Марта 1992. Здесь, наконец, становится чуть теплее, и люди в коридорах стали вежливее

Дорогой друг,

Здесь, наконец, становится чуть теплее, и люди в коридорах стали вежливее. Не именно ко мне, просто в общем. Я написал для Билла сочинение по «Уолдену», но в этот раз сделал его не таким, как обычно. Я написал не отзыв о книге. Я писал рассказ от лица человека, который два года провёл у озера. Как будто я сам жил за счёт земли и в гармонии с ней. Если честно, прямо сейчас мне даже нравится такая идея.

С той ночи с Мэри Элизабет всё изменилось. Началось это в понедельник в школе, где Сэм с Патриком широко мне улыбнулись. Мэри Элизабет рассказала им, что мы провели вместе ночь, чему я совершенно не обрадовался, но Сэм с Патриком это показалось прекрасным, и они были очень рады за нас. Сэм всё время повторяла:

— Не могу поверить, что раньше до этого не додумалась. Ребят, вы прекрасно смотритесь вместе.

Думаю, Мэри Элизабет тоже так считает, потому что ведёт она себя совершенно по-другому. Теперь она всегда очень любезна, но у меня такое ощущение, что это неправильно. Не знаю, как это описать. Например, мы с Сэм и Патриком курим в конце школьного дня и все вместе что-нибудь обсуждаем, пока не отправляемся по домам. Потом, когда я прихожу домой, мне сразу же звонит Мэри Элизабет и спрашивает, как мои дела.

А я не знаю, что ей и сказать, ведь единственная новость, с тех пор как мы не виделись — то, что я пришёл домой, что не очень-то знаменательно. Но я всё равно описываю ей, как шёл домой. Потом она долго, и не прекращая, болтает. Она делала это всю неделю. А ещё убирала пух с моей одежды.

Однажды, два дня назад, она говорила о книгах, в том числе и о некоторых, которые я читал. И когда я сказал ей, что читал их, она начала задавать мне очень длинные вопросы, которые, вообще-то, были скорее её мыслями со знаком вопроса на конце. Я только и мог отвечать, что «да» или «нет». Честное слово, вставить что-то ещё она мне попросту не давала. Потом она начала рассказывать о своих планах насчёт колледжа, которые я уже слышал, так что я отложил трубку и сходил в туалет, а когда вернулся, она всё ещё говорила. Знаю, так поступать некрасиво, но я подумал, что если не передохну, то сделаю что-нибудь ещё хуже. Накричу на неё, например, или брошу трубку.

Ещё она постоянно говорит про диск Билли Холидей, который купила мне. Она говорит, что хочет открыть для меня все эти прекрасные вещи. И если честно, я не хочу открывать все эти прекрасные вещи, если это означает, что мне придётся постоянно выслушивать рассуждения Мэри Элизабет обо всех прекрасных вещах, которые она мне открыла. Такое ощущение, что из самой Мэри Элизабет, меня и прекрасных вещей её волнует только первое. Я этого не понимаю. Если бы я подарил кому-то диск, то сделал бы это, чтобы им наслаждались, а не чтобы потом всю жизнь помнили, что подарил его именно я.

Потом был ужин. Каникулы закончились, и мама спросила, не хотелось бы мне пригласить на ужин Сэм и Патрика, как она и обещала, после того как я сказал ей, что они оценили её вкус в одежде. Я был так взволнован! Я сказал об этом Патрику и Сэм, и мы договорились встретиться в воскресенье вечером, и примерно через два часа Мэри Элизабет подошла ко мне в холле и спросила:

— В какое время прийти?

Я не знал, что делать. Я хотел позвать только Сэм и Патрика. Я с самого начала так задумал. И я даже не приглашал Мэри Элизабет. Думаю, я знаю, почему она решила, что я и её приглашу, но она даже не подождала. Не намекнула. Ничего.

Так что за ужином — ужином, за которым я хотел, чтобы мама с папой поняли, какие Патрик и Сэм милые и отличные ребята, — Мэри Элизабет трещала без остановки. Хотя это была не только её вина. Мама с папой задавали ей больше вопросов, чем Сэм или Патрику. Наверное, потому что я хожу с Мэри Элизабет на свидания, и им интереснее узнать о ней, чем о моих друзьях. Наверное, это для них важно. Но всё же. Такое ощущение, будто Сэм с Патриком они в упор не видели. В этом-то всё и дело. Когда обед закончился и они ушли, мама сказала лишь, что Мэри Элизабет умная, а папа — что у меня красивая «подружка». Они ничего не сказали про Сэм и Патрика. А ведь от этого вечера я только и ждал, чтобы они познакомились с моими друзьями. Для меня это было очень важно.

Что касается секса, это тоже странно. После той первой ночи у нас была ещё одна, и мы, по сути, делали то же, что и в первый раз, разве что не было огня и диска Билли Холидей, потому что мы были в машине, и всё развивалось очень быстро. Может, так и должно быть, но у меня нет ощущения, что это правильно.

Моя сестра начала читать все эти книги о женщинах, с тех пор как сказала своему бывшему парню, что её беременность была ложным сигналом, и он хотел снова быть вместе с ней, но она сказала «нет».

Так что я рассказал ей о наших отношениях с Мэри Элизабет (опустив наш сексуальный опыт), потому что знал, что она даст объективный совет, особенно учитывая то, что после званого ужина она осталась беспристрастной. Сестра сказала, что Мэри Элизабет страдает от низкой самооценки, но я напомнил ей, что то же самое она говорила в ноябре о Сэм, когда та начала встречаться с Крейгом, а ведь Сэм совсем другая. Не может же всему виной быть низкая самооценка, правда?

Сестра попыталась всё мне разъяснить. Она сказала, что открывая мне все эти прекрасные вещи, Мэри Элизабет занимает «более высокое положение», которое не понадобилось бы ей, если бы она была уверена в себе. Она также сказала, что люди, которые всё время хотят сами контролировать ситуацию, боятся, что если они не будут этого делать, всё выйдет не так, как они задумали.

Не знаю, правда это или нет, но мне почему-то стало грустно. Не из-за Мэри Элизабет. И не из-за себя. Просто в целом. Потому что я подумал, что совершенно не знаю Мэри Элизабет. Я не имею в виду, что она меня обманывала, но она вела себя совершенно по-другому, пока я не узнал её получше, и если на самом деле она не такая, какой была вначале, лучше бы она сразу мне сказала. Но, может быть, она осталась такой же, какой всегда была, просто я этого не понимаю. Я просто не хочу быть очередной проектом, которым Мэри Элизабет руководит.

Я спросил сестру, что мне делать, и она сказала, что лучше всего быть честным в своих чувствах. Мой психиатр сказал то же самое. И потом мне стало очень грустно, потому что я подумал, что, может быть, я тоже стал не таким, каким Мэри Элизабет видела меня вначале. И, может быть, я обманываю её, не признаваясь, что постоянно слушать её, не имея возможности сказать что-то в ответ — трудно. Но я просто стараюсь быть любезным, как мне советовала Сэм. Не знаю, где я ошибся.

Я попытался позвонить брату, чтобы спросить об этом, но его сосед по комнате сказал, что он занят школьными делами, так что я решил не оставлять ему сообщение, чтобы не отвлекать от работы. Вместо этого я отправил ему по электронной почте своё сочинение по «Уолдену», чтобы он мог показать его своей девушке. Потом, может быть, если у них будет время, они могли бы его прочитать, и мы бы вместе его обсудили. И я мог бы у них обоих спросить, что мне делать с Мэри Элизабет, ведь у них хорошие отношения, и они должны знать, чем мне помочь. Даже если мы и не поговорим об этом, я бы всё равно с радостью познакомился с девушкой брата. Пусть даже по телефону. Однажды я видел её на видеозаписи одного из футбольных матчей брата, но это не одно и то же. Хоть она и была очень красивой. Но она не необыкновенная. Не знаю, зачем я тебе всё это говорю. Я лишь надеюсь, что Мэри Элизабет будет спрашивать у меня что-нибудь кроме того, как мои дела.

С любовью, Чарли.

Поиск по сайту: