СКАЗКА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

АНГЕЛЬСКАЯ СЛУЖБА

Ненавижу этот город. Город разбитых сердец. Зря я сюда приехал, но жалеть всегда поздно. Жалеть о поступках – это как раз то, о чём не скажешь «лучше поздно, чем никогда». Лучше никогда не жалеть... Только не путайте эту жалость с жалостью к людям и животным. Это две разные штуки. Я не привык жалеть людей, но сейчас хочу, чтобы кто-то пожалел меня, чтобы хоть кто-то подошел и сказал:

- «Дружок, все наладится! Не раскисай. Ты не один».

Но никто не подойдет. Никому нет дела до меня. Повторюсь, это город разбитых сердец. Разбитых на... Именно поэтому у нас так много бывших – собираем сердце, как конструктор, ища эти потерянные частицы. Разбитое сердце часто изображают в виде двух половинок, но это не так. Оно разбивается на мириады кусков, и иногда нужна целая жизнь, чтобы собрать все крупицы... А кому-то и жизни не хватает!

Интересно, что происходит с утерянными частицами, когда умирает потерявший их человек? Наверное, они превращаются в снег... Они каверзные, эти сердечные осколки, и в это же время такие заботливые. Выпал снег и люди натягивают плотные мешки – куртки, типа чтобы холодно не было. Но на самом деле у снега другая идея – сделать так, чтобы если сердце разобьется, то пусть хотя бы осколки не потеряются. Пусть остаются в этих теплых мешка... Вы когда-нибудь разбивали вазу в комнате? Вспомните, как сложно найти все осколки... вспомните, как сложно найти осколки-лилипуты в пушистых лабиринтах домашнего ковра... а некоторые мы обнаруживаем через месяц, или полгода! Или... вообще не находим! Собираем вещи и разъезжаемся по разным домам, и тот, кто отпразднует новоселье в нашем доме, порежет ногу...

Однако когда разбиваешь вазу в коробке – намного проще. Наверное, поэтому моя кошка Инесса прячется в коробку, когда я её ругаю... А потом сидит там сутки и пытается собрать воедино своё сердце. Поэтому ругайтесь с любимыми в доме или квартире, или где вы там живете! Но только не на улице! Запомните НИКОГДА НЕ ССОРЬТЕСЬ НА УЛИЦЕ! Фразу «поговорим дома» придумал очень мудрый человек... Но я не иду сейчас домой.

Либерец – особенный город... На улице очень холодно, однако люди не носят куртки... Это холод людей, спешащих на работу. Это холод девушки, которую целует на остановке такой же холодный блондин. Он шепчет ей на ухо «я люблю тебя»... так тихо... чтобы никто не услышал. Они думают, что притворяясь такими, как все, их огонь не погаснет. Никто не украдет его. Никто не сглазит завистью. Однако они даже не представляют, насколько сильно породнились с притворством. Эти холодные шкуры стали родными. Они теперь часть толпы. Они те, которые не загораются, а тают, если температуру повысить.

Каждый второй курит – пытается согреться. Первая сигарета! Вторая... Десятая. Сто восьмидесятая... так часто курят, что небо заболело и от этого посерело... Но сигаретный дым не согревает ни легкие, ни сердце. И никогда не согреет самые холодные закоулки души... Да о чем я говорю, если здесь даже хот-доги холодные!

А вечера... ох, уж эти вечера... тут так красиво, как будто главный архитектор во время строительства города испытал вкус первой любви... Но какой толк от вечерней красоты, если люди спать ложатся до заката?

И я застрял здесь, стал частью толпы. Я не знал языка, когда приехал сюда... А теперь меня не считают иностранцем. Я такой же, как все. Модная прическа. Очки Ray-Ban. Новое осеннее пальто, еще даже не испачканное стиральным порошком. Темный костюм и блестящие туфли. Ничего особенного на мне нет. И во мне тоже...

Вот только сегодня необычный день. Сегодня я не такой как все... Сегодня у меня отобрали всё... Хотя... если так подумать, то я опять такой же, как все. Люди постоянно что-то теряют, даже обретая какие-либо ценности, теряют другие. Невозможно иметь всё и не иметь ничего. Просто мы расставляем приоритеты, выбирая потерю и находку. Но со временем стремимся обрести потерю. То чего у нас нет, всегда кажется самым красивым, самым сладким желанием. Иногда это и есть мечта. А что случается, когда мы обретаем мечту? Успокаиваемся? ДА, НИ ЗА ЧТО! Люди по своей природе дураки... Но сейчас мне некогда думать, как правильно жить, ведь нужно жить. А как же жить правильно, если ты с рождения дурак?

До конца недели я должен освободить дом. Они, такие же, как я, люди в галстуках, отберут мою компанию по производству пластмассовых изделий. Машину я продам, чтобы снять квартиру где-то на окраине Яблонца. Когда я только приехал сюда, я жил в какой-то одинокой комнатушке на той самой окраине... До сих пор не могу понять, кто больше был одинок. Я или комната? Думаю, что комната, а я всего на всего был один. Не хочу туда возвращаться. Боюсь, что вернусь один... Боюсь, я вернусь ничтожеством.

Нужно позвонить Андре, моей девушке, но... не хочу её расстраивать. Боюсь она со мной только из-за денег... Нет, не из-за этого страха я на ней до сих пор не женился, просто... понимаете... её зубная щетка в моей ванной смотрится гораздо красивей обручального кольца на пальце. Она не считает важным носить дорогие украшения, а жаль... мы бы продали её кольца, сережки, и как-то бы еще протянули. Она, знаете... тратит мои деньги на другие вещи: йога, абонемент в какой-то крутой библиотеке в Праге, тратится на здоровую пищу. А ещё мне рассказали, что она отдает их на благотворительность. Постоянные эпидемии в Африке почему-то её изводят. А я ничего ей не запрещаю. Хочу, чтобы она улыбнулась, и от этого началась другая неизлечимая эпидемия, но не потому что нет лекарства, а потому что улыбающийся не хочет лечиться от улыбок! Не подумайте, что Андре не улыбается. Улыбается, но как-то по бытовому... Не так, как раньше, когда мы познакомились... Мне стыдно, что со мной она теряет способность улыбаться. А теперь... она наверно вообще расстроится, когда узнает, что у меня нет денег даже на подарок к её дню рождению. Оно скоро! Двадцатое октября через девятнадцать дней. Я всегда ей дарил, что-то интересное. В прошлый раз я заплатил одному чудаку три тысячи долларов, чтобы он разрезал фантики жвачек «Love is…» на маленькие кусочки и слепил портрет Андре. Получилось круто. Каждый уже бывший партнер по работе, ужиная у меня дома, просил телефон того парня. Но его не стало... Столько много денег нельзя давать наркоманам, ведь они или ложатся в лечебницы, или умирают от передозировки. К сожалению, лечебницы от наркозависимости строят на окраинах городов, а наркотики продают в соседнем доме. Поэтому невозможно дойти до окраины города игнорируя соблазны. Особенно тому, кто уже соблазнился иглой. Тому, кто живет соблазном.

Я пришел на дамбу у протока Харков. Она такая огромная... Кажется, её построили не для того, чтобы защитить город от потопа, а так... просто построили. Был материал, были деньги, а строители устали курить папиросы... Так и строятся многоэтажки, памятники и огромные дамбы.

Распаковал пачку Marlboro, достал сигарету, покрутил её в руках и подумал «стоит ли начинать опять курить?»... потом еще раз задумался...

Чёрт! Закурить то нечем...

- Дядя, только не надо курить. Мне и так дышать нечем, - донеслось из-под ног.

Я опустил голову и увидел мальчика лет двенадцати, невысокого ростом – примерно, метр и двадцать сантиметров. Он смотрел на меня дрожащими карими глазами, потирая левую руку об правую. Затем мальчик стиснул скулы и сказал:

- Если ты меня видишь, то не мог бы ты мне дать своё пальто? Мне холодно...

Мой взгляд был пригвожден к его темным волосам длиной в пятнадцать сантиметров. Они... какие-то необычные. Не могу это даже объяснить, они развивались против ветра... это необычно... и ни один закон физики не объясняет это явление.

- Ах, да! Конечно, - я снял свое пальто и отдал мальчишке. – Возьми!

Он его натянул и, кажется, совсем пропал в нем, утонул с головой. Этот комок зашевелился, и вылезла голова из-под пальто, но другая – улыбающаяся. Мальчик сказал:

- Спасибо!

- А что ты тут делаешь? Где твои родители?

Лучше бы я не задавал этот вопрос. Кажется, я только что прогнал маленькую детскую улыбку, словно ботинком бросил в кота, который просто хотел поиграть со мной.

- Я... – мальчик замешкался, но все-таки сказал, - я их еще не выбрал...

- В смысле не выбрал? – он меня сбил с толку, наверное, как был сбит могучий Голиаф маленьким Давидом. Я даже присел рядышком, чтобы не свалиться с дамбы. А затем задал следующий вопрос:

- Ты детдомовский?

- Дет... что?

- Ну, ты из детского дома? – мне как-то стало неловко.

- Что это за такое место? Детский... дом...

Мальчик не понимал меня, и я решил ему объяснить:

- Знаешь, это место, где живут дети без родителей...

- Аааа... я понял, - перебил он меня. – Это место где плачут дети. Я слышал о нем!

Мне показалось, что он прав. Когда мальчик смотрит на меня своими карими глазами, то сложно с ним не согласиться. Потому что они перестали дрожать от холода – мальчик согрелся. Это значит, что он не такой как жители Либерца, в нем что-то горит, или догорает. Однако надеюсь, что только загорелось.

- Меня зовут Александр, но друзья меня называют Алекс, - я протянул свою руку, которая, кажется больше его головы. – А тебя как зовут?

Мальчик смотрел полминуты на мою руку, потом достал белую свою ручонку из-под пальто, так неуклюже, как будто не доверяющий ежик из клубка достал лапку, и хлопнул по моей.

- Мун... – сказал мальчик, - меня зовут Мун, но у меня только один друг и моё Облачко, которое не разговаривает. Мой друг меня называет Му, и облачко тоже, оно мукает постоянно, даже если бы меня звали не Мун, оно бы все равно называл бы меня Му.

- Облачко? – переспросил я, - какое облачко?

- Как какое? – мальчик, кажется, удивился больше меня. – Белое! Потому что серые облака не мукают, они плачут.

- Извини, конечно, но я тебя не понимаю.

Мун улыбнулся и сказал, но уже тише, чем обычно:

- Я ангел.

- Я тебе не верю!

- Конечно, не веришь. Если один человек встречает другого человека. И начинает рассказывать про ангелов на небесах. Про то, как они выращивают тучи, как они стреляют в человеческие сердца, объединяя их. Про то, что у ангелов на самом деле нет крыльев. Ангелы тоже познают науку, проводят опыты с различным элементами Вселенной, о которых люди даже не догадываются. Если бы это тебе рассказал другой человек, ты бы поверил ему?

Задумался...

- А вот если бы крот встретил бы крота. И начал бы рассказывать про то, что где-то есть свет и форма. Люди, которые создают музыку... Люди, которые танцуют под музыку...

- Хватит! – Я крикнул так, что мальчик спрятался с головой в моём пальто. Затем он достал свою голову, как бы поглядывая, прошел дождь или нет, и я извинился, - Прости, что сорвался. День просто такой... как тебе объяснить... Просто всё так навалилось...

Мальчик улыбнулся и сказал:

- Хочешь, я расскажу, как живут ангелы?

- Да, хочу!

- Тогда устраивайся поудобней.

* * *

Сначала я хочу тебе рассказать о своей службе. Когда рождается ангел, ему предлагают поиграть с луком, молотом, ярлыгой или лупой. И то, что он возьмет в руки, определит его судьбу. Я взял в руки лук, как мне сказали потом... Через полгода я пошел в ангельскую академию, а через три года я закончил её. Конечно, некоторые учатся и дольше, потом начинают там преподавать или заниматься наукой, но я не выбирал лупу. За все это время моё маленькое Облачко подросло, и его отдали мне.

Ах, да... я забыл сказать. Мы рождаемся вместе с облаком. Не могу сказать как именно, но вместе, и связаны с ним.

- А как зовут твое облачко? – осмелился перебить я.

Да никак его не зовут! Просто Облачко! Это вы, люди придумываете всему имена. Собакам... И... людям! Чтобы не путать их, чтобы иметь какой-то счет. Вы придумываете клички животным, потому что заранее знаете, что у вас будет еще одно после этого, и ещё одно... Вы даете имена детям, чтобы не потерять их. Вы, люди, никогда не найдете своего ребенка в толпе детей, даже если назовете его самым редким именем. А я найду свое Облачко.

Оно такое круглое. И у него есть родимые пятна на левом боку. Да и с правого тоже, но не так много. У моего Облачка розовый влажный носик, и очень большие щеки, как будто за одним он прячет доброту, а за другим любовь. Когда он улыбается, создается ощущение, будто лицо состоит из улыбки и двух щечек. Даже глаз не видно. Они у него зелёные, но чтобы их увидеть приходится зачесывать его челку набок. А еще... оно так смешно мукает. И хоть Облачко знает только одно слово, мы может часами сидеть и говорить на самые различные темы. Я не люблю с ним говорить о своей службе. Я рассказываю ему про океаны, которые есть тут, на земле. Облачко очень сильно хочет покупаться в самом огромном океане – Небо. Но только здесь я понял, что Небо было всё это время под ногами, и зря мы о нем мечтали, лучше бы лежали и смотрели на сердца.

Еще облачко очень сильно грустит от того, что никогда не видел звезд. Лео рассказывал, что люди любят звезды. А когда звезд много – это космос, безграничный, ему нет конца. Там, наверное, летают очень большие облака, и живут огромные ангелы, ведь бесконечность создали для великих вещей, целей, деяний, существ. Это для нас крохотных ангелов выделили пару облаков, и службу на людей. А вы, люди, очень странные. Вместо того, чтобы признаться самим себе, что есть что-то такое, что вы никогда не сможете увидеть или потрогать, вы все равно суете нос туда, где могут по нему шлепнуть. Ладно... потом поговорим о людях!

В общем, каждый день мой друг Лео приносит мне вязку стрел, расчесывает Облачко и продолжает свой путь дальше. Он пастух, то есть в детстве он выбрал ярлыгу, как игрушку. Лео хороший ангел, и отлично справляется с работой. Он все это время растил мое Облачко. Когда они видятся, я даже немного ревную... Но я не показываю это. Я тоже люблю Лео, как он любит Облачко, а Облачко его. Он отдает мне вязку стрел и гонит маленькие облака в сторону Большого Кита (это огромное облако), оставляя меня одного. И тут начинается моя служба...

Иногда десять, иногда двенадцать, но не больше пятнадцати стрел приносит мне Лео. Не знаю, от чего это зависит... Я просто беру лук и хочу как можно быстрее закончить свою работу. Начинаю стрелять по всем сердцам подряд. Слышал, что другие ангелы подбирают каждому сердцу пару в зависимости от цвета, от темпа их биения, от кровавых полотенец на них. Ведь вы, люди, часто вытаскиваете наши стрелы... Чем дольше стрела находится в сердце, тем больнее вам её доставать, однако вас это не останавливает... вы даже назвали всё это одним словечком «расставание»... А некоторые ангелы часами не решаются выстрелить, ведь... потом ему отвечать головой за ваше «расставание»... Но я ленивый ангел. Как только вижу сближение сердец – сразу стреляю! Без сомнений и размышлений. Хочу освободиться от работы к приходу Лео, чтобы послушать его истории. Иногда не получается... Бывает, остается на руках десяток стрел, а сердца никак не сближаются. Тогда приходит Лео и говорит:

- Сейчас я пригоню Плаксу!

Плакса – это дикое облачко, которое постоянно плачет. От его плача сердца сближаются, и я освобождаюсь от работы – все стрелы за пять минут выстреливаю. Только попав к людям, я понял, что когда плачет Плакса, то вы прячетесь под зонты и крыши, сближаясь таким образом.

Лео постоянно мне рассказывает что-то новое. Где-то там, где он пасет маленькие облака, живет Отшельник, который рассказывает Лео про жизнь людей. Это он рассказал про огромный синий океан Небо. Мой друг рассказывал мне про музыку, и когда я спрашивал что это, он начинал насвистывать и маленькие облака мукали.

- Это музыка! – восторженно говорил Лео.

Он многое узнал у Отшельника. Лео рассказал мне про закаты и рассветы. А у нас такого нет... На нашем небе только ваши сердца. Мы с Лео наблюдаем за ними. Бывает, какое-то сердечко начинает прыгать и скакать на нашем Небе. Друг говорит, что оно слушает музыку и тануцует, но почему-то мне не хотелось прыгать и скакать от его свиста и муканья облаков... Или я не понимаю музыку, или он бездарный музыкант, в любом случаем мы признаем скорее свою неправоту, чем чужую, в отличие от людей...

Я наверно... тоже стану отшельником.

После этих слов Мун опустил голову и замолчал, но не потому что нечего сказать, а потому что загрустил.

- Отчего ты станешь Отшельником? – я знал, что пытаю его, но мне хочется удовлетворить свое человеческое любопытство. – Я ничего не понимаю. Объясни мне хотя бы что-нибудь!

Мальчик поднял голову и я понял, что он собирается опять рассказывать что-то, чему мои уши не верят, но я переборол свое недоверие.

Му вздохнул так тяжело... и продолжил.

Отшельник раньше тоже был стрелком. У него было свое Облачко, на котором он скакал по бескрайним Ангельским Просторам. Каждое утро ему приносили стрелы и он стрелял по сердцам. Он был старательным стрелком, не таким как я. В конце службы выяснилось, что у него ноль процентов расставаний. Такое случается очень редко. И тот ангел, который сделает это, получает возможность выбрать себе семью. Для начала он выбирает пять семей, в каждой из которых живет по двадцать четыре часа, а иногда и меньше – пока не уснешь.

Но Отшельник разочаровался во всех семьях, разочаровался в людях и не захотел становиться человеком! Он стал тем самым Отшельником, который скитается без цели, у которого нет друзей, и только случайные пастухи составляют ему компанию. И... я точно также разочаровался во всех семьях... я даже пятую не выбрал. Только четыре и всё... после заката я должен сделать свой выбор, иначе вернусь в мир ангелов, поседею и стану Отшельником...

Я не могу смотреть, как грустит этот... ангел! В книгах и фильмах, которые я смотрю, нет грустных ангелов. Да, если честно, то там они другие... какие-то надутые... напыщенные... Но они просто петухи с изобильным оперением! А этот мальчик действительно похож на ангела. Он отличается от людей, которых я привык видеть. Он закутался в мое пальто, потому что ему холодно, а не потому что оно модное и дорогое.

Мне стало немного холодно, и я решил подвинуться к этой кучке из ангела и пальто. Дотронулся правым плечом, чтобы по мне пробежало тепло, как пробежало бы электричество. Однако моё тело еще сопротивлялось теплу. Оно не привыкло к нему. Нам, людям, тяжело принять то, что идет на пользу, то от чего мы загораемся. Нам легче курить смертельные папиросы, пить противный алкоголь, смотреть омерзительные телепередачи, разрушать любовь... Всегда было легче тушить человеческие костры. Достаточно влить в огонь воды, накрыть ногой или засыпать песком. Но куда сложней обнять маленький огонек руками, чтобы сберечь его от северного ветра.

А если он потух, то мы просто уходим... Ищем чужой костер, включаем приветливого себя, садимся рядом, говорим, что просто хотим погреться... А потом... тушим... И снова уходим искать другой костер. Тот человек возьмет маленький стручок, найдет еще одно бревно, и начнет тереть их друг об друга. Поверьте, это очень больно, особенно когда капают слезы на бревнышко... Иногда нужно вытерпеть пару заноз, пережить десяток мозолей, чтобы согреться. Нужно обжечь руки, чтобы сберечь огонь от злодеяний ветров. И ждать того, кто действительно хочет согреться; ждать того, кто принесет с собой бесконечную вязку углей.

Признаюсь, я затушил очень много костров. Нет, я не хотел никому делать больно. Я просто так согрелся, что плясал от радости, но дотанцевался – затоптал один костер, разлил праздничное шампанское на другой, а на третий вообще упал пьяным и погасил его. Лучше бы я в нем сгорел... Хоть какая-то польза была бы от меня. Сейчас присел у костра Андреи, своей девушки... Часто довожу её, а она молча садится и обнимает почти потухший огонь, оберегая от моих двенадцати бальных истерик.

- Ты мне напоминаешь Маленького Принца! Есть такая книга, там мальчик путешествует по планетам, как ты по семьям, а потом он попадает на Землю. Здесь он грустил по Розе, которую оставил там, дома. Скучал, как ты скучаешь по своему Облачку. Ты обязательно должен прочитать эту книгу, – сказал я, потом замолчал в такт молчанию ангела, но ненадолго, - А что будет делать твое Облачко, если ты останешься на Земле?

Ангел улыбнулся, но наполовину, знаете, только в левой части его лица поднялся губной уголок. А затем сказал:

- Оно станет Плаксой... Плакса – это бывшее облако Отшельника. Но оно плачет от грусти, а если я останусь здесь, то мое Облачко будет плакать от счастья. Будет плакать, чтобы здесь выпал дождь, и кто-то спрятал меня под своим зонтом. И может тогда, какой-то ленивый ангел выстрелит в меня, и я влюблюсь. Ведь любовь – это то, ради чего мы хотим стать людьми, а вы её не цените...

- Но ведь мы раньше были вами, не так ли?

Теперь другой губной уголок, словно стрела пролетел по щеке ангела, а другой даже не дрогнул. И Мун сказал:

- Именно поэтому я не хочу выбирать себе семью. Я не хочу становиться человеком, боюсь, стать тем, кто не любит... Тем, чье сердце пропадает с ангельских просторов: оно исчезает в глубине темного леса, обрастает страхом, цинизмом, ненавистью, скорбью. Такие сердца спрятаны от ангелов.

Потом он замолчал, поднял голову, секунд пятнадцать смотрел вверх, на серое небо над нами и сказал:

- А если вернусь туда... то Облачко станет грустной Плаксой...

- Расскажи мне про своё путешествие по семьям.

- Хорошо! Приготовься слушать...

* * *

Первая семья, в которой я захотел очутиться, была семья Художника. Я должен был уснуть у себя, на Ангельских Полях, и проснуться в кровати на Земле утром. Однако я проснулся ночью от яростного крика. Первое, что я увидел, это лежащий на полу мужчина. Он орал, как наверно кричали догорающие ведьмы на кострах инквизиции. На его груди лежал раскаленный утюг, который он, кажется, не спешил с себя сбрасывать. Словно он специально утроил это представление. Вокруг разбросал вещи, что-то расстелил на столе... хорошие декорации, но я знаю разницу между настоящим и наигранным. Я знаю разницу между нежностью и ненастоящей нежностью... знаешь... настоящая нежность влажная, как носик моего Облачка. Такая же ситуация и со страданиями. Настоящие страдания маленькие, как муха, поэтому их никто и не замечает, все проходят мимо. Однако если попадет в глаз, то придется самому плакать... А его страдания не настоящие! Огромные, как слон... Чувства и эмоции маленькие, но очень острые. Ими можно ранить или даже убить... Всё остальное – показуха и притворство!

Но я всё равно спрятался под одеяло, и сделал маленькую дырочку, чтобы увидеть дальнейшее развитие сюжета. Открылась дверь в этой маленькой комнатушке. Забежал старик в розовом спальном костюме. Он так азартно перепрыгивал через разбросанные вещи, измазанные полотна... казалось, он знает, куда можно наступать, а куда лучше и не пытаться.

- ПРИНИСЕ МНЕ ТЕ ТАБЛЕТКИ! – закричал Художник.

- Вот возьми! – раскрыл руку старик.

Я сразу всё понял – это не впервые происходит.

Художник хватанул их так резко, что старик испугался, а проглотил таблетки так проворно, что я даже не сумел разглядеть какого они цвета.

- Это в последний раз, - сказал старик и уже медленно направился к выходу.

- Спасибо! – ответил мой Отец. – Мне это действительно нужно! СПАСИБО!

Старик посмотрел сонным взглядом и закрыл дверь с другой стороны. Он не обвинял Художника, он не сжалился над ним, и он не хотел помогать. Этот старик просто хотел уснуть, вот и дал те таблетки...

Как только он ушел, Художник поднялся и начал рыться в мусоре, который заменил ковры в этой комнатушке. Нашел мольберт. Установил его... Однако он всё равно качался, тогда пришлось подложить книгу. У нас, на Ангельских Просторах книги так не используют... Затем Художник нашел какое-то грязное полотно и натянул его на мольберт. Поднял с пола синий клетчатый плед, завернул им свое худое тело и принялся за кисть. Ему даже не нужны краски, так сильно испачкана его борода ими, что можно в бороду макать кисть. Или просто взять Художника и рисовать им! И видимо это уже кто-то делал – на голове появилась небольшая лысина.

Я встал с кровати и подошел к нему. Мне было любопытно, ведь он рисовал, не замечая меня. Тогда я дернул за его плед. Художник и дальше что-то рисовал – меня он не замечал... Я смотрел на картину, но не понимал, для чего он это делает... Зачем ему это? И тогда я спросил:

- Папа, а что ты делаешь?

Художник сделал три шага назад, посмотрел на картину, затем подбежал, сорвал полотно с мольберта и швырнул его в неважно какую сторону, ведь куда не бросай – выбросишь на свалку!

Он посмотрел на меня и сказал:

- Я ищу Шедевр, сынок!

- Шедевр? – удивился я. – А что это?

- Что-то красивое на столько, что ты... вот... хочешь просто посмотреть и идти дальше; но ноги останавливают тебя, и ты не можешь сдвинуться с места; не можешь закрыть глаза и отвернуть голову! Ты весь в это красоте! Это и есть Шедевр, сынок! Это то, что длится дольше, чем явление «мода». Это то, что заставляет улыбчивого человека загрустить; а того, кого пленила грусть, Шедевр освобождает из клетки. Шедевр заставляет улыбнуться того, кто умирает. Шедевр – это превращение самых сокровенных человеческих чувств в музыку, живопись, архитектуру, даже машины и красивые подсвечники могут быть Шедеврами. Шедевр – это откровение, это оголенная душа на публику.

- Я не верю, что такой человек, как ты сможет создать Шедевр! Посмотри на себя: ты воняешь, в твоей квартире грязно, ты жжешь себя, чтобы тебе дали какие-то таблетки, ты страшный, небритый. Ты похож на животное, на падаль! – Я осмотрелся вокруг и продолжил, - да от тебя даже Мама куда-то сбежала! Наверное, ты не замечал её присутствия! Как такой человек сможет создать Шедевр?

- Понимаешь... – Художник отвлекся от полотна и присел на кучу мусора. – Разница между мной безобразным и красивыми картинами – это и есть искусство. Таков мир! Если кто-то рождается, то кто-то умирает! Если кто-то влюбляется, то где-то кто-то расстается! Это называется балансом. Вот я и разрушаю себя, чтобы создать Шедевр! Чтобы создать что-то красивое. Красота требует жертв! Ушла жена, отказала печень, постарела кожа, потерял друзей – это все жертвы, чтобы создать Шедевр. Ван Гог отрезал себе ухо, а в тридцать семь покончил жизнь самоубийством. Самоубийство – это контракт с искусством. Сколько певцов, писателей, художников, актеров самостоятельно уходили из жизни... И всё это ради Шедевра!

- Красота требует жертв, потому что вы, люди, её сильно разбаловали! Красота требует пустяк, сопоставимый с количеством еды, которое требуется человеку для жизни, но жрут люди столько, сколько жертв вы принесли красоте. Красота – это старый толстяк, который пристает к молодым и действительно прекрасным дамам! И пора ему похудеть... во всех смыслах этого слова: похудеть, чтобы стать меньше; похудеть, чтобы стать скромнее; похудеть, чтобы стать щедрее... – я зевнул, и понял, что нужно идти спать. – Если ты веришь в эти разрушения, то сделай одолжение ангелам на небе – нарисуй, как умирает любовь! Ведь если она будет умирать на картинах, то в реальной жизни она будет рождаться. А то пока ты рисуешь влюбленные пары, то где-то в соседнем доме умирает любовь... Хорошо? Ты ищи Шедевр, а я посплю!

Отец кивнул, а я пошел в кровать. С моим ростом некоторые кучи мусора были как горы...

Я уснул, но я больше не просыпался в семье Художника...

* * *

Следующая семья, которую я выбрал – это семья Преступника. Помню, как проснулся от плача Мамы. Я выбежал из своей маленькой спальни на кухню, откуда и доносилась ругань. Не знаю зачем. Я слишком маленький, чтобы остановить Отца силой, поэтому заплакал. Мне не было страшно. Я плакал, потому что ничего не мог сделать. Потом я попытался остановить плач, но не смог, и от этого количество слез увеличилось. Плач – странная штука. Ангелы не плачут, наверное, потому что у нас нет сердец. Есть люди с сердцами, а есть люди с разбитыми сердцами. И разница между этими сердцами и называется плачем.

Я понял, почему Плакса плачет, ему досталось сердце Отшельника, от которого он отказался. Хотя... нет! Не сердце, а осколок. И очень острый... Вот почему плачут не только те, кого бросают, а тот, кто вытаскивает стрелы из сердец. Брошенное сердце разрывается, и осколки задевают ближайшего, того самого, кто недавно был дорог. Но тот другой (или другая) не долго льют слёзы. Кожа привыкает к шрамам, а сердце нет. Сердце слишком маленькое для шрамов, как дети слишком маленькие, чтобы уместить в себе ненависть и злость. Наверное, поэтому самые злые и плохие дети толстые. И мой Отец, наверное, был толстяком в детстве...

Быть Мамой – это чудовищная мука. И дело даже не в родах. Конечно, больно, но ерунда... Когда женщина становится Мамой, то её сердце обретает удивительную способность – исцеление. Вот смотри, когда человеку разбивают сердце, то второй раз разбить можно только тогда, когда он соберёт потерянные осколки. А у Матерей сердце восстанавливается само по себе. Ей не нужно искать потерянные крупинки. И это чудовищная пытка. Ведь сердце Матери можно разбивать каждый день. Все парни в детстве любили ломать игрушки. Затем они становятся Отцами и находят новые игрушки – сердце, которое можно разбивать каждый день...

- ТЕБЕ В ШКОЛУ ПОРА!!! – он всё-таки обратил на меня внимание, и ругань вперемешку с вонючей слюной полетела в мою сторону. – МУН!!! ЧТО ТЫ СТАЛ И СМОТРИШЬ? ТВОЯ МАМА САМА ВИНОВАТА, А ТЕПЕРЬ ПЛАЧЕТ! НУ, ВЫВЕЛА МЕНЯ И ЧТО? САМИ ЗНАЕТЕ, ЧЕМ Я ЗАНИМАЮСЬ!!!

Я развернулся и быстро побежал в свою комнату. Не хочу идти ни в какую школу, хочу уснуть и проснутся в другой семье. Знал, что Преступник – это плохая профессия, но не думал, что настолько. Иногда мы делаем плохие вещи, но с хорошими намерениями. Иногда нам нечего есть и пить. Иногда мы просто одиноки, или больны. Сердце может заболеть не разбившись. Это тоже страшно... Просто я хотел разнообразия, но не хотел плакать, как плачу сейчас. Хотел разнообразия, похожее на радугу – красная полоса, оранжевая, желтая... однако получил разнообразие-зебру... Только два цвета: черное и белое, черное и доброе, ненавистное и любящее, горячее и холодное... Сейчас я ступил на черную!

Забежал в комнату и спрятался в своей кровати под одеяло. Ругань на кухне затихла, и не потому что я дверь закрыл. Когда я слышал плачь мамы, дверь тоже была закрыта.

И пока я пытался уснуть, дверь открылась. По тяжелым шагам я понял, что зашел мой Отец.

- Ты не спишь, я знаю, - сказал он. – Не хочешь идти в школу – не иди. Хорошо, Мун? Ты это... прости за то, что вам с мамой приходится терпеть. Просто у меня такая работа, такой я.

- Пап, а ты не хочешь измениться? Поменять работу... – я достал голову из-под одеяла, - найдешь что-то получше, нам не нужно с мамой много денег. Мы просто хотим тебя не злого! Тебя хорошего. Чтобы заботился о нас и любил! Понимаешь? Откажись от убийств и ограблений ради нас! Откажись от темноты!

Отец нахмурил свои огромные брови, на которые была натянута черная шапка. Такие они огромные. Затем почесал свою неряшливую бороду и сказал:

- Эти преступления для вас. Я не могу отказаться от злости. Представь, что было бы если бы не было преступлений. Что было бы, если бы не было обид, если бы не было ненависти и жестокости. Если бы не было ночи, то был бы день? Как могла бы существовать доброта без меня? Это все и так ради вас. Доброта настолько прекрасна, только из-за ужасающей силы черной стороны. Пока есть Преступники, как я, есть светлая сторона, есть любовь и есть сострадание, есть милосердие. Чем сильнее зло, тем сильнее добро. Они должны вести бесконечную войну. Добро всегда было сильнее злости.

- Но если оно сильнее, то почему ему не победить зло? Почему, Пап?

- Да потому что добро специально поддается! Если оно победит, то его не станет! Исчезнет! Исчезнет сам смысл добра. Зачем оно нужно, если нет зла? Поэтому я не могу измениться. Но я такой, чтобы ты не стал мной! Яблоко от яблони падает не далеко. Но это яблоко само выбирает, какую воду впитывать, а какую нет, какие солнечные лучи вкусней, а какие лучше оставить для других яблонь. Надеюсь, ты меня понимаешь, сынок!

- Понимаю, но мне все равно грустно...

- А хочешь, - глаза Преступника заблестели как, наверное, блестит доброта. – Я тебе песенку спою.

Я подпрыгнул, и это стало согласием.

Он сидел рядом и пел...

«От улыбки хмурый день светлей,
От улыбки в небе радуга проснется...
Поделись улыбкою своей,
И она к тебе не раз еще вернется.

И тогда наверняка, вдруг запляшут облака,
И кузнечик запиликает на скрипке...
С голубого ручейка начинается река,
Ну, а дружба начинается с...»

- А дальше что?

- Как что? – переспросил ангел.

- Ну, чем песня заканчивается? – я никогда не слышал этой песни. – Дружба начинается с чего?

Ангел опустил голову и извинено прошептал:

- Я уснул...

Но недолго он грустил. Поднял голову и сказал:

- Если ребенок, не помнит концовки песен, которые ему поют родители. Если не помнит, чем оканчиваются сказки, которые ему читают на ночь, то этот ребенок не просто засыпает, он засыпает счастливым! Понимаешь?

Я сразу же приуныл, и ангел это заметил:

- Ну, Алекс, ты, что не понял о чем я?

- Нет, Мун! Я как раз таки понял, о чем ты, и поэтому загрустил! Я помню все сказки, которые мне рассказывали родители на ночь. От начала до конца! Все до единой. Обидно, что я не мог себе выбрать родителей... Сколько же людей на планете, и каждый не мог выбрать себе родителей. Только ты...

- НУ И ЧТО, - перебил меня ангел. – ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ВЫБРАТЬ РОДИТЕЛЕЙ, НО ТЫ МОЖЕШЬ ВЫБРАТЬ КАКИМ ОТЦОМ ТЕБЕ СТАТЬ!

Продолжение следует... А может и нет...

Поиск по сайту: