АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

В двух часах езды от Катманду

Читайте также:
  1. Катманду
  2. Объем дисциплины и виды учебной работы (в часах )
  3. Объем дисциплины и виды учебной работы (в часах)
  4. Объём и виды учебной работы (в часах) по дисциплине в целом
  5. После долгой езды верхом на верблюде из Катманду, Тедди, наконец, достигает, уставший и обессиленный, порога горного убежища мадам Вирд. Вопрос по-прежнему сжигает его ум.

 

Еще на пути к Шише Пангме мне особенно запала в душу безупречная красота деревни Четырех Драконов. На обратном пути мы рассмотрели ее получше. На каменной стене сидит юноша и расчесывает черные волосы, доходящие ему до плеч. В ушах на шнурках небольшие кораллы и бирюза. Одет он в засаленную шерстяную рубашку и брюки из овчины. Его смуглая кожа под действием солнца и копоти стала шоколадной. Вот деревянные двери в стене открылись, вышел старик с лицом, заросшим белой щетиной. «Таши делек», – сказали мы. «Да будет счастье с тобой». Старик улыбнулся и проводил нас в дом. Сначала мы попали в сени, где разгорожены каменной кладкой стойла для скота. В одном стойле тощий жеребенок, у которого грива и хвост все до волоска перевязаны ленточками. Старая собака несколько раз хрипло тявкнула и отошла в свой угол. Входим во внутреннее помещение.

За деревянным ткацким станком сидит пожилая женщина. Она ткет полосатую ткань из шерсти. У нее длинные седые волосы, на шее длинная цепочка из огромных янтарей, кораллов и серебра. На деревянном настиле разложены для проветривания ковры и шкуры.

Женщина провела нас в заднюю часть жилища. Здесь нет окон, свет проходит через отверстие для дыма. Под отверстием маленький железный очаг. Никакой выводной трубы. Пол покрыт выделанными овчинными шкурами. Часть стены оклеена газетами. У стен деревянные лавки, а на них ковры, одеяла и подушки. Мы сели. Нам подносят чанг в деревянных, отделанных серебром чашах. Подливают чанг из пластиковой канистры грязно-белого цвета.

Из бокового помещения вышла молодая женщина. Все улыбаются. Наш разговор в основном состоит из улыбок. С помощью слов «Шиша Пангма», «Джомолунгма» и всевозможных жестов рассказываем о нашем путешествии. Дружеские кивки. В качестве подарка оставляю им мой карманный нож.

Позже Цао рассказал мне, что эти люди полукочевники, со стадами яков и овец они доходят до самых высокогорных пастбищ у ледников Шиши Пангмы. На летних пастбищах ставят палатки, но всегда возвращаются в свои дома.

На развилке, там, где наша дорога вливается в трассу Лхаса – Катманду, я спросил Чена, можно ли подъехать к границе. «Можно», – сказал он. «Ну, так поедем туда! – воскликнул я, и мы свернули направо. Мы проезжаем перевал и въезжаем в глубокую долину. Навстречу все время идут украшенные бамбуком грузовики. Ущелье становится все уже и глубже. Местами скалы поднимаются над дорогой на добрую сотню метров, за ними – еще более высокие гряды, теряющиеся в облаках.

Начинается субтропический лес. Моросит дождь. Вдоль дороги гигантские деревья бамбука и папоротника. В их ветвях порхают птицы. Много бабочек великолепной расцветки. Мощно шумят водопады.

Ночуем в Ниларму. На следующий день подъезжаем к непальской границе, от которой всего два часа езды до Катманду. Мы в самой середине тропических лесов к югу от Гималайского хребта. Глаза, уже привыкшие к сглаженным перспективам и неярким цветам тибетских плоскогорий, не могут насытиться этой роскошной зеленью. Кожа становится влажной. Слух заполнен шумом водопадов, пением птиц. Я пьянею от этих сочных красок, тяжёлого воздуха. Мы погрузились в совершенно особенный мир и видим теперь Гималаи другими глазами.

Ученые считают, что миллионы лет тому назад Тибет находился на дне моря. Гималайские горы возникли в результате надвига друг на друга двух материковых платформ, одной со стороны Индии, другой – со стороны Китая. А Тибетское плато оказалось сзади этого поднятия. Свидетельство этого – окаменелые раковины, которые можно найти на самых высоких вершинах. Тибетские озера – это остатки древнего моря, вот почему они соленые. Столкновение обеих платформ не закончилось, и Гималаи все еще поднимаются. Не исключено, что когда-нибудь Эверест станет девятитысячником.

Поднимаемся вверх, очарованные красотой этой гигантской теплицы. Здесь в пограничных деревнях особенно много китайских солдат, рабочих, государственных служащих. Невольно вспоминается Южный Тироль, где итальянцы и немцы живут рядом, но не понимают и не любят друг друга.

Погода довольно сносная. Дождь идет только ночью. Но все ущелье заполнено облаками. Мы находимся в закрытой для посещения долине и удивляемся, что нас до сих пор никто не остановил.

Через два дня возвращаемся назад. Из Гималаев опять попадаем на открытые просторы Тибета.

 

Южные склоны Гималаев

 

Пока садилось солнце, и ландшафт, и краски изменились, сочная зелень тропических лесов сменилась темно-серым цветом пустыни.

Во время одной из остановок на пути в Лхасу мы встретили бывших беженцев. Они рассказали ужасные истории о произведенных во время культурной революции разрушениях. Наш офицер связи все время запинался и перевел нам, естественно, далеко не все. И тем не менее они возвращались из Непала на родину. До них дошли слухи, что механизм угнетения упразднен и что снова можно быть тибетцем и буддистом. В Тибете они оставили родственников и очень тосковали на чужбине.

В полдень мы уже в Тингри. После небольшой остановки отправляемся в Шегар, чтобы заправиться бензином перед выездом в базовый лагерь. По дороге замечаем, что горы сейчас видны лучше, чем неделю назад. На небе лишь отдельные разорванные облачка. Наверху, должно быть, похолодало. Не есть ли это начало того самого перерыва в муссоне, которого я так страстно жду?

В Шегаре долго не задерживаемся. Покупаем немного консервированных фруктов, свежих овощей на рынке, с десяток луковиц и едем обратно.

К вечеру этого же дня подъезжаем к реке Ронгбук. Воды в реке так много, что мы сможем попасть на другой берег лишь на следующее утро, когда после ночного холода уровень понизится. Ночуем. Вечером прошел небольшой дождь, его натянуло с севера. Основные тучи прошли стороной.

Жители деревни толпой стоят перед нашей палаткой. Слева на корточках сидит женщина и с интересом следит за каждым моим движением. На ней платье из цельного куска материи, доходящее до щиколоток и неописуемо грязное. На грязном лице, на скулах и на висках симметрично наклеены раскрашенные ленточки белого лейкопластыря. Такое украшение мы видели на лицах многих женщин и девушек, и я не сразу догадался, из чего оно. Женщина очень дружелюбна, она протягивает мне горсть цзамбы, потом приносит несколько небольших яиц. Я покупаю их. Мужчины, женщины, дети обступили палатку. Пока я пытаюсь как-то отодвинуть их, Нена пишет.

«8 августа 1980 г. Происходит нечто невообразимое. Я чувствую себя обезьяной в зверинце. Чэн, шофер, Райнхольд и я сидим в палатке за деревней на берегу реки. Я готовлю ужин, как на арене цирка. Каждый раз, когда открываю очередную банку, все придвигаются ко мне и пытаются рассмотреть, что там внутри. Здесь я совершаю одну колоссальную ошибку – даю им несколько шоколадных конфет. После этого мы боимся, что палатка будет снесена. Они стали всё просить. Едва я доставала что-нибудь, ко мне протягивались просящие руки. Все говорили одновременно.

Когда мы приехали, один подвыпивший молодой человек весьма горячо просил у нас хлеба. Чен сказал ему что-то очень грубо. Парень ушел вне себя от ярости. Больше никто ничего не просил, пока я не сделала эту глупость с конфетами. Теперь все пришли и просят пищу. Мы в их глазах очень богаты, и они не могут понять, что у нас все продукты строго распределены по рационам и ничего лишнего нет. После всех этих волнений я радуюсь предстоящему отдыху в Ронгбукском лагере, шуму реки, который убаюкивал нас, голым моренным склонам.

10 августа 1980 г. Мы снова в Ронгбукском лагере. Сегодня новолуние. Погода как будто установилась. По альтиметру, который мы используем в качестве барометра, давление то поднимается, то падает.

У нас у обоих испорчены желудки. Я предложила провести день, как Морис Уилсон, но когда мы проснулись, мы были так голодны, что сразу же оставили эту идею. Может быть, завтра будет лучше.

11 августа 1980 г. Решила полазить по камням недалеко от лагеря.

Радуюсь, как ребенок. Камни очень трудные, на некоторые я могу забраться только с верхней страховкой.

После одного трудного маршрута я долго приходила в себя, но не сдалась и продолжала тренироваться. Наконец мне удалось схватить ритм движения.

Для Райнхольда эти булыганы не представляют никакой трудности, он находит зацепки легко и уверенно. Он начал лазить по скалам с пяти лет и постепенно, пройдя бесчисленное количество маршрутов, утратил боязнь высоты.

12 августа 1980 г. Я чувствую себя лучше, но Райнхольду все еще плохо. Мне хочется что-то для него сделать. Он угнетен, обидчив и раздражителен. Он знает, что сейчас как раз время для штурма вершины, поэтому не принимает антибиотиков, которые ослабляют организм. Райнхольд убежден, что легчайший понос и слабость делают одиночное восхождение на Эверест смертельно опасным. Это не мнительность. Понос сильно обезвоживает организм. Высота усугубляет проблему водного баланса, так что возникает риск превысить пределы прочности организма.

13 августа 1980 г. Мне грустно, что здесь больше нет сурков. Раньше я с удовольствием наблюдала за ними, когда они вылезали из своих нор, располагались на камнях, грелись на солнце. Иногда они становились столбиками и глазели вокруг. Было так приятно жить вблизи них. Но Цао покончил с этим. Он расправился с сурками с помощью своего проклятого ружья, он ежедневно упорно стрелял в каждую норку. Я думаю, так вести себя может только человек с больным рассудком».

Незаметно поднялся вечерний ветер. С каждым порывом он становился все холоднее. Наконец-то! Как раз на этой мысли слышу рядом с собой вздох Нены. Она уставилась на одинокую звезду, неподвижно висящую над нами. Мои неприятности с желудком прошли. Я чувствую себя лучше. Мы долго сидим на моренном холме около палатки и обсуждаем план подъема.

По-видимому, сейчас наконец муссонный поток из Бенгальского залива столкнулся с муссонным потоком, идущим со стороны Аравийского моря, и наступил тот знаменитый перерыв, когда два фронта облаков, так сказать, в ожидании стоят друг против друга. Долгожданная пауза, мой шанс! Ясный вечер. Обычный злой ветер сверху, с Ронгбукского ледника, будто умер, нет ни ливня, ни шквалов. Высокое небо. Прохладно. Завтра или послезавтра надо выходить. Сейчас наверху наилучшие погодные условия. Кто знает, как долго протянется эта передышка в муссоне.

Решение принято, но вместе с ним возвращаются старые сомнения. Северная стена Эвереста высится над ронгбукским лагерем в суровой белизне.

Всю ночь я думаю. Беспорядочно пробегают в моем воображении участки маршрута, места ночевок. Джомолунгма сверлит мой мозг. Надежда и страх, что восхождение не удастся, борются во мне.

 

 


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.005 сек.)