Город в огне

Вначале о пожаре ничего не знали даже в полицейском управлении. Люди, находившиеся на смотровых площадках огромных, в милю вышиной, башен, видели столбы огня где-то у горизонта и по привычке не обращали на них ни малейшего внимания, считая, что пожарная ситуация в городе не вызывает опасений, поскольку находится под полным контролем.

Официальные лица также не замечали огненных столбов, поднимавшихся над трущобами, ибо их вниманием теперь безраздельно владел Джексон Мид. Трущобные жители успели привыкнуть к пожарам и поджогам, однако на сей раз огненные столбы поднимались куда выше и их было куда больше, чем обычно. В то время как все прочие обитатели Нью-Йорка прятались от холода в своих комфортабельных домах и квартирах с беззаботно игравшими детьми и собаками, спавшими возле каминов, на город наступала незримая армия, обращавшая в пепел и прах его улицы и дома.

После Рождества прошло два дня. Молодые мужчины и женщины беззаботно танцевали в «Плазе», подъемники с ревом сновали по строительной площадке, на автострадах Бруклина и Квинса гудели тысячи машин, заводы продолжали свою ритмичную работу. Недремлющие юристы рылись в грудах распоряжений и правил, обосновывая необходимые решения. Глубоко под землей ремонтники вели нескончаемую войну с трубами и кабелями, обеспечивавшими город светом и теплом. Они двигались с неутомимой решимостью танкистов, управляющих тяжелой техникой, пытались проворачивать огромные десятифутовые гаечные ключи, бесстрашно взирали на разрывы снарядов, прорывали ход за ходом, вели за собой по темным туннелям батальоны рабочих, освещая себе путь шахтерскими лампами. Наряды полиции носились с вызова на вызов, биржевые брокеры держали в каждой руке по шесть телефонных трубок, ученые, стараясь не отвлекаться, корпели над своими трудами. Женщины в белых и розовых платьях кружили в объятиях мужчин в строгих черных костюмах и в белоснежных рубашках по «Плазе». Лысеющие виолончелисты с тонкими усиками и на удивление развратными лицами наполняли музыкой зал с мраморными колоннами, что был украшен розовыми и золотыми лентами, гроздьями свисавшими с колонн и с потолка. На спинки кресел были наброшены прохладные на ощупь норковые шубки. Мимо здания клуба чинно проезжал экипаж за экипажем, северный ветер позванивал заиндевевшими ветвями деревьев. Никто не понимал того, что всему этому веселью вот-вот должен был прийти конец.

Где-то в глубинах трущоб, улицы которых постепенно превращались в безликие бурые пустоши, жили старик и его старуха, державшие маленькую лавочку. Ее деревянные полки обычно были пусты, и лишь время от времени на них появлялись мешки с рисом и сахаром, наполненные керосином бутылки из-под лимонада, старая посуда и уродливые сморщенные овощи. Единственная их комнатка освещалась лампой, заправлявшейся бараньим жиром и отработанным маслом. В самые морозные дни старик и старуха натягивали на себя всю свою одежду и прятались от холода в маленькой каморке, находившейся за грубой, сшитой из мешковины занавеской. Время от времени старик отправлялся на поиски щепок, которые он сжигал в старом кофейнике. Большую часть времени они сидели совершенно неподвижно, понимая, что любое неосторожное движение может стоить им жизни. И все-таки умерли они вовсе не от холода. Они сгорели.

В тот момент, когда веселье в «Плазе» достигло апогея, а вальсировавшие красавицы с голыми плечиками исполнились особой чувственности, старик и старуха услышали странные звуки, походившие разом на шум океанского прибоя и на рев пламени.

Они услышали вой ветра и топот множества людей, которые в эту минуту напоминали диких животных, пытающихся спастись от лесного пожара. Кто-то забарабанил по двери лавки. Старик нервно сглотнул, боясь пошевелиться. По щекам старухи покатились слезы. Тем временем входная дверь слетела с петель и в лавку вбежало не меньше полусотни низкорослых грабителей; они в мгновение ока смели содержимое полок, свалили в кучу доски, ящики и коробки и подожгли своими факелами не только сломанную утварь, но и занавеску, за которой прятались хозяева лавки.

Пламя бушевало уже по всей округе. Оно пожирало неказистые деревянные строения и застывшие от ужаса деревья и расползалось по пропитанным нефтью берегам зловонных речушек и каналов.

Джексон Мид сидел в своей темной комнате, окна которой выходили на залив. Он избрал главным наблюдательным пунктом тридцатый этаж относительно невысокого здания, хотя мог бы устроить его куда выше. Он считал, что в данном случае наблюдательная позиция не имеет никакого значения, будь это заурядный тридцатый этаж или крыша десятимильного небоскреба. Избранное положение – не высокое, но и не низкое – устраивало его как нельзя лучше, поскольку он любил говаривать: «Быстрее всего время утекает через средние врата». Смысл этих таинственных слов оставался неведомым как Мутфаулу, так и господину Сесилу Були, которые тем не менее прекрасно понимали, что Джексон Мид ничего не говорит просто так.

Смонтированная им гигантская машина уже не нуждалась в его контроле, он лишь вполглаза присматривал за разраставшейся в ее недрах чудовищной работой. Тысяча директоров взирала на тысячу экранов, директоров этих, в свою очередь, контролировали старшие контролеры, у которых существовали собственные руководителя и руководители руководителей. Работа велась денно и нощно не только на выросших над заливом прозрачных башнях, но и в нескольких десятках огромных подземных бункеров, где и находились все руководители проекта.

Джексон Мид спокойно следил за происходящим из своего надежно охранявшегося наблюдательного пункта. Время от времени к нему заходили Сесил Мейчер и Мутфаул, дававшие ему краткий отчет о ходе строительства. Большую же часть времени он в полном одиночестве молча наблюдал за работой строительных машин и подъемников.

В тот момент, когда в помещении наблюдательного пункта в очередной раз появился Мутфаул, Джексон Мид смотрел на огни висящих в небе вертолетов.

– В городе начались пожары, – тихо сказал Мутфаул. – С каждой минутой их становится все больше и больше.

– Где именно? – спокойно полюбопытствовал Джексон Мид.

– На дальних окраинах, то есть примерно в пятидесяти милях отсюда.

– Огненных бурь еще нет?

– Как сказать. Огонь распространяется достаточно быстро, словно это не город, а жнивье.

– Через несколько дней пожары начнутся и здесь, и небо станет черным от дыма…

– Следует ли мне известить об этом нового мэра?

– Неужели он еще ничего не слышал?

– Насколько мы можем судить, нет.

– Ну что ж. В скором времени он узнает об этом и сам.

– Если мы вовремя предупредим мэра о грозящей городу опасности, он сможет его спасти!

Джексон Мид покачал головой и повернулся к своему подчиненному.

– Доктор Мутфаул, мы терпели неудачи вовсе не потому, что ошибались в расчетах. Нас всегда подводили внешние обстоятельства.

– Сэр?

– Сами по себе молитвы, если они не будут услышаны, ничего не значат. Мы можем начать строительство моста с этого берега, но скажите, куда он будет вести? Мы и поныне не знаем ни того, где находится тот, другой берег, ни того, что будет являться дальней опорой нашего моста.

– Выходит, мы просто сгорим?

– Кто знает. Дело ведь не в самом огне, а в том, чем он отзовется в человеческих душах, рядом с которыми наше сооружение при всей его грандиозности кажется чем-то постыдным и жалким. Город сгорит хотя бы потому, что он уже прожил отмеренный ему срок. В этом мире нет и не может быть ничего вечного – все должно сгореть в огне любви или гнева. Если человеческая душа в этот миг исполнится своего подлинного величия, мы тут же окажемся на другом берегу. В противном случае возведение этого моста станет невозможным и потеряет всяческий смысл.

– Да-да, кажется, я вас понял, – закивал Мутфаул. В комнате появился Сесил Мейчер.

– Пламя пожаров преодолело тридцатимильное кольцо! – сообщил он. – Оно распространяется с неимоверной быстротой!

– А что слышно о Питере Лейке? – спросил Джексон Мид, повернувшись спиной к окну.

Сесил покачал головой и, устало прикрыв глаза, ответил:

– Ни слуху ни духу.

Эбби лежала неподвижно так долго, что о ее смерти мать узнала только после того, как на мониторе появилась горизонтальная черта, а системы срочного вызова дежурной сестры и врача отключились. Ни одна из этих машин так и не смогла помочь маленькой Эбби Марратта.

Жужжание монитора показалось Вирджинии звуком трубы, возвестившей о кончине мира. Госпожа Геймли плакала навзрыд. Она никак не могла поверить, что ее маленькая внучка, прожившая всего несколько лет, могла умереть прежде, чем умрет она, ее бабушка.

Вирджинии стало трудно дышать. Она не сводила глаз с покрывала, наброшенного на бездыханное тельце Эбби. Секунда проходила за секундой, минута сменялась минутой, но чуда не происходило. Внезапно ее внутреннему взору предстала настолько яркая и живая картина, что она тут же устыдилась ее неуместности, которую можно было уподобить разве что смеху во время богослужения, что, впрочем, не помешало ей тут же перенестись в иное время.

Стояло невыносимо жаркое лето. В наползавшей с залива горячей дымке угадывались темные силуэты зданий, подчеркивавшие необычайную белизну паривших в небе невесомых облаков. Из тумана выплыл смешной старомодный паром с высокой трубой, который направлялся к находившемуся неподалеку от Бэттери причалу. Судя по положению солнца и по жаре, стояла середина июля. Палубы были усеяны пассажирами, с нетерпением ожидавшими прибытия на берег. Над их головами виднелось множество легких белых зонтиков, вызывавших в памяти образ одуванчиков. Мужчины в тщательно отглаженных светлых льняных рубашках светились как белые фонарики. Паром подошел к самому берегу, остановился. Отполированные до блеска ручки турникета распахнулись, и народ хлынул на берег. Вирджиния неотрывно смотрела на незнакомую ей молоденькую хрупкую девушку в светлой блузке, которая поднялась на трап и прошла через терминал одной из последних.

Ее вид не просто тронул Вирджинию, но исполнил ее светлой радости и счастья. Тем временем девушка – ей было не больше пятнадцати-шестнадцати – миновала турникет, к которому Вирджинию не подпускали, и исчезла в лабиринте темных душных улиц.

Она вновь увидела перед собой накрытое белым покрывалом тело маленькой Эбби и вспомнила о том, что целую неделю не получала вестей от Хардести.

– Понимаешь, – прокричал Хардести, пытаясь не отстать от несшегося по темному туннелю подземки Питера Лейка, – после того как ты купишь жетон, ты имеешь полное право проехать по туннелю.

– Я все это знаю, – ответил на бегу Питер Лейк.

– Тогда куда ты бежишь?

– Неужели ты их не заметил?

– Кого?

– Тех типов в черных куртках!

Хардести тяжело дышал. Он не мог угнаться за механиком, который, подобно олимпийскому чемпиону, без видимых усилий несся вперед и сбавлял скорость единственно из снисхождения к своему немощному компаньону.

– Этих коротышек?

– Да, этих коротышек, которые только и знают, что убивать, грабить и устраивать поджоги! Теперь эти коротышки бегут за нами.

Они остановились. Хардести перевел дух и прислушался. Из глубины туннеля доносились странные звуки, похожие на топот сотни крысиных лап.

– От них теперь просто нет прохода, – усмехнулся Питер Лейк, – хотя время от времени они куда-то исчезают. Я даже рад тому, что они существуют. Не будь их, я жил бы совсем иной, призрачной жизнью.

– Я видел их в Кохирайсе, – отозвался Хардести. – Как это я сразу не сообразил, что они могут появиться и в городе, ведь ими явно движет чувство мести!

– Кохирайс… – задумчиво повторил Питер Лейк. – Знакомое название…

– Там находится дача Пеннов.

Питер Лейк никак не отреагировал на эти слова.

– Гарри Пенн – наш работодатель.

– Никогда о таком не слышал, – ответил Питер Лейк.

Оказавшись на станции «Тридцать третья улица», они запрыгнули на платформу, несказанно удивив своим появлением стоявших на ней пассажиров, которые удивились еще больше, увидев, что вслед за ними из туннеля выбежала целая сотня возбужденно кудахтавших Куцых Хвостов, одетых в дешевые черные костюмы, изрядно потрепанные невзгодами, непогодой и временем. Куцые Хвосты были вооружены инкрустированными жемчугом ножами, кастетами и гигантскими пистолетами, рукоятки которых были украшены изображениями нагих красоток.

Хардести и Питер Лейк перемахнули через ворота Грамер-си-парк и понеслись к дальней его стороне. Большей части Куцых, походивших в эту минуту на взмыленных горностаев, так и не удалось перебраться через высокую парковую ограду, однако часть из них все-таки протиснулась между ее прутьями. Они бежали по превратившейся в сплошную стройку площади Мэдисон, где появилось множество новых зданий с правлениями крупных корпораций. Они пробежали под старыми, отливавшими медью эстакадами, чьи стенки, изъеденные непогодой, поблескивали плоскими металлическими лунами, и под огромными часами, на которых помигивали красные и белые цифры. Окончательно согревшийся и пришедший в себя Хардести бежал теперь вровень с Питером Лейком.

Они хотели сбросить Куцых с хвоста, сделав круг по району, однако после каждого поворота неизменно видели у себя за спиной преследователей, которые были такими же вездесущими, как едкая гарь, стоявшая над городом. Едва завидев беглецов, расставленные по всему городу часовые Куцых тут же оповещали своих сообщников об их появлении, и охота на лис возобновлялась с новой силой, при этом роль охотничьих горнов и красных флажков играл их истошный, пронзительный крик, а также хрипы, стоны и даже вздохи. Питеру Лейку пришла на ум неожиданная идея.

– Послушай, – обратился он к Хардести. – Они кругом и всюду, и меньше их, похоже, уже не станет. Наверняка они настроены решительно, однако до сих пор мне удавалось совладать с ними, и после каждой новой схватки я, как ни странно, становился все сильнее и сильнее. Сейчас за нами гонится около полусотни Куцых, но ты знаешь, я их почему-то не боюсь… Я – механик, а механикам, как ты понимаешь, приходится иметь дело с универсальными законами, которые считаются вечными. Ну, так вот… В последнее время в мире стали происходить очень странные вещи. Его законы конечно же не изменились, но мы, похоже, заняли в нем какое-то иное положение, понимаешь? Другими словами, у нас появились способности, не поддающиеся логическому…

– Говори проще! – перебил Питера Лейка Хардести.

– Куда уж проще?! Нам нужно найти какой-нибудь тупичок и испробовать свои новые силы на деле.

– Я не против.

– Если мне не удастся с ними совладать, эти курносые бестии покончат с нами в одну минуту.

– Ты можешь испробовать свою магию на Верпленк-Мьюз, – ничуть не смутившись, ответил Хардести. – Места там предостаточно, да и прохожих там никогда нет.

– При чем здесь магия? – удивился Питер Лейк, поворачивая на заканчивавшуюся тупиком аллейку. – Я говорю о перераспределении.

– Не важно, – перебил его Хардести. – В крайнем случае, я всегда смогу прийти тебе на подмогу.

Появившиеся в створе тупика Куцые Хвосты походили на сгрудившееся перед входом в каньон стадо овечек. Сначала они полностью перегородили вход, затем стали неспешно продвигаться вглубь, лязгая своими пружинными ножами и поигрывая цепями, к которым были привязаны опасные бритвы.

– Отлично, – произнес Питер Лейк как ни в чем не бывало. – Пока я сидел на крыше, я успел продумать…

– Хватит болтать! – вскричал Хардести. – Они уже здесь!

– Обижаешь, – хмыкнул Питер Лейк. – Сейчас ты и сам все увидишь.

Он закатал правый рукав, зажмурил левый глаз и, протянув руку в сторону Куцых Хвостов так, словно это была не рука, а винтовка, сжал кисть в кулак.

Один из Куцых Хвостов тут же выронил из рук свое оружие и, побагровев от недостатка воздуха, рухнул наземь. Куцые Хвосты изумленно замерли.

Тем временем Питер Лейк поднял кулак вверх, после чего один из бандитов медленно поднялся в воздух.

– Сейчас испробуем… – довольно произнес Питер Лейк.

– Работает, и еще как! – воскликнул Хардести.

– Посмотрим, – пожал плечами Питер Лейк и, опустив кулак вниз, заставил Куцего рухнуть наземь, после чего резко поднял руку и разжал кулак.

Куцый Хвост с диким воем взмыл ввысь подобно ракете класса «земля – воздух» и исчез в сгущавшихся над городом тучах.

– Действительно работает, – согласился Питер Лейк. – А теперь я хочу проделать фокус с арканом.

– Давай-давай. У тебя здорово получается!

Используя ту же технику, Питер Лейк схватил еще одного Куцего и поднял его над крышами окрестных зданий. Не разжимая кулака, он принялся с безумной скоростью раскручивать его над трубами конюшен. Куцый Хвост, за которым с интересом следили его товарищи, походившие в эту минуту на свору собак, наблюдающих за полетом злобного шмеля, носился по небу все быстрее и быстрее, пока наконец одежда его не начала дымиться, а сам он не превратился в сноп искр, осыпавшихся в тупике холодным дождем. Эта картина так впечатлила Куцых Хвостов, что они дружно кинулись врассыпную.

Изловив одного из них, Питер Лейк перевернул его вниз головой и вытряс из его карманов все оружие и всю мелочь, после чего, поставив на ноги, отпустил с миром.

– Если мне не изменяет память, – сказал Питер Лейк, когда они, уже не торопясь, продолжили свой путь, – эти ребята в черных куртках гонялись за мною и прежде. И происходило в точности то же самое: с одной стороны, я чувствовал себя все увереннее, с другой, их становилось все больше и больше…

За два квартала до госпиталя Святого Винсента на них едва не налетел выбежавший из боковой улочки одинокий Куцый Хвост. В последнее мгновение он неожиданно рухнул на снег и, извиваясь подобно тюленю, подполз к ногам Питера Лейка.

– Умоляю вас! Умоляю! – запричитал он. – Мой господин! Пощадите меня!

– Я тебя еще и пальцем не тронул, – сказал Питер Лейк, поднимая его на ноги. – И не трону, если, конечно, ты будешь вести себя прилично.

Куцый Хвост отряхнул снег со своей куртки и изодранных собачьими клыками брюк.

– Питсбург! – воскликнул он. – Питсбург!

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Питер Лейк.

– Чем? – испуганно замер Куцый.

– Почему ты заговорил о Питсбурге?

– Ах, о Питсбурге! – несказанно обрадовался Куцый. – Дело в том, что я там родился. Они выкрали меня и зарезали моих родителей! Вернее, не так. Сначала они зарезали моих родителей, а потом выкрали меня! Они заставили меня ходить в их школу, она кишмя кишела самыми мерзкими насекомыми, из-за которых мы так дико страдали! Там они научили меня всем самым гадким вещам! Я не хочу иметь с ними ничего общего. Я хочу быть на вашей стороне!

– У меня нет стороны, – покачал головой Питер Лейк.

Тупо уставившись на него, Куцый Хвост недоверчиво поинтересовался:

– Вы хотите сказать, что вас всего двое?

– Можно сказать и так.

– А где же ваш конь?

Питер Лейк грустно вздохнул.

– Вы хотите сказать, что коня у вас уже нет?

– Я не знаю… Дело в том…

– В таком случае, мы тебя не боимся! – захохотал Куцый Хвост.

В тот же миг он неуловимым движением выхватил из-за пазухи нож и вонзил его в живот Питеру Лейку.

Питер Лейк зашатался и прикрыл кровоточащую рану левой рукой.

Куцый Хвост вновь залился счастливым смехом.

– Сейчас тебе будет не до смеха, – с трудом выговорил Питер Лейк.

– Обдурил! Обдурил! – радостно запрыгал на месте Куцый. – Я вовсе не из Питсбурга! Я из другого времени! А ты и уши развесил! (Питер Лейк вновь сжал руку в кулак и подтянул к себе маленького человечка.) Мне даже родная бабка никогда не верила!

Питер Лейк резко, словно копьеметатель, выпрямил руку, и Куцый дымной кометой взлетел над Шестой авеню и в следующее мгновение сгорел дотла.

Прегер де Пинто сидел в своем кабинете, в здании мэрии, и внимательно изучал огромную конторскую книгу в кожаном переплете, пытаясь отыскать в истории предыдущего столетия намек на решение драматических финансовых проблем города. Часы пробили девять. Он посмотрел в окно и, не увидев на небе ни единой звездочки, решил, что небо вновь затянуло тучами.

В кабинет внезапно вбежал один из его новых помощников, по щекам которого текли слезы.

– В чем дело? – строго осведомился Прегер.

Молодой человек, судя по всему, находившийся на грани истерики, так и не смог вымолвить ни слова.

– В чем дело, я спрашиваю?! – повторил Прегер свой вопрос скорее испуганно, чем гневно.

В кабинет вошел рослый комиссар городского пожарного управления Эстис Гэллоуэй. Положив руку на плечо молодому человеку, он тихо произнес:

– Город горит.

– Где именно?

– Повсюду.

– Что значит повсюду? – спросил Прегер, выглянув в окно. Хотя соседние здания оставались не тронутыми огнем, небо над ними имело такой же цвет, как на картинах Конца Света, которыми обычно украшают первые этажи Исторических обществ. Голос Гэллоуэя, огромного и могучего человека, прозванного Гибралтарской Скалой, заметно дрожал.

В следующее мгновение обычный житель города Прегер уступил место хозяину кабинета Прегеру де Пинто. Вероятно, так же внезапно преображались некогда древние вожди и предводители кланов. Он уже не принадлежал ни самому себе, ни своей семье. Он был мэром самого большого города на свете.

Мэр повернулся к комиссару:

– Какие вами были приняты меры?

– Все крупные компании пытаются поддерживать порядок в прилегающих к их территориям районах и возводить естественные преграды. Беда в том, что огонь распространяется не сам собой. У меня сложилось такое впечатление, что в городе орудует не менее десяти тысяч поджигателей.

– Что вы скажете о положении в других городах?

– Мы только что оповестили о происходящем все города в радиусе трехсот миль. К сожалению, резервов у нас уже нет. Все заняты тушением пожаров.

– Прекрасно, – кивнул Прегер, обводя взглядом появившихся в кабинете помощников и комиссаров, застывших в ожидании его распоряжений и инструкций. – Во-первых, отправьте грузовик с радиотелефонным и радиотелетайпным оборудованием на наблюдательную площадку Пятой башни. Выведите из здания всех посторонних и оборудуйте в нем командный пункт. Во-вторых, полицейский комиссар должен постоянно находиться рядом со мной и обеспечивать связь со всеми районами города. Свяжите меня с губернатором штата и передайте ему мой приказ о мобилизации всей милиции. Он должен послать в город все подчиненные ему части. К моменту их прибытия я решу вопрос об их размещении. Если губернатор будет мешкать, скажите ему, что у нас начался мятеж и весь город охвачен огнем. Немедленно пришлите ко мне всех комиссаров. Организуйте снабжение башни койками, одеялами, питанием, столами и стульями.

Из дюжины блокнотов была вырвана дюжина испещренных пометками листов, после чего подчиненные разом пришли в движение.

Прегер и пожарный комиссар отправились на наблюдательную площадку. Пока они пересекали маленький, окруженный высокими башнями сквер перед зданием мэрии, комиссар успел связаться со своими заместителями по рации.

Пятая башня являлась самым высоким зданием в городе. Скоростной лифт поднимался вверх в течение примерно пяти минут, после чего встретивший Прегера де Пинто и Эстиса Гэллоуэя дежурный офицер, охранявший наблюдательную площадку, вручил им мощные бинокли и сообщил, что при желании они могут воспользоваться и установленными на площадке телескопами.

Оказавшись на застекленной площадке, Эстис Гэллоуэй и мэр обратили взоры на север. Прегер хотел было обругать своего комиссара за то, что тот довел город до такого состояния, однако при виде объятых пламенем зданий понял, что тот здесь ни при чем. Судя по масштабам пожара, в городе действительно орудовали поджигатели.

Весь город был окутан подсвеченными пламенем клубами дыма, казавшимися недвижными и гладкими, словно застывший алебастр. Прямо над башней кружил огромный темный вихрь. Над городом ползли тяжелые дымные облака, озарявшиеся все новыми и новыми вспышками.

– Смотрите! – воскликнул Прегер, указывая на вспыхнувшую за миг до этого стеклянную башню, находившуюся возле Пэлисейдс. Не прошло и минуты, как все здание уже было охвачено огнем, буйство которого поразило и видавшего виды старого пожарника. Прежде чем здание рухнуло, они увидели за золотистыми языками пламени его раскаленный докрасна стальной остов.

После того как начали рваться резервуары топлива, по протокам и каналам потекли целые реки пылающей нефти и бензина, мгновенно растопившие сковывавший их лед и окутавшие близлежащие кварталы огромными облаками белого пара и черного дыма.

Техник наконец установил связь и соединил Прегера с губернатором штата.

– На что вам все эти войсковые части? – раздался громкий голос губернатора.

– Хочу поставить вас в известность о том, что в городе действует не менее десяти тысяч поджигателей.

– Решением подобных задач должна заниматься полиция.

– Вы, похоже, не осознаете серьезности ситуации. Всех этих поджигателей и мародеров необходимо как можно скорее уничтожить!

– Что они натворили? – удивился губернатор.

– Как что?! Весь город охвачен огнем! – возмутился Прегер. – Чем больше поджигателей и мародеров мы подстрелим, тем меньше будет пожаров! Неужели вам это непонятно?

– Такой ценой?

– Если мы будем медлить, город погибнет от огня!

– И у вас больше не будет поводов для беспокойства, – презрительно фыркнул губернатор, никогда не любивший Нью-Йорка.

– Послушайте меня, губернатор, – повысил голос Прегер. – Город не будет гореть вечно. Рано или поздно нам придется его перестраивать. К лету вы его просто не узнаете. Если мы справимся с огнем этой ночью, уже утром мы займемся его строительством. Если огонь погаснет утром, строительство начнется днем. Я хочу, чтобы к этому моменту все поджигатели были уже ликвидированы.

– Хотелось бы верить в серьезность ваших намерений.

– Вы не узнаете нашего города. Мы отстроим его всего за несколько месяцев.

Губернатор заметно смягчил тон и пообещал, что войска в скором времени начнут прибывать в город.

– Эстис, – обратился Прегер к своему комиссару. – Нам понадобится вся имеющаяся в вашем распоряжении техника. Я хочу создать свободные от огня зоны безопасности.

Пожарный комиссар скептически покачал головой.

– Этим следует заняться уже сейчас, – продолжил мэр. – Определитесь с зонами и возьмите их под свою защиту. Недовольных ставьте к стенке! Последнее распоряжение не следует понимать буквально.

Он вновь обвел взглядом город.

– На Манхэттене пока не зарегистрировано ни одного пожара, – сообщил ему один из помощников. – Прикажете взять под охрану весь остров?

– Нет, – покачал головой Прегер. – Для этого он слишком велик. Зоны должны быть достаточно компактными, иначе вы не сможете обеспечить их безопасность!

Высокие окна на том этаже госпиталя Святого Винсента, где лежала Эбби, выходили на север.

– Смотри! – ахнул Питер Лейк, заметив, что небо изменило свой цвет.

– Что это? – поразился Хардести, подойдя к окну.

Все небо было залито изменчивым, пульсирующим багрово-красным свечением. Огромные снежинки, нараставшие вокруг частичек пепла, падали на землю тяжелым градом.

– Должно быть, пожар, – сказал Питер Лейк. – Потому и небо так потемнело. Пламя, похоже, поднимается на целую тысячу футов.

Услышав доносившиеся из коридора звуки, Вирджиния направилась к двери.

Увидев перед собой Хардести, она отвела глаза в сторону и тихо прошептала:

– Она умерла.

– Я тебя знаю! – в тот же миг истерически воскликнула госпожа Геймли. – Ты наш кучер. Почему ты оказался здесь?

– Не бубни, старуха! – оборвал ее Питер Лейк, которого начинали раздражать ее смутные воспоминания.

– Неужто ты не понимаешь, о чем я? – не унималась госпожа Геймли. – Это было давным-давно на озере Кохирайс. Беверли…

Питер Лейк вздрогнул.

– Замолчи! – вскричал он. – Иначе я зашвырну тебя на другой конец света!

Госпожа Геймли отпрянула назад, и к ней тут же метнулся Мартин, пытавшийся защитить свою бабушку от странного гостя.

Тем временем Питер Лейк уверенно, словно слесарь, которого пригласили открыть сломанный замок, подошел к кровати и снял с лица Эбби покрывало. Он коснулся лба девочки двумя пальцами левой руки и заглянул ей в глаза. Хардести все еще надеялся на то, что этот человек, кем бы он ни был – бродягой, механиком или кем-то еще, – сможет вернуть его дочь к жизни. Впрочем, уже в следующее мгновение он понял, что тот явно не собирается этого делать.

Губы Питера Лейка тронула едва приметная улыбка.

– Это тот самый ребенок, который ко мне прилетел… Я видел его давным-давно в подъезде одного старого дома. Тогда я почему-то решил, что это мальчик. Впрочем, это не важно. Она была слепа и почти мертва, но почему-то продолжала стоять на своих тонких ножках. Наверное, она думала, что ей нельзя ложиться…

Вирджиния лишилась дара речи. Стоявший рядом с ней незнакомец описывал ее собственное видение так, словно это был не сон, а реальное событие, происшедшее в каком-то ином времени.

В тот же миг неожиданно погас свет. В темноту погрузился сразу весь город. Далекие башни, огни которых прежде никогда не выключались, стали походить на мрачные темные утесы. Пациенты принялись дружно возмущаться, а санитары – носиться по коридорам, пытаясь понять, что же случилось с электричеством.

– Я должен поскорее вернуться в «Сан», – сказал Питер Лейк. – Эти старые механизмы способны работать и в автономном режиме, но запустить их смогу только я. Другого выхода нет.

Смущенный своей новой силой и новым бессилием Питер Лейк шел по темным улицам под пульсирующим заревом пожара, зажимая левой рукой продолжавшую кровоточить рану.

Едва завидев Куцых, он тут же безжалостно швырял ввысь их тела, которые, сгорая, освещали ему путь. Он стал практически неуязвимым, однако при всем при том не мог спасти и одного ребенка. Едва он свернул по Хьюстон-стрит на запад, как на него накинулось сразу с полдюжины Куцых, прятавшихся на автостоянке. Не успев понять, что с ними произошло, они кометами взмыли к небу. Пересекая Чемберс-стрит, он заметил вдалеке еще одну группу Куцых и превратил их в огни фейерверка, залившие своим светом Манхэттенский мост.

Окна «Сан» были так же темны, как и окна находившегося по другую сторону Принтинг-Хаус-Сквер «Гоуста». Репортеры работали при свечах. По вестибюлю бродило множество репортеров, печатников и копировщиков, которые тоже держали в руках зажженные свечи.

– В чем дело? – изумился Питер Лейк. – Неужто у нас теперь монастырь?

– Весь город обесточен, господин Предъявитель, – проинформировал его один из охранников.

– Я в курсе. Но разве у нас нет собственных генераторов?

– Их никак не могут запустить, – ответили ему.

Превозмогая боль в боку, Питер Лейк спустился в подвал, где при свете свечей работали механики и подмастерья. Увидев его, они смахнули пот с потемневших от сажи лиц и стали наперебой рассказывать ему о происшедшем.

– Все машины встали, – проорал громче всех бывший главный механик Трамбулл. – Скорее всего, устранить поломки не удастся даже тебе! Ходовые части почему-то заклинило!

– Надень кожух, – приказал Питер Лейк одному из подмастерьев.

– Но господин Предъявитель! – запротестовал молодой подмастерье, подняв голову над горой валов и шестеренок. – Я ведь его еще не перебрал!

– Стой смирно, – приказал ему Питер Лейк.

К изумлению паренька, валы и шестеренки взлетели с пола подобно осенним листьям и, моментально войдя в зацепление, заняли свои места в корпусе машины, после чего сами собой закрылись крышки и ввернулись все установочные и крепежные винты.

– Еще что-нибудь разбирали? – спросил Питер Лейк.

Разобранные машины защелкали и заклацали тысячами возвращавшихся на место зубчатых пар, рычагов и сцеплений, после чего на них стали надеваться кожухи, экраны, колпаки и крышки, винты которых закручивались сами собой.

Питер Лейк шел между машинами, похлопывая их по бокам, словно они были коровами. Эти железные коровы отвечали на его прикосновения низкими раскатистыми голосами своих хорошо смазанных маховиков, приводимых в действие никому не ведомой силой.

Едва Питер Лейк прошел мимо одного из генераторов, как на его панели управления загорелись огоньки, вызвавшие у механиков бурный восторг. В следующее мгновение задышали, загудели и зашипели паровые машины с огромными рычагами и эллипсоидальными колесами.

В редакции «Сан» одно за другим стали загораться окна. Возобновление работы печатных прессов вызвало у печатников взрыв восторга, поскольку они, подобно Питеру Лейку, очень любили свою работу.

Запустив все машины, Питер Лейк опустился на пол рядом со станиной двигателя. Механики, только сейчас заметившие текущую из его раны кровь, хотели прийти к нему на помощь, однако он остановил их жестом, после чего им не оставалось ничего иного, как только разойтись по своим участкам.

Теперь Питер Лейк почувствовал всю мощь работавших рядом машин, уравновешивавших пробудившиеся в нем силы, которые в противном случае могли бы разорвать его на части.

Синусоидальные магнитные поля качали его на своих волнах. Плавно вращавшиеся тяжелые маховики, рядом с которыми он казался пушинкой, наполняли его тело живительными вибрациями. Висевшие под самым потолком старинные лампы накаливания в конических плафонах заливали машинный зал потоками света, переливавшегося радугами и сверкавшего самоцветами на полированных рукоятках и приборных панелях машин и игравшего на их промасленных стальных боках.

Эсбери и Кристиана увидели отсвечивавшие адским пламенем тучи дыма в тот момент, когда они, выполняя поручение редакции «Сан», направлялись к Манхэттену по автостраде, граничившей с трущобами. Через несколько минут они угодили в пробку и увидели, что примерно в полумиле от них дорогу перегородили какие-то люди, которые уже в следующее мгновение пошли в атаку на автомобили.

Пассажиры, не отваживавшиеся покидать свои машины и выходить из них в столь опасном районе, который к тому же теперь был объят пламенем, спешили запереть все двери, мародеров же на шоссе было уже никак не меньше тысячи. Они принялись переворачивать машины, бить их окна и поджигать бензобаки, выволакивая несчастных пассажиров на темные обочины, по которым текли уже целые реки крови. Первые армейские вертолеты появились над автострадой уже через десять минут, однако резня не стихла и после этого.

Эсбери и Кристиана выскочили из машины и, перебравшись через ограждение, оказались на огромном пустыре, засыпанном осколками битого кирпича.

– Далеко он тянется? – спросила Кристиана, испуганно озираясь по сторонам.

– На много миль.

– Похоже, поблизости никого нет. Может быть, нам удастся здесь отсидеться, – сказала Кристиана и тут же вспомнила о том, как вооруженные железными прутьями подростки убили на таком же пустыре какого-то бродягу.

– Может быть, – ответил Эсбери. – Но до рассвета нам нужно обязательно добраться до реки, иначе они нас заметят.

Они отправились в путь, используя в качестве ориентиров темные громады Манхэттена. От реки их отделяло примерно пять миль. Вначале они хотели пойти вдоль Ист-Ривер, однако Центральный канал оказался заполненным горящей нефтью.

– Остается одно: добраться до залива и, дождавшись наступления темноты, пойти вдоль берега.

Решив провести весь день среди обгоревших развалин, они отступили в ложбинку, показавшуюся им самой тихой, и продолжили путь, осторожно перебегая с пепелища на пепелище.

Пробегая мимо развалин многоквартирного дома с ржавыми пожарными лестницами, вокруг которых вился засохший плющ, они неожиданно увидели перед собой выглянувшего из ямы старика, жестом подозвавшего их к себе.

Он обратился к ним на каком-то странном диалекте и предложил пойти вместе с ним в церковь.

– Какую церковь? – изумился Эсбери.

В ответ старик сказал, что обитатели ложбины издавна используют внутренний двор церкви в качестве своего убежища.

Скрытый за развалинами церковный двор был обнесен высокой оградой, возле дальнего конца которой собралось не меньше тысячи перепуганных насмерть бедняков. Старик явно был горд тем, что ему удалось дать прибежище такому количеству людей. Заметив, что он вновь решил отправиться на улицу, с тем чтобы помочь и другим прохожим, Эсбери попытался его остановить.

– Если вы будете постоянно ходить туда-сюда, вас в конце концов заметят!

– Деся тиха, – прошепелявил старик, направляясь к воротам. – Дада Тонтина и Флиннера пасати!

Эсбери и Кристиана Находились в окружении невероятно худых мужчин, женщин и детей с запавшими глазами и раздутыми животами. Над могилами этих людей, жизнь которых была необычайно короткой, никогда не ставилось ни крестов, ни памятников. Обитатели низин привыкли считать жителей трущоб счастливыми и состоятельными людьми, сверкающие же на другом берегу реки башни казались им едва ли не обителями богов, и потому они старались не смотреть на Эсбери и Кристиану.

– Вы сможете постоять за себя, если нам придется защищаться? – обратился к ним Эсбери.

Ответа не последовало.

– Нам нужно дождаться наступления темноты и тут же уйти, – прошептала Кристиана.

Старик приводил с пожарища все новых и новых людей, останавливавшихся возле колонн из бурого песчаника и тупо взиравших на ползущие по небу тучи дыма и пепла. Где-то неподалеку ревело пламя и рвались артиллерийские снаряды.

Около полудня Эсбери и Кристиана увидели, что старик привел с собой трех низеньких человечков в черных куртках.

– Это они! – воскликнула Кристиана. – Вы их все-таки привели!

Куцые Хвосты швырнули старика наземь и ринулись назад. Эсбери умолял понурых мужчин помочь ему в поимке Куцых, которые могли привести за собой других бандитов, однако ни один из них даже не шелохнулся.

Эсбери и Кристиана бросились вдогонку за Куцыми, которые находились уже в центре церковного двора. Сильным ударом кулака он пробил грудь одному из них и принялся отбиваться от цепей двух его сообщников. В конце концов ему удалось убить еще одного Куцего, однако третий бандит ускользнул. В следующую минуту он уже привел за собой сотни таких же коротышек, которые перегородили вход и стали взбираться на стены, занимая место горгулий, некогда охранявших монахов. Они всё прибывали и прибывали, пока от них не стало черно. Один из Куцых Хвостов вышел вперед и, подобно горилле, принялся бить себя кулаком в грудь. Стоило Эсбери поднять цепь, как горилла тут же юркнула за спины своих товарищей. Эсбери и Кристиана стояли возле двух бездыханных тел, думая о том, что произойдет с ними после того, как Куцые Хвосты решатся пойти в атаку. Даже вооруженные луками горгульи почему-то побаивались стрелять в их сторону, предпочитая засыпать своими стрелами сбившихся в кучу несчастных обитателей низин. Вдохновленные их криками и стонами Куцые Хвосты медленно двинулись вперед.

И тут с небес, затянутых зловонным дымом, слетел стремительный и сильный, словно горный ветер, Атанзор, который тут же смел со стен и башен живых горгулий. Куцые Хвосты замерли, ошарашенно взирая на сумевшего пробить светлую брешь в этой черной завесе огромного белого коня, что бил по воздуху своими страшными копытами, гневно раздувал ноздри и вращал глазами.

Когда бандиты бросились врассыпную, Атанзор принялся носиться по церковному двору, круша их копытами и кромсая зубами. Растоптав и растерзав всех врагов, он остановился в нескольких ярдах от Эсбери и Кристианы и, тихонько заржав, преклонил пред ними колена.

Как только Кристиана и Эсбери забрались ему на спину, конь взмыл ввысь и, оставив позади затянутый дымом монастырь, полетел к другому берегу. Миллионы огней бушевали под ними, воздух дрожал и пах гарью. Они летели сквозь дымные облака, закрыв глаза и спрятав лица в мягкой гриве огромного белого коня. Происходящее казалось Эсбери сном, Кристиана же знала, что это явь.

В последний день последнего года второго тысячелетия Хардести и Вирджиния положили тело своего ребенка в маленький деревянный гроб и направились на юг. Хардести настаивал на том, что ее следует похоронить этим же вечером, то есть еще до наступления Нового года. Ему хотелось, чтобы Эбби рассталась с миром в том же тысячелетии, в котором она и появилась на свет.

Это была странная процессия: впереди с гробиком на плечах шел Хардести, за ним следовали потупившая взор Вирджиния, госпожа Геймли и Мартин. В этот день затянутые дымом каньоны улиц казались особенно темными. Город стеклянных стен, игравших прежде мириадами солнечных отражений, внезапно стал черным, словно китайская тушь. Они медленно шли по узким каньонам, и стрелкой компаса им служили низенькие домишки, видневшиеся на горизонте. В тот момент, когда они достигли Бэттери, находившиеся в центре города стеклянные башни, не сумевшие устоять перед напором надвигавшейся с севера стихии, заполыхали подобно гигантским фейерверкам.

С каменной набережной Бэттери они сошли на начинавший таять лед и направились к находившемуся в полутора милях от берега острову Мертвых, куда обычно несколько раз в день ходили паромы. После того как залив оказался скованным крепким льдом, гробы на остров стали возить на санях. Однако теперь на его некогда зеркальной поверхности появились ужасающие трещины и разломы, по которым потекли реки горящей нефти. Лед начал таять, и на его поверхности стали появляться целые озера теплой талой воды. Они перешли вброд одно из таких озер – вода в нем доходила им до пояса – и, обернувшись, увидели, что оно у них на глазах превратилось в настоящее море. Им пришлось взять далеко в сторону, чтобы обогнуть трещину, по которой в океан изливались миллионы тонн горящей нефти.

Внезапно у них над головами появились тысячи бессмысленно сновавших из стороны в сторону огромных подъемников, глядя на которые Хардести вспомнил о Джексоне Миде и о его ледяных линзах.

Выбравшись на берега острова Мертвых, они занялись поисками могильщиков, которые по большей части являлись потомками болотных жителей и унаследовали от последних свои нечесаные бороды, грязные шнуровки из сыромятной кожи и странный блеск в глазах.

Хардести удалось отыскать могильщика, устроившего себе незаметную берлогу под огромным, клонящимся долу деревом.

– Похорони ее, – приказал он, указывая на гроб.

Могильщик запротестовал, сказав, что он не привык работать по ночам.

– Если ты не сделаешь этого прямо сейчас, день для тебя уже не настанет! – пригрозил Хардести.

– А денежки как же?

Хардести молча высыпал ему в ладонь целую горсть монет.

Тут же оказалось, что могила была уже вырыта. Обливаясь слезами, они опустили в нее фоб и засыпали его землей незадолго до наступления полуночи. Прежде чем отправиться в обратный путь по тающему льду, на котором появлялось все больше горячих озер, они какое-то время постояли возле маленького черного холмика, укрывавшего Эбби. Им казалось, что вместе с нею умер весь прежний мир.

– Прощай, дочка, – еле слышно прошептала Вирджиния.

Поиск по сайту: