ОБРАЗОВАНИЕ ПАПСКОГО ГОСУДАРСТВА (VI—VIII вв.)

Короли, знать и большая часть остготского населе­ния исповедовали арианство. Остготские прави­тели опирались на крупное римско-готское земле­владение — как светское, так и церковное. Па­па римский по-прежнему округлял свои владе­ния, и короли-ариане никаких препятствий в этом отношении ему не чинили. Они, однако, далеко не безразлич­но относились к тому, кто будет избран папой. Так, в 498 г. кандидатами на папский престол были Симмах и Лаврентий. Первый являлся противником Византии и выступал против принятой там формулировки о двух природах Христа. Лаврентий, наоборот, ориентировался на императора и шел навстречу попытке смягчить приня­тую в 451 г. по этому вопросу формулу. Началась ожес­точенная борьба между двумя кандидатами и их при­верженцами, улицы Рима обагрились кровью. Симмах отправился к остготскому королю Теодориху в Равенну и, как утверждают, путем подкупа придворных добился своего «утверждения». Его антивизантийская линия совпадала с интересами Теодориха. В Риме же в это вре­мя был провозглашен папой Лаврентий (в списке пап — антипапа. 498 (501)—505). Вернувшись в Рим, Симмах (498—514) издал первый папский декрет о выборах (499г.).

Отныне при жизни папы без его ведома запрещалась всякая предвыборная агитация, чтобы предотвра­тить влияние светских лиц -на выборы. Из.декрета вытекало, что папе принадлежит право указать -желательного -ему преемника

Прежняя традиционная форма выборов «клиром и миром» была упразднена. На деле, однако, декрет 499 г. практического значения не имел. Так, в 526 г. король Теодорих высказал положительное суждение (judicium) об из­бранном папе Феликсе IV (III) (526—530) и устранил его соперника, как неподходящее лицо для столь важного по­ста. «Папская книга» (Liber pontificalis) открыто гово­рит о «приказании» Теодориха избрать Феликса («Папская книга» — собрание биографий пап до конца 687г. В даль­нейшем была продолжена до 1437 г.). Предшественник его, папа Иоанн I (523—526), был неугоден Теодо­риху, который поручил ему отправиться в Константино­поль и выхлопотать облегчение для ариан придунайских стран. Так как миссия эта Иоанну I не удалась, он был по возвращении в Рим брошен Теодорихом в тюрьму, где через несколько месяцев и умер. Характерно, что преемник Феликса IV (III), остгот по происхождению, «первый германский папа», Бонифаций II (530—532), пытался всту­пить в пререкания с королевской властью, но был вынужден публично признать себя виновным в оскорблении величества. Следующие папы при остготских королях также назначались. За свое утверждение папы, согласно закону 533 г., выпла­чивали остготским королям от 2 до 3 тыс. солидов; плата эта удержалась до 680 г.

В 532 г. римским сенатом был издан декрет о запре­щении подкупа папских избирателей. При этом сенат констатировал, что из церквей выносятся драгоценности и тра­тятся в целях подкупа избирателей. Остготский король Аталарих приказал префекту Рима вырезать этот декрет на мраморной доске и прибить ее к церкви св. Петра.

Борьба за папский престол имела не только личный, но и политический характер; арианское остготское королев­ство стремилось укрепить и создать прочную базу в Италии, Византия же мечтала о воссоединении империи. Папа, назна­чаемый остготским королем, оказывался в затруднительном положении и потому, что Византия отвергала римскую формулу двух естеств в Христе, склоняясь к монофизитству.

Папе Агапию I (535—536), отправившемуся в Константи­нополь, удалось склонить императора Юстиниана и констан­тинопольского патриарха Меннаса к формальному заявлению о том, что они, полностью отвергая распространенные в восточной половине империи формулировки о природе Христа и монофизитское истолкование истинного вероучения, целиком стоят на точке зрения Халкидонского собора 451 г. и признают лишь формулу единородного Христа в двух естествах.

Так, казалось, было восстановлено единство испо­ведания веры и признание примата за папой Агапием. Он должен был приехать в Константинополь для руководства собором с целью окончательного провозглашения принятого в Халкидоне символа веры. Смерть Агапия не дала ему возможности руководить предстоящим собором.

Император послал в Рим своего кандидата на папский престол. То был Вигилий, личный друг и секретарь умер­шего Агапия. В Италии в это время началась война между Византией и Остготским королевством. Короля Теодагата отнюдь не привлекал ставленник Византии, и еще до при­езда Вигилия папой был «избран» Сильверий (536—537). Его избрали с нарушением канонических правил. Как уве­ряет «Папская книга», в ход были пущены одновременно подкупы, угрозы и даже суровые наказания «непокладистых» людей.

Между тем военное положение Рима резко ухудши­лось. Король -Теодагат бежал, в городе не было желания долго сопротивляться наступавшей византийской армии, и Сильверий вступил в тайные переговоры с полководцем Велизарием и открыл ему ворота в тот момент, когда рим­ский остготский гарнизон уходил из Рима через другие во­рота. Положение Сильверия было тем труднее, что новый остготский король Витигес осадил Рим, в котором начался голод, и умиравшие люди искали виновников своих бедствий. Агенты Вигилия во всем обвиняли «готского» папу Сильверия. То обстоятельство, что он изменил Теодагату и сам впустил Велизария в Рим, не могло помочь Сильверию. Тот, кто раз изменил готам, говорили в Риме, может изменить и византийцам. В Риме упорно распространялся слух, что Сильверий вел тайные переговоры с новым остготским королем Витигесом. Под влиянием возмущенного народа Сильверий был смещен и отправлен в Патару (Малая Азия). Велизарий же провел на папский престол Вигилия (537—555).

Остготский король Витигес не смог довести до благо­получного конца осаду Рима и в конце концов попал в плен к Велизарию. Остготы считали его изменником, и на престол вступил Тотила (541—552), использовавший в этот момент революционную борьбу рабов и колонов, которые выступили против гнета крупных землевладельцев. Тотила отвоевал потерянные области и вступил в 546 г. в Рим, откуда спешно эмигрировали в Византию имущие элементы, опа­савшиеся «тирании черни». Среди бежавших был и папа Вигилий. Он скрывался сначала в Сицилии, а затем в течение 10 лет находился в Константинополе, где одобрил ряд мер в пользу монофизитов, считавшихся до того папским Ри­мом еретиками.

Цезарепапизм Юстиниана и превращение папы в ору­дие императора вызвали недовольство в Италии, Африке и Галлии. Стали открыто говорить о церковном отделении Запада от Востока. В страхе перед расколом Вигилий из­менил позицию и выступил против монофизитства. В ответ Юстиниан распорядился вычеркнуть Вигилия из диптиха, т. е. из списка лиц, достойных особого уважения церкви. Вигилий дважды писал покаянные письма и получил от Юстиниана разрешение вернуться в Рим, но по дороге он скончался в том самом 555 г., когда пало Остготское королевство и Италия на короткое время стала частью Византийской империи.,

Юстиниан отправил из Константинополя в Рим диако­на Пелагия, чтобы его «избрали» папой. Полководец Нарсес, заменивший Велизария и являвшийся фактически дик­татором Рима, в точности исполнил волю Юстиниана.

Однако в течение десяти месяцев не нашлось духовного лица, готового посвятить «избранного» Пелагия; наконец, два пресвитера уступили воле Нарсеса, и Пелагий стал «законным» папой (556—561). Окруженный солдатами, Пелагий I предстал перед народом, с «удовлетворением» принявшим к сведению заявление нового папы о том, что он никакого зла не причинил Вигилию и что последний «в бозе почил так, как и его предшественники». Молва, однако, обвиняла его не только в аресте Вигилия, но и в смерти его, и даже до настоящего времени такие «благо­честивые» историки, как Зеппельт и Девриес, не хотят признать непричастность Пелагия к гибели Вигилия. Это объясняется, вероятно, тем, что ряд епископов в Италии вычеркнул имя Пелагия I из диптиха, и папа, несмотря на всякие заверения о независимости от монофизитского императора, не мог добиться внесения себя в список «за­служенных деятелей церкви».

Еще сильнее было недовольство папой в Галлии. Франкский король Хильдеберт I потребовал от Пелагия разъяснения о христианской религии. Собственноручный ответ папы вызвал нападки на «хамелеона» Пелагия, и митрополиты Милана и Аквилеи заявили о своем выходе из «римской церкви». Начались взаимные отлучения от церкви. В разгаре этих событий Пелагий умер, и импера­тор Юстиниан поспешил издать распоряжение, чтобы после избрания нового папы до его посвящения требовалось, в качестве предварительного условия, императорское утвержде­ние. Тем самым глава западной церкви был приравнен к патриархам восточной части империи.

При ближайших преемниках Пелагия I лангобарды за­няли равнину р. По и там обосновались. За исключением Равенны, лангобарды овладели всеми землями севернее Рима. Южнее его они образовали в- 573 г. самостоятельные герцогства Сполето и Беневент. Рим оказался почти отре­занным от остальных частей Италии, и в нем свирепство­вал голод. Константинополь, занятый войной с Персией, не оказывал помощи Риму. В это время на папский престол был избран Пелагий II (579—590), пытавшийся вступить в переговоры с франкским королем для борьбы с арианами-лангобардами. Союз этот особенно одобрял император Мав­рикий (582—602), и хотя франкскому королю Хильдеберту II в 584 г. удалось несколько облегчить тяжелое положение Северной Италии, но лангобарды все же про­двигались вперед. Тогда римский папа изменил позицию и склонился к мирным переговорам с лангобардами, в то вре­мя как императорская власть из Константинополя требова­ла решительной борьбы с «проклятыми арианскими пришельцами», будучи не в состоянии послать на помощь Италии ни одного солдата.

Растущие политические претензии папства имели в своей основе все более укреплявшуюся материальную базу в виде значительных земельных владений, становившихся церков­ной собственностью. Под высокую руку папы спешили стать те, кто хотел купить себе за земную мзду вечное блаженство на небе. Римская епископия вскоре сосредоточила в своих руках богатейшие земли в разных частях Италии, в особен­ности в окрестностях Рима и на острове Сицилия.

Но не только Италия одаривала папу своими богатства­ми; ее примеру следовали Галлия, Далмация и даже далекие Африка и Азия. Дарители, однако, искали не только «небес­ного спасения», но и земного у того, кто являлся «замести­телем Христа». Благодаря своему влиянию и богатству папа мог оказывать помощь тем, кто отдавал ему свою землю, защищать их от чрезвычайных налоговых притесне­ний императорских чиновников.

Это «покровительство» выражалось, в частности, в том, что попавший в нужду или страдавший от налоговых, воен­ных и других тягот крестьянин обращался за помощью к цер­кви и за полученную «помощь» должен был превратить свой участок земли как бы в арендованный у церкви участок, с которого отныне он ей платил ежегодно определенную сумму деньгами или продуктами. После смерти крестьянина этот участок земли переходил в руки церкви. Она могла сда­вать наследникам крестьянина в аренду «свой» участок.

Покровительствуемый церковью крестьянин назывался пре-каристом (от латинского слова praeces — «просьба»), он «держал» эту землю на «прекарном» праве. Развитие фео­дального общества, поглощавшее мелкого крестьянина, тол­кало его в объятия церкви, и прекаристы стали все растущей прослойкой в раннем средневековье. Сама церковь распоря­жалась огромными землями, сажала прекаристов на свои участки, и проявляла большую инициативу в деле «оказания помощи беднякам», поскольку ее земельные доходы цели­ком зависели от обработки этих земель теми же бедня­ками.

Многочисленные земельные участки, поступавшие в рас­поряжение папы, объединились в папскую вотчину (patrimonium), большая часть которой находилась на острове Сицилия. Сицилийская вотчина насчитывала 400 крупных земельных участков, которые в свою очередь состояли из более или менее значительного количества мелких хозяйств.

Сложный управленческий аппарат папских вотчин со­стоял почти исключительно, в особенности в своей верхушке, из лиц духовного звания, возглавляемых ректором, зачастую занимавшим одновременно и какую-либо епископскую ка­федру. Постепенно из управленческого аппарата были окончательно вытеснены светские лица, и клирики (духовные лица) разных степеней стали не только ведать вотчинными делами, но и наблюдать за жизнью отдельных епископств и дерквей.

Находясь в прямой зависимости от папского назначе­ния, эти лица являлись орудием римского епископа и, орга­низуя папские вотчины, укрепляли вместе с тем власть и авторитет папы во всем христианском мире. И чем богаче становился Рим, тем больше разбухал его управленческий аппарат, тем шире -становилось влияние папы, благодаря находившимся яа его службе клирикам, жязненно заинтересованным в.материальном могуществе папского п рестола.

Эта материаяьная заинтересванность у крепляла веру в жизненность папской церковной системы. Клирики становились пропагандистами гегемонии римского єпископа, его верховенства, «примата папы».

Папские вотчины обрабатывались крестьянами, в огром­ном большинстве принадлежавшими к «вечным» полусвобод­ным арендаторам, так называемыми колонами, которые несли натуральные повинности и исполняли барщинные работы. Общая тенденция папского хозяйства сводилась к тому, чтобы избегать посредничества крупных аренда­торов и вести обработку земель с помощью этих колонов, а также мелких арендаторов, которые по условиям работы мало чем отличались от колонов. Доля их платежей «на­всегда» была зафиксирована папой Григорием I (590—604).

Церковь нуждалась в колонах и противилась их освобож­дению. Так, собор 590 г. в Севилье запретил священникам освобождать колонов, чтобы не допустить утечки церковной земли. В духе этого постановления Толедский собор в самом конце VI в. объявил лишенными силы все акты освобождения крестьян, если священники при этом освобождении не пере­дали церкви соответственных земельных участков. Мало того, собор в Лериде, подтвердив это постановление и придав ему характер канонического закона, осудил практику даро­вания священниками свободы колонам, во избежание того, чтобы монахи и священники сами не занимались «неподходя­щим» крестьянским трудом.

Отныне даже богатый священ­ник, имевший возможность компенсировать церковь за освобождение колона, должен был помнить, что церковная земля нуждается в работниках, замещать которых вовсе не к лицу священнику или монаху. Запрещая освобождение своих колонов, церковь сочувственно относилась к тому, чтобы светские лица давали своим людям свободу и тем самым предоставляли церкви необходимые ей рабочие руки. Освобожденные становились под ее покровительст­во, т. е. подлежали юрисдикции церкви, которая извлекала очень существенную выгоду из этой юрисдикции, в особен­ности в более позднюю пору, в связи с развитием сеньориального права.

Платежи колонов носили главным образом натураль­ный характер. Но колоны должны были помимо натуральных повинностей нести и денежную, так называемую пенсию. Из писем папы Григория I видно, что колоны острова Капри помимо вина и хлеба платили пенсию в размере 109 золотых солидов в год. На платеж пенсии мелкими кре­стьянами указывают их частые жалобы на действия пап­ской администрации, которая при взыскании пенсии счи­тала 73 золотых солида в фунте вместо 72, обманывая таким образом крестьян на один солид на каждом фунте.

Пенсию должен был платить всякий поселившийся на папской земле, хотя бы он и не занимался земледелием.

Каков был доход папских вотчин, сказать трудно ввиду отсутствия точных данных; приходится ограничиваться лишь случайными сведениями, разбросанными в сохра­нившихся отчетах и письмах разных ректоров к папам и в ответах последних. Так, в середине VI в. плодородная вотчина в Пиценуме ежегодно давала папству 500 золотых солидов; вотчина в Галлии приносила в следующем столе­тии 400 таких же солидов. По словам византийского лето­писца Феофана, император Лев III Исавр (717—741), отняв у папы вотчины в Сицилии и Калабрии, повысил свои доходы на 3,5 золотых таланта. По словам немецкого историка Гризара, 400 сицилийских участков, коими владел папа до конфискации их у него Львом Исавром, приносили государ­ству 1500 солидов в виде налога, а после конфискации они давали казне 25 тыс. солидов.

О больших доходах папского двора свидетельствуют и те расходы, о которых упоминается в документах.

Особенно велики были суммы, выплачивавшиеся папами лангобардским королям. Известно, что за 12 лет своего правления папа Пелагий II внес в лангобардскую казну Около 3 тыс. фунтов золота.

Григорий I также расходовал огромные суммы на оборону города от лангобардов и на выкуп захваченных ими плен­ных. В 595 г. он писал в Константинополь императрице Констанции: «Сколько ежедневно выплачивается римской церковью за то, чтобы иметь возможность жить (городу Риму) посреди врагов,— нельзя и сказать. Коротко могу сказать, что так же, как благочестивый император содержит в Равеннской области при главном войске Италии казначея (sacellarius), который должен производить ежедневные рас­ходы по нужным делам, так же и здесь в Риме я состою императорским казначеем по таким же делам».

По другому известию, этот же папа выдавал ежегодно 80 фунтов золота для 3 тыс. монахинь, насчитывавшихся в это время в Риме.

Огромные средства, которые получала папская казна со своих многочисленных земельных участков, давали папству возможность выступать в качестве важной эконо­мической силы.

Из папских владений в разных частях Италии сухо­путным и морским путем доставлялись в Рим огромные партии хлеба и всяких иных сельскохозяйственных продук­тов, а также разнообразных товаров, которые складывались в большие церковные амбары, известные под названием «горрей».

Чем больше приходила в упадок императорская власть и чем больше она выпускала из своих рук бразды правления, тем большее значение приобретали папские горрей и тем большую роль играли они в повседневной жизни Рима. 1-го числа каждого месяца из горрей выдавались хлеб, вино, сыр, овощи, мясо, ветчина, рыба, масло, предметы одежды и даже предметы роскоши. Папская канцелярия вела особый список лиц, имевших право на получение продуктов и това­ров из горрей, причем в список попадали жители не только Рима, но и других городов Италии. Помимо продуктов папская канцелярия выдавала и деньги.

Паразитический Рим нуждался в «покровителе», и если некогда, при существовании сильной централизованной власти, роль «покровителя», раздававшего за счет покорен­ных провинций хлеб и устраивавшего зрелища, брало на себя правительство, то теперь государственные функции в Риме все более переходили к папству, являвшемуся наибо­лее крупной экономической силой, опиравшейся на эксплуатацию папских колонов.

Постепенно папство заменило государственного продовольственного префекта Рима. Гражданская власть уступила папству право взимания натуральных повинностей в целом ряде местностей Италии. В папские горрей стали отныне сво­зить государственные натуральные подати, и отсюда же получали продукты солдаты и чиновники, которые свыкались с мыслью, что их труды оплачивает и их кормит не государ­ство, а римский епископ. Если в течение некоторого времени параллельно функционировали государственные и папские горрей, то постепенно первые стали вытесняться вторыми. Даже выдача денежного жалованья оказывалась не по си­лам приходившему в упадок государству, и римский епископ становился своеобразным казначеем, выплачивавшим граж­данским и военным чинам причитающееся им жалованье. Нуждаясь в деньгах, светская власть обращалась к папам за займами, в большинстве случаев полупринудительного характера, взамен чего к папской канцелярии перешло право взимания денежных налогов. Отныне представитель папы исполнял обязанности податного чиновника, и страна все более свыкалась с тем, что римский епископ выполняет функции правительственной власти. В руки папы стала переходить администрация столицы, снабжение города водою, охрана городских стен и т. д. '

Время от времени папство даже создавало более или менее крупные военные отряды, приходившие на помощь правительственным войскам в их борьбе с многочисленными врагами империи. Нередко папы самостоятельно заключали договоры с враждебными Византией силами или становились посредниками между боровшимися сторонами, играя, таким образом, все более значительную политическую роль в жизни дряхлевшей империи.

Эту роль папство использовало для упрочения своего религиозного влияния не только внутри Италии, но и далеко за ее пределами. В награду за помощь ряд западных епископов добровольно стал под руководство Рима, и папа приобрел власть, с которой не смог сравниться никакой дру­гой епископ. Представители папы — так называемые вика­рии — посылались им в Галлию, Англию и Иллирию, и везде голос Рима был слышен при рассмотрении не только церков­ных вопросов, но и таких, которые имели лишь очень отда­ленное отношение к церкви.

Викарий (обычно архиепископ) носил особый белый широкий шерстяной воротник с тремя вышитыми шелком крестами — так называемый паллий, символизировавший пастыря, несущего на плечах овцу. Первый паллий был выдан в 513 г. арльскому епископу. Постепенно установился обычай, что каждый архиепископ должен получать от папы паллий. Об этом было торжественно объявлено в 707 г. папой Иоанном VII. За паллий папа взимал определенную сумму, а получивший его архиепископ или.митрополит приносил присягу верности папе. Переход архиепископа с одной ка­федры на другую влек за собой необходимость повторной покупки паллия. Вручение папой паллия было внешним выражением той силы — экономической и политической, какую приобрел римский епископ за пределами непосредст­венно подчиненной ему области.

Разложение римского рабовладельческого общества и зарождение феодальных отношений приводили к утрате городами их политического и экономического значения. Город хирел, расцветали поместья и виллы. Занятие город­ских должностей, некогда привлекавшее знатных и богатых, как ступень к высшей государственной службе, с переносом центральной власти в Константинополь и с прекращением в Риме деятельности сената потеряло для аристократии значение, и началось переселение ее в деревню.

Связь между отдельными частями империи рвалась: Восток жил отдельной от Запада жизнью. Зимой сообщение между Константинополем и Римом почти прекращалось; больше двух раз в год трудно было сообщаться новой столице со старой, и даже утверждение нового папы императором по­долгу задерживалось. Так, после избрания Целестина (422— 432) прошло полтора года, пока константинопольский импе­ратор утвердил нового папу. Не менее заметно рвалась и ду­ховная связь: греческий язык забывался в Италии; рели­гиозные и философские учения Малой Азии не доходили до Рима, и влияние «варварских» германских народов ста­новилось на Западе все заметнее.

Италия, в особенности северная и центральная части ее, с Римом во главе совершенно отрывалась от Византии, а в «лихолетие» осады Рима лангобардами имела место попытка Италии путем восстания отделиться и формально от Константинополя. Попытка эта, по-видимому, исходила от солдат, долгое время не получавших жалованья.

Однако повстанцы, ряды которых состояли помимо сол­дат из беднейших городских элементов и обезземеленных крестьян, встретили сильнейший отпор со стороны итальян­ского духовенства с папой во главе. С помощью своих колонов церковь подавила восстание под предлогом, что лангобарды станут хозяевами Италии, если византийская власть будет свергнута.

В действительности же церковь боялась за свои богатства: как раз в момент восстания папа Григорий I требовал не­укоснительного платежа крестьянских налогов. Восстание, подавленное не столько силами Византии, сколько римским духовенством, показало лангобардам, давно зарившимся на итальянские земли Византийской империи, ее беспомощ­ность. Неудивительно поэтому, что они продолжали свои за­воевания, тем более что население Италии, терпевшее от тяжких налогов империи, не оказывало сопротивления ланго­бардам.

Даже Рим, в лице папы Григория I, неоднократно откупался от лангобардов крупными суммами денег: так, в 598 г. он внес «варварам» 500 фунтов золота — это был далеко не единственный случай подобного спасения Рима от лангобардской опасности. Отдельные императорские гар­низоны, немногочисленные и разбросанные по городам, были совершенно недостаточны для защиты от лангобардов, и в стране стали возникать пограничные военные поселения с маленькими крепостями.

Военные поселения образовывались на земле крупного землевладельца, и последний обычно становился (вначале «выбирался») трибуном, управляющим поселением. Посте­пенно вся власть — не только военная, но и судебно-админи-стративная — перешла из рук византийских чиновников в руки крупных землевладельцев. Так как церковь владе­ла огромными землями, то и епископы становились трибуна­ми, приобретая права и обязанности последних.

Являясь крупными земельными магнатами, владения которых находились во многих местах, папы все более под­черкивали свои притязания на власть во «всей церкви», име­нуя себя «консулами бога», «рабами рабов божьих», которым передана забота о всех христианах. Это неизбежно сталкивало папу с империей.

Григорий I не хотел мириться с при­вилегированным положением константинопольского патриар­ха и претендовал на право принимать апелляцию на него. С этой целью он подстрекал антиохийского и александрий­ского епископов к сопротивлению распоряжениям константи­нопольского патриарха. Папы отрицали титул «вселенский», присвоенный «вопреки всем законам» патриархом столицы империи, и убеждали византийского императора удалить из церкви этот «безбожный и гордый титул», заявляя, что может существовать лишь титул «верховного епископа», на который законно претендует лишь один римский епископ, являющийся главой всей церкви, в качестве прямого преем­ника апостола Петра.

Григорий I своими сочинениями и, в частности, своей популяризацией идей «блаженного» Августина оказал боль­шое влияние на средневековую мысль. У Августина папство заимствовало идею о том, что «церковь христова» целиком и полностью сливается с «истинным Римом» — «мировой божьей державой»; Рим же олицетворяется римской кафед­рой, созданной «князем апостолов», который претерпел мученичество в Риме.

В богословских сочинениях Григория I повторяются гру­бые мистические идеи Августина, его суеверные представления о происхождении мира, о небе, земле и боге. Они были объявлены истинной верой, обязательной для всех христиан, подобно «продиктованному святым духом священному писанию».

Григорий I и его преемник навязывали верующим мысль о том, что церковной службой — мессой — церковь воздействует на бога, помогая людям освободиться от грехов и «спастись».

Это воздействие на бога происходит якобы в силу особой «благодати», которой располагает духовенство. Кроме благо- ' дати для спасения нужна еще помощь Христа, ангелов и святых. Посредниками в этом случае являются опять-таки епископы. Нужны также и «добрые дела» самого человека, который за каждый грех должен принести богу «уничтожаю­щую вину жертву».

Из добрых дел на первое место папство выдвигало милостыню, т. е. дарения в пользу церкви, чего Григорий I, со свойственной ему исключительной хозяйствен­ностью, никогда не забывал в своих многочисленных пропо­ведях и письмах. В подтверждение действительного умения церкви «спасать грешников» приводились всевозможные «чудеса», которые, особенно со времени Григория I, стали непременным аргументом и неотъемлемой частью всех ка­толических рассказов и поучений.

Многочисленные сочи­нения Григория I приобрели в зависевших от папства церк­вах силу божеских законов, и всякое отступление от них сурово каралось — на первых порах преимущественно духовно, а впоследствии — материально и телесно. Церковь воспитывала свою паству в невежестве и рабстве, угрожая за уклонение от церковной догмы самыми страшными му­чениями. Более действенным же средством воспитания ве­рующих, чем потусторонние кары, были кары земные. Жесто­ко расправляясь с уклоняющимися от церковных догматов, папство все сильнее выдвигало значение духовенства, един­ственного и исключительного обладателя «благодати», резко отделяющегося от массы мирян, не могущих непосредственно приобщаться к богу, так как они не обладают этой благо­датью. Положения Августина, что «нет спасения вне церкви» и что тот, «кто не признает церковь своей матерью, не при­знает Христа своим отцом», получили новое, расширенное толкование.

Жалкая и «испорченная» народная масса, не входящая в состав избранного духовного сословия, обречена на «несчастную необходимость грешить» (misera necessitas peccandi). От этой необходимости может спасти лишь церковь в лице духовенства, которому, естественно, и должно при­надлежать первенствующее место во всем мире. Претензии на «примат» духовного начала над светским сказываются уже в претенциозных заявлениях VI—VII вв., когда папство еще не чувствовало себя достаточно сильным и считало себя счастливым под игом империи. В письмах даже Гри­гория I еще отражается покорность папства империи, внеш­ним выражением этой покорности было прибавление слова «благочестивый» к имени каждого императора. С течением времени, однако, окрепшие папы вступили во имя своего верховенства в борьбу с императорами и открыто отрицали принцип равноправия духовного и светского начал.

Подобно отдельным светским феодалам, дравшимся между собою за власть, за богатство, за первенство, папство подрывает могущество светской власти и с ожесточением ополчается против равноправия двух сил, духовной и светской, которому не должно быть места там, где провозглашена «христиан­ская республика», поглощающая, разумеется, государство.

Ссылаясь на Августина, Григорий І в обращении к импе­ратору говорит, что «земная власть служит небесной» и что христианское государство должно быть прототипом идеаль­ного царства божьего (civitas dei).

Изгнание из «божественного» мирового порядка «дву­главого чудовища» и подчинение всего христианского мира принципу единства становится со времени Григория I главной задачей папства.

Нашествие лангобардов в 568 г. на Италию завершает движение «варварских» племен. Однако, речь идет об участии в этом завоевании германцев, а не славян, которые и после них еще долгое время нахо­дились в движении. Уже в царствование Ираклия (610— 641) Византия стала подвергаться опасности со стороны Балканского полуострова, откуда успешно наступали сла­вянские племена. Почти одновременно восточные окраины империи стали испытывать давление ее восточных соседей, сначала иранцев, а затем и арабов. Непрекращающиеся дворцовые перевороты, частая смена императоров, религиоз­ная и социальная борьба внутри феодализирующегося общества, порабощение мелких крестьян-собственников и общинников крупными землевладельцами — все это под­рывало силы Византии, и к началу VIII в. могло казаться, что она станет легкой добычей арабов. В 716 г. арабы проникли в Галатию и достигли Черного моря, а через год при халифе Омаре II они уже находились у стен Константино­поля. Началась его осада. В этот момент государственный переворот поставил во главе империи Льва III Исавра (717—741), выдающегося полководца, сирийца по проис­хождению. В полусемитических окраинах Византии росло недовольство религиозной политикой империи. Это не­довольство приняло форму борьбы с иконопочитанием. В народных массах пользовалась успехами проповедь павли-киан, призывавших к борьбе против почитания икон. Глав­ной причиной недовольства была борьба за землю между государственной властью и богатыми монастырями, сильно округлившими свои владения начиная со второй половины VI в.

Империя, существованию которой угрожала смертель­ная опасность, могла найти спасение лишь с помощью новых военных контингентов, что требовало и новых обширных земельных раздач. Ростом монастырского землевладения была недовольна также и часть белого духовенства. Лев III Исавр опасался, что под влиянием этого недовольства кре­стьяне окраин перейдут на сторону вторгшихся мусульман, так как крестьяне глубоко ненавидели угнетавших их мона­хов, бывших ядром партии иконопочитателей (иконодулов). Лев III Исавр начал борьбу с иконопочитанием. Не только было убрано множество икон, но преследовались монахи, ко­торых в империи было свыше сотни тысяч.

Монашество в своих огромных владениях пользовалось разными привилегиями, данными им еще при Юстиниане специальными грамотами (в Византии они назывались хрисовулами). Из этих привилегий особый ущерб интересам государства наносило освобождение монастырской земли от податей и так называемая экскуссия, т. е. изъятие из-под его власти тех или иных земельных владений.

Монахи настолько усердствовали в деле распростра­нения икон, что Константинополь, по словам одного иностран­ца, попавшего в византийскую столицу, представлял собою «ковчег, полный мощей и иных религиозных реликвий».

Официальное объявление эдикта 726 г. против икон повлекло за собою и первых «мучеников» «святотатствен­ной» политики Льва III Исавра. Эдикт запрещал поклоне­ние иконам, считая его идолопоклонством. Через два года Лев III издал новый эдикт, коим предписывалось снять все иконы и изображения святых. Патриарх Герман, отказавшийся исполнить императорское приказание, был смещен. Однако одними религиозными реформами нельзя было бо­роться против внешнего врага, и правительству пришлось принять ряд других мер, в первую очередь финансовых.

Получение налогов из Италии в силу развития в ней фео­дальных начал сопровождалось большими затруднениями, и правительство, в фискальных -целях, решило бороться с наиболее опасными проявлениями сепаратизма. При этом были обложены податями все землевладельцы и была прове­дена частичная конфискация земель, коснувшаяся прежде всего церкви. Сильно пострадал папа, у которого правитель­ство Льва III Исавра отняло вотчины в Сицилии и Калабрии, где еще сильна была власть Византии. Мало того, из-под власти папы были изъяты Иллирия и Балканский полуостров, и церковная власть над ними перешла к констан­тинопольскому патриарху. Это нанесло папству огромный материальный и моральный ущерб. В ответ папа Григо­рий II (715—731) осудил Льва III как еретика и стал ока­зывать помощь всем недовольным мерами императора, а в 732 г. Григорий III (731—741) созвал собор, который осудил иконоборчество. В своей иконоборческой политике Лев III опирался в значительной мере на часть закрепощен­ного крестьянства. В частности, особенное недовольство выражали германские (и славянские) элементы крестьян­ства, которые «сумели спасти и перенести в феодальное государство осколки настоящего родового строя в форме общины — марки и тем самым дали угнетенному классу, крестьянству, даже в условиях жесточайших крепостниче­ских порядков средневековья, локальную сплоченность и средство сопротивления».

Кроме крестьян на стороне Льва III оказалась солдат­ская масса, которая состояла в большей своей части из мел­кого и разоряющегося крестьянства и получила в виде воз­награждения в собственность небольшие участки. Особое значение, в смысле привлечения на сторону Льва III полу­крестьянских и крестьянских элементов, сыграл сборник законодательных актов «Эклога», регулировавший, в частно­сти, отношения между земельным собственником и аренда­тором и половником-крестьянином и ограничивавший круп­ное землевладение. Этот удар по крупному землевладению вызвал страх и среди итальянской знати — одинаково как светской, так и духовной — и поднял ее против правитель­ства Льва III Исавра. Его иконоборческую политику эта знать демагогически использовала для прикрытия истинных причин своего недовольства.

Император Лев III был объявлен святотатцем и еретиком, стремящимся искоренить «истинную религию».

Снова, как в дни солдатского восстания, организовалась партия, стремившаяся к осуществлению этой задачи. «Нацио­нализм» этой партии, однако, не мешал ей вести переговоры с лангобардским королем (менее всего олицетворявшим «итальянский национализм») в целях совместной борьбы против «чужеземной» Византии. Подлинными руководите­лями движения были папа, епископы и крупные земле­владельцы, интересам которых угрожали финансово-полити­ческие мероприятия Льва III.

Ряд западных церквей, и в особенности монастырей, за­нимавшихся изготовлением и продажей разных икон и заин­тересованных в энергичном подавлении иконоборческих мер «святотатственных» императоров, превозносил спаситель­ные действия «римского наместника Христа». Все это под­готовляло на Западе благоприятную почву для создания единой западной церкви, находящей своего «естественного» защитника в лице ее главы — римского епископа. > Большое значение имело выступление папы Адриана I на Никейском соборе 787 г., где он добился осуждения иконо­борчества. В немалой степени этому способствовало то обстоятельство, что византийской императрицей после крат­ковременного царствования Льва IV стала его жена Ирина, всецело оказавшаяся под влиянием иконопочитателей. Она охотно подписала принятые собором 787 г. каноны. Ей-во всем потворствовал новый патриарх Тарасий, ярый противник иконоборцев. Однако армия, являвшаяся до того опорой императоров-иконобордев, свергла Ирину с престола. С нею прекратила свое существование Исаврийская династия.

Притязания палы Адриана на возвращение ему отнятых императором Львом земель были оставлены без внимания. На Западе же авторитет паны в результате борьбы с Византией еще более укрепился.

Церковный престиж папы усилился также вследствие его борьбы с адопцианством – ересью, проникшей под влиянием арабов в Византию, на Задад, в Испанию. Суть е состояла в утверждении, что Христос по своей человеческой природе был сыном божьим только по усыновлению (adoptio). Во главе адопциан стояли два испанских епископа: толедский Элипанд и вскоре к нему присоединившийся ургельский епископ Феликс.

Адопцианская ересь была воспринята как занесенная арабами в Испанию «зараза». Карл Великий, во владениях которого ересь эта тоже стала заметно распространяться, видел в адопцианах опасный элемент, ослаблявший сопро­тивление арабским завоеваниям в Европе. Папа, заинте­ресованный в дружбе с Карлом, резко осудил это еретическое движение. У папы на Пиренейском полуострове были обшир-'ные территориальные владения, которые в случае победы ' адопциан были бы для него потеряны. Потеря эта была бы для папства тем чувствительнее, что оно распоряжалось в значительной степени молодой испанской церковью и собственной властью назначало там епископов. Неудивитель­но поэтому, что папа Адриан энергичным образом настаивал на созыве собора с целью отлучить от церкви адопциан и разослал послания к итальянским, франкским и испанским епископам, побуждая их не складывать оружия перед врагом.

На соборе 792 г. в Регенсбурге адопцианизм был при­равнен к несторианству, и епископ Феликс принужден был отказаться от ереси, сначала перед собором, а потом в Риме перед папою. Однако вскоре Феликс вернулся к ереси; потребовались два новых собора для осуждения адопцианизма. В борьбе против адопциан укрепился союз между папой и франкским королем, и папа приобрел в глазах за­падного духовенства славу верного защитника «истинной религии». Так папство во второй половине VIII в. завоевало себе прочное положение и предстало одновременно в образе борца за «национальные» интересы Италии и за «чистоту христианской веры».

Несмотря на острую борьбу, разгоревшуюся между Ри­мом и Византией из-за иконоборчества, папство не могло думать о полном разрыве с империей: близкое соседство лангобардов не переставало тревожить Рим. Казалось, что папству необходимо было готовиться к войне против ланго­бардов. Однако ненависть землевладельческой аристократии и монашеской клики к политике Исаврийской династии была настолько велика, что папы предпочитали вступать в перего­воры с арианами-лангобардами, чем идти на какой-либо компромисс с византийскими иконоборцами. Папы Григо­рии II и Григорий III предпочли внести крупные денежные суммы лангобардскому королю Лиутпранду (712—744) и даже уступить ему часть своей территории.

За спиной Константинополя начались тайные дипломатические сноше­ния между Римом и Павией, лангобардской столицей. Когда же папа убедился, что плодами его победы над византий­скими силами в Италии может воспользоваться лангобардский король, он вступил в переговоры с Византией. Перего­воры умышленно затягивались Римом; он мечтал о том, чтобы создать какую-либо третью силу. которую можно было бы поочередно направлять то на Византию, то на лангобар­дов и тем сохранить свою собственную независимость, а также интересы крупного землевладения в Италии — как светского, так и церковного. Под сенью такой третьей силы спокойно жила бы итальянская земельная знать, от имени которой и выступало папство. Такой силой казалась папству франкская монархия.

К франкскому королю Пипину Короткому (741—768), незаконно захватившему власть, отправился папа Стефан III (752—757). По выражению французского церков­ного историка Дюшена, у этого папы были две души: с одной стороны, он был византийским подданным и должен был за­щищать интересы своего императора против варваров — лан­гобардов, с другой — он стремился к освобождению крупного землевладения Италии от всякого вмешательства со стороны Византии и стоял за «независимость» Рима от всякой инозем­ной власти.

На деле же Стефану III пришлось договариваться с Пипином о защите Рима и от византийцев, и от ланго­бардов. Эта защита была выгодна и франкским крупным землевладельцам, заинтересованным в том, чтобы не до­пускать упрочения в Северной и Центральной Италии ни лангобардов, ни византийцев. На совете франкской земель­ной аристократии в Керси на Уазе идея защиты «дела свя­того Петра и святой римской республики» была встречена сочувственно. Король Пипин обещал щедрые награды за участие в войне против лангобардов, и в 754 г. при Сузе франки одержали над ними победу.

Между тем папа Стефан III в целях укрепления союза с франками торжественно венчал Пипина королевской короной и запретил франкам на будущие времена под страхом отлучения от церкви выбирать королей из другой семьи помимо той, «которая была возведена божественным благо­честием и посвящена по предстательству святых апостолов руками их наместника, суверенного первосвященника».

Отныне Пипин стал «божьим избранником», «помазан­ником бога». Так начался союз между франкским троном алтарем. Трон получил «божественную» основу, алтарь же устами Стефана III требовал за это вознаграждения. франкский король Пипин, одержавший победу над ланго­бардами, торжественно передал папе отнятые у них земли. Этот «Пипинов дар» (756 г.) представлял собою значитель­ную территорию. В ее состав входили: равеннский экзархат (включавший в те времена также Венецию и Истрию), Пентаполис с пятью приморскими городами (ныне Анкона, Римини, Пезаро, Фано и Сенегалья), а также Парма, Реджио и Мантуя, герцогства Сполето и Беневент и, наконец, остров Корсика. Что касается Рима и его области, то он не был в руках лангобардов, не был, следовательно, отвоеван у них Пипином, не мог быть «подарен» папе, а принадле­жал империи. Тем не менее «Пипинов дар» включал и Рим, который и стал столицей папского государства, обычно называвшегося Церковной областью.

Поиск по сайту: