ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Никогда еще мне так не хотелось быть посторонней.

За дверью была небольшая кладовая с голой электрической лампочкой под потолком. Дальше была другая дверь на ведущую вниз лестницу. Ступени были широки настолько, что по ним почти можно было идти троим в ряд, но все же не совсем настолько. Ирвинг пошел впереди, будто нас все еще надо было вести. Но тут не было другого пути — только вниз. Пророческое высказывание.

На лестницу вел крутой поворот. Какой-то был шорох ткани, ощущение движения. Пистолет оказался у меня в руке. Без всякой мысли — только годы практики.

— Это тебе не понадобится, — сказал Ирвинг.

— Ты так говоришь.

— Я думал, Мастер тебе друг, — сказал Ларри.

— У вампиров нет друзей.

— А у преподавателей естественных наук? — спросил Ричард Зееман, выходя из-за угла.

Он был одет в свитер цвета зеленых листьев с вплетенным в него светло-зеленым и коричневым. Этот свитер висел почти до колен. На мне он был бы как платье. Рукава были закатаны выше локтей. Наряд завершали джинсы и все те же белые кроссовки.

— Жан-Клод послал меня вас дожидаться.

— Зачем?

Он пожал плечами:

— Кажется, он нервничает. Я не стал задавать вопросов.

— Умница, — похвалила я.

— Давайте двигаться, — сказал Ирвинг.

— Ты тоже нервничаешь, Ирвинг.

— Анита, он зовет, а я повинуюсь. Я его зверь. — Я потянулась тронуть его за руку, но он отодвинулся. — Я думал, что смогу быть человеком, но он мне показал, что я всего лишь зверь. Животное.

— Не давай ему этого с собой сделать, — сказала я.

Он поднял на меня глаза, в которых стояли слезы.

— Я не могу ему помешать.

— Давайте двигаться, — сказал Ричард. — Уже почти рассвет.

Я полыхнула на него сердитым взглядом за такие слова. Он пожал плечами:

— Лучше не заставлять Мастера ждать. Вы это знаете.

Я это знала. И потому кивнула.

— Вы правы. У меня нет никакого права на вас сердиться.

— Спасибо.

Я покачала головой:

— Давайте с этим заканчивать.

— Можете убрать пистолет, — сказал он.

Я посмотрела на браунинг. Мне больше нравилось, когда он у меня в руках. В смысле защиты это куда лучше плюшевого мишки. Но я его убрала. В конце концов, всегда могу достать снова.

В конце лестницы была еще одна дверь — поменьше и с тяжелым железным замком. Ирвинг достал массивный ключ и вставил его в замочную скважину. Хорошо смазанный замок щелкнул, и Ирвинг толкнул дверь от себя. Ему доверялся ключ от нижней двери. Насколько глубоко он в это влез и могу ли я его вытащить?

— Одну минуту, — сказала я.

Все повернулись ко мне. Я оказалась в центре внимания. Великолепно.

— Я не хочу, чтобы Ларри видел Мастера или даже знал, кто он.

— Анита… — начал Ларри.

— Нет, Ларри. На меня нападали дважды, чтобы это узнать. Это информация с грифом «только для тех, кому это необходимо». Тебе она не необходима.

— Мне не нужно, чтобы ты меня защищала, — сказал он.

— Слушай ее, — сказал Ирвинг. — Она мне говорила держаться подальше от Мастера. Я сказал, что могу сам о себе позаботиться. И ошибся, крупно ошибся.

Ларри скрестил руки на груди, упрямый до самых вымазанных кровью бровей.

— Я сам решаю, что мне делать.

— Ирвинг, Ричард, я хочу вашего слова. Чем меньше он знает, тем меньше ему грозит опасность.

Они оба кивнули.

— А что я думаю, никого не интересует? — возмутился Ларри.

— Нет, — ответила я.

— Черт тебя побери, я не ребенок!

— Вы потом доругаетесь, — сказал Ирвинг. — Мастер ждет.

Ларри попытался было что-то сказать, но я подняла руку.

— Урок номер один: никогда не заставляй ждать Мастера вампиров, особенно если он нервничает.

Ларри снова открыл рот — и передумал.

— Ладно, мы потом об этом поговорим.

Меня не так уж манило это «потом», но спорить с Ларри, не слишком ли я его опекаю, — это было бы куда приятнее, чем то, что ждало за дверью. Это я знала. Ларри не знал, но ему предстояло узнать, и ни черта я не могла сделать, чтобы этого не случилось.

Потолок тянулся вверх во тьму. Оттуда ниспадали тяжелые шелковые черно-белые драпри — настоящие стены из материи. Небольшие черные с серебром кресла образовывали в центре зала небольшую группу для беседы, а посреди стоял кофейный столик из стекла и темного дерева. Единственным украшением была черная ваза с букетом белых лилий. Комната казалась незаконченной, будто надо было на стены повесить картины. Но как вешать картины на матерчатые стены? Наверняка Жан-Клод, в конце концов, что-нибудь придумает.

Я знала, что вся остальная комната — это огромный каменный склад, но от него остался только высокий потолок. Даже пол был покрыт ковром, пушистым и мягким.

В одном из черных кресел сидел Жан-Клод. Он откинулся на спинку, скрестил ноги и переплел пальцы на животе. Белая рубашка была без украшений, если не считать мережку спереди. Борт, рукава, манжеты и воротник были сплошными, но голая грудь просвечивала сквозь прозрачную ткань. И крестообразный ожог был виден четким коричневым контуром на бледной коже.

У его ног сидела Маргарита, положив голову ему на колени, как послушная собака. Ее светлые волосы и бледно-розовые брюки казались не к месту в этом черно-белом зале.

— У вас новое убранство, — сказала я.

— Небольшие удобства, — ответил Жан-Клод.

— Я готова к встрече с Мастером города, — сказала я.

Глаза его расширились, на лице появился немой вопрос.

— Я не хочу, чтобы мой новый сотрудник виделся с Мастером. Сейчас опасно даже знать, кто это.

Жан-Клод не пошевелился. Он только смотрел на меня, рассеянно перебирая рукой волосы Маргариты. А где Ясмин? Наверняка где-то в гробу, спрятавшись от наступающего рассвета.

— Я отведу вас одну… на встречу с Мастером, — произнес он, наконец.

Голос его был вполне обычен, но я уловила за словами нотки смеха. Не в первый раз Жан-Клод находил меня забавной. Наверное, и не в последний.

Он встал одним грациозным движением, оставив Маргариту на коленях возле пустого кресла. Ей это не понравилось. Я улыбнулась ей, и она ответила сердитым взглядом. Дразнить Маргариту было ребячеством, но мне стало приятно. В конце концов, у каждого может быть хобби.

Жан-Клод отодвинул занавесы, ведущие в темноту. Я увидела, что электрический свет был только в комнате — потайные светильники, спрятанные в самих стенах. А за занавесами были только мигающие факелы. Будто кусок материи отделял весь современный мир с его комфортом. За ними лежал камень, огонь и тайны, которые лучше шептать в темноте.

— Анита? — позвал сзади Ларри. Вид у него был неуверенный, почти что испуганный. Но самую большую опасность этой комнаты я уводила с собой. С Ирвингом и Ричардом он здесь будет вне опасности. Вряд ли Маргарита представляет угрозу, когда Ясмин не держит ее за поводок.

— Ларри, останься здесь, будь добр. Я вернусь, как только смогу.

— Будь осторожна, — сказал он.

— Всегда, — улыбнулась я.

— Это точно, — улыбнулся и он.

Жан-Клод жестом пригласил меня вперед, и я пошла, следуя движению его бледной руки. Занавес упал за нами, отсекая свет. Темнота окружила нас, как сжатая ладонь. Факелы у дальней стены были бессильны ее пробить.

Жан-Клод повел меня в темноту.

— Нам не надо, чтобы ваш сотрудник нас слышал, — шепнул в темноте его голос, чуть завывая, как шепчущий в занавесах ветер.

Сердце у меня застучало о ребра. Как он, черт побери, это делает?

— Оставьте драматические эффекты для того, на кого они производят впечатление.

— Храбрые слова, ma petite, но я просто языком чувствую ваше сердцебиение.

Эти слова дохнули на мою кожу, будто его губы скользнули у меня вдоль основания шеи. По рукам побежали мурашки.

— Если вы собираетесь играть в игры до самого рассвета, я не возражаю, но Ирвинг мне сказал, что у вас есть информация о вампире, который на меня напал. Это так или это ложь?

— Я никогда вам не лгал, ma petite.

— Ладно, бросьте!

— Частичная правда — это не то же самое, что ложь.

— Это сильно зависит от того, с какой вы стороны.

Он признал это, кивнув.

— Не следует ли нам сесть с дальней стороны, чтобы нас не слышали?

— Конечно.

Он присел в круге света факела. Свет был для меня, и я это оценила, но сообщать об этом Жан-Клоду не было смысла.

Я села напротив него спиной к стене.

— Итак, что вы знаете об Алехандро?

Он смотрел на меня со странным выражением лица.

— Так что?

— Расскажите мне все, что было прошлой ночью, ma petite, все об Алехандро.

Это, на мой вкус, слишком отдавало приказом, но что-то было такое в его глазах, в лице. Напряжение, чуть ли не страх. А это глупо. Чего может Жан-Клод бояться со стороны Алехандро? Да, чего? И я рассказала ему все, что помнила.

Лицо его было непроницаемо, красиво и нереально, как на картине. Цвета в нем остались, но жизнь, движение ушли. Он положил палец между губ, медленно провел им в сторону и вытянул мокрый поблескивающий палец в мою сторону. Я отодвинулась.

— Что вы задумали?

— Стереть кровь с вашей щеки. Ничего больше.

— Я так не думаю.

Он вздохнул, еле слышно, но этот вздох ветерком пробежал у меня по коже.

— Вы так мне все усложняете.

— Рада, что вы это заметили.

— Мне необходимо вас коснуться, ma petite. Кажется, Алехандро что-то с вами сделал.

— Что?

Он покачал головой:

— Нечто невозможное.

— Давайте без загадок, Жан-Клод!

— Кажется, он вас отметил.

— Что вы говорите? — вытаращилась я на него.

— Отметил вас, Анита Блейк, отметил первой меткой, точно как я когда-то.

Я покачала головой:

— Это невозможно. Два вампира не могут иметь одного и того же слугу-человека.

— Именно так, — подтвердил он. И придвинулся ко мне. — Позвольте мне проверить мое предположение, ma petite. Прошу вас.

— Что означает эта проверка?

Он что-то тихо и резко сказал по-французски. Никогда раньше не слышала, чтобы он ругался.

— Уже рассвело, и я устал. Из-за ваших вопросов простые вещи растягиваются на весь проклятый день.

В его голосе звучала неподдельная злость, но под ней слышалась усталость и тень страха. И этот страх меня испугал. Ему полагалось бы быть неуязвимым монстром, а монстры других монстров не боятся.

Я вздохнула. Может, лучше быстро это перетерпеть, как укол? Может быть.

— Ладно, ради экономии времени. Только скажите мне, чего ожидать. Вы же знаете, я не люблю сюрпризов.

— Я должен вас коснуться и поискать сначала свои метки, а потом его. Вы не должны были так легко поддаться его глазам. Этого не могло быть.

— Давайте с этим закончим, — сказала я.

— Неужто мое прикосновение так отвратительно, что вы должны к нему готовиться, как к боли?

Поскольку именно это я сейчас и делала, я не знала, что ответить.

— Да делайте же, Жан-Клод, пока я не передумала!

Он снова вложил себе палец между губ.

— Это обязательно именно так?

— Прошу вас, ma petite!

Я прижалась спиной к стене.

— О’кей, больше я вас не прерываю.

— Отлично.

Он опустился передо мной на колени и провел кончиком пальца по моей щеке, оставив влажную полоску у меня на коже. Высохшая кровь заскрипела под его пальцем. Он наклонился ко мне, будто собираясь поцеловать. Я уперлась руками ему в грудь. Под тонкой рубашкой было твердое и гладкое тело.

Я отпрянула и стукнулась головой о стену.

— А, черт!

Он улыбнулся, и его глаза блеснули синевой в свете факела.

— Доверьтесь мне. — Он придвинулся, его губы нависли над моими. — Я вам не причиню вреда.

Эти слова он шепнул мне в рот легким дуновением.

— Так я и поверила, — сказала я, но тихо и неуверенно.

Его губы коснулись моих, мягко прижались, потом поцелуй сдвинулся от моих губ к щеке. Его губы были мягкими, как шелк, нежными, как лепестки бархатцев, жаркими, как полуденное солнце. Они скользили у меня по коже, пока его рот не оказался над пульсом у меня на шее.

— Жан-Клод!

— Алехандро жил уже тогда, когда империя ацтеков еще никому и не снилась, — шепнул он мне в шею. — Он был здесь, когда пришли испанцы и пало царство ацтеков. Он выжил, когда другие погибли или сошли с ума.

Язык Жан-Клода, горячий и влажный, лизал мою кожу.

— Перестаньте!

Я уперлась ему в грудь. Его сердце билось у меня под руками. Мощный пульс на его горле колотился по моей коже. Я уперлась большим пальцем ему в веко.

— Отодвиньтесь, или я выдавлю вам глаз!

Я часто дышала от страха и хуже того… от желания.

Ощущение его прижавшегося к моим рукам тела, касание его губ — какой-то скрытой частью своего существа я хотела этого. Хотела его. Итак, я хочу Мастера, ну и что? Ничего нового.

Его глаз трепетал у меня под пальцем, и я думала, смогу ли я это сделать. Выдавить этот полуночно-синий глаз. Ослепить его.

Его губы ползли по моей коже, я ощутила прикосновение зубов, твердое прикосновение клыков к коже моего горла. И вдруг я поняла: да, смогу. Я нажала, и вдруг он исчез как сон, как кошмар.

Он стоял передо мной, глядя на меня сверху вниз, и его глаза были сплошь темными, без белков. Губы отведены от зубов, обнажив поблескивающие клыки. Кожа его была мраморно-белой, светящейся изнутри, и был он по-прежнему красив.

— Алехандро поставил на вас первую метку, ma petite. Мы владеем вами сообща. Не знаю, как это могло быть, но это так. Еще две метки — и вы моя. Еще три метки — и вы принадлежите ему. Не лучше ли стать моей?

Он снова опустился на колени рядом со мной, но избегал меня касаться.

— Вы желаете меня, как женщина желает мужчину. Разве это не лучше, чем если вас возьмет силой незнакомец?

— На первые две метки вы не спрашивали моего разрешения. Это не был мой выбор.

— Я прошу разрешения теперь. Позвольте мне разделить с вами третью метку.

— Нет.

— Вы предпочитаете служить Алехандро?

— Я никому не буду служить.

— Идет война, Анита. Вам не удастся сохранить нейтралитет.

— Почему?

Он встал и быстрым шагом обошел тесный круг.

— Как вы не понимаете? Эти убийства были вызовом моему авторитету, и его метка на вас — это второй вызов. Он отберет вас у меня, если сможет.

— Я не принадлежу вам и ему тоже.

— То, что я старался уговорить вас принять, он запихнет вам в глотку.

— Значит, из-за ваших меток я оказалась в центре подковерной войны нежити.

Он моргнул, открыл рот, закрыл. И, наконец, сказал:

— Да.

Я встала.

— Ну спасибо! — И пошла мимо него. — Если у вас будет еще какая-то информация об Алехандро, сообщите мне письмом.

— Это не разрешится само собой только потому, что вы этого хотите.

Я остановилась перед занавесом.

— Черт побери, я это знаю! И очень хочу, чтобы вы оставили меня в покое.

— Вы бы тосковали обо мне, если бы меня не было.

— Не льстите себе надеждой.

— А вы не обманывайте себя, ma petite. Я бы дал вам партнерство. Он даст вам рабство.

— Если бы вы действительно верили в эту ерунду насчет партнерства, вы бы не поставили на мне первые две метки силой. Вы бы спросили. Насколько я знаю, третью метку нельзя поставить без моего согласия. — Я смотрела на него в упор. — Ведь это так? Для третьей метки вам нужна моя помощь или что-то в этом роде. Она отличается от первых двух. А вы — сукин сын.

— Третья метка без вашей… помощи — это будет как изнасилование вместо акта любви. Если бы я взял вас силой, вы возненавидели бы меня навечно.

Я повернулась к нему спиной и взялась за занавес.

— В этом вы правы.

— Алехандро все равно, если вы будете его ненавидеть. Он хочет только навредить мне. Он не спросит вашего позволения. Он просто вас возьмет.

— Я могу о себе позаботиться.

— Как в прошлую ночь?

Алехандро подмял меня под себя, и я даже этого не знала. Какая у меня защита от подобного? Я покачала головой и отдернула занавес. Свет был так ярок, что я на минуту ослепла и остановилась, чтобы глаза привыкли. Прохладная тьма овевала меня сзади, и свет был горяч и пронзителен после нее, но все что угодно лучше этого шепота в ночи. Ослепление светом или ослепление тьмой — я каждый раз выбираю свет.

Ларри лежал на полу головой на коленях у Ясмин, а она прижимала его запястья. На нем сидела Маргарита, придавливая своей тяжестью к полу. Длинными, протяжными движениями языка она слизывала кровь с его лица. Ричард лежал на полу грудой, и по лицу его стекала кровь. Еще что-то лежало на полу; оно дергалось и ползло. Как вода, обтекал ЭТО серый мех. К небу взметнулась рука, опала, как увядающий цветок, блеснули кости сквозь плоть. Пальцы сжимались, плоть перекатывалась по плоти. Сплошь сырое мясо, но без крови. Кости защелкивались с мокрым сосущим звуком. На черный ковер падали капли прозрачной жидкости, но без крови.

Я вытащила браунинг и встала так, чтобы прицелиться между Ясмин и тварью на полу. Спиной я стояла к занавесам, но отошла. Сквозь них слишком легко пройти.

— Отпусти его сейчас же!

— Мы ему ничего плохого не делаем, — ответила Ясмин.

Маргарита наклонилась к телу Ларри, одной ладонью как чашечкой накрыв его пах и массируя.

— Анита!

Глаза у него вылезали на лоб, кожа побледнела, веснушки выступили чернильными пятнами.

Я выстрелила рядом с головой Ясмин. Резкий звук раскатился эхом. Она зарычала:

— Я перерву ему глотку раньше, чем ты спустишь курок второй раз.

Я направила ствол в голову Маргариты точно над одним из голубых глаз.

— Ты убьешь его, я убью Маргариту. Такой обмен тебя устраивает?

— Что это ты делаешь, Ясмин? — появился за моей спиной Жан-Клод.

Я глянула на него и сразу снова на Маргариту. Жан-Клод не представлял опасности. Сейчас — нет.

Тварь на полу поднялась на дрожащие ноги и встряхнулась, как вылезающая из воды собака. Это был большой волк. Он был покрыт густым коричнево-серым мехом, будто только что вымытым и просушенным феном. Жидкость стеклась в лужу на ковре. Валялись клочья одежды. Возрожденный волк вставал из этого беспорядка.

На кофейном столике, аккуратно сложенные, лежали круглые очки в проволочной оправе.

— Ирвинг?

Волк тихо то ли гавкнул, то ли рыкнул. Это означало «да»?

Я всегда знала, что Ирвинг — вервольф, но увидеть воочию — это совсем другое. До самой этой минуты я не верила по-настоящему, взаправду. Глядя в светло-карие глаза волка, я поверила.

Маргарита теперь лежала на полу за Ларри. Руками она обхватила его грудь, ногами — талию. Почти вся она спряталась за ним.

Я слишком много времени проглазела на Ирвинга. Теперь я не могла стрелять в Маргариту, не рискуя попасть в Ларри. Ясмин стояла рядом на коленях, зачерпнув волосы Ларри в горсть.

— Я ему шею сломаю!

— Ты ему ничего не сделаешь, Ясмин, — сказал Жан-Клод.

Он стоял рядом с кофейным столом. Волк, тихо ворча, подошел к нему. Пальцы Жан-Клода погладили его по голове.

— Отзови своих псов, Жан-Клод, или вот этот умрет.

Она оттянула голову Ларри, вытянув его шею до отказа, чтобы подчеркнуть смысл своих слов. Пластырь, закрывавший укус вампира, был снят, и язык Маргариты лизал натянутую плоть.

Я бы наверняка могла прострелить ей лоб, пока она лизала шею Ларри, но Ясмин успела бы сломать ему шею. Я предпочла не рисковать.

— Сделайте что-нибудь, Жан-Клод! — сказала я. — Вы Мастер города, она должна повиноваться вашим приказам.

— Да, Жан-Клод, отдай мне приказ!

— Жан-Клод, что здесь происходит? — спросила я.

— Она меня испытывает.

— Зачем?

— Ясмин хочет быть Мастером города. Но у нее не хватит сил.

— У меня хватило сил не дать тебе и твоей слуге услышать вопли вот этого. Ричард тебя звал, и ты не слышал, потому что я не дала.

Ричард стоял за спиной Жан-Клода, и в углу его рта была размазана кровь. На правой щеке у него был порез, из которого она и текла по лицу.

— Я пытался ее остановить.

— Недостаточно сильно пытался, — сказал Жан-Клод.

— Ругаться будете потом, — сказала я. — А сейчас у нас есть проблема, которую надо решить.

Ясмин рассмеялась. Этот звук прополз у меня по спине, будто мне кто-то за шиворот высыпал банку червей. Меня передернуло, и я решила тут же на месте, что первой я пристрелю Ясмин. Заодно выясним, что быстрее: Мастер вампиров или летящая пуля.

Она рассмеялась, выпустила Ларри и встала. Маргарита все еще за него цеплялась. Он встал на четвереньки, а женщина сидела на нем, как на лошади, обвив его руками и ногами. Она со смехом целовала его в шею.

Я изо всех сил ударила ее ногой в лицо. Она соскользнула с Ларри и свалилась без сознания на пол.

Ясмин рванулась вперед, и я выстрелила ей в грудь. Жан-Клод схватил меня за руку, и пуля ушла в сторону.

— Она мне нужна живая, Анита.

Я выдернула руку.

— Она сумасшедшая!

— Но ему нужна моя помощь в битве с другими Мастерами, — сказала Ясмин.

— Она вас предаст при первом случае, — сказала я ему.

— И все равно она мне нужна.

— Если вы не можете справиться с Ясмин, как же вы, черт побери, собираетесь биться с Алехандро?

— Не знаю, — ответил он. — Вы это хотели услышать? Не знаю.

Ларри все еще валялся у наших ног.

— Встать можешь?

Он посмотрел на меня полными слез глазами. Попытался подняться, опираясь на ближайшее кресло, и чуть не упал. Я схватила его за руку, не выпуская из другой руки пистолета.

— Давай, Ларри, надо убираться отсюда.

— Отличная идея, на мой взгляд.

Он очень старался не заплакать.

Мы дошли до двери, и по дороге я поддерживала Ларри, не спуская пистолета со всех присутствующих в комнате.

— Пойди с ними, Ричард. Проводи их до машины, что бы все было в порядке. И не подведи меня, как только что подвел.

Ричард не обратил внимания на угрозу и подошел к нам придержать дверь. Мы прошли, не поворачиваясь спиной к вампирам и вервольфу. Когда дверь закрылась, я с шумом выпустила воздух из легких и только тут поняла, что задерживала дыхание.

— Я уже могу идти сам, — сказал Ларри.

Я выпустила его руку. Он тут же оперся о стену, но так вроде бы уже оправился. По его щеке покатилась первая медленная слеза.

— Выведи меня отсюда.

Я убрала пистолет. Теперь он уже был лишним. Мы с Ричардом сделали вид, что не замечаем слез Ларри. Они были очень тихими. Если не смотреть на него, можно было не заметить, что он плачет.

Я хотела что-то сказать, что-нибудь. Но что можно было сказать? Он видел монстров, и они его напугали до смерти. Они и меня напугали до смерти. И любого бы напугали. Теперь Ларри это знал. Может быть, это стоило пережитых страданий. А может быть, и нет.

На улицу лился густой и золотой солнечный свет. Воздух был прохладный и влажный. Реки отсюда было не видно, но она ощущалась: от запаха воды каждый вдох был свежее, чище.

Ларри достал ключи от машины.

— Ты вести сможешь? — спросила я.

Он кивнул. Слезы засохли на его лице дорожками. Он не позаботился их стереть. Но больше он не плакал. Его лицо сделалось суровым, но все же напоминало переростка Худи-Дуди. Открыв дверь, он сел в машину и наклонился отпереть пассажирскую дверь.

Здесь же стоял Ричард. Прохладный ветер развевал волосы по его лицу. Он убрал их пальцами. Этот жест был мне болезненно знаком. Так всегда делал Филипп. Ричард улыбнулся мне, и это не была улыбка Филиппа. Она была открытой и ясной, и ничего в его карих глазах не таилось.

Кровь уже стала засыхать у него на щеке и в углу рта.

— Ричард, держись ты от этого подальше.

— От чего?

— Предстоит война нежити. Не надо тебе попадать в середину.

— Не думаю, что Жан-Клод позволит мне уйти, — сказал он.

Эти слова он произнес без улыбки. Я не могла решить, когда он красивее — когда улыбается или когда серьезен.

— Людям плохо приходится посреди монстров, Ричард. Выбирайся, если можешь.

— Но ты же человек?

Я пожала плечами:

— Не все так считают.

— Я так считаю.

Он протянул ко мне руку. Я не отодвинулась. Его пальцы коснулись моей щеки, теплые и очень живые.

— Увидимся сегодня в три, если ты будешь не очень усталой.

Я покачала головой, и его пальцы упали вниз.

— Ни за что не пропущу, — сказала я.

Он снова улыбнулся. Упавшие на его лицо пряди перепутались. Я спереди всегда стригла волосы коротко, чтобы они не закрывали мне глаза. Слоистая прическа — вещь полезная.

— Увидимся сегодня. — Я открыла дверь.

— Я привезу твой костюм.

— И как я буду одета?

— Невеста эпохи Гражданской войны.

— Это означает кринолин?

— Вероятно.

Я поморщилась.

— А кем ты будешь одет?

— Офицером армии Конфедерации.

— Придется тебе надеть лосины, — сказала я.

— Вряд ли такая одежда мне подойдет.

Я вздохнула:

— Ричард, я не хотела бы быть неблагодарной, но…

— Кринолины не в твоем стиле?

— Совсем не в моем.

— Я предлагал комбинезон и всю ту грязь, через которую мы проползем. Вечеринка — это была твоя идея.

— Я бы не пошла, если бы могла.

— Всех хлопот будет стоить увидеть тебя прилично одетой. Есть у меня такое чувство, что это редкое событие.

Ларри перегнулся через сиденье и заявил:

— Мы едем или нет? Мне нужна сигарета и малость поспать.

— Сейчас. — Я повернулась обратно к Ричарду и вдруг оказалось, что я не знаю, что сказать.

— Ладно, до свидания.

— До свидания, — кивнул он.

Я села в машину, и Ларри рванул с места раньше, чем я успела пристегнуться.

— К чему такая спешка?

— Хочу убраться отсюда как можно дальше.

Я глянула на него:

— Ты как?

— А как я могу быть? — Он посмотрел на меня яркими от злости голубыми глазами. — Как ты можешь после всего этого держаться как ни в чем не бывало?

— Прошлой ночью ты так не психовал. А тогда ты получил укус.

— Да, но это другое дело, — сказал он. — Эта женщина сосала кровь из укуса. Она… — Он стиснул руль так, что руки у него задрожали.

— В прошлую ночь ты пострадал сильнее. Чем же было хуже теперь?

— Тогда это было насилие, но это не было… извращение. Прошлой ночью вампирам что-то было нужно. Имя Мастера. А этим ничего не было нужно, это была просто…

— Жестокость? — предложила я слово.

— Жестокость.

— Это вампиры, Ларри. Они не люди. У них другие правила.

— Она бы меня убила сегодня, если бы на нее нашел такой каприз.

— Да, могла бы.

— Как ты можешь среди них находиться?

Я пожала плечами:

— Это моя работа.

— И моя тоже.

— Это не обязательно, Ларри. Просто откажись работать по делам вампиров. Почти все аниматоры отказываются.

Он покачал головой:

— Нет, я этого не брошу.

— Почему? — спросила я.

Минуту он ничего не говорил. Мы выехали на шоссе 270 и поехали на юг.

— Как ты можешь думать о свидании сегодня после того, что только что случилось?

— Ларри, жизнь идет своим чередом. Если ты дашь этой работе проглотить тебя целиком, ты с ней не справишься. — Я всмотрелась в его лицо. — А на мой вопрос ты так и не ответил.

— Какой вопрос?

— Почему ты не оставишь мысль быть истребителем вампиров?

Он задумался, сосредоточившись на дороге. Вдруг его очень заинтересовали проезжающие машины. Мы проехали под железнодорожным мостом, где с каждой стороны были склады. У многих стекла в окнах были разбиты или вообще отсутствовали. С перекрытий моста капала ржавчина.

— Симпатичный квартал, — сказал Ларри.

— Ты уходишь от вопроса. Почему?

— Не хочу отвечать.

— Я тебя спросила о твоей семье, ты сказал, они все живы. А друзья? Твой друг погиб от вампиров?

— Зачем спрашивать? — вызверился он на меня.

— Я знаю эти признаки, Ларри. Ты вознамерился убивать монстров в отплату за обиды?

Он ссутулил плечи и смотрел прямо перед собой. На скулах у него ходили желваки.

— Рассказывай, Ларри, — сказала я.

— Я из маленького городка, полторы тысячи населения. Когда я уехал учиться в колледж, шайка вампиров убила двенадцать человек. Я их не знал, честно, никого из них. Так, здоровались на улице, но это и все.

— Дальше.

Он глянул на меня.

— Я приехал на похороны на рождественские каникулы. Видел гробы, видел их семьи. Мой папа — доктор, но он не мог им помочь. Никто не мог.

— Помню этот случай, — сказала я. — Элберт, штат Висконсин, три года назад. Так?

— Да, а откуда ты знаешь?

— Двенадцать человек — большая цифра для одиночного нападения вампиров. Это попало в газеты. Бретт Колби был тем охотником на вампиров, которому дали эту работу.

— Я его никогда не видел, но родители мне рассказывали. У них он получался как ковбой, который врывается в город и мочит плохих парней. Он нашел и убил пятерых вампиров. И спас город, когда никто больше этого сделать не мог.

— Если хочешь помогать людям, иди в социальную службу, Ларри, или в медицину.

— Я — аниматор; у меня природная сопротивляемость вампирам. Я думаю, это Бог предназначил меня для охоты на них.

— Ради святой Луизы, Ларри, не отправляйся в крестовый поход, или ты уже мертвец.

— Ты можешь меня научить.

Я покачала головой:

— Ларри, это не должно быть личным. Не может быть. Если дашь своим чувствам пойти по этому руслу, либо будешь убит, либо сойдешь с ума.

— Я научусь, Анита.

Я посмотрела на его профиль. Какой он упрямый!

— Ларри… — начала я и остановилась.

Что я могла ему сказать? Что нас всех приводит к этой работе? Может быть, его причины не хуже моих, если не лучше. Это не просто желание убивать, как у Эдуарда. И, видит Бог, мне нужна помощь. Слишком много собралось вампиров на меня одну.

— Ладно, я буду тебя учить. Но ты будешь делать что я скажу и тогда, когда я скажу. Без споров.

— Как прикажете, босс! — коротко улыбнулся он мне и тут же снова стал смотреть на дорогу. Решительный, лишенный сомнений, молодой.

Но все мы были когда-то молоды. Это проходит, как невинность, как чувство честной игры. И в конце остается только хороший инстинкт выживания. Этому я могу научить Ларри? Могу я научить его выживать? Господи, пусть его смерти не будет на моей совести!

Ларри высадил меня перед моим домом в 9.05. Обычно в это время я уже сплю. Я вытащила с заднего сиденья свою спортивную сумку. Не хотелось оставлять свое снаряжение аниматора. Заперев заднюю дверь, я наклонилась к пассажирскому окну:

— Жду тебя на этом же месте сегодня в пять вечера, Ларри. Будешь у меня водителем, пока у меня не будет новой машины.

Он кивнул.

— Если я опоздаю домой, смотри, чтобы Берт не посылал тебя одного. О’кей?

Тут он на меня посмотрел. И в лице его была какая-то глубокая мысль, которую я не могла прочесть.

— Ты думаешь, я не могу сам справиться?

Я знала, что он не может сам справиться, но вслух я этого не сказала.

— Для тебя это лишь вторая ночь на этой работе. Дай мне и себе отдохнуть. Я научу тебя охотиться на вампиров, но наша главная работа — поднимать мертвых. Постарайся это запомнить.

Он кивнул.

— И если у тебя будут кошмары, Ларри, не беспокойся. У меня они тоже иногда бывают.

— Понял, — ответил он, включил передачу, и мне пришлось закрыть дверь.

Кажется, он не хотел больше разговоров. Пока что ничего из виденного не должно было вызвать у меня кошмаров, но я хотела подготовить Ларри, если просто словами можно подготовить кого-нибудь к тому, что мы делаем.

Возле меня семья загружала в серый фургон снаряжение для пикника. Мужчина улыбнулся мне:

— Вряд ли будет еще много таких же хороших деньков.

— Наверное, вы правы.

Ни к чему не обязывающая беседа с людьми, которых не знаешь по имени, но лица которых часто видишь. Мы были соседями и потому здоровались и прощались, но это и все. Так мне больше нравилось. Когда я дома, мне не хочется, чтобы ко мне заходили одолжить чашку сахара.

Единственное исключение я делала для миссис Прингл, а она понимала мою потребность в уединении.

В квартире было тепло и тихо. Я заперла дверь и прислонилась к ней спиной. Дом, милый дом. Сбросив жакет на спинку дивана, я ощутила запах духов. Цветочный аромат с легким привкусом пудры, который бывает только у дорогих по-настоящему духов. И это были не мои духи.

Вытащив браунинг, я прислонилась к двери. Из-за угла столовой вышел мужчина. Он был высокий, худой, с коротко стриженными спереди и длинными сзади волосами — последняя мода. Он просто стоял, скрестив руки на животе, и улыбался.

Из-за дивана вышел второй, пониже, помускулистее, светловолосый, тоже с улыбкой. Он сел на диван, держа руки так, чтобы я их видела. Оружия ни у кого из них не было — по крайней мере, на виду.

— Кто вы такие, черт вас побери?

Из спальни вышел высокий негр. У него были усики и солнечные очки, скрывающие глаза.

Вслед за ним вышла ламия и встала рядом. Она была в облике человека и том же красном платье, что и вчера. Сегодня на ней были алые туфли на каблуках, но других изменений не было.

— Мы вас ждали, мисс Блейк.

— Кто эти люди?

— Мой гарем.

— Не понимаю.

— Они принадлежат мне.

Она провела красными ногтями по руке негра так, что показалась тонкая полоска крови. Он только улыбнулся.

— Что вам нужно?

— Вас хочет видеть мистер Оливер. Он послал нас за вами.

— Я знаю, где его дом. И могу приехать сама.

— О нет, нам пришлось переехать. Какой-то противный охотник за скальпами вчера пытался убить мистера Оливера.

— Какой охотник за скальпами?

Уж не Эдуард ли?

Она махнула рукой:

— Он не представился. Оливер не позволил мне его убить, так что он удрал, а нам пришлось переехать.

Звучало правдоподобно, но…

— Где он сейчас?

— Мы вас к нему отвезем. У нас машина на улице.

— А почему Ингер за мной не приехал?

Она пожала плечами:

— Оливер отдает приказы, я их выполняю.

На ее прекрасном лице мелькнуло какое-то выражение — ненависть?

— Давно ли он ваш хозяин?

— Слишком давно.

Я глядела на них на всех, все еще не наведя пистолет ни на кого. Они не пытались причинить мне вред. Так почему я не убрала пистолет? Да потому, что я видела, во что превращается ламия, и боялась.

— Зачем я так скоро понадобилась Оливеру?

— Ему нужен ваш ответ.

— Я еще не решила, выдавать ли ему Мастера города.

— Я только знаю, что мне было сказано вас привезти. Если я этого не сделаю, он будет сердиться. А я не хочу, чтобы меня наказывали, мисс Блейк. Поэтому, пожалуйста, поедемте с нами.

А как можно наказать ламию? Есть только один способ узнать.

— Как он вас наказывает?

— Это слишком личный вопрос, мисс Блейк.

— Извините, я не хотела.

— Ничего страшного. — Она махнула мне рукой. — Так мы едем?

Она стояла передо мной на расстоянии вытянутой руки.

Я начинала чувствовать себя глупо с пистолетом в руке и потому его убрала. Мне никто не угрожал. Новый для меня подход.

Вообще-то я предложила бы, что поеду за ними на своей машине, но она была разбита вдребезги. Значит… короче, если я хочу видеть Оливера, то надо ехать с ними.

А я хотела повидаться с Оливером. Я не хотела выдавать ему Жан-Клода, но собиралась выдать ему Алехандро. И еще я хотела знать, не Эдуард ли собирался его убить. Нас, профессионалов, немного. Кто же еще это мог быть?

— Ладно, поехали, — сказала я.

Взяв жакет с дивана, я открыла дверь и пригласила их всех к выходу. Они, ни слова не говоря, вышли, ламия последней.

Я заперла за нами дверь, и они вежливо подождали в коридоре. Ламия взяла негра под руку и улыбнулась:

— Мальчики, кто-то из вас должен предложить даме руку.

Блондинчик и чернявый обернулись оба, чернявый улыбнулся. Столько улыбающихся лиц я не видела с тех пор, как последний раз покупала подержанный автомобиль.

Они оба предложили мне руки одновременно, как в старом фильме.

— Извините, ребята, мне эскорт не нужен.

— Я их учила быть джентльменами, мисс Блейк, воспользуйтесь этим преимуществом. В наши дни джентльмен — это большая редкость.

С этим трудно было спорить, но и помощь мне была не нужна для спуска по лестнице.

— Я это оценила, но мне и так хорошо.

— Как вам угодно, мисс Блейк. — Она повернулась к этим двоим: — Мисс Блейк поручается вашей особой заботе. — И снова ко мне: — У женщины всегда должно быть больше одного мужчины.

Я подавила желание пожать плечами.

— Верю вам на слово.

Она просияла улыбкой и пошла по коридору, опираясь на руку своего спутника. Двое остальных вроде как пристроились за мной. Ламия через плечо сказала:

— Рональд у меня особый любимчик. Им я не делюсь, так что извините меня.

Я не могла сдержать улыбку:

— Ничего страшного, я не жадная.

Она рассмеялась высоким приятным смехом, чуть подхихикивая.

— Не жадная? О, это прекрасно, мисс Блейк, — или мне можно называть вас Анита?

— Вполне.

— Тогда ты должна называть меня Мелани.

— Ради Бога, — согласилась я.

Я шла за ней по коридору, Блондинчик и Весельчак шли наготове по сторонам — вдруг я, не дай Бог, споткнусь и подверну ногу. Нет, так наверняка кто-то из нас упадет на лестнице.

Я повернулась к Блондинчику:

— Кажется, я согласна принять вашу руку. — И улыбнулась Весельчаку: — Вы нам не освободите немножко места?

Он сморщился, но сделал шаг назад. Я положила левую руку на изогнутую кольцом руку Блондинчика. Его предплечье набухло под моими пальцами. Не знаю, напрягал ли он мышцы, или это было просто от сгиба руки. Но мы спустились по лестнице без происшествий. Одинокий Весельчак замыкал шествие.

Ламия и Рональд ждали у большого «линкольна-континенталь». Рональд придержал дверь для ламии, потом сел на место водителя.

Весельчак рванулся открывать мне дверцу. И откуда я знала, что он так и сделает? Обычно я такого не люблю, но все это вообще было очень странным. Если бы сегодня худшее, что случилось со мной, — это что чрезмерно усердный мужчина будет открывать мне дверь машины, лучшего я бы и не желала.

Блондинчик сел со мной рядом, сдвинув меня в середину сиденья. Второй обежал вокруг и садился с другой стороны. Я оказалась между ними, как в сандвиче. Не так уж неожиданно.

Ламия по имени Мелани обернулась и сказала:

— Не стесняйся попользоваться ими по дороге. Они оба очень хороши.

Я уставилась в ее приветливые глаза. Кажется, она говорила серьезно.

Весельчак бросил руку на спинку сиденья, перебирая мои волосы. Блондинчик попытался взять меня за руку, но я ее убрала. Он стал трогать мое колено. Вряд ли лучше.

— Я не люблю секса на публике, — сказала я и переложила руку Блондинчика со своего колена к нему на колени.

Рука Весельчака обвилась вокруг моих плеч. Я подалась на сиденье подальше от них обоих.

— Отзови их, — сказала я.

— Мальчики, ее это не интересует.

Мужчины отползли в стороны как можно ближе каждый к своей дверце машины. Их ноги все равно слегка касались моих, но хотя бы других прикосновений не было.

— Спасибо, — сказала я.

— Если ты по дороге передумаешь, просто скажи им. Они любят получать приказы, правда, мальчики?

Оба с улыбками кивнули. Нет, правда, у нас получилась очень счастливая группа?

— Вряд ли я передумаю.

Ламия пожала плечами:

— Как хочешь, Анита, но мальчики будут горько разочарованы, если ты их хотя бы не поцелуешь на прощание.

Это звучало зловеще. Нет, сильнее, чем зловеще.

— Я на первом свидании никогда не целуюсь.

Она рассмеялась:

— Вот это мне нравится! А вам, мальчики?

Все трое издали утвердительные звуки. У меня было чувство, что, прикажи она им, они встанут на задние лапки и начнут служить.

Мы ехали на юг по шоссе 270. Вдоль дороги тянулись крутые заросшие травой кюветы и небольшие деревья. На холмах стояли одинаковые дома, изгороди отделяли маленькие дворики от таких же соседних. На много ярдов поднимались высокие деревья. Двести семидесятое — основное шоссе, идущее через весь Сент-Луис, но почти все время едешь среди зеленой природы.

Мы свернули на запад на шоссе 70 по направлению к Сент-Чарльзу. Налево, и направо лежали широкие плоские поля. Стояла высокая золотистая кукуруза, созревшая уже для жатвы. За полями стояло высокое здание с рекламой роялей и крытых полей для гольфа. Мимо универсального оптового магазина и стоянки подержанных автомобилей мы выехали к мосту Бланшетт.

Слева от дороги землю перекрещивали дренажные канавы, предохраняющие землю от затопления. Стояли высокие фабричные корпуса, отель «Омни» с фонтаном возвышаются вблизи дороги.

Группы деревьев попадались по-прежнему настолько часто, что их не прерывали дома, выстроившиеся слева от дороги, и выходили к реке Миссури. И на той стороне до самого Сент-Чарльза тоже тянулись деревья.

Сент-Чарльз угрозе затопления не подвергался, и потому здесь были жилые дома, кварталы магазинов, супермаркет товаров для кошек и собак, кинотеатр, аптека, ресторан и магазин «Эпплби». Земля скрылась за рекламными щитами и крышами. Трудно было себе представить, что река Миссури совсем рядом и что когда-то здесь был лес. Земли не видно было за зданиями.

Сидя в теплой машине, где слышалось только шуршание шин по мостовой и приглушенный говор с переднего сиденья, я поняла, как устала. Даже сидя между двумя мужчинами, я готова была задремать. И зевнула.

— Далеко нам еще? — спросила я.

Ламия повернулась ко мне:

— Заскучала?

— Я сегодня еще не спала. И хочу только знать, сколько нам еще ехать.

— Ты извини за неудобство, — сказала она. — Нам ведь уже недалеко, Рональд?

Он утвердительно кивнул. Вообще он не сказал за все это время ни слова. Он вообще говорит?

— Куда мы точно едем?

Кажется, они не хотели отвечать на этот вопрос, но если поставить его иначе…

— Примерно сорок пять минут от Сент-Питерса.

— Возле Вентцвиля? — спросила я.

Она кивнула.

Час туда и почти два обратно. То есть домой я раньше часа не попаду. Два часа на сон. Великолепно.

Мы оставили позади Сент-Чарльз, и снова появилась земля — поля по обе стороны дороги за прочными изгородями колючей проволоки. На холмах пасся скот. Единственным признаком цивилизации была заправочная станция возле шоссе. Вдали от дороги стояли здания с тянущимися до самой дороги полосами травы. По ним грациозно ходили лошади. Я ожидала, что мы свернем к одному из таких имений, но мы миновали их все.

Наконец мы свернули на узкую дорогу, где висел знак такой старый и ржавый, что я его не могла прочесть. Дорога действительно была узкой и какой-то сразу сельской. Канавы по обеим сторонам. Трава, бурьян, прошлогодний золотарник в человеческий рост — все это придавало дороге дикий, запущенный вид. Пожелтевшее фасолевое поле, ждущее жатвы. Среди бурьяна возникали боковые гравийные дороги с ржавыми почтовыми ящиками, ведущие к невидимым отсюда домам. Над дорогой парили и пикировали деревенские ласточки. Покрытие внезапно кончилось, пошел гравий.

Он стучал и грохотал по днищу машины. К дороге сбегались лесистые холмы. Время от времени попадались дома, но очень редко и далеко. Куда это мы едем?

Кончился и гравий, и дорога стала грунтовой, красноватой с красноватыми же камешками. Машину стало бросать. Но машина не моя, а если они хотят ехать по фургонной колее, это их дело.

И, наконец, грунтовая дорога тоже кончилась каменной россыпью. И среди камней были и такие, что были не меньше машины. Она остановилась. Я испытала чувство облегчения при мысли, что есть места, куда даже Рональд на машине не поедет.

Ламия обернулась ко мне. Она улыбалась, просто сияла. Слишком она была жизнерадостной. Что-то тут было не так. Никто не будет таким приветливым, если ему чего-то не надо. Чего-то серьезного. Так что же нужно этой ламии? Что нужно Оливеру?

Она вышла из машины, мужчины за ней, как дрессированные собачки. Я засомневалась, но уж если я заехала так далеко, то стоит узнать, чего хочет Оливер. Я всегда смогу отказаться.

Ламия снова взяла Рональда под руку. На каменистой дороге и на высоких каблуках это вполне разумная предосторожность. Мне в кроссовках помощь была не нужна. Блон-динчик и Весельчак предложили мне руки одновременно, я оставила это без внимания. Хватит уже этой актерской игры. Я устала, и мне совершенно не нравилось, что меня затащили на край света. Даже Жан-Клод никогда не заводил меня в дремучие леса. Он был городской мальчик. Конечно, Оливер мне тоже показался городским мальчиком. Доказательство, что нельзя судить о вампире по одной встрече.

Каменистая дорожка вела наверх по склону. По склонам холма тоже валялись упавшие валуны и каменная крошка. Рональд просто поднимал Мелани и переносил ее через самые большие завалы.

Я остановила этих ребят раньше, чем они успели это предложить.

— Спасибо, я вполне справлюсь сама.

У них недовольно вытянулись лица. Светловолосый сказал:

— Мелани нам велела присмотреть за вами. Если вы споткнетесь и упадете на камни, она будет нами недовольна.

Брюнет согласно кивнул.

— Ничего со мной не случится, мальчики, не волнуйтесь.

И я пошла вперед, не ожидая их действий. Тропинка была ненадежна из-за мелких камней. Мужчины шли вплотную за мной, протянув руки, чтобы подхватить меня в случае падения. Никогда у меня еще не было таких параноидально заботливых кавалеров.

Кто-то выругался. Я обернулась, увидела растянувшегося на земле брюнета и не могла сдержать улыбки. Не ожидая, пока они догонят, я пошла вперед. С меня хватило этих нянек, а мысль, что сегодня мне не придется спать, хорошего настроения не создавала. Самая главная ночь в году, а я буду выжата как лимон. Лучше бы Оливеру иметь ко мне действительно важное дело.

За высокой кучей щебня была черная прорезь, вход в пещеру. Рональд внес ламию внутрь, не поджидая меня. Пещера? Оливер переехал в пещеру? Как-то это не отвечало впечатлению от его современного солнечного кабинета.

У входа еще было светло, но в нескольких футах уже начиналась темнота. Я остановилась на краю освещенной зоны, не зная, что делать дальше. Мои заботники подошли следом и вынули каждый небольшой фонарик. В этой темноте их лучи казались до жалкого маленькими.

Блондинчик пошел впереди. Весельчак замыкал шествие. Я шла между тонкими лучами их фонарей. Световое пятнышко шло за моими ногами и позволяло не споткнуться о случайный камень, но в основном туннель был гладким. Посередине пола текла тонкая струйка воды, терпеливо прокладывая себе путь в камне. Свод терялся в темноте. Это все проточила вода. Впечатляет.

Кожей лица я ощущала прохладу и влажность воздуха. Хорошо, что я надела свой кожаный жакет. Здесь не может быть по-настоящему тепло, но и по-настоящему холодно тоже не будет. Вот почему наши предки жили в пещерах. Круглогодичный температурный контроль.

Влево отходил широкий проход. В темноте бурлила и стучала вода. Много воды. Весельчак посветил фонариком на поток, заполнявший почти весь боковой коридор. Вода была черной и казалась холодной и глубокой.

— Я не взяла болотных сапог, — сказала я.

— Мы пойдем главным коридором, — ответил Весельчак. — Не дразните госпожу, она этого не любит.

В полусвете его лицо казалось очень серьезным.

Светловолосый пожал плечами и пошел прямо вперед. Струйка воды растеклась веером по скале, но еще было достаточно сухого места с каждой стороны. Ноги мочить мне еще не приходилось — пока что.

Мы держались левой стены. Я коснулась ее, чтобы сохранить равновесие, и отдернула руку. Стена была склизкой от воды и минеральных солей.

Весельчак рассмеялся в мой адрес. Смеяться, наверное, ему дозволялось.

Оглянувшись на него, я нахмурилась и снова положила руку на стену. Она не была на самом деле такой противной — это я от неожиданности. Мне приходилось трогать вещи и похуже.

Темноту заполнил грохот воды, падающей с большой высоты. Впереди был водопад; мне даже не нужно было видеть его, чтобы это решить.

— Как вы думаете, какой высоты водопад? — спросил Блондинчик.

Грохот заполнял темноту, окружал. Я пожала плечами:

— Десять или двадцать футов или больше.

Он посветил фонариком на струйку воды, падавшую с пяти дюймов. Крошечный водопад и питал этот тонкий ручеек.

— Пещера усиливает звук, и он становится громом, — сказал светловолосый.

— Интересный фокус, — сказала я.

Широкая скальная полка вела серией водопадиков вверх к широкому подножию камня. На краю полки сидела ламия, болтая в воздухе туфлями на высоких каблуках. Подъем футов на восемь, но свод терялся наверху в черноте. От него и отражался эхом звук воды.

Рональд стоял у нее за спиной как хороший телохранитель, сцепив руки перед собой. Рядом с ними был еще один лаз, который вел дальше в пещеру к истоку ручейка.

Блондинчик влез наверх и протянул мне руку.

— Где Оливер?

— Там, впереди, — ответила ламия. И в ее голосе был легкий оттенок смеха, будто над шуткой, которую я не слышала. Наверное, на мой счет.

Я не обратила внимания на руку Блондинчика и влезла сама. Руки у меня покрылись тонкой бледно-коричневой коркой воды и грязи — превосходная смазка для соскальзывания. Подавив желание обтереть их об штаны, я присела у небольшого озерца, которое питало водопад. Вода была ледяной, но я отмыла руки и почувствовала себя лучше. И тогда уже вытерла об штаны.

Ламия сидела, окруженная своими мужчинами, как будто позируя для семейной фотографии. Они кого-то ждали. Оливера. Но где он?

— Где Оливер?

— Боюсь, что он не придет.

Голос раздался из глубины пещеры. Я шагнула назад, но дальше пойти не могла, чтобы не свалиться с утеса.

Два фонарика повернулись к отверстию, как миниатюрные прожектора. В луч света вышел Алехандро.

— Сегодня вы не увидитесь с Оливером, мисс Блейк.

Я потянулась к пистолету, не ожидая дальнейших событий. Фонари погасли, и я осталась в абсолютной темноте с Мастером вампиров, ламией и тремя враждебно настроенными мужчинами. Не самый удачный день.

Я упала на колени, держа пистолет наготове поближе к телу. Тьма была плотная, как бархат. Я даже руку у себя перед лицом не видела. Закрыв глаза, я попыталась сосредоточиться на звуках. Вот! Шорох ботинок по камню. Движение воздуха — это кто-то приближался ко мне. У меня было тринадцать серебряных пуль. Предстояло выяснить, могут ли они поразить ламию. Алехандро уже получил серебряную пулю в грудь и хуже выглядеть не стал.

В общем, я сидела в очень глубоком дерьме.

Шаги почти рядом. Ощущалось приближение какого-то тела. Я открыла глаза. Как в эбонитовом шаре — полная чернота. Но я ощущала, что кто-то стоит рядом. Подняв пистолет чуть ниже уровня груди, я выстрелила, не вставая с колен.

Вспышки полыхнули в темноте как молния, как синее пламя. И в свете этого пламени рухнул назад Весельчак. Слышно было, как он упал за край, — и все. Ничего, кроме темноты.

Чьи-то руки схватили меня за запястья, а я так ничего и не услышала. Это был Алехандро. Я вскрикнула, когда он вздернул меня на ноги.

— Твой пистолетик мне ничего не сделает, — сказал он тихо и совсем рядом.

Отбирать у меня пистолет он не стал. Он его не боялся. А должен был бы.

— Я предложил Мелани свободу после смерти Оливера и Мастера города. Тебе же я предлагаю вечную жизнь, вечную молодость, и ты получишь право жить.

— Ты мне поставил первую метку!

— Сегодня я поставлю тебе вторую.

По сравнению с голосом Жан-Клода его голос был обыкновенным и невыразительным, но интимность темноты и его руки на моих вкладывали в его слова больше, чем там было.

— А если я не хочу быть твоим слугой?

— То я все равно тебя возьму, Анита. Потерять тебя — это большой удар по Мастеру, Это означает потерю последователей и уверенности в себе. Нет, Анита, ты будешь моей. Приди ко мне добровольно — и это будет удовольствие. Сопротивляйся — и это будет пытка.

По голосу я навела пистолет на его горло. Если я раздроблю ему позвоночник, тысяча ему там лет или сколько, а он умрет. Может быть. Боже, молю Тебя…

Я выстрелила. Пуля попала ему в глотку. Он дернулся назад, но рук моих не выпустил. Еще две пули ему в глотку, одна в челюсть, и он отшвырнул меня с визгом.

Я упала спиной в ледяную воду.

Темноту прорезал луч фонарика. Там стоял Блондинчик — отличная мишень. Я выстрелила, и свет погас, но крика не было. Поторопилась и промахнулась. Вот черт!

Спуститься в темноте по скальной стенке я не могла. Наверняка упаду и ногу сломаю. Значит, остается только лезть глубже в пещеру, если смогу туда пробиться.

Алехандро все еще яростно вопил без слов. И крики его отражались от стен и перекатывались по пещере эхом, так что я не только ослепла, а еще и оглохла.

— Отберите у нее пистолет! — приказала ламия.

Она переместилась и, судя по голосу, была возле раненого вампира.

Я стояла в темноте и ждала каких-то признаков, что они идут ко мне. По лицу прошло дуновение холодного ветра. Но это не они двигались. Может быть, я рядом с отверстием, ведущим в глубь пещеры? И могу просто выскользнуть? В темноте, не зная, есть ли там ямы или глубокая вода, где можно утонуть? Не очень радостная перспектива. Может, я смогу просто их всех перебить? Держи карман шире.

Сквозь эхо воплей Алехандро донесся другой звук: высокое шипение, как от огромной змеи. Ламия меняла форму. И мне надо убраться, пока она ее не сменила.

Почти надо мной плеснула вода. Я подняла глаза, но ничего не увидела, кроме сплошной черноты.

Я ничего не почувствовала, но вода плеснула еще раз. Я выстрелила на звук. Вспышка выхватила из темноты лицо Рональда. Очков на нем не было, и в желтых глазах мелькнули щели зрачков. И я выстрелила в это лицо еще два раза. Он вскрикнул, и под зубами показались клыки. Да кто же он такой?

Кем бы он ни был, а он упал назад. Раздался всплеск, слишком громкий для мелкого озерца. Больше я его движений не слышала. Убит?

Крики Алехандро прекратились. Тоже убит? Или подбирается поближе? И сейчас почти рядом? Выставив перед собой пистолет, я пыталась хоть что-нибудь почувствовать в этой темноте.

По камню ползло что-то тяжелое. У меня живот свело судорогой. Черт возьми, это же ламия!

Все, другого выхода нет. Я протиснулась в отверстие плечом вперед и поползла, опираясь на колени и на одну руку. Бежать без крайней необходимости мне очень не хотелось — вышибу себе мозги о сталактит или упаду в какую-нибудь бездонную яму. Ну, не бездонную, но тридцати футов вполне хватит, чтобы считать ее таковой. Мертвая — все равно мертвая.

Сквозь джинсы и кроссовки просачивалась ледяная вода. Камень скользил под пальцами. Я ползла со всей возможной скоростью, нащупывая рукой западню, опасность, которой мне не могло быть видно.

Черноту наполнил тяжелый скользящий звук. Ламия. Она уже сменила облик. Что быстрее движется по камню — я или это чешуйчатое тело? Меня подмывало вскочить и бежать. Бежать со всех ног. Плечи напряглись от желания лететь сломя голову.

Громкий всплеск сообщил мне, что она вошла в воду. Она ползла быстрее меня; это мне теперь было ясно. Если я побегу… и разобью себе голову или упаду? Что ж, лучше попытаться, чем быть пойманной в щели, как мышь.

Я поднялась на ноги и побежала. Левую руку я выставила перед собой, чтобы защитить лицо, но все остальное пришлось оставить на волю случая. Ни хрена не было видно. Я бежала, слепая, как летучая мышь, и под ложечкой сосало от ожидания падения в какую-нибудь яму под ногами.

Шорох ползущей чешуи отдалился. Я ее обгоняла. Прекрасно.

Правым плечом я въехала в камень. От удара меня развернуло к другой стене. Рука онемела от плеча до пальцев, пистолет я выронила. Там оставались еще три пули — лучше, чем ничего. Я прислонилась к стене, прижимая правую руку левой, ожидая, чтобы вернулась чувствительность, гадая, смогу ли я найти в темноте пистолет и будет ли у меня на это время.

В туннеле закачался свет, приближаясь ко мне. Это шел Блондинчик, рискуя жизнью — если бы пистолет был при мне. Но его не было. Могло быть хуже, если бы я руку сломала. Но чувствительность возвращалась болезненным покалыванием и пульсацией в месте удара. Фонарик мне нужен! Что, если спрятаться и забрать фонарь у Блондинчика? У меня два ножа, а он, насколько я знаю, не вооружен. Есть шанс.

Свет приближался медленно, скользя из стороны в сторону. Может, у меня есть время. Поднявшись на ноги, я нащупала скалу, из-за которой едва не осталась без руки. Это был выступ, а за ним отверстие. Оттуда пахнуло прохладным воздухом. Мне оно было на уровне плеча, значит, для Блондинчика — на уровне лица. Отлично.

Я уперлась ладонями и отжалась вверх. Правая рука протестовала, но я заставила ее работать и заползла в туннель, вытянув руки вперед в поисках сталактитов или других скальных выступов. Но было только узкое пустое пространство. Будь я побольше, мне бы сюда вообще не залезть. Да здравствует миниатюрность!

Левой рукой я вытащила нож. Правая все еще дрожала. Я была правшой, но левую руку тоже тренировала — с тех самых пор, как правую руку мне сломал вампир и только левая меня тогда спасла. Близкая смерть — отличный мотив для тренировки.

Я затаилась на коленях в туннеле, сжимая нож и балансируя правой рукой. У меня будет только один шанс. На счет своих шансов против атлетически сложенного мужчины на сто фунтов тяжелее меня у меня иллюзий не было. Если первый бросок не удастся, он измолотит меня в порошок или отдаст ламии. Я предпочитала первое.

Итак, я затаилась в темноте и готовилась перерезать кому-то глотку. Не очень красиво, если выразить это такими словами, но ведь необходимо, правда?

Он уже почти приблизился. Тонкий луч фонарика после темноты был ослепительно ярок. Если он посветит на мое укрытие раньше, чем подойдет ближе, я в заднице. Если он пройдет по левой стороне туннеля не подо мной… хватит гадать.

Свет уже был почти подо мной. Я слышала, как он шлепает по воде, подходя ближе. Он держался за правую стенку, как мне и хотелось.

Его светлые волосы показались почти вровень с моими коленями. Я рванулась вперед, он повернулся. Его губы сложились в букву «о» от удивления, и тут лезвие вошло в его шею справа. Из-за зубов блеснули клыки, лезвие наскочило на позвоночник. Правой я схватила его за волосы, натягивая шею, и вырвала нож у него из глотки спереди. Внезапным дождем хлынула наружу кровь, и нож вместе с моей левой рукой стали скользкими.

Он с громким всплеском рухнул на пол туннеля. Я выбралась из укрытия и спрыгнула рядом с его телом. Фонарик свалился в воду, но все еще светил, и я его выловила. Браунинг лежал почти под рукой Блондинчика. Он был мокрый, но это ерунда. Из современных пистолетов можно стрелять под водой, и они отлично работают. Одна из причин, по которым так вольготно действовать террористам.

Поток воды потемнел от крови. Я посветила обратно в туннель. Луч выхватил из темноты ламию. Длинные черные волосы рассыпались по бледному торсу, выдавалась высокая грудь с яркими, почти красными сосками. Ниже талии она была желтовато-белой с зигзагами бледного золота. Длинные чешуйки брюха сверкали белизной с черными точками. Она приподнялась на длинном твердом хвосте и мелькнула в мою сторону раздвоенным языком.

За ней стоял Алехандро, покрытый кровью, но он шел, двигался. Я хотела заорать: «Чего же ты не сдох?», но это было бы бесполезно. Может, и все остальное тоже бесполезно.

Ламия поползла в туннель. Пистолет убил ее мужчин с клыками, Рональда с кошачьими глазами. А на ней я еще пуль не пробовала. Что мне было терять?

Я навела фонарь на ее грудь и подняла пистолет.

— Твои пульки мне ничего не сделают. Я бессмертна!

— Подползай ближе, и проверим эту теорию.

Она заскользила ко мне, и руки ее двигались будто бы в такт ногам, а все тело подавалось вперед мощными ударами хвоста. Забавно, как естественно все это выглядело.

Алехандро остался позади, прислонившись к стене. Он был ранен. Ур-ра!

Я подпустила ее на три фута — достаточно близко, что бы попасть, достаточно далеко, чтобы драпать, если это не поможет.

Первая пуля попала ей над левой грудью. Она пошатнулась, но дыра тут же затянулась, как в воде, гладкая и не тронутая поверхность. Ламия улыбнулась.

Я подняла пистолет — чуть-чуть — и послала пулю точно над этой совершенной переносицей. Снова она пошатнулась, но из отверстия даже кровь не пошла. Оно просто затянулось. Примерно как тело вампира после обычной пули.

Я сунула пистолет в кобуру, повернулась и побежала.

От главного туннеля отходила широкая трещина. Мне пришлось бы снять куртку, чтобы туда протиснуться. Меньше всего мне хотелось застрять и слушать, как приближается ламия. Я осталась в главном туннеле.

Он был прямой и гладкий, насколько мне было видно. Выдавались под разными углами скальные полки, по некоторым сочилась вода — там были боковые ходы, но ползать на брюхе, когда за мной гонится змея, не казалось мне хорошей забавой.

Я бежала быстрее, чем она ползла. Змеи, даже гигантские змеи, не так быстры. И пока я не уперлась в тупик, все хорошо. Господи, как бы я хотела в это верить!

Поток был теперь уже по щиколотку. Вода была такая холодная, что я переставала чувствовать ноги, но на бегу они все же не отмерзали. Сосредоточиться на своем теле, бежать, двигаться, стараться не упасть, стараться не думать, что там сзади. Главный вопрос в другом: есть ли тут другой выход? Если я не могу их убить, не могу проскочить мимо них, а выход тут один, то я пропала.

Но я бежала дальше. Три раза в неделю я пробегала по четыре мили плюс еще немножко. Так что я могла бежать. А что мне еще оставалось делать?

Вода начинала заполнять проход и становиться глубже. Теперь она была уже по колено. Это замедляло движение. А она — может ли она двигаться в воде быстрее меня? Я не знала. Не знала — и все.

По спине прошел ветерок. Я обернулась, но там ничего не было. Воздух был теплым и нес запах цветов. Это ламия? Может ли она поймать меня по-другому, без погони? Нет, ламии умеют наводить галлюцинации только на мужчин. Такая у них есть власть. Я не мужчина, и мне это не грозит.

Снова ветерок коснулся моего лица, мягко, тепло, насыщенный густым зеленым запахом свежевырытых корней. Что же это такое?

— Анита!

Я обернулась, но сзади никого не было. Круг света выхватывал из тьмы только туннель и воду. Не слышно было ничего, кроме плеска воды. И все же… ветерок обдувал мою щеку, и запах цветов крепчал.

И вдруг я поняла, что это. Я вспомнила, как гнался за мной вверх по лестнице ветер, которого не могло быть, и синие огни, как плавающие в воздухе глаза. Вторая метка.

Поиск по сайту: