Слова иностранного происхождения

Некоторые слова иностранного происхождения при их попытке перевести на другой язык становятся очень неуклюжими.

Так полагает и Шопенгауер, когда пишет: «Для неко­торых понятий только в одном языке находится слово, ко­торое заимствуют потом другие языки: таковы латинс­кое «аффект», французское «наивный», английское «джентльмен» и многие другие. Подчас чужие языки вы­ражают новые понятия даже с нюансами, которых со­бственный язык не имеет, и вместе с которыми мы те­перь и это понятие воспринимаем. И тогда каждый, кого беспокоит точное выражение своих мыслей, применит это слово другого народа, не обращая внимания на вы­думки педантичных пуристов».

С большим темпераментом выразился и Якоб Гримм в книге «О педантизме в немецком языке» (малый трак­тат 1): «Германия имеет обыкновение создавать рой пу­ристов, которые, подобно мухам, садятся на краешек на­шего языка и тонкими щупальцами ощупывают его. Будь по их желанию..., так вскоре наша речь кишела бы жут­кими образованиями вместо простых и естественных слов иностранного происхождения.

Сегодня мы смеемся над потерпевшими неудачу поборниками немецких слов. И тем не менее благодар­ны таким людям, как Цезен и другим за слова, сохранив­шиеся в немецком варианте: свобода совести, страсть, договор, автор, трагедия, ученик (в профессиональном обучении).

Мы установили, что многие из предложенных в кон­це 19 века онемеченных слов добились признания; соот­ветственно, сосуществуют сегодня, например: билет — проездная карточка (Fahrkarte); аэроплан — самолет (Flugzeug); дефицит — недочет (Fehlbetrag); декрет — пос­тановление (Verfugung); емкость (Kapazitat) — вмести­мость (Fassungsfermogen). С другой стороны, попытки перевода иностранных слов сегодня вызывают лишь улыбку.

Современному оратору рекомендуем придерживаться следующего правила: не употреблять слов иностранного происхождения, если их легко заменить немецкими словами.

101"

Правильно говорят: употребление иностранного слова — это дело удачи. Даже в двух отношениях. Во-первых, правильно ли оно употреблено, во-вторых, понятно ли слушателю. Есть много иностранных слов, которые то и дело встраиваются в структуру нашей речи. В особеннос­ти они приобретают «хозяйские права» в качестве спе­циальных выражений. Прежде чем употребить иностран­ное слово, оратор должен себя спросить, понятны ли спе­циальные выражения также и слушателю. Лучше объяс­нить понятие подробнее, чем в недостаточной степени, в противном случае слушатели перестают понимать и слу­шать. В качестве негативного примера я приведу телеви­зионную передачу в апреле/мае 1986 г. Ученый-физик говорил о последствиях радиоактивного загрязнения пос­ле аварии на Чернобыльской АЭС. Его задача - разъяс­нить немецкому населению опасность случившегося. По большей части понимание достигнуто не было: речь изо­биловала специальными терминами, которые не объяс­нялись или объяснялись не в достаточной мере, или объ­яснение давалось слишком быстро. При этом некоторые иностранные слова казались легко переводимы, но гово­рилось Containment вместо «защитная оболочка», про­филактика вместо предупреждение, а шпинат, почва или целые регионы были контаминированы вместо «пораже­ны» радиоактивностью, что было бы понятно каждому. Всегда избегать иностранных слов не следует, но упот­реблять их в речи нужно сдержанно, не давая «буйно раз­растаться» в языке.*

Обратите внимание, как переход к рыночной экономике открыл шлю­зы мощному потоку иностранных терминов. Некоторые ушли, а другие прочно вошли в нашу жизнь, приняв формы, свойственные русским словам: оффшорная зона, инвестиции, аудит, инфляция, дисконт, ле­гитимность и т. д. Новая форма государственного управления в актив­ный словарный запас ввела слова — спикер, сенатор, президент, импич­мент, инаугурация. Этот процесс подтверждает мысль В. Белинского, высказанную еще в 19 в. «Изобретать свои термины для выражения чужих понятий очень трудно...» С новым понятием, которое один на­род берет у другого, он берет и самое слово, выражающее это понятие.

♦ Главное правило выбора слов гласит: просто, точно, наглядно и разнообразно.

«Заботьтесь о том, чтобы Ваши мысли имели хорошую упряжку слов»(Спэрджен).

Тайна хорошего оратора: берет обыкновенные слова и произносит необыкновенную речь. У

3.3.3 О стиле предложений

Что такое предложение? В языкознании мы находим сотни определений. «Предложение является выражени­ем одно- или многосоставного содержания мысли, с по­мощью высказывания, то есть фиксации слов»(Мориц Регула).

Ученый-языковед Ричард Мейер дал следующее разъ­яснение: «Под предложением мы понимаем полностью понятный (без всякого дальнейшего разъяснения) отре­зок речи. Мы не предъявляем к предложению никаких специальных синтаксических требований: одного лишь возгласа наподобие «огонь!», одночленного вопроса типа «жив?», неопределенной угрозы вроде «вот я вам» совер­шенно достаточно для достижения общего понимания».

♦ Наряду со смыслом предложения для оратора первоо­чередное значение имеет длина предложения.

В целом коротких предложений должно быть больше, чем длинных.

Предложения с длинными периодами пропускают мимо ушей. Многие придаточные предложения (Neben-satze) становятся туманными предложениями (Nebelsat-ze), так как их длина действуют на сознание подобно дымовой завесе.

Предложение следующего типа также труднообозри­мо. Если его произнести, оно почти непонятно слушате­лю: «Тот, кто покажет того, кто сбил дорожный указа­тель, который стоит на мосту, который лежит на пути, который ведет на Золтау, получит вознаграждение» (официальное объявление из газеты). Предложение с перио­дами для слушателя вроде бега с препятствиями. Каждая часть предложения — это барьер, который с трудом пре­одолевается.

Марк Твен с полным правом посмеивался над мно­гими немецкими предложениями, в которых придаточ­ные предложения сплетались одно с другим «точно до­ждевые черви в банке рыбака».

Что такое железная дорога, знает каждый. Но опре­деление, которое дал имперский суд в решении от 17 мар­та 1879 года, настолько своеобразно, что до сих пор со­храняется в учебниках: «Железной дорогой называют предприятие, занимающееся повторным перемещением людей и вещей на значительные расстояния по металли­ческим опорам, которые благодаря их консистенции, конструкции и гладкости делают возможной транспор­тировку тяжелейших масс при соответственном достиже­нии относительно высокой скорости движения транспор­та, и благодаря этой особенности, в соединении с исполь­зуемыми для создания движения транспорта кроме этого естественными силами — паром, электричеством, меха­нической силой или животной мускульной деятель­ностью, при наклоне плоскости пути, а также с помощью собственной тяжести транспортных емкостей и грузов и так далее — способны при эксплуатации предприятия оказать сравнительно могущественное действие, в зави­симости от обстоятельств лишь целесообразно полезное или даже губящее человеческую жизнь и вредящее здо­ровью человека».

«Каков натиск мыслей в периодах!»- сказал бы Мерике. Железная дорога берет реванш следующим образом: «Имперский суд является организацией, которая должна идти навстречу общему пониманию, но иногда сама не во всем может избежать появления не столь уж малых, а зна­чит относительно больших ошибок в построении предло­жений на наклонной плоскости канцелярского стиля,

сделавшегося несносным из-за витиевато выражающих­ся особ, подбрасывающего определения, способные ока­зать действие, вредное для человеческого чувства языка».

Адольф Дамашке приводит в своей книге «Популяр­ное искусство речи» следующий пример из доклада од­ного профессора истории: «Подумайте, как прекрасен воин, который, доставив в Афины послание, возвестив­шее победу, которую афиняне, хотя они были в меньшин­стве, одержали при Марафоне, умер». Это можно назвать риторическим вьющимся растением. Для слушателя была бы мучением выслушать и половину такого предложения.

Старое школьное правило справедливо и для речи: Новая мысль — новое предложение! И возможно больше предложений в активной форме: они увлекают слушате­ля больше, чем предложения в пассивной форме! (Про­стейший случай: «Я сразу узнал его» вместо «Он сразу был узнан мною».)

Вместо придаточных предложений мы образуем пред­ложения по способу сочинения. (Уже Людвиг Райнер за­метил, что в старой народной песне о королевских детях тоже не говорится: «Двое королевских детей, так любив­ших друг друга, не могли встретиться, потому что вода, разделявшая их, была слишком глубокой», но: «У короля было двое детей, они любили друг друга, но не могли встретиться, потому что вода, разделявшая их, была слишком глубокой».) Это, однако, не означает, чтобы оратор придерживался астматического стиля и категори­чески избегал длинных предложений. У многих ораторов мы находим при случае в момент кульминации оборот; пространно задуманный, он, однако, делится паузами на смысловые блоки, которые содержат важные высказы­вания. Например, «Мы, немцы, /не можем - даже в ин­тересах укрепления нашей позиции на переговорах / — требовать от наших союзников, / чтобы они в вопросе, в котором на карту поставлена наша судьба, / как и их со­бственная, / добывали для нас успех в области обороны,

\

в то время, как мы стояли бы рядом, засунув руки в кар­маны. Это исключено!» (Выступление Фрица Эрлера пе­ред бундестагом, декабрь 1961 г). Здесь оборот состоит из семи частей. Но риторическим приемом является:

1) смысловая вершина высказывания не остается бес­цветной и абстрактной (наподобие: «в то время как мы не участвовали бы в достижении успеха»), но использует пластическое, образное сравнение «засунув руки в кар­маны»;

2) для усиления высказывания следует короткое пред­ложение. Никогда не нужно нагромождать обороты.

Ромен Роллан в своих воспоминаниях писал об ора­торе Жоресе: «Когда он воспламенялся или возбуждал­ся, то использовал необычайно длинные периоды; они катились подобно красным шарам, одно слово выскаки­вало вперед, пылающее, неожиданное и вколачивало со­держание его мыслей во враждебнейшие умы».

Выдающийся оратор Бриан описывает действие стилистически неправильных высказываний (в книге «Франция и Германия»): «Зачастую гораздо большей убедительностью и силой воздействия обладают выска­зывания, которые под действием возбуждения, передаю­щегося от окружения к оратору, грешат неправильнос­тями. Они эффективнее и действеннее, чем иные грамот­но построенные и тщательно приглаженные риторичес­кие творения».

В оборотах зачастую наблюдается неправильное со­гласование слов. Оборот легче начать, чем закончить. Если внимание недостаточно сконцентрировано, то лег­ко теряется нить высказывания и заканчивают не так, как это было бы грамматически верно.

Неправильность согласования также может состоять в неполноте предложений, т. е. пропуске какого-либо члена предложения.

Приведем пример неправильного согласования внут­ри оборота. Английский государственный деятель Макдональд в 1924 г. перед вступлением на государственную должность после победы Лейбористской партии на выбо­рах выкрикнул своим ликующим приверженцам: «Теперь, когда мы исполняем службу, — я последним буду считать своих цыплят прежде, чем они будут высижены; а цыпля­та еще не высижены, если даже яйца нормальны и произ­водят впечатление способных развиваться в соответствии с естественными законами - если нам также представится возможность, то мы будем исполнять службу, чтобы пы­таться преодолеть разнообразные и удручающие труднос­ти, которые в настоящий момент гнетут нашу нацию, Ев­ропу и весь остальной мир».

Начало предложения «теперь, когда мы исполняем службу» совсем не развивается; также нет развития пос­ле вставки с полным юмора сравнением с цыплятами. Макдональд потерял обзор предложения, но примеча­тельно, что нет грамматической ломки. Убедительность высказывания основана на противопоставлении весело­го сравнения и последующей серьезной целевой мысли (цыплят высиживать - преодолевать удручающие труд­ности всего мира!) Мы констатируем: оратор привык к стилю, в котором длинные и короткие предложения че­редуются и внутри оборота образуют отдельные фрагмен­ты. Он остерегается втискивать слишком многое в одно предложение.

«Если же у оратора склонность к стилю ленточных червей, то предложения так длинны, что их нужно раз­резать», - сказал Райнерс. Тяжело понимать длинные предложения. Короткие предложения в удобной, четкой формулировке уместны в убеждающих речах.

Предлагаем два маленьких приема, чтобы сделать текст свободным и прямолинейным. С этой целью в тек­сте употребляйте:

• больше простых предложений - меньше придаточ­ных! (Пример: «Этот результат, который в значи­тельной мере согласуется с прежними, нам очень

четко показывает» Лучше: «Этот результат в значи­тельной мере согласуется с прежними. Он нам очень четко показывает...»;

• употребляйте придаточные предложения времени со словом «затем» вместо «потом»! {Пример: «После того, как мы два часа дискутировали, мы достигли согласия». Лучше: «Мы дискутировали в течение двух часов; затем пришли к согласию». Точка с за­пятой является «талией» предложения!). Сегодня не рекомендуем допускать любые преувели­чения, пафос и вычурность.

Однажды в докладе естествоиспытателя прозвучало такое предложение: «Эта потенция мира обладает в себе пластической способностью распространения бесконеч- ной эволюционной диверсификации своих явлений». Разве он не должен был сказать просто: «Природа порож­дает бесконечно много разнообразных явлений?».

Оратор не должен держать себя неестественно. Вити­еватая речь ведет к напыщенному стилю.

(Любитель простоты Маттиас Клаудиус очень ценил Клопштока, но однажды сказал: «Мы с ним совершенно различны. Если Клопшток зовет слугу, он восклицает так: "Ты, который кажешься меньшим, чем я, и все же рав-ный мне, приблизься ко мне и быстро освободи меня, склонившись к нашей матери-земле, от мук, создаваемых гнетущей меня, осыпанной пылью, телячьей кожей". Я при этом сказал бы только: «Иоганн, сними мне сапо­ги!») Хороший оратор избегает любой неопределеннос­ти. Оратор, который сам не определился, но с чрезмер­ной осторожностью оперирует словами:«возможно», «же­лательно», «может быть» — вызывает отвращение.

Часто слышишь также: «На основе определенного опыта (или предположения) я решился...» Далее мы на­зываем этот опыт или предположение. Неясность часто возникает, если неизвестно, к какому предшествующему

существительному относятся последующие личные мес­тоимения. (По поводу эпидемии бешенства бургомистр дал следующее объявление: «Если кто-либо выпустит сво- его пса свободно бегать кругом, тот будет расстрелян». Местный совет на следующем заседании раскритиковал эту формулировку, правда, не предложив ничего лучше­го. На следующий день бургомистр придумал поправку. Все неясности были устранены. Предложение звучало так: «Если кто-либо выпустит своего пса свободно бегать кругом, тот будет расстрелян, пес».) Завершенные и от­точенные формулировки зачастую настраивают слуша­телей скептически и приводят к полному равнодушию. (Остроумной, но утрированной и циничной была фор­мулировка одного литератора: «Политика есть искусст­во раздобыть у богатого деньги, а у бедного — избиратель- ные бюллетени, под предлогом защиты каждого из них друг от друга».)

Есть много причин, которые мешают слушателям (на­пример, чрезмерное заострение внимания слушателей, высокопарная речь оратора, излишне частое повторение частей речи.) Ошибки, которые замечают у других, час­то совершают сами, не замечая этого. (Бисмарк расска­зал, как он со своим приятелем-сокурсником хотел оту­чить одного торговца табаком в Геттингене от постоян­ного повторения слов. Однажды они говорили с торгов­цем, подражая ему: «Мы хотели бы, мы хотели бы, таба­ку, табаку, сто граммов, сто граммов, по двадцать крей- церов, по двадцать крейцеров...» И они развлекались пос­ле покупки, после покупки, еще долгое время, еще до­лгое время, беседуя с торговцем, с торговцем. Когда же покинули лавку, торговец, покачав головой, сказал, об­ращаясь к жене: «Ну надо же, ну надо же, смешные люди, смешные люди, каждое слово говорят дважды, каждое слово говорят дважды!» «Хорошее выражение ценно в той же мере, что и хорошая мысль» (Лихтенберг).

♦ Я обобщаю самое важное для звучащей речи: лучше все-} го мы говорим, используя предложения, которые дос­тупны на слух и благодаря этому понятны. Длинные и короткие предложения чередуем. И предпочитаем предложения в активной форме.

«Улучшить стиль — значит лучше высказать мысль, и ничего больше»(Ницше).

Поиск по сайту: