Конец династии Рюриковичей

По смерти Ивана Грозного восемнадцать лет судьба русского государства и народа была связана с личностью Бориса Годунова. Род этого человека происходил от татарского мурзы Чета, принявшего в XIV в. в Орде крещение от митрополита Петра и поселившегося на Руси под именем Захарии. Памятником благочестия этого новокрещенного татарина был построенный им близ Костромы Ипатский монастырь, сделавшийся фамильной святыней его потомков; они снабжали этот монастырь приношениями и погребались в нем. Внук Захарии Иван Годун был прародителем той линии рода мурзы Чети, которая от клички Годун получила название Годуновых. Потомство Годуна разветвилось. Годуновы владели вотчинами, но не играли важной роли в русской истории до тех пор, пока один из правнуков первого Годунова не удостоился чести сделаться тестем царевича Федора Ивановича. Тогда при дворе царя Ивана явился близким человеком брат Федоровой жены Борис, женатый на дочери царского любимца Малюты Скуратова. Царь полюбил его. Возвышение лиц и родов через родство с царицами было явлением обычным в московской истории, но такое возвышение было часто непрочно. Родственники Ивановых супруг погибали на наравне с другими жертвами его кровожадности. Сам Борис по своей близости к царю подвергался опасности; рассказывают, что царь сильно избил его своим жезлом, когда Борис заступался за убитого отцом царевича Ивана. Но царь Иван сам оплакивал своего сына и тогда стал еще более, чем прежде, оказывать Борису благосклонность за смелость, стоившую, впрочем, последнему нескольких месяцев болезни. Под конец своей жизни, однако, царь Иван под влиянием других любимцев начал на Годунова косится, и, быть может, Борису пришлось бы плохо, если бы Иван не умер.

Со смертью Ивана Борис очутился в таком положении, в каком не был ещё в Московском государстве ни один подданный. Царем делался слабоумный Федор, который ни в коем случае не мог править сам с должен был на деле передать свою власть тому из близких, кто окажется всех способнее и хитрее. Таким в придворном кругу тогдашнего времени был Борис. Ему было при смерти царя 32 года от роду; красивый собой, он отличался замечательным даром слова, был умен, расчетлив, но в высокой степени себялюбив. Вся деятельность его клонилась к собственным интересам, к своему обогащению, к усилению своей власти, к возвышению своего рода. Он умел выжидать, пользовался удобными минутами, оставаться в тени или выдвигаться вперед, когда считал уместным то или другое, надевать на себя личину благочестия и всяких добродетелей, показывать доброту и милосердие, а где нужно – строгость и суровость. Постоянно рассудительный, никогда не поддавался он порывам увлечения и действовал всегда обдуманно. Этот человек, как всегда бывает с подобными людьми, готов был делать добро, если оно не мешало его личным видам, а, напротив, способствовало им, но он даже не останавливался ни перед каким злом и преступлением, если находил его нужным для своих личных выгод, в особенности даже тогда, когда ему приходилось спасать самого себя. Ничего творческого в его природе не было. Он не способен был сделаться ни проводником какой-либо идеи, ни вожаком общества по новым путям: эгоистические натуры менее всего годятся для этого.

В качестве государственного правителя он не мог быть дальнозорким, понимал только ближайшие обстоятельства и мог ими пользоваться для ближайших и преимущественно своекорыстных целей. Отсутствие образования суживало ещё более круг его воззрений, хотя здравый ум давал ему, однако, возможность понимать пользу знакомства с Западом для целей своей власти. Всему хорошему, на что был способен его ум, мешали, его узкое себялюбие и чрезвычайная лживость, проникавшая все его существо, отражавшая во всех его поступках. Это последнее качество, впрочем, сделалось знаменательной чертой тогдашних московских людей. Семена этого прока существовали издавна, но не были в громадном размере воспитаны и развиты эпохой царствования Грозного, который сам был олицетворенная ложь. Создавши опричнину, Иван вооружил русских людей против других, указал им путь искать милостей или спасения в гибели своих ближних, казнями за явно вымышленные преступления приучил к ложным доносам и, совершая для одной потехи бесчеловечные злодеяния, воспитал в окружающей его среде бессердечие и жестокость. Исчезло уважение к правде и нравственности после того, как царь, который, по народному идеалу, должен быть блюстителем того и другого, устраивал в виду своих подданных такие зрелища, как травля невинных людей медведями или всенародные истязания обнаженных девушек, и в то же время соблюдал строгие правила монашествующего благочестия. В минуты собственной опасности всякий человек, естественно, думает о себе; но когда такие минуты для русских продолжались целые тысячелетия, понятно, что должно было вырасти поколение своекорыстных и жестокосердных себялюбцев, у которых все помыслы, все стремления клонились только к собственной охране, – поколение, для которого при наружном соблюдении обычных форм благочестия, законности и нравственности не оставалось никакой внутренней правды. Кто был умнее других, тот и должен был сделаться образцом лживости; то была эпоха, когда ум, закованный исключительно в узкие рамки своекорыстных побуждений, присущих всей современной жизненной среде, мог проявить свою деятельность только в искусстве посредством обмана достигать личных целей. Тяжелые болезни людских обществ, подобно физическим болезням, излечивавшимся нескоро, особенно когда дальнейшие условия жизни способствуют не прекращению, а продолжению болезненного состояния; только этим объясняется те ужасные явления Смутного времени, которые, можно сказать, были выступлением наружу испорченных соков, накопившихся в страшную эпоху Ивановых мучительств.

Замечательно, что лживость, составляющая черту века, отразилась сильно и в современных русских источниках той эпохи до того, что, руководствуясь им, легко можно впасть в заблуждения и неправильные выводы; к счастью, явные противоречия не совпадают и несообразности, в которые они впадают, обличают их в неверности.

Непрочность престолонаследия чувствовалась народом. Русские знали, что из двух сыновей Ивана старший был не способен к самобытному царствованию, а меньший был ещё младенец; кого бы из них ни провозгласили царем – все равно на деле власть должна была бы находиться в иных, а не в царских руках. Эта мысль охватила московский народ, как только разнеслась по столице весть, что царь Иван скончался. Сделалось волнение. Богдан Бельский, которому Иван поручал Димитрия в опеку, был негласным виновником этого волнения в пользу Димитрия. Как оно происходило, не знаем, но кончилось на тот раз тем, что бояре в ночь после смерти царя Ивана приказали отправить малолетнего Дмитрия с матерью и ее родственников Нагих в Углич; разом с их отсылкой схвачено было несколько лиц, которым покойный государь перед своей кончиной оказывал милости; некоторых разослали по разным городам в заточение, других заперли в тюрьму, отобрали у них поместья и вотчины, разорили их дома. Имена их неизвестны, но эти люди были, вероятно, сторонники Димитрия, покушавшиеся провозгласить его царем. Вся власть находилась тогда в руках дяди Федора Ивановича – Никиты Романова, шурина Бориса Годунова и двух князей – Ивана Мстиславского и Петра Шуйского. Первые два, естественно стояли за Федора как его близкие свойственники; два последних также не находили для себя выгодным пристать на сторону Дмитрия, так как в то время, в случае успеха, властвовали бы не они, а Нагие и Богдан Бельский. На самого Богдана Бельского в то время не решались наложить рук. Быть может, он ловко умел остаться в стороне во время расправы, хотя прежде заправлял делом, за которое другие отвечали. Но прошло несколько дней и Богдан был схвачен и сослан в Нижний Новгород. Это произошло после смуты, о которой сохранились противоречивые известия. Иностранцы говорят, что между Бельским и боярами произошло открытое междоусобие: Бельский со своими сторонниками был осажден в Кремле и принужден был сдаться. Одно русское известие показывает, что народ, вообразив, будто Бельский хочет извести царя и бояр, бросился в Кремль, с оружием даже хотел пушечными выстрелами разрушить запертые Фроловские ворота, но бояре вышли к мятежникам и уверили, что царь и бояре все целы и никому нет дела опасности, а потом сослали Бельского как бы в угоду народу; другое известие повествует, что сами бояре поссорились между собой, взволновался народ и Бельскому грозила смерть, но Годунов за него заступился. Как бы то ни было, верно только то, что в Москве вскоре после погребения Грозного происходило междоусобие, тогда был поставлен к решению вопрос, кому царствовать – слабоумному Федору или малолетнему Димитрию, и сторона Димитрия на этот раз снова проиграла. За Бельским сосланы были другие. Но вопрос еще не решался; волнение не утихло, и бояре положили созвать земских людей в Думу для того, чтобы эта Дума утвердила Федора на престоле.

Дума, состоявшаяся, как кажется из служилых людей, собралась 4 мая 1584 года и признала царем Федора Ивановича. Русские люди, как выражались в то время, молили его слезами сесть на Московское государство. Ход этой думы нам не известен. Но праздник Вознесения новый царь венчался царским венцом.Царствовал Федор но он не мог властвовать; властвовать могли за него другие.Царь Федор Иванович был человек небольшого роста, опухлый, с бледным лицом, болезненный; он ходил нетвердыми шагами постоянно улыбался. Когда польский посланник Сапега представился ему, Федор, одетый в царское облачение, с короной на голове, сидел на возвышенном месте и с улыбкой любовался своим скипетром державным яблоком, а когда проговорил несколько слов тихим и прерывистым голосом, то Сапега сделал заключение:” Хотя про него говорят, что у него ума немного, но я увидел, как из собственного наблюдения, так и из слов других, что его вовсе нет.” Весть об этом скоро дошла до соседей; в Польше надеялись, что при таком государе в Московском государстве начнется безурядица, откроются междоусобия и государство придет в упадок.Ожидание это, вероятно, сбылось бы скоро. Годунов отвратил его или по крайней мере отсрочил.Тотчас после венчания на царство Федора Борис постарался возможно лучшим способом устроить свое материальное состояние. Когда, по обычаю, новый царь после венчания рассыпал свое милости вельможам, Борис получил всю Важскую область, приносившую большие доходы с поташа; сбываемого англичанам; кроме того, получил он на берегах Москвы-реки вверх на тридцать, а вниз на сорок верст, с рощами и пчельниками, доходы с Рязани, Твери, с Северской земли, Торжка с со всех московских земель бань и купален; все это с доходами, получаемыми из его родовых вотчин, давало Борису огромную сумму ежегодного дохода в 93700 руб., а владения его были так многолюдны, что он мог выставить до 100000 вооруженных людей. До сих пор он носил сан конюшего; теперь он получил наименование ближнего государева боярина и титул наместника царств Казанского и Астраханского.

Царь Федор находился под влиянием своей жены, а Борис был постоянно дружен с ней, а потому стоял ближе к стоял ближе к нею, а потому стоял ближе всех к царю, и никто не в силах был оттеснить его. Единственным опасным соперником мог быть дядя царя Никита Романов, но этот старик в тот же год был поражен параличом и хотя жил до апреля 1586 года, но уже не принимал участия в делах. Из двух оставшихся соправителей Бориса Мстиславский был человек ограниченный и мог играть роль только по научению других благодаря своей знатности; более опасности представлял для Бориса князь Иван Петрович Шуйский; у него была сильная партия не только между знатными людьми, но и между московскими купцами. Князь Иван Шуйский имел поддержку в митрополите Дионисии.

Полтора года Борис уживался со своими товарищами, но уже захватил в свои руки управление всеми делами, так что и иностранцы обращались мимо этих товарищей к нему как к единственному правителю государства. В это время Борис Годунов начал любимое дело – постройку городов, чем отличался во все продолжение своей жизни, справедливо сознавая пользу этой меры государства. Таким образом, для укрощения черемисов Борис приказал строить по берегам Цивильск, Уржум, Царево-Санчурск, а ниже по течению Волги – Саранск, Переволоку, Царицын. Астрахань была обведена каменной стеной. На севере в 1584 году построен Архангельск, сделавшийся тотчас же важнейшим торговым пунктом. В самой Москве в 1586 году построена была Белогородская стена. На юге в 1586 году построены были Ливны, возобновлены Курск и Воронеж. От города до города устраивались станицы для поселения на привольных, но пустых местах.

Борис был милостив к тем, которые были с ним заодно, и в то время особенно приблизил к себе двух братьев дьяков, Щелкаловых, из которых Андрей был посольским, а Василий – разрядным дьяком. Но Борис не допускал долгое время проживать спокойно тем, в которых видел себе соперников и недоброжелателей. Борис именем царя приказал сослать Мстиславского в Кирилло-Белозерский монастырь и постричь.

Расправившись со Мстиславским, Годунов дождался случая разделаться с Шуйским. Им были переданы многие из московских торговых людей; ожидая от Годунова чего-нибудь враждебного к Шуйским, они заранее кричали, что побьют Годунова камнями, если он тронет кого-либо из этого рода. Митрополит Дионисий пытался было примирить и сдружить между собой Годунова и Ивана Петровича Шуйского; он пригласил и того и другого к себе. Они наружно помирились. Спустя несколько времени холопы Шуйских Федор Старов с товарищами подали донос, будто существует заговор против государя, которым руководят князья Шуйские. Летописцы говорят, что сам Борис подучил доносчиков; в этом случае он действовал по примеру царя Ивана, который не раз пользовался такими же ложными доносами, чтобы придать личину справедливости своим убийствам. По доносу Старова взяли под стражу князей Ивана Петровича и Андрея Ивановича Шуйских, князя Василия Скопина-Шуйского, разных их друзей, князей Ивана Петровича и Андрея Ивановича Шуйских сначала поговорили только удалить в их вотчины, но когда они туда приехали, то их схватили, увезли одного на Белоозеро, другого в Каргополь и удавили.

С этих пор Борис сделался вполне единым и самовластным правителем в Московском государстве. На будущее время беспокоили воображение Бориса потомки царской линии – царевич Димитрий и Мария, вдова короля Магнуса (дочь Владимира Андреевича) с малолетней дочерью Евфимией. Он поручил английскому купцу Горсею уговорить Марию Владимировну переехать с дочерью в Москву из Риги. Королева с дочерью убежала из Риги и прибыла в Москву на почтовых лошадях. Сначала Борис принял ее, как обещал, наделил вотчинами, деньгами, а через несколько времени именем царя ее разлучили с дочерью, увезли и постригли в Пятницком монастыре близ Троицы. В 1589 году маленькую дочь ее похоронили у Троицы с почестями, как королеву. Борис приказал тайно умертвить ее.

В декабре 1586 года умер Стефан Баторий. В следующем году в Польше началось обычное избрание нового короля, в котором важное участие приняло Московское государство. Борис увидел возможность посадить на польско-литовский престол Федора, сообразно давнему желанию литовских панов соединиться с Московским государством посредством возведения на свой престол московского государя. Борис вероятно рассчитывал, что расположение к нему Польши и Литвы пригодится со временем, и потому-то при венчании Федора.

В Польше в то время образовались три партии: одна, под предводительством Зборовских, хотела выбрать австрийского принца Максимилиана. Другая, во главе которой был канцлер и гетман Замойский, склонялась к избранию шведского королевича Сигизмунда, сына короля Иоанна и польской принцессы Екатерины. Третья, состоявшая преимущественно из литовских панов, хотела московского государя. Послы отправились в Польшу и повезли сорок восемь писем к разным панам с самыми лестными предложениями. Русский царь обещал защищать польско-литовские владения московскими силами, строить на свой счет крепости, отвоевать у шведов и отдать Речи Посполитой Эстонию, предоставить свободную торговлю польско-литовским людям в Московском государстве, а главное, он обещал не вступаться вовсе в королевские доходы и все отдать панам в управление Предложения были действительно соблазнительны.

Главное препятствие к выбору Федора заключалось в денежном вопросе. Паны говорили им, нужны деньги, чтобы подкрепить царскую сторону на сейме. Послам негде было достать денег. Тогда на сейме одна польская партия выбрала Максимилиана, другая – Сигизмунда. Литовцы не приставали ни к той, ни к другой и еще раз пытались сойти с московскими послами. Захочет ли государь взять одну Литву, если поляки не согласятся на его избрание?

Борис, узнав о том от послов, отправил панам литовским дары на 20000 рублей, обещая дать еще деньгами 70000. Но уже было поздно: поляки успели сойтись с литовцами и склонить их на сторону Сигизмунда. Избрание кончилось в пользу Сигизмунда. Максимилиан пытался было добывать польскую корону оружием, но был разбит Замойским, взят в плен и выпущен под условием отказа от всяких притязаний. на польский престол.

Таким образом, в Польше сел на престол государь, которого особенно не желали в Москве: сын шведского короля, с которым Московское государство находилось не в дружелюбных отношениях. Политика Бориса, однако, была не воинственна; он думал достигнуть политических целей хитростью и хотел находиться, насколько возможно, в мире со всеми соседями. С Швецией существовало ещё прежнее перемирие, продолженное на четыре года в 1585 году. В отношениях в Крыму Москве помогали междоусобия, возникшие в этой стране.

Борис по восшествии Федора на престол отправлял посольство в Турцию с изъявлением своего миролюбия. Там приняли московского посла хотя миролюбиво, но довольно надменно. На юго-востоке в 1586 году кахетинский царь Александр отдался в подданство московскому государю.

Борису нужно было возвышать духовенство, чтобы при всякой нужде опираться на него и находить в нем могучую поддержку. Для истинной пользы русской церкви в то время нужны были не титулы, не наружный блеск, а образованный блеск, а образованные и нравственные пастыри; патриаршество, как показали последствия, напортив, ставило преграду внутренним преобразованиям как в церкви, так и в свое время было уничтожено как один из признаков, наиболее препятствующих культурному движению русского общества.

Как ни старался Годунов избегать всякой войны с соседями, но в 1590 году, по истечении перемирия со Швецией, принужден был начать неприязненные действия. Шведы удерживали отнятую при Грозном часть Вотской пятины и не хотели возвращать ее, хотя Борис и предлагал за нее деньги. В январе 1590 года началась война. Самого государя взяли в поход. Шведы действовали плохо, не более как через месяц сами предложили перемирие на год и уступили царю Ям, Копорье и Иван-город. Русским этого было недостаточно. Они хотели также возвратить Нарву и Корелу, но приступ их к Нарве был неудачен, и осторожный Борис, побоявшись подвергаться опасностям, поспешил взять то, что давалось. С тех пор несколько лет съезжались между собой русские и шведские уполномоченные, не могли сойтись, начинались опять военные действия но незначительные; потом опять съезжались послы толковать о примирении и только уже в 1595 году заключили мир. Шведы воротили русским Корелу, а русские отказались от Нарвы и от всех притязаний на Эстонию.

Между тем Димитрий рос в почетном изгнании в Угличе и представлял в будущем большую опасность для Бориса. Федор был бездетен, слаб здоровьем и в случае его смерти царевич Димитрий был бы провозглашен его преемником на престоле. Борису, естественно грозила погибель. В 1591 году Годунов отправил в Углич надзирать над земскими делами и над домашним обиходом царицы Марии своих доверенных людей: дьяка Михаила Битяговского с сыном Даниилом и племянником Качаловым.15 мая 1591 года в полдень пономарь соборной углицкой церкви ударил в набат. Народ сбежался со всех сторон во двор царицы и увидел царевича мертвого с перерезанным горлом. Народ убил Михаила и Данила Битяговских и Никиту Качалова. Умертвили еще несколько человек по подозрению в согласии с убийцами.Дали знать в Москву. Свидетелей убийствами не было. Преступников – тоже.Следствие произведено было самым бессовестным образом. Выходило, будто царевич зарезался сам. Осмотра тела не делали; людей, убивших Битягского с товарищами, не допросили. Показания, снятые с разных лиц гласили одно, что царевич зарезался в припадке падучей болезни. Тело царевича было предано земле в углицкой церкви св. Спаса.

Правительство объявило и приказывало народу верить, что смерть царевича произошла от самоубийства, но в народе сохранилось убеждение, что в царевич был зарезан по тайному приказанию Бориса.

Вскоре после смерти царевича, 23 мая, на праздник Троицы, во время отсутствия царя, уехавшего в Сергиев монастырь, вспыхнул в Москве пожар, обративший в пепел значительную часть Белого города. Борис тотчас начал раздавать пособие погоревшим и на собственный счет отстраивать улицы. Несмотря на такую щедрость, в народе ходили слухи, что пожар был произведен людьми Годунова, по его приказанию для того, чтобы отвлечь внимание от столицы от совершенного убийства.Менее чем два месяца спустя столица испытала новую тревогу. Крымский хан Казы-Герей долго обманывал Москву, уверял, что будет посылать татар на Литву, а на Москву не пошлет, и вдруг неожиданно бросился с громадной силой в русские пределы. Тогда ожидали разрыва со Швецией и сосредоточивали военные силы на севере. Хан так скоро очутился на Оке, что русские думали только о защите столицы. Осторожный Борис не взял на себя главного начальства над войском, оборонявшем Москву, а поручил его князю Федору Мстиславскому, сам же занял после него второе место. Татары побились с русскими и потеряли несколько мурз. Годунов приказал без умолку палить из пушек, а русские пленники сказали хану, что в Москве стреляют от радости, потому что туда пришли новые силы из Новгорода и других мест и готовы на другой день утром ударить на хана. Хан немедленно бежал со всеми своими силами. Вся честь победа должна была приписываться Борису: об этом велено было рассказывать и в чужих землях. В память спасения Москвы был заложен монастырь, названный Донским. В следующем 1592 году у царя Федора родилась дочь Феодосия. Борис показывал вид радости, но никто не верил его искренности, через несколько месяцев маленькая царевна умерла.

Борис делал свое дело и приобретал себе всеми мерами сторонников. Он заручился расположением духовенства.И вот Борис издал закон, уничтожавший Юрьев день право перехода крестьян с земли одного владельца на землю другого. Этим законом Борис до чрезвычайности угождал всей массе незнатных землевладельцев, обязанных службой и постоянно нуждавшихся в рабочих руках для достижения средств благосостояния и для исправности на службе. К этому располагало следующее обстоятельство. С открытием Сибири, с занятием земель на юге Московского государства последовало движение народа на новоселье. Пустели целые волости и посады. Мера эта не по душе была простому народу, и с этих пор вместо законно переходивших от владельца к владельцу крестьян явились беглые, и число их усиливалось с каждым годом. Владельцы преследовали их, искали на них суда, заводили тяжбы, требовали возвращения крестьян; а те из крестьян, которые были поудалее бежали в казаки или умножали за собой разбойничьи шайки. Сам Борис, стараясь удержать народонаселение в середине государства, нуждался, однако и в расширении его на окраинах. Нашествие крымского хана убеждало его в необходимости умножать число городов на юге и населять ратными людьми. Таким образом, в конце 1593 года Борис построил крестьян вниз по реке Осколу – Белгород, Оскол, Валуйки.

Всякое общественное бедствие и всякое общественное предприятие давали Борису повод показывать свою заботливость о судьбе народа. В Москве в 1585 году случился пожар в Китай-городе, и сам Борис способствовал скорейшему возобновлению сгоревших дворов; вслед затем открылось покушение зажечь Москву, и Борис, к удовольствию народа, передал казни виновных. Происходили пожары и в других городах – и там Борис подавал помощь погоревшим. В некоторых местах были неурожаи – Борис посылал туда хлебные запасы. Посетило Русь также нередкое в ее истории бедствие – заразительные болезни, сильно опустошавшие тогда Псков, Борис учреждал заставы, чтобы не дать им распространиться в других областях. В 1596 году задумал Борис строить каменные стены в Смоленске и устроил работы наймом.Борис в 1597 году подтвердил закон о прикреплении крестьян к земле, установил, чтобы все, убежавшие из поместий и вотчин в течение предшествующих пяти лет, были отыскиваемы и возвращаемы к повиновению помещикам и вотчинникам.

Царь Федор скончался 7 января 1598 года, на сорок первом году своей жизни.

Борис объявил, что умерший царь передал державу свою царице Ирине и поручил “строить свою душу” патриарху Иову и с ним шурину своему Борису и двоюродному брату Федору Никитичу Романову-Юрьеву.Это была неслыханная новость: никогда еще женщина не царствовала самобытно, не будучи опекуншей детей; притом жена после мужа не могла быть преемницей ни по какому праву. Через девять дней Ирина постриглась в Новодевичьем монастыре. Тогда собрались бояре и постановили, что правление остается в руках бояр. Созвали народ целовать крест Боярской Думе, но созванная толпа состояла в большинстве из доброжелателей Бориса. Они закричали, чтобы царем был Борис.Иов тотчас воспользовался этим и стал говорить, что следует идти просить Бориса принять царство.Все отправились в Новодевичий монастырь, где находился Борис с сестрой, которая уже приняла имя инокини Александры. Борис показывал, будто весь погрузился в богомыслие.

Патриарх сначала просил бывшую царицу благословить на царство брата своего, потом обратился к Борису и говорил: “Будь нам милосердным государем, царем и великим князем, не дай в попрание православной веры в расхищение христиан православных”. Но Борис отказывался.Тогда патриарх сказал народу, что надобно подождать окончания сорокоуста: Борис Федорович со своим обычным благочестием весь предался молитве за своего благодетеля, царя Федора Ивановича, а тем временем надобно созвать земской собор из людей всякого чина; когда всей землей начнут его просить – он не дерзнет противиться.

17 февраля в первый раз собрались выборные люди в Кремле. Патриарх, спросив их, кому быть на государстве царем, не дождался от них ответа, не допустил их рассуждать, ни спорить, а сказал, что у всех православных христиан, которые были в Москве прежде, одна мысль: молить Бориса Федоровича, чтобы он был на царстве и не хотел иного государя. Сторонники Бориса стали тотчас восхвалять его, а патриарх затем объявил: кто захочет искать иного государя, кроме Бориса Федоровича, того придадут проклятию и отдадут на кару градскому суду.После такого заявления никто не посмел и заикнуться против воли патриарха.

Во Вторник 21 февраля зазвонили во всех московских церквях, и народ вслед за патриархом огромной толпой двинулся к Новодевичью монастырю. Борис вышел навстречу чудотворной иконе и поклонился до земли.” Не мы сей подвиг сотворили, – говорил патриарх, – а Пречистая Богородица с Предвечным Младенцем и святыми чудотворцами возлюбила тебя изволила придти напомнить тебе волю Сына своего, Бога нашего; повинись Его святой воле, не наведи на себя своим ослушанием гнева Божия”.Борис ушел к сестре в келью.“Это Божье дело, а не человеческое, – сказала Александра, – как будет воля Божья, так и твори”.Борис рассчитал, что нужно на первых порах расположить к себе народ, приучить любить себя и повиноваться себе. С этой целью он освободил весь сельский народ от податей на один год. Борис преследовал бесчинное пьянство. Сидевшие в тюрьмах получали свободу, опальным прежнего царствования давалось прощение; вдовы, сироты, нуждающиеся получали от щедрот царя вспоможение. Борис непрестанно кормил и одевал неимущих. Казней не было. Все благие стремления Бориса клонились только к одной цели: утвердиться на престоле. Только духовенство и служилые люди были действительно за Бориса; народ не любил его.Но минули льготные годы, возобновились кабаки, пьянство опять сделалось источником казенных доходов и причиной народного развращения.

По отношению к соседям Борис держался прежней своей политики: сохранять, сколько возможно, мир, хотя при случае не гнушался и коварством.Вдруг в конце 1600 года стал в народе ходить слух, что Дмитрий-царевич не убит, а, спасенный друзьями, где-то проживает до сих пор. След Димитрия не был отыскан. Борис принялся за бояр Романовых. Четырех братьев Романовых – Александра, Василия, Ивана и Михаила разослали по отдаленным местам в тяжелое заключение, а пятого Федора, который, как кажется, был умнее всех их, насильно постригли под именем Филарета в монастыре Антония Сийского.В эти тяжелые времена доносов и пыток постиг Русь страшный голод, доверивший подготовку к потрясениям. Уже в 1601 году от дождливого лета и от ранних морозов произошел во многих местах неурожай. Сам Борис приказал отворить все свои житницы, продавать хлеб дешевле ходячей цены, а бедным раздавать деньги.

Возникло в народе убеждение, что царствование Бориса не благословляется небом, потому что, достигнутое беззаконием, оно поддерживается неправдой; толковали, что если утвердиться на престоле род Бориса, то не принесет Русской земле счастья. Люди родовитые оскорблялись и тем, что на царском престоле сел потомок татарина. Становится желательно, чтобы нашелся такой, который имел бы в глазах народа гораздо более прав перед Борисом. Таким лицом был именно Димитрий, сын прежнего государя. Мысль о том, что он жив и скоро явится отнимать у Бориса похищенный престол, все более и более распространялась в народе. И вот в начале 1604 года перехвачено было письмо, писанное одним иноземцем из Нарвы, в этом письме было сказано, что явился сын московского царя Ивана Васильевича Димитрий, находится будто бы у казаков, и Московскую землю скоро постигнет большое потрясение.Царь Борис, услышав, что в Польше явился какой-то человек, выдавший себя за Димитрия, начал с того, что под предлогом, что в Литве свирепствует какое-то поверье, велел учредить на литовской границе крепкие заставы и не пропускать никого ни из Литвы, ни в Литву, а внутри государства умножил шпионов, которые всюду прислушивались: не говорил ли кто о Димитрии, не ругает ли кто Бориса. Между тем в Москве давали знать, что в польской Украине под знаменем Димитрия собирается ополчение с со дня на день нужно ждать вторжения в московские пределы, а в июле посланник немецкого императора сообщил от имени своего государя по соседской дружбе, что в Польше проявился Димитрий и надобно принимать против него меры. Посоветовавшись с патриархом, царь находил, что нужно же объяснить и самим себе, кто такой этот обманщик. Стали думать и придумали, что это, должно быть, бежавший в 1602 году Григорий Отрепьев. Он был родом из галицких детей боярских, постригся в Чудовом монастыре и был крестовым дьяком у патриарха Иова. Стали распространять исподволь в народ слух, что явившийся в Польше обманщик не кто иной как Гришка Отрепьев. Между тем 16 октября названный Дмитрий с толпой поляков и казаков вступил в Московское Государство. Города сдавались ему один за другим. Служилые люди переходили к нему на службу. В ноябре он осадил Новгород-Северск, но был отбит посланным туда царским воеводой Басмановым. После того царь выслал против Дмитрия войско под начальством Федора Мстиславского. Это войско 20 декабря потерпело неудачу. Далее скрываться перед народом было невозможно. Послушный Борису патриарх Иов взялся объяснить Русской земле запутанное дело.

21 января 1605 года Борисово войско под начальством Мситиславского и Шуйского одержало верх над Димитрием, и сам Димитрий ушел в Путивль. Борис был очень доволен, щедро наградил своих воевод, особенно ласкал Басманова за его упорную защиту Новгород-Северска; но народ, услышав о неудаче названного Димитрия, пришел в уныние. Борис вскоре понял, что сила его врага заключается не в той военной силе, с которой этот враг вступил в государство, а в готовности и народа, и войска в Московском государстве перейти при первом случае на его сторону, так как все легко поддавалось уверенности, что он – настоящий царевич.Борис был в страшном томлении, обращался к ворожеям, предсказателям, выслушивал от них двусмысленные прорицания, запирался и по целым дням сидел один, а сына посылал молиться по церквям. Казни и пытки не прекращались. Борис уже в близких себе лицах подозревал измену и не надеялся сладить с соперником военными силами; он решил попытаться тайным убийством избавиться от своего злодея. Попытка не удалась. Монахи, которых в марте подговорил Борис ехать в Путивль – отравить названного Димитрия, попались с ядом в руки последнего.13 апреля царь встал здоровым и казался веселее обыкновенного. После обедни приготовлен был праздничный стол в Золотой палате. Борис ел с большим аппетитом и переполнил себе желудок. После обеда он пошел на вышку, с которой часто обозревал всю Москву. Но вскоре он поспешно сошел оттуда, говорил, что чувствует колотье и дурноту. Побежали за доктором; пока успел прийти доктор царю стало хуже. У него выступила кровь из ушей и носа. Царь упал без чувств. Около трех часов по полудни Борис скончался. Останки его погребены в Архангельском соборе.

Оценка деятельности Годунова историками

Многогранную деятельность Годунова современники оценивают

противоречиво. Для князя И.А.Хворостина Борис хотя и «лукав нравом», но и

«боголябив», борец с мздоимством и укротитель лихоимцев. Согласно мнению

Авраамия Палицына, он был «разумен в царских правлениях», знаменит по всему

свету. Дьяк Иван Тимофеев обличал Годунова как «злоковарного» правителя и

воздавал должное его правому суду и миролюбивой внешней политике. По поводу

этих высказываний А.А.Зимин писал: «…если их сопоставить с реальной

деятельностью Бориса Годунова 80-90 годов, можно найти отражение

действительных фактов, свидетельствующих, что перед нами незаурядный

политик. Острожный, проницательный, вероломный, щедрый, Борис умел быть

всяким, точнее, таким, каким требовали обстоятельства. Этим он обязан

природному уму и непреклонной воле».

Историк Игорь Фроянов об Императрице Елизавете Петровне как защитнице Православной веры …

«Императрица Елизавета Петровна была красивой женщиной, склонной к любовным увлечениям. Но не этим же характеризуются государственные деятели. Если бы мы с подобной меркой подходили к оценке правления того или иного монарха на Западе, то мы оказались бы в чрезвычайно сложном положении и во многих случаях далеко от алькова не ушли. Приход Елизаветы Петровны к власти был не случайным. Ее появление на троне есть закономерная реакция на те события и тот строй отношений, прежде всего, на самом верху российской власти, которые возникли во время царствования Анны Иоанновны и ее наследника Иоанна Антоновича», - сказал в интервью «Русской народной линии» известный русский историк, профессор Санкт-Петербургского государственного университета, доктор исторических наук Игорь Яковлевич Фроянов в связи с приближающимся 250-летием со дня кончины Императрицы Елизаветы Петровны, преставившейся 25 декабря 1761 года в день Рождества Христова.

«То были правления антирусские по-своему духу, - продолжил И.Фроянов. - Именно с начала 30-х годов XVIII века усиливается поток иностранцев, прибывающих в Россию. Они прилипли к России, истощая ее богатства, извлекая из нее личные выгоды. В.О.Ключевский говорил: "Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении". Именно в это время образовалась так называемая "немецкая партия", которая потом пройдет через весь XVIII век, XIX век и доживет до революции 1917 года. Засилье немцев было очевидным, их прерогативы и преимущества перед русскими людьми несомненны. Недаром генерал Ермолов, когда Император Александр I спросил, чем он может вознаградить его заслуги, дал ему такой ответ: "Государь, сделайте меня немцем"».«С именем же Елизаветы Петровны связано возрождение русского духа как в делах внутреннего строительства государства, так и во внешних делах, свидетельством чего служит блистательная Семилетняя война, прерванная только из-за смерти Императрицы. Результаты этой войны были перечеркнуты немцефилом Императором Петром III. Елизавета Петровна принадлежит к числу национально ориентированных правителей России и в этом ее великое историческое значение», - подчеркнул историк.Напомним, что основными принципами внутри- и внешнеполитической деятельности Императрицы Елизаветы Петровны были провозглашены возвращение к принципам правления его отца – Государя Петра Великого. Елизавета Петровна ликвидировала Кабинет министров, созданный при Анне Иоанновне, восстановив роль Сената и других петровских детищ. По отзывам современников, в Елизавете Петровне удивительным образом сочетались новые европейские веяния с русской стариной. Страсть к развлечениям, французским нарядам, танцам, спектаклям уживались в ее характере и поведении с набожностью, строгими постами, хождениями на богомолье и ревностной защитой Православной веры. Так, именным указом от 2 декабря 1742 г. Елизавета Петровна потребовала высылки за пределы Российской империи всех иудеев, которые не пожелают принять «христианскую веру греческого исповедания». И, несмотря на указания Сената, что высылка из страны состоятельных иудеев, занимающихся коммерцией, повлечет убыток для казны, Императрица оставила в силе свое повеление, положив на донесение Сената знаменитую резолюцию: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».«Заслуги Императрицы Елизаветы Петровны велики в деле религиозного строительства в России, - отметил Игорь Фроянов. - Во время Петра I и в последующие годы в связи с появлением большого количества иностранцев, прежде всего, немцев, в связи с тем, что к руководству Русской Православной Церкви пришли шаткие в Православии выходцы с Украины, до того обучавшиеся в различных академиях Запада, Православная вера была потеснена протестантизмом. И вообще, если оценивать религиозную реформу Императора Петра I, то она во многом является протестантской по духу. Неслучайно во главе Русской Православной Церкви, во главе Синода был поставлен архиепископ Феофан (Прокопович), ревность которого в Православной вере не столь очевидна, если не сказать больше. Елизавета Петровна сделала очень многое для того, чтобы защитить и укрепить Православную веру. Она обороняла ее как от протестантов, так и от представителей других конфессий, в частности, конфессии иудейской».

Историк и философ С. М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен» описывает обычный распорядок дня Государя так:

"Обыкновенно встает он около четырех часов утра. Когда оденется и умоется, приходит к нему отец духовный с Крестом, к которому Царь прикладывается. Затем крестовый дьяк вносит в комнату икону Святого, празднуемого в тот день, перед которой Царь молится около четверти часа. Входит опять священник со святою водой, кропит ею иконы и Царя. Возвратясь из церкви, Царь садится в большой комнате, куда являются на поклон бояре, находящиеся в особенной милости… Около девяти часов Царь едет к обедне, которая продолжается два часа. После обеда и сна едет к вечерне… Каждую неделю Царь отправляется на богомолье в какой-нибудь из ближайших монастырей». Сохранилась характеристика, данная святому Феодору одним из его современников: «Он прост, слабоумен, но очень ласков, тих, милостив и чрезвычайно набожен».

----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------По оценке энциклопедии Брокгауза,

"Феодор Иоаннович был человек недеятельный и слабоумный, больше любил церковную службу и разные развлечения, чем занятия государственными делами. Все управление государством перешло в руки царского шурина Бориса Федоровича Годунова, который и был, в сущности, настоящим царем русским. Все события царствования Феодора связаны непосредственно с именем Бориса Годунова".

Царь Феодор Иоаннович много жертвовал монастырям и храмам по всей Руси. Так, в 1593 году над двухпролетными Святыми монастырскими воротами Успенского Тихвинского мужского монастыря по его приказу был выстроен каменный надвратный храм Вознесения Господня с приделом святого великомученика Феодора Стратилата — его небесного покровителя. Еще с начала 1580-х годов по инициативе царя Феодора и при активнейшем участии боярина Бориса Годунова велись переговоры с кириархальной, Константинопольской, Церковью об установлении на Руси патриаршества. В 1588 году на Русь прибыл Цареградский Патриарх Иеремия II. В ходе переговоров, которые вел в основном шурин Царя, боярин Борис, было получено согласие Святейшего Иеремии на поставление Патриарха Всероссийского. 17 января 1589 года открылся Собор русских архипастырей, на котором 23 января были избраны на Московское патриаршество три кандидатуры: Иова, митрополита Московского, Александра, архиепископа Новгородского, и Варлаама, архиепископа Ростовского. С грамотами, скрепленными подписями епископов и содержащими имена избранников, направился Патриарх Иеремия в царские палаты для представления их царю. Феодор Иоаннович выбрал святого Иова, которого за два года до того сам «понудил на великую митрополию». В царствование царя Феодора I Россия укрепилась на Балтике, победив Швецию в войне 1590-1595 годов. По Тявзинскому мирному договору 1595 года Швеция вернула России города и районы Новгородской земли, захваченные во время Ливонской войны: Ивангород, Корелу, Копорье и Ям. В первые годы царствования блаженного Государя продолжилось масштабное освоение Сибири, были основаны города: Белый город, Обдорск (Салехард), Сургут и Тары на реке Иртыш. В 1586 году основан острог Тюмень на месте татарского города Чимги-Тура, взятого Ермаком в 1581 году. В 1587 году отряд казаков под командованием Данилы Чулакова основал город Тобольск. В 1586 году у южных рубежей страны были заложены сторожевые крепости Самара и Воронеж. В 1589 году на Волге был основан острог Царицын. В июне 1591 года была отбита у стен Данилова монастыря последняя в истории России атака ордынского войска (хана Казы-Гирея) на Москву.

В 1586 году грузинский царь Александр обратился к царю Феодору Иоанновичу с тем, чтобы он принял Иверию под свое покровительство. Спустя два года митрополит Иов отвечал царю Александру, что русский царь «землю твою Иверскую взял в свое царское достояние под свою руку». Договор с Грузией, по которому последняя признала подданство русскому царю, был заключен, по всей видимости, в 1587 году. Царь и Патриарх неоднократно посылали в Грузию материальную помощь и духовные послания.

Летом 1590 года, исполняя именной указ святого Феодора, самарский воевода князь Григорий Осипович Засекин и служилый человек Федор Михайлович Туров совершили закладку города-крепости Саратова.

В период правления святого Феодора хозяйственная жизнь страны постепенным пошла на подъём, удалось преодолеть тяжелые последствия экономического кризиса 1570–80-х годов и неудачной Ливонской войны (1558 – 1583). Однако последние годы его царствования были омрачены трагедией: 15 мая 1591 года в Угличе подосланными убийцами, Осипом Волховым, Данилой Битяговским и Никитой Качаловым, был зарезан младший брат государя, святой царевич Димитрий, единственный наследник русского трона после бездетного Феодора. По факту гибели царевича было назначено следствие, представившее официальную версию происшедшего. Согласно этой версии, во время игры ножичком с царевичем случился припадок падучей болезни, и он упал на нож. Народная молва обвняла в подготовке убийства царского шурина Бориса Годунова, ходили слухи, что сам царевич спасся, а вместо него погиб другой ребенок. Все эти последствия угличской трагедии, наложившиеся на крайне тяжелые экономические условия, в которых оказалась страна к концу правления царя Бориса Феодоровича Годунова, привели в начале XVII века к многолетней Смуте в России.

Благоверный князь Феодор Иоаннович. Парсуна. Начало XVII века.

Царь Феодор скончался 7 января 1598 года. По свидетельству святого Патриарха Иова, в предсмертном томлении царь беседовал с кем-то незримым для других, именуя его великим Святителем, а в час кончины его ощущалось благоухание в палатах Кремлевских. Сам Патриарх совершил таинство елеосвящения и причастил умирающего царя Святых Христовых Таин. Феодор Иоаннович умер, не оставив потомства, и с его смертью прекратилась династия Рюриковичей на царском престоле в Москве. Погребен он был в Архангельском соборе Московского Кремля. Современник и близкий ко двору князь И. М. Катырев-Ростовский сказал о государе так: «Благоюродив бысть от чрева матери своея и ни о чем попечения имея, токмо о душевном спасении». По его свидетельству, в Царе Феодоре «мнишество бысть с царствием сплетено без раздвоения и одно служило украшением другому». Известный историк В. О. Ключевский так писал о святом Феодоре: «…блаженный на престоле, один из тех нищих духом, которым подобает Царство Небесное, а не земное, которых Церковь так любила заносить в свои святцы». Уже в наши дни, в статье, посвященной прославлению в лике святых Патриархов Иова и Тихона, архимандрит

Тихон (Шевкунов) отметил:

"Царь Феодор Иоаннович был удивительный, светлый человек. Это был воистину святой на троне. Он постоянно пребывал в богомыслии и молитве, был добр ко всем, жизнью для него была церковная служба, и Господь не омрачил годы его царствования нестроениями и смутой. Они начались после его смерти. Редко какого царя так любил и жалел русский народ. Его почитали за блаженного и юродивого, называли “освятованным царем”. Недаром вскоре после кончины он был занесен в святцы местночтимых московских святых. Народ видел в нем мудрость, которая исходит от чистого сердца и которой так богаты “нищие духом”. Именно таким изобразил царя Федора в своей трагедии Алексей Константинович Толстой. Но для чужого взгляда этот государь был другим. Иностранные путешественники, соглядатаи и дипломаты (такие как Пирсон, Флетчер или швед Петрей де Эрлезунда), оставившие свои записки о России, в лучшем случае называют его “тихим идиотом”. А поляк Лев Сапега утверждал, что “напрасно говорят, что у этого государя мало рассудка, я убежден, что он вовсе лишен его”".

МНЕНИЯ ИСТОРИКОВ

В дореволюционной историографии за началом XVII в. прочно закрепилось название «Смута», под которым понималось «общее неповиновение, раздор меж народом и властью». Однако происхождение и причины этого явления определялись по-разному. Современники событий, деятели церкви искали первопричины этих испытаний в духовной сфере, грехе гордыни, который явился искушением самовластья, соблазнившим православный народ. Согласно этой точке зрения, Смута – это кара за безбожную жизнь и одновременно мученический венец, давший народу возможность понять силу православной веры.

С.М. Соловьев считал Смуту результатом падения народной нравственности и борьбы казачества как антигосударственной силы против прогрессивных государственных порядков. К.С. Аксаков рассматривал Смуту как случайное явление, затронувшее интересы влиятельных людей, которые боролись за власть после пресечения династии Рюриковичей.

Н.И. Костомаров обратил внимание на социальные причины Смуты, показывая, что в ней повинны все слои русского общества, но главной причиной считал интриги папства, иезуитов и польскую интервенцию. В.О. Ключевский изучал в основном социальные аспекты Смуты. По его мнению, общество находилось в состоянии социальной неустойчивости из-за борьбы всех его слоев за лучшее для себя соотношение между обязанностями и привилегиями. С.Ф. Платонов тоже не рассматривал социальный кризис как причину и сущность Смуты. Он не считал определяющей для понимания этих явлений борьбу внутри господствующего сословия русского общества.

В советской историографии термин «Смута» не использовался. Этот период определялся как социальный конфликт, центральное место в котором занимали крестьянская война под предводительством И. Болотникова и иностранная интервенция.

В современной исторической литературе термин «Смута» используется достаточно широко, но в осмысление этих событий почти ничего нового, не привнесено если не считать попытку связать события начала XVII в. с идеей первого системного кризиса российского общества, по своему развитию похожего на гражданскую войну.

Поиск по сайту: