Пациент 67

Два дома за периметром стены – смотрителя и Коули – приняли на себя прямые удары урагана. В доме главврача снесло полкрыши и черепицу разнесло по всей территории, словно в назидание каждому. Вперемешку с черепицей валялись дохлые крысы и раскисшие яблоки, заметенные песком. В дом смотрителя больницы через окно, для надежности забитое фанерой, влетело дерево, и его корневище лежало посреди гостиной.

Больничный двор, усеянный ракушками и ветками, был на три‑четыре сантиметра затоплен водой. Фундамент самой больницы выглядел так, словно по нему прошлись отбойным молотком. Корпус А остался без четырех окон, отдельные секции гидроизоляции на крыше загнулись и напоминали прическу с валиком в стиле мадам де Помпадур. Из всех коттеджей для врачей от двух остались одни остовы, другие лежали на боку. Общежития для санитаров и медсестер тоже потеряли несколько окон, частично пострадала сантехника. А вот корпус В буря обошла стороной. Куда ни бросишь взгляд, в небо копьями ощетинились деревья со срезанными макушками.

Неподвижный воздух угрюмо сгустился. Ливень сменился тоскливой моросью. На отмели остались дохлые рыбы. Одинокая камбала еще дышала и пошевеливала плавниками, озираясь на море печальным выпученным глазом.

Выйдя поутру наружу, Тедди и Чак наблюдали за тем, как Макферсон с охранником ставили на колеса перевернутый джип. Завестись им удалось только с пятой попытки, после чего джип с ревом выехал за ворота и через минуту полез на холм за больницей, беря курс на корпус С.

Коули, выйдя во двор, остановился, чтобы поднять осколок снесенной крыши собственного дома, повертел в руке и бросил на подтопленную землю. Его взгляд дважды скользнул мимо приставов, прежде чем он их узнал в белой униформе санитаров, черных дождевиках и черных ковбойских шляпах. Он послал им ироническую улыбку и, кажется, собирался подойти, когда из здания больницы выбежал врач со стетоскопом вокруг шеи и бросился к нему со всех ног.

– Резервный отказал. Завести не удается. У нас двое в критическом положении. Они умрут, Джон.

– Где Гарри?

– Пытается перезарядить, но все без толку. С резервным глухо.

– Я понял. Пойдемте.

Они направились в здание больницы.

– У них отказал резервный генератор? – уточнил Тедди.

– Такой ураган, что ты хочешь, – сказал Чак.

– Ты где‑нибудь видишь свет?

Чак обвел взглядом окна:

– Не‑а.

– Думаешь, вся энергосистема отказала?

– Вполне возможно.

– И ограждение.

Чак поднял подплывшее к его ногам яблоко, развернул корпус и с резким выпадом вперед швырнул его в стену.

– Очко! – Только после этого он повернулся к напарнику. – И ограждение, да.

– А значит, и электронные замки. Двери. Ворота.

– Господи, спаси и сохрани. – Он поднял еще одно яблоко, подбросил и поймал у себя за спиной. – Ты никак собрался проникнуть в форт?

Тедди запрокинул лицо, подставляя его под дождик.

– Самое время.

Во двор, взбивая колесами воду, въехал джип, а в нем смотритель больницы и трое охранников. Заметив двух бездельников посреди двора, смотритель изобразил на лице недовольную гримасу. Очевидно, как и Коули, он принял их за санитаров и возмутился, что у них в руках нет граблей или насоса. Впрочем, он промчался мимо, выставив вперед голову и спеша навстречу более важным делам. Тедди поймал себя на мысли, что до сих пор еще ни разу не слышал его голоса. Интересно, голос у него такой же черный, как волосы, или бледный, как кожа?

– Тогда уж прямо сейчас, – сказал Чак. – Пока ситуация не изменилась.

Тедди зашагал к воротам. Чак его нагнал.

– Я бы свистнул, да во рту пересохло.

– Страшновато? – поинтересовался Тедди.

– Не то слово, босс. – Он запустил в стену очередным яблоком.

В воротах стоял охранник с лицом подростка и глазами садиста.

– Все санитары должны докладывать мистеру Уиллису в администрации. Вам, парни, на уборку территории.

Чак и Тедди посмотрели друг на друга – вылитые санитары.

– Бенедикт,^[12]– сказал Чак.

Тедди кивнул:

– Ага. А тебе что на ланч?

– Рубен^[13]тонкой нарезки.

Тедди показал охраннику свою бляху:

– Наше обмундирование еще не вернулось из прачечной.

Охранник изучил бляху и молча поднял глаза на Чака. Тот, вздохнув, достал бумажник и раскрыл его перед самым носом у охранника.

– Какие у вас дела за периметром? – спросил охранник. – Пропавшая пациентка нашлась.

Любое объяснение, решил Тедди, только ослабит их позиции и даст этой вонючке почувствовать свою власть. Во время военных действий у него в роте было много таких вонючек. Большинство из них не вернулось домой, и, по мнению Тедди, вряд ли это обстоятельство кого‑то особенно расстроило. Законченные придурки, до них не достучишься, их ничему не научишь. Зато такого можно задвинуть, если ты вовремя осознал, что он понимает только силу.

Тедди подошел вплотную к парню, сверля его взглядом и улыбаясь уголками рта, и добился своего: они смотрели друг на друга, глаза в глаза.

– Мы решили пройтись, – сказал Тедди.

– У вас нет полномочий.

– Еще как есть. – Тедди придвинулся так, что охраннику теперь пришлось смотреть снизу вверх. Он чувствовал на своем лице дыхание парня. – Мы федеральные приставы, а это федеральное учреждение. Считай, что нас уполномочил сам Господь Бог. Мы не должны перед тобой отчитываться. Мы не должны тебе ничего объяснять. Мы можем прострелить твой член, малыш, и ни один суд в этой стране даже не примет это дело к рассмотрению. – Он придвинулся еще на пару сантиметров. – Так что открывай долбаные ворота.

Паренек усилием воли выдержал его взгляд. Сглотнул. Попробовал придать собственному взгляду больше жесткости.

– Повторяю: открывай эти…

– О'кей.

– Не слышу?

– Да, сэр.

Тедди еще секунду‑другую посверлил его убийственным зрачком, потом шумно выдохнул через ноздри.

– Вот и хорошо, сынок. Ать‑два!

– Ать‑два! – на автомате повторил паренек, аж подпрыгнул кадык.

Он повернул ключ в замке и распахнул ворота. Тедди прошел через них не оглядываясь.

Они свернули направо и прошли немного вдоль стены, прежде чем Чак заговорил:

– С этим «ать‑два» симпатично получилось.

Тедди встретился с ним взглядом.

– Мне тоже понравилось.

– В армии ты небось никому спуску не давал.

– Батальонный сержант, под моей командой два десятка юнцов, половина из которых полегли, так и не познав женщину. Словечками вроде «симпатично» уважение у солдат не завоюешь. Тут надо рявкнуть, чтобы они усрались от страха.

– Так точно, сержант. – Чак лихо отдал ему честь. – Хоть у них и отказала энергосистема, но проникнуть в укрепленный форт – это тебе не хухры‑мухры.

– Я в курсе.

– Есть идеи?

– Пока нет.

– А вдруг у них там ров с водой? Вот будет сюрприз.

– Или бочки с кипящим маслом на зубчатых стенах.

– Лучники. Если на стенах стоят лучники, Тедди…

– А мы без кольчуги.

Они переступили через поваленное дерево, под ногами было топко и скользко от мокрых листьев. Сквозь поредевшую растительность они видели форт, его мощные серые стены, а также борозды, оставленные колесами джипов, которые сновали туда‑сюда все утро.

– Этот охранник был не так уж далек от истины, – заметил Чак.

– А именно?

– После того как Рейчел нашлась, наши полномочия здесь, можно сказать, закончились. Если нас застукают, босс, разумного объяснения у нас не найдется.

Вид этого бурелома отзывался в мозгу Тедди зеленым пожаром. Он испытывал усталость, в голове легкий туман. Четырехчасовой сон под наркотиком, да к тому же сопровождавшийся кошмарами, явно его не освежил. Мелкий дождик тихо барабанил по тулье, собирался на полях шляпы. Мозг гудел, хотя и слабо, но беспрерывно. Если бы сегодня пришел паром, что вряд ли, он бы, пожалуй, не слушая доводов рассудка, прыгнул на борт и был таков. В гробу он видел эту скалу, окруженную водой. Но вернуться без результатов, будь то собранные факты для сенатора Херли или свидетельство о смерти Лэддиса, значило бы провалить задание. И тогда, помимо склонности к самоубийству, его еще будет тяготить чувство вины за то, что он не сумел исправить ситуацию.

Тедди открыл блокнот.

– Эти каменные пирамидки, которые Рейчел оставила на берегу. Вот раскрытый шифр.

Он протянул Чаку блокнот. Тот поднес его к груди и закрыл ладонью от дождя.

– Значит, он здесь.

– Здесь.

– Пациент номер 67?

– Он самый.

Тедди остановился рядом с обнажившейся породой посреди раскисшего склона.

– Чак, ты можешь вернуться. Тебе незачем впутываться в это дело.

Чак посмотрел на него и захлопнул блокнот, коснувшись руки своего напарника.

– Мы федеральные приставы, Тедди. А что делают приставы?

Тедди улыбнулся:

– Мы входим в двери.

– Первыми, – уточнил Чак. – Мы входим в двери первыми. Мы не дожидаемся, пока отъевшиеся городские копы обеспечат нам тылы. Мы рывком открываем гребаную дверь.

– Точно.

– Стало быть, вопрос снят. – Чак вернул ему блокнот, и они двинулись дальше в сторону форта.

Им хватило беглого взгляда на него вблизи, когда их от форта отделяли лишь полоса деревьев и небольшая поляна, чтобы Чак сформулировал то, о чем они подумали одновременно:

– Это жопа.

Целые секции ограждения из переплетенных металлических колец, вырванные из земли, разметало по земле, остальные же повисли в разной стадии ненужности.

Зато по всему периметру расхаживали вооруженные охранники. Некоторые периодически объезжали территорию на джипах. Команда санитаров собирала во дворе обломки, еще одна группа занялась мощным деревом, упавшим прямо на стену. Рва они не обнаружили, зато попасть в форт можно было только через маленькую дверь, обитую красным кованым железом. Охранники на бастионах стояли с винтовками наперевес. Маленькие оконца форта зарешечены. Ни одного пациента, в оковах или без, не наблюдалось. Только охранники и примерно столько же санитаров.

Вот двое охранников на крыше отошли в сторону, уступая место дюжим ребятам в белой форме, те подошли к скату и крикнули товарищам внизу, чтобы те очистили пространство. Затем они сдвинули макушку дерева ближе к краю и принялись ее раскачивать, а когда раскачали, все разом стали толкать, макушка подалась еще на пару футов, и вот дерево с треском обрушилось вниз под общие крики. Дюжие ребята снова подошли к скату, чтобы воочию убедиться, что дело сделано, а дальше, само собой, последовали звонкие шлепки вскинутых ладоней и похлопывания по плечу.

– Там где‑то должен быть трубопровод для сброса воды или отходов в море, – сказал Чак. – Вдруг через него можно проникнуть внутрь?

Тедди покачал головой:

– Зачем усложнять? Войдем как положено.

– А‑а. Наподобие того как Рейчел выскользнула из корпуса В? Я понял. Примем немного порошка, который сделает нас невидимыми. Отличная мысль.

Видя озабоченное лицо напарника, Тедди тронул воротник своего дождевика.

– Мы одеты не как приставы, Чак. Догоняешь?

Чак снова окинул взглядом санитаров, работающих по периметру, заметил, как еще один вышел через железную дверь с дымящейся, невзирая на морось, кружкой кофе, и сказал:

– Аминь, дружище.

Они шли по дороге к форту, дымя сигаретами и болтая о пустяках. Выйдя на поляну, они столкнулись с охранником. Его винтовка лениво смотрела дулом в землю.

– Нас сюда послали, – сказал Тедди. – Вроде как дерево упало на крышу.

Охранник бросил взгляд назад через плечо.

– Фигня. С этим уже управились.

– Здорово, – отреагировал Чак, и они было повернули назад.

– Эй, парень, – окликнул его охранник. – Там работы невпроворот.

Они развернулись.

– На стене уже человек тридцать вкалывают, – сказал Тедди.

– Внутри тоже бардак что надо. Стены, конечно, устояли, но что такое ураган, не мне вам объяснять.

– Само собой, – подтвердил Тедди.

– Буквенный код не напомнишь? – обратился Чак к привалившемуся к стене охраннику.

Тот сделал движение большим пальцем, железная дверь открылась, и они, пройдя внутрь, оказались в вестибюле.

– Не хочу показаться неблагодарным, – сказал Чак, – но все получилось слишком уж легко.

– Не стоит много рассуждать. Бывает еще везение.

Дверь за ними закрылась.

– Везение? – Голос Чака слегка дрожал. – Теперь это так называется?

– Теперь это так называется.

Первое, что ударило в нос Тедди, – это запах. Запах промышленной дезинфекции, призванной забить смердящий букет из рвоты, фекалий, пота и, главным образом, мочи.

Затем откуда‑то издалека, с верхних этажей, долетел шум: топот ног, крики, отлетавшие гулким эхом от толстых стен и повисавшие в сыром воздухе, внезапные взвизги, пронзающие уши и постепенно сходящие на нет, назойливый неумолчный гул, производимый несколькими одновременно звучащими голосами.

Кто‑то завопил:

– Ты не имеешь права! Слышишь? Ты не имеешь права, пидорас! Убирайся… – Дальнейшие слова прозвучали неразборчиво.

Где‑то над ними, над пролетом каменной лестницы, мужчина пел «Сто бутылок пива на полке». Он закончил куплет про семьдесят седьмую бутылку и затянул про семьдесят шестую.

На карточном столе стояли два термоса с кофе, стопки бумажных стаканов и несколько бутылок молока. За другим карточным столом, у подножия лестницы, сидел охранник, встретивший их улыбкой.

– Первый раз здесь?

Тедди уставился на него, а тем временем прежние звуки сменились новыми, и эта какофония терзала слух, обрушиваясь со всех сторон.

– Ага. Слыхал разное, но…

– Привыкнешь. Человек ко всему привыкает.

– Это точно.

– Если вы, ребята, не работаете на крыше, можете повесить плащи и шляпы там. – Охранник показал на комнатку у него за спиной.

– Нам сказали на крышу, – уточнил Тедди.

– Кому вы так насолили? Тогда по лестнице. – Он показал пальцем наверх. – Вообще‑то психов мы приковали к койкам, но кое‑кто еще бегает. Если такого увидите, крикните, ладно? Главное, не пытайтесь его сами обездвижить. Тут вам не А. Эти сукины дети сделают из вас отбивные, ясно?

– Ясно.

Они начали подниматься по лестнице, и тут их окликнул охранник:

– Постойте‑ка.

Они остановились и посмотрели вниз.

Он, улыбаясь, показывал на них указующим перстом.

Они ждали.

– А я, ребята, вас узнал, – почти пропел он.

Они оба молчали.

– Узнал, – повторил охранник.

– Да? – с трудом выдавил из себя Тедди.

– Да. Это вы застряли на инструктаже. Из‑за этого долбаного дождя. – Он захохотал и хлопнул другой рукой по столешнице.

– Точно, – сказал Чак. – Ха‑ха.

– Вот тебе и ха!

Тедди в свою очередь наставил на него указующий перст:

– Как ты нас, приятель. В тютельку.

Они снова двинулись наверх, а им вдогонку полетел идиотский смех.

На первой площадке остановились. Перед ними огромный зал с арочным потолком из кованой меди, темный пол навощен до зеркального блеска. Тедди подумал, что если бы он швырнул через весь зал бейсбольный мяч или одно из яблок, которыми жонглировал Чак, то до противоположной стены, пожалуй, не добросил бы. Дверь в зал была открыта нараспашку, и, когда они вошли, у Тедди кошки заскребли на сердце, так это пустое пространство напомнило ему огромный мраморный зал из недавнего сна, где Лэддис предлагал ему выпить, а Рейчел убивала своих детей. Это не была его копия – в том, из ночного кошмара, были высокие окна с плотными шторами, и потоки света, и паркетный пол, и массивные канделябры, но сходство все равно разительное.

Тут его похлопали по плечу. На шее у него выступили капельки пота.

– Могу еще раз повторить, – шепотом сказал Чак со слабой улыбкой, – слишком уж легко. Где охранник? Почему дверь нараспашку?

А у Тедди перед глазами растрепанная Рейчел с воплем неслась через зал, вооруженная тесаком.

– Не знаю.

Чак наклонился и прошипел ему в ухо:

– Это западня, босс.

Тедди вошел в зал. Ломило виски от недосыпа. От дождя. От приглушенных криков и топота над головой. На него оглядывались через плечо трое детей – два мальчика и маленькая девочка. Они дрожали.

Он снова услышал, как мужчина распевает:

– …взял одну, пустил по кругу, осталось пятьдесят четыре бутылки пива на полке…

Они мелькали перед его глазами, эти трое детей, колебались в колеблющемся воздухе, а потом их сменили желтые пилюли, которые Коули вчера положил ему на ладонь, и он ощутил приступ тошноты и какое‑то движение в желудке.

– Пятьдесят четыре бутылки пива на полке, пятьдесят четыре бутылки пива…

– Давай вернемся, Тедди. Пока не поздно. Это облом. Ты чувствуешь, я чувствую.

Из дальней двери выскочил мужчина. Босой, с голой грудью, в одних пижамных штанах. При слабом свете можно было разглядеть бритую голову, но не черты лица.

– Привет! – крикнул он.

Тедди ускорил шаг.

– Пятна! Ты – оно!

Мужчина скрылся. Чак нагнал своего товарища.

– Босс, Христа ради…

Он где‑то здесь. Лэддис. Тедди подсказывало шестое чувство.

В конце зала они обнаружили две широкие лестницы: одна крутым загибом уходила вниз, в темноту, другая вела наверх, туда, где звучали крики и бормотание, сделавшиеся громче, и теперь к ним добавился лязг цепей и металлические удары.

– Биллингс! – донесся чей‑то голос. – Ну всё, парень! Угомонись! Отсюда некуда бежать. Ты меня слышишь?

Тедди услышал совсем рядом учащенное дыхание. Он повернул голову и увидел в сантиметрах от своего лица бритую голову.

– Ты – оно! – Бритоголовый, весь сияя, ткнул его в плечо пальцем.

– Я – оно, – подтвердил Тедди.

– Конечно, если ты махнешь рукой, то я снова превращусь в оно, а потом я махну, и ты превратишься в оно, и мы можем этим заниматься долго, хоть целый день, без перерыва на обед, без перерыва на ужин, превращая друг друга в оно, снова и снова.

– А зачем? – спросил Тедди.

– Знаешь, что там? – Тип мотнул головой в сторону лестницы. – В море?

– Рыба? – предположил Тедди.

– Рыба. – Тип кивнул. – Молодец. Рыба, да. Много рыбы. Да, рыба, молодец, рыба, а что еще? Субы. Ага. Точно тебе говорю. Советские субмарины. Двести, триста миль от наших берегов. Мы вроде как в курсе, правильно? Нам сообщают. Да. И мы привыкаем к этой мысли. В сущности, мы забываем. Ну, то есть: «О'кей, там эти субы, спасибо за информацию». Они стали частью нашей повседневной жизни. Мы знаем, что они где‑то там, и не заморачиваемся по этому поводу. Правильно? А они реально там плавают, оснащенные ракетами. И эти ракеты нацелены на Нью‑Йорк и Вашингтон. На Бостон. Они сейчас там. Ждут своего часа. Тебя это не беспокоит?

Тедди слышал, как рядом размеренно дышит Чак в ожидании его ответа.

– Ты правильно сказал. Я стараюсь не заморачиваться.

– Мммм. – Тип кивнул и погладил щетину на подбородке. – До нас кое‑что доходит. Трудно поверить, да? Доходит, будь спок. Поступает новенький и рассказывает. Охранники болтают. Вы, санитары, тоже. Мы знаем, мы знаем. Про внешний мир. Про испытания водородной бомбы, про атоллы. Ты знаешь, как работает водородная бомба?

– На водороде?

– Молодец. Соображаешь. Да, да. – Тип кивнул несколько раз подряд. – На водороде, точно. Но что еще, что еще, эта бомба не такая, как другие. Ты бросаешь бомбу, даже атомную, и она взрывается. Вовне. Правильно? Правильно. А водородная взрывается внутрь. В себя. Серия таких внутренних распадов. И все эти распады создают массу и плотность. Ярость самоуничтожения творит нового монстра. Врубаешься? Чем сильнее распад, тем больше саморазрушение, тем мощнее эффект. И вот, прикинь, бабах! Вдруг – бенц, бум, бах. Самого вещества уже нет, а оно начинает распространяться. Из взрыва вовнутрь происходит взрыв вовне, который в сотни, в тысячи, в миллионы раз разрушительнее, чем любая бомба в прошлом. Это наше наследие. Помни об этом. – Он несколько раз, легонько так, постучал Тедди пальцами по плечу, как будто отбивая ритм. – Ты – оно! В десятой степени. Хе‑хе!

Он дунул вниз по темной лестнице с криком «бабах», повторенным многократно.

– …сорок девять бутылок пива! Взял одну…

Тедди взглянул на Чака. Лицо его было влажным от пота, и он старательно дышал ртом.

– Ты прав, – сказал Тедди. – Пошли отсюда.

– Другой разговор.

В это время с верхней площадки раздался крик:

– Кто‑нибудь, бля, помогите! Твою мать!

Тедди и Чак подняли глаза и увидели, как двое сцепившихся мужиков, один в синей униформе охранника, другой в белой пижаме пациента, кубарем катятся вниз по лестнице. На повороте, на самой широкой ступеньке, падение закончилось. Свободной пятерней пациент вцепился в лицо охранника и выдрал кусок щеки, тот, взвыв, отдернул голову.

Приставы кинулись наверх. Пациент уже готов был к новому подвигу, но Чак успел схватить его за кисть.

Охранник схватился за глаз и размазал кровь до подбородка. Тедди слышал их общее учащенное дыхание и пение весельчака, уже добравшегося до сорок первой бутылки, и вдруг увидел звериный оскал мужчины в белом и с криком «Чак, берегись» стукнул пациента по лбу на мгновение раньше, чем тот успел вцепиться зубами Чаку в запястье.

– Можете его отпустить, – сказал он охраннику. – Слышите?

Охранник выпутался из сплетения ног и отполз на пару ступенек. Тедди, нагнувшись, жестко придавил плечо пациента к каменному полу и не успел поднять глаза, как в воздухе просвистела дубинка, сломавшая переносицу лежащего.

Тедди почувствовал, как тело под ним сразу обмякло, и услышал, как чертыхнулся его напарник.

Когда охранник снова замахнулся дубинкой, Тедди прикрыл лежащего и выставил локоть.

– Эй, эй! – обратился Тедди к окровавленному лицу. – Он вырубился. Эй!

Но охранник, опьяненный запахом собственной крови, готов был обрушить дубинку.

– Гляди на меня! На меня гляди! – крикнул ему Чак.

Охранник перевел взгляд.

– Отойди на хрен. Ты слышишь меня? Отойди. Все под контролем. – Чак отпустил запястье, и рука пациента безжизненно упала на грудь. Чак привалился к стене, не сводя глаз с охранника. – Ты меня слышишь? – тихо повторил он.

Охранник опустил свою дубинку, промокнул рану рубашкой и уставился на кровь.

– Он порвал мне лицо.

Тедди наклонился, чтобы получше разглядеть рану. Он и не такое видел. Жить будет. Но вид, конечно, тот еще. Никакой хирург уже не сделает из этого лица конфетку. Вслух же он сказал:

– Не переживай. Пара‑тройка швов, и все дела.

Сверху послышался грохот падения человеческих тел вместе с мебелью.

– У вас тут бунт, что ли? – спросил Чак.

Охранник подышал полной грудью, постепенно восстанавливая цвет лица.

– Вроде того.

– Пациенты захватили больницу? – словно невзначай спросил Чак.

Парень внимательно посмотрел на Чака, потом на Тедди.

– Пока нет.

Чак достал из кармана носовой платок и протянул охраннику.

Парень поблагодарил и прижал платок к ране.

Чак снова взял лежащего за запястье, проверяя пульс. Затем поднял веко.

– Жить будет, – обратился он к Тедди.

– Надо его поднять.

Они закинули безвольные руки себе за плечи и, поставив пациента в вертикальное положение, потащили его наверх, ведомые охранником. Весил больной не много, но лестница оказалась длинной, и носки цеплялись за края ступеней. На верхней площадке охранник обернулся. За короткое время он то ли постарел, то ли поумнел.

– Вы приставы, – сказал он.

– Ты о чем?

Он уверенно кивнул:

– Точно. Я видел вас на причале, когда вы приехали. – Он взглянул на Чака с улыбочкой. – Этот шрам на лице.

Чак вздохнул в ответ.

– Что вы здесь делаете? – спросил парень.

– Заботимся о твоем товарном виде, – сказал Тедди.

Парень отнял от лица намокший носовой платок, посмотрел на него и снова прижал к щеке.

– Знаете, кого вы тащите? – спросил он. – Это Пол Вингис. Из Западной Виргинии. Убил жену брата и двух его детей, пока тот воевал в Корее. Трупы держал в подвале и, пока они разлагались, так сказать, удовлетворял потребности.

Тедди преодолел желание отпустить висящее на нем тело и позволить ему скатиться под уклон.

– Хотите знать правду? – Парень откашлялся. – Он и меня поимел. – Парень выдержал их взгляды, глаза у него были красные.

– Как тебя звать?

– Бейкер. Фред Бейкер.

Тедди пожал ему руку.

– Послушай, Фред. Мы рады, что смогли тебе помочь.

Парень поглядел на свои забрызганные кровью туфли.

– И все‑таки. Что вы здесь делаете?

– Осматриваемся, – сказал Тедди. – Через пару минут мы уйдем.

Парень задумался, а в голове Тедди пронеслись последние два года жизни – потеря Долорес, хождение по следу Лэддиса, выход на эту больницу, неожиданная встреча с Джорджем Нойсом и его рассказы об экспериментах с лекарствами и лоботомией, выход на сенатора Херли, ожидание подходящего момента, чтобы пересечь бухту и попасть на этот остров, как когда‑то они выжидали момент, чтобы пересечь Ла‑Манш и высадиться в Нормандии, – и все это вместилось в короткую паузу.

– Знаете, – заговорил парень, – мне довелось поработать в горячих местечках. Тюрьмы, зона особого режима, такая же психушка для невменяемых преступников… – Он покосился на дверь, и глаза его расширились, словно он увидел за ней такое, для чего и слов‑то не существует. – Да, поработал. Но это место… – Он смерил долгим взглядом их обоих по очереди. – Тут живут по своим правилам.

Тедди пытался прочесть в его глазах вердикт, но охранник, казалось, был где‑то далеко отсюда, глаза пустые, отсутствующие.

– Через пару минут, говорите? – Парень согласно кивнул: – Ладно. В этом бедламе никто все равно не заметит. Только через пару минут мотайте отсюда, о'кей?

– Без вопросов, – сказал Чак.

– Да, и вот что. – Парень, подойдя к двери, выдавил из себя улыбку. – Постарайтесь за эти пару минут не отправиться на тот свет. О'кей?

Они миновали дверь и вошли в длинный коридор, по обе стороны которого тянулись камеры, погруженные в темноту. Стены и пол из гранита, арочные своды высотой почти пять метров и шириной три метра. Единственный свет проникал через высокие окна, с потолка капала вода, на полу образовались лужи.

– Наш главный генератор отказал около четырех утра. Замки в камерах электронные, наша недавняя инновация. Классная идея, да? Так что в четыре двери всех камер автоматически открылись. К счастью, они еще закрываются вручную, поэтому мы загнали большинство пациентов обратно и заперли. Но у одного стервеца есть ключ, и время от времени он открывает какую‑нибудь камеру, прежде чем снова улетучиться.

– Бритоголовый? – спросил Тедди.

Бейкер бросил на него быстрый взгляд:

– Он самый. Один из сбежавших. Видимо, у него ключ. Фамилия Личфилд.

– Он играл в пятнашки внизу на лестнице, когда мы поднимались.

Бейкер подвел их к третьей камере справа и открыл дверь.

– Бросайте его сюда.

Им потребовалось несколько минут, чтобы найти в темноте койку, а потом Бейкер включил фонарик, и они уложили Вингиса. Тот застонал. В ноздрях пузырилась кровь.

– Мне понадобится подмога, чтобы повязать этого Личфилда, – сказал Бейкер. – В подвале сидят ребята, которых даже во время кормежки стерегут шесть человек. Если они окажутся на свободе, это будет второй Лос‑Аламос.^[14]

– Сначала озаботьтесь врачебной помощью, – сказал Чак.

Бейкер отыскал чистый уголок носового платка и прижал его к пораненной щеке.

– Нет времени.

– Для него.

Бейкер поглядел на них через решетку.

– Ладно. Поищу доктора. А вам… две минуты на все про все, договорились?

– Договорились, – сказал Чак. Они вышли из камеры. – Ему нужен врач.

Бейкер запер камеру.

– Уже иду.

Он побежал трусцой по коридору, по дороге обгоняя троих охранников, волочивших в клетку бородатого верзилу.

– Что скажешь? – спросил Тедди. У дальнего окна просматривался силуэт мужчины, вцепившегося в решетку, и охранники, тащившие брандспойт. Глаза Тедди постепенно привыкали к свинцовому освещению в коридоре, только камеры по‑прежнему оставались в кромешной тьме.

– Где‑то здесь должны храниться личные дела, – сказал Чак. – Все‑таки лечебный корпус. Ты ищи Лэддиса, а я поищу дела, идет?

– И где ты собираешься их искать?

Чак оглянулся на дверь.

– Судя по звукам, чем выше, тем безопаснее. Значит, администрация должна быть на верхнем этаже.

– О'кей. Где и когда встречаемся?

– Через пятнадцать минут?

Мощная струя из брандспойта сбила мужчину с решетки, и охранники поволокли его прочь.

В камерах кто‑то зааплодировал, а кто‑то застонал так, будто истекал кровью на поле боя.

– Пятнадцать минут, отлично. В большом зале?

– Договорились.

Они обменялись рукопожатиями. Ладонь Чака была влажная, как и верхняя губа.

– Смотри в оба, Тедди.

В дверь за их спиной ворвался пациент и через секунду промчался мимо. Его босые грязные ступни мелькали в воздухе синхронно с локтями, а бежал он так, словно ему был обещан приз.

– Постараюсь, – сказал Тедди с улыбкой.

– Ладно тогда.

– Ладно.

Чак повернул в обратную сторону. В дверях он обернулся. Тедди ободряюще кивнул.

Не успел Чак открыть дверь, как мимо него прошли двое санитаров. Он же свернул на лестницу и скрылся из виду. Один из санитаров обратился к Тедди:

– Тут Большая Белая Надежда^[15]не пробегал?

Тедди повернул голову и увидел вдали пациента, пританцовывающего на месте и изображающего бой с тенью. Показал на него пальцем, и они втроем побежали.

– Он был боксером? – поинтересовался на ходу Тедди.

Высокий негр в летах, бежавший слева, ответил:

– Ты, что ль, с пляжа? Из корпусов для отдыхающих? Ну да. Вообще‑то наш Вилли тренируется перед боем с Джо Луисом в Мэдисон‑сквер‑гарденс. Между нами, он совсем не плох.

Между тем они приближались к парню, который изо всех сил молотил по воздуху.

– Боюсь, нас троих не хватит, – засомневался Тедди.

Второй санитар в ответ хохотнул:

– Одного хватит. Я ведь его менеджер, ты разве не в курсе? – Он закричал парню: – Эй, Вилли. Тебе надо на массаж, дружище. До боя остался час.

– Не нужен мне твой массаж. – Парень провел серию быстрых джебов.

– Да, плакал мой талон на обед, – вздохнул санитар. – Слышь?

– Один раз плакал, когда я дрался с Джерси Джо.

– А чем кончился тот бой, забыл?

Вилли вдруг опустил руки:

– Твоя правда.

– Тренировочный зал вот здесь. – Санитар показал налево.

– Только ты ко мне не прикасайся. Не люблю, когда перед боем ко мне прикасаются, сам знаешь.

– Еще бы мне не знать, убивец. – Он открыл дверь камеры. – Давай заходи.

Вилли приблизился.

– Слышишь? Толпа‑то как ревет.

– Все на ногах, парень. Все на ногах.

Когда они продолжили путь, «менеджер» протянул черную руку Тедди.

– Я Эл.

Тедди ее пожал.

– Тедди. Рад познакомиться, Эл.

– Зачем вас, ребята, сюда прислали?

Тедди бросил взгляд на свой дождевик.

– На расчистку крыши. Но как увидел на лестнице пациента, так сразу погнался за ним. Лишняя пара рук, решил, вам тут не помешает.

К ногам Тедди упала горсть испражнений, из темноты камеры раздался радостный хохот, но Тедди, глядя вперед, не сбавил шага.

– Старайся держаться посередке. И все равно какая‑нибудь дрянь в тебя попадет. Ты видел, кто в тебя кинул?

– Нет, я…

– Бля!

– Что?

– Я вот своего вижу.

Тут и Тедди увидел идущего прямо на них типа, мокрого как мышь, а за ним, бросив брандспойт, бежали охранники. Это был щуплый рыжий паренек с красными глазами в тон шевелюре и лицом в угрях, словно обсиженным мухами. В последний момент он рванул вправо, чтобы нырнуть в черный проем, который они проглядели, и руки Эла сграбастали пустой воздух над его темечком, а дальше паренек сделал перекат, снова вскочил на ноги и побежал.

Эл рванул за ним, а тут и охранники пронеслись мимо с дубинками наготове, такие же мокрые, как преследуемый.

Тедди, как бы подчиняясь инстинкту, кинулся было за ними, но тут до него донесся шепот:

– Лэддис.

Он остановился как вкопанный, ожидая повторения. Ничего. Только коллективные стоны, на мгновение прерванные погоней за рыжим, возобновились с новой силой вперемежку с периодическим лязгом подкладного судна.

Тедди опять вспомнились желтые пилюли. Если Коули действительно заподозрил, что они с Чаком…

– Лэд. Дис.

Он развернулся – справа перед ним были три камеры. Все темные. Тедди ждал, понимая, что говорящий видит его, спрашивая себя, уж не Лэддис ли это собственной персоной.

– Ты обещал меня спасти.

Голос звучал либо из камеры в середине, либо из той, что слева. Явно не голос Лэддиса. Но тем не менее знакомый.

Тедди подошел к решетке в середине. Порывшись в карманах, достал спички. Чиркнул одной, и высветились маленькая раковина и койка, на которой стоял на коленях мужчина с ввалившимися ребрами и что‑то писал на стене. Он взглянул через плечо на Тедди. Не Лэддис. Незнакомый человек.

– Вы не соблаговолите… Я предпочитаю работать в темноте. Премного благодарен.

Тедди отошел от решетки, успев заметить, что вся стена центральной камеры была испещрена письменами, ни одного свободного места, тысячи ужатых четких строк, состоящих из таких мелких буковок, что их прочесть можно было разве что вплотную приблизив к ним глаза.

Он перешел к соседней камере, тут спичка как раз погасла, а из темноты, теперь совсем близко, прозвучал все тот же голос:

– Ты меня кинул.

Тедди дрожащей рукой чиркнул новой спичкой, но она сломалась пополам.

– Сказал, что вытащишь меня отсюда. Ты обещал.

Очередная спичка, не загоревшись, улетела в камеру.

– И солгал.

Четвертая спичка с шипением вспыхнула ярким пламенем, он поднял ее повыше и заглянул внутрь. В левом углу на койке сидел мужчина, опустив голову между колен и обхватив руками ляжки. Проплешину в середине обрамляли седые волосы. Сквозь кожу просвечивали кости. Он был в одних белых трусах.

Тедди облизнул сухие губы и позвал:

– Эй!

– Они меня вернули. Они говорят, что я их клиент.

– Я не вижу вашего лица.

– Они говорят, что теперь я дома.

– Вы не могли бы поднять голову?

– Они говорят, что это мой дом. Что мне отсюда уже не выйти.

– Я хочу увидеть ваше лицо.

– Зачем?

– Позвольте мне увидеть ваше лицо.

– Что, не узнал мой голос? После всех наших разговоров?

– Поднимите голову.

– Мне казалось, наши отношения выходят за рамки чисто профессиональных. Что мы стали друзьями. Спичка, кстати, сейчас погаснет.

Тедди взирал на голое темя, на подрагивающие конечности.

– Говорю вам, дружище…

– Что ты мне говоришь? Что ты можешь мне сказать? Очередную ложь.

– Я вас не…

– Ты лжец.

– Неправда. Поднимите…

Когда пламя обожгло кончик указательного пальца и внутреннюю поверхность большого, он выронил спичку.

Камера погрузилась во мрак. Он лишь слышал скрип кроватных пружин, корябанье грифеля о стену да хруст косточек.

И снова он услышал имя:

– Лэддис.

На этот раз голос донесся из правого угла камеры.

– Только не надо мне о правде.

Он выдернул сразу две спички и соединил их вместе.

– Она тут ни при чем.

Он чиркнул спичками. Койка была пуста. Он перенес пламя правее. Мужчина стоял в углу, спиной к нему.

– Согласен?

– Вы о чем? – спросил Тедди.

– Насчет правды.

– Не согласен.

– А я говорю, она тут ни при чем.

– В правде все дело. Мы должны установить…

– Все дело в тебе, Лэддис. С самого начала. А я тут с боку припека. Одно звено в цепочке.

Мужчина развернулся. И пошел на него. Лица у него не было. Опухшее месиво пурпурно‑черно‑вишневых тонов. Сломанный нос заклеен крест‑накрест белым пластырем.

– Господи, – вырвалось у Тедди.

– Нравится?

– Кто это сделал?

– Ты.

– Каким образом я мог…

Джордж Нойс подошел вплотную к решетке. Его распухшие губы, напоминавшие велосипедные шины, были черны от швов.

– Трепач. Наобещал с три короба, а я снова здесь. Все из‑за тебя.

Тедди вспомнил их последний разговор в тюрьме, в комнате для свиданий. Даже несмотря на землистый цвет лица, это был здоровый, жизнерадостный человек, оптимистично глядящий в будущее. Он даже рассказал анекдот, что‑то про итальянца и немца в баре Эль‑Пасо.

– Смотри на меня, – сказал Джордж Нойс. – Не отводи глаза. Ты ведь не собирался выводить их на чистую воду.

– Джордж, – он старался отвечать тихим ровным голосом, – это неправда.

– Правда.

– Нет. Чем, по‑вашему, я занимался последний год жизни? Планированием этого визита. И вот я здесь.

– Пошел ты!

Его крик обжег Тедди как пощечина.

– Пошел ты! – еще раз выкрикнул он. – Последний год жизни ты занимался планированием? Ага. Планированием убийства Лэддиса. Вот вся твоя игра. Убить Лэддиса. И чем она обернулась для меня? Вот этим. Я снова оказался здесь. А я больше не могу. Эта пыточная не для меня. Ты слышишь? С меня довольно, довольно, довольно.

– Джордж, послушайте. Как они вас сюда вернули? Надо оформить перевод. Провести психиатрические консультации. Затребовать личное дело. Джордж, вся эта бумажная волокита…

В ответ раздался смех. Джордж просунул лицо между железными прутьями и заиграл бровями.

– Раскрыть тебе маленькую тайну?

Тедди шагнул ближе.

– Так‑то оно лучше.

– Говорите, – сказал Тедди. И тут же получил плевок в лицо.

Он отступил на пару шагов, уронив при этом спички, и вытер лоб рукавом.

Из темноты раздался голос:

– Знаешь, на чем специализируется Коули?

Тедди провел ладонью по лбу и переносице. Сухо.

– Душевные травмы, вызванные горем, – ответил он. – Самоедство, связанное с чувством вины.

– Неееет. – Это слово вырвалось у Джорджа с сухим смешком. – Насилие. Конкретно – мужское. Он проводит специальное исследование.

– Это Нэринг.

– Коули. Этим занимается Коули. К нему привозят буйных и маньяков со всей страны. Почему, по‑твоему, здесь так мало пациентов? Ты считаешь, что кто‑то будет вникать в обстоятельства перевода пациента, склонного к насилию и имеющего психические проблемы? Ты действительно так считаешь?

Тедди снова чиркнул двумя спичками.

– Я отсюда уже никогда не выйду, – сказал Нойс. – Один раз удалось. Второй не получится.

– Успокойтесь, успокойтесь. Как они вас нашли?

– Они знали. Неужели непонятно? Все, что у тебя на уме. Весь твой план. Это их игра. Отлично разыгранная пьеса. Все это, – его рука описала широкий круг, – придумано для тебя.

Тедди улыбнулся.

– И ураган они тоже устроили для меня? Отличный трюк.

Нойс молчал.

– Объясните, раз вы все знаете.

– Не могу.

– Естественно. Так что давайте без паранойи, о'кей?

– Ты часто оставался здесь один? – спросил Нойс, разглядывая его сквозь решетку.

– Что?

– Один. Как часто ты оставался здесь один с тех пор, как все началось?

– Постоянно.

У Джорджа бровь полезла вверх.

– Сейчас ты один?

– С партнером.

– И кто он, твой партнер?

Тедди ткнул пальцем в сторону верхнего этажа.

– Его зовут Чак, он…

– Попробую угадать, – перебил его Нойс. – Ты с ним прежде никогда не работал.

Тедди вдруг почувствовал, как на него давит этот каземат. Холод пробрал его до костей. На короткое время он потерял дар речи, как будто мозг перестал подавать сигналы языку. Наконец он вымолвил:

– Он федеральный пристав из Сиэтла…

– Ты с ним прежде никогда не работал, так?

– Это несущественно, – сказал Тедди. – Я знаю людей. Я знаю этого человека. Я ему доверяю.

– И на чем основано твое доверие?

На этот вопрос не было простого ответа. Как объяснить природу веры? Вот она есть, и вот ее уже нет. Во время войны были люди, которым на поле боя он бы доверил свою жизнь, а в миру не доверил бы им свой кошелек. А были люди, которым бы он доверил свой кошелек и даже свою жену, но не доверил бы им в бою прикрывать свою спину, не рискнул бы пойти с ними на задание.

Чак мог отказаться его сопровождать, мог отоспаться в мужском общежитии, пока все разбирали завалы после шторма, спокойно дожидаясь известия о приходе парома. Их миссия закончена, Рейчел Соландо нашлась. У Чака не было никакого резона, никакого интереса помогать ему в поисках Лэддиса или в его желании доказать, что в «Эшклифе» клятву Гиппократа превратили в посмешище. И тем не менее он здесь.

– Я ему доверяю, – повторил Тедди. – Не знаю, как еще сказать.

Нойс печально поглядел на него через решетку.

– Считай, что они уже победили.

Тедди помахал в воздухе догорающими спичками и бросил их на пол. Открыв коробку, он обнаружил там последнюю спичку. Нойс, по‑прежнему стоявший у решетки, шумно принюхивался.

– Пожалуйста, – шептал он сквозь слезы. – Пожалуйста.

– Что?

– Не дай мне здесь загнуться.

– Не дам.

– Они уведут меня на маяк, ты же знаешь.

– На маяк?

– И вырежут мозг.

Вспыхнула спичка, и Тедди увидел, что Нойс вцепился в железные прутья и по его распухшему лицу текут слезы.

– Они не…

– Сходи туда. Погляди. И если вернешься живой, расскажешь, чем они там занимаются. Пойди удостоверься.

– Я схожу, Джордж. Обязательно. И я вытащу вас отсюда.

Нойс опустил голову и плакал, прижавшись к прутьям голым темечком, а Тедди вспомнил, как во время их последнего свидания в тюрьме он сказал: «Если меня вернут в это место, я наложу на себя руки», на что Тедди ему ответил: «Этого не будет».

Самая настоящая ложь.

Ибо Нойс, вот он. Избитый, сломанный, дрожащий от страха.

– Джордж, посмотрите на меня.

Нойс поднял голову.

– Я вытащу вас отсюда. Держитесь. Не делайте ничего непоправимого. Слышите меня? Держитесь. Я вернусь за вами.

Джордж Нойс улыбнулся сквозь слезы и медленно‑медленно покачал головой:

– Ты не можешь одновременно убить Лэддиса и открыть всю правду. Придется делать выбор. Ты это понимаешь?

– Где он?

– Скажи, что ты это понимаешь.

– Я понимаю. Где он?

– Ты должен сделать выбор.

– Я не буду никого убивать, Джордж.

Глядя через решетку на Нойса, он сам поверил в сказанное. Если такова плата за то, чтобы этот доходяга, жертва страшной системы, вернулся домой, он отложит свою вендетту. Не откажется от нее, а перенесет на потом. В надежде, что Долорес его поймет.

– Я не буду никого убивать, – повторил он.

– Лгунишка.

– Нет.

– Она умерла. Отпусти ее.

Он прижался к решетке заплаканным улыбающимся лицом, держа Тедди под прицелом своих запухших глаз.

Тедди почувствовал комок в горле. Вот она сидит в июльской дымке, освещенная тусклым оранжевым светом фонарей, как это бывает летом после городского заката, и смотрит, как он паркуется у дома, и дети, на пару секунд прервавшие уличный бейсбол, возобновляют игру, а над ее головой выстиранное белье полощется на ветру, она смотрит, положив подбородок на запястье и отведя зажженную сигарету к уху, как он идет к ней, в кои‑то веки с цветами, и сразу видно, что она его единственная любовь, его девушка, она смотрит, словно пытаясь запомнить его походочку, и эти цветы, и саму эту минуту, а ему хочется ее спросить, с каким звуком сердце разбивается от счастья, когда один вид любимого человека заполняет все твое существо, как не заполнит ни пища, ни кровь, ни воздух, когда тебе кажется, что ты был рожден для короткого мига и что вот он наступил, бог знает почему.

Отпусти ее, сказал Нойс.

– Я не могу. – Слова вышли какими‑то ломкими, неестественно звучащими, а за ними, где‑то в середине грудной клетки, уже готов был вырваться крик отчаяния.

Нойс, не выпуская из рук железных прутьев, максимально отклонился назад, а голову вывернул так, что ухо оказалось на плече.

– Значит, ты никогда не покинешь этот остров.

Тедди промолчал.

Нойс зевнул, как будто то, что он собирался ему сказать, навевало на него сон.

– Его перевели из корпуса С. Если в корпусе А его нет, то остается только одно место.

Он ждал, когда до Тедди дойдет смысл сказанного.

– Маяк?

Нойс кивнул, и в этот миг погасла последняя спичка.

Целую минуту Тедди стоял, вглядываясь во тьму, а затем услышал скрип пружин, это Нойс снова улегся на койку.

Он повернулся, собираясь уйти.

– Эй!

Он застыл, стоя спиной к камере.

– С Богом.

На обратном пути он увидел, что его поджидает Эл. Тот стоял посередине гранитного коридора, встречая Тедди оценивающим взглядом.

– Поймали парня? – спросил Тедди.

Эл пошел с ним рядом.

– А то. Скользкий как угорь сукин сын. Но здесь далеко не убежишь.

Они шли по проходу, ближе к центру, а у Тедди в голове все крутились слова Нойса. «Как часто ты оставался здесь один?» Интересно, давно ли Эл наблюдает за ним. Тедди, мысленно прокручивая эти три дня на острове, пытался вспомнить хотя бы один момент, когда он действительно был в полном одиночестве. Даже когда он принимал душ, кто‑то находился в соседней кабинке или поджидал у выхода.

С другой стороны, он с Чаком не раз оказывался на этом острове в одиночестве…

Он с Чаком.

Что, собственно, он знал про Чака? Он вспомнил, как тот, стоя на пароме, глядел на океан…

Отличный парень, сразу вызывающий симпатию, из тех, с кем хочешь находиться рядом. Из Сиэтла. Недавно переведен на новое место. Картежник‑ас. Ненавидит своего отца – единственный диссонанс. Нет, было еще что‑то, засевшее в мозгу, откуда Тедди пытался это «что‑то» выудить… Ну‑ка?

Неуклюжий? Гм. Впрочем, в Чаке нет ничего неуклюжего. Живчик от природы. Проворен, как гусиные какашки. Излюбленное выражение отца Тедди. Где ты в нем заметил неуклюжесть? И все же. Разве не было момента, когда это проявилось? Был. В этом у Тедди не было сомнений. Вот только подробности не мог вспомнить. В данную минуту. В этом месте.

Хотя, по большому счету, какое это имеет значение? Он ему доверяет. Чак залез в стол Коули.

А ты это видел?

В эти минуты Чак, рискуя своей карьерой, ищет личное дело Лэддиса.

Откуда ты знаешь?

Когда они достигли двери, Эл сказал:

– Поднимешься по лестнице и попадешь на крышу.

– Спасибо.

Тедди помедлил, чтобы проверить, не останется ли Эл караулить у дверей.

Но тот развернулся и двинулся обратно по коридору, что укрепило Тедди в его прежних мыслях. Никто за ним не шпионит. В глазах Эла он – всего лишь санитар. А у Нойса паранойя. Его можно понять – поставь себя на его место, – и тем не менее.

Проводив Эла глазами, Тедди повернул ручку двери – на лестничной площадке его никто не поджидал, ни санитары, ни охранники. Он был один. Совершенно один. Дверь за ним сама закрылась, он начал спускаться и на повороте, где они минут пятнадцать назад столкнулись с Бейкером и Вингисом, увидел Чака. Сжав сигарету между пальцев, он сделал несколько быстрых затяжек и, мельком глянув на приближающегося напарника, вдруг развернулся и чуть не побежал вниз.

– Мы ведь условились встретиться в зале, – заговорил с ним сверху Тедди.

– Они здесь, – сказал Чак, когда Тедди его нагнал. Они вступили в просторный зал.

– Кто?

– Смотритель и Коули. Не сбавляй хода. Нам надо поскорее убраться отсюда.

– Они тебя заметили?

– Не знаю. Я вышел из регистратуры двумя этажами выше и увидел их в дальнем конце зала. Коули обернулся, и я тут же вышел на лестницу.

– Так, может, они не обратили на тебя внимания.

Чак практически перешел на бег.

– На санитара в дождевике и ковбойской шляпе, выходящего из регистратуры на административном этаже? Да, нам, конечно, не о чем беспокоиться.

У них над головами несколько раз вспыхнул свет с таким треском, словно перемалывались кости. Донесшиеся издалека электрические разряды сопроводил взрыв воплей, свиста и завываний. Казалось, здание оторвалось от земли и затем опустилось на прежнее место. Звуки сирены пронеслись по каменным катакомбам.

– Восстановилась подача электроэнергии. Как вовремя, – сказал Чак, выходя на лестничную клетку.

Они спускались по лестнице, когда навстречу им протопотали четверо охранников, и им пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить их.

За карточным столом сидел все тот же тип, разговаривая по телефону. Он поднял на них слегка остекленевшие глаза, но потом взгляд прояснился.

– Секундочку, – сказал он в трубку и обратился к ним, как раз сошедшим с последней ступеньки. – Эй, вы двое, подождите‑ка.

В вестибюле образовалась толпа – санитары, охранники, двое облепленных грязью пациентов в наручниках, – и приставы поспешили с ней смешаться, по дороге обойдя парня; тот вскочил из‑за столика с кружкой кофе, и этой кружкой широким жестом чуть не заехал Чаку в грудь.

А первый охранник уже кричал:

– Эй! Вы двое! Эй!

Они не сбавили шаг, а люди уже оборачивались на крик, пытаясь понять, к кому взывает охранник.

Через пару секунд эти люди обнаружат объекты повышенного интереса.

– Я сказал – подождите!

Тедди толкнул дверь на уровне груди.

Она не подалась.

– Эй!

Он схватился за круглую медную ручку, этакий ананас вроде того, что был в доме Коули. Ручка оказалась мокрая от дождя.

– Мне надо с вами поговорить!

Ручка повернулась, Тедди распахнул дверь. Навстречу по ступенькам поднимались двое охранников. Тедди придержал дверь, давая выйти Чаку и пропуская охранника, который кивнул в знак благодарности. Когда оба вошли внутрь, Тедди отпустил дверь, и они с Чаком сбежали с крыльца.

Он увидел слева группу одинаково одетых мужчин: кто‑то курил, кто‑то пил кофе под дождиком, прислонившись к стене, народ перебрасывался шутками. Они с Чаком двинули в эту сторону, не оглядываясь назад, ожидая в любую секунду, что дверь, из которой они вышли, снова откроется и им в спину полетят новые окрики.

– Ну что, нашел Лэддиса? – спросил его Чак.

– Нет. Зато нашел Нойса.

– Что?

– Ты слышал.

Поравнявшись с группой, они приветственно кивнули, в ответ одни улыбнулись, другие помахали рукой, а один парень дал Тедди прикурить. Они шли вдоль стены, которая, казалось, тянется на четверть мили, шли, невзирая на крики, которые, вполне возможно, относились к ним, шли, поглядывая на дула винтовок, смотрящих с бастионов вниз.

Когда стена закончилась, они повернули налево, в заболоченное зеленое поле, и увидели, что поваленные ветром секции успели заменить новыми, рабочие заливали опоры жидким цементом, само же ограждение тянулось в оба конца, отрезая им путь, и было ясно, что так просто им отсюда не выйти.

Тогда они повернули назад, через открытое пространство. Это наш единственный шанс, решил Тедди. Лучше уж мимо охранников. Любое другое направление, и мы привлечем к себе слишком большое внимание.

– Думаешь, прорвемся, босс?

– Только вперед.

Тедди снял намокшую шляпу, и Чак последовал его примеру. За шляпами последовали плащи, которые они перекинули через руку. Теперь они подставили себя под редкий дождь. Их поджидал знакомый охранник.

– Не останавливаемся, – сказал Тедди напарнику.

– Ладно.

Тедди попробовал прочесть по лицу намерения охранника. Оно ничего не выражало и казалось безучастным, то ли от скуки, то ли парень просто настраивался на стычку.

Тедди помахал ему рукой.

– Есть грузовики, – сказал охранник.

Тедди на ходу повернул голову и переспросил:

– Грузовики?

– Чтобы отвезти вас, ребята, назад. Придется подождать. Один уехал минут пять назад, но скоро вернется.

– Ну и ладно. Разомнем пока ноги.

На мгновение в глазах охранника что‑то промелькнуло. Или у Тедди разыгралось воображение, или парень унюхал запашок дерьма.

– Будь здоров, – сказал ему Тедди, держа курс на рощицу и ощущая спиной, что охранник смотрит им вслед и весь форт вместе с ним. Быть может, Коули и смотритель стояли сейчас на крыльце или на крыше. И смотрели им вслед.

Они достигли рощицы, никто не закричал, никто не сделал предупредительного выстрела, и они благополучно скрылись между толстых стволов с обтерханной листвой.

– Слава тебе господи, – несколько раз пробормотал Чак.

Тедди уселся на валун, только сейчас осознав, что он весь мокрый от пота. Сердце учащенно бьется, в глазах резь, плечи и шея покалывают, и все это от переполняющих его эмоций.

Они спаслись.

Тут их взгляды встретились, и через секунду они уже дружно смеялись.

– Когда я увидел, что ограждение восстановлено, я подумал: «Ну все, песец», – сказал Чак.

Тедди разлегся на камне, ощущая себя свободным как в детстве. Он смотрел на небо, проглядывающее сквозь пелену облаков. Он вдыхал запахи мокрых листьев и мокрой земли и мокрой коры. Он слышал слабый шорох уходящего дождя. Хотелось закрыть глаза и очнуться по ту сторону гавани, в Бостоне, в собственной постели.

Он чуть не задремал, и это лишний раз напомнило ему об усталости, и тогда он сел, выудил сигарету из кармана рубашки и прикурил у Чака. Потом еще придвинулся и сказал:

– Будем исходить из того, что они узнают о том, что мы были в форте. Если уже не знают.

Чак кивнул.

– Бейкер наверняка расколется.

– И этот охранник у лестницы. По‑моему, ему поручили следить за нами.

– Или он просто хотел, чтобы мы расписались в журнале прихода и ухода.

– В любом случае нас запомнили.

На бостонском маяке завыла сирена; все детство Тедди в Халле прошло под эти ночные протяжные звуки. Ничего более тоскливого он не знал. При этих звуках хотелось обнять все, что угодно, – человека, подушку, себя.

– Нойс, – напомнил Чак.

– Да.

– Он действительно здесь?

– Собственной персоной.

– Господи, но каким образом, Тедди?

И Тедди рассказал ему о Нойсе, о полученных им побоях, о его враждебности, страхах, дрожащих конечностях, слезах. Он рассказал Чаку все, кроме намеков Нойса на самого Чака. Последний слушал его, время от времени кивая и глядя на Тедди так, как подростки глядят на вожатого в бойскаутском лагере, когда в сумерках все сидят вокруг костра и слушают байки про привидения.

А чем их история, в сущности, отличается от этих баек? – подумал Тедди.

Когда он закончил, Чак спросил:

– Ты ему веришь?

– Я верю, что это он. На все сто.

– Может, у него психологический срыв. Без дураков. Сам говорил, в прошлом с ним такое уже бывало. Тогда все законно. В тюрьме он срывается, и начальство говорит: «Слушайте, когда‑то он был пациентом „Эшклифа“. А давайте пошлем его обратно».

– В принципе возможно, – сказал Тедди. – Но когда я его видел в последний раз, он производил впечатление абсолютно нормального человека.

– Когда это было?

– Месяц назад.

– За месяц может многое измениться.

– Это правда.

– А как насчет маяка? – спросил Чак. – Ты веришь, что там сидят сумасшедшие ученые, которые, пока мы с тобой беседуем, вставляют электроды в мозг этого Лэддиса?

– Я сомневаюсь, что они там перерабатывают отходы.

– Я тоже. Но все это, согласись, попахивает гран гиньолем.^[16]

Тедди нахмурился:

– Это что еще за хрень?

– Ужастиками, – сказал Чак. – Сказочными страшилками.

– Я знаю, что такое страшилки и ужастики. Я спросил про гран гиньоль.

– Это французское выражение. Прости.

Глядя на то, как Чак пытается спрятать за улыбкой свое смущение или просто подумывает о том, чтобы сменить тему, Тедди сказал:

– Вы там в своем Портленде, я вижу, напирали на французский?

– В Сиэтле.

– Ах да. – Тедди приложил руку к сердцу. – Прости.

– Просто я люблю театр, – сказал Чак. – Это театральный термин.

– Я знавал одного парня из нашей конторы в Сиэтле.

– Серьезно? – Чак в рассеянности похлопал себя по карманам.

– Да. Ты, наверно, тоже его знал.

– Возможно. Показать тебе, что я нашел в досье Лэддиса?

– Его звали Джо. Джо… – Тедди пощелкал пальцами и вопросительно посмотрел на товарища. – Помоги мне. На языке вертится. Джо, э‑э…

– Имя распространенное. – Чак добрался до заднего кармана.

– Контора‑то маленькая.

– Вот.

Чак вытащил из заднего кармана пустую руку. Тедди заметил, что сложенный листок остался торчать из кармана.

– Джо Фэйрфилд, – сказал он, отмечая про себя неуклюжесть напарника. – Ты его знаешь?

Чак снова сунул руку назад:

– Нет.

– Он точно перевелся в Сиэтл.

Чак пожал плечами:

– Это имя мне ничего не говорит.

– Или в Портленд? Все время их путаю.

– Я заметил.

Пока он доставал свой листок, Тедди вдруг вспомнил, как в день их приезда на остров Чак не сразу вручил свой пистолет охраннику, а долго возился с застежкой на кобуре. Совсем нехарактерно для судебного пристава. Если на то пошло, из‑за такой «мелочи» можно лишиться жизни.

Между тем Чак протянул ему сложенную бумажку.

– Это учетный листок, заполненный при поступлении Лэддиса. Учетный листок и история болезни – это все, что я обнаружил в его досье. Ни отчетов о всяких инцидентах, ни записей о профилактических беседах, ни фотографий. Очень странно.

– Да, – согласился Тедди. – Странно.

Листок так и застыл в протянутой руке.

– Держи, – сказал Чак.

– Пусть остается у тебя.

– Не хочешь взглянуть?

– Потом.

Тедди неотрывно смотрел на своего напарника. Повисла пауза.

– В чем дело? – наконец спросил Чак. – Я не знаю, кто такой Джо как‑его‑там‑по‑батюшке, и поэтому ты на меня так смотришь?

– Никак я на тебя не смотрю, Чак. Я же сказал, что постоянно путаю Портленд с Сиэтлом.

– Это я понял, и…

– Пошли, – сказал Тедди.

Он встал. Чак посидел еще несколько секунд, тупо глядя на листок в руке. Посмотрел на деревья вокруг. На Тедди. На берег вдали.

Снова прозвучала сирена.

Чак встал и сунул листок в задний карман.

– О'кей, – сказал он. – Ладно. Как скажешь. Я за тобой.

Тедди взял курс через лес, на восток.

– Куда ты? – спросил Чак. – «Эшклиф» в противоположной стороне.

Тедди мельком на него поглядел.

– Я не в «Эшклиф».

На лице Чака появилась гримаса то ли раздражения, то ли испуга.

– И куда же мы тогда идем, черт подери?

Тедди молча улыбнулся.

– Маяк, – догадался его напарник.

– Где мы? – поинтересовался Чак.

– Заблудились.

Выйдя из леса, они оказались не перед ограждением вокруг маяка, а гораздо севернее. В результате шторма на месте леса образовался рукав морского залива, а из‑за поваленных или накренившихся деревьев они постоянно сбивались с курса. Тедди подозревал, что они отклонятся в сторону, но, судя по последним прикидкам, они вышли чуть ли не к кладбищу.

Впрочем, маяк был хорошо виден. Его верхняя треть выглядывала из‑за холма, поросшего деревьями и буро‑зеленым кустарником. К поляне, на которой они стояли, примыкала вытянувшаяся длинным рукавом топь, а дальше зубчатые черные скалы образовали естественную преграду на пути к холму. Тедди сразу понял, что им остается только одно – повернуть назад в лес и поискать место, где они не туда повернули, иначе придется возвращаться в изначальную точку.

Он объяснил это напарнику, который веткой стряхивал с брюк налипшие колючки.

– А можем сделать крюк, зайти с восточной стороны, – сказал Чак. – Помнишь, как мы с Макферсоном, вчера ночью? По проселочной дороге? По‑моему, за этим холмом кладбище. Ну так что, делаем крюк?

– Всё лучше, чем через лес продираться.

– Тебе не понравилось? – Чак провел ладонью сзади по шее. – А я обожаю москитов. Кажется, у меня на лице еще осталась пара местечек, куда они не добрались.

Это был их первый разговор за целый час. У Тедди было ощущение, что им обоим хочется снять возникшее между ними напряжение. Но момент был упущен. Он надолго замолчал, и Чак пошел вдоль поляны, взяв курс на северо‑запад, что неизбежно должно было вывести их к побережью.

Тедди глядел Чаку в спину, пока они шли и карабкались и снова шли. Мой партнер, сказал он Нойсу. Я ему доверяю, сказал он. Но почему? Потому что иначе нельзя. Потому что никто не пойдет на такое дело в одиночку.

Если вдруг он канет в неизвестность, если не вернется на материк, то неплохо иметь такого друга, как сенатор Херли. Это уж точно. Его запросы не останутся незамеченными. Их услышат. Другой вопрос, насколько громким окажется голос малоизвестного демократа из маленького североамериканского штата в нынешней политической обстановке?

Департамент судебных приставов своих в беде не бросает. Они наверняка пошлют людей. Но тут уже вопрос времени. Успеют ли они в «Эшклиф» до того, как здешние эскулапы окончательно разберутся с его мозгами, сделав из него второго Нойса. Или, того хуже, еще одного придурка, играющего в пятнашки.

Хотелось бы верить, потому что чем дольше он смотрел в спину Чаку, тем отчетливее понимал, что он один. Совершенно один.

– Опять скалы, – объявил Чак. – Ну дела, босс.

Они стояли на узком мысу, справа под ними плескалось море, а слева виднелась поляна, поросшая низкой растительностью, площадью около акра. Ветер усилился, небо сделалось красновато‑бурым, в воздухе ощущался привкус соли.

На поляне просматривались каменные кучки. Три ряда, по три камня в каждом. Сама поляна была со всех сторон зажата скалами.

– Оставим их без внимания? – задал риторический вопрос Тедди.

Чак протестующе поднял руку.

– Через пару часов сядет солнце, а мы еще не добрались до маяка, прошу заметить. И даже до кладбища. К тому же большой вопрос, можно ли вообще отсюда спуститься. И ты готов рискнуть головой, чтобы взглянуть на кучки камней?

– А если это шифр…

– Ну и что? Мы уже знаем, что Лэддис здесь. Ты разговаривал с Нойсом. Нам надо только вернуться домой с этой информацией, со всеми доказательствами. И твоя задача выполнена.

Он был прав. Тедди это понимал.

Прав, если они сообщники.

А если нет, и если это шифр, и Чак не хочет, чтобы Тедди его разгадал…

– Десять минут вниз, десять наверх, – сказал он вслух.

Чак устало уселся на черную каменную плиту, достал из пиджака сигарету.

– Ладно. Только на этот раз я посижу здесь.

– Как скажешь.

Чак закурил, сложив ладони домиком.

– Значит, договорились.

Поиск по сайту: