Лорен Миракл Покровитель свиней

Папе и прекрасному горному городку Бреварду в Северной Каролине, исполненному благодати

(глава первая)

Быть мной — фигово. Быть мной в эту якобы чудесную ночь, когда за окном моей спальни намело почти двухметровые сугробы якобы восхитительного снега — фигово вдвойне. Если учесть тот факт, что сегодня Рождество, получится втройне фигово. Прибавьте к этому страшную, опустошающую тоску по Джебу — и динь-динь-динь! Колокольчик на верхушке фигометра звонил изо всех сил.

Все слушали «Джингл беллз», а я — «Фигли беллз». Замечательно.

Ну и фиговый же ты пудинг, сказала я себе. Скорей бы пришли Дорри и Теган. Я не знала, что за штука фиговый пудинг, но полагала, что это такое блюдо, которое сиротливо стынет на краю стола, потому что никто не хочет его есть. Он — как я. Холодный и одинокий. И комковатый, наверное.

Гррр. Я терпеть не могла жалости к себе и поэтому позвонила Теган и Дорри и уговорила их прийти. Но они до сих пор не пришли, и удержаться от жалости к себе мне не удалось.

Потому что я ужасно скучала по Джебу.

Потому что мы расстались всего неделю назад, и эта открытая рана саднила. И я сама была виновата во всем.

Потому что я написала Джебу (жалобное?) электронное письмо, в котором просила его, пожалуйста, пожалуйста, встретиться со мной вчера в «Старбаксе» и поговорить. Но он не пришел. Даже не позвонил.

И потому что, прождав в «Старбаксе» почти два часа, я возненавидела себя и свою жизнь так сильно, что потопала через автостоянку к салону «У Супер-Сэма» и в слезах упросила парикмахершу обчекрыжить мне волосы и покрасить то, что останется, в розовый цвет. Она так и сделала. Если я решилась на волосяное самоубийство, ей-то до этого какое дело?

Конечно же мне было жалко себя: я была ощипанным розовым цыпленком с разбитым сердцем, и я себя ненавидела.

— Ну и ну, Адди, — сказала мама вчера вечером, когда я наконец вернулась домой. — Как ты их… укоротила… и покрасила. Твои прекрасные светлые волосы.

Я одарила ее взглядом «ой, ну пристрели меня теперь за это», и она в ответ наклонила голову с видом: «Не дерзи мне, милая. Я знаю, что тебе больно, но это не означает, что ты можешь срывать зло на мне».

— Извини, — сказала я. — Наверное, я просто еще не привыкла.

— Да уж… привыкать придется долго. А почему ты решила покраситься?

— Не знаю. Хотелось чего-то новенького.

Мама отложила в сторону венчик. Она готовила вишенки «джубили», наш традиционный семейный рождественский десерт, и от запаха вишневого пюре у меня защипало в глазах.

— Это случайно никак не связано с тем, что произошло на вечеринке у Чарли в прошлую субботу? — спросила она.

У меня покраснели щеки.

— Не знаю, о чем ты. — Я моргнула. — И откуда тебе известно, что случилось у Чарли на празднике?

— Милая, ты же каждую ночь рыдала в подушку…

— Неправда.

— И сутками зависала на телефоне с Дорри или с Теган.

— Ты подслушивала мои разговоры? — возмутилась я. — Шпионила за собственной дочерью?!

— Какое там «подслушивала», у меня просто не было выбора.

Я уставилась на нее, раскрыв рот. Притворяется доброй мамочкой в фартучке, готовящей вишенки «джубили» по семейному рецепту, а на самом деле… на самом деле она…

Ну, не знаю какая. Но подслушивать — плохо, мерзко, гадко.

— И не говори «сутками зависала», — прибавила я. — Ты слишком старая, чтобы так выражаться.

Мама засмеялась, и это разозлило меня еще сильнее, тем более что она уже не улыбалась, а смотрела на меня, как обычно смотрят мамы: «Она еще подросток, бедняжка. В этом возрасте всем нам разбивали сердце».

— Адди, милая, — проговорила она, — за что ты себя так наказала?

— О господи, ну кто такое говорит про новую стрижку? — сказала я.

И убежала в свою комнату, чтобы рыдать там в одиночестве.

Спустя двадцать четыре часа я все еще сидела в своей комнате. Я спустилась прошлой ночью, желая попробовать вишенки «джубили», и утром, чтобы открыть подарки, но удовольствия от этого не получила. Никакого волшебства и радости я точно не чувствовала. Да и вообще, честно говоря, больше не верила в волшебство и радость Рождества.

Я перекатилась на бок, взяла с прикроватной тумбочки iPad, выбрала плей-лист «Хмурый день», составленный из всех печальных песен на свете, и нажала «Пуск». Мой айПенгвин мрачно захлопал крыльями. Из пластикового корпуса планшета звучала песня «Влюбленные дурачки».^[1]

Я вернулась в меню и выбрала раздел «Фото». Я знала, что ступаю на минное поле, но мне было все равно. Я выбрала нужный альбом и открыла его.

Первой на экране появилась самая первая фотография Джеба, которую я сделала украдкой, на телефон, чуть больше года назад. В тот день шел снег, и на фотографии в черных волосах Джеба путались снежинки. Он был одет в джинсовую куртку, хотя на улице стоял жуткий холод, и, помню, я подумала, что у них с мамой, наверное, нет денег. Я слышала, что они переехали в Грейстаун из резервации индейцев чероки, километрах в ста пятидесяти отсюда. По-моему, это круто. Джеб казался таким необычным.

Мы с ним учились английскому в одном классе. Он был сногсшибательно красив: сердце замирало от его дымчатых глаз и иссиня-черных волос, собранных в хвост. Еще он был жу-у-тко серьезным, и для такой хохотушки, как я, это было страшно непривычно. Каждый день, списывая с доски, он подавался вперед, а я украдкой любовалась тем, какие у него блестящие волосы и красивые скулы. Но он оставался сдержанным и отчужденным, даже когда я была весела и общительна.

Когда я решила обсудить эту чрезвычайно важную проблему с Дорри и Теган, Дорри предположила, что Джебу неуютно в нашем маленьком горном городке, где живут сплошь белые южане-христиане.

— Ну, в этом же нет ничего плохого! — сказала я, белая южанка-христианка.

— Знаю, — кивнула Дорри. — Я к тому, что он, возможно, чувствует себя здесь чужим. Возможно.

Как одна из двух — раз и два — евреев в нашей школе, она наверняка знала, о чем говорила.

И я задумалась. Может, Джеб и правда чувствовал себя чужим среди нас? Может, поэтому в столовой он сидел с Натаном Круглом, который уж точно был среди нас чужим, с его неизменными футболками с картинками и цитатами из «Звездного пути»?^[2] Поэтому утром, перед тем как школу открывали, Джеб стоял в одиночестве, прислонившись к стене здания и засунув руки в карманы, а не обсуждал вместе с нами «Американского идола»?^[3] Может, поэтому он не поддавался моим чарам на уроках английского? Может, ему просто было неловко нам открыться?

Чем дольше я об этом думала, тем больше волновалась. Никто не должен чувствовать себя чужим в своей школе — и уж тем более не такой зайка, как Джеб. Особенно когда у него такие добрые одноклассники.

Ну, то есть одноклассницы. Я, Дорри, Теган и другие девочки. Мы были очень добрые. Парни, которые курили всякую фигню, — нет. Они были грубые. Натан Кругл тоже не был добрым, он был желчным и злопамятным. И если честно, мне вовсе не нравилось, что он внушает Джебу свои безумные идеи и влияет на него.

И вот однажды, думая об этом в тысячный раз, я разозлилась по-настоящему. Почему Джеб проводит время с Натаном Круглом, а не со мной?

Поэтому в тот день, когда мы сидели в классе, я уколола его ручкой и сказала:

— Ради бога, Джеб. Ты хоть просто улыбнись.

Он вздрогнул, уронив свою книгу на пол, и мне стало ужасно стыдно. Круто, Адди, подумала я, в следующий раз протруби ему в ухо.

Но потом он улыбнулся уголком рта, и в его глазах промелькнула веселая искорка. И что-то еще — что-то, от чего мое сердце забилось быстрее. Он покраснел и быстро нагнулся, чтобы подобрать книгу.

Ой, внезапно поняла я. Он просто стеснительный.

Навалившись на подушку, я рассматривала фотографию Джеба на экране планшета до тех пор, пока боль внутри не стала слишком сильной.

Я нажала кнопку посередине, и появилась следующая фотография — сделанная во время Великого Холлихокского Блицкрига, который случился в прошлое Рождество, всего через несколько недель после того, как я попросила Джеба хоть улыбнуться ради бога. День перед Рождеством всегда жутко длинный, и остается только барабанить пальцами по чему придется и ждать, когда же оно настанет, поэтому мы с друзьями решили пойти гулять в парк Холлихок. Я заставила одного из парней позвонить Джебу, и тот каким-то чудом согласился пойти с нами.

В конце концов мы устроили бой снежками, мальчики против девочек, и это было здорово. Мы с Дорри и Теган построили снежную крепость и наладили систему снабжения снежками: Теган лепила, я подавала, а Дорри снайперски обстреливала наших противников. Мы выигрывали у мальчишек, пока Джеб не навалился на меня со спины, повалив прямо в нашу кучу снежков. Снег набился мне в нос, и я почувствовала жуткую боль, но мне было так весело, что даже все равно. Я перекатилась на спину, смеясь, и его лицо оказалось очень близко, в нескольких сантиметрах от моего лица.

Именно так нас и сфотографировала на телефон Теган. Джеб снова надел свою джинсовую курточку — бледно-голубой так шел к его темной коже — и смеялся. Глядя на наши счастливые лица, я вспомнила, что он слез с меня не сразу. Он приподнялся на локтях, чтобы меня не раздавить, и задал мне вопрос, от которого меня пробрала дрожь.

После боя снежками мы с Джебом пошли выпить мокка латте. Я предложила, а Джеб, не раздумывая, согласился. Мы зашли в «Старбакс» и сели в одинаковые фиолетовые кресла у входа. Я была счастлива и весела, а он робел. Но потом Джеб собрался с духом и решился взять меня за руку. Я так удивилась, что даже пролила кофе.

— Боже мой, Адди, — сказал он, и его кадык дернулся. — Можно тебя поцеловать?

Мое сердце встрепенулось, и теперь уже я оробела: ужас какой. Джеб взял из моих рук чашку и поставил на стол, а потом подался ко мне и поцеловал в губы. Глаза его, когда он наконец отклонился, были теплыми, как растаявший шоколад. Он улыбнулся, и я тоже растаяла, как шоколадка.

Это было лучшее Рождество в моей жизни.

— Эй, Адди! — крикнул мне с нижнего этажа младший брат, вместе с мамой и папой игравший на «Вии»,^[4] доставшейся ему от Санты. — Хочешь, устроим боксерский поединок?

— Нет, спасибо, — отозвалась я.

— А как насчет тенниса?

— Нет.

— Боулинг?

Я застонала. Мне вовсе не хотелось играть. Но Крису было восемь. Он просто пытался меня подбодрить.

— Может, позже, — ответила я.

— О'кей, — сказал он и убежал.

Я услышала, как он сказал родителям: «Она отказалась», — и мне стало еще грустнее. Мама, папа и Крис весело лупили друг друга нунчаками на первом этаже, а я сидела наверху, мрачная и одинокая.

И кто в этом виноват? — спросила я себя.

Ответила: Ой, заткнись.

И продолжила просматривать фотографии:

Джеб по-дурацки позирует с арахисовой пироженкой. Он знал, что я такие обожаю, и тайно купил их мне в подарок.

Джеб летом, без футболки, у бассейна на вечеринке Меган Монтгомери. Боже, как он был красив.

Милашка Джеб в мыльной пене на благотворительной автомойке, которую устроил «Старбакс». Я долго смотрела на его фотографию и таяла. Тот день был прекрасен, потому что все мы трудились ради доброго дела. У Кристины, начальницы моей смены в «Старбаксе», начались преждевременные роды, и наше кафе решило помочь с оплатой услуг роддома, на которую не хватало страховки.

Джеб согласился помочь, и он был в тот день восхитителен. Он пришел в девять и работал до трех, оттирая машины до седьмого пота, — и выглядел при этом как модель из календаря «Самые красивые парни Вселенной». Он сделал для меня гораздо больше, чем я бы потребовала от своего мальчика, и я была счастлива. Когда с автостоянки у кафе выехала последняя машина, я обняла Джеба и наклонила голову к нему.

— Тебе вовсе не обязательно было так усердно работать, — сказала я, вдохнув его мыльный запах. — Ты покорил меня уже с самой первой машины.

Я собиралась пофлиртовать с ним, как Рене Зеллвегер с Томом Крузом в фильме «Джерри Магуайер». Помните, она ему сказала: «Ты покорил меня уже с самого первого слова „Привет“».

Но Джеб нахмурился и сказал:

— Ага. Ну, хорошо. Только я не понимаю, о чем ты.

— Ха-ха, — произнесла я, решив, что он напрашивается на комплимент. — Ну, просто, по-моему, очень здорово, что ты не ушел. И если ты решил остаться, чтобы произвести на меня впечатление… ну, это было не обязательно. Вот и все.

Он удивленно поднял брови:

— Ты думала, я мыл машины, чтобы произвести впечатление на тебя?

Я залилась краской, потому что поняла, что он не шутит.

— Больше… так не думаю.

Мне стало стыдно, и я повернулась, желая отойти от него. Но Джеб мне не позволил. Он поцеловал меня в макушку и сказал:

— Адди, мама воспитывала меня одна.

— Я знаю.

— Я понимаю, как это тяжело. Вот и все.

Мне вдруг захотелось обидеться на него, хотя это и было глупо. Я понимала: то, что Джеб хочет помочь Кристине, это здорово, — но мне все равно хотелось, чтобы он делал это хоть отчасти ради меня.

Джеб прижал меня к себе.

— Я рад, что тебе это понравилось, — сказал он, и я почувствовала прикосновение его губ и теплоту его тела под влажной футболкой. — Больше всего на свете я хочу нравиться моей девушке.

Я была совершенно не готова к тому, чтобы флиртовали со мной.

— Ты назвал меня своей девушкой?

Он засмеялся так, будто я спросила, голубое ли небо над Грейстауном. Не собираясь спускать его с крючка, я отступила на шаг и пристально посмотрела на Джеба: «Ну?»

Серьезно глядя на меня, он взял обе мои ладони в свои руки.

— Да, Адди, ты моя девушка. И всегда будешь моей.

Я зажмурила глаза, потому что это было больно вспоминать. Слишком больно, как будто от меня отрезали кусочек, — и похоже, так и случилось. Я выключила iPad, и экран почернел. Музыка затихла, и айПенгвин перестал танцевать. Он грустно пискнул: «Ты меня выключаешь?», и я сказала:

— Мы с тобой одной крови, Пингвинчик.

Я улеглась головой на подушку и уставилась в потолок, снова и снова вспоминая о том, что произошло между мной и Джебом. Вспоминая, что я больше не его девушка. Я не могла не думать, почему так получилось, хотя и знала очевидный ответ (плохой, фу, не думать о нем). Мы начали ссориться задолго до вечеринки у Чарли. Дело было не в том, что он меня не любил, — Джеб любил, я знала. И я любила его — до безумия.

Но, по-моему, нас подвело то, как мы проявляли свою любовь. Или, как мне казалось, то, как Джеб ее не проявлял. Теган, любившая смотреть передачи доктора Фила, утверждала: все дело в том, что мы с Джебом разговаривали на разных языках любви.

Я хотела, чтобы Джеб был милым, нежным и романтичным, как в прошлое Рождество в «Старбаксе», когда он впервые меня поцеловал.

Через месяц я устроилась на работу в тот самый «Старбакс» и сразу подумала: Как здорово, что наш поцелуй будет повторяться снова и снова.

Но он ни разу не повторился. Джеб часто забегал к нам, и я, делая разные знаки, постоянно давала ему понять: хочу, чтобы ты меня поцеловал, — но он только перегибался через барную стойку и дергал за бретельки моего зеленого фартука со словами:

— Эй, кофейная волшебница.

Это было мило, но… этого же недостаточно.

Это раз. Были и другие случаи. Например, мне хотелось, чтобы он каждую ночь звонил мне и желал сладких снов, а ему было неуютно от того, что у него слишком маленькая квартира.

— Я не хочу, чтобы мама слышала всякие телячьи нежности, — говорил он.

А еще другие мальчики вовсе не возражали против того, чтобы держаться за руки со своими девушками в школе, а Джеб каждый раз быстро сжимал мою руку и сразу отпускал.

— Тебе не нравится ко мне прикасаться? — спросила я.

— Конечно нравится, — ответил он. Потом посмотрел на меня именно так, как я и хотела, и, немного помолчав, взволнованно сказал: — Ты сама это знаешь, Адди. Я люблю оставаться с тобой наедине. Я просто хочу, чтобы мы оставались наедине на самом деле.

Я давно заметила это, но держала все при себе, потому что не хотела быть нытиком.

Но когда нашим отношениям исполнилось полгода (я подарила Джебу подборку самых романтичных песен на свете, а он ничего мне не подарил), во мне что-то треснуло. Я любила его, и мне хотелось, чтобы между нами все было идеально, но не могла же я все делать сама. И если это значит, что я нытик, так тому и быть.

Джеб видел, что я недовольна, и все время спрашивал, почему да почему. И наконец я спросила:

— А ты как думаешь?

— Из-за того, что я тебе ничего не подарил? — угадал он. — Я не знал, что это обязательно.

— Ну и зря, — пробормотала я.

На следующий день он подарил мне ожерелье с сердечком из игрового автомата, только переложил его из пластикового яйца в нормальную коробочку. Из-за этого я только расстроилась. Еще день спустя Теган, отведя меня в сторону, сказала, что Джеб боится, что, раз я не надела ожерелье, мне не понравился подарок.

— Оно из «Герцога и Герцогини», — сказала я. — Это ожерелье из призового автомата, который у входа стоит! Опусти четвертак и выиграй!

— А ты знаешь, сколько четвертаков Джеб опустил в автомат, чтобы его выиграть? — сказала Теган. — Тридцать восемь. Он все время возвращался к кассе за мелочью.

Между нами повисла гнетущая тишина.

— Ты имеешь в виду…

— Он хотел подарить тебе именно такое. С сердечком.

Мне совсем не понравилось то, как Теган на меня посмотрела. Я отвела глаза:

— Все равно, оно же дешевле десяти долларов.

Теган молчала. Я боялась взглянуть на нее. Наконец она сказала:

— Ты же не серьезно, правда, Адди? Не будь ничтожеством.

Я совсем не хотела быть ничтожеством, и конечно же для меня не имело значения, сколько стоит подарок. Но похоже, я и вправду хотела от Джеба большего, чем он мог мне дать, и чем дольше так продолжалось, тем хуже было нам обоим.

Прошло несколько месяцев — и что же? Я все еще его расстраивала, и он меня тоже. Не всегда, но гораздо чаще, чем положено, — или как еще сказать?

— Ты хочешь, чтобы я стал тем, кем я быть не могу, — сказал он за день до нашего расставания.

Мы сидели вечером около дома Чарли в «королле» его мамы. Если бы можно было вернуть время назад, я бы вообще не стала входить в дом. Ни за какие коврижки.

— Это неправда, — возразила я.

Я нащупала прореху в покрытии пассажирского сиденья и запустила пальцы в поролон.

— Это правда, Адди, — сказал Джеб.

Я сменила тактику:

— Ну, хорошо, даже если я на самом деле этого хочу, разве это плохо? Люди постоянно меняются ради друг друга. Вспомни любую историю большой любви, и ты увидишь, что, если двое хотят, чтобы у них все получилось, они должны меняться. Как в «Шреке»: Фиона говорит Шреку, что ее бесит то, что он все время рыгает, портит воздух и все такое. И Шрек такой: «Я людоед. Смирись с этим». А Фиона отвечает: «А если я не могу?» Поэтому Шрек выпивает зелье и превращается в прекрасного принца. Он делает это из любви к Фионе.

— Это в «Шреке-два». В первой части не так, — улыбнулся Джеб.

— Неважно.

— А потом Фиона поняла, что не хочет, чтобы он был прекрасным принцем. Она захотела, чтобы Шрек снова превратился в великана.

Я нахмурилась. Я все запомнила совсем не так. И пояснила:

— Я хотела сказать, что он был не против меняться.

Джеб вздохнул:

— Почему меняться всегда должен парень?

— Девочка тоже может меняться, — сказала я. — Не в этом суть. Я о том, что, если кого-то любишь, ты должен это показывать. Потому что нам дана только одна жизнь, Джеб. Только одна. — Внутри у меня все привычно сжалось от отчаяния. — Неужели ты не можешь попытаться показать это, хотя бы потому, что знаешь, что для меня это важно?..

Джеб посмотрел в окно.

— Я… я хочу, чтобы ты прошел за мной на борт самолета и спел мне серенаду в салоне первого класса, как сделал Робби ради Джулии в «Певце на свадьбе», — продолжала я. — Я хочу, чтобы ты построил для меня дом, как Ной для Элли в «Дневнике памяти».^[5] Я хочу, чтобы ты стоял со мной на носу океанского лайнера! Как тот парень в «Титанике», помнишь?

Джеб обернулся:

— Тот, который утонул?

— Ну, я, конечно, не хочу, чтоб ты тонул. Дело не в этом. Но мне хочется, чтобы ты доказал, что готов утонуть ради меня, если придется. — Я запнулась. — Я хочу… большого жеста.

— Адди, ты знаешь, что я тебя люблю, — проговорил Джеб.

— Или даже среднего жеста, — не унималась я.

На лице его отражалась борьба между волнением и досадой.

— Неужели ты не можешь просто поверить, что я тебя люблю, а не требовать, чтобы я доказывал это каждую секунду?

Судя по тому, что случилось потом, — нет, не могла.

Нет, не «что случилось». Что я наделала. Потому что я дура и потому что выпила тридцать восемь стаканов пива. Ну, может, не тридцать восемь. Много.

Хотя дело не в этом, конечно.

Мы с Джебом вошли в дом, но разошлись в разные стороны из-за ссоры. В конце концов я оказалась в подвале с Чарли и другими парнями, а Джеб остался наверху. Потом мне сказали, что он смотрел там по телевизору фильм «Незабываемый роман»^[6] в компании каких-то киноманов. Это было бы смешно, если б не было настолько грустно.

А я играла в подвале в четвертаки с Чарли и другими парнями, и Чарли бесил меня, потому что он играл чертовски круто. Когда мы доиграли, он попросил меня поговорить с ним наедине, и я, как послушная дурочка, пошла за ним в комнату его старшего брата. Меня немного удивила его просьба, потому что мы с ним никогда раньше не говорили по душам. Но он все равно был из нашей компании. Чарли был высокомерным и льстивым, и вообще полный жопень он был, как выражался один кореец из нашей школы. Но Чарли есть Чарли. Выглядел он как модель из каталогов одежды, так что всегда выходил сухим из воды.

Чарли усадил меня на кровать в комнате своего брата и сказал, что ему нужен мой совет насчет Бренны, девочки из нашего класса, с которой он иногда встречался. Потом посмотрел на меня, как бы говоря: «Да, я знаю, что я красавчик», и вслух произнес:

— Джебу очень повезло, что он встречается с такой девушкой, как ты.

Фыркнув, я проговорила:

— Ну да, да, конечно.

— У вас проблемы? — продолжал Чарли. — Успокой меня, скажи, что у вас нет проблем. Вы такая чудесная пара.

— Ага, именно поэтому Джеб занимается черт знает чем наверху, а я сижу здесь, с тобой.

А почему я сижу здесь, с тобой? — помню, подумала я. И кто закрыл дверь?

Чарли говорил со мной сочувственно и обходительно и настоял, чтобы я подробно рассказала ему о том, что случилось, и, когда я расплакалась, он подсел ближе, чтобы меня утешить. Я противилась, но он прижался ртом к моим губам, и в конце концов я поддалась. Парень оказывал мне внимание — красивый, обаятельный парень, — и разве не все равно, что он не всерьез, а просто заигрывает?

Нет. Мне было не все равно. Даже предавая Джеба, я помнила об этом, и именно это убивало меня сейчас, когда я снова и снова вспоминала случившееся. О чем я тогда думала? У нас с Джебом были проблемы, но я все равно его любила. Я его любила тогда и люблю сейчас. И всегда буду его любить.

Вот только вчера, когда он не пришел в «Старбакс», Джеб ясно дал мне понять, что больше меня не любит.

(глава вторая)

Мой праздник жалости к себе прервал стук в окно. Мне потребовалась минута, чтобы вернуться к реальности. Снова послышался стук, и, приподнявшись с постели, я увидела, что напротив моего окна на сугробе стоят Теган, укутанная тепло, и Дорри, укутанная еще теплее. Они махали мне руками в варежках и глухими голосами звали выйти на улицу.

Я лениво слезла с постели и, когда почувствовала, что моя голова стала до странности легкой, тут же вспомнила, какой ужас сотворила со своими волосами. Вот черт! Я оглянулась, схватила с кровати одеяло и обернула его вокруг головы на манер тюрбана. Потом, придерживая край одеяла под подбородком, подошла к окну и резко открыла его.

— Выходи на танцпол! — раздался неожиданно громкий голос Дорри.

— Это не танцпол, — сказала я. — Это снег. Холодный, мерзлый снег.

— Он такой красивый, — заметила Теган. — Иди посмотри. — Она замолчала и удивленно посмотрела на меня из-под полосатой шерстяной шапки. — Адди? Почему у тебя на голове одеяло?

— Э-э-э… — промычала я и махнула им рукой. — Идите домой. Я лузер. От меня одни проблемы.

— Ох, не знаю, не знаю, — покачала головой Дорри. — Первое: ты звонила и сказала, что у тебя проблемы. Второе: мы пришли. Давай спускайся. Посмотри на чудо природы.

— Я пас.

— Оно поднимет тебе настроение, честное слово.

— Это невозможно. Прости.

Дорри закатила глаза:

— Такой ребенок… Пойдем, Теган.

Они спустились с сугроба, и спустя несколько секунд прозвенел дверной звонок. Я поправила одеяло на голове, чтобы оно больше напоминало тюрбан. Села на край кровати и притворилась дикаркой-кочевницей с ослепительно зелеными глазами и печальным выражением лица. Ведь кому как не мне знать все о печали.

Из холла донеслись голоса родителей:

— С Рождеством, девочки! Вы что, по снегу пешком сюда пришли?

И Дорри и Теган, как назло, решили ответить. Их веселый рождественский щебет раздражал меня все сильней и сильней, и вскоре мне захотелось закричать: «Эй, девчонки! Страдалица, которую вы пришли утешать, здесь, наверху!»

Наконец по лестнице взбежали две пары ног в колготках. Дорри ворвалась в мою комнату первой.

— Уф! — выдохнула она, убрав волосы с шеи и обмахнувшись рукой. — Если я сейчас не сяду, то взорвуся.

Дорри обожала говорить «взорвуся», это было ее любимое словечко, которое означало, что она сейчас взорвется. Еще она обожала вишневую газировку «Чируайн» и пончики и притворялась, что она из Земли обетованной — видимо, это такая земля, где жили евреи до того, как переехать в Америку. Дорри очень гордилась своим происхождением и даже называла свои роскошные кудри «еврейское афро». Когда я в первый раз услышала от нее эти слова, они меня напугали и рассмешили одновременно. И в этом вся Дорри.

Следом за Дорри вошла Теган с румянцем на щеках.

— Ох, вспотела вся вообще! — сказала она, сняв фланелевую блузку, которую носила поверх футболки. — Чуть не померла, пока сюда добралась.

— Это ты говоришь? Я пять тысяч миль тащилась до этого дома! — воскликнула Дорри.

— Ты имеешь в виду… шесть метров? — сказала Теган. И повернулась ко мне: — Сколько метров между вашими с Дорри домами? Шесть, правильно?

Я сурово посмотрела на нее. Они пришли сюда вовсе не для того, чтобы обсуждать глупости вроде расстояния между домами.

— Что это у тебя на башке? — сказала Дорри, плюхнувшись рядом со мной.

— Ничего, — ответила я, потому что об этом, как оказалось, мне тоже говорить не хотелось. — Я замерзла.

— Ага, конечно.

Дорри сдернула одеяло с моей головы и в ужасе ахнула:

— Что ты с собой сделала?!

— Вот спасибо, — проворчала я. — Ты хуже мамы.

— Фигасе, — произнесла Теган. — Не, ну фигасе…

— Так проблемы у тебя с волосами? — спросила Дорри.

— Вообще-то, нет.

— Ты уверена?

— Дорри! — осадила подругу Теган. — Это очень… мило, Адди. Очень смело.

Дорри фыркнула:

— Знаешь, что нужно делать, когда говорят, что у тебя смелая прическа? Идти в парикмахерскую и требовать вернуть деньги.

— Уйди, — сказала я и толкнула ее ногой.

— Эй!

— Ты груба со мной в трудную минуту, и на кровать тебе больше нельзя.

Я чуть напряглась, и — бац! — Дорри свалилась с постели.

— По-моему, ты мне копчик сломала, — пожаловалась она.

— Если ты сломала копчик, сядь на надувной пончик.

— Здесь нет надувных пончиков.

— Я к слову сказала…

— Я не груба с тобой в трудную минуту, — вставила Теган. И кивнула в сторону кровати: — Можно?

— Садись.

Теган села на место Дорри, а я вытянулась и положила голову ей на колени. Она принялась гладить меня по волосам, сначала робко, потом уверенней.

— Так… что происходит? — наконец спросила она.

Я молчала. Мне и хотелось, и не хотелось рассказать им обо всем. Забудьте про волосы, мои настоящие проблемы так ужасны, что о них без слез не расскажешь.

— О, нет, — проговорила Дорри. На ее лице, наверно, отразилось то, что я увидела на моем. — Ох, мамочки…

Рука Теган замерла.

— Что-то с Джебом?

Я кивнула.

— Ты его видела? — спросила Дорри.

Я мотнула головой.

— Ты с ним говорила?

Я снова мотнула головой.

Дорри подняла глаза, и я почувствовала, как между ними с Теган прошла какая-то искра. Теган толкнула меня в плечо, побуждая сесть.

— Адди, расскажи нам! — потребовала она.

— Я тупая, — прошептала я.

Теган положила руку мне на бедро, как бы говоря: «Мы здесь. Все хорошо».

Дорри наклонилась ко мне и уткнулась подбородком в мое колено.

— Однажды, давным-давно… — начала она.

— Однажды, давным-давно мы с Джебом были вместе, — жалко простонала я. — Я любила его, а он любил меня. А потом я все испортила.

— Катастрофа с Чарли… — вздохнула Дорри.

— Мы знаем, — сказала Теган, утешительно похлопав меня по спине. — Но это случилось неделю назад. В чем новые проблемы?

— Ну, кроме твоих волос, — прибавила Дорри.

Они ждали моего ответа. Ждали и ждали.

— Я написала Джебу письмо, — призналась я.

— О, нет! — воскликнула Дорри.

Она трижды стукнулась лбом о мое колено: бам-бам-бам.

— Я думала, ты даешь ему время, чтобы прийти в себя, — сказала Теган. — Ты же, кажется, говорила, что вам лучше пока не разговаривать, даже если это и будет очень тяжело. Помнишь?

Я беспомощно пожала плечами.

— Не хочу тебя расстраивать, но я думала, что Джеб теперь с Бренной, — сказала Дорри.

Я уставилась на нее.

— Ну, то есть нет, конечно, — поправилась она. — Ведь всего неделя прошла. Но она же с ним кокетничает, так? И, насколько мне известно, не сказать, что он ее отталкивает.

— Бренна, фу, — скривилась я. — Ненавижу Бренну.

— Я думала, Бренна снова с Чарли, — заметила Теган.

— Конечно, мы все не любим Бренну, — сказала Дорри, обращаясь ко мне. — Не в этом дело. — Она повернулась к Теган: — Мы хотели, чтобы она вернулась к Чарли, но этого не случилось.

— А-а-а, — понимающе произнесла Теган.

Выглядела она по-прежнему озадаченной.

Я вздохнула:

— Помните, чем хвасталась Бренна за день до зимних каникул? Как она все время повторяла, что на каникулах будет встречаться с Джебом?

— Я думала, мы решили, что она просто хочет, чтобы Чарли приревновал, — ответила Теган.

— Нуда, — кивнула Дорри, — но все равно. Если уж он строит планы…

— Ага, — сказала Теган. — Поняла. Если Джеб строит планы, то это серьезно.

— Я не хочу, чтобы Джеб строил планы с другой, особенно с этой псевдорастаманшей Бренной, — нахмурилась я.

Дорри выдохнула через нос:

— Адди, можно сказать тебе то, что тебе не понравится?

— Лучше не надо.

— Она все равно скажет, — заметила Теган.

— Понимаю, — ответила я. — Просто говорю, что лучше не надо.

— Это все из-за праздников. В праздники люди чувствуют себя одиноко, — заявила Дорри.

— Я вовсе не из-за этого одинока! — возмутилась я.

— Из-за этого. В праздники нам больше всего хочется быть нужными. А в твоем случае это вдвойне правда, потому что сегодня годовщина ваших с Джебом отношений. Я права?

— Вчера была. В Рождество, — подтвердила я.

— Ох, Адди… — сочувственно произнесла Теган.

— Думаешь, в Рождество пары по всему миру действительно снова воссоединяются? — сказала я, впервые задумавшись об этом. — Потому что Рождество, волшебство… а только потом все проходит… и снова фигово?

— Так что было в твоем письме? — произнесла Дорри тоном, который означал: «Давайте не будем отвлекаться от темы». — Просто поздравление с Рождеством?

— Не совсем.

— Тогда что ты написала?

Я мотнула головой:

— Это слишком больно вспоминать.

— Расскажи, расскажи, — настаивала Дорри.

Я встала с кровати:

— Ни за что. Но я вам покажу письмо. Сами прочитаете.

(глава третья)

Они прошли следом за мной к письменному столу, где нас весело ждал мой белый «МакБук», притворяясь, что он не принимает участия в моем унижении. Его украшали вздувшиеся наклейки с эмблемой шоколада «Чококэт», и мне следовало их отскрести, когда мы с Джебом расстались, потому что это он их мне подарил. Но я не смогла решиться.

Я открыла ноутбук и кликнула по ярлыку «Файрфокса». Зашла на «хотмэйл», открыла папку «Сохраненные письма», навела курсор на злополучное письмо, и внутри у меня все завязалось узлом. «Мокка латте?» — значилось в теме письма.

Дорри опустилась в кресло у компьютера и подвинулась, освобождая рядом место для Теган. Она щелкнула клавишей мышки, и на экране возникло письмо, которое я написала два дня назад, 23 декабря.

Привет, Джеб.

Знаешь, я сижу здесь, и мне страшно все это печатать.

Бред, правда. Как мне может быть страшно говорить с ТОБОЙ? Я столько раз переписывала это письмо с начала и все стирала, что меня от самой себя уже тошнит. Больше ничего стирать не буду.

Но кое-что мне правда хочется стереть из жизни — и ты знаешь, что это. Поцелуй с Чарли — моя большая ошибка. Мне жаль. Мне очень жаль. Конечно, я уже сто раз говорила тебе об этом, но я готова вечно это повторять.

Знаешь, как бывает в кино, когда кто-то делает что-то плохое, например изменяет девушке, а потом говорит: «Ничего не было! Она мне никто!»? То, что я сделала, — это не «ничего». Я причинила тебе боль, и мне нет оправдания.

Но Чарли мне правда никто. Я даже не хочу о нем говорить. Он пристал ко мне, и это… это было какое-то наваждение, вот и все. Мы с тобой тогда поссорились из-за глупостей, и мне, наверное, требовалось внимание, или я просто злилась, но его внимание было приятно. И я не подумала о тебе. Я думала только о себе.

Мне нелегко об этом говорить.

Чувствую себя паршиво.

Но хочу сказать: я сделала большую ошибку, но извлекла из этого урок.

Я изменилась, Джеб.

Я скучаю по тебе. Я люблю тебя. Если ты дашь мне еще шанс, буду любить тебя всем сердцем. Я знаю, это звучит глупо, но это правда.

Ты помнишь прошлое Рождество? Да, прости. Я знаю, помнишь. Я все время вспоминаю о нем. О тебе. О нас.

Давай выпьем по кружечке мокко в Рождество, Джеб. В три часа в «Старбаксе», как в прошлом году. Завтра у меня выходной, но я буду ждать тебя в большом фиолетовом кресле. Поговорим, и… надеюсь, не только поговорим.

Я знаю, что ничего не заслуживаю, но, если ты хочешь, я твоя.

ХОХО,^[7]

Я

Я поняла, что Дорри дочитала письмо: она развернулась и посмотрела на меня, прикусив губу. Теган же печально вздохнула, встала со стула и крепко меня обняла. И я расплакалась — это был настоящий приступ плача, который меня саму удивил.

— Адди, милая! — воскликнула Теган.

Я утерла сопли рукавом и тяжело вздохнула.

— О'кей, — сказала я, слабо улыбнувшись подругам. — Мне уже лучше.

— Неправда, — возразила Теган.

— Нет, мне не лучше, — повторила я и снова разрыдалась. Слезы были солеными и горячими, и я представила, как мое сердце тает.

Оно не растаяло. Только размякло по краям.

Глубокий вдох.

Глубокий вдох.

Глубокий, прерывистый вдох.

— Он тебе ответил? — поинтересовалась Теган.

— В полночь. Не вчера, а перед Рождеством. — Я сглотнула, моргнула и снова утерла нос. — После того как отправила ему письмо, я проверяла почту каждый час — но ничего. Так что я подумала: «Забудь. Ты дура, и ничего удивительного, что он тебе не ответил». Но потом решила проверить в последний раз, ну вы понимаете?

Они кивнули. Все девочки планеты Земля знали, что такое «проверить почту в последний раз».

— И? — произнесла Дорри.

Подавшись вперед, я протиснулась между ними и постучала по клавиатуре. На экране возникло ответное письмо Джеба.

«Адди…» — написал он, и в этом многоточии я чувствовала нерешительное молчание Джеба. Я представила, как он дышит, в раздумьях держа руки над клавиатурой. И наконец — так я себе представила — печатает: «Посмотрим».

— «Посмотрим»? — зачитала Дорри вслух. — Это все, что он написал? «Посмотрим»?

— Я знаю. Джеб в своем репертуаре.

Дорри хмыкнула.

— По-моему, «посмотрим» — вовсе не плохо, — заметила Теган. — Наверное, он просто не знал, что сказать. Он просто тебя очень сильно любит, Адди, и наверняка очень обрадовался, получив твое письмо, но потом, потому что он Джеб…

— Потому что он парень, — вмешалась Дорри, — Джеб сказал себе: «Не спеши, будь осторожен».

— Перестань, — попросила я.

Ее слова меня сильно ранили.

— Может быть, «посмотрим» означало именно это, — все равно сказала Теган. — Что он задумался над твоими словами. По-моему, это хорошо, Адди!

— Теган… — умоляюще произнесла я.

Выражение ее лица менялось: отражение надежды сменилось неуверенностью, потом волнением. Затем она перевела взгляд на мои розовые волосы.

Дорри, до которой такие вещи доходили быстрее, сказала:

— Сколько ты прождала в «Старбаксе»?

— Два часа.

Она кивнула на мою голову:

— А после этого ты…

— Не-а. У «Супер-Сэма», через дорогу.

— У «Супер-Сэма»? — повторила Дорри. — Ты с горя постриглась в парикмахерской, где выдают шарики и чупа-чупсы?

— Мне не дали ни чупа-чупс, ни шарик, — хмуро сказала я. — И вообще не хотели стричь, потому что я пришла перед самым закрытием.

— Не понимаю… — проговорила Дорри. И прибавила: — Знаешь, сколько девчонок удавились бы за твои волосы?

— Ну, пусть забирают, если они не против порыться в помойке.

— Кстати, я поняла, что розовый не так уж плох. Честное слово, — вставила Теган. — И я говорю это не потому, что хочу тебя утешить.

— Именно поэтому, — сказала я. — Какая разница? Сегодня Рождество, а я одинока…

— Ты не одинока, — возразила Теган.

— И я всегда буду одинока…

— Как ты можешь быть одинока, если мы прямо сейчас рядом с тобой?

— И Джеб… — Мой голос дрогнул. — Джеб меня больше не любит.

— Не могу поверить, что он не пришел! — Теган покачала головой. — Это совсем не похоже на Джеба. Тебе не кажется, что он пришел бы, даже если б не хотел, чтобы вы были вместе?

— Но почему он не хочет снова быть вместе? — сказала я. — Почему?

— Ты уверена, что это не какая-то ошибка? — потребовала ответа Теган.

— Не надо, — предостерегла ее Дорри.

— Чего не надо? — фыркнула Теган. И повернулась ко мне: — Ты точно уверена, что он тебе не звонил?

Я взяла с прикроватной тумбочки мобильник и швырнула его ей:

— Сама посмотри.

Она сняла блокировку, зашла в историю звонков и стала читать вслух:

— Я, Дорри, дом, дом, снова дом…

— Это мама пыталась понять, куда я запропастилась.

Теган нахмурилась:

— Восемь-ноль-четыре, пять-пять-пять, три-шесть-три-один. Это чей номер?

— Ошиблись номером, — сказала я. — Я ответила, но там была тишина.

Она нажала клавишу и поднесла телефон к уху.

— Что ты делаешь? — удивилась я.

— Звоню тому, кто звонил тебе. Может, Джеб звонил тебе с чужого телефона?

— Это не он, — произнесла я с уверенностью.

— Восемьсот четыре — код Вирджинии, — подала голос Дорри. — Джеб тайно уехал в Вирджинию?

— Нет, — ответила я.

Это Теган пыталась ухватиться за соломинку, а не я. Но когда она подняла палец, призывая нас помолчать, мое сердце все равно забилось быстрее.

— Алло, — сказала Теган. — Простите, а кто это звонит?

— Это ты им позвонила, дуреха, — заметила Дорри.

Теган покраснела.

— Извините, — продолжала она. — Я хотела сказать: «С кем я говорю»?

Дорри подождала примерно полсекунды.

— Ну? Кто это?

Теган помахала рукой, что означало: «Тсс, не отвлекай».

— Я? — сказала она таинственному незнакомцу. — Нет, это безумие. И если бы я выбросила телефон в сугроб, стала бы я…

Поморщившись, Теган отняла телефон от уха. Из динамика послышались писклявые голоса, похожие на голоса персонажей из «Элвина и бурундуков».^[8]

— Сколько вам лет? — снова заговорила Теган. — Эй, хватит передавать телефон по кругу! Я хочу знать только… Простите, может, перейдем к… — У нее отвисла челюсть. — Нет! Ни за что. Все, я отключаюсь, а вы… идите на качелях покачайтесь.

Она завершила вызов.

— Нет, вы представляете? — возмущенно сказала она, глядя на нас с Дорри. — Им восемь лет — восемь! — и они хотят, чтобы я научила их целоваться с мальчиками по-французски. Их срочно пора перевоспитать.

Мы с Дорри переглянулись. Дорри повернулась к Теган:

— Адди звонила восьмилетняя девочка?

— И не одна. Там их целая стая, и все кудахчут. Кудах-тах-тах. — Она тряхнула головой. — Надеюсь, мы в их возрасте не были такими противными.

— Теган, — укоризненно сказала Дорри, — переходи к делу, детка. Ты узнала, почему эта стая восьмилеток звонила Адди?

— А. Ну да, извини. Не думаю, что звонили они. Малявки сказали, что телефон чужой, они подобрали его всего пару часов назад. Какая-то девушка выбросила его в сугроб.

— Чего? — Дорри вскинула брови.

У меня зачесались ладони. Мне совсем не понравилось услышать об этой девушке.

— Да объясни, в чем дело, — потребовала я.

— Ну, — сказала Теган, — я не уверена, что они знают, о чем говорят, но они сказали, что та девушка…

— Которая выбросила телефон? — перебила ее Дорри.

— Ага. Они сказали, что она была с парнем, и они сразу поняли, что это любо-о-овь, потому что парень «смачно чмокнул» девушку. А потом они попросили меня научить их целоваться по-французски!

— По телефону нельзя научить целоваться по-французски, — сказала Дорри. — К тому же им по восемь! Это же дети! Им ни к чему целоваться по-французски, точка. «Смачно чмокнул»?.. Боже мой!

— Теган, — сказала я, — парень, о котором они говорили, это Джеб?

Веселье сошло с лица Теган у меня на глазах. Она прикусила губу, снова разблокировала мой телефон и повторила вызов.

— Я позвонила не для того, чтобы с вами трепаться, — тут же сказала она, отняла телефон от уха, морщась, и снова поднесла обратно. — Нет! Тс-с-с! У меня к вам один и только один вопрос. Тот парень с девушкой… как он выглядел?

В динамике телефона стрекотали бурундуки, но разобрать слов я не могла. Я наблюдала за выражением лица Теган и грызла ноготь на большом пальце.

— Ага, — кивнула Теган. — Да? Ой, это так мило!

— Теган, — процедила я сквозь зубы.

— Мне пора, пока, — сказала Теган и прервала соединение. Она повернулась ко мне: — Это точно не Джеб, потому что тот парень кудрявый. Так что… ура! Дело раскрыто!

— А почему ты сказала «это так мило»? — обратилась к ней Дорри.

— Они сказали, что после того, как он поцеловал девушку, которая выбросила телефон, парень исполнил дурацкий радостный танец, поднял вверх кулак и прокричал: «Джубили!»

Дорри округлила глаза, и на лице ее читалось: «Ох, жуть какая».

— Что? — пожала плечами Теган. — Разве тебе самой не хотелось бы, чтобы твой парень вскричал «Джубили!» после поцелуя?

— Может, они просто только что съели десерт? — предположила я.

Подруги посмотрели на меня.

Я посмотрела на них:

— Ну, вишневый десерт. Вишенки «джубили». Поняли?

Дорри снова повернулась к Теган.

— Нет, — сказала она, — мне бы не хотелось, чтобы мой парень кричал «Джубили!» из-за моей вишенки.

Теган захихикала, но, увидев, что я не смеюсь, осеклась.

— Но это точно не Джеб, — повторила она. — Разве это не здорово?

Я не ответила. Мне не хотелось, чтобы Джеб целовал незнакомых девушек в Вирджинии, но, если бы поцелуйный патруль восьмилеток что-то знал о Джебе, я бы с удовольствием их выслушала. Ну, предположим, они увидели бы не кудрявого парня, который не целовал бы девушку, а застрял бы в туалете, например. Если бы поцелуйный патруль рассказал об этом Теган, то для меня это были бы хорошие новости, потому что я узнала бы, что у Джеба имелся повод не прийти на встречу со мной.

Хотя я конечно же вовсе не хотела, чтобы Джеб застрял в туалете.

— Адди? Ты в порядке? — спросила Теган.

— Вы верите в волшебство Рождества? — спросила я в свою очередь.

— А? — произнесла Теган.

— Я не верю. Я еврейка, — заявила Дорри.

— Да, знаю, — кивнула я. — Прости, что-то туплю.

Теган посмотрела на Дорри:

— Ты веришь в волшебство Хануки?

— Чего?

— А! Знаю! В ангелов! — воскликнула Теган. — Вы верите в ангелов?

Теперь уже мы с Дорри уставились на нее.

— Ты первая об этом заговорила, — обращаясь ко мне, сказала Теган. — Волшебство Рождества, волшебство Хануки, волшебство праздников… — Она вытянула руки ладонями вверх, намекая на то, что вывод очевиден. — Ангелы.

Дорри фыркнула. Я фыркать не стала, наверное, потому, что моему одинокому сердцу хотелось именно встречи с ангелом, хотя мне и не хотелось произносить это слово.

— В прошлом году на Рождество, после того как он поцеловал меня в «Старбаксе», Джеб пришел ко мне домой, и мы с ним, мамой, папой и Крисом смотрели фильм «Эта прекрасная жизнь», — сказала я.

— А, я видела это кино, — сказала Дорри. — Там Джеймс Стюарт собирается спрыгнуть с моста, потому что ему жить надоело?

Теган указала на меня пальцем:

— Да, а ангел его отговаривает.

— Вообще-то, тогда Кларенс еще не был ангелом, — уточнила Дорри. — Чтобы стать ангелом, ему нужно было спасти Джеймса Стюарта, доказать тому, что стоит жить. У Кларенса все получилось, и он получил крылья!..

— Да, я помню, — подхватила Теган. — Там в самом конце еще был серебряный колокольчик на елке, и он такой: «Дзинь-бзинь», хотя его никто не трогал.

— «Дзинь-бзинь»? Теган, ты меня убиваешь, — засмеялась Дорри.

— И дочурка Джеймса Стюарта сказала: «Учительница говорит, что каждый раз, когда звонит колокольчик, ангел получает крылья», — закончила Теган.

И радостно вздохнула.

Дорри развернула стул, и теперь они с Теган смотрели на меня. Теган потеряла равновесие, но схватилась за подлокотник и удержалась на стуле.

— Волшебство Рождества, волшебство Хануки, «Эта прекрасная жизнь», — проговорила Дорри, удивленно подняв брови. — Адди, может, объяснишь, как все это связано?

— Не забудь про ангелов, — подсказала Теган.

Я села на край кровати:

— Я знаю, что поступила ужасно, и знаю, что сделала Джебу очень, очень, очень больно. Но я раскатаюсь. Разве это ничего не значит?

— Ну конечно значит, — сказала Теган, желая меня утешить.

К горлу подступил комок. Я боялась взглянуть на Дорри, потому что знала: она закатит глаза.

— Если это правда… — Слова почему-то давались мне с трудом. — Если это правда, то где же мой ангел?

(глава четвертая)

— Ангелы, шмангелы, — проговорила Дорри. — Забудьте про ангелов.

— Нет, не забывайте про ангелов, — сказала Теган, щелкнув Дорри по носу. — Ты же только притворяешься Гринчем,^[9] да? Ты же не серьезно.

— Я не Гринч, — ответила Дорри. — Я реалистка.

Теган поднялась со стула у компьютера и села рядом со мной.

— То, что Джеб тебе не позвонил, еще ни о чем не говорит. Может, он уехал в заповедник, к папе. Разве он не говорил, что в запе плохая связь?

Джеб приучил нас называть заповедник «запом», потому что это звучало круто и по-свойски. Но когда Теган назвала его так, я только сильнее расстроилась.

— Джеб правда ездил в зап, — сказала я. — Но он уже вернулся. Гадкая Бренна в понедельник заявилась в «Старбакс» с Мэдоу и выложила все планы Джеба на рождественские каникулы, пока стояла в очереди. Она сказала: «Так жалко, что Джеб уехал! Но в Рождество он приедет обратно на поезде. Наверное, встречу его на вокзале».

— Ты поэтому написала ему по электронной почте? — предположила Дорри. — Потому что слышала, как Бренна о нем говорила?

— Не поэтому, хотя это и связано. — Мне не нравилось, как она на меня смотрела. — И что?

— Может, он где-то застрял из-за метели? — в свою очередь предположила Теган.

— И все еще не выбрался? И не позвонил потому, что выбросил телефон в сугроб, как та девушка? И компьютером он воспользоваться не может, потому что ночует в собственноручно построенном иглу и там нет электричества?

Теган нервно пожала плечами:

— Наверное.

— В голове не укладывается, — вздохнула я. — Он не пришел, не позвонил, не написал. Вообще ничего не сделал.

— Может, он просто хотел разбить твое сердце так, как ты разбила сердце ему, — заключила Дорри.

— Дорри! — У меня снова слезы брызнули из глаз. — Зачем ты такое говоришь?!

— Или нет. Я не знаю. Но Эддс… ты сделала ему очень больно.

— Знаю! Я сама только что об этом сказала!

— Ты нанесла ему ужасную, глубокую, незаживающую рану. Как Хлоя, когда она бросила Стюарта.

Хлою Ньюланд и Стюарта Вайнтрауба в грейстаунской школе знали все: Хлоя изменяла Стюарту, а Стюарт никак не мог ее забыть. И угадайте, где они расстались? В «Старбаксе». Хлоя целовалась с другим парнем — в туалете! развратница! — а потом пришел Стюарт, и все произошло у меня на глазах.

— Ого, — выдохнула я.

Сердце заколотилось, потому что я вспомнила, что в тот день ужасно разозлилась на Хлою. Я подумала, что так изменять своему парню — это… бессердечно. Я велела ей уйти, и Кристине пришлось провести со мной воспитательную беседу. Она сказала, что в будущем мне не следует выгонять из «Старбакса» клиентов только за то, что они ведут себя как бессердечные сучки.

— Ты говоришь… — Я пыталась понять, что означало выражение лица Дорри. — Ты говоришь, что я — Хлоя?

— Конечно нет! — вмешалась Теган. — Она не говорит, что ты — Хлоя. Она говорит, что Джеб — Стюарт. Правильно, Дорри?

Дорри не ответила. Я знала, что ей жалко Стюарта, потому что все девочки в нашем классе его жалели. Он был милым мальчиком, а Хлоя обращалась с ним как с тряпкой. Но Дорри сочувствовала ему не только поэтому: кроме нее, Стюарт был единственным евреем в нашей школе, и между ними было что-то вроде родства.

Я сказала себе, что Дорри заговорила о Стюарте и Хлое именно поэтому. И что она вовсе не хотела сравнивать меня с Хлоей. Та была не просто бессердечной сучкой, она еще и красила губы красной помадой, которая ей не шла совершенно.

— Бедный Стюарт, — проговорила Теган. — Мне так хочется, чтобы он нашел девушку, которая заслуживает такого парня, как он.

— Да, да, — кивнула я. — Я обеими руками за то, чтобы Стюарт нашел настоящую любовь. Вперед, Стюарт! Но, Дорри, повторяю вопрос: ты говоришь, что в этой ситуации я — Хлоя?

— Нет, — коротко сказала Дорри.

Она зажмурилась и потерла лоб, как будто у нее заболела голова, а потом опустила руку и посмотрела мне в глаза:

— Аделина, я люблю тебя и всегда буду любить, но…

У меня по спине побежали мурашки. После слов «Я люблю тебя, но…» ничего хорошего ждать не приходилось.

— Но что?

— Ты зацикливаешься на своих проблемах. Это со всеми бывает, я не говорю, что мы так не делаем. Но ты сделала из этого целое искусство. И иногда…

Я встала с кровати и снова обмотала одеяло вокруг головы и прихватила его рукой под подбородком:

— Да?

— Ну, иногда ты беспокоишься о себе сильнее, чем о других.

— Значит, ты говоришь, что я Хлоя! Ты говоришь, что я эгоистичная, бессердечная сучка!

— Ты не бессердечная, — поспешно сказала Дорри. — Вовсе не бессердечная.

— И ты не… — Теган перешла на шепот. — Ну, ты понимаешь. Ты вовсе не такая.

Я заметила, что ни одна, ни другая не стала спорить с тем, что я «эгоистичная».

— Ох… — Я покачала головой. — У меня проблемы, а мои лучшие подруги сговариваются и нападают на меня!

— Мы на тебя не нападаем! — возразила Теган.

— Простите, я вас не слышу, — заявила я. — У меня приступ эгоизма.

— Нет, ты нас не слышишь, потому что у тебя одеяло на башке! — сказала Дорри. Она подошла ко мне. — Я думаю…

— Ла-ла-ла! Я тебя не слышу!

— …что вам с Джебом не стоит быть вместе, если ты не уверена.

Мое сердце бешено колотилось. Я находилась в собственной комнате с лучшими подругами и до смерти боялась того, что собиралась сказать мне одна из них.

— Уверена в чем? — процедила я.

Дорри стянула с меня тюрбан.

— В своем мейле ты написала, что изменилась, — осторожно заговорила она. — Но я сомневаюсь, что ты изменилась на самом деле. Ну, заглянула ли ты себе в душу, чтобы понять, что именно тебе нужно изменить?

Перед глазами у меня пошли пятна. Вполне возможно, что это гипервентиляция и я скоро упаду в обморок, ударюсь головой и умру, залив алой кровью одеяло.

— Уходи! — Я указала Дорри на дверь.

Теган съежилась.

— Адди… — сказала Дорри.

— Я серьезно — уходи. Мы с Джебом не вместе, так? Потому что он не пришел. Так какая разница, изменилась ли я «на самом деле» или нет? Никакой чертовой разницы!

Дорри подняла руки вверх:

— Ты права. Я дура. Не вовремя это сказала.

— Ну, еще бы. А еще притворяешься моей подругой!

— Она и есть твоя подруга, — заметила Теган. — Прекратите ссориться, а?

Я отвернулась и краем глаза заметила свое отражение в зеркале комода. На мгновение я себя даже не узнала: не мои волосы, хмурое, не мое лицо, страдальческие, не мои глаза. Что это за психованная девчонка? — подумала я.

Я почувствовала, как на мое плечо опустилась рука.

— Адди, прости, — сказала Дорри. — Я наговорила всякой фигни, как обычно. Просто я… — Она осеклась, и на этот раз я не сказала: «Ты просто что?» — Прости, — повторила она.

Я впилась пальцами в одеяло и спустя несколько бесконечных секунд едва заметно кивнула. Но все равно ты дура, мысленно проговорила я, хотя и знала, что это не так.

Дорри сжала мое плечо, а потом его отпустила:

— Нам, наверное, пора идти, правда, Теган?

— Ну, наверное, — отозвалась та, теребя край своей футболки. — Только я не хочу, чтобы наша встреча закончилась плохо. Сегодня ведь Рождество.

— Оно уже плохо закончилось, — пробормотала я.

— Ничего подобного, — робко улыбнулась Дорри. — Мы помирились. Правда, Адди?

— Я не об этом, — сказала я.

— Стойте! — воскликнула Теган. — Хочу рассказать вам кое-что хорошее — кое-что, совсем не связанное с грустью, разбитыми сердцами и ссорами. — Она умоляюще посмотрела на нас. — Вы меня выслушаете?

— Конечно, — ответила я. — Ну, я выслушаю. Насчет Гринча не знаю.

— Хорошие новости я с удовольствием послушаю, — сказала Дорри. — Они о Гаврииле?

— Гавриил? Кто такой Гавриил? — удивилась я. — Потом вспомнила: — А! Гавриил!

Я не стала смотреть на Дорри, потому что не хотела, чтобы она воспользовалась этим как доказательством того, что я думаю только о себе.

— Как раз перед тем, как мы сюда пошли, мне сообщили офигительнейшие новости, — начала Теган. — Я просто не хотела о них говорить, пока мы разбираемся с проблемами Адди.

— По-моему, мы разобрались с проблемами Адди, — заметила Дорри. И обратилась ко мне: — Адди? Мы разобрались с твоими проблемами?

Мы никогда не разберемся с моими проблемами, подумала я.

Потом села на пол, потянула Теган за руку, понуждая ее сесть рядом, и даже не забыла оставить место для Дорри.

— Ну, расскажи нам свои хорошие новости, — сказала я.

— Это новости про Гавриила, — объявила Теган и улыбнулась. — Завтра он уже будет дома!

(глава пятая)

— Я сделала ему кроватку, — рассказывала Теган. — Приготовила игрушечного поросенка, с которым ему будет уютно, и виноградную жвачку, десять штучек.

— Точно, Гавриил обожает виноградную жвачку! — сказала Дорри.

— Свиньи едят жвачку? — удивилась я.

— Не едят, а жуют, — уточнила Теган. — У меня есть для него одеялко, поводок и поросячий туалет. Все есть, ну разве что кроме грязи, чтоб валяться, но ведь он и в снегу может поваляться, правда?

Мне пришлось силой заставить себя забыть о виноградной жвачке.

— Почему бы и нет? — сказала я. — Теган, это здорово!

Ее глаза сияли.

— У меня будет поросенок, свой собственный поросенок, и все благодаря вам!

Я не смогла удержаться от улыбки. У милашки Теган была еще одна невероятно трогательная черта.

Она обожала свинок.

Действительно обожала свинок. Если уж она говорит, что хрюшки жуют жвачку, — значит, они ее жуют. Кому об этом знать, как не Теган.

Комната Теган была настоящим свиноцентром: фарфоровые свинки, хрустальные свинки, резные деревянные свинки, куда ни посмотри. Каждое Рождество мы с Дорри дарили ей новую свинку для коллекции. (Конечно же мы с Теган дарили подарки Дорри и на Хануку. На этот раз мы заказали ей на клевом сайте «Дочери раввина» белую футболку с черными рукавами и надписью «Есть хуцпа?»)^[10]

Теган давно хотела завести настоящую домашнюю свинку, но ее родители были против. Ее папа воображал себя великим юмористом, и поэтому в ответ на просьбу дочери он обычно хрюкал и говорил:

— Когда у свиней крылья отрастут, солнышко.

Мама Теган была не такая противная, но тоже несговорчивая.

— Теган, тот милый поросеночек, о котором ты мечтаешь, вырастет и будет весить четыреста килограммов, — сказала она.

Я понимала, что она права. Четыреста килограммов — это же целых восемь Теган! Заводить питомца, который весит в восемь раз больше тебя, не самая разумная идея.

Но потом Теган нашла — барабанная дробь! — карликовых декоративных свинок, мини-пигов. Они безумно милые. В прошлом месяце Теган показала нам с Дорри сайт про них, и мы вместе охали и ахали, глядя на фотографии малюсеньких хрюшек, которые, представьте, умещаются в чайную чашку. Больше двух килограммов они не набирают, а значит, мини-пиги в двадвать пять раз легче Теган. Всяко лучше, чем хрюндель в четыреста килограммов.

Теган поговорила с заводчиком свиней, а потом с ним поговорили ее родители. А мы с Дорри в это время поговорили с другой разводительницей хрюшек.

Когда родители Теган дали официальное согласие, все было уже решено: последняя из карликовых свинок нашей заводчицы была оплачена и закреплена за новой владелицей.

— Девчонки! — взвизгнула Теган, когда мы ей об этом сообщили. — Вы лучшие подруги в мире! Но… что если мои родители были бы против?

— Нам пришлось рискнуть, — ответила Дорри. — Карликовых свинок очень быстро раскупают.

— Это правда, — подтвердила я. — Они просто разлетаются с прилавков.

Дорри застонала, и это меня взбесило.

Я взмахнула руками, как крыльями, со словами:

— Лети! Лети домой, поросеночек!

Мы были уверены, что Гавриил, если можно так выразиться, уже летел домой. На прошлой неделе Теган узнала от заводчицы свинок, что Гавриила отняли от свиноматки, и Теган и Дорри собрались поехать на свиноферму «Фэнси Нэнси», чтобы его забрать. Свиноферма располагалась в Мэгги-Вэлли, в трех сотнях километров от нас, но подружки легко могли успеть за день съездить туда и обратно.

А потом началась метель. Прощай, план.

— Нэнси сегодня звонила, и угадай, что она сказала? — обратилась ко мне Теган. — Дороги в Мэгги-Вэлли не так уж и замело, так что она решила поехать в Эшвилль на Новый год. А раз уж Грейстаун находится у нее на пути, она заедет в «Мир питомцев» и оставит Гавриила там. Я уже завтра смогу его забрать!

— В «Мир питомцев» напротив «Старбакса»? — спросила я.

— Зачем? — сказала Дорри. — Разве нельзя сразу привезти его к тебе домой?

— Нельзя, потому что дороги еще не расчистили, — ответила Теган. — Хозяин магазина — приятель Нэнси, он оставит ей ключ. Нэнси сказала, что прикрепит к переноске с Гавриилом записку: «Не отдавать эту свинку на усыновление никому, кроме Теган Шепард»!

— «Не отдавать эту свинку на усыновление»? — удивилась я.

— Так говорят в этом магазине. Не «продать», а «отдать на усыновление», — пояснила Дорри. — И слава богу, что Нэнси оставила записку. Ведь магазин уже наверняка осаждают тысячи покупателей, которым не терпится заполучить поросенка размером с чайную чашку.

— Ой, да помолчи, — сказала Теган. — Я поеду в город и заберу его в ту же секунду, как только дорогу расчистят. — Она сложила руки в молитвенном жесте. — Пусть наш район расчистят раньше остальных, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

— Размечталась, — язвительно произнесла Дорри.

И тут меня осенило.

— Слушайте, — сказала я, — мне завтра на работу в первую смену, папа разрешит мне поехать на «эксплорере».

Дорри, вскинув руки и сжав кулаки, изобразила силача со словами:

— У Адди есть «эксплорер»! Ей не нужен снегоочиститель!

— Вот именно, «эксплорер» — это круто, — сказала я. — Не то, что хилый «сивик».

— Эй, не обижайте «сивик», — возмутилась Теган.

Дорри издевательски улыбнулась:

— Дорогая, ну как же нам не обижать «сивик»?..

— Короче, — прервала ее я, — если нужно зайти за Гавриилом, то я с радостью.

— Правда? — обрадовалась Теган.

— А «Старбакс» вообще работать-то будет? — скептически произнесла Дорри.

— Ни в дождь, ни в снег, ни в град не закроет двери «Старбакс», — отчеканила я.

— Это девиз почтальонов, а не «Старбакса», — возразила Дорри.

— Да, но, в отличие от почтальонов, «Старбакс» выполняет обещания. Они будут работать, я тебе гарантирую.

— Адди, там сугробов в три метра намело.

— Раз Кристина сказала, что мы будем работать, значит, будем. — Я повернулась к Теган: — Завтра поеду в город рано утром и смогу забрать Гавриила.

— Ура! — вскричала Теган.

— Погоди, — сказала мне Дорри. — Ты ничего не забыла?

Я наморщила лоб.

— Натан Кругл, — напомнила она. — Работает в «Мире питомцев» и на дух не переносит тебя?

У меня опустились руки. Со всеми этими разговорами о поросятах я совсем забыла о Натане. Как я могла забыть о Натане?

Я подняла голову:

— Ну что за пессимизм? С Натаном я разберусь — если он вообще завтра работает, что вряд ли. Наверняка уехал на какой-нибудь очередной слет фанатов «Звездного пути».

— Ну вот, ты уже придумываешь отговорки, — заметила Дорри.

Поиск по сайту: