ОДИННАДЦАТЬ 6 страница. Поднял руку, чтобы откинуть с лица мои волосы

Поднял руку, чтобы откинуть с лица мои волосы. Потом его рука остановилась — как и мое дыхание. Время нашего взаимного притяжения длилось недолго, было заполнено вопросами и оговорками, но одно я знала совершенно точно: Дмитрию всегда нравились мои волосы. Может, они и сейчас нравились ему. Признаю — у меня и впрямь прекрасные волосы. Длинные, шелковистые, темные. Раньше он время от времени прикасался к ним и советовал ни в коем случае не стричь их коротко, как обычно делают женщины-стражи.

Его рука остановилась, и мир замер, я ждала — что он собирается делать? Спустя, казалось, вечность он медленно уронил руку. Меня охватило чувство жгучего разочарования — и одновременно я кое-что поняла. Он колебался. Боялся прикоснуться ко мне. Ему пришлось одернуть себя.

Я медленно подняла голову и посмотрела ему в глаза. При этом мои волосы перекинулись за спину — но не все. Его рука снова затрепетала, и во мне вспыхнула надежда, что он все же прикоснется ко мне. Но нет. Мое возбуждение пошло на убыль.

— Больно? — спросил он.

Меня омыл запах его лосьона и пота. Господи, как мне хотелось ощутить его прикосновение!

— Нет, — соврала я.

— Выглядит не так уж плохо. Заживет.

— Ненавижу ее! — сказала я, сама поражаясь тому, как много яда в этих словах.

Даже внезапно снова почувствовав влечение к Дмитрию, я не могла избавиться от злобы по отношению к матери.

— Нет, — сказал он мягко.

— Да.

— У тебя нет времени на ненависть, — по-прежнему мягко напомнил мне он. — Не в нашей профессии. Тебе нужно помириться с ней.

Надо же — Лисса говорила то же самое! К сонму обуревавших меня эмоций добавилось возмущение. Душу начала затоплять тьма.

— Помириться с ней? После того, как она намеренно поставила мне синяк? Почему я единственная, кто понимает, насколько это ненормально?

— Ни в коем случае не намеренно. — Его голос снова обрел твердость. — Несмотря на обиду, ты должна поверить в это. Она не хотела, и, между прочим, позже тем же днем я разговаривал с ней. Она беспокоилась о тебе.

— Ну да, беспокоилась, что ее привлекут к ответственности, обвинив в жестоком обращении с детьми, — проворчала я.

— Тебе не кажется, что сейчас самый подходящий момент в году для прощения?

Я издала громкий вздох.

— При чем тут Рождество? Это моя жизнь. В реальном мире нет места чудесам и доброте.

— В реальном мире ты сама можешь творить чудеса.

Внезапно мое огорчение достигло критической точки, и я с трудом удерживала себя в руках. Я так устала слышать благоразумные, практичные советы всякий раз, когда в моей жизни все шло не так! В глубине души я понимала, что Дмитрий всего лишь хочет помочь мне, но я была не в том состоянии, чтобы воспринимать исполненные благих намерений слова. Мне хотелось одного — чтобы он поддержал меня.

— Ладно, может, ты просто прекратишь все это? — спросила я, уперев руки в бедра.

— Прекращу что?

— Все, что ты говоришь, просто еще один урок жизни. Прямо не человек, а ходячее нравоучение! — Я понимала, что несправедливо изливать свой гнев на него, но не могла остановиться и уже практически кричала. — Клянусь, временами кажется, что тебе просто хочется послушать самого себя! И я знаю, ты не всегда такой. С Ташей, к примеру, ты говорил совершенно нормально. Но со мной? Ты просто выполняешь свой долг, а на самом деле ничуть не заботишься обо мне. Просто вжился в эту тупую роль наставника.

Он смотрел на меня, не в силах скрыть удивления.

— Я не забочусь о тебе?

— Нет. — Это было мелко — очень, очень мелко. И я знала правду — он заботился обо мне и был больше чем просто наставником. Но поделать ничего не могла, меня все несло и несло. Я ткнула его пальцем в грудь. — Я всего лишь еще одна твоя ученица. И ты снова и снова преподносишь мне уроки жизни, так что...

Рука, которая, как я надеялась, прикоснется к моим волосам, внезапно вскинулась и схватила меня за тычущую в его грудь руку. Он пригвоздил ее к стене, и я с удивлением увидела вспышку эмоций в его глазах. Не совсем гнев... скорее в некотором роде разочарование.

— Не смей рассуждать о том, что я чувствую, — проворчал он.

И тут я поняла, что половина сказанного мной правда. Он почти всегда был спокоен, всегда прекрасно владел собой — даже во время боя. Однако как-то он рассказывал мне, что однажды обругал и избил своего отца-мороя. Когда-то он был почти такой же, как я, — всегда на грани необдуманных поступков.

— Вот оно, да? — спросила я.

— Что?

— Тебе всегда приходится сражаться за контроль над собой. Ты такой же, как я.

— Нет. Я умею сохранять контроль над собой.

Это новое понимание придало мне смелости.

— Нет. Не умеешь. Ты делаешь вид, что все в порядке, и большую часть времени действительно владеешь собой. Но иногда у тебя не получается. А иногда... — Я наклонилась вперед и понизила голос: — Иногда ты не хочешь, чтобы получалось.

— Роза...

Его дыхание участилось, не сомневаюсь, сердце у него колотилось так же бешено, как мое. И он не отодвинулся. Я понимала, это неправильно — знала все логические причины, не позволяющие нам быть вместе. Но в тот момент мне было все равно. Я не хотела владеть собой, не хотела быть хорошей.

Прежде чем он понял, что происходит, я поцеловала его. Наши губы встретились, он ответил на мой поцелуй, и я поняла, что была права. Он буквально прижал меня к стене, все еще удерживая мою руку, но другая его рука скользнула к моему затылку, зарылась в волосы. В нашем поцелуе было так много всего: гнев, страсть, освобождение...

Он первый оторвался от меня и отступил на несколько шагов с потрясенным видом.

— Не делай больше этого, — сухо сказал он.

— Тогда не отвечай на мой поцелуй, — парировала я.

Он смотрел на меня, казалось, целую вечность.

— Я не говорю нравоучения, желая послушать самого себя. И ты для меня не просто ученица. Все, что я делаю, имеет одну цель — научить тебя самоконтролю.

— Огромный труд, без сомнения, — с горечью сказала я.

Он на мгновение закрыл глаза, выдохнул, пробормотал что-то по-русски и, не взглянув на меня, покинул комнату.

ДЕВЯТЬ

Какое-то время после этого я не видела Дмитрия. Позже в тот день он прислал сообщение, в котором предлагал отменить два последующих занятия, поскольку пора готовиться к отъезду из кампуса. Уроки практически подошли к концу, говорил он, в таких условиях небольшой перерыв в тренировках вполне обоснован. Хилое оправдание, и я понимала, не в этом истинная причина отмены занятий. Если он настроен избегать меня, я бы предпочла, чтобы он сослался на то, что ему и другим стражам нужно обеспечивать повышенную безопасность мороев или практиковаться в секретных упражнениях ниндзя.

Что бы он там ни придумал, я понимала — он избегает меня из-за поцелуя. Треклятого поцелуя! Я не сожалела о нем... ну почти. Один бог знает, как сильно мне хотелось поцеловать Дмитрия. Но причины, которые подтолкнули меня к выходке... ну неправильные. Я поступила так, потому что была огорчена, разочарована и просто хотела доказать, что могу это сделать. Я ужасно устала быть правильной и благоразумной! В последнее время я изо всех сил старалась контролировать себя, но, по-видимому, у меня плохо получалось.

Я не забыла объяснений, которые он когда-то дал мне, — мы не можем быть вместе не только из-за разницы в возрасте. Главное, отношения сказались бы на нашей работе. Подтолкнув его к этому поцелую... ну я тем самым раздувала пламя проблемы, которая в конечном счете могла плохо обернуться для Лиссы. Мне не следовало так поступать. Вчера я была неспособна остановиться. Сегодня разум мой прояснился, и я понимала, что натворила.

В утро Рождества мы встретились с Мейсоном. Хорошая возможность выкинуть из головы Дмитрия. Мне нравился Мейсон... сильно нравился. И я ведь не собиралась сбегать с ним и выходить за него замуж. Как сказала Лисса — для меня полезно просто снова начать встречаться с кем-то. Таша была хозяйкой на нашем позднем рождественском завтраке, который организовала в просторном зале дома, предназначенного для гостей Академии. По всей школе кипела бурная деятельность, устраивались вечеринки, но я обратила внимание, что присутствие Таши всегда создавало определенную дисгармонию. Люди либо тайно разглядывали ее, либо быстро уходили, избегая встречи. Иногда она вела себя с ними вызывающе, иногда старалась не попадаться на глаза. Сегодня она предпочла держаться в стороне от представителей других королевских семей и просто получать удовольствие от маленькой, частной встречи с теми, кто не избегал ее.

Дмитрий тоже был приглашен, и моя решимость заметно поколебалась, когда я увидела его. Он принарядился ради встречи. Ладно, может, «принарядился» — слишком сильно сказано, но сейчас он был ближе к этому, чем когда-либо. Обычно он одевался совсем просто... типа как если бы в любой момент мог кинуться в бой. Сегодня темные волосы были связаны сзади, как будто он сознательно старался придать им аккуратный вид. На нем были обычные джинсы и кожаные ботинки, но вместо футболки черный свитер прекрасной вязки. Обычный свитер, не от какого-нибудь известного модельера и не безумно дорогой, но он придавал ему легкий налет изысканности. И господи, как же свитер шел ему!

Дмитрий никак не выражал недовольства моим присутствием, но явно не собирался общаться со мной. Зато с Ташей он разговаривал, и я зачарованно смотрела, как они беседуют в непринужденной манере. Теперь я уже знала, что его добрый друг был дальним родственником Таши, вот так они и познакомились.

— Пять? — удивленно спросил Дмитрий, они обсуждали детей общего друга. — Я не слышал об этом.

Таша кивнула.

— Прямо безумие какое-то. Клянусь, интервал между детьми у нее не больше шести месяцев. Она невысокого роста... ну и просто становится все толще и толще.

— Когда я впервые встретил его, он клялся, что вообще не хочет никаких детей.

Она восхищенно распахнула глаза.

— Знаю! Прямо не верится! Ты бы видел его сейчас. Он просто тает при виде ребят. Я даже не всегда его понимаю. Клянусь, его разговор больше похож на детский лепет, чем на обычную речь.

На губах Дмитрия заиграла улыбка, что было для него большой редкостью.

— Ну... дети так воздействуют на взрослых.

— Вот уж чего представить не могу, так чтобы такое случилось с тобой. — Она рассмеялась. — Ты настоящий стоик, всегда. Конечно... думаю, иногда и ты лепечешь, как ребенок, по-русски, но этого никто никогда не слышит.

Тут они оба рассмеялись, а я отвернулась. Хорошо, что Мейсон здесь — по крайней мере, есть с кем поговорить. А мне требовалось отвлечься: мало того что Дмитрий игнорировал меня, так еще и Лисса с Кристианом полностью погрузились в собственный мир. По-видимому, от секса их любовь лишь окрепла. Я даже спрашивала себя, удастся ли мне хоть немного пообщаться с Лиссой на лыжной базе. В какой-то момент она оторвалась от него, чтобы вручить мне рождественский подарок.

Я открыла коробку, заглянула внутрь и увидела нитку бусин густого красно-коричневого цвета, издающих сильный запах роз.

— Что это...

Я подняла нитку. С одного ее конца свешивалось тяжелое золотое распятие. Лисса подарила мне четки.

— Хочешь обратить меня? — с кривой улыбкой спросила я.

Лисса верила в Бога и регулярно посещала церковь. Как и многие моройские семьи, вышедшие из России и Восточной Европы, она была ортодоксальной христианкой.

Я? Ну, меня скорее можно назвать ортодоксальным агностиком. Я считаю, что Бог, скорее всего, существует, но вникать в суть этой проблемы не имею ни времени, ни желания. Лисса уважала мою позицию и никогда не навязывала мне свою веру. В свете этого ее подарок выглядел... ну странным.

— Переверни распятие, — сказала она, явно забавляясь моим потрясенным видом.

Я так и сделала. На обратной стороне креста в золоте был вырезан дракон в венке из цветов. Герб Драгомиров. Я в полном недоумении посмотрела на нее.

— Это фамильная ценность, — объяснила она. — Один из папиных друзей сохранил коробки с его вещами. Четки лежали там. Когда-то они принадлежали стражу моей прапрабабушки.

— Лисс... — Теперь четки приобрели совсем новый смысл. — Я не могу... Ты не можешь подарить мне такую вещь.

— Ну, я определенно не могу оставить ее у себя. Она предназначена для стража. Моего стража.

Я обвила нитку вокруг запястья. Прикосновение креста к коже вызывало ощущение холода.

— Знаешь, — поддразнила ее я, — существует большая вероятность, что меня вышибут из школы прежде, чем я стану твоим стражем.

Она улыбнулась.

— Ну, тогда ты вернешь их мне.

Все засмеялись. Таша начала говорить что-то, но взглянула на дверь и оборвала себя.

— Джанин!

Там стояла моя мать, и выглядела она жестче и невозмутимее, чем когда-либо.

— Извини, что опоздала, — сказала она. — Надо было закончить одно дело.

Дело. Как всегда. Даже на Рождество.

Воспоминания о нашем «бое» нахлынули на меня, кровь прилила к щекам, живот свело. Она ни разу не попыталась связаться со мной со времени этого происшествия два дня назад, даже когда я лежала в больнице. Никаких извинений. Вообще ничего. Я стиснула зубы.

Она подсела к нам и вскоре включилась в разговор. Я уже давно обнаружила, что она может обсуждать лишь одну тему: работу стража. Интересно, есть у нее хоть какое-то хобби? Поскольку нападение на семью Бадика было у всех на уме, она принялась описывать похожее сражение, в котором принимала участие. К моему ужасу, Мейсон впитывал каждое ее слово, точно губка.

— Ну, обезглавливание — не такое легкое дело, как кажется, — характерным для нее сухим, прозаичным тоном говорила она. Я никогда и не думала, что это легко, но она, по-видимому, полагала, будто все уверены, будто это раз плюнуть. — Нужно перерубить спинной мозг и сухожилия.

Благодаря нашей связи я почувствовала, что Лиссу начало подташнивать. Такие жуткие разговоры не для нее.

Глаза Мейсона вспыхнули.

— Каким оружием лучше всего делать это?

Мать задумалась.

— Топором. Он тяжелый.

Иллюстрируя свои слова, она с силой взмахнула рукой.

— Круто, — сказал Мейсон. — Господи, надеюсь, мне позволят носить топор.

Комическая и нелепая идея, поскольку топор — не то оружие, которое таскают с собой. Мелькнувший образ Мейсона, идущего по улице с топором на плече, слегка улучшил мое настроение. Увы, это длилось совсем недолго.

По правде говоря, я ушам своим не верила, что мы на Рождество ведем такой разговор. Присутствие матери всему придавало мрачный характер. По счастью, встреча вскоре закончилась. Кристиан с Лиссой ушли по своим делам, Дмитрию и Таше, по-видимому, тоже было чем заняться. Мы с Мейсоном уже подходили к своему спальному корпусу, когда моя мать нагнала нас.

Никто не произнес ни слова. Звезды усыпали ночное небо, яркие и резкие, их блеск был под стать сверканию льда и снега вокруг. На мне была парка цвета слоновой кости, подбитая искусственным мехом. Она хорошо согревала тело, хотя не защищала от порывов холодного, обжигающего лицо ветра. Все время, пока мы шли, я ждала, что мать свернет туда, где жили стражи, но она вместе с нами вошла в спальный корпус.

— Я хотела бы поговорить с тобой, — в конце концов, сказала она.

Я мгновенно насторожилась. Что еще я натворила?

Больше она не добавила ни слова, но Мейсон мгновенно понял намек. Он тактичен, хотя в данный момент я пожалела, что он такой. И еще мне показалось, есть оттенок иронии в том, что он, жаждущий сразиться со всеми стригоями в мире, боится моей матери.

Он бросил на меня извиняющийся взгляд.

— Эй, мне нужно кое-куда заглянуть. Увидимся позже.

Я с сожалением проводила его взглядом, от всего сердца желая броситься следом. Скорее всего, попытайся я сбежать, мамочка блокировала бы меня захватом и подбила второй глаз. Переминаясь с ноги на ногу, я смотрела куда угодно, только не на нее и ждала, пока она заговорит. Уголком глаз я заметила, как люди поглядывают на нас. Похоже, всем на свете известно, что это она поставила мне синяк, я внезапно почувствовала, что не хочу выслушивать ее лекцию в присутствии свидетелей.

— Хочешь... ммм... пойдем в мою комнату? — спросила я.

Она выглядела удивленной, почти колеблющейся.

— Хорошо.

Я повела ее наверх, стараясь держаться на безопасном расстоянии. Между нами возникли неловкость и напряжение. Войдя в комнату, она не сказала ничего, но внимательно все осмотрела, как будто тут могли прятаться стригои. Я села на постель, не зная, что делать, она расхаживала по комнате. Провела пальцами по стопке книг касательно поведения животных и эволюции.

— Это для школы? — спросила она.

— Нет. Мне просто интересно, вот и все.

Она вскинула брови. Для нее это была новость.

Но как иначе? Она вообще ничего не знала обо мне. Она продолжала осмотр, останавливаясь, чтобы изучить всякие мелочи, которые, по-видимому, удивляли ее применительно ко мне. Фотография, сделанная на Хэллоуин, где мы с Лиссой в костюмах фей. Упаковка фруктовых пирожков. Казалось, мать встретилась со мной впервые в жизни.

Внезапно она повернулась и протянула ко мне руку.

— Вот.

Вздрогнув, я подставила свою ладонь. В руку упало что-то прохладное. Округлый брелок, совсем маленький, не больше десятицентовой монеты в диаметре. На серебряном основании крепился плоский диск из концентрических стеклянных кружков. Нахмурившись, я провела пальцем по его поверхности. Странно, но круги придавали брелку сходство с глазом. Внутренний круг был крошечный, словно зрачок, темно-голубой, но выглядел черным. Следующий за ним — бледно-голубой, а его окружал белый. Наружный круг выглядел как очень тонкое кольцо темно-голубого цвета.

— Спасибо. Я... Мне нечего подарить тебе.

Подарок был странный, какого черта она дарит мне глаз? Но все же подарок. Она кивнула, лицо снова бесстрастное и равнодушное.

— И прекрасно. Мне ничего не надо.

Она отвернулась и продолжила ходить по комнате. Места здесь было немного, но из-за невысокого роста она могла делать маленькие шажки. Каждый раз, когда она проходила мимо окна над постелью, свет падал на темно-рыжие волосы. С любопытством наблюдая за ней, я поняла, что она нервничает не меньше меня.

Наконец, она остановилась и посмотрела на меня.

— Как твой глаз?

— Лучше.

— Хорошо.

Она открыла рот, и я почувствовала, что она на грани того, чтобы извиниться. Но она промолчала.

Вместо этого она снова принялась расхаживать. Я поняла, что не могу больше оставаться в бездействии, и начала убирать свои подарки. Этим утром я получила много милых вещей. Одна из них — шелковое платье от Таши, красное, украшенное вышитыми цветами. Мать смотрела, как я вешаю его в свой маленький шкаф.

— Очень мило со стороны Таши.

— Да, — бросила я. — Я не знала, что она сделает мне подарок. Она мне нравится.

— Мне тоже.

Я удивленно отвернулась от шкафа и посмотрела на маму. Ее удивление было зеркальным отражением моего. Если бы не моя постоянная настороженность в отношении нее, я сказала бы, что мы впервые сошлись в чем-то. Может, рождественские чудеса и впрямь случаются.

— Страж Беликов — подходящая пара для нее.

— Дмитрий? — Я удивленно подняла бровь.

О чем она говорит?

— Страж Беликов, — строго повторила она, явно не одобряя моей фамильярности в отношении наставника.

— В каком... В каком смысле пара?

Она вскинула бровь.

— Ты не слышала? Она попросила его быть ее стражем — поскольку у нее нет ни одного.

Я почувствовала себя так, словно она снова меня ударила.

— Но он... уже назначен. Защищать Лиссу.

— Это может быть пересмотрено. И независимо от репутации Озера... она ведь по-прежнему принадлежит королевской семье. Если она поднажмет, то добьется своего.

Я тупо уставилась в пространство.

— Ну, я полагаю, они друзья.

— Более чем — или, по крайней мере, могут стать.

Бам! Новый удар.

— Что?

— Ммм... Ну, она... проявляет к нему интерес. Судя по тону матери, для нее романтические проблемы никакого интереса не представляли. — Она хочет иметь детей-дампиров, так что, если он станет ее стражем, они, в конце концов, смогут... ммм... договориться.

О мой бог!

Время остановилось.

Сердце тоже перестало биться.

До меня дошло, что мать ждет ответа. Она стояла, прислонившись к столу, и смотрела на меня. Может, она и способна затравить стригоя, но о моих чувствах не догадывалась.

— И... И что? Он согласен? Стать ее стражем? — запинаясь, спросила я.

Мама пожала плечами.

— Пока, по-моему, нет, но согласится, конечно. Прекрасная возможность.

— Конечно, — эхом повторила я.

С какой стати Дмитрию отказываться от роли стража своей подруги и от возможности иметь ребенка?

По-моему, мама говорила что-то еще, но я ничего не слышала. Я думала о том, как Дмитрий покидает Академию, покидает меня. Думала о том, как хорошо ладят друг с другом он и Таша. И тут воображение сорвалось с цепи. Перед моим внутренним взором разворачивались сцены будущего. Таша и Дмитрий вместе. Ласкают друг друга. Целуются. Обнаженные. Ну и все такое прочее...

Я плотно зажмурилась на мгновение и снова открыла глаза.

— По правде говоря, я устала.

Мама остановилась посреди фразы, я понятия не имела, о чем она перед этим говорила.

— Я действительно устала, — повторила я.

Голос мой звучал глухо и опустошенно, никаких эмоций.

— Спасибо за глаз... ммм... за подарок, но если не возражаешь...

Мать удивленно и озадаченно смотрела на меня. Потом мгновенно приняла непроницаемый вид. До этого момента я не осознавала, в какой степени она утратила контроль. Пусть и на короткое время, она позволила себе стать уязвимой со мной. Теперь эта уязвимость исчезла.

— Конечно, — сухо ответила она. — Я не хочу докучать тебе.

Мне хотелось объяснить ей свое поведение.

Хотелось сказать, что я выгоняю ее не по какой-то личной причине. И еще поведать ей, как я мечтала, чтобы она была доброй, понимающей матерью, которой можно довериться. Матерью, с которой легко обсуждать даже любовные переживания. В общем, такой, какой все вокруг представляют себе мать.

Господи! На самом деле я хотела поговорить об этом хоть с кем-нибудь, в особенности сейчас. Но я чувствовала себя раздавленной, не могла произнести ни слова. Как будто у меня выдрали сердце и швырнули его в дальний угол комнаты. В груди возникла жгучая, мучительная боль. И пустота, которая, казалось, никогда не заполнится. Одно дело — смириться с тем, что я не могу больше быть с Дмитрием, и совсем другое — узнать, что мое место займет другая женщина. Я молчала, просто утратила дар речи.

Злость вспыхнула в глазах матери, она поджала губы с характерным для нее выражением недовольства. После чего без единого слова развернулась и вышла, хлопнув дверью. Хлопанье дверью часто бывало и моим приемом. Полагаю, некоторые гены у нас действительно общие. Однако я почти мгновенно забыла о ней. Просто сидела и думала. Думала и воображала. Так практически я провела всю оставшуюся часть дня. Пропустила обед. Поплакала. Но в основном сидела на постели, все глубже погружаясь в депрессию. Представлять Дмитрия и Ташу вместе — ужасно, но, как выяснилось, еще хуже вспоминать, как мы с ним были вместе. Никогда больше он не прикоснется ко мне так, никогда не поцелует снова... Это было худшее Рождество в моей жизни.

ДЕСЯТЬ

Поездка на лыжную базу приближалась. Выкинуть из головы всю эту историю с Дмитрием и Ташей оказалось выше моих сил, но, по крайней мере, сбор вещей и другая подготовка к поездке помогли немного отвлечься. Когда дело касалось нашей безопасности, Академия проявляла особую заботливость, иногда это сулило приятные сюрпризы. Так, Академия имела в своем распоряжении два частных самолета. Следовательно, стригои не смогут напасть на нас ни в каком аэропорту, и мы будем путешествовать с шиком. Самолеты поменьше коммерческих, но удобные и просторные. Сиденья откидывались назад — ложись и спи. Если перелет предстоял долгий, можно было смотреть фильмы, для чего в спинку соседнего кресла вмонтировали маленькие пульты управления. Иногда нам даже подавали какую-нибудь необычную еду. Я была готова поспорить, однако, что этот перелет слишком короток для кино и обеда.

Мы отбыли поздним вечером двадцать шестого. Поднявшись на борт самолета, я поискала взглядом Лиссу, потому что хотела поговорить с ней, после рождественского завтрака мы практически не общались. И не удивилась, увидев, что она сидит рядом с Кристианом и вид у них такой, будто они отнюдь не жаждут чьего-то присутствия. Слышать их разговор я не могла, но Кристиан обнимал ее за плечи и светился от радости. Я по-прежнему считала — он не в состоянии позаботиться о ней так, как я, но признавала, что он делал ее счастливой. Я выдавила улыбку, кивнула им и прошла по проходу туда, откуда мне махал Мейсон. По дороге миновала сидящих рядом Ташу и Дмитрия, но сознательно проигнорировала их.

— Привет.

Я опустилась в кресло рядом с Мейсоном. Он улыбнулся мне.

— Привет. Ну как, готова к лыжным гонкам?

— Как никогда.

— Не волнуйся, — подмигнул он. — Я буду тактичен с тобой.

Я усмехнулась и откинула голову на спинку сиденья.

— По-моему, ты бредишь.

— Благоразумные парни такие скучные.

К моему удивлению, он накрыл мою руку своей. Кожа у него была теплая, я почувствовала легкое покалывание от его прикосновения. Это испугало меня. До сих пор я считала, что Дмитрий единственный, вызывающий у меня такую реакцию.

«Пора идти вперед, — подумала я, — Дмитрий, очевидно, так и поступает. И мне давным-давно следовало».

Я переплела свои пальцы с пальцами Мейсона, и этот жест застал его врасплох.

«Наверное, будет забавно».

Так оно и оказалось.

Я постоянно старалась напоминать себе, что мы здесь из-за случившейся трагедии, а где-то есть стригои и люди, готовые нанести удар. Но остальные словно начисто обо всем забыли. Лыжная база оказалась потрясающей. Внешне она выглядела как бревенчатый дом, но где вы видели дом, способный вместить сотни людей и создать им невероятно роскошные условия? Трехэтажное отсвечивающее золотом деревянное строение разместилось среди высоких сосен. Окна большие, с изящным арочным верхом и, естественно, затененные для удобства мороев. Хрустальные светильники — электрические, по форме напоминающие фонари, — висели у всех входов, дом сверкал, словно усыпанный драгоценными камнями.

Нас окружали горы, мое обостренное зрение едва различало их ночью, но я готова была поспорить — при свете дня вид будет изумительный. С одной стороны дома располагалось собственно место для катания на лыжах — крутые холмы, лыжные трассы, подъемники и буксирные тросы. С другой стороны — восхитительный каток. Рядом с ним тянулись пологие холмы для катания на санях. И это лишь то, что имелось снаружи.

Внутри все было обустроено для удовлетворения любых нужд мороев. Конечно, «кормильцы», двадцать четыре часа в сутки готовые к услугам. Катание в ночном режиме. Защитные кольца вокруг базы и стражи повсюду. Все, что может пожелать живой вампир. В главном вестибюле со сводчатого потолка свешивалась огромная люстра. Пол выложен мраморными плитами, образующими сложный узор, за конторкой круглые сутки сидел портье, готовый удовлетворить любые желания. Остальная часть базы — коридоры и комнаты отдыха — были выдержаны в красно-черно-золотистых тонах. Темно-красный цвет доминировал над остальными, и я невольно задавалась вопросом, случайно ли это сходство с кровью. Стены украшали зеркала и произведения искусства, здесь и там стояли маленькие декоративные столики, на них вазы с бледно-зелеными в фиолетовых крапинках орхидеями, наполняющие воздух острым ароматом.

Комната, предназначенная для нас с Лиссой, была больше, чем обе комнаты в Академии, вместе взятые, и отделана так же богато, как вся база.

Плюшевый ковер отличал такой толстый ворс, что я прямо у входа скинула туфли и прошлась босиком, наслаждаясь тем, как мягко моим ногам. Две огромные кровати покрывали пуховые одеяла, и на них было так много подушек, что, клянусь, человек мог навсегда затеряться среди них. Застекленные двери вели на просторный балкон, и это было бы круто, учитывая, что мы располагались на верхнем этаже, если бы не мороз снаружи. В дальнем конце балкона стояла ванна для двоих, но, на мой взгляд, она вряд ли была актуально в такой мороз.

Утопая в роскоши, я достигла той стадии перегруженности впечатлениями, когда все начинает сливаться вместе. Ванна из черного мрамора. ТВ с плазменным экраном. Корзинка с шоколадом и другими сладостями. Когда мы, наконец, решили пойти покататься, мне определенно не хотелось покидать комнату. По-моему, я с огромным удовольствием провела бы все каникулы, не высовывая отсюда носа.

Тем не менее, мы, в конце концов, выбрались наружу, и, каким-то образом сумев выкинуть из головы Дмитрия и мать, я начала получать удовольствие. Помогло то, что база оказалась обширна и шансы встретиться с ними были невелики. Впервые за несколько недель я смогла полностью сосредоточиться на Мейсоне и осознала, насколько он компанейский человек. И с Лиссой я общалась больше, чем когда-либо за последнее время, отчего мое настроение тоже улучшилось.

Лисса, Кристиан, Мейсон и я — получилось что-то вроде двух пар. Почти весь первый день мы катались на лыжах, хотя двум мороям среди нас пришлось трудновато. Учитывая наши с Мейсоном бесконечные тренировки, ни он, ни я не боялись рискованных спусков. Состязательная природа подталкивала нас выписывать немыслимые виражи, чтобы превзойти друг друга.

Поиск по сайту: