Действие первое. Частный поверенный Крогстад

ИБСЕН

"КУКОЛЬНЫЙ ДОМ"

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Адвокат Хельмер.

Нора, его жена.

Доктор Ранк.

Фру Линне.

Частный поверенный Крогстад. Трое маленьких детей четы Хельмер.

Анна Мария, их нянька.

Служанка в доме Хельмера.

Посыльный.

Действие происходит в квартире Хельмера.

Действие первое

Уютная комната, обставленная со вкусом, но недорогой мебелью. В глубине, в средней стене, две двери: одна, справа, ведет в переднюю, другая, слева, в кабинет Хельмера. Между этими дверями пианино. Посредине левой боковой стены дверь, ближе к авансцене окно. Около окна круглый стол с креслами и диванчиком. В правой стене, несколько подальше вглубь, тоже дверь, а впереди изразцовая печка; перед нею несколько кресел и качалка. Между печкой и дверью столик. По стенам гравюры. Этажерка с фарфоровыми и прочими безделушками, книжный шкафчик с книгами в роскошных переплетах. На полу ковер. В печке огонь. Зимний день. В передней звонок. Немного погодя слышно, как дверь отпирают. Из передней в комнату входит, весело напевая, Нора, в верхней одежде, нагруженная ворохом пакетов и свертков, которые она складывает на стол направо. Дверь в переднюю остается открытой, и там виднеется посыльный, принесший елку и корзину, которые он отдает служанке, отворившей дверь.

НОРА. Хорошенько припрячь елку, Элене. Дети не должны увидеть ее раньше вечера, когда она будет украшена. (Посыльному, вынимая портмоне.) Сколько?

ПОСЫЛЬНЫЙ. Пятьдесят эре!

НОРА. Вот крона… Нет, оставьте себе все.

Посыльный кланяется и уходит. Нора затворяет дверь в переднюю, снимает с себя верхнее платье, продолжая посмеиваться тихим, довольным смехом. Потом вынимает из кармана мешочек с миндальным печеньем и съедает несколько штучек. Осторожно идет к двери, ведущей в комнату мужа, и прислушивается.

Да, он дома. (Снова напевает, направляясь к столу.)

ХЕЛЬМЕР (из кабинета). Что это, жаворонок запел?

НОРА (развертывая покупки). Он самый.

ХЕЛЬМЕР. Белочка там возится?

НОРА. Да!

ХЕЛЬМЕР. Когда же белочка вернулась?

НОРА. Только что. (Прячет мешочек с печеньем в карман и обтирает себе губы). Поди сюда, Торвальд, погляди, чего я накупила!

ХЕЛЬМЕР. Постой, не мешай. (Немного погодя открывает дверь и заглядывает в комнату, держа перо в руке.) Накупила, говоришь? Все это?.. Так птичка опять улетала сорить денежками?
НОРА. Знаешь, Торвальд, пора же нам наконец немножко раскутиться. Это ведь первое рождество, что нам нет нужды так стеснять себя.

ХЕЛЬМЕР. Ну и мотать нам тоже нельзя.

НОРА. Немножко то можно! Правда? Самую чуточку! Тебе ведь положили теперь большое жалованье, и ты будешь зарабатывать много много денег.

ХЕЛЬМЕР. Да, с нового года. Но выдадут мне жалованье только через три месяца.

НОРА. Пустяки! Можно занять пока.

ХЕЛЬМЕР. Нора! (Подходит и шутливо берет ее за ушко.) Опять наше легкомыслие тут как тут. Ты представь себе, сегодня я займу тысячу крон, ты потратишь их на праздниках, а накануне Нового года мне свалится на голову черепица с крыши – и готово.

НОРА (закрывая ему рот рукой). Фу! Не говори таких гадких вещей.

ХЕЛЬМЕР. Нет, ты представь себе подобный случай, – что тогда?

НОРА. Если бы уж случился такой ужас, то для меня было бы все равно – есть у меня долги или нет.

ХЕЛЬМЕР. Ну, а для людей, у которых я бы занял?

НОРА. Для них? А чего о них думать! Ведь это же чужие!

ХЕЛЬМЕР. Нора, Нора, ты est женщина! Но серьезно, Нора, ты ведь знаешь мои взгляды на этот счет. Никаких долгов! Никогда не занимать! На домашний очаг, основанный на займах, на долгах, ложится какая то некрасивая тень зависимости. Продержались же мы с тобой, храбро до сегодняшнего дня, так уж потерпим и еще немножко, – недолго ведь.

НОРА (отходя к печке). Да что же, как хочешь, Торвальд.

ХЕЛЬМЕР (за нею). Ну, ну, вот птичка и опустила крылышки. А? Белочка надулась. (Вынимает портмоне.) Нора, как ты думаешь, что у меня тут?

НОРА (оборачиваясь, живо). Деньги!

ХЕЛЬМЕР. Вот тебе! (Подает ей несколько бумажек.) Господи, я ведь знаю, мало ли в доме расходов на праздниках.

НОРА (считая). Десять, двадцать, тридцать, сорок. Спасибо, спасибо тебе, Торвальд. Теперь мне надолго хватит.

ХЕЛЬМЕР. Да, уж ты постарайся.

НОРА. Да, да, непременно. Но поди сюда, я тебе покажу, что я накупила. И как дешево! Гляди, вот новый костюм Ивару и сабля. Вот лошадка и труба Бобу. А вот кукла и кукольная кроватка для Эмми. Простенькие, но она все равно их скоро поломает. А тут на платья и передники прислуге. Старухе Анне Марии следовало бы, конечно, подарить побольше…

ХЕЛЬМЕР. А в этом пакете что?

НОРА (вскакивая). Нет, нет, Торвальд! Этого тебе нельзя видеть до вечера!

ХЕЛЬМЕР. Ну ну! А ты вот что скажи мне, маленькая мотовка, что ты себе самой присмотрела?

НОРА. Э, мне ровно ничего не надо.

ХЕЛЬМЕР. Разумеется, надо! Назови же мне теперь что нибудь такое разумное, чего бы тебе больше всего хотелось.

НОРА. Право же, не надо. Или послушай, Торвальд…

ХЕЛЬМЕР. Ну? Н о р а (перебирая пуговицы его пиджака и не глядя на него). Если уж ты хочешь подарить мне что нибудь, так ты бы… ты бы…

ХЕЛЬМЕР. Ну, ну, говори же.

НОРА (быстро). Ты бы дал мне деньгами, Торвальд. Сколько можешь. Я бы потом, на днях и купила себе на них что нибудь.

ХЕЛЬМЕР. Нет, послушай, Нора…

НОРА. Да, да, сделай так, милый Торвальд! Прошу тебя! Я бы завернула деньги в золотую бумажку и повесила на елку. Разве это не было бы весело?

ХЕЛЬМЕР. А как зовут тех пташек, которые вечно сорят денежками?

НОРА. Знаю, знаю, – мотовками. Но сделаем, как я говорю, Торвальд. Тогда у меня будет время обдумать, что мне особенно нужно. Разве это не благоразумно? А?

ХЕЛЬМЕР (улыбаясь). Конечно, то есть если бы ты в самом деле могла придержать эти деньги и потом действительно купить на них что нибудь себе самой. А то и они уйдут на хозяйство, на разные ненужные мелочи, и мне опять придется раскошеливаться.

НОРА. Ах, Торвальд…

ХЕЛЬМЕР. Тут спорить не приходится, милочка моя! (Обнимает ее.) Птичка мила, но тратит ужасно много денег. Просто невероятно, как дорого обходится мужу такая птичка.

НОРА. Фу! Как можно так говорить! Я же экономлю, сколько могу.

ХЕЛЬМЕР (весело). Вот уж правда истинная! Сколько можешь. Но ты совсем не можешь.

НОРА (напевает и улыбается). Гм! Знал бы ты, сколько у нас, жаворонков и белочек, всяких расходов, Торвальд!

ХЕЛЬМЕР. Ты маленькая чудачка! Две капли воды – твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. А как добудешь – глядь, они между пальцами и прошли, сама никогда не знаешь, куда их девала. Ну что ж, приходится брать тебя такой, какова ты есть. Это уж в крови у тебя. Да, да, это в тебе наследственное, Нора.

НОРА. Ах, побольше бы мне унаследовать от папы его качеств!

ХЕЛЬМЕР. А мне бы не хотелось, чтобы ты была другой, чем ты есть, мой милый жавороночек! Но слушай, мне сдается, ты… у тебя… как бы это сказать? У тебя какой то подозрительный вид сегодня.

НОРА. У меня?

ХЕЛЬМЕР. Ну да. Погляди ка мне прямо в глаза.

НОРА (глядит на него). Ну?

ХЕЛЬМЕР (грозя пальцем). Лакомка не кутнула сегодня немножко в городе?

НОРА. Нет, что ты!

ХЕЛЬМЕР. Будто уж лакомка не забегала в кондитерскую?

НОРА. Но уверяю тебя, Торвальд…

ХЕЛЬМЕР. И не отведала варенья?

НОРА. И не думала.

ХЕЛЬМЕР. И не погрызла миндальных печений?

НОРА. Ах, Торвальд, уверяю же тебя…

ХЕЛЬМЕР. Ну ну ну! Естественно, я просто шучу…

НОРА (идя к столу направо). Мне и в голову не пришло бы делать тебе наперекор.

ХЕЛЬМЕР. Знаю, знаю. Ты ведь дала мне слово. (Подходя к ней.) Ну, оставь при себе свои маленькие рождественские секреты, моя дорогая Нора. Они, верно, всплывут наружу сегодня же вечером, когда будет зажжена елка.

НОРА. Ты не забыл пригласить доктора Ранка?

ХЕЛЬМЕР. Не приглашал. Да это и не нужно. Само собой, он ужинает у нас. Впрочем, я еще успею ему напомнить: он зайдет до обеда. Вино я заказал хорошее. Нора, ты не поверишь, как я радуюсь сегодняшнему вечеру.

НОРА. И я! А дети то как будут рады, Торвальд!

ХЕЛЬМЕР. Ах, какое наслаждение сознавать, что ты добился верного, обеспеченного положения, что у тебя будет теперь солидный доход. Не правда ли, приятное сознание?
НОРА. О, чудесно!
ХЕЛЬМЕР. А помнишь прошлое рождество? Ты целые три недели затворялась у себя по вечерам и до поздней ночи все мастерила цветы и какие то другие прелести для елки, которыми хотела всех нас поразить. У у, скучнее времени я не запомню.
НОРА. Я то вовсе не скучала.
ХЕЛЬМЕР (с улыбкой). Но толку то вышло немного, Нора.
НОРА. Ты опять будешь меня дразнить этим? Что же я могла поделать, если кошка забралась и все разодрала в куски!
ХЕЛЬМЕР. Ну, разумеется, ничего не могла поделать, моя бедняжечка. Ты от всей души хотела нас всех порадовать, и в этом вся суть. Но хорошо все таки, что эти тугие времена прошли.
НОРА. Да, прямо чудесно!
ХЕЛЬМЕР. Не нужно больше ни мне сидеть одному и скучать, ни тебе портить свои милые, славные глазки и нежные ручки…
НОРА (хлопая о ладоши). Не правда ли, Торвальд, не нужно больше? Ах, как чудесно, восхитительно слышать это! (Берет его под руку.) Теперь я расскажу тебе, как я мечтаю устроиться, Торвальд. Вот, как только праздники пройдут… Звонок в передней. Ах, звонят! (Прибирает немного в комнате.) Верно, кто нибудь к нам. Досадно.
ХЕЛЬМЕР. Если кто нибудь в гости, меня нет дома, помни.
СЛУЖАНКА (в дверях передней). Фру, там незнакомая дама.
НОРА. Так проси сюда.
СЛУЖАНКА (Хельмеру). И доктор.
ХЕЛЬМЕР. Прямо ко мне прошел?
СЛУЖАНКА. Да, да.
Xельмер уходит в кабинет. Служанка вводит фру Линне, одетую по дорожному, и закрывает за нею дверь.
ФРУ ЛИННЕ (смущенно, с запинкой). Здравствуй, Нора.
НОРА (неуверенно). Здравствуйте…
ФРУ ЛИННЕ. Ты, видно, не узнаешь меня?
НОРА. Нет. Не знаю… Да, кажется… (Порывисто.) Как! Кристина… Неужели ты?!
ФРУ ЛИННЕ. Я.
НОРА. Кристина! А я то не узнала тебя сразу! Да и как было… (Понизив голос.) Как ты переменилась, Кристина!
ФРУ ЛИННЕ. Еще бы. За девять десять долгих лет…
НОРА. Неужели мы так давно не видались? Да, да, так и есть. Ах, последние восемь лет – вот, право, счастливое было время!.. Так ты приехала сюда, к нам в город? Пустилась в такой длинный путь зимой! Храбрая!
ФРУ ЛИННЕ. Я сегодня только приехала с утренним пароходом.
НОРА. Чтобы повеселиться на праздниках, конечно. Ах, как славно! Ну и повеселимся же! Да ты разденься. Тебе ведь не холодно? (Помогает ей.) Вот так. Теперь усядемся поудобнее около печки. Нет, ты в кресло! А я на качалку! (Берет ее за руки.) Ну вот, теперь опять у тебя твое прежнее лицо. Это лишь в первую минуту… Хотя немножко ты все таки побледнела, Кристина, и, пожалуй, немножко похудела.
ФРУ ЛИННЕ. И сильно, сильно постарела, Нора.
НОРА. Пожалуй, немножко, чуть чуть, вовсе не очень. (Вдруг останавливается и переходит на серьезный тон.) Но какая же я пустоголовая – сижу тут, болтаю! Милая, дорогая Кристина, прости меня!
ФРУ ЛИННЕ. В чем дело, Нора?
НОРА (тихо). Бедная Кристина, ты же овдовела.
ФРУ ЛИННЕ. Три года назад.
НОРА. Да, я знаю. Я читала в газетах. Ах, Кристина, поверь, я столько раз собиралась написать тебе в то время, да все откладывала, все что нибудь мешало.
ФРУ ЛИННЕ. Милая Нора, я отлично понимаю.
НОРА. Нет, это было гадко с моей стороны, Кристина. Ах ты, бедняжка, сколько ты, верно, перенесла. И он не оставил тебе никаких средств?
ФРУ ЛИННЕ. Никаких.
НОРА. Ни детей?
ФРУ ЛИННЕ. Ни детей.
НОРА. Ничего, стало быть?
ФРУ ЛИННЕ. Ничего. Даже ни горя, ни сожалений, чем можно было бы питать память.
НОРА (глядя на нее недоверчиво). Но как же это может быть, Кристина?
ФРУ ЛИННЕ (с горькой улыбкой, гладя Нору по голове). Иногда бывает, Нора.
НОРА. Значит, одна одинешенька. Как это должно быть ужасно тяжело. А у меня трое прелестных детей. Сейчас ты их не увидишь. Они гуляют с нянькой. Но ты непременно расскажи мне обо всем…
ФРУ ЛИННЕ. Нет, нет, нет, рассказывай лучше ты.
НОРА. Нет, сначала ты. Сегодня я не хочу быть эгоисткой. Хочу думать только о твоих делах. Но одно все таки мне надо сказать тебе. Знаешь, какое счастье привалило нам на днях?
ФРУ ЛИННЕ. Нет. Какое?
НОРА. Представь, муж сделался директором Акционерного банка!
ФРУ ЛИННЕ. Твой муж? Вот удача!..
НОРА. Невероятная! Адвокатура – это такой неверный хлеб, особенно если желаешь браться только за самые чистые, хорошие дела. А Торвальд, разумеется, других никогда не брал, и я, конечно, вполне с ним согласна. Ах, ты понимаешь, как мы рады. Он вступит в должность с Нового года и будет получать большое жалованье и хорошие проценты. Тогда мы сможем жить совсем по другому, чем до сих пор, вполне по своему вкусу. Ах, Кристина, у меня так легко стало на сердце, я так счастлива! Ведь это же чудесно иметь много много денег и не знать ни нужды, ни забот. Правда?
ФРУ ЛИННЕ. Да, во всяком случае, должно быть чудесно иметь все необходимое.
НОРА. Нет, не только необходимое, но много много денег.
ФРУ ЛИННЕ (улыбаясь). Нора, Нора! Ты все еще не стала благоразумнее! В школе ты была большой мотовкой.
НОРА (тихо посмеиваясь). Торвальд и теперь меня так зовет. (Грозя пальцем.) Однако «Нора, Нора» не такая уж сумасбродка, как вы воображаете… Нам, право, не так жилось, чтобы я могла мотать. Нам обоим приходилось работать!
ФРУ ЛИННЕ. И тебе?
НОРА. Ну да, разные там мелочи по части рукоделья, вязанья, вышиванья и тому подобного. (Вскользь.) И… кое что еще. Ты ведь знаешь, что Торвальд оставил службу в министерстве, когда мы поженились? Не было никаких видов на повышение, а зарабатывать ведь надо было больше прежнего. Ну, в первый год он работал сверх всяких сил. Просто ужасно. Ему приходилось брать всякие добавочные занятия – ты понимаешь – и работать с утра до вечера. Ну и не выдержал, захворал, был при смерти, и доктора объявили, что необходимо отправить его на юг.
ФРУ ЛИННЕ. Вы и провели тогда целый год в Италии?
НОРА. Ну да. А не легко было нам подняться с места, поверь. Ивар тогда только что родился. Но ехать все таки было необходимо. Ах, что это была за чудная, дивная поездка! И Торвальд был спасен. Но сколько денег пошло – страсть, Кристина!
ФРУ ЛИННЕ. Могу себе представить.
НОРА. Тысяча двести специй далеров. Четыре тысячи восемьсот крон. Большие деньги.
ФРУ ЛИННЕ. Да, но, во всяком случае, большое счастье, если есть где взять их в такое время.
НОРА. Надо тебе сказать, мы получили их от папы.
ФРУ ЛИННЕ. А, так. Да, кажется, отец твой как раз тогда и умер.
НОРА. Да, как раз тогда. И подумай, я не могла поехать к нему, ходить за ним. Я со дня на день ждала малютку Ивара. И вдобавок у меня на руках был мой бедный Торвальд, чуть не при смерти. Милый, дорогой папа! Так и не пришлось мне больше свидеться с ним, Кристина. Это самое тяжелое горе, что я испытала замужем.
ФРУ ЛИННЕ. Я знаю, ты очень любила отца. Так, значит, после этого вы отправились в Италию?
НОРА. Да. Деньги ведь у нас были, а доктора гнали… Мы и уехали через месяц.
ФРУ ЛИННЕ. И муж твой вернулся вполне здоровым?
НОРА. Совершенно!
ФРУ ЛИННЕ. А… доктор?
НОРА. То есть?
ФРУ ЛИННЕ. Кажется, девушка сказала, что господин, который пришел со мной вместе, – доктор.
НОРА. А а, это доктор Ранк. Но он приходит не с врачебным визитом. Это наш лучший друг, и уж хоть разок в день, да наведается к нам. Нет, Торвальд с тех пор ни разу не прихворнул даже. И дети бодры и здоровы, и я. (Вскакивая и хлопая в ладоши.) О господи, Кристина, как чудесно жить и чувствовать себя счастливой! Нет, это просто отвратительно с моей стороны – я говорю все только о себе. (Садится на скамеечку рядом с фру Линне и кладет руки ей на колени.) Ты не сердись на меня!.. Скажи, правда это: ты в самом деле не любила своего мужа? Зачем же ты вышла за него?
ФРУ ЛИННЕ. Мать моя была еще жива, но такая слабая, беспомощная, не вставала с постели. И еще у меня были на руках два младших брата. Я и не сочла себя вправе отказать ему.
НОРА. Да, да, пожалуй, ты права. Значит, он был тогда богат?
ФРУ ЛИННЕ. Довольно состоятелен, кажется. Но дело его было поставлено непрочно. И когда он умер, все рухнуло и ничего не осталось.
НОРА. И?..
ФРУ ЛИННЕ. И мне пришлось перебиваться мелкой торговлей, маленькой школой и вообще чем придется. Эти три последних года тянулись для меня, как один долгий, сплошной рабочий день без отдыха. Теперь он кончился, Нора. Моя бедная мать не нуждается во мне больше – умерла. И мальчики стали на ноги, сами могут о себе заботиться.
НОРА. Так у тебя теперь легко на душе…
ФРУ ЛИННЕ. Не скажу. Напротив, страшно пусто. Не для кого больше жить. (Встает в волнении.) Оттого я и не выдержала там у нас, в медвежьем углу. Тут, верно, легче будет найти, к чему приложить силы и чем занять мысли. Удалось бы мне только получить какую нибудь постоянную службу, какую нибудь конторскую работу…
НОРА. Ах, Кристина, это так ужасно утомительно, а у тебя и без того такой измученный вид. Тебе бы лучше поехать куда нибудь на купанья.
ФРУ ЛИННЕ (отходя к окну). У меня нет папы, который бы снабдил меня деньгами на дорогу, Нора.
НОРА (вставая). Ах, не сердись на меня!
ФРУ ЛИННЕ (идя к ней). Милая Нора, ты на меня не сердись. Хуже всего в моем положении то, что в душе осаждается столько горечи. Работать не для кого, а все таки приходится хлопотать и всячески биться. Жить ведь надо, вот и становишься эгоисткой. Ты сейчас рассказала мне о счастливой перемене ваших обстоятельств, а я – поверишь – обрадовалась не столько за тебя, сколько за себя.
НОРА. Как так? Ах, понимаю: ты думаешь, Торвальд может что нибудь сделать для тебя?
ФРУ ЛИННЕ. Я это подумала.
НОРА. Он и сделает, Кристина. Предоставь только все мне. Я так тонко тонко все подготовлю, придумаю что нибудь такое особенное, чем задобрить его. Ах, я бы от души хотела помочь тебе.
ФРУ ЛИННЕ. Как это мило с твоей стороны, Нора, что ты так горячо берешься за мое дело… Вдвойне мило с твоей стороны, – тебе самой так мало знакомы житейские заботы и тяготы.
НОРА. Мне? Мне они мало знакомы?
ФРУ ЛИННЕ (улыбаясь). Ну, боже мой, какие то занятия рукоделием и тому подобное… Ты дитя, Нора!
НОРА (закидывая голову и прохаживаясь по комнате). Тебе бы не следовало говорить со мной таким тоном.
ФРУ ЛИННЕ. Да?
НОРА. И ты – как другие. Вы все думаете, что я не годна ни на что серьезное…
ФРУ ЛИННЕ. Ну ну?
НОРА. Что я ровно ничего такого не испытала в этой трудной жизни.
ФРУ ЛИННЕ. Милая Нора, ты же только что поведала мне все свои испытания.
НОРА. Э, пустяки одни! (Тихо.) Главного я тебе не рассказала.
ФРУ ЛИННЕ. Главного? Что ты хочешь сказать?
НОРА. Ты все смотришь на меня свысока, Кристина. А это напрасно. Ты гордишься, что несла такой тяжелый, долгий труд ради своей матери…
ФРУ ЛИННЕ. Я, право, ни на кого не смотрю свысока. Но верно – я горжусь и радуюсь, вспоминая, что мне выпало на долю облегчить остаток дней моей матери.
НОРА. Ты гордишься также, вспоминая, что сделала для братьев.
ФРУ ЛИННЕ. Мне кажется, я вправе.
НОРА. И мне так кажется. Но вот ты послушай, Кристина. И мне есть чем гордиться, чему радоваться.
ФРУ ЛИННЕ. Не сомневаюсь! Но в каком смысле?
НОРА. Говори тише. Вдруг Торвальд услышит! Ему ни за что в мире нельзя… Никому нельзя знать об этом, Кристина, никому, кроме тебя.
ФРУ ЛИННЕ. Да в чем дело?
НОРА. Поди сюда. (Привлекает ее на диван рядом с собой.) Да, видишь… и мне есть чем гордиться, чему радоваться. Это я спасла жизнь Торвальду.
ФРУ ЛИННЕ. Спасла? Как спасла?
НОРА. Я же рассказывала тебе о поездке в Италию. Торвальд не выжил бы, если бы не попал на юг.
ФРУ ЛИННЕ. Ну да. И твой отец дал вам нужные средства.
НОРА (с улыбкой). Это Торвальд так думает и все другие, но…
ФРУ ЛИННЕ. Но…
НОРА. Папа не дал нам ни гроша. Это я достала деньги.
ФРУ ЛИННЕ. Ты? Всю эту крупную сумму?
НОРА. Тысячу двести специй. Четыре тысячи восемьсот крон. Что ты скажешь?
ФРУ ЛИННЕ. Но как это возможно, Нора? Выиграла в лотерею, что ли?
НОРА (презрительно). В лотерею! (Фыркает.) Это была бы не штука!
ФРУ ЛИННЕ. Так откуда же ты взяла их?
НОРА (напевая и таинственно улыбаясь). Гм! Тра ля ля ля!
ФРУ ЛИННЕ. Не могла же ты занять.
НОРА. Вот? Почему так?
ФРУ ЛИННЕ. Да жена ведь не может делать долгов без согласия мужа.
НОРА (закидывая голову). Ну, если жена немножко смыслит в делах, если жена понимает, как нужно умненько взяться за дело, то…
ФРУ ЛИННЕ. Нора, я решительно ничего не понимаю.
НОРА. И не надо тебе понимать. Я ведь и не сказала, что заняла деньги. Могла же я добыть их другим путем. (Откидывается на спинку дивана.) Могла получить от какого нибудь поклонника. При такой привлекательной наружности, как у меня…
ФРУ ЛИННЕ. Ты сумасбродка.
НОРА. Теперь тебе, верно, безумно хотелось бы все узнать, Кристина?
ФРУ ЛИННЕ. Послушай, милая Нора, ты не выкинула чего нибудь безрассудного?
НОРА (выпрямляясь на диване). Разве безрассудно спасти жизнь своему мужу?
ФРУ ЛИННЕ. По моему, безрассудно, если ты без его ведома…
НОРА. Да ведь ему нельзя было ни о чем знать! Господи, как ты этого не понимаешь? Он не должен был и подозревать, в какой он опасности. Это мне доктора сказали, что жизнь его в опасности, что одно спасение – увезти его на юг. Ты думаешь, я не пыталась сначала всячески выпутаться? Я заводила разговоры о том, что и мне хотелось бы побывать за границей, как другим молодым дамам. Я и плакала, и просила; говорила, что ему не худо бы помнить о моем «положении», что теперь надо всячески мне угождать; намекала, что можно занять денег. Так он почти рассердился, Кристина. Сказал, что у меня ветер в голове и что его долг, как мужа, не потакать моим капризам и прихотям, – так он, кажется, выразился. Хорошо, хорошо, думаю я, а спасти тебя все таки нужно, и нашла выход…
ФРУ ЛИННЕ. И твой муж так и не узнал от твоего отца, что деньги были не от него?
НОРА. Так и не узнал. Папа ведь умер как раз в эти дни. Я то хотела было посвятить его в дело и просить, чтобы он не выдавал меня. Но он был уже так плох – и мне, к сожалению, не понадобилось прибегать к этому.
ФРУ ЛИННЕ. И ты до сих пор не призналась мужу?
НОРА. Нет, боже избави, что ты! Он такой строгий по этой части. И кроме того, с его мужским самолюбием… Для него было бы так мучительно, унизительно узнать, что он обязан мне чем нибудь. Это перевернуло бы вверх дном все наши отношения. Наша счастливая семейная жизнь перестала бы тогда быть тем, что она есть.
ФРУ ЛИННЕ. И ты никогда ему не скажешь?
НОРА (подумав и слегка улыбаясь). Да… когда нибудь, пожалуй… когда пройдет много много лет и я уж не буду такая хорошенькая. Ты не смейся. Я, разумеется, хочу сказать: когда я уже не буду так нравиться Торвальду, как теперь, когда его уже не будут развлекать мои танцы, переодевания, декламации. Тогда хорошо будет иметь какую нибудь заручку… (Обрывая.) Вздор, вздор, вздор! Этого никогда не будет!.. Ну, что же ты скажешь о моей великой тайне, Кристина? Гожусь я на что нибудь? Ты не думай, что это дело не причиняет мне больших забот. Мне, право, иногда совсем не легко бывает оправдывать в срок свои обязательства. В деловом мире, скажу я тебе, существует взнос процентов по третям и взносы в погашение долга, как это называется. А деньги всегда ужасно трудно добывать. Вот и приходилось экономить на чем только можно… понимаешь? Из денег на хозяйство я не могла особенно много откладывать – Торвальду нужен был хороший стол. И детей нельзя было одевать кое как. Что я получала на них, то целиком на них и уходило. Милые мои крошки.
ФРУ ЛИННЕ. Так тебе, верно, приходилось отказывать себе самой, бедняжка?
НОРА. Понятно. Ведь я же была больше всех заинтересована! Торвальд даст, бывало, мне денег на новое платье и тому подобное, а я всегда истрачу только половину. Все подешевле да попроще покупала. Счастье еще, что мне все к лицу и Торвальд никогда ничего не замечал. Но самой то мне иной раз бывало не легко, Кристина. Ведь это такое удовольствие хорошо одеваться! Правда?
ФРУ ЛИННЕ. Пожалуй.
НОРА. Ну, были у меня, конечно, и другие источники. Прошлой зимой повезло, я получила массу переписки. Каждый вечер запиралась у себя в комнате и писала, писала до поздней ночи. Ах, иной раз до того, бывало, устанешь! Но все таки ужасно приятно было сидеть так и работать, зарабатывать деньги. Я чувствовала себя почти мужчиной.
ФРУ ЛИННЕ. Но сколько же тебе таким путем удалось выплатить?
НОРА. Вот уж не могу сказать тебе в точности. В таких делах, видишь ли, очень трудно разобраться. Знаю лишь, что выплачивала столько, сколько мне удавалось сколотить. Но часто у меня прямо руки опускались. (Улыбаясь.) Тогда сяду, бывало, и начну себе представлять, что вот в меня влюбился богатый старик…
ФРУ ЛИННЕ. Что? Какой старик?
НОРА. Ах, никакой!.. Что он умирает, его завещание вскрыто, и там крупными буквами написано: «Все мои деньги получает немедленно и чистоганом любезнейшая фру Нора Хельмер».
ФРУ ЛИННЕ. Но, милая Нора, что же это за старик?
НОРА. Господи, как ты не понимаешь? Никакого старика и не было вовсе. Это просто одно мое воображение. Я просто тешила себя этим, когда не знала, где добыть денег. Ну да бог с ним совсем, с этим скучным стариком. Теперь мне все равно. Не нужно мне больше ни его, ни его завещания. Теперь у меня нет забот, Кристина! (Вскакивает.) О господи, какая прелесть! Подумать только: никаких забот! Не знать ни забот, ни хлопот! Жить себе да поживать, возиться с детишками! Обставить свой дом так красиво, изящно, как любит Торвальд. А там, подумай, не за горами и весна, голубое небо, простор. Может быть, удастся прокатиться куда нибудь. Пожалуй, спять увидеть море! Ах, право, как чудесно жить и чувствовать себя счастливой!
В передней слышен звонок.
ФРУ ЛИННЕ (встает). Звонят. Мне, пожалуй, лучше уйти.
НОРА. Нет, оставайся. Сюда вряд ли кто придет. Это, верно, к Торвальду…
СЛУЖАНКА (в дверях передней). Извините, фру, тут один господин желает поговорить с господином адвокатом.
НОРА. То есть с директором банка, хочешь ты сказать.
СЛУЖАНКА. С господином директором. Но я не знаю, – ведь там доктор…
НОРА. А что это за господин?
КРОГСТАД (в дверях). Это я, фру Хельмер.
Фру Линне, пораженная, вздрагивает и отворачивается к окну.
НОРА (делая шаг к вошедшему, с волнением, понизив голос). Вы? Что это значит? О чем вы хотите говорить с моим мужем?
КРОГСТАД. О банковских делах, в некотором роде. Я занимаю маленькую должность в Акционерном банке, а ваш муж будет теперь нашим директором, как я слышал…
НОРА. Значит…
КРОГСТАД. По личному делу, фру Хельмер. Ничего больше.
НОРА. Так будьте добры пройти к нему в кабинет. (Равнодушно кланяется, затворяет дверь в прихожую, за тем подходит к печке посмотреть, хорошо ли она топится.)
ФРУ ЛИННЕ. Нора… кто это был?
НОРА. Частный поверенный Крогстад.
ФРУ ЛИННЕ. Значит, действительно он.
НОРА. Ты знаешь этого человека?
ФРУ ЛИННЕ. Знавала… Несколько лет тому назад. Он ведь одно время вел дела в наших краях.
НОРА. Да, правда.
ФРУ ЛИННЕ. Как он изменился!
НОРА. Он, кажется, был очень неудачно женат.
ФРУ ЛИННЕ. Теперь ведь он вдовец?
НОРА. С кучей детей… Ну вот, разгорелось. (Закрывает дверцу печки и слегка отодвигает в сторону качалку.)
ФРУ ЛИННЕ. Он, говорят, занимается самыми разными делами?
НОРА. Да. Очень возможно. Я совсем не знаю. Но довольно нам думать о делах. Это скучно. Из кабинета Хельмера выходит доктор Ранк.
ДОКТОР РАНК (еще в дверях). Нет, нет, я не хочу мешать. Я лучше загляну к твоей жене. (Затворяет за собою дверь и замечает фру Линне.) Ах, извините! Я и тут, кажется, помешаю.
НОРА. Ничуть. (Представляет их друг другу.) Доктор Ранк – фру Линне.
РАНК. Вот как. Это имя я частенько слышал здесь в доме. Кажется, я обогнал вас на лестнице, когда шел сюда.
ФРУ ЛИННЕ. Да!.. Я поднимаюсь очень медленно. Мне трудно…
РАНК. Ага… Маленькая порча внутреннего механизма?
ФРУ ЛИННЕ. Скорее простое переутомление.
РАНК. Только? Так, верно, приехали в город отдохнуть… бегая по гостям?
ФРУ ЛИННЕ. Я приехала сюда искать работы.
РАНК. Что же, это особенно верное средство от переутомления?
ФРУ ЛИННЕ. Жить ведь надо, доктор.
РАНК. Да, как то принято думать, будто это необходимо.
НОРА. Ну, знаете, доктор!.. И вы ведь тоже не прочь пожить.
РАНК. Ну да, положим. Как мне ни плохо, я все таки готов жить и мучиться как можно дольше. И все мои пациенты тоже. И все нравственные калеки то же самое. Сейчас вот один такой сидит у Хельмера…
ФРУ ЛИННЕ (тихо). А!..
НОРА. Кого вы имеете в виду?
РАНК. Частного поверенного Крогстада, человека, о котором вы ничего не знаете. У него подгнили самые корни характера, сударыня. Но и он там начал твердить, как нечто непреложное, что и ему надо жить.
НОРА. Да? О чем же он пришел говорить с Торвальдом?
РАНК. Право, не знаю. Слышал только что то насчет Акционерного банка.
НОРА. Я не знала, что Крог… что этот частный поверенный Крогстад причастен к банку.
РАНК. Да, он занимает там какую то должность. (Фру Линне.) Не знаю, водятся ли и в ваших краях такого сорта люди, которые, точно в горячке, шныряют, повсюду, разнюхивая, не пахнет ли где нравственною гнилью, чтобы затем быть на виду для определения на какую нибудь выгодную должность. Здоровым же приходится смиренно оставаться за флагом..
ФРУ ЛИННЕ. Да ведь больные то больше всего и нуждаются в попечении.
РАНК (пожимая плечами). Вот то то и оно то. Благодаря таким взглядам общество и превращается в больницу. Нора, занятая собственными мыслями, вдруг заливается негромким смехом и хлопает в ладоши. А вы что смеетесь над этим? Знаете ли вы, в сущности, что такое общество?
НОРА. Очень мне нужно ваше скучное общество! Я совсем другому смеюсь… Ужасно забавно! Скажите, доктор, теперь все служащие в этом банке подчинены Торвальду?
РАНК. Так это то вас так ужасно забавляет?
НОРА (улыбаясь и напевая). Это уж мое дело. Мое дело. (Прохаживается по комнате.) Да, в самом деле, ужасно приятно подумать, что мы… то есть Торвальд приобрел такое влияние на многих, многих людей. (Вынимает из кармана мешочек.)
РАНК. Те те те! Миндальное печенье! Я думал, это у вас запретный плод.
НОРА. Да, но это Кристина мне принесла немножко.
ФРУ ЛИННЕ. Что?.. Я?..
НОРА. Ну ну ну, не пугайся. Ты же не могла знать, что Торвальд запретил. Надо тебе сказать, он боится, что я испорчу себе зубы. Но что за беда – разочек! Правда, доктор? Извольте! (Сует ему в рот печенье.) Вот и тебе, Кристина. И мне можно одну штучку, маленькую, или уж две, так и быть. (Прохаживается опять.) Да, я, право, бесконечно счастлива. Одного только мне бы ужасно хотелось еще…
РАНК. Ну? Чего же это?
НОРА. Ужасно бы хотелось сказать при Торвальде одну вещь.
РАНК. Так что же вы не скажете?
НОРА. Не смею. Это гадко.
ФРУ ЛИННЕ. Гадко?
РАНК. В таком случае не советую. Но при нас можно смело… Ну, что же это вам так ужасно хотелось бы сказать при Хельмере?

НОРА. Ужасно хотелось бы сказать: черт подери!
РАНК. Что вы, что вы!
ФРУ ЛИННЕ. Помилуй, Нора!
РАНК. Скажите. Вот он идет.
НОРА (пряча мешочек с печеньем). Тсс тсс тсс!
Хельмер, с перекинутым через руку пальто и держа в другой руке шляпу, выходит из кабинета.
(Идя к нему.) Ну, милый, спровадил его?
ХЕЛЬМЕР. Да, ушел.
НОРА. Позволь тебя познакомить. Это Кристина, приехала сюда в город…
ХЕЛЬМЕР. Кристина?.. Извините, но я не знаю…
НОРА. Фру Линне, милый, фру Кристина Линне!
ХЕЛЬМЕР. Ах, вот что! По видимому, подруга детства моей жены?
ФРУ ЛИННЕ. Да, мы старые знакомые.
НОРА. И представь себе, она пустилась в такой дальний путь, чтобы поговорить с тобой.
ХЕЛЬМЕР. То есть как это?
ФРУ ЛИННЕ. Не то, чтобы собственно…
НОРА. Кристина как раз отличная конторщица, и ей страшно хочется попасть на службу к дельному человеку, чтобы еще поучиться побольше…
ХЕЛЬМЕР. Весьма разумно, сударыня.
НОРА. И когда она узнала, что ты назначен директором банка, – об этом было в газетах, – она сию же минуту полетела сюда… Правда, Торвальд, ты ради меня ведь сделаешь что нибудь для Кристины? А?
ХЕЛЬМЕР. Да, возможно. Вы, вероятно, вдова?
ФРУ ЛИННЕ. Да.
ХЕЛЬМЕР. И опытны в конторском деле?
ФРУ ЛИННЕ. Да, порядочно.
ХЕЛЬМЕР. Так весьма вероятно, что я могу доставить вам место…
НОРА (хлопая в ладоши). Видишь, видишь!
ХЕЛЬМЕР. Вы явились как раз в удачную минуту, сударыня.
ФРУ ЛИННЕ. О, как мне вас благодарить!
ХЕЛЬМЕР. Не за что. (Надевает пальто.) Но сегодня вы уж извините меня…
РАНК. Погоди, и я с тобой. (Приносит из передней свою шубу и греет ее перед печкой.)
НОРА. Только не замешкайся, милый Торвальд!
ХЕЛЬМЕР. С час, не больше.
НОРА. И ты уходишь, Кристина?
ФРУ ЛИННЕ (надевая пальто). Да, надо пойти приискать себе комнату.
ХЕЛЬМЕР. Так, может быть, выйдем вместе?
НОРА (помогает фру Линне). Какая досада, что у нас так тесно, нет никакой возможности…
ХЕЛЬМЕР. Что ты! Кто же об этом думает! Прощай, дорогая Нора, и спасибо тебе за все.
НОРА. Прощай пока. Вечером ты, само собой, опять придешь. И вы, доктор. Что? Если будете хорошо себя чувствовать? Ну, конечно, будете. Только закутайтесь хорошенько. Все выходят, прощаясь и болтая, в переднюю.
С лестницы доносятся детские голоса.
Это они! Они! (Бежит и открывает наружную дверь.)
Входит нянька Анна Мария с детьми.
Входите! Входите! (Наклоняется и целует детей.) Ах вы, милые мои, славные! Погляди на них, Кристина! Ну не милашки ли?
РАНК. Болтать на сквозняке воспрещается!
ХЕЛЬМЕР. Идемте, фру Линне. Теперь тут впору оставаться одним мамашам.
Доктор Ранк, Хельмер и фру Линне уходят; Анна Мария входит с детьми в комнату; Нора тоже входит в комнату, затворяя дверь в переднюю.
НОРА. Какие вы свеженькие и веселые. И какие румяненькие щечки! Прямо словно яблочки, розанчики!.. Так весело было? А, это отлично. Да? Ты катал на салазках и Боба и Эмми? Обоих зараз? Подумай! Молодец мальчуган мой Ивар!.. Нет, дай ее подержать, Анна Мария! Дорогая моя, милая куколка! (Берет у няньки младшую девочку и кружится с нею.) Да, да, мама потанцует и с Бобом! Что? В снежки играли? Ах, жаль, что меня с вами не было… Нет, оставь, я сама их раздену, Анна Мария. Дай, пожалуйста, мне самой, – это так весело. Там тебе кофе оставлен на печке. Нянька уходит в дверь налево.
Нора раздевает детей, разбрасывая куда попало их верхние вещи и продолжая болтать с ними.
Вот как? Большая собака гналась за вами? А не укусила?.. Нет, собаки не кусают таких славных, крохотных куколок… Ни ни! Не заглядывать в свертки, Ивар! Что там?.. Да знали бы вы, что там! Нет, нет! Это бяка!.. Что? Играть хотите? Как же мы будем играть? В прятки? Ну, давайте в прятки. Первый пусть Боб спрячется… Ах, мне? Ну, хорошо, я первая.
Начинается игра, сопровождаемая смехом и весельем; прячутся и в этой комнате и в соседней направо. Наконец Нора прячется под стол; дети шумно врываются в комнату, ищут мать, но не могут сразу ее найти, слышат ее заглушенный смех, бросаются к столу, поднимают скатерть и находят. Полный восторг. Нора высовывается, как бы желая испугать их. Новый взрыв восторга. Тем временем стучат во входную дверь. Никто этого не замечает. Тогда дверь из передней приотворяется и показывается Крогстад. Он выжидает с минуту. Игра продолжается.
КРОГСТАД. Извините, фру Хельмер…
НОРА (с легким криком оборачивается и полуприподнимается). А! Что вам?
КРОГСТАД. Извините. Входная дверь стояла непритворенной. Забыли, верно, закрыть.
НОРА (встав). Мужа нет дома, господин Крогстад.
КРОГСТАД. Знаю.
НОРА. Ну… так что же вам угодно?
КРОГСТАД. Поговорить с вами.
НОРА. Со… (Детям тихо.) Ступайте к Анне Марии. Что? Нет, чужой дядя ничего худого не сделает маме. Когда он уйдет, мы поиграем еще. (Выводит детей в комнату налево и запирает за ними дверь. С беспокойством, напряженно.) Вы хотите поговорить со мной?
КРОГСТАД. Да, хочу.
НОРА. Сегодня?.. Но ведь у нас еще не первое число…
КРОГСТАД. Нет, у нас сочельник. И от вас самой зависит устроить себе веселые праздники.
НОРА. Что же вам нужно? Я совсем не могу сегодня…
КРОГСТАД. Об этом мы пока не будем говорить. О другом. У вас, верно, найдется свободная минута?
НОРА. Гм… да, конечно, найдется, хотя…
КРОГСТАД. Хорошо. Я сидел внизу в ресторане Ульсена и видел, как ваш муж прошел по улице…
НОРА. Да, да.
КРОГСТАД. С дамой.
НОРА. И что же?
КРОГСТАД. Позвольте спросить: это не фру Линне?
НОРА. Да.
КРОГСТАД. Только что приехала в город?
НОРА. Да, сегодня.
КРОГСТАД. Она ваша близкая подруга?
НОРА. Да. Но я не вижу…
КРОГСТАД. И я когда то был с ней знаком.
НОРА. Знаю.
КРОГСТАД. Да? Так вы знаете? Я так и думал. Тогда позвольте мне спросить вас без обиняков: фру Линне получит место в банке?
НОРА. Как вы осмеливаетесь выспрашивать меня, господин Крогстад, вы, подчиненный моего мужа? Но уж раз вы спросили, так знайте: да, фру Линне получит место. И это я похлопотала за нее, господин Крогстад. Вот вам!
КРОГСТАД. Значит, я не ошибся в расчетах.
НОРА (ходит взад и вперед по комнате). Я полагаю, нам можно все таки иметь некоторое влияние. Из того, что родишься женщиной, вовсе не следует еще… И в положении подчиненного, господин Крогстад, вам, право, следовало бы остерегаться задевать, кто… гм…
КРОГСТАД. Кто имеет влияние?
НОРА. Именно!
КРОГСТАД (меняя тон). Фру Хельмер, не угодно ли будет вам пустить в ход свое влияние в мою пользу?
НОРА. Как так? Что вы хотите сказать?
КРОГСТАД. Не угодно ли вам озаботиться тем, чтобы я сохранил свое положение подчиненного в банке.
НОРА. Что это значит? Кто думает лишить вас его?
КРОГСТАД. О, вам незачем разыгрывать передо мной незнайку. Я отлично понимаю, что подруге вашей не может быть приятно рисковать столкнуться со мной, и знаю тоже, кому я буду обязан изгнанием.
НОРА. Но уверяю вас…
КРОГСТАД. Да, да, да, одним словом, время еще не ушло, и я советую вам использовать ваше влияние, чтобы предупредить это.
НОРА. Но, господин Крогстад, у меня нет ровно никакого влияния!
КРОГСТАД. Никакого? Мне кажется, вы только что сами сказали…
НОРА. Разумеется, я не в таком смысле. Я?.. Как вы можете думать, что я имею какое нибудь такое влияние на своего мужа?
КРОГСТАД. О, я знаю вашего мужа со студенческой скамьи. Не думаю, чтобы господин директор был тверже других мужей.
НОРА. Если вы будете отзываться о моем муже неуважительно, я укажу вам на дверь.
КРОГСТАД. Вы очень храбры, фру Хельмер.
НОРА. Я не боюсь вас больше. После Нового года я живо покончу со всем этим.
КРОГСТАД (более сдержанно). Слушайте, фру Хельмер. В случае необходимости я буду бороться не на жизнь, а на смерть из за своей скромной должности в банке.
НОРА. На то и похоже, право.
КРОГСТАД. Не только из за жалованья. О нем я меньше всего хлопочу. Но тут – другое… Ну, да на чистоту! Вот в чем дело. Вы, разумеется, так же хорошо, как и другие, знаете, что я однажды совершил необдуманный поступок.
НОРА. Кажется, что то такое слыхала.
КРОГСТАД. Дело не дошло до суда, но все пути для меня точно закрылись с того времени. Тогда я взялся за те дела… вы знаете. Надо же было за что нибудь ухватиться. И, смею сказать, я был не из худших в своем роде. Но теперь мне надо выкарабкаться из этого положения. У меня сыновья подрастают. Ради них мне надо восстановить свое прежнее положение в обществе – насколько это возможно. Место в банке было как бы первой ступенью. И вдруг теперь ваш муж сталкивает меня опять в яму.
НОРА. Но, боже мой, господин Крогстад, совсем не в моей власти помочь вам.
КРОГСТАД. Потому что вы не хотите, но у меня есть средство заставить вас.
НОРА. Не расскажете ли вы моему мужу, что я задолжала вам?
КРОГСТАД. Гм! А если бы рассказал?
НОРА. Это было бы бессовестно с вашей стороны. (Со слезами в голосе.) Как? Он узнает эту тайну – мою гордость и радость – таким грубым, пошлым образом – от вас? Вы хотите подвергнуть меня самым ужасным неприятностям!..
КРОГСТАД. Только неприятностям?
НОРА (горячо). Но попробуйте только, вам же самому будет хуже. Тогда мой муж наконец узнает, какой вы дурной человек, и вас ни за что не оставит в банке.
КРОГСТАД. Я спрашиваю, вы боитесь только домашних неприятностей?
НОРА. Если мой муж узнает, он, разумеется, сразу заплатит весь остаток, и нам с вами незачем будет знаться.
КРОГСТАД (делая шаг к ней). Слушайте, фру Хельмер, или у вас память коротка, или вы ничего не смыслите в делах. Видно, придется мне растолковать вам дело пообстоятельнее.
НОРА. Как так?
КРОГСТАД. Когда ваш муж был болен, вы явились ко мне занять тысячу двести специй.
НОРА. Я не знала, к кому больше обратиться.
КРОГСТАД. Я взялся достать вам эту сумму…
НОРА. И достали.
КРОГСТАД. Взялся я достать вам ее на известных условиях. Вы были тогда так заняты болезнью вашего мужа, так озабочены, где бы достать денег на поездку, что, пожалуй, вам некогда было разбираться в подробностях. Так не лишне напомнить вам их. Да, я взялся достать вам деньги и составил для вас долговое обязательство.
НОРА. Ну да, которое я подписала.
КРОГСТАД. Хорошо. Но внизу я добавил несколько строк от имени вашего отца – его поручительство за вас. Эти строки должен был подписать ваш отец.
НОРА. Должен был?.. Он и подписал.
КРОГСТАД. Я оставил место для числа. То есть ваш отец сам должен был проставить день и число, когда подпишет бумагу. Помните вы это, сударыня?
НОРА. Кажется…
КРОГСТАД. Я передал вам долговое обязательство, чтобы вы переслали его по почте вашему отцу. Не так ли?
НОРА. Да.
КРОГСТАД. Вы, разумеется, сейчас же сделали это, так как дней через пять шесть принесли мне вексель с подписью вашего отца. И сумма была вам вручена.
НОРА. Ну да, и разве я не аккуратно выплачивала?
КРОГСТАД. Ничего себе. Но… чтобы вернуться к предмету нашего разговора… Верно, тяжело вам приходилось тогда, фру Хельмер?
НОРА. Да.
КРОГСТАД. Отец ваш, кажется, был тяжко болен?
НОРА. При смерти.
КРОГСТАД. И вскоре умер?
НОРА. Да.
КРОГСТАД. Скажите мне, фру Хельмер, не помните ли вы случайно дня смерти вашего отца? То есть какого месяца и числа он умер?
НОРА. Папа умер двадцать девятого сентября.
КРОГСТАД. Совершенно верно; я осведомлялся. И вот тут то и выходит странность… (вынимает бумагу), которую я никак не могу объяснить себе.
НОРА. Какая странность? Я не знаю…
КРОГСТАД. Такая странность, фру Хельмер, что отец ваш подписал этот вексель три дня спустя после своей смерти.
НОРА. Как так? Я не понимаю.
КРОГСТАД. Отец ваш умер двадцать девятого сентября. Но взгляните. Вот тут он пометил свою подпись вторым октября. Разве это не странность?
Нора молчит.
Можете вы объяснить мне ее?
Нора все молчит.
Примечательно еще вот что: слова «второе октября» и год написаны не почерком вашего отца, но другим, который мне кажется знакомым. Ну, это можно еще объяснить: ваш отец мог забыть проставить число и год под своей подписью, и кто то другой сделал это наугад, не зная еще об его смерти. В этом нет еще ничего плохого. Главное дело в самой подписи. Она то подлинная, фру Хельмер? Это действительно ваш отец подписался?
НОРА (после короткой паузы откидывает голову назад и вызывающе смотрит на него). Нет, не он. Это я подписалась за него.
КРОГСТАД. Слушайте, фру Хельмер… вы знаете, что это опасное признание?
НОРА. Почему? Вы скоро получите свои деньги сполна.
КРОГСТАД. Могу я спросить вас, почему вы не послали бумагу вашему отцу?
НОРА. Невозможно было. Он был тяжко болен. Если просить его подписи, надо было объяснить ему, на что мне понадобились деньги. А не могла же я написать ему, когда он сам был так болен, что и муж мой на краю могилы. Немыслимо было.
КРОГСТАД. Так вам бы лучше было отказаться от поездки за границу.
НОРА. И это было невозможно. От этой поездки зависело спасение моего мужа. Не могла я отказаться от нее.
КРОГСТАД. Но вы не подумали, что таким образом обманываете меня?..
НОРА. На это мне решительно нечего было обращать внимания. Я и думать о вас не хотела. Терпеть вас не могла за все ваши бессердечные придирки, которые вы делали, хотя и знали, в какой опасности мой муж.
КРОГСТАД. Фру Хельмер, вы, очевидно, не представляете себе ясно, в чем вы, в сущности, виноваты. Но я могу сказать вам вот что: то, в чем я попался и что сгубило все мое общественное положение, было ничуть не хуже, не страшнее этого.
НОРА. Вы? Вы хотите уверить меня, будто вы могли отважиться на что нибудь такое, чтобы спасти жизнь вашей жены?
КРОГСТАД. Законы не справляются с побуждениями.
НОРА. Так плохие, значит, это законы.
КРОГСТАД. Плохие или нет, но если я представлю эту бумагу в суд, вас осудят по законам.
НОРА. Ни за что не поверю. Чтобы дочь не имела права избавить умирающего старика отца от тревог и огорчения? Чтобы жена не имела права спасти жизнь своему мужу? Я не знаю точно законов, но уверена, что где нибудь в них да должно быть это разрешено. А вы, юрист, не знаете этого! Вы, верно, плохой законник, господин Крогстад!
КРОГСТАД. Пусть так. Но в делах… в таких, какие завязались у нас с вами, вы, конечно, допускаете, что я кое что смыслю? Так вот. Делайте, что хотите. Но вот ч т о я говорю вам: если меня вышвырнут еще раз, вы составите мне компанию. (Кланяется и уходит через переднюю.)
НОРА (после минутного раздумья, закидывая голову). Э, что там! Запугать меня хотел! Не так то я проста. (Принимается прибирать детские вещи, но скоро бросает.) Но… Нет, этого все таки не может быть! Я же сделала это из любви.
ДЕТИ (в дверях налево). Мама, чужой дядя вышел из ворот.
НОРА. Да, да, знаю. Только никому не говорите о чужом дяде. Слышите? Даже папе!
ДЕТИ. Да, да, мама, но ты поиграешь с нами еще?
НОРА. Нет, нет, не сейчас.
ДЕТИ. Ах, мама, ты же обещала!
НОРА. Да, но мне нельзя теперь. Подите к себе, у меня столько дел. Подите, подите, мои дорогие детки! (Ласково выпроваживает их из комнаты и затворяет за ними дверь. Потом садится на диван, берется за вышиванье, но, сделав несколько стежков, останавливается.) Нет! (Бросает работу, встает, идет к дверям в переднюю и зовет.) Элене! Давай сюда елку! (Идет к столу налево и открывает ящик стола, снова останавливается.) Нет, это же прямо немыслимо!
СЛУЖАНКА (с елкой). Куда поставить, барыня?
НОРА. Туда. Посредине комнаты.
СЛУЖАНКА. Еще что нибудь подать?
НОРА. Нет, спасибо, у меня все под рукой.
Служанка, поставив елку, уходит.
(Принимаясь украшать елку.) Сюда вот свечки, сюда цветы… Отвратительный человек… Вздор, вздор, вздор! Ничего такого не может быть! Елка будет восхитительная. Я все сделаю, как ты любишь, Торвальд… Буду петь тебе, танцевать…
Из передней входит Хельмер с кипой бумаг под мышкой.
Ах!.. Уже вернулся?
ХЕЛЬМЕР. Да. Заходил кто нибудь?
НОРА. Заходил?.. Нет.
ХЕЛЬМЕР. Странно. Я видел, как Крогстад вышел из ворот.
НОРА. Да?.. Ах да, правда, Крогстад, он заходил сюда на минуту.
ХЕЛЬМЕР. Нора, я по твоему лицу вижу, он приходил просить, чтобы ты замолвила за него слово.
НОРА. Да.
ХЕЛЬМЕР. И вдобавок, как бы сама от себя? Скрыв от меня, что он был здесь? Не просил ли он и об этом?
НОРА. Да, Торвальд, но…
ХЕЛЬМЕР. Нора, Нора, и ты могла пойти на это? Сговариваться с таким человеком, обещать ему что нибудь! Да еще вдобавок говорить мне неправду!
НОРА. Неправду?
ХЕЛЬМЕР. Ты разве не сказала, что никто не заходил? (Грозя пальцем.) Чтобы этого не было больше, певунья пташка. У певчей пташки горлышко должно быть всегда чисто, ни единого фальшивого звука! (Обнимает ее за талию.) Не так ли? Да, я так и знал. (Выпускает ее.) Ах, как у нас тепло, уютно. (Перелистывает бумаги.)
НОРА (занятая украшением елки, после короткой паузы). Торвальд!
ХЕЛЬМЕР. Что?
НОРА. Я ужасно рада, что послезавтра костюмированный вечер у Стенборгов.
ХЕЛЬМЕР. А мне ужасно любопытно, чем то ты удивишь на этот раз.
НОРА. Ах, эта глупая затея!
ХЕЛЬМЕР. Ну?
НОРА. Я никак не могу придумать ничего подходящего. Все у меня выходит как то глупо, бессодержательно.
ХЕЛЬМЕР. Неужели малютка Нора пришла к такому заключению?
НОРА (заходя сзади и опираясь локтями о спинку его кресла). Ты очень занят, Торвальд?
ХЕЛЬМЕР. Гм!
НОРА. Что это за бумаги?
ХЕЛЬМЕР. Банковские дела.
НОРА. Уже?
ХЕЛЬМЕР. Я добился от прежнего правления полномочий на необходимые изменения в личном составе служащих и в плане работ. На это и уйдет у меня рождественская неделя. Хочу, чтобы к Новому году все уже было налажено.
НОРА. Так вот почему этот бедняга Крогстад…
ХЕЛЬМЕР. Гм!
НОРА (по прежнему опираясь локтями на спинку кресла, тихонько перебирает пальцами волосы мужа). Не будь ты так занят, я бы попросила тебя об одном огромном одолжении, Торвальд.
ХЕЛЬМЕР. Послушаем. О чем же?
НОРА. Ни у кого ведь нет такого вкуса, как у тебя. А мне бы так хотелось быть хорошенькой на этом костюмированном вечере. Торвальд, нельзя ли тебе заняться мной, решить, чем мне быть и как одеться?
ХЕЛЬМЕР. Ага, маленькая упрямица ищет спасителя?
НОРА. Да, Торвальд, мне не справиться без тебя.
ХЕЛЬМЕР. Ладно, ладно. Подумаем и, верно, сумеем помочь горю.
НОРА. Ах, как мило с твоей стороны! (Снова отходит к елке, пауза.) А как красиво выделяются красные цветы. Но скажи мне, то, в чем этот Крогстад провинился, – это правда очень дурно?
ХЕЛЬМЕР. Он провинился в подлоге. Ты имеешь представление о том, что это такое?
НОРА. Не из нужды ли он это сделал?
ХЕЛЬМЕР. Да, или, как многие, по легкомыслию. И я не так бессердечен, чтобы бесповоротно осудить человека за один такой поступок.
НОРА. Да, не правда ли, Торвальд?
ХЕЛЬМЕР. Иной павший может вновь подняться нравственно, если откровенно признается в своей вине и понесет наказание.
НОРА. Наказание?
ХЕЛЬМЕР. Но Крогстад не пошел этой дорогой. Он вывернулся всякими правдами и неправдами, и это погубило его нравственно.
НОРА. По твоему, надо было…
ХЕЛЬМЕР. Ты представь себе только, как человеку с таким пятном на совести приходится лгать, изворачиваться, притворяться перед всеми, носить маску, даже перед своими близкими, даже перед женой и собственными детьми. И вот насчет детей – это всего хуже, Нора.
НОРА. Почему?
ХЕЛЬМЕР. Потому что отравленная ложью атмосфера заражает, разлагает всю домашнюю жизнь. Дети с каждым глотком воздуха воспринимают зародыши зла.
НОРА (приближаясь к нему сзади). Ты уверен в этом?
ХЕЛЬМЕР. Ах, милая, я достаточно в этом убеждался в течение своей адвокатской практики. Почти все рано сбившиеся с пути люди имели лживых матерей.
НОРА. Почему именно матерей?
ХЕЛЬМЕР. Чаще всего это берет свое начало от матери. Но и отцы, разумеется, влияют в том же духе. Это хорошо известно всякому адвокату. А этот Крогстад целые годы отравлял своих детей ложью и лицемерием, вот почему я и называю его нравственно испорченным. (Протягивая к ней руки.) Поэтому пусть моя милочка Нора обещает мне не просить за него. Дай руку, что обещаешь. Ну ну, что это? Давай руку. Вот так. Значит, уговор. Уверяю тебя, мне просто невозможно было бы работать вместе с ним; я испытываю прямо физическое отвращение к таким людям.
НОРА (высвобождает свою руку и переходит на другую сторону елки). Как здесь жарко. А у меня столько хлопот…
ХЕЛЬМЕР (встает и собирает бумаги). Да, мне тоже надо немножко позаняться до обеда вот этим. И костюмом твоим займусь. И повесить кое что на елку в золотой бумажке у меня, пожалуй, найдется. (Кладет ей руки на голову.) Ах ты, моя бесценная певунья пташка! (Уходит в кабинет и закрывает за собой дверь.)
НОРА (помолчав, тихо). Э, что там! Не будет этого. Это невозможно. Должно быть невозможно.
АННА МАРИЯ(в дверях налево). Детки так умильно просятся к мамаше.
НОРА. Нет, нет, нет! Не пускай их ко мне! Побудь с ними, Анна Мария.
АННА МАРИЯ. Ну хорошо, хорошо. (Затворяет дверь.)
НОРА (бледнея от ужаса). Испортить моих малюток!.. Отравить семью! (После короткой паузы, закидывая голову.) Это неправда. Не может быть правдой, никогда, во веки веков!

Действие второе
Та же комната. В углу, возле пианино, стоит обобранная, обтрепанная, с обгоревшими свечами елка. На диване манто и шляпа Норы. Нора одна в волнении бродит по комнате, наконец останавливается у дивана и берет свое манто.
НОРА (выпуская из рук манто). Идет кто то! (Подходит к дверям, прислушивается.) Нет… никого. Разумеется, никто сегодня не придет, – первый день рождества… И завтра тоже. Но, может быть… (Отворяет дверь и выглядывает.) Нет, в ящике для писем ничего нет, совершенно пуст. (Возвращается назад.) Э, глупости! Разумеется, он ничего такого на самом деле не сделает. Ничего такого быть не может. Это невозможно. У меня трое маленьких детей.
АННА МАРИЯ (выходит из дверей налево, неся большую картонку). Насилу отыскала эту картонку с маскарадными платьями.
НОРА. Спасибо, поставь на стол.
АННА МАРИЯ (ставит). Только они, верно, бог знает в каком беспорядке.
НОРА. Ах, разорвать бы их в клочки!
АННА МАРИЯ. Ну вот! Их можно починить. Только терпения немножко.
НОРА. Так я пойду попрошу фру Линне помочь мне.
АННА МАРИЯ. Опять со двора? В такую то погоду? Фру Нора простудится… захворает.
НОРА. Это еще не так страшно… Что дети?
АННА МАРИЯ. Играют новыми игрушками, бедняжечки. Только…
НОРА. Часто обо мне спрашивают?
АННА МАРИЯ. Привыкли ведь быть около мамаши.
НОРА. Да, видишь, Анна Мария, мне теперь нельзя будет так много бывать с ними, как прежде.
АННА МАРИЯ. Ну, малыши ко всему привыкают.
НОРА. Ты думаешь? По твоему, они забыли бы мать, если бы ее не стало?
АННА МАРИЯ. Господи помилуй! Не стало!
НОРА. Слушай, Анна Мария… я часто думаю… как это у тебя хватило духу отдать своего ребенка чужим?
АННА МАРИЯ. Пришлось; как же было иначе, коли я поступила кормилицей к малютке Норе?
НОРА. Но как же ты захотела пойти в кормилицы?
АННА МАРИЯ. На такое то хорошее место? Бедной девушке в такой беде радоваться надо было. Тот дурной человек ведь так таки ничем и не помог мне.
НОРА. Но твоя дочь, верно, забыла тебя?
АННА МАРИЯ. Ну зачем же? Писала мне, и когда конфирмовалась и когда замуж выходила.
НОРА (обвивая ее шею руками). Старушка моя, ты была мне хорошей матерью, когда я была маленькой.
АННА МАРИЯ. У бедняжечки Норы не было ведь другой, кроме меня.
НОРА. И не будь у моих малюток другой, я знаю, ты бы… Вздор, вздор, вздор! (Открывает картонку.) Пойди к ним. Мне теперь надо… Завтра увидишь, какой я буду красавицей.
АННА МАРИЯ. Верно, на всем балу никого краше не будет. (Уходит налево.)
НОРА (принимается опоражнивать картонку, но скоро бросает все). Ах, только бы решиться выйти. Только бы никто не зашел. Только бы тут не случилось без меня ничего. Глупости. Никто не придет. Только не думать. Не думать об этом… Надо почистить муфту. Чудные перчатки, дивные перчатки… Не надо думать, не надо! Раз, два, три, четыре, пять, шесть… (Вскрикивает.) А! Идут! (Хочет кинуться к дверям, но останавливается в нерешительности.)
Из передней входит фру Линне, уже без верхнего платья. Ах, это ты, Кристина!
И больше там никого нет?.. Как хорошо, что ты пришла.
ФРУ ЛИННЕ. Мне сказали, ты заходила ко мне, спрашивала меня.
НОРА. Да, я как раз проходила мимо. Мне так нужна твоя помощь. Сядем сюда, на диван. Видишь, завтра вечером у верхних жильцов, у консула Стенборга, костюмированный вечер, и Торвальд хочет, чтобы я была неаполитанской рыбачкой и сплясала тарантеллу. Я выучилась на Капри.
ФРУ ЛИННЕ. Вот что? Так ты дашь целое представление?
НОРА. Торвальд говорит, что надо. Так вот костюм. Торвальд заказал его мне еще там. Но теперь все пооборвалось, и я просто не знаю…
ФРУ ЛИННЕ. Ну, это мы живо поправим. Только отделка местами пооторвалась немножко. Иголки, нитки?.. А, тут все, что нужно.
НОРА. Как это мило с твоей стороны.
ФРУ ЛИННЕ (шьет). Так ты завтра будешь костюмироваться, Нора? Знаешь, я зайду на минутку взглянуть на тебя разодетой. Но я совсем позабыла поблагодарить тебя за вчерашний приятный вечер.
НОРА (встает и ходит по комнате). Ну, вчера, по моему, было вовсе не так мило, как обычно. Тебе бы приехать к нам в город пораньше, Кристина. Да, Торвальд большой мастер устраивать все изящно и красиво.
ФРУ ЛИННЕ. И ты не меньше, я думаю. Недаром ты дочь своего отца. Но скажи, доктор Ранк всегда такой пришибленный, как вчера?
НОРА. Нет, вчера он как то особенно… Впрочем, он ведь страдает очень серьезной болезнью. У бедняги сухотка спинного мозга. Надо тебе сказать, отец у него был отвратительный человек, держал любовниц и все такое. Вот сын и уродился таким хворым, понимаешь?
ФРУ ЛИННЕ (опуская работу на колени). Но, милочка Нора, откуда ты набралась таких познаний?
НОРА (прохаживаясь по комнате). Э!.. Раз у тебя трое детей, значит, тебя иногда навещают такие… такие дамы, которые кое что смыслят и в медицине. Ну, иной раз и расскажут кое о чем.
Фру Линне снова шьет; короткая пауза.
ФРУ ЛИННЕ. Доктор Ранк каждый день бывает у вас?
НОРА. Каждый божий день. Он ведь лучший друг Торвальда с юных лет и мой хороший друг. Он совсем как свой у нас.
ФРУ ЛИННЕ. Но скажи ты мне: он человек вполне прямой? То есть не из таких, которые любят говорить людям приятные вещи?
НОРА. Напротив. С чего ты это взяла?
ФРУ ЛИННЕ. Вчера, когда ты нас познакомила, он уверял, что часто слышал мое имя здесь в доме. А потом я заметила, что муж твой не имел даже понятия обо мне. Как же мог доктор Ранк?..
НОРА. Да, это совершенно верно, Кристина. Торвальд так безгранично меня любит, что не хочет ни с кем делиться мною… как он говорит. В первое время он прямо таки ревновал меня, стоило мне только заговорить о своих милых близких, о родных местах. Ну, я, понятно, и перестала. Но с доктором Ранком я часто разговариваю обо всем таком. Он, видишь ли, любит слушать.
ФРУ ЛИННЕ. Послушай, Нора, ты во многом еще ребенок. Я постарше тебя, поопытнее. И вот что я тебе скажу: тебе бы надо постараться выпутаться из этой истории – с доктором Ранком.
НОРА. Из какой такой истории мне надо постараться выпутаться?
ФРУ ЛИННЕ. Из всех этих историй вообще. Вчера ты тут болтала что то о богатом поклоннике, который завещает тебе деньги.
НОРА. Да, только нет такого, к сожалению!.. Ну, и что же?
ФРУ ЛИННЕ. Доктор Ранк человек состоятельный?
НОРА. Да, состоятельный.
ФРУ ЛИННЕ. И у него нет никого, о ком бы он должен был заботиться?
НОРА. Никого. Но…
ФРУ ЛИННЕ. И он каждый день бывает здесь в доме?
НОРА. Ну да, ты же это уже слышала.
ФРУ ЛИННЕ. Как же это воспитанный человек может быть настолько неделикатен?
НОРА. Я тебя положительно не понимаю.
ФРУ ЛИННЕ. Не представляйся, Нора. Ты думаешь, я не догадываюсь, кто одолжил тебе те тысячу двести специй?
НОРА. Да ты в уме? Как тебе в голову могло прийти? Наш друг, который ежедневно бывает у нас! Ведь это было бы невыносимо мучительное положение!
ФРУ ЛИННЕ. Значит, не он?
НОРА. Уверяю же тебя. Мне и на ум прийти не могло ни на минуту!.. Да и где бы он тогда взял денег раздавать взаймы? Он получил наследство уже позже.
ФРУ ЛИННЕ. Ну, это, пожалуй, счастье твое, дорогая Нора.
НОРА. Нет, мне бы и в голову никогда не пришло просить у доктора Ранка… Впрочем, я вполне уверена, попроси я только у него…
ФРУ ЛИННЕ. Но ты, разумеется, этого не сделаешь.
НОРА. Нет, естественно. Я как то и представить себе этого не могу. Но я вполне уверена, что поговори я с доктором Ранком…
ФРУ ЛИННЕ. За спиной мужа?
НОРА. Мне все таки надо покончить то дело. Тоже за его спиной. Надо покончить.
ФРУ ЛИННЕ. Да, да, и я тебе вчера говорила, но…
НОРА (ходит взад и вперед). Мужчине куда легче разделаться в таких случаях, чем женщине… Ф р у Л и н н е. Если это ее собственный муж – да.
НОРА. Пустяки. (Останавливаясь.) Раз уплачиваешь весь долг сполна, то ведь получаешь долговое обязательство обратно?
ФРУ ЛИННЕ. Само собой понятно.
НОРА. И можно разорвать его в мелкие клочки, сжечь эту противную, грязную бумажонку?
ФРУ ЛИННЕ (смотрит на Нору в упор, откладывает работу в сторону и медленно встает). Нора, ты что то скрываешь от меня.
НОРА. Разве это заметно?
ФРУ ЛИННЕ. С тобой что то случилось со вчерашнего утра, Нора, в чем дело?
НОРА (идя к ней). Кристина! (Прислушивается.) Тсс! Торвальд вернулся. Слушай, поди пока к детям. Торвальд не любит, чтобы при нем возились с шитьем. Пусть Анна Мария поможет тебе.
ФРУ ЛИННЕ (собирает часть вещей). Да, да, но я не уйду от вас, пока мы не поговорим на чистоту. (Уходит налево.)
В ту же минуту из передней входит Xельмер.
НОРА (идет к нему навстречу). Ах, я жду не дождусь тебя, милый Торвальд.
ХЕЛЬМЕР. Это швея, что ли?
НОРА. Нет, это Кристина. Она помогает мне поправить костюм. Увидишь, какой эффект я произведу.
ХЕЛЬМЕР. Да, разве я не удачно придумал?
НОРА. Восхитительно! Но разве я тоже не умница, что слушаюсь тебя?
ХЕЛЬМЕР (берет ее за подбородок). Умница – потому что слушаешься мужа? Ах ты, плутовка! Я знаю, ты не то хотела сказать. Но я не буду тебе мешать. Тебе, верно, надо примерять.
НОРА. А ты, верно, за работу?
ХЕЛЬМЕР. Да. (Показывая кипу бумаг.) Вот. Я заходил в банк. (Хочет уйти к себе.)
НОРА. Торвальд…
ХЕЛЬМЕР (останавливаясь). Что?
НОРА. А если твоя белочка хорошенько попросит тебя об одной вещи?..
ХЕЛЬМЕР. Ну и что же?
НОРА. Ты бы сделал?
ХЕЛЬМЕР. Сначала, естественно, надо знать – что именно.
НОРА. Белка так бы разыгралась, расшалилась, позабавила бы тебя, если бы ты был так мил, послушался!
ХЕЛЬМЕР. Так говори же.
НОРА. Жаворонок заливался бы по всему дому, на все лады.
ХЕЛЬМЕР. Ну, он и так не молчит.
НОРА. Я изобразила бы тебе сильфиду, танец при лунном свете, Торвальд!
ХЕЛЬМЕР. Нора… надеюсь, это не насчет вчерашнего опять?
НОРА (ближе к нему). Да, Торвальд! Я прошу, умоляю тебя!
ХЕЛЬМЕР. И у тебя в самом деле хватает духу опять поднимать этот вопрос?
НОРА. Да, да, ты должен послушаться меня, должен оставить за Крогстадом его место в банке!

Поиск по сайту: