Я должен был стать бунтарем

Еще мальчиком я уже был вспыльчивым и стал настоящей головной болью для матери. Она таскала меня на евангелизационные собрания, пригрозив, что если я не изменю, свой образ жизни, она отдаст меня в исправительный дом. Помню, как я ненавидел эти духовные, полные энтузиазма собрания пробуждения. Я отказывался петь и засыпал на жестких скамьях, пока люди ликовали и кричали, а проповедник продолжал бубнить и после одиннадцати вечера. Проснувшись, я брел домой, но не в мягкую постель, а на стеганое одеяло на полу, поскольку мою кровать занял проповедник. Я все больше негодовал на "святош", храпящих в моей постели. Я невзлюбил их за то, что они ели мою пищу и завладевали вниманием матери.

Особенно меня злило, что гостящие евангелисты всегда занимали мое место за обеденным столом рядом с отцом. Во время пробуждений нам, маленьким детям, часто приходилось есть после того, как поедят взрослые. Мне казалось, что эти проповедники едят, едят и едят. И они без умолку говорили, поглощая мои любимые кусочки цыпленка. Я должен был ждать, когда они, наконец, замолчат и уйдут, обеспокоенный, останется ли мне что-то поесть.

Пробуждения иногда продолжались по 3-4 месяца. Неудивительно, что я и мой отец не любили их.

Я также невзлюбил детей-паинек этих проповедников. Однажды я, мой друг Лаверт Холлифилд и сын гостящего проповедника, ни у кого не спросив разрешения, пошли купаться. Зимние дожди разлили воды обычно спокойной Таллахалы, а мы были еще слишком юными, чтобы знать, что высокая вода может быть опасна. Мы разделись догола и вошли в мутную речку. Уже на середине я понял, что мне не справиться с холодным сильным потоком. Меня понесло по течению, а когда я ослабел, затянуло под воду.

Помню их крики. В панике сын проповедника завопил: "Пошли домой! Мы попали в беду! Он погиб!" И этот трус убежал.

Однако Лаверт был преданным другом. Он нырял и ощупывал песчаное дно реки, пока не нашел меня. В отчаянной борьбе с потоком он вытащил мое тело на берег. Я не дышал - мои легкие были наполнены водой. Лаверт не был силен в искусственном дыхании, но он просто перевернул меня и давил мне на спину, пока грязь и вода не вылились изо рта и я не смог вздохнуть. Он был со мной, пока я не пришел в чувство.

Затем, уже вместе, мы разыскали нашу одежду и вернулись домой. Сына проповедника выпороли за то, что он оставил меня. И я поклялся, что мой сын никогда не будет таким трусом. Я никогда не стану проповедником.

Как видишь, за меня уже все было решено. Во-первых, моя мать не ответила на свой призыв. Затем моя сестра Анна тоже не смогла ответить. И вот моя мать решила, что ответить должен я - неважно, услышал я какой-либо призыв или нет.

Когда я стал старше, мой характер стал еще более бунтарским. Помню, как однажды я возвратился домой в два часа ночи после кутежа с друзьями. Я ощупью искал свою кровать в темноте и зацепился за ногу матери. "Что ты делаешь в моей комнате?" - возмутился я.

"Я молюсь за тебя, Лестер", - ответила мать. Затем она спустилась в гостиную, чтобы продолжить молитву. Мне не так-то легко было заснуть в ту ночь. В своем сердце я знал уже тогда, что у Бога есть высший план для моей жизни. Однако я не собирался становиться проповедником. Я собирался стать миллионером.

Глава 7.

У меня были великие планы стать богачом.

В детстве я покупал в местном оптовом магазине стофунтовые мешки арахиса, жарил орехи в духовке, раскладывал их по пакетикам и продавал рабочим с лесопилки. А летом я обтягивал брезентом старую тележку, покупал блок льда и различные сорта сиропа и, вооружившись скребком для льда и бумажными стаканчиками, делал настоящий бизнес. Часто я имел хороший доход.

Итак, вдохновленный своими способностями и любовью к деньгам, я бросил школу в шестнадцать лет. Не обращая внимания на слезы матери, я поехал в Мобил, штат Алабама, где поступил в парикмахерский колледж и стал хорошим мастером. Вернувшись, домой, я стал парикмахером в центральной парикмахерской города. Мне это нравилось!

Поиск по сайту: