Михаила Худякова

В. М. Ванюшев

Опыт вольного перевода русскоязычного сочинения

Михаила Худякова

«Из народного эпоса вотяков…» на удмуртский язык¹

В работе повествуется, почему автор решил непременно довести до современного удмуртского читателя богатейший материал его национального эпоса, собранный в начале ХХ в. русским исследователем и поэтом Михаилом Худяковым и сохранившимся в архивных фондах в виде незавершенного авторского сочинения, тяготеющего по своему замыслу к такому типу культурного наследия, как незабвенная «Калевала». Раскрывается, какими принципами искусства перевода руководствовался он, автор статьи, какими средствами стремился обогатить удмуртский национальный колорит в тексте русскоязычного исследователя и поэта. Ставится и весьма актуальный в литературоведении вопрос «перевод» и «неперевод».

^ Ключевые слова: народный эпос; книжные формы национального эпоса; национальное самосознание; перевод; неперевод, историко-культурные традиции; глобализация; самосохранение народов.

В удмуртском литературоведении всё увереннее проявляет себя осознание того, что в конце ХХ – начале XXI века наступила новая, уже третья по счету «эра эпоса». Одно за другим из печати вышли произведения, на книжном уровне возвращающие читателям художественно переосмысленные сюжеты древних народных историко-культурных и богатырских сказаний удмуртов. Приведем хотя бы их названия. Это – «Дорвыжы» [6; 7; 8; 10], «Донды батыр, солэн пиосыз но Уйпери сярысь кузьмадёс-кырњан» [5], «Тангыра» [9], «Век Кылдысина=Кылдысинлэн даурез» [3]. К числу авторских, литературных форм удмуртского эпоса относят и поэму «Удмурт Выжы книга» автора данных строк [2]².

Интерес к своему эпосу проявляется с новой силой и у других финно-угорских народов. Не только в Карелии и Финляндии торжественно отмечено 150-летие и 160-летие бессмертной «Калевалы». В Мордовии А. М. Шароновым на родном и русском языках воссоздан героический эпос «Масторава». В республике Коми переведена на родной язык и опубликована «Биармия», написанная К. Ф. Жаковым на русском языке еще в начале ХХ века. Уже в наши дни издана двуязычная книга марийского эпоса «Югорно», созданная А. Я Спиридоновым на русском языке и переведенная на родной язык А. Мокеевым. Каждое из этих произведений получило широкий читательский интерес и высокую официальную оценку.

Наше основное внимание уделено сочинению М. Худякова, воссозданному под названием «Дорвыжы». «Дор» – это Родина, вбирающая в свое содержание не только территорию места рождения и проживания человека, но и всё духовное начало, связанное с нею, а «выжы» – это родство поколений людей, корни, уходящие в глубь веков.

Потребность этноса в обращении к историко-культурным традициям, заложенным в эпических народных сказаниях, как известно, пробуждается в переломные моменты его истории. По всей вероятности, в IX – XIII века, в период преодоления феодальной раздробленности, когда возникли условия у удмуртов для формирования своего государственного образования (которые, кстати сказать, были прерваны нашествием монголо-татар на русские земли и миграцией иноязычных пришельцев на территорию Волго-Камья), сложились народные сказания о богатырях-героях, воплощающих в своем образе физическую и духовную силу народа, его эстетические и нравственные идеалы.

Рассуждая о романтизме как об универсальном мироощущении, объединяющем своими особыми качествами такие, казалось бы, весьма далекие и во времени, и в пространстве явления, как французская литература XVIII века и удмуртский народный эпос, русский археолог, этнограф и фольклорист Михаил Георгиевич Худяков в 1920-е годы объяснил этот феномен одинаковыми условиями, породившими его, а именно психологическим неприятием сложившихся обстоятельств. «Прошлое всегда кажется милым, прекрасным, – писал он, – Результаты одни и те же: Руссо восхвалял «первобытный состояние», вотяки [удмурты. – В. В. ] воспевали счастливый век Кылдысина» [8, с 8]. В качестве сил, порождающих романтическое настроение, он обозначает «всякую эпоху, вырвавшуюся из какого-либо морального переворота, в переходные моменты сознания». Поставив вопрос, какой сильный моральный переворот испытали тогда удмурты, сам же отвечает: «Утрату национальной свободы, утрату своей родной земли». И далее: «Но что значит «переходные моменты сознания»? К чему совершается переход? Куда идет вотский народ?» Утверждая, что этот вопрос решить нелегко, автор работы продолжает: «Наиболее вероятным путем является переход вотяков в состав русского народа, постепенная утрата национальных особенностей и слияние, ассимиляция с русскими». Однако видит он и альтернативу: «Но, быть может, возможен и иной какой-нибудь выход? Может быть, скованное суровой действительностью сознание вотяков сумеет разбить свои цепи, сбросить оковы и вырваться на простор новой жизни?» Он видит такую чудодейственную силу в революции 1917 года. Пишет: «И теперь в вотской поэзии зазвучали иные – добрые, здоровые, жизнерадостные мотивы» [8, с. 12]. В качестве примера приводит поэзию Кузебая Герда, в частности его поэтический сборник «Крезьчи» («Гусляр»), выпущенный в 1922 году.

Между тем в удмуртской культуре тогда созревала уже вторая волна «эры эпоса». Новый интерес к эпическим традициям, уже на уровне книжной культуры, пробудился в конце XIХ – начале ХХ веков, во времена, как известно, также крутых перемен в истории Российской империи. Миссионерами-просветителями, деятелями народного образования, историками, этнографами были записаны в народе и в различных изданиях опубликованы тексты народных сказаний, записанных, главным образом, среди северных и срединных удмуртов. Большинство публикаций состоялось не в оригинале, на удмуртском языке, а на русском, можно сказать, в вольном переводе исследователей-полевиков, большей частью пользовавшихся услугами местных толмачей. Тем не менее это было огромным историко-культурным актом, который дал толчок к следованию примеру великого Элиаса Лённрота, по материалам подобных записей в середине XIX века создавшего книжный, авторский вариант всемирно известного свода карело-финского эпоса «Калевала». В первое и второе десятилетия ХХ века, подчеркнуто следуя традициям Лённрота, Михаил Худяков и удмуртский поэт и будущий разносторонний ученый Кузебай Герд создавали авторские эпические полотна на основе народных сказаний. Данное произведение Герда, как и многие другие его труды, до сих пор не найдено, а сочинение Худякова «Из народного эпоса вотяков. Песни, сказания» в виде не доведенной до конца рукописи в 1960-е годы было обнаружено в архивных фондах публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге. Такая незавидная сложилась судьба этих исторически значимых произведений потому, что их авторы были обвинены как враги народа и один из них в 1936, другой в 1937 году уничтожены сталинской диктатурой. Обращение к глубинным истокам истории и культуры народов СССР осуждалось тогда как противоправный, вредный национализм.

Работа М. Г. Худякова была воссоздана, или даже, можно сказать, реконструирована по сохранившимся черновикам поэтом и фольклористом Даниилом Яшиным. Пробная публикация ее в сборнике научных статей Удмуртского научно-исследовательского института в 1986 году [6] не вызвала особого интереса даже среди национальной интеллигенции. Очевидно, тогда еще не наступила пора для этого. Она пришла лишь в конце 1990-х и начале 2000-х годов, когда были осознаны губительные для национальных культур плоды общемировой глобализации, приумноженные последовательным свертыванием властными образовательными структурами учебно-воспитательной работы в дошкольных и школьных учреждениях на удмуртском языке, ведущем по сути к ползучему вымыванию национального сознания у подрастающего поколения, а в конечном счете – к ликвидации самой нации. Дело дошло до того, что ЮНЕСКО отнесла уже удмуртский язык к числу исчезающих. В этих условиях ряд писателей Удмуртии, будто к спасательному кругу в бушующем океане, вновь обратился к истокам национального сознания – к материалам народного эпоса.

Если не считать отдельных произведений, в сюжетных построениях которых используются мотивы некоторых народных сказаний (например, трагедий Егора Загребина «Эштэрек» и Петра Захарова «Эбга»), решительным началом новой «эры эпоса» в удмуртской литературе возможно считать активное возрождение названного выше сочинения Михаила Худякова. В 2004 году, продолжив большую текстологическую работу Даниила Яшина и преодолев немалые препоны со стороны не только властных структур, но и некоторых общественных организаций и учреждений, в т. ч., к сожалению, и правления Союза писателей Удмуртии, автору данных строк удалось-таки отдельной книгой под названием «Дорвыжы» выпустить вольный перевод на удмуртский язык эпического полотна Худякова. При этом я исходил из той же логики, что и Кузебай Герд, которую Петер Домокош очень точно сформулировал. Известный венгерский финно-угровед писал: «…Герд и сам занимался обдумыванием плана <…>, собиранием воедино эпических песен <…>, ведь он отлично знал, что может значить, если сделать общим достоянием народный эпос» [4, с. 126]. На эффективную силу воздействия в национальном сознании с помощью глубинной философии эпоса рассчитывал и автор данных строк, переводя сочинение Худякова. При этом я осознавал, что полифония, многоцветность и многозначность национального художественного слова в произведении, созданном на другом языке, притом на основе не на самом высоком уровне переведенных на русский язык текстов, намного оказались за гранью адекватного восприятия народного богатства читателем. Поэтому я не стремился к точному следованию тексту Худякова. Искал наиболее близкие к удмуртскому национальному восприятию мира аналоги метафоризации описанных картин, игру слов, звуков, усиливающих эмоциональную сторону повествования. В таких случаях текст нередко удлинялся за счет большей конкретизации и детализации обстановки, действий, размышлений повествователя. Словом, перевод приобретал вольный характер и, как отмечают рецензенты [см., напр.,1], наполнялся признаками не переведенного, а оригинального произведения на удмуртском языке. Менялась интонация, идущая от ритмики и внутренней структуры предложений. Это особенно заметно при сопоставлении его с переводом, осуществленным филологом и поэтом Виктором Шибановым, задавшимся целью точной передачи особенностей худяковского сочинения на другом языке.

Во «Вступлении» текста Худякова, например, читаем:

^ В том краю, где реки быстры,

2 где река Чепца синеет,

3 где в лесах живут медведи,

4 где отважно-смелы люди,

5 там возникли эти песни,

6 эти древния легенды,

7 эти славныя сказанья. [8¸с. 31].

В переводе В. Шибанова фрагмент близок к оригиналу почти во всём:

^ Кытын шуръёс дырто жингрес,

Кытын Чупчи бызе чагыр,

Тэльын гондыр улэ данак,

Кытын калык дћсьтћсь но сэзь, –

Отын кылдо та кырњанъёс –

Та вашкала дауркылъёс,

Паймымонэсь кылбур мадьёс. [3, с. 5].

В обратном переводе это выглядит следующим образом:

^ Где реки спешат звонко,

Где Чепца бежит сине,

Где народ смелый и шустрый, –

Там возникают эти песни –

Эти древние сказания,

Удивительные поэтические повествования.

Подобные придаточные предложения, тем более целый каскад их, не характерны для удмуртской речи. Сразу видно, что это сказано не удмуртом, а привнесено в удмуртское повествование со стороны. Удмурт просто, без придаточных предложений обрисует ситуацию, а потом скажет, что событие происходило именно тогда, что и сделано в вольном переводе:

^ Та палан– визыл шуръёс,

Чупчимы чагыръяське,

Тэльёсын трос гондыръёс,

Калыкед нош кышкасьтэм.

Тћнь отын та кырњанъёс

Кылдћзы, кузь веранъёс,

Жингывртћсь мадён кылъёс. [8, с. 31].

Подобные различия наблюдаются на всём протяжении двух переводов.

Сопоставим еще один фрагмент – начало первой главы сочинения Худякова. В оригинале оно звучит следующим образом:

^ Времена, когда возникли,

Сонм богов, земля и небо,

Скрыты в сумраке столетий,

Их не знает наша память.

5 И когда возникли страны,

где растут сосна и ели,

где текут лесные реки, –

уже были и смотрели

на прекрасные долины,

на луга, леса и горы

боги мудрости и света.

[8, с. 33].

Точный перевод В. Шибанова и здесь сохранил сложноподчиненную связь в предложениях [см.: 3, с. 7].

В нашем переводе этот фрагмент звучит следующим образом:

^ Со вакыт ни кыдёкын –

Вапумъёс пушкы выйиз.

Йырсазьмы сое уг тод.

Кылдћллям гинэ соку

Дуннелы инъет –Ин, Му.

Адскиллям ни шаеръёс,

Пужымо, кызо тэльёс,

Дун вуо, яго шуръёс.

Та югыт дуннемылэн,

Йырсазьлэн но визь-нодлэн

Утисьсы-вордћсьёссы

Сэзь, визьмо синмынызы

Учкиллям ни вылысен

Возь вылысь, гурезьёсысь

Улонлэсь љутћськемзэ. [8, с. 33].

Здесь, не отходя от сути оригинала, автор данных строк стремился по-своему раскрыть события, происходившие во времена возникновения Неба, Земли, просторов, лесов и рек. Используются характерные для удмуртского языка неочевидные формы глаголов – «кылдћллям» (прибл.: «оказывается, возникли»), «адскиллям» («оказывается, показались»), «учкиллям» («оказывается, смотрели»), придавая повествованию, с одной стороны, удмуртский национальный колорит, с другой – более точную семантическую окрашенность – возникли, но субъект речи этого не видел, а узнал из косвенных источников. Встречаются существительные с притяжательными суффиксами «мы», также характерными для удмуртского языка («дунне мы лэн» от «дунне мы = наш белый свет»), выражающие по-родственному теплое отношение к обозначаемым явлениям. В стремлении к благозвучию используются конечные парные рифмы («соку» – «Ин, Му»), хотя в оригинале рифмы не соблюдаются; звучит лексическая анафора («Дуннелы» (белому свету) – «Дун вуо» (чистоводные), на ассоциативном уровне приближая друг к другу эти высокие понятия. В тех же строчках заметна концентрация звонких согласных «д», «ж»,«з», «л», «м», «н», создающая заметную возвышающую звукопись.

С помощью подобных средств родного языка переводчик стремился к усилению субъективной, эмоциональной стороны содержания эпического повествования. Больше, чем в оригинале, на передний план выходит образ повествователя. Автор перевода добивается этого, главным образом, двумя способами: за счет добавленных строк, выражающих прямое отношение повествователя к происходящим событиям, и более подробного описания, национално окрашенной детализации внутреннего и внешнего движения сюжетного ряда. Так, в фрагменте, повествующем о горе, вызванном смертью Селта батыра, строки, «Много лет он долгих прожил / много пользы сделал людям, / и народ весь в горе плакал / безутешно повторяя…», выполняющие лишь познавательную функцию, получают дополнительную эмоциональную окраску за счет введения нового субъекта действия и фоники: здесь не только народ плачет-выговаривает, но и пораженный этой вестью лес стоит, умолкший, с горестным видом прислушивается к тому, что говорят люди [8, с. 102]. Масштабы горя, сила переживаний, вызванных им, возрастают. Как бы эхом распространяется в пространстве оно, выраженное с помощью звучных слов «бќрдэ» («плачет» народ) и «бырдаса» («выпучиваясь» льются слезы), составляющих содержательно значащую внутреннюю рифму. Здесь же, передавая слова горестного плача людей о том, что уж не будет у удмуртов таких батыров, какими были сыновья некоего Чуньы, почти дословно приводимые Худяковым из известного источника полевых записей своих предшественников, переводчик добавляет: «Кин меда утёз-поттоз на / Шуг-секытысь удмуртэз?» (Кто же теперь убережет, вытащит удмуртов из трудных ситуаций?». В микросюжете, повествующем о том, что в местах трудных, но победных боев с иноплеменными пришельцами удмурты проводят поминки-куяськоны, переводчик от имени повествователя к информационным строкам добавляет осмысливающие слова заклинательного характера: «Пусть знают погибшие / Что они не забыты!» [8, с. 102].

Подобные изменения и добавления направлены на дополнительное осмысливание событий давно минувших дней с точки зрения сегодняшних тревог и забот удмуртского этноса. Вслед за автором сообщая, что после той ожесточенной битвы случилось еще одно столкновение с пришельцами, переводчик добавляет слова, выражающие, пожалуй, главный смысл всей нелегкой истории народа: «За право владения этими землями, за право распахивать и засевать их, разводить пчел, растить детей – одним словом, за право жить» [8, с. 103]. Ведь и само осмысление и освоение эпических сюжетов, сложенных далекими предками, направлено на то, чтобы найти новые силы для борьбы с современными отрицательными тенденциями, ради жизни и процветания родного народа.

Исходя из тех изменений, что произошли в ходе работы, некоторые мои коллеги считают, что это уже не перевод, а новое осмысление сюжетного ряда сочинения Худякова, и предлагают мне новую публикацию под своим авторством, указав, как это обычно делается: «по М. Г. Худякову». Возможно, и в самом деле это уже не только перевод?

В заключение хочу поблагодарить Еса-Юсси Салминена и других коллег за подготовку и издание на финском языке нашей с Даниилом Яшиным общей работы над сочинением Худякова, т. е. над удмуртским эпосом [см. 10]. Низкий поклон им и дальнейших успехов в подобной благородной работе – в укреплении братских культурных связей финно-угорских народов! Через Интернет и книжный вариант издания теперь и любой финноязычный читатель может познакомиться с удмуртским героическим эпосом.

Список использованной литературы

1. Атаманов, М. Г. Удмурт батырлыко эпослы шумпотыса / М. Г. Атаманов // Удмурт дунне. – 2005. – 2.тћ февраль.

2. Ванюшев, В. М. Удмурт Выжы книга (Иднакарын) = Как будто Книга бытия (На Иднакаре): поэма / Василий Ванюшев; пер. на рус. яз. А. И. Демьянова. – Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2006. – Удм., рус.

3. Век Кылдысина=Кылдысинлэн даурез / пер. худ. текста на удм. яз. В. Л. Шибанова. – Ижевск: Удмуртия, 2008.– Рус., удм.

4. Домокош, П. История удмуртской литературы / Петер Домокош; пер. с венг. В. Васовчик. – Ижевск: Удмуртия, 1993.

5. Перевозчиков, А. А. Донды батыр, солэн пиосыз но Уйпери сярысь кузьмадёс-кырњан / Анатолий Перевозчиков. – Ижевск: Удмуртия, 2006.

6. Худяков, М. Г. Песнь об удмуртских батырах (из народного эпоса удмуртов. Песни, сказания…) / Худяков М. Г.; публикацию подготовил Д. А. Яшин // Проблемы эпических традиций удмуртского фольклора и литературы: сб. статей. – Ижевск: НИИ при СМ УАССР, 1986. – С. 97–135.

7. Худяков, М. Г. Дорвыжы: удмурт батырлыко эпос / Михаил Худяков; њуч кылысь эркын берыктћз Воръявай Василей (В. М. Ванюшев). – Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2004.

8. Худяков, М. Г. Дорвыжы: удмуртский героический эпос / Михаил Худяков; редакция и комментарии В. М. Ванюшева и Д. А. Яшина; составление, предисловие, перевод на удмуртский язык В. М. Ванюшева. – Ижевск: Удмуртия, 2008. – Удм., рус.

9. Эграпи Гавир Микаль. Тангыра: кузьмадёс / Михаил Атаманов. – Ижкар: Удмуртия, 2008.– 320 б.

10. Hudjakov, M. Dorvyzy: Udmurttien kansalliseepos. |/ Mihail Hudjakov; Toimittajat: Daniil Jasin ja Vasil Vanjusev, suomenkielisessa teoksessa Esa-Jussi Salminen. Kuvittaja: Vjatseslav Mihailov. Suomennos: Esa-Jussi Salminen, Jorma Vakkuri. – Paino www.lulu.com [2009].

^ Поступила в редакцию

V. M. Vanjushev. Название статьи на английском языке

Аннотация на английском языке.

Ключевые слова на английском языке.

Сведения об авторе Ванюшев Василий Михайлович, доктор филологических наук, главный научный сотрудник отдела филологических исследований УИИЯЛ УрО РАН. Российская Федерация, г. Ижевск. E-mail: vorjavaj@e-izhevsk.ru

1 Работа выполнена в рамках Интеграционного проекта УрО РАН «Пути развития пермских литератур в общероссийском историко-культурном контексте (XVIII – нач. ХХ в.).

2 Воссоединение времен и эпох – о творчестве В. М. Ванюшева и поэме «Удмурт Выжы книга» // www.finno-ugry.ru\educres\educenter_udsu\museum

Поиск по сайту: