АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Африкан, сорок четыре года, протопарторг

Читайте также:
  1. FOUR SEASONS COLLECTION Коллекция ЧЕТЫРЕ СЕЗОНА
  2. IV Четыре дня до съемок. Воскресенье
  3. Supinum. Perfectum indicativi passivi. Четыре основные формы глагола
  4. VIII. Государственные преступники седьмого разряда, осуждаемые к временной ссылке в каторжную работу на 4 года, а потом на поселение.
  5. Аарон молчит секунды четыре.
  6. Алая аура протопарторга
  7. Аэропорт Лос-Анджелеса. Четыре года назад.
  8. Богат в сорок и банкрот в сорок семь
  9. В каком порядке определяется размер среднего заработка для оплаты четырех дополнительных выходных дней по уходу за ребенком-инвалидом до достижения им возраста до 18 лет?
  10. В результате проникающего огнестрельного ранения бедра были повреждены ее четырехглавая и двуглавая мышцы.
  11. В спорте делает успехи это четыре,

 

Когда какая-то зловредная мелюзга дерзнула пощекотать из-под воды левую пятку, Африкан, достигший уже к тому времени середины Чумахлинки, ощутил легкий испуг. Ему представилось вдруг, что вот сейчас, именно в этот миг, Партиарх Порфирий, брезгливо поджав губы, вычеркивает его из списка чудотворцев – и холодная темная вода тут же расступается под босыми подошвами. А плавать Африкан и вправду не умел…

Хотя, конечно, не все так просто… Единым росчерком пера харизмы не лишишь. Пока толпа верит в своего избранника – тот не утонет ни при каких обстоятельствах. Даже когда слух об отставке достигнет людских ушей, поверят ему далеко не сразу. Должна пройти неделя, а то и две, прежде чем средства массовой информации убедят население, что народный любимец лишь прикидывался таковым. Однако и в этом случае наверняка останется какое-то количество непереубежденных упрямцев. Разумеется, по воде при такой поддержке не прогуляешься, а вот чудо помельче можно и сотворить…

Потом с лыцкого берега полетели пули, и Африкану стало не до сомнений. Обозлившись, он проклял пулемет, а заодно и безымянного подводного щекотунчика…

Кстати, вскарабкаться на двухметровый обрыв по вымытым из грунта извивам толстых корней оказалось куда труднее, нежели пешком в шквалах прожекторного света пересечь при пулеметном огне разлившуюся Чумахлинку. На всякий случай протопарторг, выбравшись на сушу, сразу же отвел глаза прожектористам, и оба луча, потеряв нарушителя, слепо зашарили по берегу. От близости холодной воды поламывало суставы. Покряхтывая, опальный чудотворец присел на какую-то корягу и бережно открепил от рясы приблудившегося домовичка.

– Ну вот… – протяжно молвил он. – Давай-ка, друг Анчутка, для начала отдышимся…

Суматоха на мосту всполошила всю потустороннюю живность. Придремавшее в кроне вербы крупное аукало, одурев спросонок, вскинулось и огласило рощицу рублеными командами, тяжким буханьем сапог, собачьим лаем… Вне всякого сомнения, там, вдалеке, баклужинцы подняли заставу в ружье.

– Бежим!.. – вскрикнул ополоумевший от страха Анчутка.

Африкан неспешно повернулся к домовому и, вздернув пегие брови, оглядел его с головенки до пяточек. Честно сказать, он и сам не понимал до конца, что его побудило взять под покровительство эту мелкую пушистую нечисть. Ну что ж… Говорят, у каждого антисемита есть свой любимый еврей. Так почему бы протопарторгу Африкану не обзавестись любимчиком из домовых?..

Протопарторг насупился, снял с плеча висящие на шнурках ботинки и, как бы не слыша приближающегося шума, принялся обуваться. Порфирию о его бегстве, несомненно, уже доложили. А назавтра Партиарху станет известно и о нынешней пограничной заварухе. Еще день он будет колебаться, а потом… Кстати, а что потом? Как бы сам Африкан поступил на месте Порфирия? Во всяком случае, взять и объявить во всеуслышание ближайшего своего соратника беглецом и ренегатом он бы не решился…

Широкое лицо чудотворца было скорбно-задумчиво. Вокруг примыкающей к обрыву лужайки металась незримая простому люду мелкая лесная погань: заблудилки, спотыкалки, толканчики… На саму лужайку даже и не совались – отпугивала алая аура Африкана. Просунулось в развилину стволов очумелое рыльце лешего. Хозяин рощицы испуганно повел круглыми бельмами, шевельнул вывороченными ноздрями – и сгинул. Анчутку он не приметил. Хотя будь домовичок один – нипочем бы ему не укрыться от приметливой родни…

Потом кто-то по-кабаньи проломился через кустарник и страшно скомандовал:

– Стой! Руки за голову!

Анчутка в ужасе схватил протопарторга за ногу, мешая шнуровать ботинок. Тот поднял голову и различил в двух шагах перед собой кряжистого отрока в каске и в бронежилете поверх пятнистого комбинезона. Потопал обутой ногой и недовольно кивнул в сторону чернеющей в сумерках осины. Пограничник тут же перенацелил автомат и, мягкой тяжелой поступью подойдя к дереву, уперся стволом в кору. Привычными движениями обыскал осину, нашарил сучок, нахмурился.

– Контрабанда?.. – недобро осведомился он. – А ну-ка документы!.. Куда?! Руки за голову, я сказал!.. Сам достану…

Африкан принялся за второй ботинок. Пограничник с угрюмым сопеньем изучал в свете фонарика сорванный с дерева нежный молодой листок.

– Справка об освобождении?.. Мало того, что рецидивист, так ты еще и шпионов переправляешь?.. Говори, сука, где клиент! Где этот, в рясе?..

Потянуло легким ночным ветерком. Листва осины сбивчиво забормотала. Пограничник выслушал древесный лепет с тяжелым недоверием. Тем временем через кустарник проломился еще один пятнистый в бронежилете и, кинув быстрый взгляд в сторону товарища, проверяющего документы, устремился к берегу.

– Хлюпало! – с плаксивой угрозой в голосе взвыл он, склоняясь над обрывом. – Ну ты что ж ершей не ловишь, черт пучеглазый!.. Водяной, называется! Лыцку продался?..

Внизу плеснуло, зашуршал осыпающийся по крутизне песок, заскрипели, затрещали вымытые из берега древесные корни. Кто-то карабкался по круче. Вскоре на край ее легла лапа с перепонками, потом показалась жалобная лягушачья морда. Глаза – как волдыри.

– Ну да, не ловлю!.. – заныл в ответ речной житель. – Я его еще в нейтральных водах щекотать начал. Вот!.. – И, болезненно скривившись, бледный одутловатый Хлюпало (кстати, подозрительно похожий на скрывшегося от правосудия Бормана) предъявил скрюченный, сильно распухший палец, которым он, судя по всему, и пытался пощекотать нарушителя из-под воды. – Тут же судорогой свело!..

Странные какие-то пошли водяные: ни бороды, ни волос – так, какая-то щетинка зеленоватая… Бритый он, что ли?..

Африкан притопнул туго зашнурованным ботинком и, кряхтя, поднялся с коряги. По всем прикидкам выходило, что статуса чудотворца его в ближайшие несколько дней лишить не посмеют…

– Лохи… – со вздохом подытожил он, не без ехидства оглядев собравшуюся на берегу компанию. – Пошли, Анчутка…

 

 

* * *

 

Ночь была чернее Африкановой рясы и с такими же бурыми подпалинами. По левую руку, надо полагать, лежали невидимые пруды: там гремел сатанинский хохот лягушек. Вдали звездной россыпью мерцала окраина Чумахлы (второго по величине города суверенной Республики Баклужино), а шагах в сорока желтели три окошка стоящего на отшибе домика. В их-то сторону и направлялся неспешным уверенным шагом опальный протопарторг. Кстати, а почему окон три, когда должно быть два? Ах, это у него еще и дверь настежь распахнута… Не решающийся отстать Анчутка семенил рядом.

– Нельзя мне туда… – скулил он, отваживаясь время от времени легонько дернуть спутника за подол. – Домовой увидит, что мы вместе, братве расскажет… Свои же со свету сживут…

– А по-другому и не бывает… – дружески утешил его Африкан. – Только, слышь, мнится мне, Анчутка, никакого уже домового там нет. Ни домового, ни дворового, ни чердачного.

Протопарторг отворил калитку. Три полотнища желтоватого света пересекали отцветающий сад. Безумствовала сирень. Анчутка повел ноздрями, повеселел и больше за подол не дергал. Видимо, понял, что Африкан прав: был домовой, да недавно съехал…

Переступив порожек, оба оказались в разоренной кухне, где за покрытым прожженной клеенкой колченогим столом сидел, пригорюнившись, сильно пьяный хозяин – волосатый до невозможности. Заслышав писк половицы под грузной стопой Африкана, он медленно поднял заросшее до глаз лицо и непонимающе уставился на вошедших. Потряс всклокоченной головой – и снова уставился. Ошалело поскреб ногтями то место, где борода у него переходила в брови… Трезвел на глазах.

– Ну, здравствуй, Виталя… – задушевно молвил Африкан. – Узнаешь?.. Вот обещал вернуться – и вернулся…

– Ты… с ума сошел… – выговорил наконец хозяин.

– Ну, с ума-то я, положим, сошел давно… – усмехнувшись, напомнил Африкан. – А вот в Лыцке чуть было не выздоровел. Ладно спохватился вовремя! Нет, думаю, пора в Баклужино. А то, глядишь, и впрямь за нормального принимать начнут…

Протопарторг покряхтел, потоптался, озираясь. Шеи у него, можно сказать, не было, поэтому приходилось Африкану разворачиваться всем корпусом. Сорванная занавеска, на полу – осколки, сор, клочья обоев. Над колченогим столом – светлый прямоугольник от снятой картины (от иконы пятно остается других очертаний и поменьше)… Мерзость запустения. Обычно жилье выглядит подобным образом после эвакуации.

– А что это у тебя такой бардак? – озадаченно спросил гость. – И дверь – настежь… Разводишься, что ли?..

– Зачем пришел?.. – выдохнул хозяин, со страхом глядя на Африкана.

– Зачем? – Африкан еще раз огляделся, присел на шаткий табурет. – Хочу, Виталя, кое о чем народу напомнить… Хватит! Пожили вы тут тихо-мирно при Глебе Портнягине… – Ожег темным взором из-под насупленных пегих бровей. – Примкнешь?

Пористый нос Витали (единственный голый участок лица) стал крахмально-бел. Безумные глаза остановились на початой бутылке. Судорожным движением Виталя ухватил ее за горлышко и попытался наполнить небольшой граненый стаканчик. Далее началось нечто странное и непонятное: водка с бульканьем покидала бутылку, а вот стакан оставался пустым. Вовремя сообразив, что рискует остаться вообще без спиртного, хозяин столь же судорожно отставил обе емкости на край стола.

– Что скажешь? – сурово спросил чудотворец.

Часто, по-собачьи дыша, Виталя смотрел на протопарторга. Наконец отвел глаза и замотал кудлатой головой.

– М-м… н-нет… – промычал он, будто от боли. – Н-не проси… Завязал я с политикой… Полгода уже как завязал… Партбилет сжег, икону спрятал, орден – тоже… Зря ты пришел, Никодим… У меня ведь жена, дети…

– Где? – хмуро поинтересовался Африкан, именуемый в данном случае Никодимом.

– Что – где?..

– Ну, жена, дети…

Хозяин очумело огляделся. Ни детей, ни супруги в пределах кухоньки не наблюдалось.

– А-а… – понимающе протянул он. – Переехали… Ну а я уж завтра… с утра…

Потянулся к бутылке, но тут же отдернул руку и, опасливо взглянув на Африкана, вытер взмокшие ладони о рубаху.

– Ничего у тебя не выйдет… – хрипло предупредил он, вроде бы протрезвев окончательно. – Тогда не вышло, а уж теперь – тем более. Старики – пуганые все, а молодым идеи – до фени…

– А подполье?

Виталя скривился и махнул рукой:

– Распалось…

– Так сразу и распалось? – не поверил Африкан.

– Ну, не сразу, конечно… – с неохотой признал Виталя. – В позапрошлом году митинг вон в столице устроили… демонстрацию провели… с зеркалами…

 

– С зеркалами?..

– Н-ну… чтобы сами все увидели… до чего их колдуны довели…

– Это, что ли, когда вас из водометов разгоняли?

Виталя заморгал, взметнул мохнатое личико.

– Из каких водометов? – ошалело переспросил он.

– В «Краснознаменном вертограде» статья была, – пояснил Африкан. – Водой поливали, дубинками чистили…

Слегка отшатнувшись, Виталя испуганно глядел на Африкана.

– Не-е… – растерянно сказал он наконец. – Все честь по чести: митинг санкционированный, демонстрация – тоже…

– А кто санкцию давал? – желчно осведомился Африкан. – Сам небось Глеб Портнягин?

Виталя ссутулился и уронил голову на грудь.

– Дожили… – с горечью сказал Африкан. – У поганого колдуна разрешение клянчить… Причем на что! На проявление народного гнева… Эх!..

Замолчал, потом вдруг протянул по-хозяйски растопыренную пятерню через стол, взял бутылку, осмотрел неодобрительно… С яркой этикетки на него глумливо воззрился козлобородый старик. «Nehorosheff. Водка высшего качества. Розлито и заряжено там-то и там-то… Остерегайтесь подделки…»

– Ну а со стороны колдунов провокации-то хоть были?.. – с надеждой спросил Африкан, возвращая бутылку на стол. – Во время митинга…

– Да нас менты охраняли… – виновато сказал Виталя. – Нет, ну были, конечно… – тут же поспешил исправиться он. – Ведьмы баклужинские порчу навести хотели…

– И что?

– Тут же их и загребли… У двоих лицензию отобрали на год… Ворожить можно, а все остальное – нельзя… Вот с тех пор вроде больше акций не проводилось…

Последовало тягостное продолжительное молчание.

– Та-ак… – протянул наконец Африкан. – Порадовал… Ну а вожаки? Тоже врассыпную?

– А Бог их знает… – с тоской сказал Виталя. – Клим вроде в коммерцию подался, а Панкрат и вовсе – в теневики.

– То есть экспроприацию все же проводит? – встрепенулся Африкан.

– Да проводить-то – проводит… – уныло откликнулся хозяин. – Банк вот взял, говорят, на прошлой неделе… Но ведь это он так уже, без политики…

Устыдился – и смолк.

– Эх, Виталя, Виталя… – с упреком сказал Африкан. – Такое подполье вам оставил, а вы…

Хозяин всхлипнул.

– Да ты посмотри на меня! – жалобно вскричал он. – Ты посмотри! Ну какой из меня подпольщик? Да! Опустился! Да!.. Телевизор не смотрю, радио не слушаю, газет не читаю… Вон, видишь? – Виталя не глядя ткнул пальцем в репродуктор с болтающимся обрывком провода. – Не тот я уже, Никодим, не тот… Да и ты тоже…

Африкан вздрогнул и медленно повернулся к хозяину. Виталя поперхнулся.

– Н-ну… сам вон уже с нечистой силой знаешься… – шепотом пояснил он, робко указав наслезенными глазами на попятившегося Анчутку. В присутствии Африкана тот не посмел стать невидимым и лишь плотнее вжался в угол.

Некоторое время оба смотрели на домового.

– А что ж?.. – глухо, с остановками заговорил Африкан. – Для святого дела и нечисть сгодится… Честных людей, я гляжу, не осталось – значит будем с домовыми работать…

Виталя вскинул затравленные глаза и, ощерив руины зубов, с треском рванул ворот рубахи.

– Не трави душу, Никодим… – сипло взмолился он. – Замолчи!..

Африкан встал. Широкое лицо его набрякло, потемнело.

– Если я сейчас замолчу, – с трудом одолевая каждое слово, выговорил он, – камни возопиют… Да что там камни!

Неистово махнул рукой – и в сломанном репродукторе что-то треснуло, зашуршало, а в следующий миг в мертвый динамик непостижимым образом прорвалась вечерняя передача Лыцкого радио. Звенящий детский голос декламировал самозабвенно:

Когда Христос был маленький,

С курчавой головой…

– Не смей!.. – Виталя вскочил, кинулся к репродуктору. Сорвав со стены, с маху метнул об пол и с хрустом раздавил каблуком…

Он тоже бегал в валенках

По горке ледяной… – как ни в чем не бывало продолжал ликовать расплющенный в лепешку динамик.

Виталя взвыл, схватил репродуктор и, вылетев в открытую настежь дверь, кинулся к колодцу.

В просторы иудейские

Зашвыривал снежки… – прозвенело напоследок. Далее послышался гулкий всплеск – и все стихло. Затем в проеме, пошатываясь, возник Виталя. Даже сквозь обильную волосатость заметно было, что лицо у него – искаженное.

– Уходи… – обессиленно выдохнул он. Набычась, протопарторг двинулся к двери. Анчутка метнулся за ним. Оказавшись на пороге, Африкан плюнул и, не стесняясь хозяина, отряс прах с высоких солдатских ботинок.

– Именем революции, – процедил он. – Лежать этому дому в развалинах… Оставшийся в одиночестве хозяин проклятого жилья нагнулся над продырявленным порожком. Гневный плевок протопарторга прожег кирпичи насквозь. Виталя издал слабый стон и побрел к столу. Хотел вылить остатки зелья в стаканчик – как вдруг замер, припомнив, видать, о том, что стряслось минут пять назад, и на всякий случай допил водку прямо из горлышка.

– В развалинах, в развалинах… – горестно передразнил он, роняя бутылку на пол. – А то я сам не знаю, что завтра ломать придут!..

 

 

* * *

 

– Ну что, друг Анчутка? – задумчиво молвил Африкан. – Где ночевать-то будем? По-партизански или в Чумахле ночлега попросим?..

Домовой беспомощно завертел пушистой головенкой. Слева чернел лесок, справа дробно сияла в ночи окраина Чумахлы.

– Да ты не бойся… – успокоил Африкан своего пугливого спутника. – Никто тебя братве не заложит… Если какая нечисть в хате – я ее в два счета выставлю… Скажу: «Сгинь!» – и сгинет…

Услышав страшное слово, Анчутка вздрогнул и сжался по привычке в комочек. Однако тут же сообразил, что произнесено оно было не в сердцах, добродушно и, стало быть, силы не возымеет. Глазенки домового вспыхнули.

– Сгинь! – повторил он в восторге. И, подумав, добавил злорадно: – Контр-ра!..

Африкан хмыкнул и покачал большой выпуклой плешью.

– Ты гляди… – подивился он. – Ловко у тебя выходит! С ГПУ небось сотрудничал?

Анчутка потупился:

– С НКВД…

– Ну то-то я смотрю…

Кажется, протопарторг хотел добавить еще пару ободряющих слов, но тут окраина Чумахлы – исчезла. Только что сияла рассыпчато, лучилась – и вдруг беззвучно канула во тьму.

– Свет, что ли, вырубили?.. – озадаченно пробормотал Африкан. – Прям как в Лыцке…

Однако чем ближе подходили они к Чумахле, тем яснее становилось обоим, что окраину погрузили во мрак с умыслом. Два квартала частного сектора патрулировались: ночь была буквально издырявлена карманными фонариками. В тесной улочке Африкану с Анчуткой встретились двое в милицейской форме. Не остановили, понятно, не окликнули, прошли мимо…

– У, ш-шакалы… – приглушенно возмущался один из них. – Нет, ну я понимаю: выселили, оцепили… Но обесточивать-то зачем? Специально для мародеров, что ли?..

– Так мародеры и обесточили, – ворчливо отвечал ему второй. – Перекусили провод – и готово дело…

– Починить, что ли, долго?

– Да они монтеру в чемоданчик смык-траву подложили… – сквозь зубы пояснил более информированный. – Монтер на столб залез – и ни пассатижи не разожмет, ни кусачки… А пока за другим инструментом бегали, эти падлы еще с трех пролетов провода поснимали… Вздорожал алюминий… – с сокрушенным вздохом добавил он.

Африкан приостановился, нахмурился и долго смотрел вслед патрульным. Частный сектор был оставлен не только людьми, но и домовыми… Несомненно, затевалось нечто грандиозное, наверняка лично одобренное Президентом – и, стало быть, мерзопакостное… Впрочем, нет худа без добра: выбирай любой дом – и ночуй.

Пока добрались до первого перекрестка, столкнулись еще с тремя патрулями. Ободренный дружеским отношением Африкана, Анчутка расхулиганился и принялся гасить ментам фонарики – сажал батарейки, с наслаждением выпивая из них весь заряд.

– Ну ты это… – недовольно сказал ему наконец Африкан. – Не зарывайся, слышь?..

Анчутка тут же прижух, а вскоре им подвернулся домишко с относительно целыми стеклами, приглянувшийся обоим. То ли прежние хозяева были слишком зажиточны, то ли просто беспечны, но, съезжая, они оставили даже кое-что из мебели. Лампочку – и ту поленились вывинтить. Съестного, правда, не обнаружилось, но ни Африкана, ни Анчутку это особо не расстроило. Домовому – и крошки довольно, а протопарторг после нелегального перехода границы – постился.

– Зажги!.. – азартно предложил Анчутка, тыча пальцем в лампочку, но Африкан лишь покачал головой.

– Зажечь-то недолго… – молвил он. – Только ни к чему нам сейчас, Анчутка, лишние чудеса… Провода-то обрезаны… Слышал, что менты говорили?.. Тут же на свет и сбегутся…

Анчутка покрутился еще немного в трех имеющихся комнатах, проверил все углы, побегал по стенам, по потолку, и наконец отправился спать на чердак. А Африкан влез на скрипучий топчан и, подложив руку под голову, долго лежал, глядя в тяжком раздумье на смутно белеющий потолок…

Было над чем призадуматься…

 

 

* * *

 

Когда любимец народа и верный соратник вождя гибнет вдруг от руки убийцы, обыватель, конечно, вправе полагать, что виною всему враги. Во-первых, ему так сказали. Во-вторых, он и сам давно уже заподозрил, что по ту сторону баррикады собрались одни идиоты.

Ну а разве нет?

Мало того, что неосторожным террористическим актом эти, прости Господи, недоумки сильно повредили своей политической репутации, вызвали волну народного гнева, – они ведь, получается, еще и выполнили чужую работу! Бесплатно и в ущерб себе.

Представьте облегченный вздох вождя, на чье место нагло и откровенно метил покойный, представьте тихое ликование того, кто, в свою очередь, метил на место покойного…

Нет-нет, всему есть предел, даже человеческому идиотизму. Враги-то они – враги, но ведь не себе же!..

Короче, не будем заблуждаться. Мочат всегда свои. Причем на вождей покушения удаются куда реже, чем на соратников. Да оно и понятно: какой же дурак даст санкцию на собственный отстрел!

Именно в соратники угодил протопарторг Африкан после того, как Партиарх Всего Лыцка Порфирий, и раньше с тревогой следивший за подвигами лидера правых радикалов, приревновал его к народу и объявил в отместку своим преемником.

Жизнь Африкана повисла на волоске. Количество завистников умножилось настолько, что лучше бы протопарторга переехало самоходным орудием «фердинанд» с известной картины художника Леонтия Досюды!.. А вскоре в беседе с наркомом инквизиции Партиарх посоветовал усилить личную охрану соратника и сослался при этом на недавний дурной сон, о чем тут же стало известно Африкану.

Что это значит – можно было не объяснять… Теперь перед Никодимом Людским лежали три пути. Один уже был пройден когда-то Троцким, второй – Кировым, третий – Че Геварой. Смерть пламенного протопарторга неминуемо бы свалили на баклужинских шпионов, но Африкана это не утешало ни в малейшей степени.

 

Во втором часу ночи пожаловали мародеры. Африкан слышал, как они шушукаются на крылечке и все никак не решатся войти.

– …нехорошее место… – придушенно сипел один. – Слышь, ладаном тянет…

– Ладан-то откуда?..

– А хрен его знает! Может, с Чумахлинки нанесло… Тут до Лыцка рукой подать…

Переступить порог дома они так и не отважились. Осторожно открепили гвоздодером наличники – и сгинули.

Снаружи начинал накрапывать мелкий дождичек. Африкан уже задремывал, когда на чердаке поднялась некая загадочная возня, сопровождаемая писком домовых.

– Сгинь!.. Контр-pa! – взвился угрожающий голосок.

Кажется, Анчутка нуждался в помощи. Судя по всему, на чердаке шла серьезная разборка.

– Изыди, нечистая сила!.. – сердито пробормотал Африкан – и возня наверху стихла.

Он сердито прислушался, потом поправил ботинки, служившие ему подушкой, и со скрипом перевалился на другой бок…

Выспаться Африкану, однако, так и не дали. В шестом часу утра страшный удар сотряс дом до бетонных блоков фундамента. С треском и грохотом полетели обломки белого кирпича и куски штукатурки. Происходящее напоминало бомбежку…

Африкан рывком сел на пошатнувшемся со вскриком топчане. На месте окна зияла огромная рваная брешь, в которой влажно синело промытое ночным дождем чистое утреннее небо. В косом потоке солнечного света лениво клубилась удушливая мутная пыль. Под растрескавшимся облупленным потолком качался на шнуре огрызок лампочки.

– У, чтоб тебя приподняло да так и оставило!.. – прорычал в сердцах протопарторг, не подумав спросонок о последствиях.

Тут же закашлялся, сбросил ноги на пол и, дотянувшись до ботинок, принялся обуваться. В горле першило. Из пролома слышались бормотание мощного двигателя и оробелое матерное многоголосье. Покончив со шнуровкой, Африкан встал и, обойдя особо плотный клуб белесой пыли, выглянул в пролом. Глазам его представилась следующая картина:попирая чудовищными гусеницами поваленный заборчик, влажную кирпичную дорожку и пару сломленных яблонь, посреди двора утвердился кран с задранной стрелой. Вокруг машины собралось уже человек десять. Все смотрели вверх, где в синем утреннем небе, натянувши цепь, покачивалась на манер аэростата черно-ржавая гиря.

– Матвеич!.. – жалобно взывал высунувшийся по пояс из кабины амбал в голубеньком комбинезоне и такой же каскетке. – Матвеича, блин-переблин, позовите!..

Африкан досадливо поморщился и мотнул головой. Ну надо же было так по-глупому засветиться!.. Хотя, может быть, оно все и к лучшему… Во-первых, пусть нечаянно, но сорван один из паскудных планов Глеба Портнягина – не важно какой… А во-вторых, чем больше баклужинцев уверует в чудотворца Африкана, тем меньше он будет зависеть от своих лыцких избирателей и лично от Партиарха Порфирия…

Толпа вокруг крана все увеличивалась и увеличивалась. Шум во дворе нарастал. Наверняка парящую на цепи гирю видно было издали. Потом люд внезапно раздался, и рядом с кабиной возник неприметный мужичок в жеваном костюме. Он озабоченно глянул на гирю и, не выразив на мятом поношенном личике ни страха, ни удивления, вынул из внутреннего кармана сотовый телефон. Надо понимать, видывал чудеса и похлеще. Деловито перекрестился (окружившие его зеваки отпрянули, зароптали) и набрал номер.

– Оксанка?.. – ябедным голосом осведомился он. – Это Матвеич… С Толь Толичем соедини… Да плевать, что занят! Скажи: диверсия…

Африкан отстранился от проема и взглянул на ветвисто треснувший потолок.

 

– Анчутк… – негромко позвал он. – Слазь давай… А то нас тут, понимаешь, сносить решили…

Ответа не последовало. Протопарторг тревожно прислушался и понял, что чердак пуст, причем давно. Да уж не случилось ли чего с Анчуткой? Гирей вроде задеть не могло – первый удар угодил в стену… Может, просто испугался домовичок? Африкан моргнул и вдруг сообразил, в чем дело. Он же сам приказал ночью: «Изыди, нечистая сила!..» – и не подумал, старый дурак, о том, что Анчутка-то ведь – тоже домовой! Конечно, тут же и унесло – вместе с остальными… Ну и где его теперь искать?..

Помог, называется!.. Ах, как неловко все вышло-то… Африкан досадливо почесал плешь и, покряхтывая, направился к двери. Во дворе на него внимания не обратили. Протопарторг постоял рядом с Матвеичем; откинувшись назад всем корпусом, поглядел на покачивающуюся в синеве гирю… Да, хорошую он им задал задачу – небось всей Лигой расколдовывать будут…

– Взлетела – и висит… – скрипел Матвеич в трубку сотового телефона. – Типа шарик надувной…

Африкан обошел кран и выбрался на влажную подсыхающую улочку, где урчал и отплевывался сизым дымом самосвал, груженный сверкающими на изломах осколками.

– Понял, Глеб Кондратьич… Сейчас скажу…

Заслышав имя-отчество заклятого врага, Протопарторг вздрогнул и обернулся. За мокрым проломленным штакетником заваривалась суматоха. Матвеич пинками разгонял толпу.

– Отойти от крана!.. Всем отойти!.. Тебе что, особое приглашение?.. Хочешь жертвой бомбежки стать?.. Станешь… Готово, Глеб Кондратьич… – сообщил он в трубку, а затем, тоже отбежав на пару шажков, воздел ее над головой – наушником к гире.

Трубка буркнула что-то хорошо знакомым Африкану голосом – и кожа на спине протопарторга от ненависти съежилась и поползла. А в следующий миг гиря с кратким снарядным свистом тяжко ухнула с высоты на влажную садовую дорожку. Дрогнула земля, брызнули обломки кирпичей. Цепь с лязгом натянулась, стрела сыграла, и огромный кран устрашающе подпрыгнул на широко расставленных лапах…

Беглый чудотворец стоял неподвижно. Одним заклинанием?.. По сотовой связи?.. Страшно было даже представить, какой поддержкой должен пользоваться в народе Глеб Портнягин, чтобы вот так, играючи, уронить с высоты проклятую Африканом многопудовую гирю… Трудно будет бороться с Глебом, ох трудно…

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.019 сек.)