Погребальные Песни, 1:8

Женевьева шла одна по подземным туннелям.

Вначале она освещала путь факелом, но, углубившись во владения порождений тьмы, заметила, что в туннелях все чаще встречается светящийся мох, расползавшийся по стенам, точно плесень. Вполне вероятно, это и была плесень. Быть может, у скверны, которая склизкой пленкой покрывала каменные туннели, существовали свои периоды роста и отмирания. Что бы ни представлял собой источник тошнотворного зеленоватого свечения, заполнявшего туннели, этот свет со временем настолько усилился, что Женевьева погасила факел, который мог пригодиться потом.

Если только оно будет — это “потом”.

По всему выходит, что вернуться из этого путешествия ей не суждено. Истина эта давно уже маячила перед глазами, да только Женевьева упорно не желала ее замечать. Правильно она поступила, что ушла одна. Бреган — ее брат, и именно она утверждала, что он еще жив. Стало быть, это ее бремя. Спутники были полезны в начале пути, но до цели ей лучше дойти в одиночку.

Келль проснется, обнаружит, что Женевьева ушла, и справедливо рассудит, что им надлежит отказаться от миссии и вернуться на поверхность. Возвращение станет нелегким, но Женевьева не сомневалась, что они справятся. Куда меньше она была уверена в собственном успехе.

Однако нельзя поддаваться сомнениям. Она чувствовала, что Бреган где-то впереди, чувствовала его точно так же, как порождений тьмы. Всякий раз, поворачивая в очередной туннель, она краем сознания ощущала присутствие брата, как если бы незримый ветер доносил издалека его запах. Женевьева не знала, почему раньше она только видела брата во сне, а теперь еще и чует его. Может быть, дело в том, что она так близка к цели. Понимание того, что брат совсем рядом, только руку протяни, мучило ее, словно неотвязный зуд под кожей.

Закружилась голова, и командор остановилась, привалилась плечом к стене туннеля. Черная слизь размазалась по наплечнику, но она не обратила на это внимания. Проклятая песня! Чем сильнее Женевьева сосредоточивалась, стараясь определить, где находится брат, тем громче звучала эта мелодия, тем настойчивее проникала в сознание. Звучание слитного хора сводило с ума, но она упорно сопротивлялась. Нельзя сдаваться, именно сейчас — нельзя.

Это началось несколько недель назад, еще до того, как дай прибыли в Ферелден. Вначале Женевьева слышала только слабый шепот, странный рокочущий гул, но сочла, что он порожден необычайно сильными и яркими снами. А потом наконец поняла, что это такое. С ней произошло то же, что и с Бреганом: пришло время Призыва.

Посвящение они с братом проходили вместе, так что Женевьева знала, что и ей недолго осталось ждать, но отчего-то думала, что времени у нее будет больше. Серые Стражи выдвинули ее на должность, которую занимал брат, поскольку знали, что это временно, от силы год, в лучшем случае два, и все-таки Женевьева твердо вознамерилась обмануть их ожидания. Столько лет прожила она в тени брата, и вот пришло ее время, а потом зазвучал в голове проклятый шепот и лишил даже этого скромного триумфа.

Женевьева никому не рассказала об этом. Серые Стражи пренебрегли ее предостережениями, в лучшем случае предлагали подготовить орден к грядущему бедствию — если, конечно, она окажется права. Им даже в голову не пришло, что бедствие можно предотвратить. Глупцы! Если бы Женевьева решила им открыться, они бы, чего доброго, ухватились за такую возможность и отправили бы ее на Глубинные тропы в одиночку — умирать.

Женевьева вытерла пот со лба. И уставилась на дрожащую руку в стальной перчатке. Давненько она не чувствовала себя такой слабой, Словно по жилам вместе с кровью обильно растекся яд. Из-за этого под кожей стоял непрерывный зуд, и командору больше всего на свете хотелось сбросить доспехи и скрести себя ногтями, пока вся плоть не сойдет с костей.

Однако менять решение уже поздно.

Отогнав страх, который холодной змеей свернулся под сердцем, Женевьева оттолкнулась от стены и двинулась дальше. Ее шатало, но неимоверным усилием воли она вынуждала себя переставлять ноги. “Я уже здесь, — думала она, — и теперь никто, ничто мне не помешает. Я остановлю Мор!”

Несколько часов, которые показались Женевьеве вечностью, она брела по склизкому месиву скверны и гнилостной грязи, и тусклое зеленоватое свечение мха на стенах порой становилось таким ярким, что ее мутило, а иногда слабело настолько, что возникал соблазн зажечь факел. Она шла через залегший в туннелях мрак и на каждом перекрестке останавливалась, прислушивалась, проверяла, не почует ли снова присутствие Брегана. Разум ее настойчиво обшаривал все вокруг, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, однако расслышать ей удавалось только одно — все ту же далекую и манящую песню.

Где же порождения тьмы? Одно время они упорно преследовали отряд, и тогда Женевьева чутьем Серого Стража безошибочно определяла, что эти твари рыскают повсюду. Потом, в Пещерах под Глубинными тропами, порождения тьмы потеряли их след, и… что же было дальше? Твари попросту исчезли.

В это Женевьеве верилось с трудом. Как бы успешно ни действовали броши, которые вручил им Первый Чародей, действие их не могло изменить поведение самих порождений тьмы. Едва обнаружив присутствие отряда, они хлынули бы к месту вторжения со всех сторон, и сейчас Глубинные тропы гудели бы, словно разъяренный улей. То, что добыча временно ускользнула, только заставило бы искать вдвое усерднее. Сама мысль, что порождения тьмы могли по ошибке направить поиски совсем в другую сторону, казалась Женевьеве абсурдной.

Что-то здесь явно было не так. Командор испытала досаду, осознав, что в ее распоряжении до сих пор нет самой важной детали головоломки. Что побуждает порождений тьмы к такому странному поведению? Если Бреган и в самом деле угодил в плен к ним, отчего они стали брать пленных именно сейчас, если никогда так не поступали за все те столетия, что орден посылал старейших Серых Стражей исполнять Призыв?

Хотя, может быть, они брали пленных и раньше. Те, кто уходил на Призыв, исчезали бесследно. Что, если их отправляли в лапы порождений тьмы? Орден, правда, утверждал, что именно на смерть, и Женевьеве волей-неволей приходилось этому верить.

Шаг за шагом продвигаясь вперед по каменному туннелю, она заметила, что стены стали ровнее. Здесь явно поработали гномы. Стало быть, эти туннели обходным путем привели ее на старейшую часть Глубинных троп. Здесь не было ни статуй, ни желобов для лавы, да и камень был обработан заметно грубее. Что же это такое? Наиглубиннейшие тропы? Женевьева никогда не слышала о чем-то подобном.

И вдруг совершенно неожиданно она ощутила, что к ней приближаются порождения тьмы. Женевьева замерла, выжидая, крепче сжала рукоять меча. Почему она не обнаружила их раньше? Неужели они научились скрываться от чутья Серых Стражей? Да уж, мысль отрезвляющая.

Она медленно, небольшими шажками двинулась вперед, чувствуя, как по лбу катятся крупные капли пота, безуспешно, до рези в глазах вглядываясь во тьму, чтобы не пропустить нападения, — и тогда осознала, что к ней направляется всего одно порождение тьмы. Разведчик, не сумевший учуять ее сквозь защиту броши?

С ним надо расправиться быстро. Прикончить прежде, чем он обнаружит присутствие Женевьевы, и тогда ей, возможно, удастся ускользнуть от всей орды, которая, безусловно, засела где-то поблизости.

Женевьева отступила к стене, прижалась к ней, затаившись за опорной колонной. Сама по себе колонна была недостаточно велика, чтобы спрятаться за ней целиком, зато здесь было темно. Порождения видят во мраке гораздо лучше людей, но все равно хуже, чем на свету.

Она ждала, слушая, как оглушительно стучит в груди сердце. То и дело она осторожно выглядывала из-за колонны, дожидаясь, когда враг окажется в поле зрения. Шли минуты. Пот, стекая со лба, заливал глаза, но Женевьева этого не замечала.

Вскоре ее терпение было вознаграждено. В глубине коридора появился силуэт, едва различимый в зеленоватом свечении мха. Шаркая ногами, он брел в сторону Женевьевы и в безмерной, всепоглощающей тишине туннеля четко слышно было его сиплое дыхание. Судя по размерам, это был гарлок. Женевьева приподняла меч. Даже гарлока можно прикончить одним ударом.

Она сильнее прижалась к стене, распласталась, стараясь слиться с ней, и задержала дыхание, напряженно прислушиваясь к едва различимым шагам. Враг подходил все ближе и ближе. Отчетливо хрустнул под его ногой камешек, валявшийся совсем рядом, — значит, пора атаковать. Женевьева выступила из-за колонны, приготовилась бесшумно взмахнуть мечом…

— Женевьева!

Бреган. Перед ней стоял Бреган, и командор знала, что это он, хотя на нем были черные доспехи порождений тьмы, а кожа его, пораженная скверной, изменилась. Седые волосы его совершенно выпали, глаза были красны, словно налиты кровью, и тем не менее это был ее брат.

Женевьева так и замерла с занесенным для удара мечом, и крик ужаса, похожий на вой, вырвался из ее груди. Андрасте милосердная, что с ним произошло?

— Бреган? — пробормотала она, не веря собственным глазам.

Он кивнул. Он казался спокоен, и налитые кровью глаза с интересом поглядывали на ее оружие. Женевьева опустила клинок, а затем швырнула его наземь. Меч упал, глухо брякнув о камень. Неужели она должна убить Брегана? Знание, которым он обладает, должно умереть вместе с ним, но что, он уже рассказал все, что ему было известно? Что, если у него найдется, что рассказать ей?

Глядя на то, каким он стал, Женевьева в глубине души задавалась вопросом, не следует ли ей прикончить Брегана в любом случае. Брат пожертвовал ради нее всем, даже подобием жизни. Неужели она не способна совершить такую малость ради него?

— Мы на время отогнали порождений тьмы, — сказал Бреган. — Я знал, что ты придешь, и хотел, чтобы ты добралась благополучно.

— Что значит “мы”? Бреган, что с тобой стало?

Брат шагнул к ней, бережно взял за плечи. Его налитые кровью глаза одновременно притягивали и ужасали Женевьеву, она не могла оторвать от них взгляд. Что бы она ни воображала себе, разыскивая Брегана, ей и в голову не приходило, что он может оказаться вовсе не пленником. А уж то, что он мог превратиться в такое чудовище, было еще страшнее.

— Вот такими мы и становимся, — сказал Бреган. — Если станешь выжидать чересчур долго, скверна завладеет тобой, и ты превратишься вот в такое.

— Это чудовищно!

— Нет. Это — свобода! — Брат настойчиво встряхнул ее. — Женевьева, у нас есть шанс! Шанс сделать то, что до сих пор не удавалось ни одному Серому Стражу. Мы можем покончить с Мором! Навсегда!

Смысл его слов доходил до Женевьевы медленно, и, поняв наконец, что сказал Бреган, она смятенно взглянула на него:

— Покончить с Мором? Как?

— Для этого понадобится жертва. Великая жертва. Только мы должны принести ее добровольно. — Бреган держался так решительно, и голос его звучал так уверенно. — Если ты пойдешь со мной, мы все тебе объясним. Пойдем же!

— Здесь есть и другие Серые Стражи?

— Нет, только гарлок-эмиссар. — Он мгновенно почувствовал, как напряглась при этих словах Женевьева, и прижал палец к губам, чтобы предотвратить вспышку. — Я знаю, что ты думаешь. Я и сам думал так же, но он совсем не похож на прочих порождений тьмы. Он — другой, он наш союзник. Пойдем со мной, послушаешь, что он скажет. Больше я тебя ни о чем не прошу.

— Ты с ума сошел?

Бреган, казалось, задумался, что ей ответить. Он разжал руки, и Женевьева попятилась. В мыслях ее царило полное смятение. Может, это она, а не Бреган сошла с ума? Как нарочно, именно в эту минуту странная далекая мелодия стала громче и напористее проникала в ее сознание. Собрав силы, Женевьева отогнала ее. Она должна узнать, в чем тут дело, что произошло с братом.

— Возможно, — задумчиво проговорил он. — Не знаю.

Женевьева бросилась к нему, взяла его руку в свои. Кожа у него была холодная и липкая на ощупь, но Женевьева, не обратив на это внимания, умоляюще заглянула ему в глаза:

— Бреган, тебя надо увести отсюда! Увести, пока не случилось что-то ужасное!

— И куда я пойду? — спросил Бреган. Женевьева не нашлась что ответить, и тогда он засмеялся. Это был холодный, безрадостный смех. — Найдется ли место, где первый же встречный не захочет, едва увидев, прикончить меня на месте? И найдется ли такое место для тебя? — С этими словами он осторожно потянул с ее рук перчатки. Женевьева не сопротивлялась. Перчатки сползли, обнажив темные пятна. — Мы мертвы, Женевьева. Мертвы с той минуты, когда пригубили крови на Посвящении, чтобы любой ценой остановить Мор. Таков долг Серого Стража, верно? Женевьева, у нас с тобой есть шанс исполнить этот долг.

— Но…

— Ты и в самом деле пришла сюда, чтобы меня спасти? — Бреган разжал пальцы, и Женевьева поспешно отдернула руки, спрятала их за спиной. — Ты прошла весь этот путь, сражаясь с порождениями тьмы и еще неведомо с кем только ради того, чтобы вернуть меня домой?

— Я пришла, чтобы остановить тебя. — Женевьева нахмурилась, прежнее хладнокровие понемногу возвращалось к ней. — Я пришла, чтобы предотвратить Мор.

— Ну так сделай это!

Бреган протянул к ней сморщенную, изъеденную скверной руку. Женевьева бесстрастно смотрела на нее, гадая, на самом ли деле ее ожидает именно такая судьба. Знали ли об этом Серые Стражи древности? Может быть, такое случалось и раньше, и именно тогда они создали Призыв? В подобном случае смерть и в самом деле куда более предпочтительный исход.

Однако она должна узнать правду. Цель ордена благородна и возвышенна, она спасла уже немало жизней и спасет еще больше. Женевьева хотела вступить в орден задолго до того, как тот Страж явился в ее родную деревню в поисках новобранцев. Что, если в речах Брегана и вправду есть зерно истины? Прекратить Мор. Навсегда. Разве такая цель не стоит любой жертвы?

Женевьева взяла Брегана за руку. Она дрожала как осиновый лист и никак не могла унять эту дрожь.

— А как же… как же остальные? — неуверенно спросила она.

— Насчет их я ничего не могу обещать.

— Бреган, ты уверен, что этого можно достигнуть?

Брат улыбнулся, обнажив зубы — желтые и пугающе острые, намного острее, чем помнилось Женевьеве. Зубы порождения тьмы.

— Я уже больше ни в чем не уверен, — сказал он.

С этими словами он повел Женевьеву вперед, в глубину туннеля, в темноту, и далекая мелодия взмыла, превратившись в слитный хор, который заглушил все остальное.

Когда отряд проснулся, обнаружилось, что Женевьева исчезла. Куда она направилась, догадаться было нетрудно. Келль проклинал себя за то, что сделал глупость и согласился, когда Женевьева сама вызвалась нести стражу, хотя у Мэрика были на этот счет другие мысли. Командор бросила их спящими и беззащитными. Кто угодно мог напасть и перебить всех до единого — и ради чего? Ради того чтобы Женевьева могла отдаться своему безумному желанию непременно отыскать брата. Король даже сомневался, что она в самом деле стремится предотвратить Мор.

Другие, впрочем, верили ей безоговорочно. Дункан, особенно удрученный уходом Женевьевы, метался по стоянке и запальчиво твердил о том, какая она дура.

Подобная манера говорить о командоре показалась Мэрику по меньшей мере странной, и он поневоле задумался, что же произошло между Дунканом и Женевьевой в ее сне.

Ута посмотрела, как паренек мечется по стоянке, и знаками показала, что они должны пойти за командором. Остальные вначале ничего не сказали, только обменялись неловкими взглядами. Мэрик понял, о чем они думают. Отправляясь на поиски командора, они выполняли долг Серого Стража. Если при этом они до сих пор считали, что существует возможность предотвратить близкий Мор, — долг Серого Стража состоял и в этом, однако к Мэрику он никакого касательства не имел. Король уже выполнил свои обязательства, и никто из них не мог в здравом уме требовать, чтобы он отправился на верную — почти верную — смерть.

Тогда Мэрик поглядел на Фиону и обнаружил, что она искусно избегает смотреть ему в глаза. Проснулся он один, и с тех пор они не сказали друг другу ни слова. Собственно, эльфийка вообще почти ничего не говорила. Насколько мог определить Мэрик, она нисколько не злилась. Быть может, Фиона просто старалась сделать вид, что ничего не произошло или что все происшедшее было минутной слабостью — не более. Быть может, он слишком много говорил о Катриэль. Тогда, восемь лет назад, у них тоже была ночь любви — именно здесь, на Глубинных тропах, и не сравнивать эти две ночи было попросту невозможно.

Мэрик сказал Стражам, что он, конечно же, пойдет с ними. Обратной дороги теперь не было — точно так же, как не было ее после боя с драконом. Они зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад. И не важно, верил ли теперь Мэрик в предсказания ведьмы, — он был обречен пройти этот путь до конца.

А потому они спустились вниз. Фиона шла первой, и ее посох ослепительной белизной сиял в зеленоватом сумраке. Они старались двигаться быстро — насколько хватало сил. Один взгляд на лица Стражей сказал Мэрику все, что ему нужно было знать: порождения тьмы вернулись. Даже он сейчас мог расслышать едва различимый признак их приближения — дальний монотонный гул, который с каждой минутой становился все ближе.

— Когда они нас нагонят? — спросил он у Келля.

Охотник напряженно вглядывался в темноту, и в его светлых глазах появился опасный блеск. Внезапно он сорвал с плеча лук и пустил стрелу. Кромсай, припавший к его ногам, зарычал, шерсть его встала дыбом.

Дункан выхватил сильверитовые кинжалы и, морщась от напряжения, тоже вгляделся в темноту, выискивая невидимого врага.

— Теперь уже скоро, — вполголоса бросил он Мэрику.

— Так быстро? Откуда они все взялись?

— Не знаю. Они и впереди и позади нас.

— Их можно как-нибудь обойти?

Дункан не ответил, и весь отряд бросился бежать. Фиона вскинула посох, выкрикнула защитное заклинание — и каждым в их небольшом отряде возникло голубое сияние. Они прибавили ходу, увидев впереди перекресток. Там было три ответвления, и во всех туннелях стоял сумрак, пронизанный зеленоватым свечением.

Келль махнул рукой, призывая спутников остановиться, и пристально вгляделся по очереди во все туннели. Мэрик крепче стиснул рукоять меча, сердце его затрепетало от страха. Все прочие тотчас заняли оборонительную позицию, встав спиной к охотнику и держа оружие наготове. Нечеловеческий гул порождений тьмы, казалось, доносился со всех сторон.

— Они во всех туннелях.

Келль нахмурился, усиленно размышляя. Кромсай рычал на темноту, скаля клыки, и охотник рассеянно погладил пса по голове, успокаивая.

— Так куда же мы пойдем? В какую сторону? — нетерпеливо спросил Дункан.

Ута указала вперед, и Келль кивнул:

— Да. Здесь нельзя оставаться. Мы должны найти более удобную позицию, потому что, куда бы ни пошли, бой неизбежен.

— И как только Женевьева ухитрилась здесь пройти? — спросила Фиона. В голосе ее прозвучало нарастающее отчаяние.

Не ответив на этот вопрос, охотник первым побежал вперед, и все прочие, не отставая от него, двинулись следом. Мэрику подумалось, что Женевьева, вполне вероятно, и не смогла здесь пройти. Может быть, она уже мертва, а они об этом никогда не узнают. Что его всерьез занимало, так это поразительная точность, с которой порождения тьмы их обнаружили, и это притом, что Стражей прикрывала защита ониксовых брошей. Что-то здесь было не так.

Они бежали уже по другому туннелю, в котором кое-где поверх слоя скверны на каменном полу высились груды щебня.

Вдоль скальных стен тянулась череда старинных статуй, большинство изваяний так обрушилось и обросло, что порой нелегко было разобрать, что это такое. Неужели гномы обитали даже здесь, за пределами Глубинных троп? Впрочем, разглядывать местные диковинки было некогда. Они бежали, задыхаясь от изнеможения и страха. Мэрик споткнулся на груде каменных осколков, и Ута, метнувшись к нему, поддержала, не дала упасть. Король взглядом поблагодарил ее и побежал дальше.

Туннель вывел беглецов в пещеру, и они тотчас остановились. Половину пещеры занимало странное сооружение — массивный помост, обрамленный высокими колоннами, к которому вела широкая лестница. Вдоль лестницы с двух сторон высились статуи, а в каменной стене позади помоста была высечена огромная арка. Некогда все это выглядело впечатляюще — быть может, здесь был храм, посвященный некоему гномьему божеству, — но былое великолепие сменилось чернотой гнили. Пол перед лестницей скверна покрывала так густо, что образовала черные гроздья гигантских, причудливой формы мешков размером с человеческий рост. Точно такие же гроздья висели под сводом пещеры, и какая-то дрянь медленно сочилась из них, собираясь в вонючие зеленые лужи.

Келль указал на помост:

— Мы будем драться здесь.

Никто не возразил. Слой скверны был такой густой, что черная слизь облепляла сапоги Мэрика и всякий раз, когда он выдергивал ногу, раздавалось мерзкое влажное чмоканье. Едкая вонь была почти невыносима.

На верху помоста стояло что-то вроде алтаря — незамысловатое плоское сооружение высотой по пояс Мэрику. Во всяком случае, он предположил, что когда-то это был алтарь. Теперь же его так обильно покрывала гнилостная пузырящаяся масса, что Мэрику к нему и близко подходить не хотелось.

Беглецы почти сразу развернулись, встав цепью у самого верха лестницы и глядя на простершуюся внизу пещеру. Король слышал только тяжелое хриплое дыхание товарищей и монотонный гул приближающейся орды. Неутоленный голод слышался в этом звуке, становившемся то громче, то тише. Фиона высоко подняла посох, и он тут же брызнул нестерпимо ярким сиянием. Мэрику почудилось, будто мерзость, заполонившая пещеру, в ужасе корчится, пытаясь укрыться от этого слепящего света.

А может, и не потому что в тишине пещеры раздалось едва слышное шипение и несколько черных гроздей скверны лопнули, разбрызгав вокруг темно-зеленую жижу.

Кромсай яростно залаял, но тут же притих, повинуясь Келля. Ута взглянула на охотника с неприкрытым сомнением, и он, едва заметно, горько усмехнувшись, кивнул. Потом протянул руку и ласково погладил ее по щеке. Пес смотрел на эту сцену, моргая от удивления. Ута схватила руку Келля, прижала на миг к своей щеке, а затем отпустила. Глаза ее влажно заблестели.

Фиона мельком глянула на них и снова устремила взгляд на пещеру. На лице ее была написана решимость.

— С нами еще не покончено, — торжественно проговорила она.

— Да уж, похоже на то, — пробормотал Дункан.

— Келль повернулся к пареньку, окинул его задумчивым взглядом.

— Дункан, — сказал он, — ты должен уйти. Когда мы будем драться с порождениями, ты незаметно ускользнешь.

— Ускользну?

— Ты у нас мастер красться в темноте. В одиночку ты мог бы пробраться мимо орды незамеченным. Мог отыскать Женевьеву или даже ее брата.

— Думаю, ты переоцениваешь мои воровские таланты, — фыркнул Дункан.

— Хотя бы попытайся, — поддержала Келля Фиона. — Мы не знаем, сколько порождений движется сюда. Кто-то должен довести миссию до конца, если это вообще возможно.

— Я вас не брошу, — упрямо отрезал Дункан. — Я никуда не уйду.

— А если я тебе прикажу? — спросил Келль.

— Тогда мне, наверное, придется не подчиниться приказу.

Охотник ухмыльнулся:

— Тогда я, пожалуй, не стану приказывать.

Они снова замерли в ожидании. Монотонный гул становился все громче и громче, и вот наконец в пещеру ворвались первые порождения тьмы. Это были несколько низкорослых генлоков, а за ними следовал гарлок в массивных черных доспехах, с зазубренным и весьма грозным на вид мечом. Гарлок зашипел, и генлоки последовали его примеру.

Стрела, свистнув в воздухе, вонзилась гарлоку между глаз. Тот рухнул замертво, не издав ни единого звука. Генлоки взревели и ринулись вперед. Снова засвистели стрелы, и порождения тьмы повалились наземь, даже не успев добраться, до лестницы.

— У меня кончаются стрелы, — сообщил охотник, снова натягивая лук.

— А у меня — чистые подштанники, — в тон ему отозвался Дункан.

Теперь уже с двух сторон к ним снова хлынули порождения тьмы. Они катились волной, и их монотонный гул разом заполнил всю пещеру, начисто заглушив все прочие звуки.

Фиона наставила на них посох, наморщила лоб, сосредоточиваясь… и огненный шар полетел к подножию лестницы. Он взорвался перед первыми рядами порождений тьмы, расшвыряв их в разные стороны и озарив все вспышкой магического пламени. Порождения душераздирающе вопили от боли, многие, превратившись в пылающие факелы, корчились и валились на пол. Огонь перекинулся на черную слизь, которая покрывала пол, и она вдруг заполыхала, стремительно наполнив пещеру едким дымом.

Мэрик был потрясен до глубины души.

— И на сколько таких шаров тебя хватит? — спросил он.

Не ответив, эльфийка вдруг покачнулась и начала падать навзничь. Король бросился к ней, поддержал, и у него перехватило дыхание, когда он увидел, что Фиона уже побелела как мел и по лицу ее градом катится пот.

Она быстро-быстро заморгала и с усилием выпрямилась.

— Еще на парочку, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Порождения тьмы, не обращая внимания на горящих собратьев, сквозь стену пламени бежали к лестнице. В тех, кто был впереди, полетели новые стрелы. Фиона громко, надсадно вскрикнула, и второй огненный шар обрушился в гущу порождений тьмы, взорвавшись с такой силой, что в лицо Мэрику ударили волна жара и вонь паленого мяса.

В пещеру уже пробивались все новые порождения тьмы, хотя их становилось трудно различить за стеной огня и дыма. Мэрик закашлялся, протер заслезившиеся глаза. Похоже, воздуховоды, сработанные гномами, в этой пещере были похуже, чем в других местах, или же, скорее всего, просто забиты той же самой скверной, которая покрывала все вокруг.

Ну и пусть. Если не останется другого выхода, лучше уж задохнуться, чем погибнуть от рук этих тварей.

Как только по лестнице взбежал первый гарлок, Мэрик бросился ему навстречу. Лицо твари было обуглено, прозрачные глаза горели безмерной ненавистью. Король отбил его выпад, затем развернулся и одним ударом снес противнику голову. Из обрубка шеи фонтаном ударила черная кровь.

Следом уже мчались другие порождения тьмы. Сзади самым ухом со свистом пролетела стрела, вонзилась в одного из врагов, и тот покатился по лестнице на пол. Вскинув меч, Мэрик бросился в атаку. Теперь, когда самые тяжеловооруженные Стражи либо погибли, либо исчезли бесследно, защищать первую линию обороны предстояло именно ему. Если бы только еще лестница была поуже!

Он отразил мечом удар первого вражеского клинка брызнули искры — и в этот миг над головой пролетел еще один огненный шар. Самого взрыва Мэрик не видел шар упал слишком далеко, — однако грохот и волна нестерпимого жара едва не сбили его с ног. Несколько порождений тьмы, уже взбежавших на лестницу, упали; Мэрик воспользовался случаем и воткнул одному из них меч в затылок.

Клуб густого дыма окутал его, он закашлялся, задыхаясь, и тут его швырнуло навзничь: это низкорослый генлок в потрепанном пластинчатом доспехе с шипами прыгнул на него и всем своим весом ударил в грудь. Мэрик взвыл от боли, ударившись головой о ступеньку, и с ужасом смотрел, как генлок ликующе заносит дубинку, чтобы раскроить ему череп.

Сделать это генлоку помешала перепрыгнувшая через Мэрика Ута. Король успел лишь заметить, как промелькнули мимо коричневое платье и длинная рыжая коса, и тут же генлок, напавший на него, отлетел прочь. Вскочив, Мэрик увидел, как гномка, придавив своей тяжестью поверженную тварь, ударом кулака разбила ей лицо. Брызги крови и обломки зубов полетели во все стороны. Без малейшей задержки Ута развернулась и ударом ноги в грудь сбросила с лестницы мчавшегося в атаку гарлока.

Над головой снова полетели стрелы. Мэрик поспешно вскинул меч — на него кинулся бледнокожий гарлок, вынырнувший неизвестно откуда. Огромным клинком он нанес такой удар, что Мэрику едва удалось отбить его. Рыча от натуги, король извернулся и навершием рукояти ударил гарлока в лоб. Слышно было, как затрещали кости, и тварь, заскулив от боли, повалилась на пол.

Рядом легко, словно танцуя, Дункан сражался с двумя шипящими от ярости гарлоками. Сильверитовые кинжалы порхали в воздухе в ритме биения сердца молодого Стража, нанося быстрые точные удары, и Мэрик невольно залюбовался. Секунда — один гарлок схватился за горло, пытаясь остановить кровь; вторая — кинжал полоснул по голеням другого противника, рассекая кости и сухожилия; третья — обе твари затихли на каменном полу.

В эту минуту на Мэрика хлынула новая волна порождений тьмы, и больше он уже не мог разглядеть никого, кроме наседающих врагов. Король размахивал мечом, чертя воздухе широкие дуги и заботясь лишь о том, как вынудить врагов отступить. Голубые руны на клинке пылали ярко, как никогда, и казалось, что порождения тьмы шарахаются от этого пламени.

Едкий дым жег глаза, от омерзительной вони горелого мяса Мэрика едва не выворачивало наизнанку. Он колол и рубил, почти ничего не видя перед собой. Отрубленные конечности отлетали в сторону, а раненые твари, отброшенные тяжелыми ударами Мэрика, напарывались на оружие своих же товарищей.

Лестница была завалена трупами порождений тьмы, но живые все прибывали. На помосте царили теснота и хаос. Пот заливал лицо Мэрика, дышать в духоте становилось все труднее. Оглянувшись, он увидел Келля. Кистень в руках охотника описывал круги, раздирая шипастым шаром горла противников. Бок о бок с хозяином бился Кромсай. С его оскаленных клыков обильно капала черная кровь, и всклокоченная шерсть слиплась от крови, только уже красной — его собственной.

Мэрик тоже был ранен. Ныло бедро, проткнутое копьем противника, и эта рана изрядно замедляла движения. Мощным взмахом меча он срубил генлока, пытавшегося проскочить мимо него по лестнице, затем развернулся и насадил на клинок другого, который мчался, высоко занеся над головой черный меч.

Где Фиона? Мэрик огляделся, пытаясь отыскать ее, но увидел лишь беспорядочное кипение боя. Мелькнуло лицо Уты, дравшейся неподалеку, — искаженное гримасой мрачной решимости и забрызганное черной кровью. Вокруг густо клубился дым и царила неразбериха. Надо было ему держаться рядом с Фионой. Надо было защищать ее, а не бросаться вперед.

Мэрик на миг замешкался, услышав, как в хаосе боя прорезался новый звук — гортанный рев, низкий и невероятно громкий.

Ничего подобного королю прежде не доводилось слышать. Бросив взгляд на подножие лестницы, он увидел, что на сцене боя появилось новое действующее лицо. То была крупная мускулистая тварь с синей кожей и черными изогнутыми рогами. При виде Мэрика тварь испустила яростный рык, обнажив острые как бритва клыки. Из оскаленной пасти брызнула густая слюна.

— Огр! — донесся сзади встревоженный крик Келля. Синекожий исполин ринулся вверх по лестнице, топча своих же собратьев и расчищая путь ударами внушительных кулаков. Взгляд его молочно-белесых глаз был устремлен на Мэрика. Два гарлока, оказавшиеся перед огром, заторопились убраться с его пути, но огр не стал дожидаться. Он наступил на одного из них, а другого ударил так, что тот пролетел через всю пещеру и со всей силы врезался в стену. Мэрик, выставив перед собой меч, напряженно следил за несущимся на него огром. Исполин воинственно рыкнул и обрушил на короля удар могучего кулака. Мэрик откатился вбок и тут же вскочил, не сводя глаз с нового врага. Из-под громадного кулака брызнули во все стороны осколки камня, и в ступеньке образовалась изрядных размеров трещина. Огр остановился, повернул рогатую голову, вперив в Мэрика злобно сверкающий взгляд, словно лишь сейчас сообразил, что этого противника не так-то легко будет прикончить.

Тварь кинулась на Мэрика, молотя по воздуху громадными когтистыми лапами. Одного удара такой лапы хватило бы, чтобы оторвать Мэрику голову. Король отпрыгнул от нового удара, перекатился вперед и рубанул огра по ногам. Меч без малейших усилий рассек толстую синюю кожу, и из раны брызнула черная кровь.

Огр извернулся, пытаясь когтистыми лапами сграбастать Мэрика. Тот чудом увернулся, снова откатившись вбок. Дым гуще заволок все вокруг, глаза слезились, но он не упускал чудище из виду.

Издав оглушительный рев, огр выпрямился, а затем с невероятной силой грохнул кулаками по лестнице. Мощный удар сотряс все сооружение, и Мэрик от толчка опрокинулся на спину. В ушах у него звенело, и, мотая головой, он вдруг увидел, что над ним нависла синяя исполинская туша.

Мясистые лапы схватили короля и подняли над толпой. Меча Мэрик не выронил, но что толку в оружии, если обе руки прижаты к бокам? Он извивался, пытаясь вырваться, но огр сдавил его так, что, доспехи впились в тело. От невыносимой боли король закричал.

И, открыв глаза, увидел прямо перед собой морду огра. Видны были все бороздки на изогнутых рогах, все жилы, вздувшиеся под синей кожей. Тварь злорадно оскалилась, и в ноздри Мэрику ударила трупная вонь его дыхания.

“Он может откусить мне голову этими клыками, — отрешенно подумал Мэрик. — Или просто раздавить всмятку. Что ж, подобная смерть не так уж плоха. Куда лучше, чем разбить голову, поскользнувшись в луже, или подавиться куриной ножкой”.

Он с силой зажмурился, ожидая неизбежного. Внезапно по всей пещере прокатился гром, и прямо в грудь огра ударила молния. Волна жара обожгла лицо Мэрика, уши заложило от грохота, и он вывалился из лап огра, которого ударом молнии отбросило назад. Исполин заревел от боли. Мэрик шлепнулся на лестницу, неловко подвернув ногу. Он так и покатился бы вниз по ступенькам, если бы не ткнулся в груды вражеских трупов, заваливших подъем.

Мэрик застонал, не в силах пошевелиться, и увидел, как огр медленно понимается на ноги. След от удара молнии, занимавший большую часть его груди, до сих пор шипел и дымился. Чудовище устремило злобный взгляд на вершину лестницы — там стояла Фиона, и над навершием ее посоха курился дымок. Забрызганная черной кровью и измазанная сажей, с искаженным в яростной ухмылке лицом, она подала на эльфийскую богиню мести.

— Точно! — выкрикнула она. — Попробуй добраться до меня, синий ублюдок!

Огр заревел в ответ и с силой опустил кулаки на ступеньку у себя под ногами. Лестница содрогнулась от удара, и Мэрик не сразу сообразил, что задумал исполин. И лишь потом увидел, как огромные когти огра вгрызаются в каменную ступеньку. Испустив надрывный громкий стон, чудовище выдрало когтями кусок камня. Посыпались обломки камня, и один обломок, вполне годный на то, чтобы размозжить Мэрику голову, упал на ступеньку едва ли в шаге от него.

Взревев от усилия, огр швырнул кусок ступеньки в Фиону. Эльфийка вскинула посох и прокричала заклинание. С посоха, облекшегося в ослепительно-белое пламя, сорвалась еще одна молния и ударила прямо в летящий снаряд. С оглушительным треском, который раскатился по всей пещере, камень превратился в облако пыли и мельчайших осколков, брызнувших во все стороны.

Фиона, бледная от изнеможения, отступила шатаясь, и огр неуклюже ринулся вверх по лестнице. Мэрик, собрав силы, вынудил себя подняться. Вывихнутая нога словно горела огнем. Превозмогая боль, он побежал за огром, перемахивая разом через две, а то и три ступеньки.

Огр добрался до вершины лестницы, и его исполинская туша нависла над магичкой. Фиона подняла было посох и из последних сил попыталась сотворить заклинание, однако вокруг нее лишь завихрились бессильные завитки света. Огр победно заревел.

В это мгновение Мэрик подбежал сзади к твари. Не замедляя бега, он с громким воинственным кличем всадил рунный клинок между лопаток огра, прорубая толстую кожу и кость.

Фонтан холодной черной крови ударил из раны, залив лицо короля. Огр пронзительно завизжал от боли, выгибая спину и хватаясь когтистыми лапами за пустоту. Неистово изгибаясь, он безуспешно пытался дотянуться до обидчика. Мэрик из последних сил цеплялся за меч, но пальцы его выпустили рукоять, которая стала скользкой от черной крови. Отлетев в сторону, он упал на помост и ударился головой о камень.

Огр выгнулся еще сильнее, стараясь добраться до источника невыносимой боли. Мэрик видел, что из его груди выступает кончик рунного клинка. Синекожий исполин медленно, как бы нехотя, завалился назад, а затем рухнул навзничь. Лестница содрогнулась под его тяжестью, и исполинская туша покатилась по ступенькам.

Облако дыма заволокло лицо Мэрика, разъедая глаза. Он ощущал кожей жар бушующего неподалеку пламени, слышал, как с шипением лопаются в огне гроздья скверны. Где-то вдалеке раздался лай Кромсая, потом что-то прокричал Дункан. Мэрик ничего не видел, совсем ничего. В ушах стоял гулкий звон, но потом он понял, что звенит у него в голове. Голова раскалывалась от ноющей боли, и он не мог шевельнуться.

— Мэрик! — Это был голос Фионы.

Король вдруг понял, что лежит с закрытыми глазами. Шум боя внезапно стал невообразимо далеким, как если бы все это происходило вовсе не здесь и к нему, Мэрику, не имело ни малейшего отношения. Слабость охватила его, и с ней снизошел безмерный покой. Он открыл глаза и увидел над собой лицо Фионы. Магичка была бледна от изнеможения, ее темные, коротко подстриженные волосы слиплись от черной крови, которая текла струйками по лицу. Она обнимала Мэрика, и он чувствовал, как из его разбитой головы сочится кровь. Какое испуганное лицо у Фионы, подумал он.

Король хотел успокоить ее, но не мог. Рука, словно налитая свинцом, почти не повиновалась; он попытался погладить Фиону по щеке, но промахнулся.

— Вставай, Мэрик! Ты должен встать! — отчаянно крикнула Фиона.

Затем ее внимание отвлекло что-то другое. Глаза Фионы, устремленные вдаль, округлились от ужаса, и монотонный гул внезапно стал громче. Он заполнял всю пещеру, и Мэрик без труда представил себе, как на них сразу с двух сторон катится новая волна порождений тьмы.

— Плохо дело, — пробормотал он. — Я-то надеялся, что мы прикончили всех.

— Им нет конца.

Изнуренная, разом растерявшая боевой запал, Фиона обреченно смотрела на приближавшуюся орду. Где-то вдалеке закричал Келль, и Кромсай заскулил от боли.

Мэрик посмотрел на Фиону и слабо улыбнулся. Отчего-то близкий конец не казался ему таким уж страшным. Ему жаль было маленького Кайлана, но он знал, что Логэйн позаботится о мальчике куда лучше, чем позаботился бы он, Мэрик. Слишком долго прожил он, ощущая внутри пустоту, которая только разрасталась с каждым годом.

И однако, сейчас, лежа в объятиях Фионы, Мэрик чувствовал странное умиротворение. Он смотрел на эльфийку и думал только о том, как она прекрасна. Эти темные глаза повидали столько страданий. Мэрику хотелось сказать Фионе, что больше не надо бояться, что теперь все будет хорошо.

А потом на них обрушилась волна магии, леденящей силы, с какой Мэрик прежде никогда не сталкивался. На долю секунды перед его глазами вспыхнула слепящая белизна, а затем он погрузился во тьму. И сожалел сейчас только о том, что он — один.

Поиск по сайту: