Ахиллес: - узкочеловеческое себялюбие(Лосев)

Сердцем жесток ты. Отец тебе был не Пелей конеборец,

Мать - не Фетида богиня. Рожден ты сверкающим морем.

Твердой скалою, - от них у тебя жестокое сердце.

Так сказал и, подведши коня, передал Менелаю
Нестора храброго сын. И радость взяла Менелая, –
Радость такая, какую роса доставляет колосьям
Нивы, зеленой еще, когда защетинится пашня.
Так же и духом твоим, Менелай, овладело веселье. Словно как на небе звезды вкруг ясного месяца ярко
Светятся, видные четко в то время, как воздух безветрен;
Видным становится вдруг и кругом все, – высокие мысы,
Скалы, долины; воздушный простор наверху необъятен.
На небе видны все звезды. И сердцем пастух веселится.
Столько в пространстве меж Ксанфом рекой и судами ахейцев
Виделось ярких троянских огней впереди Илиона Так он сказал. Покорилаcь ему белорукая Гера.
С Иды горы на великий Олимп устремилась богиня.
Как устремляется мысль человека, который, прошедши
Много земель, представляет себе их разумною мыслью:
"Там бы мне и там побывать" – и мечтает о многом.
Так же стремительно вдаль понеслась и владычица Гера. Как человек в сновиденье никак не поймает другого:
Тот убежать от него, а этот поймать не способен.
Так же и Гектор не мог убежать, Ахиллес же – настигнуть.

Слушала та, и лились ее слезы, и таяли щеки,
Так же, как снег на скалистых вершинах возвышенных тает,
Евром согретый и раньше туда нанесенный Зефиром;
Рeки быстрее текут, вздуваясь от таянья снега.
Таяли так под слезами ее прекрасные щеки

№22. XIII 31-35

Так же, как жадно мечтает об ужине пахарь, который
Плугом весь день целину поднимал на волнах винноцветных;
С радостным сердцем он видит, что солнце спустилось на землю,
Что уже время на ужин брести ему шагом усталым.
Так наконец, Одиссею на радость, спустилося солнце.

№23. Х 410-417

Как на деревне телята к пасущимся в стаде коровам,
В скотный вернувшимся двор, когда напитались досыта,
Прыгая, мчатся навстречу и их удержать уж не могут
Стойла; мыча непрерывно, вокруг матерей они быстро
Бегают. Так и ко мне, когда увидали глазами,
Спутники кинулись, плача. Такое они испытали,
Словно вернулись внезапно на остров скалистый Итаку,
В край свой родимый и город, где выросли все и родились.

№24. V 327-332

Плот волна и туда и сюда по теченью носила.
Так же, как северный ветер осенний гоняет равниной
Стебли колючие трав, сцепившихся крепко друг с другом, –
Так же и плот его ветры по бурному морю гоняли.
То вдруг Борею бросал его Нот, чтобы гнал пред собою,
То его Евр отдавал преследовать дальше Зефиру.

№25. VI 160-168

160 Смертных, подобных тебе, не видал до сих пор никогда я
Ни средь мужчин никого, ни средь жен, – изумляюсь я, глядя
Близ алтаря Аполлона на Делосе в давнее время
Видел такую же я молодую и стройную пальму.
Я ведь и там побывал с толпою товарищей верных.
Ехав дорогой, в которой так много ждало меня бедствий!
Вот и тогда, увидавши ее, я стоял в изумленьи
Долго: такого ствола на земле не всходило ни разу!
Так и тебе я, жена, изумляюсь.

№26. XXII 302-309

Те ж, соколам кривокогтым с изогнутым клювом подобясь,
С гор налетевшим внезапно на птичью огромную стаю, –
Тучами падают птицы, спасаясь от них, на равнину,
Соколы бьют на лету их, и нет им спасенья ни в бегстве,
Нет и в защите. Любуются люди, довольные ловом.
Так же они женихов гоняли по залу, разили
Копьями вправо и влево и головы им разбивали.
Стонами полон был зал, и кровью весь пол задымился.

Утопия, феакийцы:

Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц,(VII 84)
Было в палатах любезного Зевсу царя Алкиноя;
Медные стены во внутренность шли от порога и были
Сверху увенчаны светлым карнизом лазоревой стали;
Вход затворен был дверями, литыми из чистого злата;
Притолки их из сребра утверждались на медном пороге;
Также и князь их серебряный был, а кольцо золотое.
Две — золотая с серебряной — справа и слева стояли,
Хитрой работы искусного бога Гефеста, собаки
Стражами дому любезного Зевсу царя Алкиноя:
Были бессмертны они и с течением лет не старели.
..............................................................................................
Зрелися там на высоких подножиях лики златые(100)
Отроков; светочи в их пламенели руках, озаряя
Ночью палату и царских гостей на пирах многославных.

Гесиод о Прометее

Скрыли великие боги от смертных источники пищи:

Иначе каждый легко бы в течение дня наработал

Столько, что целый бы год, не трудяся, имел пропитанье.

Тотчас в дыму очага он повесил бы руль корабельный,

Стала б ненужной работа волов и выносливых мулов.

Но далеко Громовержец источники пищи запрятал,

В гневе на то, что его обманул Прометей хитроумный.

Этого ради жестокой заботой людей поразил он:

[50] Спрятал огонь. Но опять благороднейший сын Иапета

Выкрал его для людей у всемудрого Зевса-Кронида,

В нарфекс порожний запрятав от Зевса, метателя молний.

В гневе к нему обратился Кронид, облаков собиратель:

"Сын Иапета, меж всеми искуснейший в замыслах хитрых!

Рад ты, что выкрал огонь и мой разум обманом опутал

На величайшее горе себе и людским поколеньям!

Им за огонь ниспошлю я беду. И душой веселиться

Станут они на нее и возлюбят, что гибель несет им".

Так говоря, засмеялся родитель бессмертных и смертных.

Потом сделал Пандору

А Прометея, на выдумки хитрого, к средней колонне

В тяжких и крепких оковах Кронид привязал Громовержец

И длиннокрылого выслал орла: бессмертную печень

Он пожирал у титана, но за ночь она вырастала

Ровно настолько же, сколько орел пожирал ее за день.

Сыном могучим Алкмены прекраснолодыжной, Гераклом,

Был тот орел умерщвлен, а сын Иапета избавлен

От жесточайших страданий и тяжко-мучительной скорби,-

Не против воли высокоцарящего Зевса-Кронида:

Ибо желалось Крониду, чтоб сделалась слава Геракла

Фиворожденного больше еще на земле, чем дотоле;

Честью великой решив отличить знаменитого сына,

Гнев прекратил он, который дотоле питал к Прометею

Из-за того, что тягался он в мудрости с Зевсом могучим.

Ибо в то время, как боги с людьми препирались в Меконе,

Тушу большого быка Прометей многохитрый разрезал

И разложил на земле, обмануть домогаясь Кронида.

Жирные в кучу одну потроха отложил он и мясо,

Шкурою все обернув и покрывши бычачьим желудком,

Белые ж кости собрал он злокозненно в кучу другую

И, разместивши искусно, покрыл ослепительным жиром.

Тут обратился к титану родитель бессмертных и смертных:

"Сын Иапета, меж всеми владыками самый отличный!

Очень неровно, мой милый, на части быка поделил ты!"

Так насмехался Кронид, многосведущий в знаниях вечных.

И, возражая, ответил ему Прометей хитроумный,

Мягко смеясь, но коварных повадок своих не забывши:

"Зевс, величайший из вечно живущих богов и славнейший!

Выбери то для себя, что в груди тебе дух твой укажет!"

Так он сказал. Но Кронид, многосведущий в знаниях вечных,

Сразу узнал, догадался о хитрости. Злое замыслил

Против людей он и замысел этот исполнить решился.

Правой и левой рукою блистающий жир приподнял он -

И рассердился душою, и гнев ворвался ему в сердце,

Как увидал он искусно прикрытые кости бычачьи.

С этой поры поколенья людские во славу бессмертных

На алтарях благовонных лишь белые кости сжигают.

В гневе сказал Прометею Кронид, облаков собиратель:

"Сын Иапета, меж всех наиболе на выдумки хитрый!

Козней коварных своих, мой любезный, еще не забыл ты!"

Так говорил ему Зевс, многосведущий в знаниях вечных.

В сердце великом навеки обман совершенный запомнив,

Силы огня неустанной решил ни за что не давать он

Людям ничтожным, которые здесь на земле обитают.

Но обманул его вновь благороднейший сын Иапета:

Неутомимый огонь он украл, издалека заметный,

Спрятавши в нартексе полом. И Зевсу, гремящему в высях,

Дух уязвил тем глубоко. Разгневался милым он сердцем,

Как увидал у людей свой огонь, издалека заметный.

Чтоб отплатить за него, изобрел для людей он несчастье:

Тотчас слепил из земли знаменитый хромец обеногий,

Зевсов приказ исполняя, подобие девы стыдливой;

Пояс на не

Эсхил о Прометее

Ни спеси, ни бахвальства нет, поверьте мне,
В моем молчанье. Сердце мне терзает боль,
Когда я вижу, как меня унизили.
Ведь кто же, как не я, всем этим нынешним
Богам в удел назначил и почет и власть?
Об этом, впрочем, помолчу: все знаете
И так прекрасно. Лучше вы послушайте
О бедах человеков. Ум и сметливость
Я в них, дотоле глупых, пробудить посмел.
Об этом не затем, чтоб их кольнуть, скажу,
А чтоб понять вам, как я к людям милостив.
Они глаза имели, но не видели,
Не слышали, имея уши. Теням снов
Подобны были люди, весь свой долгий век
Ни в чем не смысля. Солнечных не строили
Домов из камня, не умели плотничать,
А в подземельях, муравьями юркими,
Они без света жили, в глубине пещер.
Примет не знали верных, что зима идет,
Или весна с цветами, иль обильное
Плодами лето -- разуменья не было
У них ни в чем, покуда я восходы звезд
И скрытый путь закатов не поведал им.
Премудрость чисел, из наук главнейшую,
Я для людей измыслил и сложенье букв,
Мать всех искусств, основу всякой памяти.
Я первый, кто животных приучил к ярму,
И к хомуту, и к вьюку, чтоб избавили
Они людей от самой изнурительной
Работы. А коней, послушных поводу,
Красу и блеск богатства, я в повозки впряг,
Не кто иной, как я, льняными крыльями
Суда снабдил и смело по морям погнал.
Вот сколько ухищрений для людей земных
Придумал я, злосчастный. Мне придумать бы,
Как от страданий этих самому спастись.

Медея перед убийством детей:

О сладкие объятия,

Щека такая нежная, и уст

Отрадное дыханье... Уходите...

Скорее уходите... Силы нет

Глядеть на вас... Раздавлена я мукой...

На что дерзаю, вижу... Только гнев

Сильней меня, и нет для рода смертных

Свирепей и усердней палача.

Спор Ясона с Медеей:

Медея: Я спасла тебя от быков, от дракона, от Пелия — где твои клятвы? Куда мне идти? В Колхиде — прах брата; в Иолке — прах Пелия; твои друзья — мои враги. О Зевс, почему мы умеем распознавать фальшивое золото, но не фальшивого человека!

Ясон:Спасла меня не ты, а любовь, которая двигала тобой. За спасение это я в расчете: ты не в дикой Колхиде, а в Греции, где умеют петь славу и мне и тебе. Новый брак мой — ради детей: рожденные от тебя, они неполноправны, а в новом моем доме они будут счастливы». —

«Не нужно счастья ценой такой обиды!»

«Я вырву с корнем Ясонов род!»

«Ты львица, а не жена! — кричит Ясон. — Ты демон, которым боги меня поразили!» — «Зови, как хочешь, но я ранила твое сердце». — «И собственное!» — «Легка мне моя боль, когда вижу я твою». — «Твоя рука их убила!» — «А прежде того — твой грех». — «Так пусть казнят тебя боги!» — «Боги не слышат клятвопреступников»

Ипполит

Федра о своем грехе

Несчастная! Что я? Что сделала я?

240 Где разум? Где стыд мой? Увы мне! Проклятье!

Злой демон меня поразил... Вне себя я

Была... бесновалась... Увы мне! Увы!

(Ложится.)

Покрой меня, няня, родная, покрой...

Мне стыдно безумных речей...

О, спрячь меня! Слез не удержишь... бегут.

И щеки горят от стыда... возвращаться

К сознанью так больно, что, кажется, лучше,

Когда б умереть я могла, не проснувшись.

Что к доброму мы не стремимся вовсе,

Не в том, что мы его не знаем. Да,

Одним мешает леность, а другой

Не знает даже вкуса в наслажденье

Исполненного долга. Мир - увы! -

Соблазнов полн, и, если волны речи

Людской нас не закружат, - праздность нас,

За радостью гоняя, обессилит...

Ты скажешь, стыд?.. Какой? Есть два стыда:

Священный стыд и ложный, но тяжелый.

А будь меж них светла для света грань,

Они одним бы словом не писались...

О нет! О нет, ради богов. Права

Ты, да, я знаю... Но позор не меньше

От этого. Я цепь Эрота с честью

Еще носить хочу... Но ты ведь в бездну

Меня зовешь... О нет, о нет, о нет!..

Федра перед тем, как покончить с собой:

О, будьте же вы счастливы! А я

Еще имею выход, как сберечь

Потомству имя доброе.

Да он

И для меня в моем несчастье лучше.

О нет, я славной родины моей

720 Не посрамлю и на показ Тесею

Позорного не вынесу клейма,

Чтоб сохранить остаток жалкой жизни.

Тесей, прочитав записку:

О нет, мои уста

Таить не смеют этой язвы страшной,

Уродства этого, что и назвать мерзит...

Пусть полумертвого добьют они. Но знай...

Но знай, земля отцов,

Сын, Ипполит, на ложе посягнул

Отцовское, не устыдился Зевса

Очей. О Посидон, о мой отец!

Три за тобой желания, и вот

Желанье первое: пускай мой сын

Не доживет до этой ночи, если

890 Твоим должны мы верить обещаньям.

Тесей о преступлении сына

О, до чего ж дойдешь ты, род людской?

Иль грани нет у дерзости?.. Препоны

У наглости?.. Рожденьем человек

Приподнимай на палец только гребень

У дерзости, чтобы отца возрос

Хитрее сын, а внук хитрее сына,

И на земле не хватит места скоро

940 Преступникам. И к этой прибавлять

Богам бы не пришлось вторую землю.

Поиск по сайту: