Глава 8. С этого момента последовательность событий, как я ее помню, смазывается

С этого момента последовательность событий, как я ее помню, смазывается. Я не знаю, что произошло потом. Возможно, я уснула, не отдавая себе в этом отчета, или, может быть, давление, которое Мариано Аурелиано оказал на мою спину, было столь велико, что я потеряла сознание.

Когда я пришла в чувство, я обнаружила, что лежу на циновке на полу. Я открыла глаза и мгновенно ощутила вокруг себя интенсивное сияние. Казалось, что комнату на­полнял солнечный свет. Я несколько раз моргнула, прове­ряя, не случилось ли чего с моими глазами. Я не могла их сфокусировать.

— М-р Аурелиано! — позвала я. — Мне кажется, что с моими глазами что-то не так.

Я попыталась сесть, но не смогла.

Рядом со мной не было ни м-ра Аурелиано, ни м-ра Флореса; здесь была женщина. Она наклонилась надо мной, затмевая собой свет. Ее черные волосы, свободно раз­бросанные по сторонам, ниспадали на плечи, у нее было круглое лицо и импозантный бюст. Я опять попыталась приподняться и сесть. Она не прикасалась ко мне, однако я знала, что каким-то образом она меня удерживает.

— Не называй его м-ром Аурелиано, — сказала она. — И Мариано тоже. Это непочтительно с твоей стороны. На­зывай его нагваль, а когда говоришь о нем, говори — на­гваль Мариано Аурелиано. Ему нравится его полное имя.

Ее голос звучал мелодично. Она мне понравилась.

Я чувствовала себя несмышленой собачонкой. Мне хотелось расспросить ее обо всем этом вздоре насчет не­почтительности. Я слышала, как Делия и прочие женщины называли его и более нелепыми уменьшительными име­нами и суетились вокруг него, словно он был их любимой куклой. Он, конечно же, наслаждался каждой из подобных минут. Но я не могла вспомнить, где и когда присутствова­ла при этом.

— Ты понимаешь? — спросила женщина.

Я хотела было ответить «да», но у меня пропал голос. Безрезультатно я пыталась открыть рот и сказать хоть что-нибудь. Когда она настойчиво потребовала ответить, понимаю ли я ее, я смогла только кивнуть головой.

Женщина предложила мне руку, чтобы помочь под­няться. Прежде чем она прикоснулась ко мне, я уже отор­валась от пола, словно мое желание встать заменило реаль­ный контакт с ее рукой и привело меня в сидячее положение еще до того, как это сделала она.

В полном изумлении от происшедшего, я хотела спросить ее об этом, но мне едва удавалось вертикально де­ржать спину. Что же касается речи, то слова попросту отка­зывались выходить из моего рта наружу.

Она несколько раз провела рукой по моим волосам. Ей, очевидно, было известно все о моем состоянии. Она добро­желательно улыбнулась и сказала:

— Ты сновидишь.

Я не услышала, как она это сказала, но поняла, что слова движутся из ее сознания прямо в мое. Она кивнула и объяснила мне, что и в самом деле я могу слышать ее мысли, а она — мои. Она убедила меня, что является чем-то вроде плода моего воображения, однако может взаимодей­ствовать со мной и влиять на меня.

— Обрати внимание! — велела она мне. — Я не шевелю губами и по-прежнему разговариваю с тобой. Делай то же самое.

Ее губы совершенно не шевелились. Желая знать, смо­гу ли я уловить движения ее губ, когда она безмолвно произносит слова, я хотела прижать свои пальцы к ее рту. Выглядела она действительно миловидной, хотя и угрожа­ющей. Она потянулась за моей рукой и коснулась ею своих улыбающихся губ. Я не почувствовала ничего.

— А как я могу разговаривать, не шевеля губами? — спросила я.

— У тебя между ног есть отверстие, — сказала она пря­мо в мое сознание. — Сфокусируй на нем свое внимание. И кошечка замурлычет.

Это замечание отозвалось во мне целым аккордом сме­ха. Я хохотала так сильно, что у меня перехватило дух и потемнело в глазах.

Она привела меня в чувство. Я находилась все на той же циновке, на полу, но лежала, облокотившись на толстую подушку. Я часто моргала глазами и дрожала, затем, сде­лав глубокий вдох, посмотрела на нее. Она сидела на полу рядом со мной.

— Я не подвержена обморокам, — сказала я и удивилась тому, что могу произносить слова. Тон моего соб­ственного голоса был таким уверенным, что я громко расс­меялась и повторила это же предложение несколько раз.

— Я знаю, знаю, — успокоила она меня. — Не волнуй­ся, но так или иначе, ты не совсем еще проснулась. Меня зовут Клара. Мы уже встречались в доме у Эсперансы.

Я намеревалась возразить или спросить ее, что все это значит. Вместо этого я, ни минуты не сомневаясь, решила, что все еще вижу сон и что мы встречались в доме у Эспе­рансы.

В моей голове медленно стали всплывать вос­поминания, туманные мысли. Образы людей, мест. Отчетливая мысль возникла в моем сознании: однажды мне снилось, что я встречала ее. Это был сон. Однако я никогда не думала о нем в терминах реальных событий. К моменту, когда я вышла на такое понимание, я вспомнила Клару.

— Разумеется, мы встречались, — заявила я с триум­фальным видом. — Но мы встречались во сне, поэтому ты нереальна. Сейчас я, очевидно все же сплю, и поэтому пом­ню тебя.

Я вздохнула, довольная, что все это можно так просто объяснить, и плюхнулась на толстую подушку. Другое отчетливое воспоминание всплыло в моем мозгу. Я не могла точно указать, когда именно видела этот сон, но помнила его так же ясно, как и события, происходившие в действительности. В этом сне Делия познакомила меня с Кларой. Она охарактеризовала Клару как наиболее общительную из женщин-сновидящих.

— У нее и в самом деле полно обожающих ее друзей, — сообщила мне Делия.

Клара из того сна была очень высокой, сильной и до­вольно полной. Она наблюдала за мной с такой дотошно­стью, словно я была представительницей неизвестного биологического вида, наблюдала с вниманием в глазах и нервной улыбкой. И все же, несмотря на то, что она так требовательно меня изучала, она мне безмерно пон­равилась. У нее были задумчивые, улыбчивые зеленые гла­за. Больше всего из этого рьяного наблюдения мне за­помнилось то, что она смотрела на меня немигающим взглядом кошки.

— Я знаю, что это всего лишь сон, Клара, — повторила я, словно мне нужно было убедить саму себя.

— Нет. Это не просто сон, это особенный сон, — на­стойчиво возразила мне Клара. — Ты не права, что относишься к подобным мыслям, как к игрушкам. Мысли обладают силой, будь с ними осторожна.

— Клара, ты не настоящая, — настаивала я натяну­тым высоким тоном. — Ты — сон. Вот почему я не смогу тебя вспомнить после того, как проснусь.

Мое непробиваемое упорство привело к тому, что Клара стала посмеиваться.

— Ты никогда не пыталась вспомнить меня, — объяснила она наконец. — Для этого не было повода, не было причины. Мы, женщины, практичны до невозмож­ности. Это — то ли наш большой недостаток, то ли великое благо.

Я уже собиралась было спросить, какова практическая сторона того, что я помню ее сейчас, но она предвосхитила мой вопрос.

— Поскольку я стою перед тобой, тебе приходится помнить меня. И ты помнишь. — Она наклонилась ниже и, остановив на мне свой кошачий взгляд, добавила:— И больше ты меня не забудешь. Маги, обучавшие меня, рас­сказали мне, что женщине всякое новшество нужно иметь в двух ипостасях, чтобы его закрепить. Два взгляда на что-либо, два прочтения, два испуга и т.п. Мы с тобой виделись уже дважды. И теперь я закреплена и реальна.

Чтобы доказать свою подлинность, она подтянула вверх рукава блузы и напрягла бицепсы:

— Прикоснись к ним, — предложила она мне. Хихикая, я прикоснулась. У нее и вправду были сильные, отчетливо обозначенные бицепсы. Они оказались такими же реальными, как и все вокруг. Кроме того, она коснулась моей рукой своих бедер и икр.

— Если это — особый сон, — спросила я осторожно, то что я делаю в этом сне?

— Все, что твоей душе угодно, — ответила она. — До сих пор ты справлялась с этим отлично. Однако я не могу вести тебя, поскольку не являюсь твоим учителем сновидения (dreaming teacher). Я — просто толстая ведьма, которая в действительности заботится о других ведьмах. Это моя на­парница, Делия, вытащила тебя в мир магов, точно как повивальная бабка. Но она — не та, что нашла тебя. Нашла тебя Флоринда.

— Кто такая Флоринда? — засмеялась я непроизволь­но. — И когда она нашла меня?

— Флоринда — это еще одна ведьма, — сказала Клара без особого выражения и тоже расхохоталась. — Ты встре­чала ее. Она взяла тебя в свой сон в доме Эсперансы. Ты помнишь о пикнике?

— А-а, — вздохнула я понимающе. — Ты имеешь в виду высокую женщину с сиплым голосом? — Меня на­полнило благоговение. Я всегда любовалась высокими женщинами.

— Высокая женщина с сиплым голосом, — подт­вердила Клара. — Она нашла тебя пару лет назад на приеме, где ты была в сопровождении своего друга. Шикар­ный обед в Хьюстоне, штат Техас, в доме нефтепромыш­ленника.

— Что ведьме делать на приеме у нефтепромыш­ленника? — спросила я.

Затем смысл ее слов дошел до меня. Я онемела. Хотя я и не вспомнила, видела ли Флоринду, сам прием, конечно же, всплыл в моей памяти. Я приехала туда со своим дру­гом, прилетевшем на собственном самолете из Лос-Анжеле­са исключительно ради приема и собиравшемся улететь обратно на следующий день. Я была его переводчиком. На этом приеме присутствовали несколько мексиканских бизнесменов, не знавших английского.

— Боже! — воскликнула я. — Что за таинственный поворот событий!

Я подробно описала Кларе прием. Я была в Техасе впер­вые. Словно поклонница, увидевшая кинозвезду, я бросала на мужчин любопытные взгляды, но не потому, что они были красивы, а потому, что они выглядели так необычно в своих стетсоновских шляпах, костюмах пастельных тонов и ковбойских ботинках. Для развлечения гостей нефтепро­мышленник пригласил актеров. В гротоподобном здании ночного клуба, специально выстроенном для этого случая, они поставили варьете-шоу, достойное Лас Вегаса. Клуб буквально разрывался от музыки и мигания ярких огней. И еда там была превосходной.

— Но зачем Флоринде понадобилось посетить такой прием? — спросила я.

— Мир магов — самая странная вещь, которая только бывает на свете, — сказала Клара вместо ответа.

Она, словно акробат, вскочила из позиции сидя на ноги без помощи рук. Затем принялась ходить по комнате туда-сюда мимо моей циновки. Во весь рост она смотрелась внушительно — темная юбка, хлопчатобумажный ков­бойский жакет, красочно отделанный на спине вышивкой, высокие ковбойские сапоги. Австралийская шляпа, низко надвинутая на брови, словно для защиты от полуденного солнца, представляла собой последний штрих к ее экс­центричному, диковинному внешнему виду.

— Как тебе моя экипировка? — спросила она, оста­новившись передо мной. Ее лицо сияло.

— Великолепно, — вырвалось у меня. У нее определен­но был талант и уверенность, чтобы носить какой угодно костюм. — В самом деле, что надо!

Она опустилась на колени на циновку рядом со мной и заговорщицки прошептала:

— Делия ходит зеленая от зависти. Мы всегда соревну­емся в необычности своих нарядов. Они должны быть сногсшибательными, но не дурацкими. — Она на мгно­вение замолчала, ее глаза изучающе смотрели на меня. — Ты тоже можешь посоревноваться, — предложила она. — Хочешь присоединиться к нам в нашей игре?

Я решительно кивнула, и она принялась рассказывать мне правила.

— Оригинальность, практичность, дешевизна и отсутствие собственной важности, — громко выпалила она. Затем поднялась и еще несколько раз прокружилась по комнате. Смеясь, она рухнула позади меня и сказала:

— Флоринда считает, что я должна вовлечь тебя в игру. Она говорит, что обнаружила на том приеме, что у тебя есть чутье на исключительно практичные наряды.

Она едва закончила предложение; ее обуял приступ безудержного хохота.

— Флоринда разговаривала там со мной? — спросила я и украдкой пристально посмотрела на нее, пытаясь уловить, не расскажет ли она мне то, что я упустила в своем рассказе, — информацию, которую сама бы я не сообщила.

Клара покачала головой, затем наградила меня отвле­ченной улыбкой, означавшей, что дальнейшие расспросы о приеме отменяются.

— Как получилось, что Делия оказалась на крестинах в Ногалесе, штат Аризона? — спросила я, переводя разго­вор на события другого приема.

— Ее туда отправила Флоринда, — призналась Клара, пряча свои растрепанные волосы под австралийскую шляпу. — Она шокировала всех посетителей приема, со­общив всем, что пришла с тобой.

— Постой-ка! — перебила я ее. — Это не сон. Что ты пытаешься со мной делать?

— Я стараюсь учить тебя, — настойчиво ответила Кла­ра в том же неизменном беспристрастном духе. Ее голос звучал ровно, почти небрежно. Казалось, ее не интересует, какой эффект производят на меня ее слова. Внимательно, однако, за мной наблюдая, она добавила:

— Это сон, и мы, конечно же, разговариваем в твоем сне, потому что и я тоже сновижу твой сон.

То, что ее замысловатых фраз оказалось достаточно, чтобы меня успокоить, как раз и доказывало, что я сплю. Мой ум успокоился, стал сонным и способным принять ситуацию как есть. Я услышала, как говорю, и голос мой вылетал, не управляемый волей:

— Флоринда никак не могла знать о моей поездке в Ногалес, — сказала я. — Я приняла приглашение своей подруги под влиянием момента.

— Я знала, что это покажется тебе невообразимым, — вздохнула Клара. Затем, глядя мне в глаза и тщательно взвешивая свои слова, она заявила: — Флоринда — твоя мать, более чем какая бы то ни было другая мать, которая у тебя была.

Я сочла ее утверждение абсурдным, однако не смогла вымолвить ни слова.

— Флоринда чувствует тебя, — продолжала Клара. С дьявольским огоньком в глазах она добавила: — Она использует устройство наведения. Ей всегда известно, где ты находишься.

— Что за устройство наведения? — спросила я, внезап­но ощутив, что мой ум снова полностью владеет ситуацией. Мысль о том, что кто-то всегда знает, что я собираюсь де­лать, наполнила меня страхом.

— Устройством наведения являются ее чувства к тебе, — ответила Клара с очаровательной простотой и таким мягким, полным гармонии тоном, что это лишило меня всяческих опасений.

— Какие чувства ко мне, Клара?

— Кто знает, детка, — ответила она задумчиво. Она поджала под себя ноги, обхватила их руками и положила подбородок на колени. — У меня никогда не было такой дочери.

Мое настроение резко изменилось, беспечность опять сменилась опасениями. Я принялась рационально, все тща­тельно обдумывая — таков был мой стиль, — выискивать тонкий подтекст в том, что сказала Клара. И как раз эти рациональные рассуждения снова разбудили мои сомнения. Не может быть, чтобы это был сон. Я не сплю. Моя сосредо­точенность слишком сильна, чтобы это могло быть иначе.

Соскальзывая с подушки, подпиравшей мою спину, я полуприкрыла глаза. Сквозь ресницы я продолжала следить за Кларой, желая знать, растает ли она постепенно, так же, как тают во снах люди и пейзажи. Она не исчезла. Я тотчас же опять обрела уверенность, что не сплю, и что то же самое касается Клары.

— Нет, неправда, что мы не спим, — возразила она, опять вторгаясь в мои мысли.

— Я могу разговаривать, — заявила я, обосновывая тем самым то, что нахожусь в полном сознании.

— Тоже мне, подумаешь! — хихикнула Клара. — Вот теперь я сделаю нечто, что тебя разбудит, так что ты смо­жешь продолжать разговор уже по-настоящему прос­нувшись. — Она вымолвила последнее слово с особой тща­тельностью, как-то чересчур его растянув.

— Погоди, погоди, Клара, — взмолилась я. — Дай мне время привыкнуть ко всему этому. — Я предпочитала относиться с недоверием к тому, что она собиралась со мной сделать.

Не реагируя на мою просьбу, Клара приподнялась и потянулась за кувшином с водой, стоявшим на низком столике рядом. Все еще хихикая, она нависла надо мной, держа кувшин над моей головой. Я попыталась откатиться в сторону, но у меня ничего не получилось. Мое тело не подчинялось мне, впечатление было такое, что оно приклеилось к циновке. Еще до того, как она в самом деле вылила на меня воду, я почувствовала на своем лице холод­ные легкие брызги. Скорее прохлада, а не влага, произвела на меня наиболее специфическое воздействие. Сперва она размыла маячившее надо мной лицо Клары, подобно тому, как рябь искажает поверхность воды; затем прохлада скон­центрировалась в области моего желудка и втянула меня вовнутрь, словно рукав, который выворачивают наизнан­ку. Моей последней мыслью было то, что я сейчас утону в кувшине с водой. Пузырьки темноты один за другим кружились надо мной до тех пор, пока все не стало черным.

Когда я пришла в себя, то уже лежала не на циновке, а на диване в общей комнате. Две женщины, стоявшие в футе от дивана, смотрели на меня широко раскрытыми, полными любопытства глазами. Флоринда, высокая седов­ласая женщина с хриплым голосом, сидела рядом со мной, мурлыча себе под нос старую колыбельную — или мне так только казалось, — и с удивительной нежностью гладила меня по голове, по лицу, ласкала руки.

Эти прикосновения и звук ее голоса завладели мной. Я просто лежала там, неотрывно глядя на нее немигающим взглядом. Я была уверена, что вижу один из тех ярких снов, которые всегда начинались как обычные сны, а за­канчивались кошмаром. Флоринда разговаривала со мной. Она велела мне посмотреть ей в глаза. Ее слова летели без­звучно, словно крылья бабочки. Но все, что я видела в ее глазах, наполняло меня знакомым ощущением — жалкого, иррационального страха, который охватывал меня в ноч­ных кошмарах. Я вскочила и бросилась прямо к двери. Это была автоматическая, животная реакция, которая всегда сопровождала мои кошмары.

— Не пугайся, моя дорогая, — сказала высокая женщина, последовав за мной. — Расслабься. Все мы здесь для того, чтобы помочь тебе. Не стоит так расстраиваться. Ты нанесешь вред своему маленькому телу, подвергая его ненужному страху.

Я остановилась у двери, но не потому, что она уго­ворила меня остановиться, а потому, что мне не удавалось открыть эту проклятую дверь. Я в исступлении трясла ее, дверь не поддавалась. Высокая женщина стояла позади ме­ня. Моя дрожь усилилась. Я трясла дверь с такой силой, что мое тело болело, сердце билось так громко и так неровно, что казалось, оно выскочит наружу, разорвав грудную клетку.

— Нагваль! — воскликнула высокая женщина, пово­рачивая голову назад. — Ты бы сделал что-нибудь. Она сей­час умрет от страха.

Я не увидела того, к кому она обращалась, но в своих неистовых попытках отыскать выход заметила дверь в дру­гом конце комнаты. Я была уверена, что во мне еще хватит энергии, чтобы ринуться к ней, но ноги отказали мне. И, словно жизнь уже покинула мое тело, я мешком рухнула на пол. Длинные руки женщины, словно крылья орла, под­хватили меня. Удерживая меня, она прижала свои губы к моим и вдохнула в меня воздух.

Постепенно мое тело расслабилось, сердцебиение верну­лось к норме. Я наполнилась странным умиротворением, которое быстро сменилось диким возбуждением. Но не страх вызвал это возбуждение, а ее дыхание. Оно было го­рячим, оно обжигало мне горло, легкие, желудок, пах, разливаясь по всему телу вплоть до рук и ног. И вдруг, в один момент, я поняла, что она в точности такая же, как я, только выше, такого роста, какого мне всегда хотелось быть. Меня охватила такая любовь к ней, что я сделала нечто из ряда вон выходящее — страстно поцеловала ее.

Я почувствовала, как ее губы расплылись в широкой улыбке. Затем она, запрокинув назад голову, засмеялась.

— Этот маленький несмышленыш меня поцеловал, — сказала она, поворачиваясь к остальным.

— Все это мне снится! — воскликнула я, и они залились по-детски непринужденным смехом.

Сперва я не смогла удержаться и тоже стала смеяться. Однако в отдельные моменты я была такой как обычно — смущенной своими импульсивными действиями и обозлен­ной, что меня поймали на горячем.

Высокая женщина обняла меня.

— Я — Флоринда, — произнесла она, затем взяла меня на руки и принялась качать, словно я была младенцем. — Ты и я — одно и то же, — продолжала она. — Ты как раз такая маленькая, какой бы мне хотелось быть. Быть высо­кой — это большой недостаток. Даже покачать тебя никто не может. Мой рост — пять футов и десять дюймов.

— А мой — пять и два, — призналась я, и мы обе рассмеялись, поскольку понимали друг друга до тонкостей. Вообще-то мой рост слегка не дотягивал до отметки «два», но я всегда округляла его в большую сторону. Я была уве­рена, что Флоринда скорее ростом пять и одиннадцать, но округляет вниз, до десяти. Я поцеловала ее в глаза и щеки. Я любила ее непостижимой для себя любовью; в этом чув­стве не было места ни сомнениям, ни страхам, ни ожиданиям. Той любовью, которая бывает только во снах.

Видимо, от ощущения полного единодушия со мной, Флоринда тихо засмеялась. Неуловимый свет ее глаз, таинственная белизна волос были словно забытые вос­поминания. Казалось, что я знала ее с первого дня своей жизни. Мне пришло в голову, что дети, которые любят своих матерей, отдаются этому чувству сполна. Дочерняя любовь, дополненная восторгом по отношению к ма­теринскому существу, должна выливаться в ощущение пол­ной любви, такой любви, какая была у меня к этой высокой загадочной женщине.

Она опустила меня, поставив на пол. — Это Кармела, — сказала она, обращая мое внимание на красивую темно­волосую и темноглазую женщину. Ее черты были тонки и изящны, а кожа обладала безупречной гладкостью. Ее спо­койное лицо было кремово-бледным, как у людей, подолгу не выходящих из дому.

— Я принимаю только лунные ванны, — шепнула она мне на ухо, обнимая меня. — Тебе следует поступать точно так же. Ты слишком прекрасна, чтобы подставлять себя солнцу, — этим ты разрушаешь свою кожу.

Я узнала ее по голосу больше, чем по всему остальному. Она была той самой женщиной, которая на пикнике зада­вала мне прямые вопросы личного характера. Я запомнила ее сидящей; она выглядела миниатюрной и хрупкой. К мо­ему удивлению, она оказалась на три-четыре дюйма выше меня. Ее сильное мускулистое тело заставило меня почув­ствовать себя ничтожной по сравнению с ней.

Изящно обняв меня за плечи, Флоринда подвела меня ко второй женщине, которая стояла у дивана, когда я прос­нулась. Она была мускулиста и высока, но не настолько, как Флоринда. Она не была красивой в общепринятом смысле — для этого черты ее лица были слишком мужест­венны, — но в ней было нечто поразительное, совершенно прелестное, даже легкий пушок, расплывчатой тенью ле­жащий над верхней губой, обесцветить или выщипать ко­торый она, судя по всему, себя не утруждала.

Я ощущала ее громадную силу, ее возбуждение, кото­рое она полностью держала под контролем, но которое все-таки было.

— Это Зойла, — сообщила мне Флоринда.

Зойла не пошевелилась ни чтобы пожать мне руку, ни чтобы обнять меня. Кармела засмеялась и сказала за нее:

— Я так рада снова видеть тебя.

Рот Зойлы очертила очаровательнейшая из улыбок, обнажившая белоснежные, крупные, ровные зубы. Ее длинная изящная рука, мерцающая драгоценными кам­нями колец, погладила меня по щеке, и я отчетливо поня­ла, что она та, чье лицо было скрыто за массой тонких во­лос. Эго была женщина, украшавшая бельгийскими кружевами холщовую скатерть, за которой мы сидели во время пикника.

Три женщины окружили меня и усадили на диван.

— В первый раз мы встречались с тобой в твоем сне, — обратилась ко мне Флоринда. — Поэтому у нас реально не было времени пообщаться. Но сейчас ты не спишь, поэтому расскажи нам о себе.

Я уже было приготовилась прервать ее и сказать, что сплю и что во время пикника, спала я там или нет, я уже рассказала им о себе все, что обо мне стоит знать.

— Нет, нет. Ты не права, — сказала Флоринда, так, будто я громко произнесла свои мысли вслух. — Ты сейчас полностью пробудилась. И нам хотелось бы узнать о том, что было с тобой со времени нашей последней встречи. Рас­скажи нам в частности об Исидоро Балтасаре.

— По-твоему, это — не сон? — спросила я нерешительно.

— Нет, это не сон, — заверила меня она. — Ты спала еще несколько минут назад, но это другое.

— Я не вижу разницы.

— Дело в том, что ты — прекрасная сновидящая. Твои кошмары — реальны. Ты сама говорила об этом.

Все мое тело напряглось. И затем, словно зная, что но­вого приступа страха ему не вынести, оно сдалось. На миг тело отказало мне. Я повторила им все то, что до того в нескольких версиях рассказывала Мариано Аурелиано и м-ру Флоресу. На этот раз, правда, мне вспомнились такие подробности, которые все равно ускользнули от меня рань­ше, например, две стороны лица Исидоро Балтасара, два одновременно присутствовавших в нем настроения, кото­рые элементарно выдавали его глаза. Левая из них была зловещей, угрожающей, правая — дружеской, открытой.

— Он — опасный человек, — заявила я, увлеченная своими наблюдениями. — Он обладает исключительной силой изменять события в желаемом для себя направлении, оставаясь при этом в тени и наблюдая за тем, как ты корчишься в судорогах.

Женщины были увлечены тем, что я говорю. Флоринда знаком попросила меня продолжать.

— Что делает людей уязвимыми по отношению к его чарам — так это его великодушие, — продолжала я. — И великодушие, возможно, единственное качество, перед ко­торым никто из нас не может устоять, потому что мы, не­зависимо от своего происхождения, никому не принад­лежим. — Осознав, что я говорю, я резко замолчала и ошеломленно посмотрела на женщин.

— Не знаю, что это нашло на меня, — пробормотала я в попытке найти себе оправдание. — Я и вправду не знаю, почему я так сказала, поскольку никогда не думала об Исидоро Балтасаре именно так. Это говорила не я. Я даже не способна судить так о ком-либо.

— Детка, никогда не задумывайся, откуда у тебя эти мысли, — сказала Флоринда. — Очевидно, ты погрузилась прямо в источник. Каждый так поступает — погружается прямо в источник — но чтобы это осознать, нужно быть магом.

Я не понимала, что она пытается мне сказать, и еще раз призналась, что вовсе не имела намерения слишком много болтать.

Хихикнув, несколько мгновений Флоринда смотрела на меня задумчивым взглядом. — Поступай так, словно ты во сне. Действуй смело и не ищи оправданий.

Я чувствовала себя тупицей, неспособной анализировать свои ощущения. Флоринда кивнула, словно подтверждая это, затем повернулась к своим компаньонкам и попросила их: — Расскажите ей о себе.

Кармела прокашлялась и, не глядя в мою сторону, на­чала:

— Мы втроем и еще Делия образуем группу. Мы имеем дело с обычным миром.

Я внимала каждому ее слову, но совсем не понимала их значения.

— Мы — группа магов, имеющих дело с людьми, — пояснила свои слова Кармела. — Есть еще одна группа из четырех женщин, которая с людьми вообще не имеет дела. — Она взяла мою ладонь в свои руки и внимательно пос­мотрела на нее, словно хотела прочесть по ней мою судьбу, затем мягко сжала ее в кулачок и прибавила: — В общем-то ты похожа на нас. Это значит, что ты можешь иметь дело с людьми. И в особенности ты похожа на Флоринду, — она снова умолкла, после чего с сонным выражением лица пов­торила то, что мне уже говорила Клара. — Тебя нашла Флоринда, — сказала она. — Поэтому, пока ты остаешься в мире магов, ты принадлежишь ей. Она ведет тебя и за­ботится о тебе. — В ее тоне была такая непоколебимая уве­ренность, что это меня задело.

— Я никому не принадлежу, — возмутилась я.—Ине нуждаюсь ни в чьей заботе. — Мой голос звучал напряжен­но, неестественно, неуверенно.

Женщины молча смотрели на меня, на их лицах были улыбки.

— Вы что, считаете, что мной нужно руководить? — спросила я вызывающе, переводя взгляд с одной женщины на другую. Их глаза были полузакрыты, их губы расплы­вались в тех же созерцательных улыбках. Они едва заметно кивали подбородками, и это означало, что они ждут, пока я договорю до конца все, что хочу сказать. — Я думаю, что и сама прекрасно управляюсь со своей жизнью, — за­кончила я почти истерически.

— Ты помнишь, что ты делала на том приеме, где я нашла тебя? — спросила меня Флоринда.

Когда я изумленно уставилась на нее, Кармела шепну­ла мне на ухо:

— Не волнуйся. Всегда можно найти способ объяснить что-либо. — Ничуть не обеспокоенная, она помахала паль­цем у меня перед носом. Паника подкрадывалась ко мне при одной только мысли, что они могли знать о том, что на приеме я разгуливала в обнаженном виде перед десятками людей.

Вплоть до того момента я если и не гордилась своим вызывающим поступком, то по меньшей мере оправдывала его. Мне казалось, что мое поведение на приеме явилось проявлением моей спонтанной натуры. Сначала я продела­ла длительную прогулку с хозяином, сидя верхом на ло­шади прямо в вечернем платье и без седла, чтобы доказать ему — после того как он меня раззадорил и заключил со мной пари, я не смогла устоять, — что верхом на лошади я — не хуже ковбоя. В Венесуэле у меня живет дядя, который разводит на своей ферме лошадей, и поэтому верховой езде меня стали учить как только я начала ходить. После того, как пари было выиграно, ощущая головокружение от за­траченных мною усилий и алкоголя, я плюхнулась в бас­сейн — совсем без одежды.

— Я находилась там, рядом с бассейном, когда ты прыгнула в него нагишом, — призналась Флоринда, очевидно посвященная в мои воспоминания. — Ты задела меня своими ягодицами. Ты шокировала всех, в том числе и меня. Я ценю твою смелость. Более всего мне импонирова­ло то, что весь путь с того края бассейна ты проделала лишь для того, чтобы зацепить меня. Я восприняла это как знак, что дух указал мне на тебя.

— Этого не может быть, — пробормотала я. — Если бы ты была на приеме, я бы тебя запомнила. Ты слишком вы­сока и экстравагантна для того, чтобы не обратить на тебя внимание. — С моей стороны это не было комплиментом. Мне хотелось убедить себя, что все подстроено, и меня на­дули.

— Я приветствую тот факт, что ты лезла из кожи вон, пытаясь выставить напоказ свои достоинства, — продолжа­ла Флоринда. — Ты была клоуном, нетерпеливо стремившимся привлечь к себе внимание любой ценой, и особенно ты была им в ту минуту, когда запрыгнула на стол и стала танцевать, бесстыдно тряся своими ягодицами до тех пор, пока, издав дикий вопль, не вмешался хозяин.

Вместо того, чтобы вызвать во мне смущение, ее назидания наполнили меня чувством невероятной легкости и удовольствия. Я ощутила, что освободилась. Тайное стало явным. Тайное, в котором я никогда не отвела бы себе роль позера, пытающегося во что бы то ни стало привлечь к себе внимание. Новое состояние нахлынуло на меня, несомнен­но более открытое и менее оборонительное. Однако меня пугала мысль о том, что это настроение нельзя будет сох­ранить. Я знала, что любое прозрение или понимание, пришедшее ко мне во сне, никогда не оставалось со мной. Но, возможно, Флоринда была права, все это мне не снилось, и мое новое настроение могло продлиться.

По-видимому, зная об этих моих мыслях, женщины активно закивали головами. Вместо того, чтобы подбодрить меня, их согласие только оживило мою неуверенность. Как только меня охватил страх, проникнутое интуицией на­строение приказало долго жить. В считанные мгновения на меня нахлынули сомнения, и мне понадобилась передыш­ка.

— Где Делия? — спросила я.

— Она в Оахаке, — ответила Флоринда и уточнила: — Она была здесь только для того, чтобы поприветствовать тебя.

Я подумала, что, переменив тему разговора, смогу отдохнуть и восстановить силы. Теперь я столкнулась лицом к лицу с чем-то, к чему не знала как подступиться. Я не могла обвинить Флоринду прямо — как поступила бы в обычных обстоятельствах с любым другим — в том, что она говорит неправду, чтобы мной манипулировать. Я не могла сказать, что подозреваю, что они, затуманив мой рас­судок, водили меня из одной комнаты в другую, пока я была без сознания.

— Твои слова, Флоринда, и в самом деле абсурдны, — проворчала я. — Не верю, что ты ждешь, что я приму их всерьез. — Прикусив губы изнутри, я впилась в нее про­должительным и тяжелым взглядом. — Я знаю, что Делия прячется в одной из комнат.

Глаза Флоринды, казалось, говорили, что ей известно о моих затруднениях.

— У тебя нет другого выхода, кроме как воспринять меня всерьез, — заявила она. Тон ее был хотя и мягким, но не допускающим возражений.

Я повернулась лицом к двум другим женщинам в на­дежде услышать хоть какой-нибудь ответ, который смог бы ослабить нарастающее во мне напряжение.

— Когда тебя ведет кто-то другой, то в действитель­ности очень легко сновидеть. Единственный недостаток состоит в том, что этот кто-то другой должен быть нагвалем. — Я все время слышу о нагвале, — вырвалось у меня. — Кто такой нагваль?

— Нагваль — это маг, обладающий огромной силой, тот, кто способен вести других магов сквозь темноту и из темноты, — объяснила Кармела. — Но нагваль сам говорил тебе об этом недавно. Разве ты не помнишь?

Флоринда пришла мне на выручку, когда мое тело изогнулось от усиленных попыток вспомнить.

— События, в которых мы участвуем в повседневной жизни, вспоминать легко. Мы все время в этом упражня­емся. Но события, переживаемые нами в сновидении,— другое дело. Нам нужно очень потрудиться, чтобы воз­вратиться к ним, просто потому, что информация о них разбросана по различным участкам тела.

— Для женщин, не обладающих твоим сомнам­булическим мозгом, — подчеркнула она, — обучение сновидению начинается с составления карты их тела, это — весьма кропотливое занятие, позволяющее узнать — где внутри их тел хранятся те или иные сны.

— Как ты составляешь такую карту, Флоринда? — спросила я, искренне заинтересовавшись.

— Систематическим простукиванием каждого дюйма своего тела, — ответила она. — Но больше я ничего не могу тебе сказать. Я — твоя мать, а не учитель сновидения. Сей­час она советует тебе взять маленький деревянный молото­чек и попробовать постучать. И еще она рекомендует пос­тучать лишь по икрам и бедрам. Очень редко тело концентрирует эти воспоминания в области грудной клетки или живота. То, что хранится в грудной клетке, спине и животе — это воспоминания, связанные с повседневной жизнью. Но это — другой случай.

— Все, интересующее тебя, заключается в том, что вспоминание снов производится с помощью непосредствен­ного надавливания на одно из мест, хранящих увиденное во сне. К примеру, если ты будешь воздействовать на вла­галище, надавливая на клитор, ты вспомнишь о том, что рассказал тебе Мариано Аурелиано, — закончила она с про­стодушной веселостью в голосе.

Я посмотрела на нее с недоумением, затем разразилась вспышкой нервного судорожного хохота. Я не собиралась никуда надавливать.

Флоринда тоже рассмеялась, ликующе, как будто на­блюдая мое замешательство с явным удовольствием.

— Если ты будешь упираться, я просто-напросто попр­ошу Кармелу это сделать за тебя.

Я повернулась к Кармеле. С полуулыбкой, грозившей перерасти во взрыв смеха, она заверила, что и в самом деле нажмет за меня на мое влагалище.

— В этом нет надобности! — воскликнула я в отчаянии. — Я все помню! — И, действительно, так оно и было. И не только то, о чем говорил Мариано Аурелиано, но также и другие события.

— Правда ли, что м-р Аурелиано...

— Клара просила тебя называть его «нагваль Мариано Аурелиано», — прервала меня посреди фразы Кармела.

— Сны — это ворота в неизвестность, — сказала Флоринда, гладя меня по голове. — Нагвали руководят людьми через сны. И создание сновидения — искусство, ко­торым владеют маги. Нагваль Мариано Аурелиано помогал тебе попадать в те сновидения, которые снились всем нам.

Я часто заморгала ресницами. Тряхнула головой, затем опрокинулась назад на подушки, лежавшие на диване, шокированная абсурдностью всего того, что я вспоминала.

Я вспомнила, что видела их во сне год назад, в Соноре. Во сне, который продолжался, как мне казалось, целую вечность. В этом сне я встретилась с Кларой, Нелидой и Хермелиндой. Другая группа, — сновидящие. Они расска­зали мне, что их лидером была Зулейка, но мне все еще не удавалось увидеться с ней во сне.

По мере того, как воспоминания, связанные с этим сном, всплывали в моей голове, я осознавала, что ни одна из этих женщин не была ни более, ни менее значительной, чем остальные. То, что одна женщина в каждой группе бы­ла лидером, было связано не с ее силой, престижем, достижениями, а с вопросами эффективности. Не знаю почему, но я была уверена, что все, что имело для них зна­чение, — это их глубокая привязанность друг к другу.

Во время того сновидения каждая из женщин сообщила мне, что моим учителем сновидения является Зулейка. Это было все, что мне удалось вспомнить. Как и говорила мне Клара, мне нужно было увидеть их еще один раз — наяву или во сне, чтобы мои знания о них закрепились. Пока же они выглядели бестелесными воспоминаниями.

Я смутно слышала слова Флоринды о том, что после нескольких попыток я смогу глубже овладеть переме­щениями из воспоминаний о сновидении в само сновидение, возвращаясь затем к состоянию обыкновенного пробуж­дения.

Я слышала, как Флоринда засмеялась, но в комнате меня больше не было. Я шла, пересекая заросли колючего кустарника. Я шла медленно по невидимой тропе; это было немного нелегко, поскольку вокруг не было ни света, ни луны, ни звезд на небе.

Притягиваемая какой-то незримой силой, я шагнула в большую комнату. Внутри нее было темно, если не считать линий света, крест-накрест протянувшихся от стены к сте­не поверх лиц людей, сидящих двумя кругами — внут­ренним и внешним. Свет то ярко вспыхивал, то становился тусклым, как будто кто-то из людей в кругу игрался электрическим выключателем, то включая его, то выклю­чая.

Я узнала Мариано Аурелиано и Исидоро Балтасара, сидящих спиной друг к другу в центре внутреннего круга. Я узнала их не столько по лицам, сколько по их энергии. Дело не в том, что их энергия была ярче или не такая, как у других, — ее просто было больше, она была массивной. Она представляла собой один великолепный, огромный источник неиссякаемой яркости.

Комната сияла белизной. В каждой вещи была живость, каждый угол и край отдавал твердостью. В ком­нате была такая чистота, что каждый предмет выделялся сам по себе, особенно те линии света, что были прикреплены к людям, сидящим в кругу, или исходили от них. Все люди были связаны линиями света и выглядели так, словно были узлами гигантской паутины. Все они общались без слов, посредством света. Меня тянуло в это безмолвное электриче­ское поле, пока я сама не стала узлом этой светящейся паутины.

— Что сейчас будет? — спросила я, глядя вверх на Флоринду. Я лежала на диване, моя голова покоилась у нее на коленях.

Она не ответила, не ответили и Кармела с Зойлой, сидевшие рядом с ней с закрытыми глазами. Я повторила свои вопрос несколько раз, но услышала лишь ровное ды­хание трех женщин. Я была уверена, что они спят но тем не менее чувствовала на себе их спокойные, проникновен­ные взгляды. Темнота и тишина передвигались по дому словно что-то живое, неся с собой ледяной ветер и дыхание пустыни.

Поиск по сайту: