его существовании) - смотрите, смотрите!”

Один из монахов вышел вперед и поинтересовался: „Кто же этот человек, не поддающийся определению?”

Ринзай вскочил со своего кресла и, схватив монаха за горло, приказал: „Говори, говори!”

Монах зашатался.

Тогда Ринзай отпустил его и произнес: „Что за ничтожный комок навоза (высушенная палочка навоза)!”

„Истинный человек, не поддающийся определению” есть термин у Ринзай Гигена для обозначения человеческого Я. Все его учение строится исключительно вокруг Человека (jên) или Личности, которые также иногда именуются „Человек-Путь” (tao-jên). Можно утверждать, что он был первым проповедником в истории китайской мысли, настойчиво подчеркивавшим присутствие этого Человека в каждом мгновении экзистенциального бытия. Без устали вел он своих последователей к осознанию Человека или реального Я. Реальное Я является чем-то вроде метафизической оппозиции психологическому или этическому Я, принадлежащему конечному или релятивному миру. Человек трактуется Ринзай Гигеном как „Не поддающийся определению” или как „независимый от” (mu-ye, wu-i), или как „не имеющий одежд”. Все эти термины заставляют нас думать о „метафизическом” Я.

Учитывая эти предварительные замечания, давайте подробней ознакомимся с изречениями Ринзай, касающимися Человека, Я, Личности; поскольку в них, как мне кажется, он выразил свои воззрения исчерпывающим образом. Его поучения помогут нам лучше разобраться с понятием Личности в Дзэн.

Осознайте, что Человек есть источник всех Будд. Не ваше физическое тело, не желудок, не кишечник, не почки, не пространственная пустота – не они постигают Дхарму. Но кто же он, познающий все это? Он – перед вами во всей своей мудрости, неделимости и гордом сиянии.

Как только вы сумели это увидеть, так сразу перестали отличаться от Будды и патриархов. [Постигающий все это] никогда больше не отклонится с пути. Он – во всем, что могут увидеть глаза.

Сознание, лишенное формы, проникает в десять сфер: с помощью глаз, способных видеть, с помощью ушей, способных слышать, с помощью носа, способного обонять, с помощью рта, способного говорить, рук, способных ощупывать, и ног, способных идти.

О, Последователи Пути! Тот, кто сейчас находится перед вами – сияющий, целостный, владеющий знанием и вслушивающийся [в голос Дхармы] – этот Человек вездесущ, он проходит через десять пределов, он – хозяин самому себе. Причастный всем событиям, все понимая – он не может изменить самому себе.

Он способен в мгновение ока проникать в мир Дхармы. Когда он встречает Будду, то беседует с ним как Будда; когда он встречает патриарха, то разговаривает с ним как патриарх; когда он встречает архата, то говорит с ним как архат; когда он встречает голодного духа, то разговаривает с ним как голодный дух.

Будучи вездесущим, он способен странствовать по всем землям и учить все существа, оставаясь при этом в едином мысле-мгновении.

Где бы он ни путешествовал, он остается чистым и неопределенным; его свет проникает через десять пределов и десять тысяч различных вещей.

Что есть истинное понимание?

Это – вы, способные входить во все [ситуации]: обыденные и божественные, оскверненные и полные святости; это – вы, способные проникать во все буддийские миры, в башню Майтрейи и в мир Дхармы Вайрочаны. Когда вы входите туда, то оказываетесь краеугольным субъектом четырех стадий становления: рождении, существования, разрушения и смерти.

Будда, явившись в мир, привел в движение великое колесо Дхармы и перешел в нирвану [вместо того, чтобы навсегда остаться в мире, как могли бы предположить мы, простые существа]. Но нет ведь и никаких знаков его прихода-ухода. Если мы проследим его жизненный путь, то их не обнаружим.

Войдя в мир Дхармы Нерожденного, он проник через все возможные миры. Войдя в мир чрева Логоса, он увидел, что все вещи состоят из пустоты и не имеют реальности. Единственное существо, обладающее бытием, – это Дао-Человек (tao-jên), который, ни от чего не зависит.

Итак, Будда рожден из того, что ни от чего не зависит. Когда схвачено это нечто, то и Будда открывается как непостижимый.

Когда кто-то достигает подобного озарения, то говорят, что он обрел истинное понимание.

Желающие постигнуть учение, но незнакомые с истинным пониманием, увлекаются вербальной игрой и, вследствие этого, оказываются заключенными в тюрьме слов. Когда ее стены отрезают прямое видение пути, люди неспособны правильно разглядеть его.

Даже двенадцать разделов буддийского учения есть не более, чем слова [но не реальность]. Ученики, не понимающие этого, обрекают себя на выискивание смысла в пустых терминах и фразах. Все они зависят от чего-либо, и тем самым вовлечены в каузальную связь. Они не в силах покинуть круговорота смертей и рождений.

Если вы желаете избежать рождения и смерти, прихода и ухода, если вы жаждете стать свободными, то должны познать Человека, который в этот момент вслушивается в беседу о Дхарме. Он – тот, кто не имеет ни очертаний, ни формы; ни корня, ни ствола; он тот, кто не имея постоянного местопребывания – полон энергии и деятелен.

Он откликается на все происходящее, проявляя тем самым свою активность, хотя приходит из ниоткуда. Таким образом, как только вы пытаетесь искать его – он удаляется. Чем ближе вы к нему подошли – тем дальше он очутился.

„Тайна” – вот его имя.

Есть Единственный, сидящий в это мгновение перед вступившими на Путь, вслушивающийся в речь о Дхарме. Он – тот, кто не горит в огне, не тонет в воде; это тот, кто прогуливается, будто в саду, даже вступив на три пути зла или в Нарака (Naraka); это тот, кто оказывается вне кармических последствий, даже войдя в царства голодных духов или животных. Почему так? Потому что, нет условий, которых ему следует избегать.

Если вы любите книжную мудрость и ненавидите обыденность, то будете бесконечно барахтаться в океане рождений и смертей. Греховные страсти проистекают от ума. Когда у вас нет ума – то какие греховные страсти ослепят вас? Когда вы не связаны предпочтениями и привязанностями, то обретете Путь без усилий. Когда же ваш дух в смятении – вы обречены на возвращение в царство смертей и рождений, хотя, быть может, в течение „бесчисленных кальп” вы и стремились к обретению Пути. В этом случае лучше всего – вернуться обратно в монастырь и мирно сидеть, скрестив ноги, в зале для медитации.

О, Следующие Путем! Вы, кто в данный момент вслушивается в мою речь о Дхарме, – вы не есть четыре элемента [из которых составлено ваше тело]. Вы те, кто извлекает пользу из четырех элементов. Когда вы узрите эту [истину], то обретете свободу своего прихода-ухода.

То, что доступно моему истинному видению – не подлежит отрицанию.

[Однажды учитель прочел следующую проповедь:]

Вступившим на Путь в первую очередь необходимо иметь веру в самих себя. Не ищите на поверхности, иначе вас уведут в сторону незначительные внешние обстоятельства, и вы окажетесь неспособны отличить истину от лжи. Есть Будды и есть патриархи, они могут высказываться, но это всего лишь вербальные пути, лежащие перед царством подлинной Дхармы. Если кто-то демонстрирует вам диалектические тонкости какого-либо термина или фразы, то они заставляют вас задумываться и зарождают сомнения. Вы бежите в поисках ответов к друзьям и соседям, чувствуя себя потерянным и сбитым с толку. Люди с сильным характером не тратят время на бесплодные поиски аргументов и праздные разговоры. Они четко отличают хозяина от случайных гостей, правоту от заблуждения, здоровье от недуга.

Пока Я [Человек (jên) – абсолютная субъективность] стою здесь, я не провожу различий между монахами и мирянами. Кто бы ни явился передо мной – я знаю [вижу], откуда он пришел. Чтобы он ни пытался утверждать, я знаю, что его утверждения –суть слова и их комбинации, пустые буквы и фразы, и все они – не более, чем фантом или иллюзия. Я вижу только Человека, который проявляется, овладевая всеми возможными ситуациями; Он – мистическая основа всех Будд.

Будда-ситуация не может заявить сама о себе. Лишь Человек-Путь, Дао-Человек (tao-jên), ни от чего не зависящий, проявляет ее, овладевая любой возможной ситуацией.

Если человек приходит и говорит: „Я ищу Будду”, то я обнаруживаю себя в соответствии с ситуацией божественной чистоты. Если человек приходит ко мне и спрашивает о Бодхисаттве, то я открываюсь в соответствии с ситуацией сострадания (maitrĩ или karunā). Если человек приходит ко мне и спрашивает о боддхи [или просветлении], я открываюсь в соответствии с ситуацией несравненной красоты. Если человек приходит ко мне и спрашивает о нирване, я созвучен ситуации безмятежного покоя. Ситуации бесконечно разнообразны, но Человек не меняется. Говорят, что „Он [Реальность или Личность] меняет свою форму в зависимости от ситуации, как луна изменчиво отражается в воде”.

[Следует сделать пояснение. Бог, пока он остается в самом себе, с самим собой и для себя самого – есть абсолютная субъективность, śūnyatā, как таковая. Как только он начинает двигаться, то превращается в создателя, и возникает мир во всем бесконечном богатстве ситуаций и условий. Подлинный Бог или Божественное Первоначало не остается чем-то внешним миру в своей единичности, напротив, он присутствует во всем множестве вещей. Только человеческий интеллект заставляет нас так часто забывать о нем и помещать его вне нашего пространственно-временного, каузально-упорядоченного мира. Буддийская терминология, на первый взгляд, сильно отличается от христианской, но если мы проникнем в ее сущность, то обнаружим, что два этих течения проистекают из одного источника.]

О, Вступившие на Путь, вам крайне необходимо обрести истинное понимание, дающее возможность свободно шествовать по миру, избегая заблуждений, привносимых бесчеловечными душами.

Аристократ тот, кто ничем не обременен и прибывает в состоянии недеяния. Ничто внеобыденное не омрачает его повседневную жизнь.

Как только вы начинаете искать собственные части тела у соседей [как будто они не находятся всегда с вами], как тут же впадаете в заблуждение. Вы можете стараться найти Будду, но ведь он не более, чем имя. Что же это за Единственный, который таким образом блуждает в поисках [чего-либо или где-либо]?!

Будды и патриархи всегда появлялись в десяти сферах в прошлом, настоящем и будущем, но объектом их поисков была Дхарма. Все истинные последователи Пути и сегодня ищут одну лишь Дхарму. Как только они обрели ее – их цель достигнута. Если же они не достигли ее, то, как и прежде, будут странствовать по пяти путям существования.

Что есть Дхарма? Она есть ничто иное как Сознание. Сознание бесформенно, проникает через десять сфер, и его деятельность совершается перед нашими глазами. Люди не верят в это. Они пытаются открыть истину в словах и фразах, воображая, что в них скрыта буддийская Дхарма. Как далеки они от цели! Как небо от земли.

О, Вступивший на Путь! Чему, вы думаете, посвящены мои проповеди? Они посвящены Сознанию, которое присуще и простым людям, и мудрецам; и оскверненным и незапятнанным; и мирянам и монахам.

Дело в том, что Вы [Сознание которое обнаруживает себя в Человеке] ни мудры, ни заурядны, ни монахи, ни миряне. И вы – те, кто дает имена оскверненным и девственным, обыкновенным и мудрым. Но ни оскверненный, ни чистый, ни мудрец, ни заурядный человек не способен дать имя Человеку (jên).

О, Вступившие на Путь! От Вас самих зависит обладание [истиной] и свободное использование ее. Не стремитесь раздавать имена. Истина несказуема.

Человек сильной воли не позволяет сбить себя с толку. Он – хозяин самого себя, где бы ни находился. Пока он тверд – все у него складывается успешно.

Но допусти только мысль о неудачах, и злые духи тут же овладеют твоим сознанием. Стоит Бодхисаттве впасть в уныние, как дьявол рождения и смерти сразу поднимает голову. Только воздержание от дурных мыслей предотвратит приход несчастий извне.

Когда появляются какие-то препятствия, добейтесь их устранения. Вы должны верить в Единственного, действующего в данный конкретный момент. Он не отождествляет себя с какой-то данной определенной формой.

Как только одна дурная мысль родилась в вашем сознании, так возникает триединый мир со всеми своими условными ограничениями, распределёнными по шести чувственным полям. А если же вы продолжаете, как и прежде, действовать в соответствии с условиями, то чего же вы хотите?

В одно мгновение мысли вы падаете в скверну или взмываете в небесную чистоту; в Башню Майтрейи и в Землю Трех Глаз. Доколе вы движетесь так, дотоле вы не увидите ничего, кроме пустых имен.

О, Вступившие на Путь, воистину трудно быть верным самому себе. Дхарма Будды темна и бездонна, но, будучи понята, как она легка! Я провел целый день, рассказывая людям о Дхарме, но слушатели, казалось, и не собирались обращать внимание на мой рассказ. Много тысяч раз они топтали Дхарму ногами. И до сих пор пребывают в полнейшем невежестве.

[Дхарма] не имеет формы, и тем не менее ясно обнаруживает себя в своем единстве. Люди, ущербные в вере, стремятся постигнуть Дхарму посредством имен и слов. Полжизни растрачивают они впустую, нося безжизненные трупы от одних дверей к другим. Они блуждают по всей стране, бессмысленно перекладывая с одного плеча на другое громадный сундук [наполненный пустыми словами полоумных пророков]. Ямараджа (Yamaräja) – Владыка Подземного Мира – однажды спросит с них за все впустую стоптанные сандалии.

О, Почтенные Господа, когда я говорю, что Дхарму не найти на поверхности, слушатели не могут понять меня. Чтобы понять истинное значение Дхармы, им следует обратить взор внутрь себя. Они сидят неподвижно в позе лотоса напротив стены, прижав язык к верхнему небу. Они думают: в этом и состоит буддийская традиция, хранимая патриархами. Но здесь кроется великая ошибка. Когда вы входите в состояние неподвижности, чистоты, безмятежности или спокойствия [это все относится к состоянию сознания, где волны мыслей затухают] единственное, что от вас требуется – это осознание [мрака] Невежества (avidyā) или Бессознательного для обретения власти [которую необходимо избегать всеми средствами и не воображать, что она есть конечная цель психотехнической практики].

Древний мудрец изрек: „Черная пропасть безмятежности – это, на самом деле, то, чего следует отшатнуться”. Эти слова повторяют мою мысль. Если, с другой стороны, вы воспринимаете процесс движения как нечто значимое, то тогда растительный мир знает, что такое движение. Но это не может быть названо Дао. Движение – атрибут ветра, в то время как покой – атрибут земли. И покой, и движение не имеют самостоятельной природы.

Если вы попытаетесь схватить [Личность] в процессе ее движения, то она будет пребывать в неподвижности; если вы попытаетесь схватить ее, пока она пребывает в неподвижности, то она продолжит движение. Личность подобна рыбе, легко плывущей в глубине, невзирая на волнение поверхности. О, Почтенные Господа, покой и движение есть два аспекта [Личности], когда она рассматривается объективно и когда она есть не более, чем Человек-Путь (tao-jên) ни от чего не зависящий. Именно он умело использует [два аспекта реальности], иногда двигаясь, а иногда пребывая в покое...

[Большинство учеников попадается в эту дихотомическую сеть.] Но если отыщется человек, чей взор проникает глубже обыденных ходов мысли и если он придет ко мне – Я буду действовать всем своим существом [не единичным,ограниченным существом этого мира, а просветленным человеком, который живет в трансцендентном царстве абсолютной субъективности и пустоты, человеком который в этом царстве не ведет себя как индивидуализированное, психологическое существо, а действует как некое целостное существование или Личность].

О, Почтенные Господа, здесь воистину пролегает черта, где ученики должны напрячь всю мощь своего сердца, потому что здесь нет ни грамма воздуха для дыхания. Ситуация подобна вспышке света или искре кремня, ударяемого о кресало. Моргнешь один раз – и ничего не увидишь. Если глаза учеников бессмысленно уставились на объект – он все равно ускользнет от них. Ум, направленный на предмет, неизбежно его потеряет. Понимающий осознает, что Это [Дхарма, Реальность, Личность, Человек или Дао] непосредственно находится перед ним.

О, Почтенные Господа! Таская чашу и тело, наполненное нечистотами [чьи глаза еще не открылись для Дхармы и чей ум полон пустых имен и ложных мыслей подобно экскрементам, которые не должны находиться в теле], вы бежите от двери к двери, стремясь отыскать где-нибудь Будду и Дхарму. Но тот, кто сейчас блуждает вокруг в бесплодных поисках – знаете ли вы, кто это такой? Он – воплощение движения без дороги и без опор. Вы можете постараться поймать – его, но он сам откажется быть пойманным; вы можете попытаться вразумить его, но он сам не захочет рассеять мрак. Чем настойчивее вы будете опекать его, тем дальше он окажется от нас. Тот, кто не имеет веры – бесплодно тратит свою драгоценную жизнь.

О, Вступившие на Путь, это [он], кто в мгновение мысли перенесся в мир Основания Лотоса, в Царство Вайрочаны, и Землю Освобождения, в Землю Сверхъестественных Сил, в Землю Чистоты, в Мир Дхармы.

Это он, кто ступил в загрязненное так же, как в незамутненное; в заурядное так же, как в мудрое. Это он, кто проник в царства животных и голодных духов. Куда бы он ни вошел – мы не обнаружим следов его рождения-смерти, хотя можем бесконечно пытаться локализовать их. То, что мы получили – не более, чем пустые имена, подобные миражам в воздухе. Они не заслуживают того, чтобы мы силились удержать их. Приобретения и потери, „да” и „нет” – все дихотомии должны быть отброшены...

О, Почтенные Господа, остерегайтесь принимать одежды [за реальность]. Одежды не имеют причины существования в самих себе; это Человек надевает различные одежды; одежды чистоты, одежды нерождения, одежды просветления [боддхи], одежды нирваны, одежды патриархов, одежды мудрости Будды. О, Почтенные Господа, то, с чем мы имеем здесь дело – всего лишь звуки, слова, и они не лучше одежд, которые мы меняем. Движение начинается с брюшной полости, а дыхание, проходя через зубы, рождает различные звуки. Когда они артикулированы – рождается языковой смысл. Таким образом, мы отчетливо осознаем, что слова и звуки несубстанциальны.

О, Почтенные Господа, посредством внешних букв и звуков, а на внутреннем уровне – посредством изменения состояний сознания, мы мыслим, чувствуем, и все это – всего лишь одежды, которые мы носим. Не совершайте ошибки, принимая одежды за саму реальность. Иначе даже по прошествии бесчисленных кальп, вы останетесь знатоком одежд и не более. Блуждая по триединому миру, вы будете осуждены вечно вращать колесо смертей и рождений. Ничто – очень похоже на жизнь в недеянии. Древние мудрецы утверждали:

Я встретил [его], но не узнал [его],

Я беседовал [с ним], но не знаю [его] имени.

Ученики не смогли [познать реальность] как раз потому, что их понимание не продвинулось дальше имен и слов. Лучшее, что они сумели бы сделать – это записать в спои драгоценные тетради слова дряхлых полоумных старцев, и, свернув исписанные листочки втрое, нет, лучше впятеро, засунуть их поглубже в свои котомки. Так они хотя бы удержат других от бесплодного любопытства. Думая, что речи учителей несут в себе глубокие истины Дхармы, они хранят их как самое дорогое сокровище. Какая грубая ошибка! Какую влагу рассчитывают они выжать из старых высушенных костей? Слишком много людей, не ведающих, что есть зло и что есть добро. Ознакомившись с разнообразными писаниями, после многочисленных метаний мысли и подсчетов, они, в конце концов, подбирают высказывания, используя их затем в своекорыстных целях. Словно человек, проглотивший комок нечистот, отрыгивают они его и передают следующим. Сплетники, нашептывающие слухи от одних к другим – обречены бесцельно влачить свои жизни.

Подчас они говорят: „Мы – скромные монахи”, но когда их спрашивают, о чем учит Будда, они умолкают и не знают, что сказать. Их глаза словно смотрят в темноту, а их закрытые рты напоминают прогнувшуюся жердь [для переноса вещей на плечах]. Даже когда в наш мир явится Майтрейя, такие люди попадут в ад, и страдания их будут неисчислимы.

О, Почтенные Господа, что вы без конца ищите, озабоченно переходя с места на место? Только стираете подошвы своих сандалий. Нет Будд, которых можно постичь путем [ваших не туда направленных усилий]. Нет Дао [или боддхи], которого можно достичь [вашим порочным усердием]. Нет Дхармы, которой можно овладеть [вашим ленивым ощупыванием]. До той поры, покуда вы ищите Будду внешним образом, [ориентируясь, к примеру, на тридцать два признака его телесного совершенства], вам не удастся понять, что он не имеет никакого сходства с вами. Если же вы хотите узнать, что на самом деле представляет собой ваш ум – Я поведаю вам, что он есть ни целостность, ни отсутствие ее. О, Почтенные Господа, истинный Будда не имеет образа; истинное Дао [или боддхи] не имеет субстанции, истинная Дхарма не имеет формы. Умы, по-прежнему неспособные понять это, принадлежат сфере карма-сознания.

IV

___________________________________________

КОАН

Коан представляет собой проблему, которую мастер предлагает для решения своему ученику. „Проблема”, правда, не очень хороший термин, и я предпочитаю оригинальное японское слово kō-an (kung-an, кит.). Kō, означает „общественный”, а an – „документ”. Но „общественный документ” не имеет с Дзэн ничего общего. Дзэнский „документ” есть некая уникальность, которую каждый из индивидуумов самостоятельно привносит в мир в момент своего рождения и силится расшифровать перед тем, как уйти.

Следуя махаянистской легенде, Будда выйдя на свет из тела матери, произнес следующую фразу: „Слушайте все, под Землей и на небесах, я один – единственная драгоценность”. Это был „документ” Будды, посланный нам для прочтения. В документе этом, между прочим, нет никаких секретов, он доступен любому из нас; и тот, у кого есть глаза, без труда уяснит высказывание Будды. Если же оно и содержит какое-то скрытое значение, то таится оно в нас самих, а отнюдь не в „документе”.

Коан живет внутри нас, и задача учителя Дзэн состоит лишь в обнаружении его для нас же самых в более отчетливой форме. Будучи переведенным из сферы бессознательного в поле сознания, коан становится для нас понятен. Чтобы пробуждение состоялось, коан иногда принимает диалектическое обличье, но нередко представляется и совершенно бессмысленным, особенно при первом ознакомлении.

Вот пример диалектической ситуации: Учитель обыкновенно носит посох или палку, чтобы ходить по горным тропам. Но сегодня она превращается в символ власти в руках учителя, который прибегает к ее помощи для демонстрации своих рассуждений. Показав посох аудитории, он вопрошает: „Это не посох. Как бы вы его назвали?” Иногда он может высказать следующее суждение: „Если вы говорите, что это посох – вы утверждаете; если вы не называете это посохом – вы отрицаете. Вне отрицания и утверждения – как бы вы это назвали?” На самом деле, подобный коан – больше, чем просто диалектический трюк. Вот вариант ответа: однажды, после того как был задан вопрос, один из монахов, выйдя из толпы, подошел к учителю и, взяв посох, переломил его пополам и бросил на землю.

Другой учитель, показав свой посох, высказал следующее загадочное утверждение: „Когда у вас есть посох, я дам вам еще один; когда у вас нет ни одного – я заберу его у вас”.

Иногда учитель задает вполне правомерный вопрос: „Откуда ты пришел?” или „Куда ты направляешься?” Но он может внезапно переменить тему и сказать: „Как мои руки напоминают руки Будды! Как мои ноги похожи на копыта осла!”

Можно спросить: „Что с того, что мои руки действительно похожи на руки Будды? Что касается моих ног, которые похожи на копыта осла – то это звучит абсурдно. Какое это имеет отношение к краеугольным вопросам, которыми мы здесь занимаемся?” Вопросы и дилеммы, поставленные учителем, могут быть расценены как „бессмысленные”, если вам так угодно назвать их.

Но я позволю себе привести еще пару подобных нелепиц, принадлежащих другим учителям. Когда ученик спросил: „Кем является тот, кто одиноко стоит, без товарища, в окружении десяти тысяч вещей?” Учитель ответил: „Когда ты одним глотком выпьешь реку Запада – я скажу тебе”. „Невозможно” – будет наш немедленный ответ. Но история свидетельствует, что ответ учителя озарил светом темницу сознания ученика.

Тот же учитель ударил в грудь своего ученика, имевшего неосторожность спросить: „В чем смысл прихода Боддхидхармы в Китай с Запада?”, что равнозначно вопросу: „В чем истинный смысл Дхармы?” Но когда монах поднялся с земли и оправился от удара, то искренне рассмеялся и провозгласил: „Как странно, что все возможные формы самадхи, существующие в мире, располагаются на кончике волоса, а я овладел ее тайным значением внизу, у самых корней!” Казалось бы, какая связь может существовать между ударом учителя и этим просветленным восклицанием ученика? Этого нельзя схватить на уровне интеллекта. Бессмыслица проистекает лишь из нашей привычки к концептуализации, когда мы утрачиваем способность взглянуть в лицо подлинной реальности, данной во всей ее непосредственности. Поэтому то, что кажется бессмысленным, полно, на самом деле, великого значения, дающего нам возможность проникнуть за непроницаемую завесу релятивности, скрывающей истину.

Подобные „вопросы и ответы” (известные в Японии как mondō) и высказывания учителей, называемые сегодня коанами, не имели этих названий в те дни, когда на самом деле использовались. Просто это был способ, с помощью которого желающие обрести истину, добивались откровения, а учителя Дзэн отвечали на вопросы своих монахов. Систематическое обучение Дзэн начинается лишь в XII столетии, с учителей эпохи Сун. Один из отобранных ими коанов, известен как „ Му! ” Дэёсю, предлагавшийся этим мастером в качестве объекта для медитации ученикам.

Дзёсю Дзюсин (778-897), Choo-chou Ts’unq-shên, кит. был одним из величайших мастеров Дзэн во времена династии Тан.

Однажды монах спросил его: „Имеет ли собака природу Будды?” Учитель ответил: „ Му! ”. „ Му ” (wu) синонимично „нет”. Но когда слово используется как коан, значение не играет роли, это просто: „ Му ”. Ученику было велено сконцентрировать свое сознание на бессмысленном звуке „ Му! ”, безотносительно к тому, означает ли оно „да” или „нет” или что-то еще. Просто „ Му! ”, „ Му! ”, „ Му! ”

Это монотонное повторение звука „ Му! ” должно было продолжаться до той поры, покуда сознание не окажется полностью захвачено им, не оставив места для других мыслей. Произносящий этот звук (вслух или про себя) в итоге целиком идентифицируется с ним. Больше уже нет индивида, повторяющего „ Му! ”, а есть „ Му! ”, повторяющее само себя. Когда индивид действует таким образом, то перестает быть самосознающим субъектом, но становится „ Му! ”.Это „ Му! ”стоит, сидит или идет, пьет или ест, говорит или хранит молчание. Человек преодолевает „поле сознания”, целиком теперь занятое „ Му! ” Значит и вся вселенная есть теперь только „ Му! ” и ничего больше. „Под Землей и на небесах, я один – единственная драгоценность!”„ Му! ” есть Я. Теперь мы можем сказать, что „ Му! ”, Я и Космическое Бессознательное – есть троичность в единстве и единство в троичности. Когда это единство или идентичность доминирует, сознание пребывает в уникальном состоянии, которое я называю „сознательно бессознательным” или „бессознательно сознательным”.

Но это еще не есть состояние сатори (satori). Мы скорее должны рассматривать его как самадхи (samadhi), означающего "равновесие", "целостность", "спокойствие" или "состояние невозмутимости". Но для Дзэн этого недостаточно; должно быть определенное пробуждение, ломающее это равновесие и возвращающее человека назад к глубинным слоям сознания, где и обретается сатори. Но так называемый глубинный уровень, на самом деле, не является глубинным; он есть граница между сознанием и бессознательным. Как только мы прикасаемся к нему, наше повседневное сознание тут же начинает насыщаться токами бессознательного. В этот момент конечное сознание осознает свою укорененость в бесконечном.

Вопрос теперь заключается в следующем: „Как Сунские учителя открыли „ Му! ” в качестве столь эффективного средства переживания опыта Дзэн?” Ясно, что в „ Му! ”нет ни грана интеллекта. Ситуация прямо противоположна той, когда учитель и ученики обменивались mondō в период, предшествовавший эпохе Сун. В самом деле, если задан вопрос, то уже сам факт вопрошания предполагает интеллектуализацию. „Что есть Будда?”, „Что есть Я?”, „В чем заключается главный принцип буддийского учения?”, „В чем смысл бытия?”, „Стоит ли жизнь того, чтобы прожить ее?” Подобные вопросы подразумевают „интеллектуальные” или умозрительные ответы. Спрашивается, могут ли подобные вопросы быть применимы к „изучению” „ Му! ”? Да они просто-напросто повиснут в воздухе.

Следует помнить, что позиция Дзэн заключается в игнорировании всех форм вопрошания, потому что вопрос сам по себе противоречит духу Дзэн. Он ориентирует нас на внимание к вопрошающему только в качестве живого субъекта при отвлечении от всего остального. Один-два примера раскрывают данное положение.

Басё был великим учителем Дзэн в эпоху Тан. Не будет преувеличением сказать, что Дзэн по-настоящему начинается именно с него. Его отношение к вопрошающим было исключительно своеобразным и в высшей степени необычным. Сюйро спросивший об истине Дзэн, был сбит учителем с ног. В другой раз Басё ударил монаха, который поинтересовался, каков первый принцип Буддизма. В третий раз он дал в ухо ученику, по ошибке спросившему: „Зачем Боддхидхарма посетил Китай?” На первый взгляд, грубое рукоприкладство со стороны Басё свидетельствует о его бессилии ответить на данные вопросы, но, на самом деле, оно должно быть понято как наказание для тех, кто настолько глуп, что вслух задает жизненнозначимые вопросы. И наиболее поразительно, что сами пострадавшие монахи вовсе не были оскорблены или разгневаны. Как раз наоборот, один из них с энтузиазмом воскликнул: „Как удивительно, что истины, данные в Сутрах, могут уместиться на кончике волоса”. Спрашивается, каким образом грубый удар учителя смог привести ученика к столь чудесным метаморфозам?

Ринзай, другой великий учитель Дзэн, прославился своим бессмысленным восклицанием: „ Kātz! ” когда ему задавали бессмысленные вопросы. Току-сан, еще один несравненный мастер, нередко пускал в дело свой посох еще до того, как монах успевал раскрыть рот. Известен его знаменитый афоризм: „Тридцать ударов моей палки, если вы хотите что-то сказать, тридцать ударов, если вам сказать нечего”. Оставаясь на уровне интеллекта, мы ничего не поймем в действиях учителей, не обнаружим никакой связи между вопросами монахов и этими вспышками раздражения, и тем более мы ничего не сумеем сказать о влиянии этих вспышек на вопрошающих. Неправдоподобность и непривычность подобных ситуаций способны по меньшей мере разочаровать нас.

Истина же состоит в том, что целостность человеческого существования есть не вопрос интеллекта, но вопрос воли в самом прямом смысле этого слова. Разум способен поднимать любые вопросы – и правильно, что он это делает, – но ожидать от него ответов на последние проблемы бытия – значит требовать от него слишком многого. Природа разума не такова. Ответы скрыты в глубине нашего существа, и извлечь их можно лишь великим усилием воли. Когда нам это удается – двери восприятия открывают новую перспективу. Интеллект предполагает, но то, что на самом деле предстает перед нашими глазами, уже не имеет отношения к вопрошаемому. Интеллект всегда неглубок и лишь скользит по поверхности сознания. Поверхность должна быть преодолена для того, чтобы достигнуть бессознательного. Но, пока бессознательное является вотчиной психологии, никакого сатори в смысле Дзэн быть не может. Следует отбросить психологию и схватить то, что может быть названо „онтологией бессознательного”.

Сунские учителя осознали подобную истину в результате длительной индивидуально-психологической практики, и, одновременно через процесс обучения своих учеников. Они пытались взорвать интеллектуальные апории посредством „ Му! ”, где нет и следа деятельности разума, а только абсолютная воля, превозмогающая интеллект. Но я вновь и вновь прошу читателя не записывать меня в антиинтеллектуалисты. Я выступаю лишь против рассмотрения интеллекта в качестве высшей реальности. Напротив, это интеллекту следует указать, хотя бы в первом приближении, что есть реальность. Она схватывается только тогда, когда интеллект умеряет свои притязания. Дзэн, зная об этом, предлагает коан, отчасти спасающий интеллект. В некотором смысле его можно рассматривать логически или, точнее, он выглядит так, будто еще остается место для логического рассмотрения. Следующие примеры показывают, что я имею в виду.

Как сообщают источники, Ёно, шестой патриарх Дзэн, потребовал от задавшего вопрос: „Открой мне свое подлинное лицо, которое ты имел до рождения”. Его ученик Нангаку Ёдзё спросил одного монаха, жаждавшего просветления: „Кто тот единственный, кто приходит ко мне таким образом?” Один сунский учитель поинтересовался: „Где мы встретимся после того, как ты умрешь, а пепел твой после кремации развеют по ветру?” Хакуин, великий мастер Дзэн современной Японии, обычно поднимал руку перед своими исследователями, требуя: „Дайте мне услышать звук хлопка одной руки”. В Дзэн вообще существует масса невыполнимых команд: „Орудуй лопатой, которую держишь в пустых руках”. „Шагай, путешествуя на осле”. „Говори, не шевеля языком”. „Играй на лютне без струн”. „Останови льющийся дождь”. Эти парадоксальные требования, без сомнения, способны довести интеллект до высшей степени напряжения, заставляя его, в конце концов, квалифицировать их как абсолютно бессмысленные и незаслуживающие траты на них умственной энергии. Но никто не станет отрицать рациональность другого вопроса, с незапамятных времен волновавшего философов и поэтов: „Откуда мы пришли и куда мы идем?” Все „невозможные” вопросы и утверждения учителей Дзэн есть не что иное, как „алогичные” вариации этого наиболее „рационального” из всех вопросов.

Если вы изложите свои логические взгляды на коан, учитель непременно отвергает их, причем в категорической и саркастической форме, даже не обосновывая свою позицию. После нескольких таких бесед вы можете совершенно растеряться, придя к выводу о том, что имеете дело со „старым фанатиком”, не ведающим о современном рациональном мышлении. Но суть заключается в том, что мастер Дзэн знает свое дело гораздо лучше, чем его судьи. Дзэн не является какой-то интеллектуальной или диалектической игрой. Он выходит на нечто, лежащее глубоко под логической пленкой вещей, где, как он уверен, „живет истина, освобождающая нас”.

Любое суждение, тем или иным образом привязанное к сфере логического, неизбежно будет замкнуто на поверхностный слой сознания. Интеллект выполняет массу функций в нашей повседневной жизни, вплоть до разрушения гуманистических ценностей и стирания индивидуальности. Без сомнения, в целом он является полезной вещью, но не разрешает глубинных вопросов, рано или поздно встающих перед нами в жизни. Таковы проблемы жизни и смерти, проблема смысла существования. Когда мы встречаемся с ними, интеллект сразу обнаруживает свою ограниченность, неизменно впадая в противоречие. Не интеллектуальный маневр или логический трюк, а целостность нашего бытия необходима для постижения реальности. Как учат мастера Дзэн, оно подобно восхождению на вершину, когда необходимо карабкаться все выше и выше, покуда вам не удастся совершить отчаянный прыжок, совершенно меняющий ваше экзистенциальное самочувствие. В это мгновение вы почувствуете себя в безопасности, на „пьедестале распустившегося лотоса”. Такой прыжок невозможно совершить с помощью интеллекта или логики.

Последняя подразумевает непрерывность, но только не скачок через зияющую пропасть. Но вопреки логической невозможности, Дзэн призывает нас именно к этому. Поэтому Дзэн намеренно шокирует нас, демонстрируя последствия нашей привычки все рационализировать. Дзэн отлично знает свои собственные границы, а мы в основном пребываем относительно них в совершенном неведении, пока сами не сталкиваемся вплотную со смертью. Этот личностный опыт необходим для проявления тотальности нашего бытия, поскольку обыкновенно нас слишком легко удовлетворяют интеллектуальные решения, относящиеся ко вторичным ценностям жизни.

Будда обрел просветление вовсе не благодаря философским изысканиям, своей аскетической или моральной деятельности. Будда обрел его, только отказавшись от всех поверхностных форм жизни, составляющих внешнюю оболочку нашего существования. Интеллект, мораль, познание – нужны лишь для того, чтобы осознать свои собственные границы.

Практика коанов преследует цель вернуть нас „домой”.

Воля, в исходном значении этого термина, как я уже отмечал выше, более фундаментальна, чем интеллект, поскольку лежит в основе всех существований и объединяет их все в уникальность бытия. Камни лежат там, где они лежат – такова их воля. Реки текут – это их воля. Растет трава – это ее воля. Птицы летают – это их воля. Меняются времена года, тучи посылают на землю дождь или снег, происходят землетрясения, катятся волны, сияют звезды - все они следуют своему собственному волению. Быть – значит быть волящим и, следовательно, существовать. В мире нет ничего, что не имело бы воли. Одна великая воля, откуда берет свое начало бесконечное множество воль, представляет собой то, что я называю „Космическим (или онтологическим) Бессознательным” – пустым резервуаром бесконечных возможностей. „ Му! ”, таким образом, связано с бессознательным путем работы в волящем модусе сознания. Коан, который выглядит диалектически, тоже, в конце концов, психологически подводит нас к волящему центру сознания, а затем и к самому его Источнику.

Как я уже говорил, ученик Дзэн, после нескольких лет, даже иногда месяцев пребывания с учителем – приходит в состояние полного бездействия: Он в замешательстве, какой путь следует избрать. Он пытался на своем уровне разрешить коан, но безрезультатно. Теперь он чувствует себя загнанным в угол. В этот момент мастер может сказать: „Это хорошо – быть припертым к стенке. Пришло время совершить обратный путь”. Возможно учитель продолжит: „Не головой ты должен думать, а животом, брюшной полостью”.

Быть может, это звучит очень странно. Согласно современной науке, мозг содержит серое и белое вещество, а также нервные клетки и окончания, соединенные вполне определенным образом. Как может учитель Дзэн игнорировать этот факт, советуя думать животом. Но учитель Дзэн сам принадлежит к странной породе людей. Он не станет слушать, что говорит наука, древняя или современная. Он прекрасно знает свое дело, опираясь на личный опыт.

У меня есть свое объяснение данной ситуации, возможно, ненаучное. Тело можно разделить на три фундаментальные части: голову, живот и конечности. Конечности существуют для передвижения. Руки созданы для творческой, производительной работы. Обе руки с десятью пальцами сформировали все необходимое для здорового функционирования тела. Моя интуиция подсказывает, что руки развились в первую очередь, а уже затем голова, ставшая независимым органом мысли. Когда руки используются тем или иным образом, они отрываются от земли, делаясь отличными от подобных органов у животных. Когда руки человека перестают касаться земли, оставляя функцию передвижения исключительно ногам, они (руки) могут уже самостоятельно совершенствоваться, что дает, в свою очередь, возможность прямохождения и открывает широкое поле обозрения. Глаз человека – интеллектуальный орган, в то время как ухо – орган более примитивный. Что касается носа, ему лучше держаться подальше от земли, так как глазам теперь открыта более широкая панорама. Расширение визуального поля означает, что сознание все более отрывается от чувственных объектов, превращаясь в орган интеллектуального абстрагирования и обобщения. Таким образом, голова символизирует деятельность ума, а глаз, с его двигательными мышцами – его полезный инструмент. Брюшная полость, содержащая внутренние органы, контролируется безусловными рефлексами, представляя собой наиболее примитивную ступень эволюции человека. Эта часть близка природе, из которой мы берем свое начало и в которую возвращаемся. Здесь присутствует интимный контакт с природой, когда мы чувствуем ее, говорим с ней, наблюдаем. Наблюдение – это не умственная операция, а скорее аффективная. Чувство может сказать убедительнее, чем слово.

Интеллектуальное наблюдение – функция ума, поэтому следует сказать, что как бы мы ни старались понять природу – это будет абстракцией, но никогда – ею самой. Природа не обнаруживает себя перед интеллектом. Только внутренние органы нашего тела чувствуют и понимают ее. Род понимания, который может быть назван аффективным или волящим, включает в себя личность как целое, и сосредоточен в брюшной полости. Когда учитель Дзэн советует нам удерживать коан в животе, он имеет в виду сближение коана со всем нашим существом, полное отождествление личности с ним, а не интеллектуальное бесстрастное созерцание чего-то, внешнего нашему бытию.

Как-то один ученый, изучавший первобытные племена, сказал туземцам, что люди на Западе думают головой. Те решили, что ученый сошел с ума и ответили: „Мы думаем животом”. Люди в Китае, а также в Японии (не знаю, как в Индии), когда возникают трудноразрешимые проблемы, часто говорят: „Продумай своим животом” или просто: „Спроси свое нутро”. Иными словами, когда появляются вопросы, затрагивающие наше существование, нам советуют „думать” животом, а не другой частью тела. „Живот” защищает целостность нашего бытия, тогда как голова, развившаяся значительно позже, представляет лишь деятельность мозга. Интеллект объективирует предметы рассмотрения. Не случайно поэтому в Китае идеальный человек изображается довольно тучным. Таково изображение Хотэя (Pu-tai, кит.), который считается олицетворением грядущего Будды Майтрейи.

„Думать животом” в действительности означает держать диафрагму опущенной, чтобы дать правильно функционировать органам грудной клетки, добиваясь состояния восприятия коана. Вся процедура направлена на то, чтобы не допустить превращения коана в объект интеллектуализации, поскольку интеллект всегда отстранен, отчужден от объектов, словно он смертельно боится их коснуться, не говоря уже о том, чтобы схватить их и удержать голыми руками. Дзэн, напротив, велит нам не только схватить коан руками, но и максимально отождествить себя с ним, чтобы, если я ем или пью, это делал бы не я, а коан. Если подобное состояние достигнуто, коан решается сам собой, без дальнейших действий с моей стороны.

Что касается значения диафрагмы в структуре человеческого тела, мои медицинские познания более чем скудны, однако здравый смысл, основанный на определенных опытах, подсказывает, что в системе брюшной полости диафрагма играет большую роль, формируя ощущение безопасности, которое рождается в нас при соприкосновении с основанием вещей. Это и есть предельная реальность. Установление такого типа взаимосвязи называется куфу суру (kufũ suru, яп.). Когда учитель Дзэн говорит тебе направит свой куфу на коан при помощи живота, он имеет в виду лишь попытку успешно установить эту взаимосвязь. Возможно, такой „примитивный” и антинаучный разговор – и есть путь единения диафрагмы, живота и предельной реальности. Мы чересчур обеспокоены значением головы для нашей интеллектуальной деятельности. А ведь коан в принципе не может быть решен при помощи ума. Не взирая на замечательные достижения логики, коан может быть постигнут только животом.

Возьмите пример с посохом в руках Учителя, воскликнувшего „Я не называю это посохом, а как бы вы это назвали?” Похоже, здесь требуется диалектический ответ, поскольку нарушен закон тождества, аналогично вопросу: „Если он не есть он, то что он есть?” Если А однажды определено как А, то оно должно оставаться А и никогда не быть не-А, В или X. Учитель может заявить и так: „Посох не есть, посох, и все-таки он – посох”. Если ученик пытается понять учителя логически и объявит такой вопрос совершенно нелепым, то наверняка получит от учителя удар этим самым посохом. Железная воля учителя не уступает никаким формам интеллектуального давления, и ученик оказывается в тупике. Раз подчинившись куфу, ученик должен прочувствовать реальность животом, а не интеллектом. Интеллект здесь обязан уступить свое место воле.

Возьмем другой случай. Шестой патриарх требовал увидеть „лицо, которое вы имели до рождения”. Диалектика здесь бесполезна. Интеллект может перебрать все варианты ответа, но патриарх отвергнет их с еще большей определенностью как неуместные. Голова должна преклониться перед диафрагмой; разум – перед душой. Логика и психология должны быть свернуты и оставлены вне интеллекта.

Когда учитель говорит своим ученикам „думать” нижней частью тела, это значит, что коан должен опуститься в бессознательную, а не сознательную сферу сознания. Коан должен влиться в целостное бытие, а не останавливаться на периферии. Словами этого не выразить. Но когда коан достиг глубин бессознательного, сливаясь с ним так, что даже алайя-виджняна (ālaya-vijñāna), „все-сохраняющее сознание” (Lankāvatāra Sūtra) не способно удержать его, мы видим, что коан не находится более в сфере мышления, а полностью отожествился с Я. Теперь коан покинул пределы психологии.

Когда все эти ограничения преодолеваются, включая и так называемое „коллективное бессознательное”, – человек приходит к тому, что известно в Буддизме как адаршанаджняна (ādarśanajñāna), „зеркальное знание”. Мрак бессознательного развеян и все вещи видны тебе столь же явственно, как собственное лицо в зеркале, отполированном до блеска.

Коан, как метод изучения Дзэн, стал известен в Китае с XII в., начиная с учителей Сун, например, у Госо Хоэна (ум. в 1104 г.), Энго Кокугона (1063-1135) и Дайэ Соко (1089-1163). Систематизировали этот метод в Японии вскоре после знакомства с Дзэн в XIII в. Поначалу возникла следующая классификация коанов: праджня-интуитивный, рити (richi); действенный, кик-ван (kikwan); и предельный кодзе (kōjō). Позднее, в XVII в., Хакуин и его последователи увеличили это количество до 5-6, сохранив, однако, сущность трех основных, старейших направлений. С тех пор именно по этой стереотипизированной схеме изучают Дзэн ученики школы Ринзай, что в известной мере суживает и обедняет обучение.

Классические образцы коанов принадлежат Букко Кокуси (1226-1286) в Китае и Хакуину (1685-1768) в Японии.

Подход к Дзэн вне системы коанов хорошо проиллюстрируют рукописи Ринзая (ум. в 867 г.) в Китае и Банкея (1622-1693) в Японии. Ученые, заинтересованные в дальнейшем психологическом изучении Дзэн, могут обратиться к ряду работ, посвященных этому предмету.

Хотелось бы добавить еще несколько слов. Джняна обычно переводится как „знание”, но точнее было бы сказать „интуиция”. Иногда я перевожу это как „трансцендентная мудрость”, особенно если имеется приставка „ pra ” в слове праджня. В самом деле, обладая интуицией, мы все же воспринимаем (видим или чувствуем) объект как нечто внешнее. Здесь есть дихотомия субъекта и объекта. В праджне она исчезает. Праджня не имеет дела с конечными объектами как таковыми. Всеобщность не ограничена, а бесконечная всеобщность запредельна нашему обыденному пониманию. Но праджня-интунция и есть „непостижимая

Поиск по сайту: