Последний солдат Империи

"Силуэт американского авианосца замаячил на горизонте под вечер. Капрал

Курода долго разглядывал в бинокль незнакомый корабль с огромной палубой и

скошенной на бок трубой. Даже на большом расстоянии чувствовалось, какая

это на самом деле громада. Однако ни страха, ни удивления Курода не

испытал. Лишь озабоченно подумал, что завтра янки начнут высадку десанта, и

ему, Куроде, придется их встретить, как подобает солдату. В то, что янки

пошлют десант к берегу ночью, капрал не верил. Он хорошо знал - в темноте

эти вояки рисковать не станут.

Устроившись на камнях Лысой скалы, прогретой за день солнцем, Курода

заснул. Пробудившись посреди ночи он еще раз оглядел в бинокль корабль

противника и удивился, что тот застыл в океане, обозначив себя стояночными

огнями. Для военного корабля это было по меньшей мере непростительной

беспечностью, но янки есть янки и от них всегда можно ожидать чего угодно.

Курода прислушался к равномерному шелесту волн, убедился, что на берегу

ничего не происходит, и снова крепко уснул.

Едва забрезжил рассвет, капрал занялся делом. На Лысой скале он установил

два пулемета, разнеся их друг от друга на двадцать шагов. Закрепил оружие

камнями, приладил к спусковым крючкам шнурки, пропустил их через вбитые в

камень колышки. Теперь, потянув за поводки, он мог заставить стрелять оба

пулемета, не приближаясь к ним. Сам Курода расположился посередине позиции.

Низкорослый, скроенный грубо и прочно, он походил на колоду, узкую снизу и

широкую поверху. У него было круглое, будто очерченное циркулем лицо с

приплюснутым широким носом, узким ртом и тяжелой нижней челюстью.

Немигающие глаза глядели на мир внимательно, словно постоянно

прицеливались. Медлительные, хорошо выверенные движения капрала маскировали

его способность бросаться вперед с силой и скоростью разжимающейся пружины.

В нем жила постоянная настороженность, которая не ослабевала даже во сне.

Рядом с собой - справа и слева - Курода положил два пистолета-пулемета

Томпсона с постоянным прицелом и свою любимую винтовку - "арисаку".

Предстоявший бой капрала нисколько не страшил. Он слишком хорошо знал

противника. Высадившись на берег янки остановятся, едва попадут под

обстрел. Эти вояки не умеют идти напролом. Они обязательно вызовут авиацию.

Начнется бомбежка. Это, конечно, похуже атаки морской пехоты, но и бомбежку

Курода готов был пережить. Кое-какой опыт у него уже имелся. Как никак

капрал уже пятнадцать лет держал на этих камнях оборону.

На тропический остров Кулатан девять солдат японской императорской армии

под командованием капрала Куроды высадили с эсминца "Ивадзима" в июне сорок

третьего года. Покрытый густым лесом остров был необитаем, и командование

решило разместить здесь пост раннего оповещения флота о появлении

американских самолетов. Спустя полгода с проходившего мимо транспорта

"Ниссио-мару" на Кулатан забросили запас провианта и боеприпасов.

То был последний контакт Куроды с соотечественниками. Дальше он и его

солдаты продолжали войну сами.

Первым погиб рядовой Цугумиси. Его укусила в ногу лесная змея. Солдаты -

неотесанная деревенщина - восприняли случившееся как предвестье беды и

упали духом. Курода сам решил расправиться со змеей, чтобы дать подчиненным

урок мужества. Два дня он сидел на поляне, где аспид настиг Цугумиси. Змея

появилась внезапно. Поначалу слегка дрогнули лезвия сочной осоки на краю

болота. Потом зашелестела сухая трава. Курода напрягся, зажав в руке,

обмотанной полотенцем, штык, снятый с винтовки. На поляну, легко скользнув

по земле, выползла гадюка огромных размеров. Обдери с такой кожу и можно

сшить прекрасный пояс на брюхо среднего по весу борца сумо. Черное тело

змеи, перехваченное желтоватыми опоясками, маслянисто играло мускулами.

Заметив противника, змея мгновенно свернулась в кольцо, высоко подняла

голову, отчего та стала похожа на ладонь человека, готовую к тычку.

Курода шевельнул левой рукой, отвлекая внимание гада, и когда голова

качнулась влево, он молниеносным ударом штыка рассек змею пополам.

Изрезанное на части пресмыкающееся солдаты поджарили на костре и съели.

Казалось, все несчастья отведены. Однако в течение месяца один за другим от

лихорадки умерли рядовые Комуро и Наганари. В отделении осталось шестеро,

не считая командира.

В один из дней марта сорок пятого года ближе к вечеру на Кулатан высадился

американский десант - тридцать пять морских пехотинцев с двумя офицерами.

Вдали у самого горизонта маячили силуэты крейсера и двух эсминцев. Что

собирались делать на Кулатане янки Куроде не было ясно. По всему казалось,

что они не знают о присутствии японцев на острове.

Десантники держались на берегу без всякой осторожности. Они вытаскивали из

тупоносых катеров тяжелые ящики, гоготали, громко орали и переругивались.

Курода в душе негодовал - ему предстояло вступить в бой не с организованным

подразделением, а с табором наемных уборщиков кукурузы. Тьфу!

Натянув на пляже тенты, закутавшись в противомоскитные сетки, янки

устроились на ночевку. Их покой охраняли два часовых.

Курода наблюдал за поведением врагов с нескрываемым презрением. Ишивата и

Такеда - ловкие парни - бесшумно сняли охрану. Остальное не составляло

труда. В ту ночь пировали ножи. Бесшумные, острые, злые. Всех, кто

высадился на берег, перерезали одного за другим.

Той же ночью солдаты Куроды перетаскали трупы и побросали их со скалы в

Голубую бухту. Тенты сняли. Захваченный провиант и оружие перенесли в

джунгли.

На Лысой скале напротив песчаной косы Курода поставил сразу три пулемета,

прибавив к одному своему два новых, захваченных у янки. Приготовившись,

стали ждать.

К полудню, не получив сигналов от десанта, командир эскадры выслал к

острову катер. С него на берег сошли три солдата. Они сиротливо бродили по

пляжу, изучая место, где еще вчера вечером располагался десант. Ничего, что

могло бы рассказать о случившемся, не обнаружили. По команде офицера с

катера высадился взвод морской пехоты. Янки развернулись цепью и двинулись

в глубину острова. И вот тогда по ним ударили пулеметы...

С места боя невредимым ушел только катер. А час спустя над островом

появились американские самолеты. Они шли густыми волнами - одно звено за

другим - как на полигонных учениях. Над какой-то невидимой линией строй

распадался, и машины, ревя моторами, поодиночке устремлялись к земле,

роняли на нее смертоносный груз. Воздух стонал от грохота взрывов. Тяжелые

удары осыпали землю каменным дождем, рвали барабанные перепонки. Оранжевые

вспышки слепили глаза. Остров сотрясался до основания. Трещали заросли

бамбука. А самолеты все шли и шли...

В тот день погибли Кабаяси, Нагата, Ишивата, Такеда, Масасиге. Остались в

живых только двое - капрал Курода и рядовой Хацуми. После бомбежки, собрав

американское оружие, оба снова залегли на Лысой скале. Они были готовы

встретить янки огнем, но те новых попыток высадиться не предпринимали. К

вечеру корабли растаяли в океане, и над островом снова воцарилась тишина.

Два года спустя Хацуми умер. Он ушел проверить рыбацкую снасть и не

вернулся. Курода отправился на поиски и обнаружил солдата. Он сидел у

большого камня на самом берегу океана. Безвольно опустившиеся плечи, руки,

разбросанные в стороны, полуоткрытый рот без слов говорили - товарищ умер.

Просто так, от старости. Ему шел пятьдесят первый год, и он отбыл в страну

предков безболезненно, тихо.

Капрал остался на острове один..."

«Я один» – эта мысль ошеломила Куроду. Он поднял голову и увидел, что мир вокруг изменился. Джунгли выглядели зловеще темными, и хотя он излазил их вдоль и поперек, заросли вдруг наполнились таинственной угрозой. Шум океана, мерный, глухой, звучал пугающе.

Капрал стоял на скале, не находя сил стронуться с места. Казалось, что со смертью последнего товарища мир потерял одушевленность, разом превратился во враждебную, полную опасностей стихию. С востока наползали тяжелые тучи. Небо сделалось черным и только на юге у горизонта оно синело. Вдруг, найдя невидимую щель в обложных тучах, вниз прорвались оранжевые лучи солнца и повисли, словно натянутые струны между небом и океаном. Отраженные водой, они рассыпались как перья красочного веера, расцветив поверхность вод в оранжевые, золотисто-желтые и изумрудно-зеленые тона.

Пир красок продолжался недолго. Тучи сдвинулись, погасли, оборвались солнечные струны. Море померкло. Стал черным белый песок побережья. На мир надвинулась мгла, в которой остался лишь один звук – нарастающий гул океана. Он гудел, набирая силу, гудел угрожающе и свирепо. Мощный порыв ветра ударил по зарослям бамбука, и они зашумели густо, монотонно.

Страх одиночества прошел. Курода уже понял: солдат везде и всегда одинок. Будь он в окопе, где рядом товарищи, будь на борту десантного корабля, где таких, как он, сотни – от собственной судьбы не уйти. Та пуля, которая ему предназначена, выберет его одного; та смерть, которая ему отпущена, никого другого по ошибке не прихватит, не унесет. Солдат всегда одинок и его одиночество – это его судьба.

Поудобнее подхватив винтовку, Курода вогнал патрон в патронник и больше не выпускал оружия даже во сне.

Армейским тесаком, проявляя упорство и волю, он вырезал в массиве туфа длинный ход и уютную камеру. В ней было сухо и тихо даже в дни жестоких штормов и обвальных ливней. Сюда он снес запасы оружия и боеприпасов. Здесь, вбив в стены бамбуковые колышки, развесил свое обмундирование, чтобы в нужный момент быть одетым по форме.

Продуктов на острове хватало. Рыба, кокосы, бананы. В один из дней лет восемь назад волны пригнали к берегу стадо свиней. Где-то должно быть утонул транспорт, перевозивший животных. Свиньи прижились в болотистой части острова и составляли неплохую прибавку к рациону капрала.

Чтобы не забыть язык, Курода каждый день вслух читал устав, пел песни и сочинял письма родным и знакомым, записывая их палочкой на песке. Вскоре он знал устав наизусть и вечерами, обращаясь к океану, декламировал его во весь голос.

Курода считал не дни, а полнолуния, делая зарубки на длинной бамбуковой палке. По его подсчетам война длилась уже пятнадцать лет. Она началась в шестнадцатом году эры Сева, ознаменованной божественным правлением императора Хирохито, а сейчас шел уже тридцать первый год той же эры.

От командиров, приказавших отряду держать оборону на Кулатане, известий и новых приказов не поступало. Судить о том, как идут боевые дела, кто побеждает, а кто проигрывает, Курода не имел возможностей. Свой воинский дух он крепил сам, ежедневно отдавая честь портрету императора. Капрал строго держался формулы, гласившей, что личная жизнь каждого японца обретает смысл только в содействии императорскому правлению. Отдав честь Божественному избраннику и яростно крикнув «Банзай!», Курода начинал ежедневный обход острова.

Война есть война и притуплять бдительность он себе позволить не мог.

Появление на горизонте вражеского кокубакана – авианосца – придало жизни новый импульс, наполнило ее глубоким смыслом. Куроде стало вдруг ясно, что не очень сладко приходится в этой войне поганым америкашкам, коли им потребовалось так много времени, чтобы повторить попытку захвата Кулатана.

Долго ему пришлось ждать этой встречи, долго…

– Додзо, наннаритомо! – Пожалуйста, я к вашим услугам, господа!»

***

«Около ударного вертолета на палубе авианосца выстроился экипаж. Быстрым шагом в сопровождении небольшой свиты к летчикам подошел командир авианосца контр-адмирал Старк.

Старший пилот капитан Майкл Фримен вскинул руку к шлему и доложил:

– Сэр, экипаж к полету готов!

– Майкл, – сказал адмирал. – Только откровенно. Вы хорошо представляете свою задачу?

– Да, сэр. Мне приказано разведать обстановку на Кулатане.

– А почему я не послал туда группу морской разведки с катером?

– Не представляю, сэр. Мне приказано, значит у вас был свой резон.

Адмирал улыбнулся.

– Я вам расскажу, в чем дело, Майкл. В сорок третьем на остров высадили отряд японских солдат. Война окончилась, а о них забыли. И эти япошки там продолжают сражаться. Они просто не знают, что войны больше нет.

– Сколь велик отряд, сэр?

– Это и предстоит разведать. Остров удобен для размещения радиотехнического поста флота. Он нам нужен. Но пока там сражающиеся японцы, мы не можем взяться за дело.

– В таком случае, сэр, десант морской пехоты выполнит задачу лучше нас.

– В сорок пятом, за несколько месяцев до конца войны, с крейсера «Айова» на Кулатан высадили десант. Их было тридцать семь. Ни следов их, ни трупов найти не удалось. Еще пятнадцать солдат, посланных выяснить судьбу товарищей, японцы открыто посекли пулеметами. Это позорная страница войны, Майкл, и о ней вспоминать не любят. Я вспомнил, чтобы вы знали – терять своих летчиков не хочу.

– Я понял, сэр. Только один вопрос. Если потребуется, могу ли я использовать всю мощь оружия?

– Можете делать все. Разрешаю. Главное – будьте осторожны и не подставляйтесь. Нам нельзя увеличивать список потерь флота на этом прыще.

– Я понял, сэр.

– Удачи, ребята!

Две минуты спустя боевой вертолет, начиненный современным оружием и боезапасами, поднялся с палубы и взмыл в голубое небо.

Адмирал проводил его взглядом до тех пор, пока винтокрыл не превратился в точку».

***

«С рассветом капрал Курода залег на скале. Рядом находился окоп, который он с огромным трудом выдолбил в вулканическом монолите. Работа была сделана по-японски неторопливо и чисто. Курода подрывал малые заряды, крошившие базальт, выгребал щебенку и углублялся в скалу сантиметр за сантиметром. В конце-концов образовалась глубокая узкая ячейка, куда он легко втискивался и мог укрыться от любой по силе бомбежки. Прямое попадание в такое узкое укрытие было мало вероятным.

В прекрасный цейсовский бинокль, снятый с тела убитого американского офицера, Курода наблюдал за авианосцем. Он ожидал, что оттуда вот-вот к острову отправится катер и заранее готовился к его встрече. Катер так и не появился. Зато капрал заметил, как с авианосца в небо поднялась черная точка. Вскинув бинокль, он внимательно стал ее разглядывать.

Точка приближалась, росла в размерах и одновременно росло удивление самого Куроды. Подобного капрал за свою жизнь еще не видел. Поначалу в душу заполз легкий испуг. Вспомнились рассказы деда, который побывал в российском плену и говорил, будто жены русских чертей летают на метлах. Но Курода не верил ни в чертей, ни в духов. Годы одиночества научили его в самом таинственном находить земное, естественное происхождение. И он понял – проклятые америкашки придумали какую-то новую поганую штучку для стрельбы и убийств. Она летает и конечно же небезопасна.

Чем больше приближалась удивительная машина, тем быстрее росло ее сходство со стрекозой: серебристый блеск крыльев над спиной, выпученные призрачные глаза по бокам головы, длинный хвост за утолщенным брюшком. Стрекоза шла покачиваясь. Она рыскала глазами, отыскивая для себя на острове добычу.

Капитан Фримен присвистнул от удивления. Навстречу вертолету быстро неслась серая скала и на ее плоской вершине виднелась маленькая фигурка.

– Япошка! – объявил Фримен торжественно экипажу. – Всем приготовится! Делаю над джунглями разворот. Как выйду на прямую, накрой этого джапа, Бобби!

– Вижу его! – сообщил радостно штурман Роберт Хаксли. – Капну ему точно на макушку. Будьте уверены, командир!

Оглушительно ревя мотором, железная стрекоза пронеслась над самой головой Куроды. Могучий вихрь, поднятый ее крыльями, взметнул вверх, разметал в стороны пыль и мелкую крошку, не сдутую дотоле ветрами с вершины скалы. Винтокрыл промчался в сторону джунглей и там круто развернулся.

Курода ловко нырнул в убежище. Он был уверен: его заметили и теперь на него идут в атаку. Он не ошибся.

Первая бомба рванула шагах в пяти от укрытия. Взрыв прогремел оглушительным ударом. Куроде показалось, что его тело лопнуло, разорвалось изнутри. Осколки, хлестанув во все стороны, с тупым треском падали на камни скалы.

Вторая и третья бомбы легли одна в одну. Заныло в ушах, хотя капрал сидел в укрытии с заранее открытым ртом. Уж он-то знал, как сберегать перепонки при близких взрывах.

Отгремело и стихло сразу. Курода поднял голову. Его позиция была разгромлена. Оба пулемета, установленные на скале, взрывы искорежили и расшвыряли по сторонам. Ствол одного был согнут как кочерга. Сам винтокрыл, выскочив за кромку прибоя, круто развернулся и, сверкая на солнце хвостовым винтом, снова ринулся к острову. Из ярко блестевшей сферы, напоминавшей выпученный глаз стрекозы, забили, запульсировали языки желтого пламени. Пулемет захлебывался от ярости. Пули, разбрызгивая металл и каменную крошку, высекли длинную царапину на базальте.

Курода крутанулся волчком, отбросил тело в сторону от секущего лезвия огневого меча. в ноздри ударил запах пороховой гари и кремня.

Скатившись кубарем со скалы, капрал нырнул в заросли бамбука. Протискиваясь между стеблей, выбрался на вершину лысого холма и залег, маскируясь в густой траве. Здесь водились змеи, но опасаться их сейчас не было времени. В руках Куроды была «арисака» образца 99 с откидным визиром для стрельбы по самолетам. В магазине оставалось всего два патрона.

Винтохвостая стрекоза, постригая макушки бамбуковых зарослей, снова шла в атаку на скалу. Она постоянно меняла курс. Вот она скинулась вправо и резко пошла вниз. На солнце сверкнуло стекло блистера. Тут же машина рванулась влево вверх. Мотор надсадно ревел. Спустя мгновение летчик проделал похожий маневр, сбросив машину вниз влево.

Курода зло усмехнулся. Янки потеряли его из виду и прибегали к предосторожностям. Такими штучками можно ввести в заблуждение молодого, необстрелянного бойца. А его, вот уже многие годы не выпускающего оружие из рук ни на минуту, подобные трюки смущали мало.

Поерзав пузом по траве, Курода вдавил ложе в плечо и вскинул винтовку. Вертолет скользнул вправо, сбрасывая высоту. Курода вынес ствол влево, где по его предположению винтокрыл должен был выскочить вверх из-за скрывавшего его гребня. Твердо сжал цевье, стиснул зубы, прицелился. Когда гладкое брюхо машины, взмывавшей над бамбуковым морем, вошло в визир, Курода нажал на спуск.

Приклад толкнул в плечо. Выстрел раскатисто пронесся над джунглями. Курода, сжав винтовку, юркнул в сторону и отполз за обломок скалы.

Вертолет, шедший по горизонтали, завалился на бок. Огромные лопасти с треском лупанули по макушкам бамбука, прорубая в зарослях уродливую щель. Курода видел, как в воздух взметнулись обрубки зеленых стеблей, листвы и соцветий. Секунду спустя треск ломаемых растений перекрылся громыхнувшим взрывом. Черный клуб дыма встал над зеленым морем.

– Цумаранай моно дэс га, – пробормотал капрал. – Примите мой скромный подарок…

Внутренне он торжествовал. Чертова птица с хвостом, на котором крутился винт, с огромными вращающимися лопастями над спиной, была сбита одним его метким выстрелом. Он знал – это хорошо для войны. Америкашки по крайней мере до следующего дня не сунутся на остров. Кто-кто, а он достаточно точно изучил их характер, желание и умение воевать.

Теперь, пока есть время, он оставит позицию и пройдет к месту падения стрекозы, поглядеть, что от нее осталось и добьет, если понадобится, живых. В пленных Курода не нуждался. Да, по совести, и поговорить с ними он бы не сумел. Чего же тогда церемониться? Война есть война. Они – враги, он солдат императорской армии. Он предан присяге. Он никогда не изменит флагу. Прекрасному флагу с алым солнечным кругом посередине. Он – солдат…

Падая, вертолет вырубил в зарослях бамбука широкую просеку. Зеленые твердые стебли, поломанные и вырванные с корнями, громоздились кучами, переплетались между собой, перегораживая стежку, которую здесь проложил Курода. Ему пришлось лезть через завалы, вырубать в зарослях новый путь.

На месте падения винтокрыла все беспощадно опалило пламя взрыва. Согнутые лопасти несущего винта лежали в стороне от машины. Фюзеляж разорвало на несколько частей и разбросало по поляне.

Летчик, обожженный до угольной черноты, лежал неподалеку от хвостовой балки вместе с бронесиденьем. Другого швырнуло на отвес скалы. Ботинок пилота застрял в рогатке колючего куста, и тот так уже и не выпустил жертву. Сквозь иссеченное паутиной трещин забрало гермошлема проглядывало бескровное лицо мертвеца.

На куче бамбуковых стеблей Курода обнаружил алюминиевый ящик. Ударом о землю его смяло и оторвало крышку. Вокруг рассыпались предметы аварийного запаса – банки с консервами, сгущенным молоком, пакеты с кофе, плитки шоколада, блоки сигарет.

Курода засмеялся, довольный.

– Ояоя! Вот это да!

Он поднял плитку, упакованную в красную глянцевую бумагу, развернул и понюхал. Ванильный запах ударил в ноздри, вызывал приток слюны. Курода сел на камень, положил винтовку на колени и стал ломать плитку на дольки. Каждую клал на язык, растирал о небо. От удовольствия он смачно причмокивал и даже закрывал глаза, чтобы посторонние впечатления не мешали ему погрузиться в теплые волны вкусовых наслаждений.

Потом все собранное – сгущенку, консервы, пачки с галетами, блоки сигарет – он сложил в ящик и продолжил поиск.

Уже возвращаясь с трофеями к своему укрытию, Курода увидел черный тюк, застрявший в переплетении бамбука. Подошел поближе, взял длинный стебель, пошевелил им находку. Не взорвалось. Он вытащил тюк наружу и стал разглядывать.

То, что это ефуку – одежда европейского покроя, капрал понял сразу. Но для чего нужна такая? Похоже на жилет, но он очень тяжел. Для чего же? Догадка в голову не приходила.

Курода воткнул в землю бамбуковую палку, повесил на нее находку, сам присел на корточки рядом. Долго глядел. Вставал, щупал полы, грудь и опять присаживался. Потом взял и надел жилет на себя. И вдруг по-солдатски просто решил загадку.

– Ояоя! Хаха! – воскликнул он. – Вот это да! Вот оно что! Это доспехи. И не от ножа, не от кинжала. Это от пуль, которые могут достать летчиков и в воздухе.

Обрадованный открытием, Курода охватил жилетом ствол пальмы и закрепил его. Потом взял автомат, подобранный возле останков вертолета, отошел от дерева шагов на двадцать, прицелился и сделал три выстрела. Положил автомат на траву, поспешил к жилету. Он не сделал ни одного промаха, однако пули жилет не пробили.

– Сорэ-ва аригатай! – сказал капрал и засмеялся. – Мне повезло.

Он надел жилет и увидел, что тот закрывает его тело почти до колен.

– Ояоя! – обрадовался открытию капрал. – Вот это да!»

***

«Адмирал Старк гордится тем, что он WASP – белый, англо-сакс, протестант. Ко всему, слово читалось по-английски и как „оса“ – маленькое отчаянно жалящее насекомое, смелое и безрассудное. Весь остальной мир, все страны и народы Старк характеризовал одним словом – „фак“.

Русские – это медведи, япошки – макаки, мартышки. Итальяшки – макаронники, французишки – лягушатники. Даже немцы и те просто «фак джерри».

– Фак макаки! – рявкнул адмирал и стукнул кулаком по столу. – Мы потеряли вертолет. С этаким экипажем! Я сейчас подниму первое крыло и пущу сраный Кулатан ко дну! Фак макаки!

– Сэр, – старший помощник коммандор Вильсон аккуратно собрал цветные карандаши, рассыпавшиеся по столу после удара кулаком. – На борту полковник Исихара. Он готов высадиться на чертов остров и обязуется заставить японских солдат сложить оружие.

– Хорошо, высылайте с рассветом десант. Пусть Исихара выманит мартышек из джунглей. Вторым эшелоном у него должны быть наши снайперы. Мне не нужны эти бандиты живыми, фак макаки!

***

«В то утро Курода спал больше обычного. Его разбудили громкие звуки, доносившиеся с болотистой части острова.

– Японские солдаты! – орал усиленный динамиком голос, и слова звенели металлом. – Я полковник Исихара. Прибыл сюда забрать вас на родную землю. Вы продолжаете сражаться по недоразумению. Война давно окончена. Сложите оружие и выходите по одному! Японские солдаты! Я полковник Исихара…

Курода вслушивался в слова и думал. Сомнений быть не могло – кричал настоящий японец. С Хоккайдо. Так говорить не сумеет никакой иностранец. Более того, кричавший настоящий командир. Голос энергичный, обороты речи свидетельствуют – командный язык ему знаком.

Курода снял с бамбуковых плечиков мундир, который берег на подобный случай. Опрыскал ткань водой изо рта. Надел на себя. Одернул полы. Мундир оказался великоват. Капрал заметно похудел за последний год. Недобро усмехаясь, Курода снял мундир и надел бронежилет. После этого форма села на него как влитая. Все было хорошо, только пуговицы сильно позеленели от сырости. Он протер каждую пальцами.

На металлическом листе, который Курода приволок от вертолета, лежало трофейное оружие – пулемет и два автомата. Разгадывать секреты их устройства капралу не пришлось. Слишком долго он воевал, чтобы не разобраться в оружии.

Пулемет Куроде не понравился – для пехотинца он был слишком тяжелым. Зато автоматы сразу пришлись по душе. Еще вчера он испытал их оба. Поставил на плоской скале три пивные банки из запаса вертолетчиков и с пятидесяти шагов врезал по ним очередью. Банки буквально взорвались, рассеченные пулями. Во все стороны брызнуло пиво. Курода весело засмеялся.

– Ах, янки! Ах, псы длинноносые! – Лучшего подарка они для него не могли сделать.

Взяв оружие, надев фуражку, без которой уже давно привык обходиться, Курода двинулся на зов. Джунгли сомкнулись над ним зеленым сводом. Когда-то он здесь прорубал просеку, но она быстро заросла, хотя до сих пор был заметен своеобразный туннель со стенами из стеблей бамбука и крыша из переплетенной листвы. Солнечные блики едва пробивались сквозь живую изгородь, и земля здесь никогда не просыхала. Запахи влажных трав, гниющих растений, аромат неведомых цветов дурманили голову, вызывая чувство, напоминающее тошноту.

– Японские солдаты! Я полковник Исихара!

Радио орало громко и неустанно.

Осторожно прокравшись к опушке, Курода выглянул на поляну. Там, воткнув в землю полутораметровый шест, на котором трепетало белое полотнище с красным кругом посередине, стоял худенький человек. На нем действительно была форма полковника. Старая, ношеная. Поперечные погоны. Фуражка. Офицерская сабля на боку. Ладонь привычно лежала на эфесе.

– Японские солдаты!

Держа автомат наизготовку, Курода вышел из джунглей и остановился, не подходя к начальнику.

– Смирно! – заорал Исихара. – Как ты стоишь перед полковником?

Курода яростно сверкнул глазами и ощерил зубы.

– Кто ты такой, и почему орешь здесь? Зачем тебя сюда привезли янки? Ты им служишь? Отвечай на вопросы, или я сделаю дырку в твоем тощем брюхе!

Полковник понял – капрал не шутит.

– Я Исихара…

– Может быть. Только я не знаю этого. Почему сюда явился незнакомый мне человек? Где лейтенант Масасиге?

– Этого я не знаю. Может быть, он погиб.

– Тогда где полковник Мацуда?

– Он погиб, защищая остров Сайпан.

– Где генерал Такеда!

– Он сделал себе харакири и его славный дух поселился под сенью храма Ясукуни. Привезти вам приказ самого императора окончить войну поручено мне, полковнику Исихара.

– Излишне, – ответил Курода. – Если император приказывает мне сложить оружие, значит, он в плену и враги принуждают его писать то, чего он никогда сам не написал бы.

– Капрал! – взорвался полковник. – Неужели вы ничего не понимаете? Война окончена. Мы ее проиграли.

– Может быть, вы проиграли. Я пока нет. Я солдат, принявший присягу. Мои командиры сказали мне, что от того, как я буду воевать, зависит судьба империи. Я воевал как надо. Спросите янки, и вам скажут, почему они не могли меня одолеть. Меня, капрала Куроду. Который остался на этом острове совсем один. Если бы все воевали так же, в том числе ты, нацепивший на себя форму полковника и знак высшего ордена, империя давно бы стояла на всех материках и океанах! А как воевали вы?

– Курода! – рявкнул в сердцах полковник. – Ты воевал хорошо. Но был сделан просчет. Янки оказались сильнее нас. Ты понимаешь? Они оказались сильнее, хитрее, богаче. Потому победили…

– Это не оправдание. Те, кто затевали большую войну, должны были знать – янки сильнее, богаче и хитрее нас. У них больше союзников. У них в друзьях большой русский медведь. Кто же тогда принимал решение на войну? Капрал Курода этого не делал. Дальше, полковник. Наши дела пошли плохо. Почему тогда вы живы? Если не погибли в бою, то почему не совершили священный обряд сеппуку? Как мой генерал Такеда? Сделайте харакири сейчас. Режьте живот, я вам отрублю голову.

– Скотина, что ты болтаешь?!

– Я объясню, чтобы ты понял, прислужник янки. Курода готов потерять жизнь, но не хочет терять лицо. Я маленький человек. Пешка в шахматной игре великанов. Меня все время двигали чужие руки. Курода – сюда, Курода – туда. Так уж ведется в этом мире, что короли и королевы, потеряв все пешки, поднимают руки вверх и остаются живыми. Для королей в играх с чужими смертями свои правила. Но в этот раз кто-то забыл, что пешки назад не ходят. Я одна из таких пешек. Вы сказали, что императору доставляет беспокойство, когда один из его подданных ведет войну, которую он, император, закончил. Тогда почему император не извиняется передо мной за свою ошибку? Ведь это по его воле меня втравили в войну, заставили стрелять и убивать. Сейчас я уже не умею ничего делать другого. А мне объясняют, что я был не прав.

– Не вам, капрал, судить императора, – сказал полковник устало. – Мы все только солдаты. Учтите, вам дают последний шанс уехать вместе со мной на острова. Последний. Не согласитесь – останетесь здесь один. Американцам этот остров не нужен. Представьте, как вы будете жить здесь один?

– Так же, как и жил. С сознанием того, что остаюсь последним сражающимся солдатом империи. Все вы трусы – я нет.

– Курода, – пытался сказать еще что-то полковник.

– Уходите отсюда, предатель! – взмахнув рукой, выкрикнул капрал. – Или возьмите оружие, которое я дам и встаньте рядом. Враг не может торжествовать победу, если жив хоть один солдат империи, верный присяге. Я продолжаю сражаться.

– Нет, капрал. Война окончена. Не дурите!

– Мне плевать, – Курода демонстративно сплюнул в траву. – Это ты окончил войну, червяк! Скорее всего в плену у янки. Кто докажет, что ты не предатель.

– Капрал! – заорал дребезжащим старческим голосом. – Что ты себе позволяешь? Я офицер!

Курода передернул затвор автомата и направил ствол в мундир, украшенный розеткой ордена Восходящего солнца.

– Ты навоз, – сказал он и прищурился, будто целясь. – Подними рубаху и покажи пузо. Я хочу увидеть, делал ли ты себе харакири? Ты говоришь: янки принудили наших воинов, солдат империи, капитулировать? Почему же тогда жив ты, именующий себя полковником императорской гвардии? Почему ты жив, говнюк, а не покончил с собой? Почему наш священный император не утопился, как сделала императрица Тайра, когда ее окружили враги? Если ты, предатель, сейчас же не уберешься отсюда, я погашу твой облик в куче дерьма. Правда, здесь его нет. Самая большая куча – это ты, Исихара! Вон отсюда, пока я не нажал на спуск!

Полковник побелел от ярости. Топнул ногой. Сабля его жалобно звякнула.

Курода стал медленно отступать, не поворачиваясь спиной к полковнику. Он инстинктивно не доверял офицеру, служившему американцам.

Снайпер лейтенант Дуглас Райт внимательно наблюдал за происходившим на поляне. Старк отдал недвусмысленный приказ: если переговоры сорвутся, то должны сработать снайперы.

Не было сомнений, что к полковнику вести переговоры выйдет старший команды. Если его убрать, солдаты не станут оказывать сопротивление, которое команда оказывала до сих пор. Для этой цели капитан Крейг, командир батальона морской пехоты, выделил двух лучших мастеров меткого выстрела – лейтенанта Райта и сержанта Джексона. Они заняли позицию в зарослях бамбука за спиной полковника Исихары, вооруженные винтовками с оптическими прицелами.

Пока полковник переругивался с капралом, Райт несколько раз ловил фигуру Куроды в перекрестье прицела. Он метился то в голову, то в живот, выбирая, куда надежнее шлепнуть япошку. Когда стало ясно, что переговоры ни к чему не привели, Исихара поднял правую руку, давая сигнал стрелкам. Курода к этому времени уже отступил к самой опушке зарослей.

Лейтенант Райт плавно потянул спуск.

Выстрела Курода почему-то не услышал. Он лишь почувствовал, как его ударили по животу, сильно и резко. Так бьет булава – чой, надежное оружие в руках тренированного бойца.

Курода не устоял на ногах и рухнул на спину, ломая тонкую бамбуковую поросль.

– Финита ля комедия! – сказал удовлетворенно лейтенант Райт. – Комедия окончена. Джексон, пошли посмотрим на мартышку.

– Лейтенант, может не стоит? – спросил сержант.

– Ты сомневаешься, что я попал? Смотри! – Райт вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. С одной из пальм вниз свалился разбитый кокос. – Пузо макаки чуть пошире, Джексон. Пошли!

Аргумент убедил сержанта. Положив винтовки на плечи, снайперы двинулись к зарослям, где лежал капрал. Когда они подошли к нему метров на двадцать, заработал пистолет-пулемет..Лейтенант и сержант упали, сраженные очередью в упор.

Курода поднялся, встал на ноги пощупал живот. Он сильно болел, но был цел.

Для надежности дав еще одну очередь, капрал подобрал винтовки и поднялся на скалу. Он видел, как от берега отвалил и, пеня воду, к авианосцу помчался катер.

Первой в перекрестье прицела винтовки попал затылок полковника. Сделав выстрел, Курода прицелился в рулевого.

Катер, потеряв управление, повернул вправо, описал крутую дугу и врезался в прибрежные скалы. Облако дыма заволокло место удара…»

***

«Покончив с катером, Курода оставил снайперскую винтовку на скале и вернулся к месту, где его пытались убить. От оттащил трупы снайперов поближе к мангровым зарослям, где ими обязательно займутся прожорливые крабы. Подобрал флаг Страны Восходящего солнца, брошенный полковником Исихарой. Вновь поднялся на скалу, и возле своего окопа укрепил флагшток.

Вечерело. Ночью янки на острове не появятся. В этом он был убежден. Значит, можно забраться в пещеру и спать. Надо отдохнуть. Годы уже не те, чтобы бегать без устали день и ночь. Надо как следует отдохнуть. Завтра возможен новый бой…

Тяжелыми шагами пахаря, отшагавшего по рисовому полю за плугом весь день, Курода спустился с утеса. Шел он сутулясь и ни разу не оглянулся. Дело сделано. Сделано чисто, на совесть…»

//-- *** --//

… – Сэр! – доложил вахтенный офицер адмиралу Старку. – Япошки подняли над островом флаг.

Адмирал как маятник заходил по каюте – туда, сюда.

– Это вызов, командор Вильсон! – Прикажите подготовить к бою первое крыло! Пусть пробомбят этот поганый остров. В конце концов, радиотехнический пост можно поставить и на голых скалах.

Командор Вильсон был человеком упрямым и своенравным, но Старк всегда ценил его солдатскую прямоту.

– Сейчас нам точно известно, что на острове остался всего один японец. Капрал Курода. Если он укроется в надежной пещере, и бомбардировка не достигнет цели, эта операция войдет в историю флота, как война Штатов против капрала японской армии…

Адмирал остановился возле карты. Стукнул кулаком по месту, где был обозначен остров.

– Джон, ты на редкость деликатен сегодня! Но я понял: это назовут войной адмирала Старка против капрала Куроды. Ты это имел в виду? Спасибо! Черт с ним, с этим япошкой! Запросите от моего имени штаб флота. Пусть они там подумают, что нам делать. Фак макака!

– Прошу прощения, сэр, – сказал Вильсон. – Но я был бы горд, если под моим началом оказался хотя бы десяток таких матросов. Как этот капрал…»

***

Александр Щелоков.

http://www.libun.ru/book12171/page4.html

Поиск по сайту: