Семантическая функция синтагматических показателей

Арутюнова Н. Д. Синтаксис // Общее языкознание: Внутренняя структура языка. М., 1972.

С. 264–270.

Принципы выделения синтаксического компонента, сформу­лированные в различных грамматических теориях, несмотря на внешнюю разнородность, в большинстве случаев поддаются обобщению и группировке.

Если отвлечься от индивидуальных особенностей тех или иных синтаксических воззрений, в частности, от таких факторов, как используемая система терминологии, приемы анализа, характер определений и пр., если оставить в стороне вопрос о том, насколько последовательно осуществлялись грамматистами принимаемые ими исходные посылки, то можно установить два типа синтаксиса, принцип выделения которых в разные эпохи развития языко­знания понимался и обозначался по-разному: 1) учение о сочета­тельных (комбинаторных, валентностных, дистрибутивных, ре­ляционных) свойствах слова и 2) учение о предложении (высказы­вании, сообщении).

Предпочтение того или другого типа синтаксиса во многом зависело от общего тяготения грамматики к содержательному или формальному анализу. Сторонники всеобщей (логической) грамматики, равно как и лингвисты, склоняющиеся к психологи­ческой концепции языка, понимали синтаксис прежде всего как учение о предложении. Формальная, а позднее и структурная грамматика обычно отводили предпочтительное место учению о сочетаемости слов как аспекту языка, легче поддающемуся фор­мализации, чем структура предложения.

Выделение синтаксического компонента, понимаемого как учение о валентностных свойствах слова, опиралось на противо­поставление, принимавшее в зависимости от исторической эпо­хи и общей грамматической доктрины, одну из следующих форм: противопоставление словопроизведения словосочинению, слова — сочетанию слов, аналитики — синтезу, парадигматических от­ношений — отношениям синтагматическим, корреляции — реля­ции, единиц—отношениям между единицами (аранжировке), оппози­ции— контрасту, функции в системе — функции в тексте, акта селекции — акту комбинации, языковой номинации (слова и ус­тойчивого словосочетания) — речевой номинации (свободным соче­таниям слов), материальных единиц языка — конструкциям.

Некоторые из этих оппозиций относятся к количественному аспекту языка, другие — к его структурной организации, третьи — к различиям в формах речевой деятельности, четвертые свя­заны с антиномией языка и речи в плане номинации, но все они соотносительны между собой и ведут к обозначению синтаксиса как части грамматики, изучающей внешние отношения слов. Син­таксис в этой интерпретации противостоит учению о единицах языка — словах — их внутренней структуре и значении (морфо­логии и лексикологии).

Понимание синтаксиса как учения о предложении или выска­зывании опиралось на оппозицию, которая также в разных грам­матических концепциях трактовалась весьма по-разному: проти­вопоставление «живой речи» — «мертвому слову», законченной мысли — мысли незавершенной, активной мысли (суждения) — пассивной мысли (представлению), динамики — статике, гла­гольности — субстантивности, предикативных конструкций — единицам непредикативным, главных членов предложения — его второстепенным членам, коммуникативных единиц — единицам некоммуникативным, актуализирующей деятельности — деятель­ности номинативной, актуального знака — виртуальному (потен­циальному) знаку, полного знака — частичным знакам (или суб­знакам), естественной, действительно существующей единицы языка — единицам искусственным, условным, реального речевого стимула — не содержащим стимула образованиям.

Хотя сущность сформулированных оппозиций в общем одна и та же, она раскрыта в них с разных точек зрения. В одних слу­чаях акцент сделан на выражаемых в языке логических категори­ях мышления, в других — на различии в семиотической природе разных единиц языка, в третьих — на их разной роли в комму­никации, в четвертых — на их отнесенности к языку или речи.

Выделяемая на основе перечисленных оппозиций часть грам­матики имеет своим предметом структуру и функции высказы­вания (в том числе и предложения), рассматриваемого в его ком­муникативном аспекте, т. е. в его отношении к говорящему лицу (субъективная модальность), к слушающему (характер речевого стимула) и к обозначаемой ситуации (денотативное значение).

Синтаксис в таком его понимании противостоит всем прочим разделам грамматики — учению о словосочетании, слове и об­разующих слово морфологических элементах как единицах, ко­торые сами по себе (вне состава высказывания) лишены комму­никативной роли. Таким образом, синтагматический синтаксис и синтаксис предложения находятся в разном отношении к другим частям грамматики.

О том, сколь принципиально имеющееся между ними различие, можно судить хотя бы по тому, что образование высказывания как коммуникативной единицы не требует с необходимостью син­тагматической активности говорящего. Ср. однословные высказы­вания Пожар! Караул! Вон! Отлично. Полдень и т. п. <…> В то же время синтагмати­ческая деятельность сама по себе недостаточна для образования коммуникативных единиц. Ср. такие сочетания слов, не снаб­женные интонацией высказывания, как вкусный обед, быстро бе­жать, хорошо выспаться, давать уроки художественной гим­настики и пр.

Можно отметить и другие факты, выявляющие различие между синтагматическим механизмом и аппаратом, запятым в актуали­зации высказывания. Обращает на себя внимание, что те лекси­ческие средства языка, которые функционально связаны с акту­ализацией, имеют тенденцию к выпадению из синтагматического ряда, к разрыву синтагматических отношений с отдельными эле­ментами сообщения. Ср.: В эту минуту он был, право, ужасен; Бурмин был, в самом деле, очень милый молодой человек; Казалось, кто-то меня так и толкал; В одном окне увидел он черноволосую головку, наклоненную, вероятно, над книгой или над работой. <…>

Грамматические средства актуализации (категории времени и наклонения) также относятся ко всему высказыванию <…>. Это их качество, однако, завуалировано их включенностью в фор­му глагола. Соотнесенность со всем сообщением, а не с отдель­ными его частями, характеризует и интонацию, составляющую необходимое просодическое средство актуализации высказыва­ния.

Таким образом, если синтагматические приемы служат для отнесения одного элемента высказывания к другому его элементу, то способы актуализации, как правило, распространяют свое действие на все сообщение в целом. Речь идет, следовательно, о двух разных по своему назначению и действию механизмах языка.

Практическая невозможность ни исключить из описания языка какой-либо один из этих двух его аспектов, ни привести их к общему знаменателю имела своим следствием помещение в син­таксисе двух самостоятельных отделов: учения о сочетательных свойствах слова и учения о предложении. Противопоставление друг другу этих частей синтаксиса нередко раскрывается через оппозицию двух видов единиц: словосочетания (непредикативной, номинативной единицы) и предложения (предикативной, комму­никативной единицы). Предпосылкой к объединению этих частей в рамках синтаксической теории, по-видимому, служит непос­редственное участие обоих механизмов языка в образовании кон­кретных речевых единиц. Синтаксис воспринимается как «субъек­тивная» грамматика предложений, противопоставляемая «объек­тивной» грамматике слов. Позднее оппозиция индивидуального социальному стала связываться с дихотомией языка и речи. Синтаксис вырисовывается как «грамматика речи» (т. е. грамматика языковых правил, по которым создаются речевые, комму­никативные единицы), подразделяемая на учение о речевых (соз­даваемых ad hoc) номинациях и о способах отнесения номинаций (как языковых, так и речевых) к действительности. <…>

В синтаксис, таким образом, входит учение о внутренней структуре и общих свойствах коммуникативных единиц.

Объединение названных частей грамматики имеет и то, чисто практическое, основание, что механизм синтагматики и актуали­зирующее устройство языка, в силу их постоянного соучастия в речеобразовании, некоторыми своими частями срослись, подобно сиамским близнецам, которые, хотя и наделены разным духовным содержанием и устремлениями, но неразъединимы физически и должны постоянно координировать свои порывы.

Вследствие тесного функционального переплетения, разборка «физического» механизма синтаксиса и сортировка его деталей по исполняемой ими функции представляет собой трудноразрешимую задачу. <…>

Предположим, что говорящему необходимо сообщить по-рус­ски о том событии, которое изображено Репиным на полотне об убийстве Иваном IV сына своего, царевича Ивана. В лексическом репертуаре говорящий не находит такого знака, который бы содержал информацию о старике, склонившемся над умирающим юношей, его позе и выражении лица (детализация события в принципе беспредельна). Автор речи, впрочем, совсем и не наме­рен отражать в своем сообщении все те черты, которые улавливает его глаз в облике действующих лиц и окружающей их обстановке. Его поведение скорее соответствует позиции художника-абстрак­циониста, нежели взглядам художника натуралистического направления. Говорящему нужно довести до сведения адресата ре­чи только сам совершившийся факт, который и составит непо­средственный предмет сообщения. Но и эта, более ограниченная информация, не может быть передана одним словесным знаком. Говорящий вынужден поэтому расчленить ее на отдельные, под­дающиеся обозначению на данном языковом коде фрагменты и выбрать для каждого из них совместимый с ним и содержащий необходимые сведения языковой знак, а затем скомбинировать их таким образом, чтобы в сообщении"были адекватно переданы ре- • альные взаимоотношения между участниками события. Предпо­ложим для простоты, что из ряда знаков, означаемые которых сов­местимы с признаками, присутствующими в «референтах» — стари­ке, совершившем убийство, и его жертве, — говорящий выбрал имена собственные — Иван Грозный и царевич Иван, позволяющие безошибочно идентифицировать «предметы» речи. Этот выбор может быть объяснен и той информацией, которой располагает говорящий, и тем, какие данные он намерен сообщить своему собе­седнику. Обозначив так своих референтов, говорящий дал в то же время понять, что участники обозначаемого события не совпадают с участниками коммуникации.

Для наименования совершенного царем Иваном акта говоря­щий избрал глагол убивать (при более конкретных альтернативах— заколоть, зарезать и др., содержащих информацию о способе убийства). Таким образом, автор определил информативный объем наименований отдельных фрагментов ситуации и обеспечил иден­тификацию темы сообщения.

Будучи звуковым символом, способным включаться «в поле» (по К. Бюлеру), или, иначе, знаком, обладающим «грамматической приложимостью» (по А. Мейе), каждое из выбранных слов спо­собно к соединению с другими словами. Создавая связанную цепоч­ку слов, говорящий осуществляет акт комбинации. Та синтакси­ческая конструкция, в рамках которой происходит соединение слов, во многом предопределена именем действия. В данном случае глагол убивать открывает возможность сочетаемости с именем агента действия и именем его объекта — того лица, над которым или по отношению к которому производится действие. Говорящему остается только расставить имена участников ситуации таким образом, чтобы их диспозиция правильно отражала роли в собы­тии. Тем самым в высказывании передается информация не только об участниках ситуации, но и о связывающих их отношениях. Совокупность этих сведений образует означаемое высказывания, представляющее собой не сумму отдельных наименований, но общую номинацию события.

В том языковом коде, к которому прибегает говорящий, име­ется, однако, более, чем один способ дать правильную, в соот­ветствии с событием, номинацию. Говорящий может сказать Иван Грозный у бил царевича Ивана, сделав непосредственным предме­том, темой своего сообщения исполнителя действия (предположим, что в нашем случае именно таково намерение автора речи). Точ­но та же объективная информация содержится и в конструкции Царевич Иван был убит Иваном Грозным, в которой протагонистом сообщения является объект действия. Выбирая ту или другую конструкцию, говорящий руководствуется, следовательно, не только структурой реальной ситуации, но и стремлением правиль­но передать свое коммуникативное намерение. Обе эти задачи реализуются в синтагматическом строении высказывания. Син­тагматическая деятельность, следовательно, подчинена по край­ней мере двум целям — номинации события и выделению темы и-сообщаемого.

Правильно назвав ситуацию, говорящий должен актуализовать номинацию, включив ее в коммуникацию, выразить отно­шение сообщаемого к действительности. Поскольку предметом сообщения является достоверный, совершившийся до момента речи факт, говорящий выбирает из модально-временной парадигмы глагола форму прошедшего времени изъявительного наклонения совершенного вида — убил.

Наконец, автору остается отразить в сообщении ту цель, с которой оно делается, свое коммуникативное намерение. Посколь­ку в данном случае говорящему нужно передать некоторую ин­формацию, а не получить ее от собеседника, равно как и не побу­дить его к действию, он выбирает форму повествовательного (а не вопросительного или побудительного) предложения: Иван Гроз­ный убил царевича Ивана. Речевой акт окончен. Он был описан как последовательное решение ряда задач: наименование фраг­ментов ситуации, их соединение в целостную номинацию собы­тия, выделение темы сообщения и сообщаемого, соотнесение дей­ствия с моментом речи по признаку времени, установление отно­шения к обозначаемому событию по признаку модальности, соот­несение участников события и участников коммуникации, обна­жение цели сообщения. Реально, однако, синтагматическая и ак­туализирующая деятельность осуществляются одновременно. Со­четая имя действующего лица с названием производимого им дей­ствия, говорящий согласует их в форме (Иван Грозный убил...) и одновременно включает в глагол показатели времени-наклоне­ния, поскольку все эти категории глагола находятся между собой в отношениях взаимозависимости. Механизм актуализации имеет общий привод с синтагматическим устройством. Обе системы сра­батывают одновременно. Кроме того, сама связь подлежащего и сказуемого опирается на категорию лица (ср. Иван Грозный уби­вает, они убивают и пр.), имеющую прямое касательство к актуализации высказывания, его соотнесению с участниками комму­никации. Механизм актуализации здесь внедряется в синтагма­тический синтаксис. Сочетая подлежащее и сказуемое предложе­ния, говорящий одновременно относит высказывание в реальный план и координирует его содержание с участниками речевого общения. В результате этого высказывание получает силу рече­вого стимула, рассчитанного на определенную реакцию со стороны собеседника.

Итак, при образовании высказывания приходит в действие несколько функциональных механизмов языка: один из них обес­печивает создание речевой номинации события (если оно не может быть обозначено одним словом), другой имеет своей целью опре­деление темы сообщения и сообщаемого, третий направлен на ак­туализацию наименования — его соотнесение с ситуацией речи — обозначаемым событием, моментом речи и участниками речевого акта, четвертый выявляет цель коммуникации. Работа всех ме­ханизмов речеобразования происходит согласованно, но каждый из них обладает в то же время и определенной автономностью. Степень взаимозависимости перечисленных механизмов синтак­сиса в известной степени определяет синтаксическую типологию языков.

<…>

С. 290–293.

Семантическая функция синтагматических показателей.

Поиск по сайту: