САТИРИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ В ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЙ ДРАМАТУРГИИ

Мы не всегда отдаем себе отчет в том, насколько тесно связаны между собой понятия — САТИРА и ИСТОРИЯ. Это происходит от недостаточного знания сатиры. Прежде чем говорить об исполь­зовании исторического материала в сатире, необходимо выявить характер связи между сатирой и историей.

История нуждается в сатире, как в одном из рычагов своего движения. Маркс удивительно точно указал на сущность истори­ческой функции сатиры: «История действует основательно и про­ходит через множество фазисов, когда уносит в могилу устарев­шую форму жизни. Последний фазис всемирно-исторической фор­мы есть ее комедия. Богам Греции, которые были уже раз в тра­гической форме смертельно ранены в «Прикованном Прометее» Эсхила, пришлось еще раз в комической форме умереть в «Бесе­дах» Лукиана. Почему таков ход истории? Это нужно для того, чтобы человечество весело расставалось со своим прошлым».

Действительно, в истории заложена необходимость в дряхлении и исчезновении каких-то явлений. Заложена эта необходимость и в сознании людей. Это механизм истории, который ставит себе на службу смех, как орудие, как рычаг диалектики, как рычаг расправы с устаревшим прошлым. Только то, что становится смешным, перестает быть опасным.

Если, однако, идущему вперед человечеству нужно со своим прошлым расставаться весело, то объектам сатиры — старому, отживающему, всему тому, что история сталкивает в могилу, совсем не весело расставаться со своим существованием. Оно поэтому оказывает прогрессивным силам, которые его теснят, в том числе и сатире, яростное сопротивление. Сильные мира сего на всем протяжении истории преследовали сатиру неутомимо. В самом деле — на Аристофана подавали в суд. Ювенал был со­слан из Рима в дальний гарнизон в Египет, где и умер. Рабле был приговорен инквизицией к сожжению на костре и спасся только тем, что успел умереть самостоятельно. Даниэль Дефо — автор Робинзона и ряда сатирических памфлетов на тогдашних прави­телей Англии,— не раз выставлялся у позорного столба. Вольтер был изгнан в эмиграцию. Генрих Гейне тоже бежал из родной страны и умер на чужбине. Этот список можно было бы про­должить.

Средством обличения в сатире является смех. Смех, однако, общее художественное средство для всех жанров и видов юморис­тического искусства. Легкая шутка, развлекательная комедия, клоунада, памфлет против конкретного бюрократа или хулигана — тоже вызывает смех. Однако присвоение всем и всяческим произ­ведениям, в которых что-то высмеивается, звания сатирического — не что иное, как растворение понятия сатиры.

От всех прочих видов юмора сатира отличается одним главным признаком — масштабом обличаемого зла, масштабом мишени осмеяния. Объектом насмешек сатиры являются всегда сущест­венное социальное зло, серьезные социальные болезни в их сущест­венных проявлениях, характеризующих не только отдельных но­сителей зла, но и причины, их породившие, их почву... Между тем, с давнего времени вошло в обиход средство против сатиры — ее отрицания как серьезного жанра, всякого рода причесывание, «вырывание зубов», и, главное,— растворение ложек «дегтя» подлинной сатиры в бочках меда и розовой водицы. Последнее достигается безграничным расширением понятия сатира, причис­лением к сатире, всякого мелкого юмора, вплоть до пошлого смехачества, издевки над мелочами быта и т. д.

Одним из основоположников «обезвреживания» сатиры можно считать Джулио Цезаре Скалигера, итальянского эрудита, «грам­матика и врача», жившего в 1484—1558 годах. Он сформулировал четыре признака, гарантирующие добропорядочность произведения.

Численное превосходство положительных персонажей над от­рицательными. Изображение примеров хороших поступков в про­тивовес дурным. Произнесение по ходу действия поучительных сентенций и наставлений. Хороший, оптимистичный конец, нака­зание порока, торжество благонравия и порядка.

Надо признать, что рекомендации Скалигера не утратили своего значения для некоторых теоретиков сатиры и сегодня. Именно их имели в виду наши замечательные сатирики Ильф и Петров: «Скажите, спросил нас некий строгий гражданин, из числа тех, что признали советскую власть несколько позже Англии и чуть раньше Греции,— скажите, почему вы пишете смешно? Что за смешки в реконструктивный период? Вы что, с ума сошли?... Смеяться грешно!— говорил он.— Да, смеяться нельзя! И улы­баться нельзя! Когда я вижу эту новую жизнь, эти сдвиги, мне хочется молиться!... Дайте такому гражданину-аллилуйщику волю,— пишут дальше Ильф и Петров,— он и на мужчин наденет паранджу, а сам с утра будет играть на трубе гимны и псалмы, считая, что именно таким образом надо помогать строительству социализма» ¹³. Не случайно выведенный здесь персонаж неохотно признает не только сатиру, но и советскую власть, хотя и высту­пает, вроде бы, как ее защитник. Именно с таких демагогических позиций, под видом «блюдения» устойчивости социализма, высту­пали и выступают иногда и поныне сторонники сатиры, похожей на молитву, или сторонники измельчения масштабов сатиры до уровня борьбы со всякой мелочью. Что же касается отношения к сатире В. И. Ленина, А. Луначарского, В. Маяковского и других великих представителей революционной публицистики,— они неиз­менно провозглашали сатиру союзником в борьбе со старым ми­ром, против которого вышли на решительный бой.

В эпоху рабовладельчества объектом сатиры являются жесто­кость, чванство, вырождение паразитирующего класса, неува­жение к труду, порождаемое этим строем. В эпоху феодализма — сословное неравенство, его государственное и идеологическое оформление. В эпоху капитализма — объект сатиры — имущест­венное неравенство людей, капиталистическая общественная сис­тема, которая подавляет «маленького», то есть бедного человека. При этом необходимо подчеркнуть, что «сущность комического заключена не в отрицательном характере жизненного явления,— как справедливо отмечал Чернышевский,— а в глубочайшем про­тиворечии между его подлинным содержанием и мнимой ролью, которое оно приписывает себе. Безобразно только то, что не на своем месте. Иначе предмет будет некрасив, но не будет безобра­зен. И поэтому безобразное становится комическим только тогда, когда усиливается казаться прекрасным» ¹⁴.

Вспомним известные произведения мировой сатиры. Многие их персонажи нарочито малы. Кто, например, не знает знаме­нитой песни о блохе. (Слова Гете, Музыка Бетховена, Мусорг­ского). Объект сатиры в ней, конечно, не блоха. Это претензия ничтожества на большую роль. Или вспомним Крошку Цахес Гофмана. Это уродливое существо, которому приписывается все доброе и прекрасное, что сделали другие люди. Его даже начинают находить красивым. Эта претензия ничтожества или претензия чего-то, что пережило себя, на мнимую роль и является объектом сатиры. «Голый король» — мнимо одет, кругом мнимые умники.

От блохи перейдем к Наполеону. Сам великий человек, был прекрасным юмористом. Он автор множества сатирических афо­ризмов. Тем не менее, когда он, бывший революционный генерал, превратился в императора, современник справедливо сказал о нем: «Какое понижение: быть солдатом революции, а стать импера­тором». Наполеон стал хвататься за традиции прошлого, одеваться в тогу римского императора, стал воскрешать пышный, роскошный двор, где появились герцоги, эрцгерцоги, маркизы, бароны, прин­цы... На этой почве он сам стал объектом сатиры, испугался этого и дошел до того, что в мирном договоре с Англией (в «Амьенском мире») записал такое требование: «Все пасквилянты, осмелива­ющиеся осуждать особу императора, должны быть приравнены к убийцам и фальшивомонетчикам и выданы ему с головой...»

Если верно, что объектом сатиры является та или иная серь­езная мишень — социальная болезнь, имеющая существенное значение,— то возможна ли сатира в данном смысле этого слова в нашем обществе, в котором ликвидированы антагонистические противоречия между классами и которое представляет собой самый передовой общественный строй? Вопрос этот ставился некоторыми литературоведами. На него необходимо ответить со всей решительностью: после Великой Октябрьской революции история продолжала и продолжает идти вперед путем борьбы противоречий, путем еще более острой борьбы нового с отжи­вающим, старым. Особенно отчетливо это видно сейчас, когда против перестройки нашей общественной жизни выступают доста­точно мощные силы сопротивления новому. Есть немалое число людей — от бюрократов до тунеядцев — которым хорошо и при­вольно жилось в период застоя.

Немало сатирического материала дает такое явление, как рас­хождение между словом и делом. Что, например, может быть прекраснее девиза «От каждого по способностям, каждому по его труду»? А что может быть опаснее извращения этого положения? Сегодняшняя жизнь дает много тому примеров.

Или возьмем такое явление как мелкособственнические ин­стинкты, противоречащие самой сути нашего общественного строя. На этой почве у некоторых людей развиваются индивидуализм, бездуховность и прочие настроения и качества, характерные для чуждой нам мелкобуржуазной идеологии.

Немалую социальную опасность являют собой национализм и шовинизм — отвратительные пережитки прошлого в сознании людей. В борьбе с такого рода отрицательными явлениями наша сатира является живительной силой, стимулятором очищения и оздоровления общества. Тот, кто сегодня «охраняет» наше об­щество от сатиры, объективно — сознает он это или нет,— мешает его развитию.

Отношение к сатире — один из признаков состояния здоровья общества.

А вот объекты сатиры, носители тех или иных консервативных, застойных, отрицательных черт действительности — они, естест­венно, не верят в свое исправление, да и не хотят исправляться. Их отношение к сатире нередко и выдает их в качестве ее объектов.

Именно поэтому объектом насмешек сатиры всегда в истории были такие явления, как, например, обскурантизм — воинству­ющее невежество. Мольер жестоко осмеивал его на примерах современной ему медицины, в которой подвизалось тогда немало откровенных шарлатанов. «Насмешками над клистиром и крово­пусканием он спас жизнь большему числу людей, чем Дженнер прививкой оспы»,— писал исследователь его творчества польский ученый Т. Бой-Желеньский.

Часто смешивают материал, которым пользуются сатирики, с объектом сатиры. Так, нередко приходится встречаться с нелепым представлением, будто объектами сатиры являются Дон Кихот, Швейк, Тартарен, Остап Бендер. Являясь главными героями сатирических романов, они, тем не менее, не являются объектами сатиры. Ее стрелы в каждом данном случае направлены против общественной среды, против уродливых общественных отношений и явлений, выявляемых коллизиями, в которых действуют герои.

Исторический материал может быть использован для осмеяния современного явления, но сам объектом сатиры быть не может. Сатира всегда имеет современную мишень. Было бы, например, совершенно бессмысленно осмеивать сегодня Боярскую думу. Это явление давно убито временем. Но использовать материал, историческую форму прошлого явления для осмеяния явления актуального — распространенный прием сатиры. И дело отнюдь не в том, что материал прошлого позволяет говорить о явлениях современных эзоповским языком, не впрямую. Дело в том, что сравнение, показ одного явления через другое — важнейший метод искусства, позволяющий прояснить обрисовываемое явление, пре­дмет резче, рельефнее.

Поскольку исторический материал, используемый сатириком, отнюдь не становится при этом объектом насмешки, материалом для сатиры может служить вся история, а не только явления прошлого, заслуживающие нашего сегодняшнего осуждения. Так, например, материалом, использованным для насмешки над офи­циозной царской историографией и славянофильским трактова­нием русской истории в сатирической балладе А. К. Толстого «Русская история от Гостомысла до наших дней», является вся основная историческая канва истории России. Но, разумеется, не она является объектом сатиры.

Итак, история дает сатирику богатый материал. От него самого, следовательно, зависит, насколько он богат этим материалом, то есть сколь широкими знаниями он обладает или вооружился для данного случая.

Цель привлечения для сатиры исторического материала всегда одна: придать убедительность сатирическому обвинению, подтвердить его справедливость. Легко представить себе, насколько про­играл бы фильм М. Ромма «Обыкновенный фашизм», если бы вместо документальных кадров в нем были бы созданы игровые, и не подлинный Гитлер застывал бы в сатитирическом стоп-кадре с поднятой ногой, а загримированный актер.

Перечислю несколько основных приемов использования исто­рического материала для создания сатирических образов.

Уподобление деятеля, современного сатирику, тому или иному деятелю прошлого, фигура которого в данной обстановке явля­ется одиозной, либо сравнение с которым обличает непомерную амбицию современного деятеля. Вспомним, например, характе­ристику, данную Маяковским Керенскому:

«Забыв про дела и про партии. Идет на дежурную речь. Глаза у него бонапартии И цвета защитного френч».

Сатирическая обработка самих исторических документов. Речь, разумеется, идет не о фальсификации и не об извращении смысла документов. Речь идет о подаче их под соответствующим сатири­ческим углом зрения. Немало образцов этого дает революционная сатира.

Сатирический плакат 1905 года простейшим способом разоб­лачает лживость царского манифеста от 17 октября, с демагоги­ческими целями провозгласившего демократические свободы. Ма­нифест-листовка был совершенно точно воспроизведен в том самом виде, в каком он расклеивался на стенах официально, но с «не­большим» дополнением: на тексте был изображен отпечаток кро­вавой пятерни. Эта пятерня «за подписью» Николая II — блестя­щая сатирическая находка. Ее надо было придумать, «увидеть» глазом сатирика.

Важнейшим сатирическим жанром использующим зачастую исторический материал, является памфлет. Коммунистический манифест Маркса и Энгельса содержит в своей критической части убийственный обличительный очерк грабительского характера генезиса капитализма. Но особенно достается там различным видам реакционного социализма. Ярко разоблачен, например, мнимый характер социалистического движения феодальной арис­тократии, недовольной развитием капитализма. Ее критика капи­тализма само собой шла с позиции — назад к прошлому: «Аристо­кратия размахивала нищенской сумой пролетариата,— писали Маркс и Энгельс,— чтобы повести за собой народ. Но всякий раз, когда он следовал за ней, он замечал на ее заду старые феодальные гербы и разбегался с громким непочтительным хохотом».

Широко пользуются сатирики формой известных исторических документов для наполнения их сатирическим содержанием. Так, например, знаменитое письмо запорожцев турецкому султану было в 1941 году использовано как форма для послания героичес­ких защитников полуострова Ханко Маннергейму. Отметим, что и само письмо, якобы посылавшееся запорожцами султану в XVII веке, было в действительности ни чем иным, как сатирическим памфле­том на притязания султана покорить вольных сечевиков.

Еще на заре нашей советской эпохи Маяковский говорил: «Надо вооружиться сатирическим знанием. Я убежден — в буду­щих школах сатиру будут преподавать наряду с арифметикой и с неменьшим успехом». Возможно, эта мечта поэта осуществится. Деятелям искусства, особенно тем, кто по роду своей работы обращается к темам политической публицистики, верное пони­мание сущности сатиры, знание основных приемов и методов работы над созданием сатирических образов совершенно необ­ходимо.

Поиск по сайту: