|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Не всё то золото, что шуршит
История чека в маленьком городке вполне могла показаться вам слишком абсурдной, чтобы всерьез считать ее примером из жизни денег. Что за чушь, в самом деле, какой-то дядя явился незваным гостем, потом исчез, оставив после себя какой-то сомнительный финансовый документ, не имеющий, видимо, никакого обеспечения, и вот жители города почему-то начинают вполне успешно пользоваться им как деньгами. В реальности же ничего такого не бывает? Бывает. Что-то подобное произошло совсем недавно – не в Америке, а на Ближнем Востоке. Незваным «дядей» в данном случае был президент Ирака Саддам Хусейн, который, утратив контроль над курдами на севере страны, оставил им «в наследство» свои иракские динары. Курдистан отделила от Ирака не разлившаяся река, а незримая граница, проведенная США и Великобританией, которые в 1991 году, после первой войны в Персидском заливе, объявили этот район «защищенной зоной». Американские и британские самолеты, постоянно летая над этой демаркационной линией, не допускали в Курдистан иракские войска. В результате курды получили что-то вроде неполной, странной, но независимости. Были созданы местные органы власти, проводились выборы. Даже флаг и государственный гимн были определены, хотя их никто в мире и не признал. Ополчение «пешмерга» выполняло роль вооруженных сил, была и своя полиция, и суды и так далее. Но вот своих денег у Курдистана не было. Осталась, правда, куча бумажек с портретом «дяди», которого курды страстно, всем народом, ненавидели. (Было за что: Саддам уничтожал их целыми деревнями, травил горчичным газом, явно презирал, считая расово неполноценными.) Празднуя освобождение, некоторые горячие курдские парни принялись было устраивать костры из бумажек с отвратительным им портретом. Но старейшины их остановили. Погодите, эти фантики могут нам еще пригодиться, сказали они. Сугубо временно, конечно, придется еще ими попользоваться. Пока не обзаведемся собственной валютой. Но нет ничего более постоянного, чем временное. «Дядины» денежки оставались в обороте в Курдистане до самого свержения Саддама в 2003 году. Причем в основной, арабской, части Ирака была проведена денежная реформа и напечатаны новые банкноты, а прежние – выведены из оборота. Таким образом, курды больше десять лет пользовались официально не существующими деньгами! И как пользовались? Очень успешно. В Курдистане сложилась странноватая, но по-своему здоровая экономика. По крайней мере, в сравнении с саддамовским Ираком, курдские районы явно процветали – особенно после 1996 года, когда прекратились междоусобицы, а ООН стала выделять им пропорциональную часть средств из фонда «Нефть в обмен на продовольствие». Это позволяло в значительной степени компенсировать последствия довольно жесткой экономической блокады, которую устроило курдам багдадское правительство. В итоге не было недостатка в товарах, активно шло строительство, открывались новые фермы, небольшие и средние фабрики, магазины, кафе и рестораны. Оставленные «дядей» деньги великолепно работали, в то время как в Багдаде и других иракских городах еда и товары первой необходимости распределялись по карточкам, люди ходили голодными. Конечно, у Саддама было великолепное оправдание – международные санкции. Вдобавок курды получали международную помощь. Всё так, но свою роль играли и деньги: прежняя, отмененная Саддамом валюта выполняла эту роль в Курдистане полноценно, имея полную свободу отражать баланс спроса и предложения, измерять труд и стоимость. В то время как за пределами «защищенной зоны» был установлен госконтроль над ценами, ужесточались командные методы и все равно не удавалось избежать свирепой инфляции. Новые динары Саддама были «деревянными» – их ни на что официально обменять было нельзя. (А «черный рынок» оценивал их во много раз меньше номинала.) В Курдистане динары-призраки, официально отмененные, свободно конвертировались в доллары и фунты, в турецкие лиры и так далее на любом углу – то есть в обменных пунктах. Некоторый дефицит денежной массы помогал сдерживать инфляцию, поддерживать стабильность цен – подобно тому, как золотой стандарт в свое время делал это в первой половине ХХ века. Обменивались друга на друга в Курдистане и динары – старые на новые, и обратно. Начали с соотношения один к одному. А закончили в 2003-м тем, что за один «ненастоящий» давали 300 «настоящих», имеющих официальное хождение. Каков триумф для курдов и каков парадокс для экономистов! Как же надо было называть эти удивительные деньги? Курдскими – никак, с таким портретом и соответствующими надписями – невозможно. Иракскими – тоже, Багдад от них отрекся. И так появилось в истории денег это странное словосочетание – «швейцарский динар». Почему швейцарский? А потому, что эти банкноты были в Швейцарии напечатаны. Курдам очень нравилось называть доставшиеся им динары именно «швейцарскими» – по аналогии со швейцарским франком, имеющим репутацию чуть ли не самой прочной и стабильной валюты мира. Это пример, как община (почти государство, причем не такое уж маленькое – примерно 3–4 миллиона человек) может длительное время совсем неплохо обходиться самыми странными деньгами, ничем не обеспеченными и не подкрепленными, вообще юридически не существующими. Если есть на то ясно и решительно выраженная воля общества. Еще одно доказательство того, что в действительности деньги – в человеческих головах, а не в монетах, не банкнотах и не деревянных палочках. Дело материальных символов – помогать измерять и фиксировать трансакции, а также регистрировать накопление стоимости. Но вера в силу этих символов непременно должна быть прочной. Поэтому-то, наверно, сразу и не задался эксперимент с другими франками – уральскими, несмотря даже на то, что их рождение имело вроде бы официальное благословение московского правительства. В тот момент российской истории – в самом начале 90-х годов – острая нехватка наличности грозила парализовать экономическую жизнь, да и жизнь вообще. И вот товарищество «Уральский рынок» в Екатеринбурге решило печатать свои собственные деньги – для того, чтобы было чем платить зарплату, пособия и так далее. Выбрали слово «франки» – в честь тех же знаменитых швейцарских тёзок. Многие считают, что таким образом оказывалась поддержка витавшим в воздухе идеям уральской независимости. Ведь валюта, безусловно, важнейший признак государственности. Выполнены уральские франки были капитально, с девятью уровнями защиты, что наводило на мысль о далеко идущих и долговременных амбициях. Для того чтобы детские пособия некоторое время платить, можно было обойтись чем-нибудь попроще и подешевле. И, кстати, в 1993 году на протяжении нескольких месяцев, также при одобрении президента Ельцина, Уральская республика формально существовала. Потом Ельцин передумал и республику своим указом запретил. Сразу стало ясно, что большого будущего нет и у уральской валюты. Хотя одно время она явно приносила некоторую пользу, немного помогая решить великую российскую проблему дефицита наличности. Просто какое-то повторение на новом уровне удивительного «безмонетного периода» русской истории, когда уже в поздние «зрелые» средние века на Руси вдруг исчезли монеты. Крупные выплаты производились слитками серебра или золота, но для покрытия повседневной торговли денег не было, и общины стали снова возвращаться к бартеру и примитивным заменителям денег вроде беличьих шкурок. Только ли татары были в этом повинны? Историки до сих пор спорят на этот счет. Равно как и о том, кто виноват в нехватке наличности, в возрождении бартера и появлении эрзац-денег в 90-е годы ХХ века… Ведь это к тому времени относится оригинальное явление – превращение «безнала» в «нал» стало источником немалых и регулярных доходов для немалого числа людей. Обратите внимание: рубль, вроде бы теперь свободный и конвертируемый, снова пытался выстроиться в иерархию – в виде наличности он стоил ощутимо больше, чем лежа на счету в банке. Но, подводя итоги, были ли деньгами уральские франки? В некоторой, не очень значительной степени. В другой исторической ситуации им могла быть уготована иная, более славная судьба, но на Урале 90-х они успели недолго побыть лишь неким отдаленным подобием английских деревянных «тэлли». В самом конце века они еще раз попытались вернуться в экономический оборот, компенсируя опять-таки проблемы с ликвидностью на промышленном предприятии. Но это уже было больше похоже на фарс – уральские франки закончили жизнь с жирным штампом: «талоны на питание». А вот сертификаты, боны и специальные «чеки» советского времени были в большей степени настоящими деньгами, чем их обычные, официальные «коллеги». Советский рубль потому не мог именоваться полноценной валютой, что ему не разрешали измерять спрос и предложение и служить инструментом ценообразования. Отсюда уже следовало и поражение в других денежных правах, включая и способность конвертироваться в доллары и другие СКВ. Денежные суррогаты Внешэкономбанка и Внешпосылторга свои функции выполняли исправно. Магазины «Березка» снабжали отличным ассортиментом товаров советских загранработников, согласившихся вернуть государству часть своей валютной зарплаты. Но и тут нельзя было обойтись без иерархии. Сначала существовали три категории сертификатов: с синей полосой – для совграждан, трудившихся в соцстранах, желтой – в развивающихся, и совсем без полосы, высшей, самой заветной категории – для тех, кому было оказано высшее доверие: представлять СССР во враждебном капиталистическом окружении. Есть, правда, и более грубое объяснение такой системы – тех, кто работал в капиталистическом изобилии, надо было сильнее мотивировать – чтобы не поддавались всяким соблазнам. Кроме того, сдаваемая ими валюта была элементарно более ценной для государства, вот за нее и давали больше реальных благ. Возможно, все три соображения принимались в расчет. Так или иначе, но разные сертификаты выстраивались строго по ранжиру и имели, соответственно, очень разную стоимость на «черном рынке». В середине 70-х все три категории заменили на одинаковые «чеки Внешпосылторга», которые на чеки вовсе не были похожи, такое название, видимо, дали им, не найдя других. Поражало, что даже копейки печатались на бумаге, чеканить отдельные монеты было, видимо, накладно. Да и как их тогда называть? Алтыном, резаном, куной? Замена, впрочем, была фальшивой – были введены соответствующие коэффициенты для различных по ценности валют: совсотрудник в Ираке мог получить, например, за свою номинальную зарплату почти в пять раз больше, чем его коллега в Польше или ГДР. В какой мере все эти чеки и сертификаты были деньгами? Превосходя нормальный, общий советский рубль по своей покупательной способности и обеспечивая баланс спроса и предложения в замкнутой общине загранработников, они не могли, тем не менее, полноценно выполнять другие денежные функции. Зарплаты высчитывались в так называемых «инвалютных рублях». А вот это уже было по-своему прогрессивное, обогнавшее свое время начинание, поскольку в реальности, физически, таких рублей не существовало вообще. Они были лишь единицей измерения особо ценных трансакций – с заграничными партнерами по торговым и другим обменам. Когда инвалютным рублям надо было материализоваться для выплат, они делали это в форме либо той или иной иностранной валюты, либо, как в случае с совзагранработниками, в этих самых псевдочеках или сертификатах. Отсюда и курс: девяносто инвалютных копеек за доллар США. Откуда отсюда? С потолка… Два мира – реальных денег и денег административных – не могли отделиться друг от друга, им надо было взаимодействовать. Для этого им нужен был посредник, как бы переводчик. Инвалютный рубль во всех своих формах и был таким посредником. Но деньгами в полном смысле слова его считать нельзя. Есть еще один вид бумажных, тоже ненастоящих денег, которые тоже должны соединить два несовместимых мира. Это китайские «деньги преисподней» («Hell Money»), широко применяемые при погребениях. Никаких иных функций у них нет. Эта целая многомиллионная индустрия, поскольку китайцы по всему миру покупают и используют их в больших количествах. На банкнотах обозначены цифры – например, 10 миллионов долларов или даже миллиард – это не имеет решающего значения, цена «адских банкнот» определяется прежде всего качеством выделки, а потом уже только номиналом. Их сжигают в специальных печах, и считается, что они попадают вместе с умершим в преисподнюю, где ему должны либо определить наказание за грехи, либо назначить к перевоплощению, либо отправить в рай. Видимо, предполагается некоторый элемент коррупции в преисподней, коли эти деньги могут помочь в загробной жизни облегчить участь. Но, возможно, они покупают и некие бестелесные удовольствия. Эти загробные деньги, без сомнения, являются и товаром и символом, но совсем не в монетарном, не финансовом смысле слова.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.004 сек.) |