Агата Кристи

«Я обращал внимание, — пишет Эрик Эриксон, — на то, занимали ли конструкции все пространство стола или только его часть, росли ли они ввысь или вширь. Все это могло немало сказать об исполнителе. Но скоро я понял, что, оценивая конструкцию, построенную ребенком в процессе игры, я должен учитывать, что девочки и мальчики по‑разному используют пространство и что некоторые явно повторялись, а другие были уникальны. Сами по себе эти различия настолько просты, что сначала казались самоочевидными. Но затем мы убедились, что девочки „выделяли" внутреннее пространство, а мальчики — внеш нее. Скоро с помощью таких простых пространственных терминов я смог объяснить это различие».

Итак, в чем же особенность этих «ландшафтов», специфичных для каждого из полов? Как выяснилось, девочки преимущественно конструировали внутреннее пространство дома. Они расставляли определенным образом мебель в замкнутом, или огороженном кубиками пространстве; они располагали там пассивно сидящих или стоящих людей и животных. Ограждения представляли собой низкие стены (высотой в один кубик), но иногда встречались более сложные конструкции с дверными проемами. Разыгрываемые сценки были, как правило, весьма незамысловатыми, отражающими в основном спокой ную семейную жизнь. Часто маленькая девочка играла на пианино. Но иногда в это внутреннее пространство вторгались животные и «опасные» мужчины. Впрочем, это вторжение необязательно приводило к сооружению защитных стен или к закрытию дверей. В большинстве своем эти сюжеты были милыми и даже комичными.

Мальчики же, как выяснилось, увлекались стро ительством сложных, возвышающихся над поверх ностью стола сооружений. Они строили башни (здания цилиндрической формы) и шпили (строения в форме конуса). Некоторые тешились разрушительной деятельностью, устраивая обвалы или крушения. Руины изображали только мальчики! Действие мальчиковых «фильмов» происходило на открытом пространстве, причем — все в динамике, с передвижениями. Иногда встречались автодорожные происшествия или уличные ситуации, в центре которых обязательно был полицейский.

Итак, в мужском и женском пространстве преобладали: высота, обвалы, интенсивное движение, с одной стороны, и статичное внутреннее пространство, незамкнутое либо огороженное, мирное или подвергающееся нападению, с другой. «Итак, — подытоживает Эриксон, — получив указание: изобразить увлекательный киноэпизод, мальчики изображали динамическую жизнь в открытом пространстве, а девочки — добродетельную жизнь внутри дома».

Тут Эрик Эриксон и задумался над тем, как же ему подойти к интерпретации полученного им научного факта. Для начала он предположил, что ответ кроется в различии восприятий мальчиками и девочками собственного тела. Действительно, мальчики имеют «что‑то» снаружи, а у девочек скрыто «что‑то» внутри, некое внутреннее пространство. «Любой ребенок женского пола, — рассуждает Эриксон, — ив любых условиях, скорее всего, поймет, наблюдая старших девочек, женщин, самок животных, что в их теле существует некоторое внутреннее пространство, предназначенное для воспроизводства, но несущее одновременно потенциал опасности. Для женщины „внутреннее пространство" — источник отчаяния, хотя оно же и условие ее реализации. Пустота для женщины — гибель. Несомненно и то, что само существование продуктивного внутреннего пространства рано вызывает у женщин специфическое чувство одиночества, страх, что оно останется незаполненным, что ее лишат чего‑то ценного, боязнь искушения».

Однако же постепенно теория Эриксона концептуально продвинулась дальше, в какой‑то момент он осознал, что имеет дело с сущностями пола: «внут реннее пространство» женщины — это сама ее сущность, а стремление мужчины выйти за преде лы себя самого — это специфическая черта его мужского существа.

Анализируя «киносценарии» мальчиков, Эрик Эриксон приходит к выводу, что здесь мы встречаем классические черты традиционного идеала мужественности — высота, внедрение, скорость, столкновение, взрыв. С горечью Эриксон добавляет: «Чрезвычайно одаренное, но несколько инфантильное человечество с увлечением играет в исторические и технологические игры и воспроизводит такую же поразительно простую модель мужского поведения, как упомянутые детские сооружения». Иными словами, наша цивилизация, построенная на мужском принципе, который возобладал сейчас настолько, что и некоторых женщин уже трудно отличить от мужчин, рискует оказаться в ситуации, когда ее «высота» сменится «падением», «внедрение» — «разрушением», а «скорость» — «гибелью». Но таков мужской принцип, который не знает, что такое «внутреннее пространство», а потому не имеет того, что ему хотелось бы защищать.

Вот, собственно, это и все, что мы должны знать, чтобы перейти к ответу на вопрос об эгоистичности мужчин и женщин...

Смысл и достоинство любви как чувства состоит в том, что она заставляет нас действительно всем нашим существом признать за другим то безусловное центральное значение, которое в силу эгоизма мы ощущаем только в самих себе. Любовь важна не как одно из наших чувств, а как перенесение всего нашего жизненного интереса из себя в другое^ как перестановка самого центра нашей личной жизни. Это свойственно всякой любви, но половой любви по преимуществу; она отличается от других родов любви и большей интенсивностью, более захватывающим характером, и возможностью более полной и всесторонней взаимности.

Поиск по сайту: