Утверждается еще и многое иное

Через размышление нам становится понятно, что рассмотрение видимого мира ставит перед человеком загадки, которые никогда не могут быть разрешены из фактов самого этого мира. Они не будут разрешены этим путем, даже когда наука об этих явлениях подвинется вперед сколь угодно далеко. Ибо видимые явления видимого мира своей собственной внутренней сущностью ясно указывают на существование скрытого мира. Кто этого не признает, тот замыкается перед загадками, которые всюду ясно выступают в фактах чувственного мира. Он просто не желает видеть известных вопросов и загадок, поэтому полагает, что все вопросы могут быть разрешены из чувственных фактов. Все те вопросы, которые он хочет ставить, действительно могут быть разрешены из фактов, относительно которых он надеется, что они с течением времени будут открыты. С этим утверждением можно согласиться. Но зачем же ждать ответов в известных областях тому, кто вовсе не ставит никаких вопросов? Ищущий тайноведения говорит только, что для него такие вопросы вполне естественны и что их следует признать законным проявлением человеческой души. Не может же наука быть втиснута в рамки тем, что человеку запретят свободно ставить вопросы.

На мнение, что познание человека имеет границы, которых он не может переступить и которые вынуждают его остановиться перед невидимым миром, должно быть сказано: не может быть никакого сомнения в том, что при помощи того рода познания, который здесь разумеется, нельзя проникнуть в невидимый мир. Кто считает этот род познания единственно возможным, тот не может прийти к иному мнению, а лишь к тому, что человеку не дано проникнуть в высший мир, который, может быть, и существует. Но далее следует заметить и следующее: можно развить иной род познания, и он ведет в сверхчувственный мир. Если считать такой род познания невозможным, то приходишь к точке зрения, что всякая речь о невидимом мире представляется сущей бессмыслицей. Но для непредвзятого суждения ясно, что для такого мнения не может быть иного основания, как только то, что защищающему это мнение неизвестен этот род познания. Но как можно вообще судить о том, о чем утверждаешь, что оно тебе неизвестно? Беспристрастное мышление должно признать себя сторонником правила говорить лишь о том, что знаешь, и ничего не утверждать о том, чего не знаешь. Оно может говорить только о праве человека сообщать то, что он узнал, но не о праве считать невозможным то, чего он не знает или не желает знать. Ни за кем нельзя оспаривать права интересоваться сверхчувственным; но никогда не может оказаться настоящего основания, по которому кто-либо мог бы считать себя компетентным не только в том, что он может знать, а также и во всем том, чего «человек» не может знать.

Тем, которые объявляют дерзостью проникновение в область сверхчувственного бытия, духовное исследование ставит только на вид, что такое проникновение возможно и что это грех против данных человеку способностей, если он дает им заглохнуть, вместо того, чтобы развивать их и пользоваться ими.

Тот же, кто думает, что воззрения на невидимый мир должны всецело относиться к личному мнению и чувству, отвергает то, что является общим у всех человеческих существ. Пусть даже верно, что уразумение этих вещей каждый должен найти в самом себе; но так же является фактом и то, что лишь те люди, которые достаточно глубоко проникают в эту область, приходят не к различному, но к одинаковому разумению этих вещей. Разногласие существует лишь до тех пор, пока люди хотят приблизиться к высшим истинам не научно испытанным путем, а путями личного произвола. С другой стороны, надо согласиться также и с тем, что только тот может признать правильность таиноведческого пути, кто старается вжиться в него и понять его особенности.

Путь к тайноведению может найти в надлежащий момент каждый человек, который из видимого познает существование скрытого или даже только предполагает или смутно предчувствует его и который путем сознания, что познавательные силы способны к развитию, приходит к чувству, что скрытое может ему раскрыться. Человеку, которого эти душевные переживания приводят к тайноведению, последнее дает не только надежду, что он найдет ответ на известные вопросы, поставленные его стремлением к познанию, но еще и иную надежду — что он победит все, что задерживает и ослабляет жизнь. А в известном высшем смысле это ослабление жизни означает даже душевную смерть, когда человек оказывается вынужденным отвернуться от сверхчувственного или отрицать его. При известных условиях это приводит даже к отчаянию, когда человек теряет надежду, что скрытое может ему раскрыться. Эта смерть и это отчаяние в их многообразных формах являются в то же время внутренними душевными врагами тайноведения. Они наступают, когда иссякает внутренняя сила человека. Тогда вся сила жизни должна притекать извне, если человеку вообще суждено обладать ею. Он воспринимает тогда вещи, существа и события, которые доходят до его внешних чувств; он расчленяет их своим рассудком. Они доставляют ему радость и горе; они побуждают его к поступкам, на которые он способен. Так он может продолжать существовать некоторое время, но все же когда-нибудь придет момент, когда он испытает внутреннее умирание. Ибо то, что человек может таким образом впитывать в себя из мира, истощается. Это не утверждение, исходящее из личного опыта отдельного человека, а нечто, вытекающее из непредвзятого рассмотрения всей человеческой жизни. От этого истощения предохраняет то скрытое, что покоится в глубине вещей. Когда в человеке отмирает сила опускаться в эти глубины, чтобы почерпнуть из них все новую жизненную силу, то под конец и внешняя сторона вещей оказывается уже не в состоянии поддерживать жизнь.

Дело обстоит отнюдь не так, что оно касается только отдельного человека, только его личного блага и горя. Именно в тайноведении для человека становится достоверностью, что с высшей точки зрения благо и горе отдельного человека тесно связаны со спасением и гибелью всего мира. Есть путь, на котором человек приходит к уразумению, что он причиняет зло всему миру и всем существам в нем, если не дает надлежащим образом раскрыться своим силам. Если человек опустошает свою жизнь тем, что теряет связь со сверхчувственным, то он не только разрушает в своем внутреннем мире нечто, умирание чего может под конец привести его к отчаянию, но и создает своей слабостью препятствие развитию всего мира, в котором он живет.

Но человек может обманываться. Он может отдаться вере, что скрытого не существует, что в доходящем до его внешних чувств и рассудка уже содержится все, что вообще только может существовать. Но это заблуждение возможно лишь для поверхности сознания, а не для глубины его. Чувства и желания не подчиняются этой обманчивой вере. Они всегда каким-нибудь образом будут жаждать скрытого. И когда оно бывает у них отнято, ввергается человек в сомнение, в жизненную неуверенность и даже в отчаяние. Познание, делающее скрытое явным, способно преодолеть всякую безнадежность, всякую жизненную неуверенность, всякое отчаяние, — словом, все то, что ослабляет жизнь и делает ее неспособной к должному служению в мироздании.

То, что оно придает жизни силу и крепость, а не одно лишь удовлетворение жажды знания, и является прекрасным плодом духовного познания. Источник, откуда такое познание черпает силу для работы и уверенность для жизни, неиссякаем. Никто, однажды действительно подошедший к этому источнику, не уйдет от него не подкрепленным при вторичном прикасании к нему.

Есть люди, которые ничего не хотят знать о таком познании на том основании, что уже в только что сказанном увидели нечто нездоровое. По отношению к поверхности жизни и к ее внешней стороне такие люди вполне правы. Они не хотят дать заглохнуть тому, что предлагает нам жизнь в так называемой действительности. Они видят слабость в том, что человек отвращается от действительности и ищет своего спасения в скрытом мире, который для них равнозначен фантастическому, вымышленному. Если, будучи духовным исследователем не хочешь впасть в болезненную мечтательность и слабость, то надо признать частичную правомерность таких возражений. Ибо они зиждятся на здравом суждении, которое только потому ведет не к цельной, а к половинчатой истине, что оно не проникает в глубины вещей, а останавливается на их поверхности. Если бы сверхчувственному познанию было свойственно ослаблять жизнь и удалять человека от истинной действительности, то такие возражения были бы, конечно, достаточно сильны, чтобы лишить почвы это духовное направление.

Но и по отношению к таким мнениям тайноведение вступило бы на неправильный путь, если бы захотело «защищать» себя в обыкновенном смысле этого слова. И здесь за него может говорить только непредвзятому суждению доступная ценность его, которая дает тому, кто углубится в него, истинную жизненную силу и крепость. Такая устремленность к духовному не делает человека чуждым миру мечтателем; наоборот, она снабжает его силами из тех источников жизни, из которых происходит его душевно-духовное существо.

И другие препятствия для понимания встают на пути некоторых людей, подошедших к тайноведению, хотя принципиально и то, что в духовнонаучном изложении читатель находит описание душевных переживаний, через понимание которых он может приблизиться к сверхчувственному содержанию. На это следует смотреть как на идеал, который может проявиться во всей полноте только в оккультной практике. Сначала читатель должен воспринять, как сообщения, значительную сумму полученных из сверхчувственного опыта знаний, которых он пока еще не может лично пережить. Это и не может быть иначе; вышеуказанному принципу следует и эта книга. В ней изображается то, что автор ее полагает познанным о существе человека, о его рождении и смерти, о пребывании в бестелесном состоянии в духовном мире; далее изображается развитие земли и человечества. Могло бы показаться, будто догматически излагается целый ряд мнимых истин, для признания которых требуется вера в авторитет. Но такое мнение было бы ошибочным. То, что можно знать о сверхчувственных явлениях и фактах, живет в авторе как живое душевное содержание; и если читатель может вжиться в это душевное содержание, то такое вживание возбуждает в его душе импульсы, которые впоследствии приводят его к соответствующим сверхчувственным фактам. Чтение о духовнонаучных фактах переживается иначе, нежели чтение о фактах чувственного характера. Когда мы читаем о сообщениях, касающихся чувственного мира, то мы лишь читаем о них. Когда же мы правильно читаем нечто, касающееся сверхчувственных фактов, то мы вживаемся в поток духовного бытия. Воспринимая результаты духовнонаучного наблюдения, читатель воспринимает и усваивает себе одновременно и собственный внутренний путь к этим познаниям. Правда, вначале он часто совсем не замечает этого. Он представляет себе вступление в духовный мир наподобие чувственных переживаний и поэтому находит, что читаемое им изложение слишком рассудочно. Но в процессе истинного мыслительного принятия духовных данных мы уже находимся в пределах духовного мира и нам остается тогда только понять, что незаметно для себя мы уже пережили то, что принимали за рассудочное сообщение. Об истинной природе этого переживания мы приобретем полную ясность, когда практически осуществим то, что изображается во второй (последней) части книги как «путь» к сверхчувственному познанию. Легко можно было бы подумать, что — соблюдая обратный порядок — этот путь должен был быть изображен раньше всего. Но дело обстоит иначе. Кто делает только «упражнения» для проникновения в сверхчувственный мир и при этом не обращает душевного взора на определенные факты сверхчувственного мира, для того этот мир остается неопределенным, спутанным хаосом. Человек учится вживаться — в некоторой степени наивно — в этот мир, получая сведения об определенных явлениях, имеющих там место; затем он отдает себе отчет в том, как он, оставляя в стороне эту наивность, вполне сознательно может подойти к переживаниям, через которые были добыты переданные ему сообщения. Если мы проникнем в описание тайноведческих фактов, то убедимся в том, что верный путь к сверхчувственному познанию может быть только таким. Мы поймем также всю неосновательность взгляда, будто сверхчувственные познания могут, как догмы, действовать в некоторой степени через силу самовнушения. Ибо содержание этих познаний приобретается на таком душевном пути, который устраняет всякую силу внушения и делает единственно возможным обращение к другим людям таким же образом, каким к ним приближаются все истины, апеллирующие к их здравому суждению. Причина того, что люди не замечают, что они живут в духовном мире, лежит не в опрометчивом принятии сообщений, основанном на внушении, но в тонкости и непривычности переживания, вызванного чтением. Благодаря принятию сообщений, излагаемых в первой части книги, читатель становится сначала сопознавателем (Mit-Erkenner) сверхчувственного мира: через практическое выполнение душевных упражнений, данных во второй части книги, читатель делается самостоятельным познавателем этого мира.

По духу и истинному смыслу ни один настоящий ученый не сможет найти противоречий между своей, построенной на фактах чувственного мира, наукой и тем, как исследуется сверхчувственный мир. Ученый пользуется известными орудиями и методами. Орудия он добывает себе переработкой того, что дает ему «природа». Сверхчувственный метод познавания также пользуется орудием. Только это орудие есть сам человек. И эхо орудие также должно быть сперва приготовлено для высшего исследования. Способности и силы, данные человеку «природой» сначала без его содействия, должны быть претворены в нем в высшие способности. Через это человек может сам себя сделать орудием для исследования сверхчувственного мира.

Поиск по сайту: