Государство. Коль скоро общество разделено на классы, это не может не повлиять самым существенным образом на политические институты

Коль скоро общество разделено на классы, это не может не повлиять самым существенным образом на политические институты, идеологию и культуру. Политическая система должна соответствовать социальной системе и обеспечивать ее воспроизводство. С точки зрения классического марксизма у государственных институтов есть две задачи. Причем Маркс и Энгельс все время подчеркивали первую и часто оставляли в стороне вторую. Первая задача - это обеспечение господства правящего класса. Маркс изучал экономические процессы на примере Англии, а политические - на примере Франции. Это вполне типичный подход для XIX века - основоположник либеральной политологии Алексис де Токвиль тоже сформулировал значительную часть своих концепций на французском материале. Франция прошла самые разные государственные формы - от республиканских до монархических, от более или менее демократического порядка до диктатуры, но, как бы ни менялся политический порядок, власть заботилась о том, чтобы защитить интересы господствующего класса. Государство, следовательно, выступает как система управления народом со стороны социальной элиты, которая при капитализме организована в форме класса. Конечно, далеко не всякое господствующее сословие становится полноценным и устойчивым классом. Но сущность государства от этого радикально не меняется.

И все же есть вторая функция политической системы, которая меньше интересует Маркса: согласование интересов через управление. О ней Маркс пишет, когда речь заходит не о европейском государстве, а о так называемом азиатском способе производства. Согласно Марксу, при азиатском способе производства классов в чистом виде вроде бы нет, но это не значит, будто все равны. Просто социальная организация тождественна политической. Здесь нет необходимости защищать и представлять через государственную машину коллективную волю правящего класса, поскольку государственный аппарат уже и есть организованный господствующий класс. Иерархия власти абсолютно тождественна социальной.

В том же Древнем Египте рабство распространено мало, пирамиды строят не рабы, а крестьяне-общинники. Буржуазии, конечно, нет, феодалов нет, класса рабовладельцев нет. Сколько ни пытались уже советские исследователи найти класс рабовладельцев в Египте, ничего не получалось. Были рабы, но рабовладельческого класса не было, потому что основное производство не на труде рабов основывалось. Другое дело, что по отношению к государству у крестьянина никаких прав не было. Но даже если утверждать, будто все они были рабами государства, рабовладельческого общества все равно не получится. Ибо нет какого-то конкретного человека, который может их продать или купить. Но социальное разделение труда все равно есть. Вместо правящего класса мы видим правящую общность, объединенную родственными узами (знать и семья фараона), магическим знанием (жрецы), общими бюрократическими привилегиями и правилами.

Беда в том, что, с точки зрения крестьян, которые строят пирамиды, вся эта правящая общность абсолютно необходима. Крестьяне думают не о том, что у них отбирают зерно и заставляют идти на непонятные стройки, а о том, что благодаря жрецам становится точно известно, когда будет разлив Нила, что из собранного чиновниками зерна их будут подкармливать в голодный год. Государство поддерживает ирригационную систему. Короче, чиновников нужно кормить, они нужны.

Хотя именно документы Древнего Египта дают наиболее богатый материал для понимания того, что автор «Капитала» назвал азиатским способом производства, сам Маркс опирался в основном на английские исследования, сделанные в Индии. Он заметил, что европейское государство, которое не привыкло заниматься непосредственно организацией производства, приходя в Азию, разрушает веками налаженный уклад, что порождает продовольственную катастрофу. Колонизаторы пытались управлять чисто административными методами, через налогообложение, законодательство, а там при этом приходила в запустение система ирригации, начинался голод, восстания. На первых порах в Азии и понятия не имели о национализме, власть иностранных правителей была обычным делом (Великие Моголы правили в Индии, греки Птолемеи стали египетскими фараонами, османские турки руководили почти всем исламским миром). Европейские правители на первых порах вызвали гнев азиатских подданных не своим иноземным происхождением, а нежеланием и неумением делать то, что обязано делать государство.

Для крестьянина, копошащегося в земле, нет большой разницы между английским сахибом или узбекским моголом: и те и другие - иноземцы, иноверцы. Но моголы понимали, что нужно содержать ирригационную систему в исправности, а сахибы не понимали. Они ничего не делали для сельского хозяйства, только требовали платить налоги, как в Европе. А когда возникали проблемы, пытались их решить, издавая законы, улучшая судебную систему, которая работала как в Англии. Через некоторое время народ твердо понимал, что с такой властью жить невозможно, и брался за оружие.

Однако нет основания утверждать, что управленческая, хозяйственная функция государства существовала только на Востоке. Мы можем найти ее и в Европе, только в иных формах. Государство меньше вмешивалось в управление производственными процессами, но ему приходилось решать некоторые общие задачи, выходившие за рамки коллективного интереса господствующего класса.

Нужно было принимать законы, которые признавались бы всеми слоями общества, бороться с преступностью, поддерживать в сносном состоянии дороги и строить порты. Зачастую все это делалось в военных целях, но неизменно имело и хозяйственное значение. Иногда боролись с голодом и даже с бедностью.

Короче, государство всегда стремилось к поддержанию некоего социального равновесия. Маркс не акцентирует этот аспект государственной жизни применительно к Европе по очень простой причине: эта тема постоянно обсуждалась его предшественниками, которые идеализировали государственную власть, видели в ней систему, способную служить общему благу.

Когда Маркс акцентирует одну сторону государства, когда он показывает, что оно является инструментом классового господства, он вступает в полемику с господствующими идеями своего времени. В XVIII веке, в эпоху Просвещения, передовые мыслители доказывали, что в основе государства лежит общественный договор, что власть обеспечивает и поддерживает социальный компромисс. А когда государство начинает кого-то подавлять, склоняться в пользу какой-то одной социальной или политической группы - это нарушение общественного договора. Или этот договор неправильный, его можно сменить новым. Может быть, кто-то кого-то обманул, навязал другому свою волю?

Разумеется, не все просветители рассуждали подобным образом. Жан-Жак Руссо, самый радикальный из них, испытывал самые большие подозрения относительно государства. Но для большинства просветителей совершенно понятно, что, когда государство кого-то подавляет, это нарушение нормы, которое может быть достаточно просто исправлено - достаточно только написать хорошие законы, справедливую конституцию. Маркс говорит: нет, это не так. Подавление, насилие, принуждение - это и есть функции государства.

И все же будет неверно утверждать, будто в государстве Маркс не видит ничего, кроме насилия. В конце концов, он не анархист. Именно поэтому он верит, что после будущей пролетарской революции государство сможет отмереть. Насилие, принуждение сойдет на нет, а то, что останется, уже не будет государством в привычном смысле слова. Это будет самоуправление, свободная организация свободных людей.

Поиск по сайту: